Доктор Мозг. Записки бредпринимателя. Избранные рецепты осмысленной жизни. Леви Владимир

Кеннеди, прищурившись:  – Ну, а где гарантия, что, допустим, не вы, а кто-то другой, используя вашу технологию, не захочет в массовом масштабе взламывать ею мозги нормальных людей? Каким-нибудь обманным или насильственным путем, а?

Хиз, мягко улыбнувшись:  – Этому маниакальному злодею придется быть великим ученым, баснословно богатым боссом и гениальным организатором. Чтобы освоить нашу технологию и запустить ее в массовое применение, ему потребуется много лет, многие миллионы долларов и целая дивизия квалифицированного персонала. Старый потертый сюжет ненаучной фантастики.

Кеннеди, насупившись:  – Вы хотите сказать, что ваша технология слишком сложна и уникальна. Но все сложное со временем осваивается и продвигается в общее пользование. Если лет за пять или десять ваша мозговая стимуляция станет массово применимой, как мы можем быть уверены, что она всегда будет использоваться во благо людей, а не во зло?

Хиз, уверенно:  – Мы не делаем ничего такого, что могло бы быть пущено на конвейер. Технология, которая у нас на ходу сейчас, позволяет работать, самое большее, с двумя пациентами в год. (Приврал: уже на следующий год вживил электроды двадцати трем.)Может, через какое-то время мы будем работать порасторопнее, но пока только так.

Кеннеди, экзаменаторски:  – Итак, вы, создатель технологии взлома мозгов с помощью электричества, гарантируете, что ее массового применения не будет ни в коем случае?

Хиз, тоном первого ученика:

– Я не вижу для этого никаких оснований. Сменив тон на печально-задумчивый: – Другое дело – ломающие психику и весь организм наркотики и психотропные препараты. Они УЖЕ стали средством контроля поведения в массовом масштабе. Могучая индустрия, нелегальная и легальная, охватывающая огромные, быстро растущие потребительские сектора. Наша электродная техника в сравнении с этим монстром – жалкая блошка. Вот чем следовало бы безотлагательно заняться правительству и всему нашему обществу – этой действительно страшной угрозой здоровью нации и свободе людей, этой зреющей катастрофой – химическими зависимостями.

Своевременный, точный перевод стрелок, удачный еще и тем, что частично присоединился к нападкам Бреггина на психофармакологию.

Кеннеди, официально:

– Благодарю вас. Есть ли у присутствующих вопросы к доктору Хизу?

Вопросов не последовало. Наверное, для капитолийской публики этого провинциального выскочки Хиза было уже многовато, и после перерыва нетерпеливое внимание приковалось к следующему ответчику.

Мозгочел на пике крутизны

Стояла тишина, но казалось, что его сопровождают аплодисменты – так величественно, твердо и широко ставя ноги, он выходил. Высокий, прямой и тощий, как башенный кран, седовласый, с сиятельным трехэтажным лбом, весь из себя хрестоматийный – да, это был он, краса и гордость американской психологии Беррес Фредерик Скиннер, знакомец наш (с. 146) , которого Бреггин только что обозвал «идейным отцом контроля над разумом» (не впервые) и «идеологом основ психохирургии» (а вот такого титула за ним еще не водилось).

Ему было уже без полугода семьдесят. Год назад коллеги признали его величайшим психологом двадцатого века, Фрейда поставили за ним вторым номером. Пребывая на таком пьедестале, негоже реагировать на лай, визг и укусы, а ежели в тебя метко попадают тухлым яйцом с криком «Долой психофашизм!» (случилось на одном выездном семинаре, после этого никуда больше не выезжал), надлежит улыбнуться, сказать: «Благодарю за позитивное подкрепление», неторопливо утереться платочком и продолжить вещание, что и было сделано.

Здесь, на сенатской панели, всем стало сразу понятно, что буча, поднятая Бреггином, корифею пофигу, а наскоки лично на него – что дробинки слону. Начал будничным тоном профессорской лекции.

– Уважаемые господа, предмет нашего обсуждения представляет некоторый теоретический и практический интерес, но масштабы его значимости, на мой взгляд, гипертрофированы. Всем нам свойственно обращать внимание на редкое, новое и непривычное, а постоянное и привычное переставать замечать. Большой риск кроется в этом свойстве нашего ума – в обнулении обыденного: риск незнания и непонимания того, что действительно происходит в жизни, что с нами делают, что мы сами с собой и другими делаем и во что превращаемся.

Почему психохирургия и электростимуляция мозга приковывают к себе столь пристальное внимание общественности, почему вызывают вопросы, сомнения и тревогу? Вот почему: для широкой публики это пока еще сенсация, еще не вошло в фон, как, скажем, электричество или автомобили. Кажется ужасной опасностью, что чувствами и поведением человека можно управлять простым нажатием кнопки, посылающей импульс в мозг.

