Райский сад дьявола Вайнер Георгий
— Вот Мамочка и утверждает, что ты пришел, чтобы разобраться с ним за Бастаняна…
— Ничего я не знаю, — сказал Десант. — Ни про какого Бастаняна не слышал…
Тут впервые за все время нашей нудной и бессмысленной говорильни Десант занервничал. Я предложил ему:
— Ты подумай, не спеши отказываться от знакомства с Бастаняном… Это, пожалуй, для тебя единственный шанс хоть как-то отмазаться. Хорошая, сам подумай, версия. Пришел, мол, высвобождать захваченного Мамочкой заложника, знакомого старого — Бастаняна. А Мамочка на тебя набросился, тут ты его и укокошил. Это для суда убедительная версия, — доброжелательно советовал я Десанту.
Подумав, он согласился:
— Хорошая. Но все-таки я Бастаняна никакого не знаю. И не знаю, что он был заложником.
— Ну и хорошо, — кивнул я. — Чем меньше знаешь, тем лучше. Это тебе Джангиров наверняка объяснил. Он все-таки бывший генерал, понимает в наших делах. Объяснял и приговаривал: больше будешь знать — скорее состаришься, быстрее состаришься — скорее умрешь…
— Гы-гы! — развеселился Десант, взмахнул своим каменным валенком. — Да я как бы не собираюсь помирать…
— Это-то я знаю, — заверил я. — Но вопрос этот теперь зависит не от тебя, а от суда. Ты что предпочитаешь — смертную казнь или пожизненное на «пятаке»?
Десант тяжело задумался, потом смиренно молвил:
— Надеюсь, ни того, ни другого не будет мне. Невинный я человек. Никого я не убивал, никого в заложниках не держал и про Бастаняна ничего не знаю…
Занятно — как уверенно и спокойно чувствуют себя в наше время душегубы.
Они все трудятся не от себя, а под чьей-то могущественной «крышей» и до последнего момента верят, что «крыша» их не протечет, укроет, защитит, что она сильнее государства и больше закона.
Конечно, у Десанта положение было сейчас гораздо хуже, чем у Мамочки на допросе. Взяли его на месте преступления, есть показания горничной, есть показания смертельно раненного им субъекта, есть отпечатки на орудии убийства.
Но и прикрывали Десанта не денежные связишки Нарика, а могущественные возможности и огромные завязки Джангирова. Я не сомневался, что до суда Джангиров ничего не сможет и не станет предпринимать. Тут никакой прокурор Бестыжев не поможет. А все усилия Джангир сосредоточит в суде — сначала добьются минимального наказания, а все блатные махинации осуществят уже в тюрьме и в колонии. Десант — ветеран Афгана, смастерят они ему инвалидность, подкатят под ближайшую амнистию — через год будет дома.
Но это за пределами моих усилий — изменить что-либо. И я старался сейчас думать не об этом — в конце концов, убийца Десант тоже шестерка в этой колоде.
Надо дожать любой ценой самого Джангира — если вышибить из колоды этого пикового короля, вся их игра развалится.
Десант утверждает, что он не знает Бастаняна. Но он легко и уверенно оперирует его именем, даже отказываясь от него. Ежу понятно, что он не впервые слышит о Бастаняне.
А когда, собственно говоря, впервые для меня возникло это имя? Даже не имя, а безымянная страдательная фигура — богатый американец, которого захватили нариковские бандиты. Это крикнул за секунду до смерти в телефон Валерка Ларионов.
Нет! Стоп! Нет! Когда я услышал Валеркин голос, я уже знал об этом. В момент, когда Мамочка стрелял в Валерку, я был в кабинете у Келарева, которому докладывал обстановку. Это Келарев приказал мне сосредоточиться на поисках пропавшего Бастаняна, сказав, что у него есть запрос из американского посольства.
