Пандемия Тилье Франк
– Я… я не знаю, жил как обычно. Работа, метро, один раз пообедал с коллегой в пиццерии, дважды около полудня совершал пробежки.
Амандина записала имена, которые он с большим трудом ей продиктовал.
– Вечером я… еду прямо домой, полчаса на метро. Я бухгалтер на набережной Орфевр, тридцать шесть. Работаю в административном отделе…
Амандина записала и продолжала расспрашивать. Как и у Бюиссона, никаких контактов с дикими животными, никаких путешествий. Молодая женщина записывала все, что можно, но ясности это не добавляло. У Дюрье и Бюиссона болезнь проявилась одновременно, они наверняка были в достаточно продолжительном контакте с одним и тем же человеком, который передал им вирус где-то в среду. Но кто это был? И где состоялся контакт?
Она вышла из палаты, было уже около половины пятого. Жоан поднял свой мобильный, подходя к ней.
– Я только что говорил с Жакобом. Готово дело, начинаем кое-что узнавать о нашем вирусе. И новости нерадостные.
– Рассказывай.
– Во-первых, вирус, найденный у лебедей, абсолютно идентичен вирусу первого обнаруженного случая у человека. Амандина, это один и тот же штамм.
Худшая гипотеза подтвердилась. Грипп заражал и птиц, и людей. Значит, мог перескакивать с одного вида на другой.
– Наш «H1N1/Маркантер/11/2013» содержит гены нескольких вирусов гриппа, птичьего, свиного и человеческого. И от него нет никакой защиты.
– Откуда он взялся?
– Пока трудно сказать, надо еще покопаться, послать штамм в полторы сотни лабораторий наблюдения по всему миру, чтобы все приложили руку. Но если у него есть человеческий ген, хотя нашли его у птиц, значит…
– …где-то в мире, возможно, уже есть зараженные люди.
Амандина пыталась собрать фрагменты головоломки, но ей это никак не удавалось. Если вирус не хранился в Мировом банке штаммов гриппа, значит никто никогда его не встречал, ни одного случая не было выявлено службами здравоохранения или центрами наблюдения. Выходит, он был выведен в лаборатории? Был ли это генетически модифицированный штамм, в котором объединили свиной, птичий и человеческий вирусы, чтобы превратить его в грозное оружие?
– Единственный положительный момент – новых случаев у людей пока нет, – продолжал Жоан. – Может быть, среди людей он плохо распространяется? И умрет естественной смертью?
– Хотелось бы в это верить.
– Ну а что дали твои расспросы?
Амандина провела рукой по лбу. Она чувствовала приближение мигрени.
– Немного. A priori нет никаких точек соприкосновения с Бюиссоном. Я отправлю эту информацию в ИЭН, они свяжутся со всеми знакомыми Бюиссона и Дюрье, с людьми, которых они встречали и которые установлены… процесс быстро станет тяжким и неуправляемым.
– Ладно… Засим, после этих превосходных плохих новостей, хочешь кофе? Чая?
– Лучше уйти отсюда. Я только схожу в туалет.
В дамской комнате она приняла полтаблетки пропранолола, чтобы остановить головную боль. Иногда это помогало, иногда нет. Ее мигрени были настоящим бедствием и преследовали ее многие годы. Она сдавала анализы, никто не мог докопаться до происхождения головных болей, но предполагали, что они могли быть вызваны гремучей смесью антивирусных препаратов, перепадов давления между лабораторией-бункером и внешним миром и постоянного стресса Амандины. Ей советовали поменьше работать, что в последние месяцы было невозможно.
Она вернулась в коридор, делая вид, будто все в порядке. Она не любила, чтобы кто-нибудь видел, как она глотает свои лекарства.
– И что ты обо всем этом думаешь? – спросила она Жоана.
– Одно могу сказать наверняка – что на сегодняшний день мы потеряли след нашего вируса. Жив, мертв? Никто не знает.
– Дерьмово…
– Да. И вдобавок Жакоб рвет и мечет. Он хочет посадить одного из нас на анализы проб, поступающих в Центр изучения гриппа, чтобы среагировать максимально быстро, если появятся новые случаи. Он уже несколько часов пытается дозвониться до Северины Карайоль; у нее срабатывает автоответчик.