Между тем, в повседневности все мы живем под непрерывным воздействием несравненно более мощных кнопок, управляющих нашими чувствами, поведением и умом. Кнопки эти делают нас тем, что мы есть. Разные способы наказания и поощрения, принятые в обществе, используемые на протяжении всей человеческой истории, образуют психологическую среду нашего обитания, столь же привычную и незамечаемую, как воздух, которым мы дышим.

Что может сказать о психологическом воздухе современной жизни психолог-бихевиорист?

Прежде всего – что основу его, на всех уровнях, от семьи до высших органов государственной власти, как и в ветхозаветные времена, составляет, говоря нашим профессиональным языком, отрицательное подкрепление, а выражаясь обыденно – наказание, обвинение и наказание.

Правительство и законодатели наказывают нас посредством полиции и суда; средства массовой информации – публичным позором, убийством имиджа; церковь грозит адскими муками, накладывает эпитимии, отлучает и проклинает, а в не забытом еще прошлом пытала физически и сжигала на кострах. Родители ругают, шлепают и избивают детей, учителя терроризируют их плохими оценками. Работодатели безжалостно эксплуатируют, снижают зарплаты, увольняют. Психиатры до недавнего времени использовали бочки с ледяной водой, кандалы и смирительные рубашки, мучительные инъекции… В результате всего этого, вместе взятого, мы имеем ту картину общественной нравственности, человеческих взаимоотношений, социальной и индивидуальной психопатологии, какую имеем.

Не стоит думать, что демократические общества по качеству и количеству наказаний на душу населения сильно отличаются от тоталитарных и авторитарных. Отличия есть, но не принципиальные. Все сегодняшние общественные системы, как на Востоке, так и на Западе, поддерживают свою шаткую стабильность в основном наказаниями и угрозами. Общества наказующих и наказуемых – мрачный, жестокий, тюремный по сути мир, в котором наказующие непрестанно и малоуспешно заняты изысканием все более действенных средств насилия и наказаний, а наказуемые неустанно изобретают способы увиливания от ответственности, сопротивления и наказания своих наказывателей. Всюду господствует ложь и подлость, везде долго сохраняется инерция абсурда и безнадежности, а в критические моменты все решает тупой физический перевес: диктатуры, авторитарные режимы и коррумпированные правительства свергаются только в том случае, если революционерам удается перехватить контроль над силовиками.

Сенаторы заволновались: эк куда хватил высоколобый. К чему клонит?..

Антихрист будет хорошим парнем

Скиннер сделал паузу, выпил воды и продолжил:

– При всем этом стоит иметь в виду, что самые эффективные манипуляции сознанием осуществляются на основе не отрицательных, а положительных подкреплений, создающих иллюзию свободы. Нейронаука и психология уже ясно показали, и жизнь многократно подтверждает, что надежнейшее средство контроля за поведением людей, не требующее никаких других дополнительных мер – система поощрений, динамично и гибко соотнесенная с пирамидой человеческих потребностей. Если соотнесение правильное, такая система позволяет не только удовлетворять потребности, но и управлять ими и создавать новые. Если, достигнув максимальной изощренности, система поощрений попадет в плохие руки, получится самая устойчивая и страшная деспотия – незаметная, неощущаемая, кажущаяся царством свободы. Самые развитые демократические общества начинают понемногу приближаться к этому, условно говоря, идеалу.

Бреггин с места, язвительно:

– Антихрист будет хорошим парнем? Хорошим бихевиористом?

Скиннер, невозмутимо:  – Антихрист был, есть и будет еще какое-то время плохим мифом. Хороший бихевиорист может быть только хорошим бихевиористом, не более и не менее. А парнем – хорошим или плохим, или и тем, и другим понеможку, как и любой.

После еще нескольких минут речи Скиннера, уже понятно, что исторической, квазинобелевской, на то и рассчитанной, – реплика и вопрос члена комиссии, сенатора N.:

– Маэстро Скиннер, вся Америка и весь мир знают ваши великие научные достижения. Мы знаем, что вы сделали много полезных изобретений, внедренных в практику. Вы знаете толк в технике и лучше, чем кто-либо, представляете себе ее возможности, которые вчера казались фантастикой, а сегодня становятся повседневностью. Все происходит внезапно. Долгие века люди ходили пешком, ездили на лошадях, жгли костры и свечи. А в двадцатом веке вдруг резко пересели на автомобили, поезда, самолеты и пользуются для освещения и тепла электричеством. Не думаете ли вы, что новые нейротехнологии в скором времени могут стать более привлекательными и эффективными, чем обычные средства манипуляций мозгами? Ведь они дают самое непосредственное, самое прямое и неотвратимое наказание и самое мощное поощрение. Если электростимуляция септальной области станет массово доступной, не станет ли она более популярной, чем жвачка и сласти?

Скиннер, с легким высокомерием:

– Все может быть, но вопрос не в средствах управления мозгами, а в намерениях тех, кто мозгами желает управлять, – в мотивациях, в действительных, как правило, не объявляемых, скрытых целях.