Подожди, подожди; подожди! Как это может быть?! Фэбээровец Полк, который ведет в Нью-Йорке расследование с момента гибели Лекаря, утверждает, что сообщение о пропавшем Бастаняне послал он неделю назад. Посольство без запроса со стороны ФБР или госдепартамента не могло инициировать розыск. Неужели Келарев это придумал?
Он меня взял на понт! Никакое посольство и никакие правоохранительные органы полтора месяца назад не разыскивали Бастаняна! Бастаняна разыскивал Джангиров. Келарев приказал мне искать Бастаняна еще до того, как Валерка умер.
Валерка успел сказать, что его осведомитель капнул о похищенном американце. Его захватил Нарик, вступивший в войну с Джангиром и не догадывавшийся, что его дядя имеет прямую связь с Келаревым. Замечательно!
Оказывается, Джангиров может через Келарева довольно успешно манипулировать мной! От те номер! Думай, голова, думай — полковничью папаху тебе Джангиров купит. Или арестантский бушлат.
Интересно знать: имеет какое-то отношение ко всем этим делам гремящий по Москве погром вьетнамцев? Связано ли это с убийством Бастаняна? Или это совершенно независимая акция? Ребята из управления уголовного розыска сказали, что директива исходит от самого Келарева.
Ну что ж, я вам не дам себя скушать просто так.
ВАШИНГТОН.
Президент Клинтон подписал несколько законов, направленных на усиление борьбы с преступностью и наркоманией.
Президент подчеркнул, что подписанный указ о контроле за метамфетаминами поможет властям бороться с распространением этого наркотика, потребление которого резко возросло в западных и юго-западных штатах.
«Мы действуем сейчас, упреждая эпидемию, — заметил Клинтон. — Мы должны остановить „мет“, пока он не превратился в „крэк“ 90-х годов».
Метамфетамин, известный также как «мет», «крэк», «спид» и «айс», представляет собой смесь эфедрина, используемого при насморке, и других химических компонентов, содержащихся в бензине, техническом спирте и моющих средствах. Продают «мет» по 30 долларов за грамм. Его вдыхают, курят, глотают, вводят внутривенно. В результате длительного употребления у наркомана возникают галлюцинации, паранойя и агрессивное поведение.
Согласно новому закону, власти имеют право конфисковывать химические компоненты, используемые для производства наркотика. Закон также ужесточает наказание за перевозку и транспортировку компонентов «мета» и за владение оборудованием для его производства.
Среди других предусмотренных мер — создание общенациональной компьютерной базы данных для наблюдения за освобожденными из тюрьмы. Кроме этого, 221 миллион долларов выделяется на программы по предотвращению насилия по отношению к детям и на помощь семьям убитых при исполнении служебных обязанностей сотрудников правоохранительных органов.
71. Нью-Йорк. Хэнк. Армагеддон завтра
На столе дымился черный кофе, пузырилась в ледяной бутыли содовая, и виски «Фор роузис» многообещающе золотился…
А вокруг стола — ликующая маркиза Кондепассе, сдержанно улыбающийся фальшивомонетчик и мошенник Лоренцо, непроницаемо сухой немец, спокойный и надежный убийца Рудди Кастль.
Удручающее убожество стандартного номера в маленькой гостинице. Здесь люди не живут, здесь ночуют одну ночь, хозяева не рассчитывают, что кто-то приедет сюда снова. На стене единственный знак уюта — две совершенно одинаковые и очень плохие репродукции Сислея.
Но, слава Богу, есть стаканы, а в коридоре холодильник со льдом.
— Ну что, выпьем за встречу? — спросил Хэнк. — И расскажете заодно, как живете, как дела…
— Какие дела? — завопила Магда. — Мы здесь вторую неделю бесимся от безделья! Мы от тебя ждем новостей!
Хэнк кивнул:
— Есть новости… Налейте по стаканчику…
Рудди разлил всем виски, звякнули кубики льда о стекло. Хэнк поднял бокал:
— Давайте выпьем… Я хочу сказать вам — нельзя плавать ближе к берегу, нельзя летать пониже к земле, нельзя врать помаленьку, нельзя шалить понемножку! Если ты врешь, ложь должна быть беспредельна и громоподобна! Если ты шалишь, то твои безобразия должны заслонить небо. Давайте выпьем за то, чтобы наши дела закрыли солнце для половины мира!