– Это не похоже на Северину, она никогда никого не подводила.
Жоан посмотрел на часы:
– Ты уже провела в центре прошлую неделю, теперь я займусь анализами. Позвоню тебе, если появятся новые случаи, будь на связи. Что бы ни случилось, работаем.
– Ладно. Не знаю, как у тебя, а у меня очень скверное предчувствие.
21
Было десять часов вечера, когда Шарко вернулся в их дом в Со, южном пригороде Парижа.
Дом, построенный лет пятнадцать назад, находился всего в нескольких километрах от прежнего жилища полицейского и был ничем не примечателен: городской дом площадью меньше сотни квадратных метров, беленые стены, два этажа. Люси всегда мечтала о собственном гнездышке с тремя комнатами, садиком, качелями для детей и подстриженной лужайкой… Оставшись в ближнем предместье Парижа, они не могли позволить себе ничего лучшего, не будучи миллионерами. Но и это было неплохо, городок очень славный, и они вполне там освоились.
Как часто бывало, близнецы уже спали. Шарко чувствовал, что упускает драгоценные мгновения, всякий раз, когда не заставал их улыбок, их по-новому произнесенного «папа». Бесшумно войдя, он поцеловал Жюля и Адриена в лобики. Прикосновение и тепло кожи, щетина и бархат. Шарко поправил им одеяла и вышел, оставив дверь открытой: он хотел слышать малейший звук.
Люси приготовила большой стейк с кровью для него, а для себя достала остатки ветчины и овощной салат. Принюхавшись, Франк уселся за стол. Кухня была современная, практичная и выходила в гостиную. Негромко бормотал телевизор.
Разумеется, Люси тревожилась, и очень скоро они заговорили о «деле». Это вечная проблема четы полицейских. Приносишь грязь в дом и остаешься на службе повсюду, сам того не сознавая. Все равно что спать в обнимку с пушкой.
Шарко нехотя рассказал все, что узнал от Николя: компьютерный вирус, послание с тремя кругами, высветившееся на его компьютере… Люси была ошеломлена. Она тоже была тогда задействована, разрываясь между расследованием, своей матерью и близнецами, которым было всего два месяца.
– Как это воспринял Николя?
– Как бы ты восприняла на его месте? Они с Камиль умирают от страха. Нет ничего хуже, чем чувствовать, что ты под угрозой, не зная, что делать.
– Мы все под угрозой, не он один.
– Да, но это он получил письмо, он вырвал Камиль из их когтей и ликвидировал их организацию.
Шарко жевал мясо молча, механически, уставившись в пустоту. Люси не стала ему мешать. Он выпал из действительности, как это часто бывало, погрузившись в свои темные глубины. Он тоже знал, что такое страх, смотрел ему в лицо множество раз. И в работе, и в личной жизни. За двадцать пять лет он вынес больше, чем любой другой полицейский.
И все же был еще жив.
Он пришел в себя, поняв, что тарелка уже опустела.
– Я сейчас из Института судмедэкспертизы, есть много информации от Шене по нашему делу.
Он достал из кармана куртки листок бумаги.
– Во-первых, жертва и ее собака. Их обоих убили довольно странным оружием. Внимательно осмотрев раны, Шене обнаружил отклонение книзу между точками входа на груди и выхода на спине. У инструмента были изогнутые острия. Шене нарисовал, как он его себе представляет.
Люси взяла протянутый листок и рассмотрела карандашный набросок. На нем было два изогнутых, очень длинных острия, параллельных, на расстоянии несколько сантиметров.
– Похоже на штуку, которая была у Фредди Крюгера в «Когтях во тьме». Не знаю, видела ли ты этот фильм.
– Я как раз о нем подумала. Только здесь не совсем лезвия, скорее заостренные и изогнутые цилиндры. Да, именно как когти.
– Иными словами, мы имеем убийцу, который избавился от костей в лесной глуши, но разгуливает с таким оружием… И без колебаний уничтожит всякого, кто встанет ему поперек дороги.
Шарко положил нож и вилку на пустую тарелку. Он только сейчас осознал, что с ужином покончено; он не ел, просто заглатывал пищу, слишком занятый своими мыслями.