Опасность психохирургии, психофармакологии, электростимуляции или чего угодно ровно такова, какова опасность идеологии, берущей на вооружение эти средства, и какова нравственность конкретных людей, их использующих. Не будем строить иллюзий: поведение людей управляется и контролируется людьми же, управляющие – ровно такие же люди, как управляемые.

Сенатор Кеннеди, почесывая висок:

– Хм. Так как же мы можем быть уверены, что средства управления человеческим поведением будут использоваться во благо, а не во зло? Как контролировать…гм… контролеров?

Скиннер:

– Это сложная проблема. Противоядия против злоупотреблений психотехнологиями пока не найдено.

После еще нескольких реплик и выступлений, в кратком слове – Дельгадо (его Бреггин отшпынял едва ли не хлеще, чем Хиза):

– Противоядие против злоупотребления нейро– и психотехнологиями есть: открытость. Прозрачность и массовая доступность всех этих технологий. И более того: обязательность базового психологического обучения, такая же, как обязательность знания правил дорожного движения и умения управлять автомобилем для тех, кто выходит на дорогу и садится за руль. Каждый из нас, выходя на жизненную дорогу и берясь за руль управления собой и взаимодействия с другими, рискует и быть сшибленным и задавленным, и кого-то зашибить, задавить. Массовая психологическая обученность сведет этот риск до наивозможного минимума. На вопрос: кто должен владеть секретами управления сознанием? – ответ один: каждый! Каждый сознательный человек. Нельзя допускать, чтобы некая группа или какая-то элита монопольно владела этим самым опасным в мире оружием. Критическое мышление – в массы!

Психотерапевт Пэрри Лондон, вторя Дельгадо:

– Свобода быть собой, свобода личности, внутренняя свобода… Есть только одно надежное средство ее защиты: быть самому психически свободным и сильным, быть сильной личностью. Быть внутренне независимым и психологически образованным. Знать технологии психического насилия и уметь его распознавать. Давайте вместе работать над тем, чтобы увеличивалась сила каждой отдельной личности нашего общества. Да, психотехнологии угрожают свободе человека, давая насильникам-манипуляторам все более сильные, разнообразные, все более изощренные и все менее уловимые средства воздействия на потенциальных жертв. Противопоставить этому можно только еще более развитые средства осознания психологической реальности и навыки психического самоуправления. Этому нужно обучать с детства, обучать умно и терпеливо. Иначе мир наш необратимо затопится безудержным злом, и для каждого максимально возрастет вероятность стать жертвой циничных хищников, насильников и убийц.

К концу слушаний Эдвард Кеннеди примолк, помрачнел, сидел с каменным побледневшим лицом. Надоело? Устал?.. Пробудились тени застреленных братьев?..

Все как-то вяло спустилось на тормозах: инвективы Бреггина отвергнуты не были, но и никаких административно-запретительных выводов сенатская комиссия не произвела. Хиз чувствовал себя победителем, но в прессе эта победа озвучилась наоборот: «Тулейнский мозгодробитель получил по мозгам в сенате», «Тэд психоанализирует психиатра-взломщика», «Ложечки не воровал, но осадок остался: секс-реформатор отпущен под честное слово»  – никак не могли желтые вороны отпустить с миром синюю, обкаркали, загоняя в забвение.

D-r Mozg: Recipe № 25.

Читать для бодрости утром и для успокоения вечером.

Несколько жизненно важных понятий

из словаря БРЕДПРИНИМАТЕЛЯ

Бредакция – творческий коллектив современного средства массовой информации.

Бредводитель – 1)гуру в особо крупных размерах; 2)вождь, отец нации.

Бредидент – см. выше, ниже, в оба, вокруг и в корень.

Бредзумпция – виновность или невиновность, назначаемые заранее.

Бредисловие – авторитетный сопроводительный текст к публикуемому произведению.

Бредитная карточка – пластиковая карта участника финансовой пирамиды.

Бредлог – основание для судебного преследования политически неугодного лица.

Бредмет – объект паранаучного исследования, например, полтергейст.

Бредность – способность человека или текста воздействовать на психику в нужном направлении.

Бредо – система верований уверенного в своей правоте человека.

Бредофилия – повышенный интерес к конспирологии, эзотерике и тому подобному.

Бредпосылка – исходное положение, тезис, не подлежащий сомнению и проверке (см. также бредзумпция).

Бредрассудок – см. Бредзумпция, Бредпосылка.

Бредприятие – хорошо продуманный проект, долженствующий неминуемо и быстро принести баснословную прибыль.

Бредседатель – руководитель сообщества, движимого высокими целями.

Бредсказание – сообщение о неизбежном наступлении какого-либо значительного события, например, конца света.

Бредупреждение – инструкция по безопасному обращению с бытовой техникой, например: не сушите вымытую кошку в микроволновке.

Бредчувствие – ощущение того, что совершится в ближайшем будущем у человека с неудержимой интуицией.

Бредшественник – тот, кто дошел до той же кондиции, что и вы, но пораньше.