Все чокнулись.
— Рассказывай! — нетерпеливо подталкивала Магда.
— Недели через две-три сюда придет большой груз товара. Мы будем участвовать только в его получении и сопровождении до оптовых дистрибьюторов. Дальше наша миссия кончается, кроме сбора денег. Деньги будем получать мы. Впредь мы никому это перепоручать не станем…
— Вот это прекрасно! — потер руки Лоренцо. — А в чем же наша великая шалость?
— А об этом и будет наш разговор! — Хэнк поудобнее уселся в жидком гостиничном кресле. — Деньги нам нужны для проведения той акции, ради которой я прожил всю эту жизнь. Я хочу взорвать Нью-Йорк…
Бойцы изумленно смотрели на него.
— В каком смысле? — завороженно спросила Магда.
— В самом прямом. Я хочу осуществить одномоментно две операции — взять Нью-Йорк в клещи! На юго-востоке, в Квинсе, шоссе Рокавей-тернпайк — трасса 878 огибает аэропорт Кеннеди. Здесь 878-я подходит вплотную к летному полю. Посадочный коридор для прибытия самолетов пролегает перпендикулярно к шоссе. В этом месте высота полета лайнера над дорогой не больше ста футов — с земли видны в иллюминаторах лица пассажиров. Я хочу сбить самолет израильской компании «Эль-Аль» на подлете к аэропорту Кеннеди…
Рудди Кастль захлопал в ладоши:
— Замечательно!
— Гениально… — прошептала Магда.
— В бильярде это называется «удар на две лузы», — захохотал Лоренцо. — В Нью-Йорке грохнется, в Тель-Авиве откликнется…
— Мы взорвем его ракетой «земля-воздух» из кузова грузовика, который будет ехать по Рокавей-тернпайку. Моя задача не просто совершить эти грандиозные акции — мы должны уйти все четверо невредимыми с места катастроф. Мы не имеем права погибнуть, мы не камикадзе! Мы должны продолжить нашу борьбу!
Магда взяла его за руку:
— А что ты имеешь в виду под второй акцией?
— Мы должны будем разделиться. Самолет «Эль-Аль» прибывает по расписанию в шесть пятьдесят — шесть пятьдесят пять вечера. Пока одна группа будет на подлете принимать «боинг», вторая группа нанесет сокрушительный удар на севере. Разрыв во времени нанесения ударов должен быть не больше пяти минут — нельзя дать им опомниться. Грузовик с тонной взрывчатки поедет через мост Джорджа Вашингтона. На середине моста грузовик остановится, водитель включит взрывное устройство и бросит машину. Следующий за ним мотоциклист, — Хэнк ткнул пальцем в Рудди, — подберет товарища. За двадцать секунд в любом трафике вы проскочите до конца моста. Через минуту на мосту в пробке застрянут тысячи машин. Вот все их вместе с центральным пролетом моста вы поднимете в воздух, а потом обрушите в реку… Как вам мой план? — окинул Хэнк глазами подчиненных.
Те потрясенно молчали и восхищенно щелкали языками.
— Вот это дело! Вот это дело по нам! Это не сытое бюргерство! — закричала Магда.
— Это будет большой хлопок, — восхищенно сказал Лоренцо и счастливо заулыбался. — Ты знаешь, Хэнк, я так рад! Ведь это дает нам смысл жизни! И если не повезет — погибнуть не жалко! Дело того стоит!
Хэнк заулыбался:
— Не говори чепухи, сынок! Вершина безумия, пик мании величия — вся эта болтовня о смысле жизни, о пределах бытия, о возможности нового воплощения!
Какой там смысл? Живи! Вся наша житуха — низшая биология! Закончен цикл — все!
