Ребенок Бриджит Джонс. Дневники Филдинг Хелен

Марк: Это хорошо.
Я: Да.
Марк Дарси: Это хорошо.
Я: Да.
Марк Дарси: Ну, значит, до свидания.
Я: Да, до свидания.
Мы обернулись к разным барменам. Я сказала:
– Пожалуйста, бокал белого вина.
И услышала голос Марка:
– Мартини с водкой.
– Большой бокал, – уточнила я.
– Тройной мартини, я хотел сказать, – уточнил Марк.
– В смысле, очень большой бокал.
– А еще виски, пожалуйста, – добавил Марк.
Потом мы, как идиоты, ждали заказов, стоя друг к другу спиной. А потом набравшиеся папаши переключили внимание на Марка.
– Дарсииииии! Каким ветром тебя сюда занесло, сукин ты сын! Свалился нам на головы прямо с вертолета!
– Я просто был, гм, на очень важной встрече в МИДе.
Бармен подвинул мне бокал вина. Я сделала гигантский глоток и стала прикидывать, как бы незаметно свалить.
– Ну что, Дарси, поди, холостая жизнь – не сахар? – поинтересовался Космо.
Я замерла. Холостая жизнь?
– Да он скрытный у нас. Небось уже новую куколку завел. Завел, Дарси? Признавайся!
– Видите ли… – начал Марк.
– Да чего ты время тянешь, будто слюнтяй какой! Бери пример с Джонни Форрестера. Не успел развестись, как на него цыпочки целой стаей налетели. Проходу не дают. Джонни теперь и дома не застанешь – каждый вечер где-нибудь тусит.
Я глотнула еще вина, а Марк выдал:
– Кажется, вы весьма смутно представляете себе, каково живется холостякам моей возрастной группы. Где бы я ни очутился, мне начинают сватать очередную невезучую дамочку соответствующего возраста; дамочку, которой требуется принц на белом коне для решения разнообразных проблем – финансовых, физиологических и прочих. Извините, я должен идти. Да, мне действительно пора.
Чуть не упала, огибая барную стойку. Прислонилась к стене. Марк – холостяк? Развелся с Наташей? «Дамочка соответствующего возраста»? Это он МЕНЯ имел в виду??? Он думает, его нарочно крестным отцом пригласили, чтобы со мной свести? Он УЕЗЖАЕТ? Вся такая растерянная и недоумевающая, я собиралась эсэмэсить Шэззер, когда рядом возникла Магда – уже изрядно навеселе.
– Бриджит! А Марк-то развелся! Развелся! Бросил эту моль на булавке.
– Да, я только что и сама слышала.
– Пойдем выйдем. Это надо срочно обсудить.
Мы двинулись к выходу мимо набравшихся папаш. Они развивали новую тему.
– А что не так с Бриджит? Никогда не мог понять, почему они с Дарси разбежались.
– Просто слишком долго были вместе.
– Да в чем дело-то? Она стара или у него солдатики полуживые?
В саду обнаружилось множество детей. Дети не карабкались на деревья, не играли в догонялки, не устраивали ни парных забегов, ни прочих забав. Каждый сидел, уткнувшись в свой смартфон. Магда налетела на них, как коршун.
– Зак! Прекрати! Прекрати немедленно! Я же сказала: сорок пять минут, и ни секундой больше.
– Но я ведь ЕЩЕ ЭТОТ УРОВЕНЬ НЕ ПРОШЕЛ!
– В другой раз пройдешь. Дай сюда гаджет. Всех касается! – разорялась пьяная Магда, мечась от одного ребенка к другому.
– Так НЕЧЕСТНО!
– Я все короны ПОТЕРЯЮ!
– Невелика беда. ДАВАЙ СЮДА СМАРТФОН!
Началась потасовка.
– ТИ-ШИ-НА! – рявкнул кто-то сбоку. – Поттер, Роубак – отставить! Смирррр-но!
Мальчики, определенно полагая, что каким-то волшебством перенеслись обратно в школу, застыли навытяжку.
– Так-то лучше, – произнес Марк.
Он прошелся перед строем, словно генерал на смотру.
– Неподобающее поведение. Вы мужчины!.. Десять раз обежать гидрографический объект. Команда дана для всех. Кто первым прибежит, – Марк достал свой айфон, – тому будет разрешено десять минут играть в «Злых птичек». Почему до сих пор стоим? Бегом марш!
Мальчики постарше рванули с места, будто рысаки на скачках. Младшие детишки разревелись. Марк на мгновение смутился, затем сказал:
– Вот так. Славно.