Изобредение – создание оригинального продукта, например, бюстгалтера, который можно превратить в суповую тарелку. Соотв. – изобредатель.

Интербредация – изложение фактов или текстов в личном освещении.

Обределение – конспирологическая характеристика любого объекта, субъекта или события. Пример: белый цвет – хорошо замаскированный черный.

Сапиенс не вылез из пещеры или пещера из сапиенса?

Звезды будут светить нам до тех пор, пока среди нас останется хоть один, кто спрашивает: «А почему они светят?»

Мири Найт

Еще семь лет после сенатских слушаний проработал Хиз в своей тулейнской цитадели, перебиваясь частной практикой и остатками прежних грантов – все источники финансирования накрылись медным тазом. Потом восемнадцать лет прожил на покое, но не бездельничал: принимал пациентов, консультировал коллег, много читал и писал. Изредка, уже в середине восьмидесятых и в девяностых, когда память о скандалах успела выветриться, давал залетным журнальным пташкам мемуарные интервью. Под занавес, в 1996 году завершил итоговую книгу своей жизни – «Разум и мозг: исследование взаимосвязи» . Никто из издателей не захотел опубликовать этот труд, и Боб издал его на свои средства.

– Что же там такое криминальное, что издателей напугало?

– Если бы криминальное и напугало – тотчас бы издали. Книга была сочтена адресованной слишком узкой аудитории, а имя автора – не брендовым. Коммерческие соображения, ничего личного.

«Разум и мозг» – обзор эволюции мозга и развития интеллекта. Пройдясь по лестнице Радо (с. 254–256) , подробно остановился на ступени, ближайшей (или одной из ближайших) к нашей. Сто пятьдесят тысяч лет тому назад – какие-нибудь полтора часа по временной шкале эволюции – просторы Евразии населяли наши, возможно, в какой-то степени предки – пещерные охотники, неандертальцы.

– В какой-то степени предки?..

– Сравнительный анализ ДНК останков неандертальцев и ДНК ныне живущих сапиенсов, то есть, нас с вами, показывает, что от одного до четырех процентов генов у нас общие. Причем, что любопытно, – больше генетически общего у неандертальцев с европейцами и азиатами, чем с нынешними обитателями единой для всех людей первородины – темнокожими африканцами. Мозг неандертальцев был такой же величины, что и у нас, в среднем даже немного крупнее, но передний мозг – лобные доли – был менее развит, извилин было поменьше.

Примерно сто десять тысяч лет неандертальцы жили на земле и боролись за вечность, хотя, наверное, меньше всего о ней думали. И тут, около 40 тысяч лет назад, невесть откуда появляются люди нашего образца – кроманьонцы (название, как и у неандертальцев – по местности, где впервые нашли следы их пребывания).

Неандертальцы и кроманьонцы, женщины и мужчины – в сравнении

Две разновидности древних людей вступают в борьбу и не только враждуют, но и едят друг друга. Археоантропологи обнаруживают на стоянках неандертальцев обглоданные кости кроманьцев, а на стоянках кроманьонцев – еще более обглоданные кости неандертальцев.

– О боже. Зубы у них, что ли, были крепче, у этих наших предков-людоедов? Или голодней были?

– Науке сие неизвестно. Кроманьонцы оказались выживательно сильней, это факт. Наверное, были в массе умнее, а может, и злее. Тридцать тысяч лет назад неандертальцы исчезли с лица земли, но не совсем. Конкуренты не только ели друг друга, но и, случалось, любили. Геномные исследования показывают, что некоторые кроманьонцы-мужчины имели детей от неандертальских женщин. И значит, потомки этих полунеандертальских детей внесли вклад в генетику последующих поколений.

– Людей, похожих на реконструированные портреты неандертальцев, я иногда встречаю на московских улицах.

– Не такая уж редкость: и на нью-йорских, и на парижских улицах я видел таких не раз. На высоких государственных должностях иногда оказываются, на рекламах смотрятся, в боксе преуспевают, гениальные стихи могут писать. (Слева – профиль поэта Велимира Хлебникова).

– Быть похожим не означает – быть.

– Разумеется. Но сходство всегда что-то означает – указывает, как младенец пальчиком, на тайну родства и единого истока всего сущего.

Итак: в результате биологически малозаметного, но по значению эпохального генетического изменения – небольшой прибавки серого вещества и извилин, главным образом, в лобных долях, – появился мозг современного человека. Какая-то горстка дополнительной мозговой ткани сделала возможной цивилизацию, культуру, науку, все достижения творческого интеллекта, все чудеса искусства и техники, все взлеты мысли.

Но, – напоминает Хиз, – остальная, тысячами и миллионами лет наработанная мозговая масса никуда не делась: она с нами, она в нас. И творит свое: ритмику и мелодику наших внутренних органов, наше бодрствование и сон, нашу моторику и память, наши вожделения и эмоции, наши страхи, агрессивность и злобность, нашу алчность, ревность и зависть, наши насилия и аморальность, нашу преступность, наше безумие.