Все мы — в жопу! В перегной вселенной! Пока мы живы — будем воевать! И побеждать, выживая в бою!..
— Главное, что это вполне исполнимо! Как все гениальное — это просто! — сказал Кастль и задумчиво добавил: — Я тут контактовал с арабскими ребятами. Они ищут таких партнеров, как мы. Естественно, мы ничего конкретного друг другу не сказали, но мне показалось, что они хотят взорвать Всемирный торговый центр. Ты, Хэнк, не хочешь поговорить с ними?
— Никогда! — отрезал Хэнк. — Я с арабами не имею дела — не верю им и не уважаю. Мы и сами справимся…
72. Тульская область. Ордынцев. Ключ
— Их убили не менее семидесяти двух часов назад, — сказал Гордон Марк Александрович.
Нарик лежал ничком, широко раскинув руки, уткнувшись в пушистый ковер.
Кожа со спины аккуратным квадратом — от лопаток до поясницы — была срезана, и зрелище это было, конечно, не для слабонервных. Кровь спеклась, и рана на спине стала похожа на свежую заплату на мостовой.
— Черный квадрат, художник Кандинский, — важно сказал грамотей Любчик. — Жанр — криминальный модернизм…
— Иди-ка лучше займись водителем, — прогнал я нашего штатного остроумца.
Водитель и телохранитель Нарика — Автандил Купарадзе — был привязан к стулу и убит выстрелом в затылок. В сенях лежал труп охранника, заколотого одним ударом — в шею. Больше никого мы здесь не нашли. Дом был полон следами поспешного бегства — входную дверь не заперли, кое-где горел невыключенный свет, на столе стояли окаменевшие закуски и открытые бутылки. Забродило шампанское в бокалах и походило на мочу, приготовленную для анализа.
Куклуксклан заметил:
— Судя по стилю работы, это или вьетнамцы, или китайцы. Знакомый почерк…
Гордон сказал:
— Кожа снята с тела убитого профессионалом. Это мог сделать или хирург, или очень опытный человек…
В комнату вернулся Любчик, помахал мне рукой:
— Командир Ордынцев, не хочешь взглянуть?
Я поднялся со стула в углу гостиной, откуда наблюдал безрадостное зрелище разгрома и побоища. В коридоре оперативники, не найдя ключа, вышибли дверь в соседнюю комнату. Здесь не было никакой мебели, на полу валялся тюфяк, в углу стояло пустое вонючее ведро, и от батареи отопления до середины комнаты тянулась толстая цепь с замком-кольцом.
— Вот здесь они держали Бастаняна, — сказал Любчик.
— В следующей комнате, по-видимому, спальня Нарика. Иди и обыщи там каждую щелочку, — сказал я.
Вернулся в гостиную, где Кит и К.К.К. писали протокол.
— Тут их было полно, — сказал Кит. — Они после нападения убийц — те, кто остался в живых — отсюда разбежались…
К.К.К. поднял голову от бумаги, уверенно сообщил:
— Судя по стаканам, приборам, отодвинутым стульям, здесь гуляло минимум человек шесть-семь. Несколько баб — вот лифчик валяется, колготки, женский ремешок, одна туфля, заколки. Здесь было большое гулянье… Надо пошерстить списки подучетных проституток…
На мраморном невысоком столике перед тахтой был разложен весь инструментарий для большого ширева. Кучки героина, ложка для разогрева, шприц, жгут.
— Н-да-тес, обстановочка как в детской сказке, — сказал вернувшийся Любчик. — Волки от испуга скушали друг друга…
И протянул мне найденный в спальне Нарика кожаный коричневый бумажник — добротную фирменную «лопату». Там лежали американский паспорт на имя Левона Бастаняна и аккуратно сложенная российская виза, истекшая пять дней тому назад.
В том же ящике секретера Любчик нашел четыре кредитных карточки на имя Бастаняна — «Американ экспресс», «Мастер-кард», «Виза» и «Дискавер».