И зашагал к отелю.
Один из моих многочисленных крестников, трехлетний Арчи, стоял, выпятив животик, с крайне грустным видом. Нижняя губка у него подрагивала.
Я шагнула к Арчи, и он мигом повис у меня на шее. В волосах что-то задергалось.
– Это мой пававозик, – сообщил Арчи.
– Что?
Рука взметнулась к прическе. Проклятье! И впрямь, в волосах запутался игрушечный паровозик. Причем заводной. Завод, что интересно, работал, все туже наматывая прядь волос.
– Пвости, тетя Бъиджит, пвости! – всхлипывал Арчи. – Это не пвостой пававозик, это Томас!
– Не плачь, маленький, – приговаривала я, пытаясь высвободить волосы из железяки.
Послышался Магдин вопль:
– Одрона! Где носит всех этих чертовых нянек?!
– Магда, у меня паровоз в волосах запутался!
На игровой площадке царила неразбериха. Старшие дети все еще носились вокруг озера как ужаленные. Наконец набежали няньки, похватали малышей, потащили в дом. Старшие вернулись, вымотанные марафоном. Впрочем, не настолько, чтобы забыть про айфон и «Злых птичек». Было больно смотреть, как дети тянутся к Марку, но я смотрела. Марк Дарси стал кумиром мальчишек, обрел непререкаемый авторитет – и все без видимых усилий.
Воспоминания о дальнейшем тонут в алкогольных парах. Кажется, были народные танцы. Позднее несколько человек, включая меня и Марка, выползли на террасу, подперли стену.
– Чертова электроника. Паршивец Зак. Паршивцы приятели Зака, – бубнила Магда.
– Ничего подобного не случилось бы, если бы мы отправили Зака в публичную школу, – заявил Джереми, косясь на барную стойку, откуда ему строила глазки «эта стерва».
– Какая, к черту, публичная школа? – возмутилась Магда. – Ребенку семь лет!
– Да. Это жессстоко. Это сущщщее варварссство, – поддержала я.
– Меня лично как раз в семь лет отправили в публичную школу, – сообщил Марк.
– И смотри, во что ты превратился, – резюмировала Магда.
Опасаясь потерять почву под ногами и плюхнуться, чего доброго, в гидрографический объект, я сползла по ступенькам и доковыляла до ближайшей скамьи, чудом не сломав лодыжку. Гидрографический объект был залит лунным светом.
За спиной раздался голос Марка:
– Значит, по-твоему, это жестоко?
– Да. Жестоко отправлять свое дитя в закрытое учебное заведение.
Сердце билось как сумасшедшее.
– А тебе не кажется, что дисциплина детям только на пользу? В закрытой школе они воспитываются в духе соревнования, который закаляет характер и волю. Разве не так?
– Так – если речь идет о физически развитом альфа-самце, одаренном во всех областях. А куда девать низкорослых, стеснительных и не слишком способных маленьких тюфячков? К кому такой тюфячок станет возвращаться по вечерам, кто ему скажет, что он – единственный и уникальный…
Марк сел рядом и просто докончил:
– …и станет любить этого ребенка таким, какой он есть?
Я потупила взгляд, постаралась взять себя в руки.
– У тебя в волосах паровозик.
– Да, я знаю.
Одним ловким движением Марк высвободил мою прядь.
– А больше там ничего постороннего нет? Постой-ка, что это? Неужели кусок торта?
Милый, заботливый старина Марк. Захотелось его поцеловать. Невыносимо.
– Давненько мы не виделись, верно? – сказал Марк.
– Да. А ты теперь кто?
– Понятия не имею.
– Я тоже, – сказала я.
– Сорок лет тебя знаю, а имя все никак не запомню.
Мы оба прыснули – старая приходская шутка, папина любимая.
Марк продолжал смотреть на меня своими карими, бездонными, проницательными глазами, а я задавалась вопросом: «Как бы поступил на моем месте Далай-лама?»
Внезапно мы вскочили, словно пара щенят, спущенных с поводков, и помчались ко мне в номер. На всю ночь.
Воскресенье, 25 июня
Мы не насытились и к утру, только новый голод прибавился – обычный, относящийся к еде. И очень сильный. Звонили насчет обслуживания номеров – не дозвонились.
– Наведаюсь в ресторан, – сказал Марк, застегивая рубашку. – Принесу нам что-нибудь от щедрот шведского стола. А ты не вздумай вставать. Лежи, как лежишь.
