Распутица. Роман в пяти частях Владыкин Владимир

Глава первая

Для Юлии Пересветовой как никогда осень выдалась грустная, а всё потому, что отныне с ней не будет старшего сына Павлика. Неделю назад она приехала от него из Сибири, и теперь по нему очень скучала. Хотя в заботах о своих детях временами ей казалось, будто у него она вовсе не была. Но разве можно забыть то, как на неё глубоко подействовала эта поездка. И с первого дня приезда в сибирский городок Исилькуль она посещала с Павликом могилу любимого мужа, которого похоронила пять лет назад…

И хоть осень сама по себе грустная пора, но нынешняя для Юлии как-то по-особенному наводила тоску и вызывала острое чувство одиночества, что невольно возникало неодолимое желание встретить такого мужчину, который хотя бы отдалённо напоминал покойного мужа. Но она была не уверенна, что ей может опять повезти, хотя несколько лет назад у неё ещё сохранялась такая надежда.

А когда во втором неудачном браке родила ещё двоих детей и уехала от мужа, она уже думала, что ей больше никогда не повезёт. В этом она уверилась с того дня, как побывала на родине покойного мужа, где теперь и жил её сын Павлик, которого уступила несколько месяцев назад бывшей свекрови Зое Сергеевне. Ведь она тогда специально приехала уговорить её отдать внука.

И теперь после приезда от сына Юле было так невыносимо грустно, что хотелось уехать туда навсегда, чтобы только быть рядом с Павликом.

За два дня до выхода на работу она рассчиталась из детдомовской столовой. И уже было начала собираться в дорогу, как сестра Валентина решительно отговорила, сказав, что Павлику от этого легче не станет, да и Зоя Сергеевна, потеряв сына, уже никогда не вернёт ей своего внука.

Юля расплакалась. Валентина её успокаивала, что у неё должно всё наладится. Надо только верить в судьбу и самой строить личную жизнь, а не сидеть дома и бывать на людях. Пришлось смириться с незавидным положением, и после отпуска она уже не вернулась в детдомовскую столовую, а устроилась в кафе «Центральное», которое стояло на проспекте Московском.

Теперь она хотела быть на виду у людей, поскольку в детдоме нелегко было работать оттого, что когда-то здесь она сама росла и для неё тут настолько всё знакомо, что не так-то просто было выдерживать все детские страдания, которые подчас напоминали ей собственные. Хотя временами Юле казалось, будто всё происходило с ней только вчера. Конечно, в детдоме она работала с удовольствием, так как лично накрывала столы для детей-сирот; втянулась в работу. При ней были и её дети Женя и Варя и, пока она работала, они находились с детдомовскими детьми.

А потом поняла: нельзя, чтобы они видели, как живут воспитанники детдома, достаточно и того, что в своё время она тут сама пережила. Это её и подстегнуло перейти на новое место, да и самой хотелось забыться от всего прошлого: ведь когда-то из-за этого она покинула родной город и прожила пять лет в Сибири…

Когда уже работала в кафе, она устроила детей в детсад, причём не без помощи директора детдома, которым являлась всё та же Тамара Игнатьевна Пустовалова. Брат Семёна Николай Михайлович, который когда-то ей помогал, вот уже года два как работал в областном центре. Бывший муж Славик Севухин больше не приезжал после того, как Юлия раз и навсегда дала ему понять, что с ним уже никогда не сойдётся, ведь не для того она разводилась. Правда, Славик пытался внушить, а то и устрашить её, что с двумя детьми никого не покорит даже своей красотой.

– А мне никто теперь не нужен! – ответила она тогда с долей презрения.– Хватит мне того, что с тобой намучилась. Я поняла: дураку своего ума не вставишь…

И больше с ним не спорила. Он было ушёл, но тут же догнал и, вертясь вокруг неё, стал упрашивать, умалять отдать ему дочь Варю. Она удивилась, подумав, что бывший муж просто не знал, как её разжалобить и потому заговорил о разделе детей. Зачем пьянице нужен ребёнок? Славик напомнил: мол, одного отдала родителям первого мужа, а почему ему, живому, нельзя? Как он мог этим упрекать, да ещё и сравнивать себя с тем, кому он не годился и в подмётки, и просила немедленно оставить её в покое. Но Славик не отступал, а потом выпалил – ведь она подаст на алименты, а ему, полуинвалиду, этого не надо. И тогда, полный отчаяния, признался. Оказывается, дочь ему нужна исключительно для того, чтобы можно было не платить алименты, так как дети будут разделены поровну. Но Юля на это не согласилась, попросила его забыть к ней дорогу навсегда…

Вот уже прошёл месяц, как она работала в кафе, жила на квартире у одинокой старушки Марии Никитичны, которая три года назад потеряла мужа. Старая вдова покупала на рынке семечки, жарила их на сковородке, а потом выносила продавать возле гастронома. Свой приработок она объясняла тем, что получала маленькую пенсию, так как почти всю жизнь проработала уборщицей в заводской конторе.