Куклуксклан покрутил их в руках, махнул рукой:
— Мы их, конечно, пробьем сегодня… Но уверен, что на них ветер посвистывает… Бандюганы их давно очистили…
Из ящика, помимо всякого мусора, достали дамский никелированный «браунинг», довольно много денег и связку ключей. Я внимательно рассмотрел связку и показал остальным:
— Вот это ключи Бастаняна. Есть суждения?
— Может быть, — пожал плечами Куклуксклан. — Но вполне они могут быть и Нарика.
— Смотри — здесь четыре ключа. Два — типично квартирные. Один — автомобильный, фирменный, от «лексуса», и какой-то фигурный ключ неизвестного нам применения. Насчет «лексуса» мы сегодня запросим американцев — был ли у Бастаняна этот шикарный «японец». Но наверняка «лексуса» не было ни у кого из нариковской банды. Нет, я уверен, что эти ключи они отняли у почившего Бастаняна…
Известие об убийстве Нарика было для нас совершенной неожиданностью. Почти три дня трупы пролежали в домике на территории лепрозория. Вообще-то говоря, сам факт существования этого заведения был для меня большим откровением.
Как всем заурядным людям, мне не приходят в голову вопросы необычные — где, например, живут прокаженные? Лечат ли их? Куда они вообще деваются? Во всяком случае, даже не задумываясь, я был уверен, что эти заживо гниющие, распадающиеся люди содержатся где-то очень далеко, в полной изоляции, в недостижимых дебрях.
А оказалось — в сотне километров от столицы.
Обслуга и персонал больницы были выдрессированы и запуганы так, что никто никогда не заходил в корпус, который занимал Нарик. Только спустя несколько дней, увидев, что в доме, несмотря на холод, не топятся печи, они решили проверить — а что там происходит? Обнаружили зрелище, пострашнее привычных прокаженных, вызвали милицию — мы узнали об этом по сводке…
В доме стоял непереносимый смрад. Я вышел с Гордоном на улицу, закурили, и старик сказал задумчиво:
— Жуткие вещи происходят… Мы всю жизнь верили в величие и силу закона…
— Что — перестали верить?
— Нет, не хочу… Но вы посмотрите — зловещие преступления становятся актами возмездия… — Он растерянно развел руками.
— Не усложняйте, Марк Александрович. Балбес Любчик прав — волки от испуга скушали друг друга.
Я не выпускал из руки связку ключей, поскольку три ключа были обычными, встречающимися каждый день, а четвертый — совсем непривычной конфигурации, с фигурной головкой и крупно нарезанной бородкой.
— Взгляните, Марк Александрович, — показал я связку. — Мне почему-то кажется, что это ключ к какой-то большой и интересной тайне…
— Может быть, к большим ценностям, — усмехнулся Гордон. — Но где этот замок, который открывает хитрый ключ? В Нью-Йорке? Или здесь? Что это, ключ к секретному сейфу или банковскому хранилищу?
— Задайте мне вопросы полегче, Марк Александрович, — засмеялся я. — Это знал только Бастанян. Но он умер. И умер Нарик. А мертвым не нужны ценности и не интересны никакие тайны…
73. Нью-Йорк. Стивен Полк. Западня
В справке департамента автомобильного учета сообщалось, что автомобиль «корвет» 1990 года выпуска с регистрационным номером «XYI-WAM» принадлежит Вадиму Рындину, который живет в штате Нью-Джерси, в городке Клифсайд. По просьбе Полка автомобильная полиция передала ему также номер карточки социального страхования Рындина, которая в Штатах сопровождает каждого человека от рождения до смерти.
Время изменило свой привычный объем для Полка — он очень торопился, и часы, набитые его энергичными поисками, заскакали, как минуты. Ждать было некогда, и он не стал запрашивать Службу иммиграции и натурализации, а поехал сам в их нью-йоркский офис. За полчаса ему нашли досье Рындина, в котором была собрана вся информация о его жизни до приезда в Америку. Дальше шли несколько пустяковых справок. И все. Пустота.