«Тридцать с лишним лет мы с небольшой группой моих верных сотрудников бродили по мозговым джунглям человека, забирались в самые потаенные их уголки, куда до нас еще никто не проникал. И убедились: наши внутренние правители живут и работают здесь – в древних пещерах и катакомбах эмоционального мозга. Здесь сосредоточен административный аппарат организма и главные движители поведения. Отсюда идут команды, определяющие направление деятельности и мышления.

У подавляющего большинства людей лобные доли – всего лишь тактическая обслуга поведенческих стратегов, базирующихся в нижележащих отделах мозга. Как и первобытные люди и животные, Homo Sapiens продолжают руководствоваться в основном древними, как жизнь, инстинктивными побуждениями. Эти побуждения держат в подчинении интеллект и творческие способности, принуждая их, когда того требуют обстоятельства, камуфлировать низость инстинктов под высоту запросов».

– Устрашающе банально. Не похоже, что в этих утверждениях есть что-то новое в сравнении, например, с либидо-теорией Фрейда. Все тот же, давно знакомый скептико-цинический взгляд на человека. Все то же преобладание животного низа над человеческим верхом. Не находится в этой конструкции места для совести и благородства, для любви, сострадания и духовности. Не верю я, что высшие состояния человека всего лишь самообманы сознания, красивенькие одежки, прикрывающие голизну эгоизмов. Несмотря на убедительность доводов и подавляющую массу очевидных примеров, согласиться с выводами доктора Хиза как с окончательным диагнозом человечеству невозможно: слишком многие другие живые примеры эту клиническую картину опровергают. Возникает невольное подозрение, что автор поставил диагноз себе, нарисовал автопортрет, а потом несложным маневром заменил «я» на «мы». Цинизм – неправда, сочиненная теми, для кого это правда.

– Браво, вы заговорили почти в духе Бреггина. Слегка перефразируем седой афоризм: новое – это хорошо подтвержденное старое.

Блеска новизны в выкладках Хиза, действительно, нет, – тускловато в сопоставлении, например, со сверкающими бессмертными максимами великолепного Ларошфуко, век семнадцатый («Наши добродетели – это искусно переряженные пороки»), или с могучими возгласами моего любимого древнего грека, отца диалектики, гениального Гераклита:

Лучший из людей в сравнении с Богом – обезьяна.

Звери, живущие с нами, становятся ручными, а мы, друг с другом живя, – дикими.

Согласен: мелодии старые; но песня ценится не за новизну, а за то, что ее можно спеть не один раз. Инструментовка и разработки Хиза, мне кажется, местами не лишены интереса:

«Пора, наконец, открыто и спокойно признать, что идеологии и религии как средства морального влияния потерпели грандиозное историческое поражение. Они разделены непроходимыми завалами взаимонепонимания, недоверия и вражды. Они провоцируют и благословляют насилие, которое призваны предотвращать. Церкви лицемерны, алчны, циничны. Внушая пастве дебильно-шизофренические картины мира, основанные не на реальных знаниях и законах природы, а на мифах архаического сознания, церковники точно так же, как и правители тоталитарных режимов, держат людей в состоянии патологического гипноза, подавляют естественные чувства, не дают развиваться мысли и продуцируют массовую психопатологию. Прекраснодушная наивность, присущая лучшим из верующих, не только практически немощна, но и вредна: искренне принимая желаемое за действительное, эти пасомые укрепляют власть своих хищных пастырей и увековечивают царство невежества и мракобесия…»

– И эта песенка не свежа: «Религия – опиум для народа». Крепкая критика, по негативу справедливая. А позитив?.. Все ли пастыри – хищные? Знаю, убедилась: не все. И самоотверженные герои среди них есть, и бескорыстные подвижники, и светлые святые. Без религий человечества и нас с вами вообще не было бы: еще в доисторические времена все кандидаты в люди друг друга бы передушили и пересжирали, как динозавры. Только не говорите мне, что жрут и сейчас, сама знаю. Жрут, но, слава Богу, не все, далеко не все. И религиям за это можно сказать историческое спасибо.

D-r Mozg. Recipe № 26.

Пропись a la Хайам

Есть заповедь одна, забытая пророком:

не лги себе ни в чем – ни в низком, ни в высоком,

ни в страхе, ни в любви – не лги своей душе:

не скажет ничего, но сгинет ненароком.

– Вот что вам отвечает Хиз:

«Нынешние способы управления человеческим поведением плохо работают в хорошую сторону, и хорошо – в плохую. В массовом масштабе они не улучшают людей, а лишь нестойко удерживают более или менее приемлемый уровень общественного равновесия – уровень едва ли более высокий, чем в павианьей стае…»

– В унисон Скиннеру…

– Да, и вот дальше:

«Что победит в человечестве – созидательно-творческие силы или разрушительные, энтропийные, креативность или деструктивность? Ожидает ли нас судьба австралопитеков и неандертальцев?..