Юле с детьми скучать было некогда. Раз в месяц она писала своей бывшей свекрови и бывшему свёкру письма о своей жизни, и отдельно Павлику, по которому она скучала особенно сильно первые дни, даже не находила себе места. А потом стала привыкать. Достанет фотоальбом, с детьми посмотрит фотографии и спрячет в чемодан…

Она вспомнила, что когда-то стояла в очереди на жильё и однажды пошла в горжилуправление. Оказалось, что из списка очередников её вычеркнули, поскольку кто-то сообщил, что она вышла замуж и уехала из города. И Юлии во второй раз пришлось собрать документы, чтобы её поставили на общую очередь на получение квартиры. По списку она была опять почти под двухтысячным номером. А это значит, что своя квартира у неё будет очень не скоро. И сестра, и подруги по работе говорили, что на стройке или заводе жильё получают значительно быстрее. Но к освоению другой профессии у неё не лежала душа, да и на переобучение ушло бы немало времени. И вдобавок не знала, какую выбрать специальность – ведь когда-то мечтала стать медсестрой, а выучилась на повара, вот и всё её образование. Хотя иногда Юлия с сожалением думала: как досадно, что ей не удалось окончить медицинское училище.

Валентина ей снова и снова напоминала поехать на Север: денег заработает, будет жить в общежитии, а потом получит квартиру или вступит в строительный кооператив, а там, гляди, и замуж выйдет.

– Нет, не уговаривай. Кто меня там ждёт с двумя детьми? Сама не поехала с Семёном, а меня выталкиваешь, – с долей обиды отвечала Юлия.

– Я тебя не выталкиваю. Я Светке и Игорю говорю то же самое. Одну комнату получил с горем пополам, а теперь неизвестно, когда у них будет полноценная квартира, – она помолчала, глядя на сестру. – В своё время я из-за тебя не поехала, совесть мучила: только нашла сестру и опять бросить?

– Ой, да неужели она сильно тебя мучила? Я же в детдоме росла, а не у тебя, – проговорила Юлия с тайным укором, и давняя обида зашевелилась в душе. Её взгляд посуровел – она больше не хотела выдавать своих неприятных чувств.

– Ты ведь всего не знаешь, а говоришь. Ну что ты за человек! Была же у тебя возможность отхватить квартиру в два счёта, а ты не воспользовалась… – напомнила Валентина, не желая и сейчас признавать свою давнюю вину перед младшей сестрой.

– Неужели ты завидуешь только потому, что до сих пор тебе никто не предлагал посидеть в загородном ресторане? – уколола, смеясь, Юлия.

– Конечно, я же ещё не старая! – засмеялась как-то озорно Валентина.

С того раза Юлия больше не вспоминала председателя райисполкома, который предлагал ей провести вечер в ресторане. Если бы она хоть чуточку была в него влюблена, тогда бы ни на что не посмотрела, и даже на то, что была не разведена с мужем…

Когда дети играли на улице, она читала книгу или стирала. О Павлике она думала часто, и в такие минуты работа не шла на ум и ей хотелось немедленно сесть в поезд и уехать к нему. Но тут с ней было двое детей, и она не могла этого сделать, даже испытывая острую тоску по старшему сыну. Он пошёл уже в школу. И пытался сам писать ей письма, в одном просил, чтобы она приехала к нему. Конечно, Юлия не могла тотчас же выполнить его просьбу, но вот как подойдёт отпуск, обязательно поедет, а пока надо немного подождать.