– Я думаю, он был в гневе, – произнес полицейский. – В ярости, что ему помешали. А, ты видел, что я делаю? Хочешь кричать? Ручаюсь, ты у меня замолчишь…
– Земля в глазах, в горле…
Шарко кивнул:
– Я тебя научу молчать. Шене говорит, что горло забили землей после смерти. Убийца не выказал никаких угрызений совести, он не пожалел времени, чтобы перенести тела подальше от места преступления.
Люси ела медленнее, она не была голодна.
– А трупы из пруда?
– Шене пригласил антрополога из Института судмедэкспертизы. Он был там и собирался работать всю ночь. Я заеду туда завтра утром, пораньше.
Люси пыталась мысленно подвести итоги. Голова пухла, и ночь обещала быть неспокойной: полицейскому трудно уснуть, когда в мозгу крутятся одни и те же вопросы.
Ее мысли прервал Шарко:
– Еще этот запах в лесу. Мята… Я не могу усмотреть связи.
– Это только начало, Франк. Мы не можем ускорить события.
– Поэтому люди и умирают.
Люси встала и убрала со стола. Потом подошла и обняла Шарко сзади. Тело его было напряжено куда сильнее обычного. Остов словно отлит из стали. Но даже самая крепкая броня рано или поздно дает трещину. Слишком много психопатов на этой планете. Их битва не имела большого смысла, Шарко это знал.
И все же они устремлялись в нее вновь и вновь, расследование за расследованием.
Просто потому, что это была их работа.
И они были созданы для нее.
22
Амандина проснулась как от толчка – так пробуждаются от кошмара.
В ее голове возникла связь.
Было почти семь часов утра. Она вскочила с кровати и проверила сообщения на мобильном телефоне, лежавшем рядом. Минут двадцать назад пришло сообщение от Жоана: «Все усложняется. Постарайся найти „Вуа дю Нор“…»
Не теряя времени, она бросилась в гостиную, где оставила свой блокнот. Нашла записи, сделанные в процессе беседы с Жан-Полем Бюиссоном. Она перечитала каждую строчку и сосредоточилась на последней встрече пенсионера с сыном, секретарем суда: они обедали во Дворце правосудия. Она перевернула несколько страниц. Другой больной из Ларибуазьер, отвечая на вопросы, сказал, что работает бухгалтером на набережной Орфевр, 36. А ведь дом 36 совсем рядом с Дворцом правосудия.
Она заглянула в Интернет. Судя по фотографиям и пояснениям, подследственные и служащие даже могли переходить из одного здания в другое по длинным коридорам. Это была ниточка, за которую стоило потянуть.
Амандина надела серые брюки из искусственной кожи, свитер в тон, проглотила свои лекарства и позвонила Жан-Полю Бюиссону. Пенсионер поворчал, что его так рано разбудили в больнице, но Амандине требовались кое-какие уточнения. Во-первых, как его сын, секретарь суда, не загрипповал ли? Не заболел? Бюиссон ответил, что нет, во всяком случае, вчера был здоров.
Затем молодая женщина попросила рассказать подробнее о встрече с сыном во Дворце правосудия. Бюиссон сказал, что они сначала собирались пойти в ресторан в Первом округе, но в итоге пообедали во Дворце, потому что сын был плотно занят. Они встретились на ступеньках со стороны площади Дофина и поели в заведении, служившем столовой полицейским, адвокатам и всему судебному мирку. Потом они расстались и с тех пор не виделись.
Она поблагодарила его, повесила трубку и задумалась. Возможно, именно в стенах Дворца правосудия Бюиссон и Дюрье встретили пациента зеро, сами того не зная. Поэтому стоило пойти задать несколько вопросов в административном отделе Тео Дюрье на набережной Орфевр и попытаться встретиться с сыном Бюиссона, прежде чем начать свой день в Институте Пастера.
Фонг подошел к ней сзади и нежно обнял:
– Уже на посту, моя крошка?
– Я, кажется, напала на след.
– Опять это ночное озарение из тех, что у тебя случаются? Что же это?
– Скажу тебе, если подтвердится.