Но из бумажек, которые Полк с огромным интересом прочитал, он узнал, что Рындин — квалифицированный рейнджер, бывший кагэбэшник, провоевавший в Афганистане с обеих сторон линии фронта. Полку не хватало времени, но он не хотел и не мог привлечь к себе в помощь никого из сотрудников. После сообщения Анжелы о задушевной беседе в машине возможного убийцы Рындина с его коллегой Майком Конолли Полк больше не верил никому и должен был всю работу выполнить сам.
Он знал, что человек должен оставлять множество бюрократических следов, и направил кучу запросов во все мыслимые организации, с которыми Рындин мог вступать в контакт, — от электрической компании «Кон Эдисон» до министерства обороны США. Неведомо, где могли найтись какие-то сведения о Рындине, но он старался не пропустить ни одной щели.
Самой большой удачей был ответ из военного Ветеранского госпиталя в Бей-Ридже. В архиве разыскали справку о том, что в 1990 году Рындин проходил у них обследование на предмет установления ему инвалидности. Рындину отказали и сняли с учета в госпитале, как не имеющего статуса американского военнослужащего. Там же была справка о том, что документы о состоянии его здоровья были направлены по месту лечения — в больницу Кони-Айленда.
Вот и замкнулся круг.
Разыскивая убийцу Дриста на кухне кафетерия больницы, Полк и вся полицейская команда совершали одну и ту же ошибку — они искали убийцу среди персонала, а он скрылся в многотысячной ораве пациентов, прошедших через этот огромный госпиталь.
Безусловно, Рындин, регулярно бывавший в госпитале, знал там все. И запертая дверь на кухню была для него смешной преградой — он мог этот замок открыть скрепкой для бумаг.
Ах, как было бы уместно сейчас поговорить с лейтенантом Джорданом — старой полицейской собакой и очень неглупым человеком! Но Полк вспоминал его тяжелое лицо, цвета остывшего чугуна, и сразу же отмахивался от навязчивого желания посоветоваться с ним. Он им никому не верил.
Раздался звонок, Полк схватил трубку — он дожидался ответа из нью-джерсийской полиции.
— Здравствуйте, господин Полк! — услышал он возбужденный женский голос. — Это Анжела Мкртчан. Вы меня помните?
— Да, конечно, помню. Что-нибудь случилось?
— Да! — радостно закричала темного колера блондинка Ангел. — Левон жив! Он жив, слава Богу! Он просто не может связаться с нами!..
Полк замер, осторожно сказал:
— Я очень рад. А откуда вы узнали об этом?
— Сегодня пришли счета по его кредитным картам. Я все сверила — даты, когда он тратил деньги в России. Он в Москве потратил много денег. Я думаю, Левон закупал там картины — значит, он жив. Не знаю, почему он не может позвонить мне, но он наверняка жив!..
Полк сдержанно спросил:
— Анжела, вы где находитесь сейчас?
— В галерее. А что?
— Нет, нет, я просто поинтересовался. А счет перед вами?
— Да, вот он…
— Посмотрите, когда были совершены платежи?
Анжела зашелестела бумажками и радостно продекламировала:
— Вот смотрите — первый платеж 4 сентября, потом весь сентябрь и октябрь, а последний — пять дней назад. И здесь есть уведомление, что Левон снял деньги со счета до лимита. Они пишут, надо подать ходатайство об увеличении ему кредитной линии…
— Хорошо, я рад за вас, Анжела, — тускло сказал Полк. — Может быть, все удачно разрешится. Сейчас у меня к вам есть просьба. Я хочу обстоятельно поговорить с вами. Есть целый ряд важных вопросов, но я бы не хотел это делать в галерее. Тем более — у нас. Вы не возражаете, если в конце дня я приеду к вам домой?
— Конечно, нет! Приезжайте.