Мы вылезли из пещер, но пещерный человек из нас не вылез и не собирается – он живет по-новому, но чувствует и мыслит как встарь. Импульсивный агрессивный дикарь получил в распоряжение бомбардировочную авиацию, отравляющие вещества, ядерное оружие и ракеты. Произвел крестовые походы, инквизицию, Холокост. Продолжает в том же духе. Кто его остановит?

Бесполезно взывать к добрым чувствам, когда господствуют злые. Чтобы спастись от грядущего самоуничтожения в агрессивном безумии, человечество должно обновить свой моральный код, освободив его от белых пятен и темных двусмысленностей, и закрепить биологическими методами – так, чтобы мораль твердо впечаталась в гены и мозг каждого человека. Только тогда возможна будет жизнь в любви и гармонии…»

– Этическая евгеника?

– Она самая. Медико-этическая.

«Чрезвычайная глупость – шарахаться от евгеники только на том основании, что фашисты подтянули под это благородное слово свои человеконенавистнические теории и изуверскую практику. Евгеника нужна именно для того, чтобы среди людей не могли появляться фашисты, чтобы фашизм был биологически невозможен. Если мы хотим выжить, развиваться и совершенствоваться, – а только развиваясь и совершенствуясь, мы можем выжить – то непременно обратимся к евгенике как средству primum et super omnia («прежде и превыше всего»). И чем раньше, тем лучше, ибо кто не совершенствуется, тот вырождается.

Пусть ханжи плюют мне в глаза: я не только за то, чтобы аборты были разрешены, но и за то, чтобы в случаях явных медицинских и генетических показаний прерывание беременности производилось в обязательном законном порядке. Люди с инвалидной генетикой, деградированные личности и субъекты с врожденными преступными наклонностями, подтвержденными объективным анализом, не должны иметь права на бесконтрольное размножение.

Почему мы стараемся исключать генетический брак у наших собак, лошадей и свиней, и палец о палец не ударяем, чтобы исключить его у себя самих?

Почему человек обязан сдавать экзамен на право водить машину, получать дипломы на право лечить и преподавать, сертификаты на то и се, – и не обязан иметь никакого свидетельства, подтверждающего его биологическое и психологическое право на самое главное, самое трудное и ответственное дело жизни, при неподобающем исполнении чреватое самыми большими опасностями для общества и человечества – рождение и воспитание потомства? Долго ли будет продолжаться эта самоубийственная нелепость и к чему приведет, если мы во-время и решительно не возьмемся за ум?»

Этими вопросами, поставленными под конец жизни уже не Царем Гедоном, не Долговязым Бобом, а тайным мыслителем с тайной печалью, теперь явной, с тайной печатью, теперь снятой, – общечеловеческими вопросами, поставленными самым дерзновенным и неоднозначным из мозговедов ХХ века доктором Робертом Гэлбретом Хизом, не дожившим одного года до третьего тысячелетия, мы и завершим наше повествование о нем. В чем был прав доктор Хиз, в чем не прав, принес ли своим пациентам больше пользы или вреда, продвинул ли мозговедение и человекознание в ту сторону или иную – предстоит еще рассудить истории, но вряд ли когда-нибудь окончательно. Мы же пока старались лишь вникнуть в его психографию: характер, судьбу, дела, чувства и мысли, чтобы и нам было о чем подумать.

Appendixистория одной макулатуры из мусорки «Автопсихография»: по следам «Охоты за мыслью»

…И снова черновик, и засмеяться,

и строчки слабые стереть…

Мне, чтобы выжить, нужно состояться,

а чтобы состояться, умереть.

Совершенство, не убивай меня, не спеши,

я и сам для себя не фамильная драгоценность,

а случайная брызга Твоей души,

но без части страдает целость…

Не выбрасывайте черновики, это жизнь –

не выбрасывайте, подождите,

дайте им подышать у ночной реки.

Не выбрасывайте. Сожгите.

Мемуары – ужасный жанр, много раз клялся себе никогда их не писать. Но куда деться от памяти?.. Жизнь – поток памяти, утрачиваемой и обретаемой, – движение памяти, создающее иллюзию движения времени. Память может быть учебником, лекарством, молитвой, искусством, праздником. Преступно хоронить свою память вместе с собой, если чувствуешь, что какие-то извлечения из нее могут кому-нибудь или чему-нибудь хорошему пригодиться.

Две тысячи восьмой год. Застольный разговор в малознакомой компании. Меня представляют солидной, грудасто-задастой, самоуверенной бизнес-даме.

– Владимир Леви?.. А-а, книгу вашу читала когда-то. «В погоне за мыслью», кажется.

– «Охота за мыслью».

– Вот-вот, охота. Ну и как вы, поймали мысль?

Хотелось ответить: а как же, прямо за…

– Не поймал, зато согрелся.

«Охота за мыслью» (ОМ) и в самом деле оказалась для меня книгой разогревательной.