За Марком закрылась дверь. Я услышала приветствующий его мужской голос. «Добрым утром» дело не ограничилось. Марк и неизвестный мужчина заговорили, причем на повышенных тонах. Через минуту, совершенно неожиданно, разговор оборвался. Что бы это значило?
Я стряхнула неприятное впечатление, потянулась под одеялом, смакуя ночные подробности. Потом спохватилась – нашарила расческу, зеркальце, принялась прихорашиваться.
В дверном проеме возник Марк с целым подносом вкусностей – апельсиновый сок, кофе, шоколадные круассаны.
– Спасибо, милый, – проворковала я. – Иди ко мне.
Но Марк только опустил поднос на прикроватный столик, а сам остался стоять.
– Ты чего?
Он нервно заходил по комнате.
– Видишь ли, я совершил ошибку.
Так, понятно. Злой рок. Особенно кошмарно, что я – в ночнушке, вся такая уязвимая, в то время как Марк защищен броней – костюмом. Он ведь не это имеет в виду? Он ведь не отвергнет меня после ночных ласк и откровений? Нет, только не сейчас. Только не в ночнушке.
– Я забылся. Пошел на поводу у собственных эмоций. Меня захлестнула радость встречи с тобой. И вдобавок я малость перебрал. Впрочем, мы оба перебрали. Мы не должны продолжать.
– Продолжать перебирать?
– Бриджит, – заговорил Марк, присаживаясь на край кровати, – пойми меня. Я недавно развелся. Ни мое эмоциональное состояние, ни та фаза жизненного пути, которой ты достигла, не годятся для начала серьезных отношений.
– Я их и не требую.
– Да, конечно. Однако проблема – не важно, озвученная или нет – никуда не девается. В твоем возрасте я просто… Это было бы непорядочно с моей стороны… Словом, я не хочу и не буду транжирить последние годы твоей фертильности.
19.00. Моя квартира.
Боже. Боже. Выходит, у моей сексуальности был срок годности – и вот он истек. Мужчины больше не находят меня привлекательной, потому что я – пустоцвет, вдобавок вялый.
19.01. Я – токсична. Я отталкиваю мужчин на подсознательном уровне.
19.03. Тьфу! Не дам эмоциям влиять на карьеру! Я – продюсер-профи; сейчас загружу мозг множеством задач; разграничу личное и профессиональное. Все получится, хоть меня и отверг, предварительно использовав, тот самый, единственный… В общем, отныне мужчины для меня не существуют. Работа, работа и еще раз работа.
19.04. Нет ничего труднее, чем быть бездетной женщиной на пороге сорокалетия. Природа-матушка гнет тебя в разные стороны, только успеваешь охать. В светлом будущем ученые что-нибудь придумают для облегчения страданий; а пока, дорогая Бриджит, слушай оглушительное тиканье часов, излучай флюиды паники и наблюдай, как учуявшие их мужчины бегут от тебя врассыпную. Даже если ТОТ САМЫЙ МУЖЧИНА встретится прямо сегодня, все равно не хватит времени на естественное развитие отношений, из которого логически вытекает зачатие.
19.05. Ребенок? У меня? Ну нет. Я на пике карьеры. Каждому свое, знаете ли. Лично мне – взрослые отношения, изысканные и утонченные, почти как во французском кино.
Глава третья
Мужчины – они вроде автобусов
Понедельник, 26 июня
18.00. Студия передачи «Удивись, Британия!».
– Наплюй, – выдала Миранда.
Как всегда безупречная, она сидела в кресле ведущего, в окружении камер и гигантских экранов, в то время как я ОСУЩЕСТВЛЯЛА ОБЩИЙ КОНТРОЛЬ с галереи. Мы общались через наушник.
– Тридцать секунд до эфира, – объявил Джулиан, администратор.
– В голове не укладывается, – зашептала я. – Он взял и ушел просто потому, что ему взбрело, будто мне нужны отношения и дети. Наверно, у меня это все на лице написано.
– Не болтай ерунды, – отрезала Миранда.
Звукооператор прицепил к ее лацкану микрофон.
– ДЕСЯТЬ, девять, восемь, семь, – начал считать Джулиан.
– У нас тут «Удивись, Британия!», а ни разу не Викторианская эпоха, – продолжала Миранда. – Ты перепихнулась с бывшим. В чем криминал?
Проклятье! Миранда, сама того не ведая, сообщила о моем поступке всей студии, а заодно и всей Британии. И добавила:
– Чтоб ты знала: секс с бывшими вообще в счет не идет.