— Не говорите, Анжела, никому о нашем свидании. Я буду у вас около шести. Договорились?
— Хорошо… До вечера…
Полк положил трубку, собрал все бумаги в пластиковую папку и бросил ее в сейф. Достал оттуда маленький диктофон «Сони», включил его на запись и воспроизведение — японская вещица работала отменно.
Телефон зазвонил снова. Он взял трубку и услышал голос московского полицейского Ордынцева:
— Здравствуйте, Полк. На этот раз я не сомневаюсь, что не разбудил вас. У меня, наоборот, день кончается.
— Моему дню сегодня, боюсь, конца не будет. Какие-нибудь новости?
— Мы нашли убийц Бастаняна, место, где они его держали, и документы…
— Вы их задержали? Что-нибудь они говорят? — спросил Полк.
Ордынцев на другом конце провода мрачно хмыкнул:
— Они уже никогда ничего никому говорить не станут. Их здесь всех перебили, при этом довольно брутальным способом.
— Какие-то предположения на этот счет? — спросил Полк.
— Да! Это похоже на работу московских вьетнамцев. В справке, которую я вам сегодня отправлю, я изложу свои соображения на этот счет. Думаю, что можно официально объявлять о смерти безвестно пропавшего Бастаняна. У меня здесь его документы и ключи. Какие-то носильные вещи, в общем, всякая чепуха…
— Хорошо. Спасибо вам. Как только у меня появятся какие-то новости, я вас сразу же извещу. Когда вам удобнее, чтобы я вам звонил?
— Звоните мне в любое время.
— И ночью?
— Ночью даже удобнее — телефоны свободны… — Ордынцев замялся на миг, потом быстро сказал:
— Послушайте, Полк… Может быть, это глупость, мои фантазии, но я хочу сказать вам… Мы нашли связку ключей Бастаняна. Там четыре ключа, три от квартиры и машины… А один — необычный. Это должен быть важный ключ, если он носил его всегда с собой… равный по ценности жилищу и дорогой машине… Я не могу послать вам ключ — он приобщен к делу. Но я пошлю вам сканированную копию — присмотритесь, в какую скважину его можно засунуть…
И дал отбой.
Полк посидел, раскачиваясь в кресле, как еврей на молитве, потом взял лист бумаги — не хотел оставлять файл в компьютере — и надписал сверху: «Директору Федерального бюро расследований США господину Ленарду Фрилэнду от старшего специального агента Стивена Полка. Рапорт…»
Коротко изложил ситуацию с золотыми зубами, Лекарем, пропавшим Бастаняном, повешенным Драпкиным, убитым Дристом, все сведения об убийце Рындине и предательстве Майка Конолли. Предупредил, что намерен самостоятельно провести спецоперацию, поскольку из-за срочности не может получить санкцию руководства и необходимую оперативную и силовую поддержку.
Подписался, тщательно заклеил и опечатал конверт и сам отнес его в экспедицию.
— Отправьте это вечерней фельдсвязью в канцелярию директора, — попросил он дежурного.
— Не бери в голову — завтра пакет будет на столе у хозяина, — заверил его канцелярский.
Полк вышел на улицу и пешком отправился в полицейское управление на Полис плаза, 1, — ходьбы минут пять.
В вестибюле управления, под бронзовым идолом павшего полисмена, Полк столкнулся с Конолли.
— Привет, Стив!
— Привет, Майк! Ты куда гонишь?
— В Бей-Ридж, меня там Джордан будет дожидаться. По-моему, мы нашли наконец перспективных фигурантов… Пока неизвестно, как их прижать, но…
Полк взял его за руку, отвел в сторону и нажал в кармане кнопку диктофона «запись».
— Погоди, Майк, не беги. Час назад мне звонили из Москвы. Они нашли останки Бастаняна, его документы, какие-то вещи. А главное — захватили убийцу…
— О! Вот это интересно! — вперился в Полка Конолли. — Что-нибудь вытрясли?