Она взяла экологически чистое яблоко из корзинки с фруктами, подхватила сумку, сунула в нее планшет и поцеловала Фонга в щеку.
– И не делай больше глупостей, как вчера, договорились? Если тебе надо за чем-то выйти, скажи мне.
– Хорошо, шеф.
Он надел маску и проводил ее до двери. Помахал ей через окошко и вернулся в свою стеклянную тюрьму. Амандина ненавидела эти моменты, когда ей казалось, что она бросает Фонга.
Через несколько минут она припарковалась у станции метро и села на девятую линию. Из-за забастовок были перебои на линиях С и А скоростного метро. В вагоне на нее, как всегда, поглядывали с любопытством. Алебастровая кожа, маска на лице, военный «ежик». Ее, наверно, принимали в лучшем случае за больную с тяжелой патологией, в худшем – за наркоманку.
Сидя в уголке, она не поднимала глаз, стерильные руки бегали по экрану планшета. Она зарегистрировалась на сайте «Вуа дю Нор» и загрузила сегодняшнюю газету.
Люди кашляли. Большинство вежливо прикрывали рот рукой, а потом брались за стойки, сиденья, дверные ручки. Некоторые вирусы, в том числе и грипп, на металле могли жить больше суток. Микроорганизмы разлетались повсюду, от одного человека к другому, проникали в носовую полость, оттуда в легкие, а затем и в кровь. Ничто не могло помешать им распространяться. В одном только вагоне их было в миллионы раз больше, чем людей на Земле.
Амандина пробежала глазами страницы газеты. Забастовки, требования, политические конфликты, хлеб насущный французской осени. На странице 9 она остановилась, ошарашенная. На фотографии был мертвый лебедь на поверхности водоема. И ужасный заголовок: «Подозрения на грипп H5N1 на севере Франции?»
Молодая женщина оказалась перед свершившимся фактом: произошла утечка, вдобавок опасная и лживая, ибо речь шла о H5N1, а не о H1N1. Она внимательно прочла статью. Директор заповедника Маркантер отвечал на вопросы, он не мог отрицать присутствия ученых из Института Пастера, которые потребовали закрытия парка. Ниже один из руководителей ИЭН, отвечая журналисту, пытался разрядить ситуацию: нет, речь вовсе не идет о H5N1, анализы в Институте Пастера в Париже еще проводятся, но в любом случае нет абсолютно никаких причин для беспокойства. На вопрос: «Зафиксированы ли еще случаи смерти птиц?» – он ответил: «Насколько мне известно, нет». Однако же следом журналист говорил о трех других лебедях, найденных мертвыми в Бельгии, и предполагал, что таковые могут быть и в других местах Европы. Разумеется, он многое преувеличил: птицы-де в процессе перелета, и если они являются носителями вируса, то он может очень быстро распространиться по всей Европе.
Эта статья один к одному копировала сценарий фильмов-катастроф и вполне могла воспламенить коллективное воображение. Амандина остолбенела. Как сумел журналист все разнюхать так быстро? Никто не мог знать заранее, что лебеди умрут в Маркантере. Амандина видела лишь одну возможность: кто-то из заповедника поговорил с журналистом до или после их приезда.
Она выключила планшет и спрятала его в сумку. Положение было катастрофическое. Теперь пресса вцепится в них мертвой хваткой, будет ждать результатов, требовать объяснений. Если они узнали о лебедях, то не замедлят проведать и о случаях у людей. Министру здравоохранения, политическим инстанциям и ВОЗ придется выступить официально.
Молодая женщина встала и вышла из вагона. Пересадка. Ничего не трогать, не смотреть людям в лицо, идти с опущенной головой. Не существовать, быть призраком, который не хочет неприятностей на свою голову и не собирается завязывать разговор или помогать туристу найти дорогу. Свести к минимуму биологические контакты.
Через несколько остановок она вышла на станции «Сите» по четвертой линии. Быстро пробежать по туннелям серо-стального цвета, похожим на коридоры океанского лайнера. Микроорганизмы наверняка гуляют по ним, как по бульвару. Она вышла на воздух и смогла наконец освободиться от маски. Было четверть девятого.