– Но еще до нее успели опубликовать несколько очерков, замеченных публикой; в них и стихи ваши уже проклюнулись. Вот, запомнилось:

«Под глухой и мерный рокот эскалатор, серый робот, разлучить скорей стремится человеческие лица… Поручни, как анаконды, под ладонями Джоконды… О догнать бы, заглянуть бы в лица-мысли, лица-судьбы тех, что скрылись в тесноте на ступенчатом хребте…»

– Журнал «Знание – сила», очерк о физиогномике.

– В ОМ, правда, в отличие от следующих книг, ни одного вашего стихотворения не обнаруживается.

– На то есть причина.

Оперение психиатра

Писать ОМ я начал в 27, а вышла книга, когда мне было без малого 29, в 1967 году. В это время четверо из пяти главных героев нашей теперешней книги – Олдс, Скиннер, Дельгадо и Хиз были живы и славны, вовсю трудились.

А я, отслужив три года психиатром в больнице Кащенко и еще три года в психиатрической клинике 1-го Мединститута, защитил кандидатскую диссертацию и пошел в районный психодиспансер на должность амбулаторного психотерапевта. Принимал уже далеко не только душевнобольных: это была работа и психиатра, и практического психолога в одном флаконе. Занимался врачебным гипнозом, групповой психотерапией и психодрамой, увлекся аутотренингом, телесно-освобождающими и дыхательными психотехниками. (Описал потом этот опыт в книгах «Я и Мы» и «Искусство быть Собой»). С пациентами общался с утра до позднего вечера, читал и писал в основном ночами.

Печатало ОМ московское издательство «Молодая гвардия». Научно-популярная редакция этого издательства выпускала тогда серию «Эврика» – книги об исканиях и достижениях в разных областях науки, написанные известными учеными. Я не был известен. Как автора, подающего надежды, меня сосватали в «МГ» мои редакторы из журнала «Знание – сила»: Лена Сапарина и Анатолий Варшавский, оба хорошие писатели. Привели к своей приятельнице Людмиле Даниловне Антонюк, редактору «Эврики», и сказали:

– Это Володя Леви, психиатр с пером. Ему пора книгу делать.

– Хм. Ну, давайте попробуем, – сдержанно сказала Людмила Даниловна, дама средних лет с короткой стрижкой и в громадных очках. Хрестоматийно-редакторская внешность. С перепугу Л.Д. показалась мне страшно свирепой, что потом оправдалось едва ли на пять процентов, а лицо ее без очков оказалось беспомощно добрым. Но это позже, когда мне довелось помогать ей врачебно.

– Пишите о чем хотите, лишь бы касалось вашей специальности, – сказала она высокомерным баском. – И чтобы интересно было широкому читателю. Название очень важно. Яркое, интригующее, чтобы выражало суть книги. Ну, мы над этим поработаем вместе, – пообещала Л.Д. с мрачноватой улыбкой.

Так началась моя книжная жизнь.

– Начиная, уже знали, о чем и как писать, план книги был?

– О чем – знал: о том, чем занимался, что было интересно мне самому. Как писать – не знал. Плана не было. Л.Д. предложила мне написать заявку на книгу и поглавный проспект. Заявку должно было утвердить издательское начальство, с обязательной в те времена «проверкой на вшивость» – подтверждением идеологического соответствия. Понятно было обеим сторонам, что это, как и поглавный проспект, лишь удостоверение на проходной. Чувство при подаче заявки было такое же, как при обыске перед входом на самолет.

«Давай мне мысль какую хочешь»

Первый вариант написал за полтора месяца (у психиатров был в те времена 48-дневный отпуск, самый большой среди медиков – за вредность работы), осенью, сбежав из Москвы на берег Черного моря, к Кавказским горам, в Пицунду.

Жил посреди густой южной зелени в крохотном частном домике, в полном уединении, если не считать маленькую собачку и котенка, которых хозяйка, уехав, оставила мне на попечение. Питался хлебом, чаем и дешевыми местными мандаринами. Рядом было море, шум осенних штормов – и сосны, вековечные длинноиглые пицундские сосны. Неподалеку, в конце кипарисовой аллеи, посаженной францисканскими монахами, когда-то здесь обитавшими, – дивный средневековый храм, а чуть дальше – одетые снегом вершины.

Маленький деревянный столик, заваленный черновиками. Днями и ночами писал, иногда выбегал к морю под солнце или под луну.

Добавьте ко всей этой романтике состояние безумной влюбленности в Далекую Прекрасную Незнакомку, двадцать семь лет, писательскую неопытность, амбиции, непонимание, как надлежит писать вещи большого объема для широкой аудитории – и вы, быть может, не слишком удивитесь тому, что первая рукопись первой моей книги была написана сплошь стихами.

– Триста с лишним страниц – за полтора месяца – сплошь в стихах?

– С неотвязной мыслью, что Лермонтов состоялся уже в 26, а через год погиб.