— Кое-что. Они говорят, что неизвестные подельники Бастаняна ищут его тайник, в котором он прятал краденые картины. Сегодня я не успеваю, а завтра, если хочешь, пойдем вместе к этой златокудрой корове… Как ее там зовут?
— По-моему, Анжела, — напомнил Конолли.
— Да-да-да! Ангел Макартур, — усмехнулся Полк. — Давай завтра в середине дня подъедем к ней в галерею и попробуем ее потрясти всерьез. Она может знать, где находится тайник Бастаняна. Я ее расколю во что бы то ни стало!
Конолли хлопнул в ладоши:
— О чем разговор? Я весь твой! На какой час назначаем?
— Так, давай прикинем… С утра у нас совещание, сейчас я еду по делам… Завтра в два — годится? И никому не говори о нашем разговоре…
Конолли легонько обнял Полка, похлопал по спине и побежал к паркингу. Полк смотрел ему вслед и любовался — Майк бежал легко, красиво, и весь он был гибкий, быстрый, мускулисто-упругий, как играющий зверь.
74. Москва. Джангиров. Цена игры
День начинался хорошо — позвонил Монька:
— Все в порядке… Со вчерашнего дня можем жрать гамбургеры… Послезавтра хотим устроить водные процедуры…
Ага, сообразил Джангиров, значит, трейлер пришел в Гамбург, и послезавтра груз поплывет через океан.
— Поздравляю! Давно пора открыть хорошее предприятие общепита, — сказал с усмешкой Джангиров, потом спросил:
— Ты какой-то озабоченный, у тебя все в порядке?
— Ничего страшного, как всегда. Я уже получил от Хэнка реквизиты компании, которая примет все наши поставки…
— Очень хорошо. Как думаешь, когда они получат товар? — поинтересовался Джангир.
— Не знаю. Вообще-то наши единокровавые братья немцы — люди точные. Считай, вместе со всей бюрократией, бумажками, растаможкой и прочим займет дней десять — двенадцать.
— Монька, проконтролируй, пожалуйста, встречный поток нашего интереса, — озабоченно сказал Джангир. — Мне здесь уже напоминают…
Монька хмыкнул:
— Раньше срока пирог из печи не вынимают… Недели три надо ждать…
Джангиров говорил правду. Наверху, видимо, тоже происходили какие-то большие события, потому что, вопреки обыкновению, Джангира разыскал Келарев, избегавший звонить ему в офис, и попросил заехать.
Встретил Келарев его у дверей кабинета, был улыбчив и вероломно-ласков:
— Ну что такое, друже, — опять печать печали и заботы на лице? По-прежнему яришься и горюешь из-за чужебесия российской демократии?
— А радоваться нечему. У меня ощущение, что у обшей нашей мамы — России — сейчас менопауза… Грязная, кровяная, недетородная.
— Ба-ба-ба! — засмеялся Келарев. — Ты не следуешь моему совету и не читаешь историю Государства Российского. Там есть ответы на все твои вопросы…
— Сомневаюсь…
— И зря! Был у нас такой замечательный деятель, несправедливо оклеветанный щелкоперами, — граф Александр Христофорович Бенкендорф. Когда демократы рыдали об ужасах российской крепостной жизни, он сказал: «Прошлое России было чудесным, настоящее более чем великолепно, что касается будущего, оно выходит за пределы самого смелого воображения. Вот точка зрения, с которой русская история должна быть понята и описана». Все понятно?
— Ага! — разозлился Джангир. — Он писал это лет полтораста тому назад! Посмотрел бы я на него сегодня!
— Ничего не меняется, — твердо сказал Келарев. — И мы с тобой заняты тем, чтобы подтвердить его ожидания. Через полгода выборы — это и есть боевой рубеж. Позади Россия — отступать некуда!..
— Вот это ты дело говоришь, — согласился Джангир.
— Ладно, поговорили. — Келарев сел в кресло и сухо спросил: — Что-то ничего о результатах твоей деятельности не слышу?