Иногда у неё всё валилось из рук; однообразная жизнь подчас невыносимо тяготила; о покойном муже старалась не вспоминать, так как тогда подавно наваливалась грусть и одолевали слёзы. Но отсутствие Павлика не давало ей покоя, душа прямо-таки рвалась к нему, отчего даже дети не отвлекали её. Никогда бы не подумала, что так серо и буднично потекут её дни. А ведь она ещё молодая. В кафе клиенты-мужчины отпускали ей комплименты, некоторые вполне серьёзно приглашали в кино или в ресторан. Но из них ни один не заставлял дрогнуть сердце, почти все были неинтересные, неинтеллигентные. Впрочем, некоторые только немного нравились. Всем она отвечала, что с женатыми не связывается. У неё тоже интересовались, замужем ли она. Юлия обычно уходила от прямого ответа и старалась держаться достаточно ровно, достойно. Правда, перед симпатичными мужчинами её тянуло пустить в ход кокетство – испытанное орудие женщин лёгкого поведения. Но такая репутация претила всей её духовной сущности. А стоило увидеть на руке обручальное колечко, как у неё тотчас пропадало это сиюминутное желание.

Так в её одинокой жизни прошло два нелёгких года, отданных исключительно детям…

Глава вторая

Вот и опять наступил сентябрь. С начала месяца зачастили нудные, продолжительные дожди. На аллее Атаманской росли клёны и каштаны, на которых с каждым днём багровели и желтели листья; кругом становилось всё холодней и скучней. Юлия вела из детсада Женю и несла на руках Варю, которая устала идти своими ножками. Сын вместе с другими детьми бегал по газону и подбирал жёлто-багряные клиновые листья. Женя собрал из самых лучших большой букет, а потом разделил на два: один отдал сестрёнке, а второй с чувством гордости вручил маме. Юля так была польщена вниманием сына, что не удержалась от похвалы. Мальчик смущённо улыбнулся, посмотрел на детей, которые подбирали каштаны и сказал, что тоже хочет. Юля позволила, но чтобы недолго. Варя тоже высказала желание побегать по газону среди палой жёлто-багряной листвы, Юлия поставила дочь на мокрый от недавно прошедшего дождя асфальт и Варя не столь уверенно побежала к брату.

По аллее шли прохожие; Юлия, стоя от них в сторонке, любовалась своими детьми и не спешила поторопить сына, хотя очень хотелось, чтобы быстрее идти домой. Но Женя с таким пылким увлечением стал собирать каштаны, что ей ничего не оставалось, как только набраться терпения. Они падали с глухим ударом на газон и с треском на сырой асфальт и мгновенно выскакивали из лопнувшего зелёного панциря и раскатывались тёмно-коричневыми блестящими голышами, как шары по сукну бильярдного стола Женя так увлёкся их сбором, что она не решалась прервать его удовольствие.

Обычно дорогой она обдумывала письмо к старшему сыну и потом почти без запинок писала ему о своей с детьми жизни, что иногда им бывает скучно только из-за того, что им очень не хватает его, Павлика. Вот и сейчас Юлия пыталась мысленно сложить ему очередное послание, но на душе было неспокойно оттого, что вот уже уходят тёплые дни, а она опять не смогла съездить к нему, поскольку не собрала денег на дальнюю дорогу…

Однако эти однообразные каждодневные прогулки от детсада и яслей ей порой надоедали. Вот если бы был хороший муж, он бы это делал иногда вместо ней. Дома её также ожидал скучный вечер за домашними делами: стирка, ужин, чтение детям книжек, а потом сон. И каждый день одно и то же, даже в кино по выходным не ходила, так как не с кем и не на кого было оставлять детей.

В середине сентября Светка и Игорь пригласили её в ресторан якобы отпраздновать чей-то из них день рождения.

– Хватит тебе, тётка, киснуть, – бедово заговорила племянница, – посидим в ресторане, хорошо отдохнём, а то меня уже однообразный быт заел до невозможности.

– А куда я детей дену? – удивилась Юлия, польщённая этим приглашением, ведь до сих пор, когда Светка куда-либо звала её, ей казалось, что она это делала исключительно из вежливости (чем, правда, племянница не очень блистала). И она, Юлия, не хотела нарушать их семейный суверенитет, да и зачем быть лишней?

– Мать моя посидит или твоя хозяйка, – подсказала та. – Я своего гаврика уже привела к ней.

– Может, она дежурит! Моя бабуля больная лежит, – пояснила Юлия.

– Маманя сегодня дома, ты уже забыла к ней дорожку. Она сама мне предложила тебя развеять, а то нам жалко на тебя смотреть, красота твоя вянет в этой дыре…

– Вот как? Красиво, красиво, ничего не скажешь.