Она послала сообщение Жоану: «Статья убойная. А я, кажется, напала на след, буду держать тебя в курсе». Потом она большими шагами пересекла бульвар Пале и надела новую защитную маску. Свобода была недолгой.
На посту охраны дома 36 по набережной Орфевр она предъявила свою профессиональную карточку: ей нужно в административный отдел, чтобы задать несколько вопросов об одном из служащих, Тео Дюрье. Она хотела поговорить с его непосредственным начальником.
Охранник заглянул в компьютер, позвонил и вернулся к ней. Начальник, Габен Кудрье, ждал ее на втором этаже.
Перед тем как войти, Амандина надела пару прозрачных латексных перчаток и огляделась. Жизнь кипела. Полицейские машины, фургоны сновали туда-сюда; десятки человек тянулись к огромному Дворцу правосудия рядом; полицейские шли на службу.
Она вошла в боковое крыло здания. Ей было странно находиться здесь, в этом мифическом месте, где распутывали самые громкие уголовные дела. Однако чем выше она поднималась по старым деревянным ступенькам, тем больше нарастало в ней неприятное ощущение. Она видела большие эмблемы, висевшие или нарисованные на стенах, черного тигра на белом фоне в память о Жорже Клемансо[14].
Габен Кудрье ждал ее в начале коридора, уходившего вправо, приветственно протягивая руку. Она показала ему свою в перчатке и избежала рукопожатия.
– Меня зовут Амандина Герен, я работаю в Институте Пастера. Вчера я виделась в больнице с одним из ваших служащих, Тео Дюрье, который заразился особо опасным вирусом гриппа.
– Я знаю, да. Его жена сообщила мне, что он слег, два дня назад. С ним что-то серьезное?
– Довольно-таки, особенно потому, что он астматик и это все усложняет. Я пытаюсь понять, где и как он мог подцепить грипп. Прежде всего мне хотелось бы знать, есть ли у вас еще случаи. Еще кто-нибудь отсутствует или представил…
– Отсутствующих полно. Только в моей команде не хватает трех служащих. И, насколько я понял, других отделов это тоже касается.
Амандина жадно впитывала его слова. Кудрье добавил бесцветным голосом:
– Очень удачно, что вы пришли. Потому что у нас тут, похоже, мор.
23
Двадцать четыре километра коридоров, тысячи дверей, сотни кабинетов. Парижский Дворец правосудия был земным «Титаником», пропускавшим через себя в среднем пятнадцать тысяч человек в день: население небольшого города.
После того, что она узнала в доме 36, Амандина больше часа бегала по этому лабиринту, поднималась на этажи, наугад стучала в двери. Почти везде ей не везло. Больных не было. Но то здесь, то там она узнавала, что такой-то адвокат загрипповал, другой взял больничный с конца уик-энда. Отдельные случаи, но они были.
Молодая женщина размышляла, расхаживая взад-вперед перед оградой Дворца правосудия, где поджидала Жоана и Александра Жакоба. Напротив нее выстроились в ряд одна за другой машины жандармерии. Она видела всех этих людей, которые входили и выходили, рассеивались на улицах столицы, трогали, дышали, обменивались микробами. От этой мысли ее бросило в пот. Может быть, именно в этот момент вирус играл в чехарду. А еще перелетные птицы… Они наверняка разлетелись повсюду, садились на природные и искусственные водоемы, приближались к жилым зонам и к другим диким животным. Кое у кого из людей есть маленькие пруды при домах, куда они приманивают перелетных птиц и кормят их. Через перья, испражнения, воду, на которую садятся птицы, они вступают в контакт с людьми…
Боже милостивый.
Она наконец увидела своих коллег. Они пересекли бульвар и подошли к ней. Жакоб был взвинчен.
– Сколько случаев?
Трое ученых направились к ступенькам Дворца правосудия и встали в сторонке справа от входа. Амандина опустила маску. У двоих других они висели на шее на резинках.
– Префектура полиции затронута, судебные отделы тоже. Только на набережной Орфевр из трехсот человек в уголовке, отделе по борьбе с наркотиками, бригаде быстрого реагирования и штабе тридцать один не вышел на работу.
Жакоб схватился за голову:
– Это невозможно! Может быть, это сезонный грипп, нет?