– Извините, проворонил. Мы в эфире, – сообщил Джулиан.
БЛЯМС!
На экраны выплыла тема передачи, зазвучала, суля срочные новости, заставка. Можно подумать, сотрудники «Удивись, Британия!», подобно муравьям, тащат каждый свою сенсацию изо всех мировых щелей; на самом деле они слоняются по студии, обсуждая секс и ничего кроме секса.
– Злоупотребление алкоголем! – пискнула Миранда. Испугалась, быстро перешла на свой обычный вещательный тон: – Что это? Серьезная угроза для юных британок или просто старый добрый способ времяпровождения?
БЛЯМС.
Пошел видеорепортаж – толпа пьяных в стельку девчонок вываливается из паба.
– Как думаешь, все дело в моем возрасте? – прошептала я Миранде в наушник.
– Нет, конечно. Просто он – эмоциональный тормоз! – объявила Миранда – снова на всю страну. – А сейчас сэр Энтони Хопкинс…
– …превзойдет себя, – прошипела я, спохватившись, Миранде в наушник.
– Превзойдет себя! – Миранда сверкнула улыбкой на пустое кресло, где должен был сидеть Энтони Хопкинс.
– Явив нам весь спектр актерских эмоций, – отчаянно засуфлировала я.
– Явив нам ВЕСЬ СПЕКТР актерских эмоций, – выдала на камеру Миранда.
БЛЯМС.
– И наконец: откуда берутся геи? Новейшие исследования доказывают, что сексуальная ориентация формируется еще в утробе матери.
– Точнее, в какой момент жизни мужчина становится патологическим запудривателем мозгов? – поправила Миранда, откидываясь на спинку кресла в ложной уверенности, что клип уже идет.
– Бриджит! Миранда!
В студию ворвался Ричард Финч – мой босс.
– Я же просил не болтать о своем о девичьем между заставками! Что у вас тут за бардак? Где Энтони Хопкинс?
И правда – где?
Я напряглась. Новостному клипу оставались считаные секунды.
– Добудьте мне Энтони Хопкинса! – зашипела я Джулиану в наушники.
– Встречайте! – бодро заговорила Миранда. – С корабля на бал, наш следующий гость…
– Тяни время, Миранда!
Энтони Хопкинс, седой, в костюме, неуверенно озираясь, шел по студии. С наушника Миранды я переключилась на наушник Джулиана:
– Джулиан, Хопкинс уже здесь. Камеру влево, в смысле, вправо. Короче, за кресло.
– Рыцарь Ее Величества, – тянула Миранда.
– Да подведите же его к креслу! Подведите Хопкинса к креслу! – шипела я тоном взбешенной альфа-самки, которую такси завезло не туда, куда надо.
– Наше национальное достояние… – из последних сил импровизировала Миранда. – Наш плотоядный оскароносец…
Джулиан втолкнул Энтони Хопкинса в кресло, звукооператор на ходу прицепил микрофон к его лацкану.
– Да, да – национальное достояние, о чем я не устану повторять; актер, чье дарование прошло проверку эпохой, сэр Энтони…
В кресле сидел совсем не Энтони Хопкинс.
– Хопкинс! – выпалила Миранда, в упор глядя на незнакомца. – Скажите, сэр Энтони, образ Ганнибала Лектора мешал вам в дальнейшей карьере?
– Вообще-то я здесь, чтобы сообщить о вероятности наличия гена гомосексуальности, носителями которого являются женщины, – выдал гость.
Тем временем за Мирандиной спиной плотоядно, по-ганнибальски, кривил рот сэр Энтони Хопкинс.
После, не успела Миранда плюхнуться рядом со мной на диван в аппаратной и произнести: «Ну и кто здесь способен сваять мохито?», как Ричард Финч распахнул дверь, зыркнул на нас и объявил:
– Бриджит! Миранда! Это – Пери Кампос, наш новый сетевой контролер.
За Финчем маячила женская фигура на высоченных каблуках.
– А это, – продолжал Финч, – команда системных аналитиков, наблюдавшая сегодня за работой над шоу.
В дверь просунулось несколько голов.
– Этим же они будут заниматься в течение четырех недель с целью выявить сотрудников, подлежащих сокращению для оптимизации рабочего процесса, – заявила Пери Кампос.
Она выступила вперед и оказалась американкой – очень молодой, в дизайнерском прикиде и в окружении бородатых юношей с забранными в пучки длинными патлами.