Получилась многосюжетная стихотворная пьеса про Вселенную Психики, где есть Планета Сознания, а на ней Империя Мышления, Страна памяти, Океан Подсознания, Королевство Эмоций и прочая, включая державу Вообразилию, которую потом независимо от меня придумал для детей Борис Заходер. В каждой главе были персонажи со своими характерами, воплощавшими, как у Метерлинка в «Синей птице», души вещей – только у меня не вещей, а систем и функций организма и психики. «Я – король Королевства Эмоций, Всемогущий Эмоционал. Кто тут в верности мне не клянется? Кто господство мое не признал?»

– Для параноидального советского времени тут очевиден иронический намек на верность коммунистическим идеалам, партии и правительству. Вкладывали протестный подтекст?

– Не без того.

Сколько сумасшедших домов нужно миру?

– Душевное развитие состоит в убавлении неосознанности и прибавке осознанности.

– И обратное происходит: осознанное идет

в подсознание, делается интуицией. Сознание

постоянно освобождается от себя.

Имир и Мири. Домашние диалоги

Напомню, дело происходило во времена, когда любого человека, поведшего себя идеологически неправильно, могли сразу отправить за решетку или в психушку.

– Хрущевская оттепель только-только закончилась.

– Да, и впереди еще было вторжение в Чехословакию, процесс Синявского и Даниэля, афганская война, высылка Бродского… «Молодая гвардия» была номенклатурным комсомольским издательством, и хотя на редакторских должностях там работали в большинстве люди симпатичные, расставаться со своими теплыми местами ни у кого желания не было. И когда молодой психиатр вместо ожидаемой научно-популярной, в меру веселой, но непременно серьезной и лояльной прозы выложил на стол растрепанную рукопись, кишащую растрепанными рифмами с растрепанными настроениями…

Надо отдать должное Людмиле Даниловне – у нее был большой стаж работы с неадекватными авторами, сильный характер и недюжинная выдержка опытного бредпринимателя.

– ?..

– Как и я раньше еще убедился, подрабатывая литконсультантом в журнале «Семья и школа» – тоже вполне себе бредпринимательская работка, – почти все люди, в жизни более-менее нормальные, в качестве авторов грубо неадекватны. Особенно производители объемистых, пухлых текстов – тут уж просто не обойтись без диагноза.

– Вы всерьез?

– В любое популярное печатное издание доинтернетных времен каждый день приходила громадная почта, поток писем. Среди разного прочего слали и рукописи – с надеждой их напечатать, а часто и с категорическим требованием. Рассказы, очерки, повести, романы, статьи, трактаты, стихотворения и поэмы, пьесы, сценарии, воззвания, манифесты и прочая, включая произведения, состоящие из ненормативной лексики. Первым весь этот вал принимал на грудь работник, называвшийся литконсультантом. Он должен был все это читать и фильтровать – отбирать немногое, что кажется подходящим для публикации, и передавать для рассмотрения в редакцию. А остальное отбраковывать.

– Представляю, сколько всякого вам пришлось начитаться.

– В бредпринимательские обязанности входила и переписка. Каждому автору, рукопись которого к публикации не принималась, нужно было написать личное письмо – отказ с объяснением. Делать это требовалось деликатно, нежно и ласково – так, чтобы автор не обиделся. Задача не обидеть, как я убедился, в подавляющем большинстве случаев не выполнима, даже при самых изысканных психотерапевтических ухищрениях. Работа небезопасная: некоторые из получающих отказ склонны к мести.

– «Наш журнал недостоин вашего гениального произведения»?.. Так вот где вы нарастили бредпринимательское терпение и отточили эпистолярное мастерство. Считается ли графомания психическим заболеванием?

– Не считается, иначе по всему миру пришлось бы понастроить столько сумасшедших домов, что их земля не вместила бы. Процентов девяносто книжной продукции подлежало бы свозу в клинические музеи, а интернет нужно было бы считать расширенным филиалом больницы Кащенко.

– Да оно так и есть, бредлам.

– Не будучи болезнью как таковой, графомания может (но не обязательно) быть одним из сопроводительных признаков какого-то душевного недуга или неизжитых комплексов, психопатии или психического заболевания, даже распада личности. В последнем случае, важно заметить, графомания есть знак того, что душа человека распаду сопротивляется.

– И вы, и другие авторы писали, что всякое творчество, в любом виде, даже самое беспомощное, может быть средством душевного оздоровления и саморазвития. Есть и термины для этого: арт-терапия, креатерапия – лечение искусством, лечение творчеством.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Поэзия Александра Моисеевича это краткие зарисовки в стихах, дающие возможность запечатлеть лучшие м...
Каждому человеку всю жизнь приходится так или иначе торговать собой. Книга рассказывает вам, как нуж...
В книгу вошли лучшие произведения знаменитого путешественника, исследователя Дальнего Востока В. К. ...
Мы привыкли ассоциировать Древний Рим с разнузданной роскошью пиршественных залов и железной поступь...
Великий поэт Германии, выдающийся мыслитель и ученый Иоганн Вольфганг Гёте принадлежит к тем личност...
Наталия Правдина – специалист по позитивной психологии, практикующий мастер фэн-шуй, а для своих уче...