– Да, но двенадцать заболевших в пятницу, семь в субботу и остальные в понедельник… это слишком много. В отделе кадров мне сказали, что все назвали одну причину: грипп.
– Новые случаи со вчерашнего дня?
– Еще трое не вышли сегодня утром. Итого тридцать четыре.
– Больше десяти процентов личного состава за несколько дней. С ума сойти…
Все трое серьезно переглянулись.
– На автомобильных заводах останавливают конвейеры при трех процентах невыхода, – сказал Жакоб. – Здесь, у чиновников, недалеко до дезорганизации. Невышедших станет еще больше. Больные не вернутся, число новых случаев, боюсь, будет нарастать крещендо, если вирус передается так легко, как мы думаем. Этак он скоро выкосит полицейских и персонал, работающий во Дворце правосудия.
Амандина указала на бесконечный холл за спиной:
– Я прошлась по нескольким этажам здания: тот же сценарий. Случаев немного, но все же есть, там и сям. Никакой видимой связи между заболевшими. Поражение отделов и персонала на первый взгляд случайно.
Если было слово, которое Жакоб ненавидел, то это слово «случайно».
– Ты сказала «на первый взгляд».
– Все это время я над этим думаю. В глаза бросаются два пункта. Во-первых, совпадение первых случаев заболевания: все началось в пятницу, то есть мы имеем основания полагать, что это наш вирус. Некоторые служащие совсем разболелись и остались дома, другие держались и все же вышли на работу, но в понедельник тоже свалились.
– В пятницу, – повторил Жоан, – как Бюиссон и Дюрье. Это значит, что они подцепили вирус где-то в среду. И стало быть, все одновременно.
Амандина посмотрела своему шефу в глаза:
– Все эти больные, зараженные нашим H1N1… О чем мы говорим?
Жакоб стиснул зубы:
– Мне очень жаль, но я не могу об этом распространяться.
– Мы не дураки, – отрезала Амандина, – и должны знать, если хотим хорошо работать. Если отмести гипотезу, что стая перелетных птиц могла проникнуть сюда на прошлой неделе и заразить всех, речь идет о намеренном акте, не так ли? Кто-то хочет посягнуть на правосудие? Есть ли лучшее место, чем здесь?
– Войдем… – только и ответил Александр.
Амандина и Жоан незаметно переглянулись. Все трое вошли во Дворец и остановились у поста охраны. Жандармы досматривали входящих. Как в аэропорту, они сложили сумки, ключи, куртки в корзину, которая поехала по движущейся ленте к сканеру. Сами же прошли через рамки с металлодетектором. Жандарм остановил Амандину, когда раздался звонок.
Он подошел к ней с ручным металлоискателем:
– В карманах больше ничего нет?
Порывшись, Амандина достала немного мелочи:
– Наверно, это…
– Вы не могли бы снять маску и положить ее в лоток? Я проверю.
– Почему я должна снимать маску? Я уже проходила через рамку, ничего не сработало. Я просто выпила во Дворце кофе, отсюда и мелочь.
– Прошу вас. Что-то может быть спрятано в маске или даже между ней и вашим лицом.
Амандина колебалась, Жакоб пристально посмотрел на нее, призывая делать, что говорят. Скрепя сердце она повиновалась и опустила маску на грудь. Жандарм провел металлоискателем по ее телу. Амандина крепко сжала губы. Его лицо было прямо перед ней.
– Прошу прощения, такова процедура.
Он сказал это, дыша ей в лицо. Амандина задержала дыхание.
Пройдя контроль, она кинулась в туалет и подставила лицо под воду, а потом оттерла его мылом так сильно, как только могла. Руки ее дрожали.
Она вытерлась, проглотила таблетки и поспешила надеть новую маску.
24
Жакоб и Жоан остановились посреди длинного сводчатого коридора с внушительными колоннами из белого камня. Жоан поднял голову и посмотрел на шарообразные камеры, висевшие в каждом углу.
– Кто-то пришел с неизвестным вирусом и выпустил его где-то здесь, во Дворце правосудия, с целью заразить людей, – предположил он. – Распространить неизвестный вирус гриппа. – Он посмотрел на Жакоба. – Скажите мне, что я ошибаюсь.