– Я называю это сельскохозяйственным термином «обрезка», – продолжала Пери Кампос. – Очень удачное слово, по-моему. Так и хочется посмаковать.
19.00. Туалет на студии «Удивись, Британия!».
Меня скоро уволят. Мое место займет юноша с самурайской прической.
19.03. Секс мне больше не светит. Никогда. Вчера был прощальный сеанс.
19.04. Я уподобилась пародийной школьной учительнице – старой деве с набеленными щеками и жирным слоем алой помады; вечной «мисс»; инопланетному реликту. Да, Бриджит, ты теперь такая, и нечего обольщаться. Боже! Телефон!..
19.10. Звонил Том.
– Дорогая, ты на презентацию Арчера Биро идти думаешь? Когда появишься?
Мысль лихорадочно заработала.
– Бриджит! БРИДЖИТ!
– Нет, – произнесла я зловещим тоном. – Никаких Арчеров. Никаких Биро.
– Дорогая, ради всего святого! Неужели ты после Марка Дарси до сих пор не очухалась? Ты ведь у нас богиня любви; ты же энергию излучаешь, как Солнце. А он кто? Снобское снобище, серийный двоеженец и отрыжка публичной школы. Ждем тебя в полвосьмого в «Скайбаре». Тебе надо оторваться по полной, детка.
20.00. Бальный зал в «Бэнксайде», Южный Лондон.
Во время забега вверх по лестнице – потому что мы катастрофически опаздывали – Шэззер еще переваривала стычку возле входа. У нее это выражалось в шипении «Ублюююдки!». Просто Тома не было в списке приглашенных, о чем нам сообщили юные секьюрити в черных костюмах. Шэззер пришлось объяснять им, что отсутствие Тома в списке объясняется дремучей ГОМОФОБИЕЙ устроителей презентации, каковую гомофобию, уж конечно, осудят все до единого СМИ, и так далее в том же духе. Юные охранники сдрейфили и пропустили нас всех, а Шэззер направила негодование в иное русло.
– Нет, ну не урод? Сначала трахнул тебя после крестин, а потом СВАЛИЛ! Я давно говорю, что он просто распутный, эмоционально зажатый, пьяный…
– С нездоровой зависимостью, – вставил Том (он у нас теперь – только не смейтесь – психотерапевт).
– Самодовольный тупой ублюдок! – провозгласила Шэззер прямо в физиономии целой толпы представителей окололитературных лондонских кругов, вооруженных бокалами и пластиковыми пиалами с неподлежащим опознанию содержимым. На сцене уже выстроились в ряд авторши-номинантки. Национальности – на любой вкус, наряды – тоже. Присутствовали и хиджаб, и гватемальское платье расцветки «пожар в джунглях», и полноценная паранджа.
– Попрошу внимания!
Задние ряды литераторов дрогнули, раздались, и к сцене прошествовала госпожа президент в ослепительном, будто для церемонии вручения «Оскара», платье.
– Леди и – не забыть бы – джентльмены! – проговорила она уже в микрофон. Выждала, не хихикнет ли кто. Продолжила: – Я рада приветствовать вас на вручении почти юбилейной, пятнадцатой с момента основания премии Арчера Биро за лучшую женскую прозу. Наша премия была учреждена главным образом для искоренения унизительного термина «чиклит»…
– Все дело в моем возрасте, – прошептала я.
– Но также наша премия была учреждена и для продвижения серьезной, вдохновляющей…
Я почти прижалась к Шэззер и продолжила ей на ухо:
– В общем, со мной больше никто и никогда не займется сексом. Никогда, понимаешь?
– Мощной, как горный поток…
– Не пори чушь, – сказала Шэззер.
– Которому воистину подобна женская интуиция; пропитанной духом женского императива…
– Да ты уже сегодня какого-нибудь красавчика подцепишь, – сказала Шэззер.
– Леди, нельзя ли потише! – прошипел Чон Чхан, под шумок опустошавший бокалы.
– Извиняюсь, – шепнула я – и тут чья-то ладонь легла на мою задницу. В первое мгновение я застыла. Затем повела глазами вбок. От меня к сцене удалялась знакомая фигура.
– И сейчас я с удовольствием передаю слово человеку, всем нам знакомому по телепередачам; бывшему президенту «Пергеймон пресс» и, по слухам, начинающему романисту ДЭНИЕЛУ КЛИВЕРУ!
Боже!
– Каким ветром его занесло? – спросил Том. – Я думал, он в Трансильвании, наслаждается жизнью с тамошней Белоснежкой.