Начальник ГМР провел рукой по лицу. Осунувшиеся черты, красные глаза выдавали усталость. После обнаружения лебедей он вряд ли много спал, буквально разрываясь на части. Худший сценарий-катастрофа в действии: какой-то псих разгуливал на свободе с вирусом гриппа, нигде не зарегистрированным и, похоже, исключительно заразным.
– В этом деле надо не терять из виду наших целей. Указания идут с самого верха, и они более чем ясны: мы должны сосредоточиться на вирусе, ничего не разглашая. Узнать его как можно лучше, отловить, попытаться выяснить, откуда он взялся. Я один уполномочен общаться с полицейскими службами. И никто ни слова прессе. Работайте, вот и все.
Амандина внутренне кипела. Почему он не скажет им, что они правы? Чертова секретность…
Жакоб провожал взглядом полицейских, жандармов на посту, подсудимых и судейских, сновавших, точно свободные электроны.
– Подумаем и предположим – я говорю: предположим, – что кто-то захотел распространить здесь вирус гриппа. Как заразить всех этих людей одновременно, если не аэрозолем, который позволит частицам зависнуть в воздухе на несколько секунд? Повсюду камеры и жандармы. И потом, помещение слишком большое. Люди должны были бы пройти сквозь облако точно в нужный момент.
– Он мог использовать другие пути распространения, кроме воздуха, – предположил Жоан. – Воду, но в случае с гриппом это работает плохо, или же…
– Пищу, – сказала Амандина, – я об этом думала. Это второй пункт, о котором я хотела вам сказать. Идемте за мной. И наденьте маски.
Они пошли по коридору, анонимы среди анонимов. Их маски порой привлекали взгляды, но не более того. Здесь никто никого не знал и всем было на всех плевать. Носителю вируса это наверняка было известно.
По пути Амандина заговорила о статье в «Вуа дю Нор».
– Это один из пожарных, присутствовавших, когда нашли мертвых лебедей, разгласил информацию, – объяснил Жакоб. – Но это все равно мало что меняет. Вчера вышла статья в Бельгии о лебедях в природном заповеднике Цвин. Им пришлось очистить парк от публики, так что это не прошло незамеченным. Начинаются утечки и в Германии. Теперь эстафету приняли социальные сети. Пресса идет за нами по пятам.
Он говорил тихо, почти шепотом.
– Журналисты хотят знать, что происходит. Чтобы хоть немного разрядить ситуацию, министерство решило послать депешу в агентство Франс Пресс и сообщить, что вирус, убивший птиц, не H5N1, а другой тип, H1N1, который в данный момент идентифицируют. Чиновники будут двигаться поэтапно. Сначала птицы, потом люди…
Они пересекли зал ожидания, который охраняли на высоте нескольких метров статуи Карла Великого, Наполеона, Людовика Святого и Филиппа Августа. Затем спустились по лестничному пролету, который привел их к закрытому окошку. Справа от него была дверь с надписью «Ресторан». Амандина толкнула створку, но дверь была заперта на ключ. Она настойчиво постучала.
– Этот ресторан – точка соприкосновения между Бюиссоном, нашим активным пенсионером, и Дюрье, который работает в административном отделе дома тридцать шесть. Я звонила его жене перед вашим приходом: Дюрье ест здесь почти каждый день. Бюиссон же обедал за этой дверью в прошлую среду со своим сыном, секретарем суда. Они встретились на ступеньках, как мы с вами, зашли сюда, поели и вышли. Надо бы проверить всех заболевших, но… в поисках места, где вы хотите заразить максимум людей из всех секторов полиции и правосудия, какое бы вы выбрали?
Дверь распахнулась перед Жоаном.
– Ресторан. Ограниченное пространство, большая концентрация людей, где перемешаны все отделы. Пища, чтобы занести в нее вирус. Идеально.
Перед ними стоял один из служащих ресторана. На нем была белая куртка, синие брюки, поварской колпак. Он с любопытством уставился на них, особенно на их маски. Жакоб объяснил причину их визита:
– Мы из Института Пастера. Нам бы хотелось осмотреть ресторан и задать вам несколько вопросов.
Мужчину звали Артур Каплан. Он посторонился, пропуская их.
– Что случилось?
– Ничего страшного, успокойтесь. Вы работали на прошлой неделе?
Он кивнул.
– Не было ничего подозрительного в среду? Какого-нибудь происшествия, примечательного факта?
Каплан подумал и покачал головой:
– Но я, знаете ли, работаю в кухне. Нас в бригаде двенадцать поваров, и в часы обеда мы не отходим от плиты.
Амандина и Жоан вошли в огромный зал, раскинувшийся под залом ожидания. Все это очень напоминало рабочую столовую. Сотни столов и придвинутых друг к другу стульев, стойка самообслуживания… Молодая женщина осмотрела системы вентиляции и отопления. Вентиляторов не было, вентиляционные люки скрыты. Слева персонал расставлял на стойке десерты и закуски. В конце, за стойками, два кассовых аппарата.
– Сюда может войти кто угодно?
– Вообще-то, это для персонала Дворца правосудия. Жандармы, чиновники, полицейские, судейские. Но каждый может привести с собой кого-то извне.
– Как осуществляется контроль?
– В окошке внизу лестницы. Служащий спрашивает, откуда вы, и может потребовать документ, например полицейскую карточку. Вы платите и получаете чек, который дает право на одно горячее блюдо с пятью дополнениями. Набираете, отдаете чек в кассу, вон там, и можете усаживаться.
Жакоб обернулся к окошку:
– Но можно ведь войти и без чека.
– Да. Там, в конце зала, есть кафе. Действительно, ничто не мешает пройти прямо туда.
Александр вернулся в зал, оглядел стены, потолки:
– Камер видеонаблюдения нет?
– Зачем они? Что-то вы меня тревожите, еще и в масках.
– Нет ли больных среди кухонного персонала? Симптомов гриппа? – Жакоб показал на свою маску. – Поэтому мы их и носим. Мы исследуем способы распространения гриппа, часто контактируем с больными.
– А, понятно. Э-э… насколько я знаю, нет.
Начальник ГМР направился к стойке и присоединился к своим подчиненным. Неужели они ошиблись?
– Вы можете все-таки пойти проверить?
– Конечно.
Он ушел. Амандина рассматривала стойку. Все в свободном доступе, фрукты, йогурты, куски торта, закуски, напитки, хлеб. Только основные блюда – судки для которых еще пустовали – были защищены закругленным стеклом. Кассы располагались подальше, в конце стойки. Как заметил Жакоб, можно было не только войти в ресторан без чека, но и взять поднос, набрать еды и, например, развернуться, не пройдя через кассу.
Молодая женщина размышляла. Она представляла себе «их человека», имеющего при себе исключительно заразный вирус, крошечную невидимую бомбу. Даже если у него их было феноменальное количество – миллиарды частиц, – они могли уместиться в сосуд размером с булавочную головку. Но он, наверно, растворил их в жидкости, чтобы распространить более эффективно и широко. Он наверняка очень нервничал в окружении полицейских, жандармов, судейских. Как не броситься в глаза? Как выложить вирус куда-то, не привлекая к себе внимания?
Она представила себе горячие блюда за стеклом. Добраться до них было трудно, однако именно в эту точку следовало бить, чтобы затронуть максимум народу. Запустить микроб в гигантское блюдо макарон. Вирусы гриппа передаются в основном воздушным путем, через капельки слюны, через аэрозоли. Но частицы вполне могут осесть на руках, а руки мы подносим ко рту, к носу. Вдыхаем вирус через контакт пальцев с дыхательной системой.
Амандина попыталась изобразить жест, достать рукой до виртуальных блюд. Нет, невозможно, надо изогнуться, чтобы дотянуться до них через стекло. Это бы наверняка заметили. И потом, вирусы не очень любят тепло.
Она вернулась к десертам и фруктам. Здесь все было намного проще. Можно было взять еду, потрогать и поставить на место. Достаточно выложить вирусные частицы, например, на яблоко, и заражение гарантировано. Но заразится только тот, кто съест яблоко, – не самый эффективный способ, чтобы охватить максимум человек.
Думай, думай…