Они вышли вместе, Юлия отвела детей к сестре. Светка поехала домой, так как с Игорем они жили в микрорайоне Черёмушки, где года четыре назад открылся ресторан «Новостроевск». Пока Юлия мыла голову, пока сушила феном волосы, прошло больше часа. Она надела самое лучшее платье из сиреневого трикотина, сделала причёску, уложив на затылке волосы в локоны, надушила их. Затем надела светло-синий плащ, белые на толстом каблуке туфли, взяла такого же цвета кожаную сумочку на длинном ремешке. И почувствовала себя вполне светской дамой. Юлии ещё не было тридцати лет, но временами ей казалось, что жизненный опыт значительно перевешивал её возраст, а по правде говоря, в жизни она видела мало хорошего, но сейчас этим не хотела огорчаться, так как для неё только всё начиналось…

В такой чудесный вечер, наполненный осенними запахами увядающей природы и городской жизнью, Юлия решила ехать на такси – остановила по счастливой случайности на Атаманской улице, где только что загорались электрические фонари с ртутным наполнением сверкающего света, отчего кругом становилось светло как днём. Чёрный от сырости асфальт поблескивал как-то печально; ярко горели витрины магазинов, хорошо освещая тротуар. Когда Юлия села в салон, таксист с повышенным интересом посмотрел на пассажирку в зеркальце, висевшее под самой крышей машины.

– Мне на улицу Народную, к семейному общежитию, – чётко произнесла молодая женщина.

– Очень хорошо, поехали туда! – непринуждённо ответил водитель, желая завязать разговор с ослепительно красивой пассажиркой. – Вы в гости или там живёте?

– А это моё дело, а ваше – молча вести машину…

– Много езжу, а таких красавиц в нашем городе ещё не видел, – он повернулся к ней, в его серых глазах сосредоточилась единственная мысль: «Ну как, я тебя убедил? Ведь я лучше, чем ты думаешь, со мной тебе будет не скучно…».

– Кто вам поверит? Я советую внимательно смотреть на дорогу, – сказала она, не принимая, однако, его искреннего желания поговорить с молодой женщиной, отчего даже слегка поморщилась, так как понимала то, к чему он склонялся в своих тайных нечистоплотных помыслах

– А что, говорю честно:, если все мои коллеги узреют такую красотку, как вы, так сразу обалдеют! – продолжал таксист приподнято, явно желая понравиться и на что-то дурашливо намекая.

Юлия смотрела в окно, пожалев, что поддержала не в меру разговорчивого таксиста. На его полноватом лице появилось ехидное выражение, нос слегка приподнят кверху и вместе с тем как-то странно чуть-чуть приплюснут. На улице за фонарями чернели дома, деревья и мелькали яркие огни витрин магазинов, машин. Суетливо шли прохожие. Ей стало вдруг жутко оттого, что она оставила детей и вот куда-то ехала в такси. А где-то в Сибири сын Павлик с бабушкой или дедушкой делает уроки, а может, просто играет и сейчас не думает о ней, так как с каждым днём всё больше отвыкает от своей матери, а потом совсем забудет. От одной этой мысли Юлии стало как-то не по себе. И опять с новой силой испытала старую обиду на свекровь за то, что отняла сына и сделала всё, чтобы он как можно скореё выбросил её из головы. Хотя для этого не было никаких оснований, ведь она сильно его любит, больше всёх на свете. И оставила у свекрови не ради неё самой, а чтобы сыну было там хорошо, чтобы он не терпел всёх тех лишений, которые она испытывала вместе со своими младшими детьми, ютясь на квартире, пользуясь чужой мебелью, не имея своего угла. Но, быть может, Павлик страдает там без матери, и эти лишения сильнеё тех, которые свалились на неё и его брата и сестру…

Пока она так думала, такси выскочило на широкий проспект Бакланова, где мимо бульвара мчались гуськом автомобили. Там, на западе, ещё догорала полоска заката, навевая какую-то грусть; и в этом ало-багряном отблеске зари Юлии виделась какая-то смутная надежда на то, что её личная жизнь с разводом вовсе не закончилась, что ей наконец должно повезти, она обязательно встретит того, кто будет её любить. Хотя в это не очень-то верилось, ведь как-никак у неё двое детей, да и Павлик живёт на стороне. Но вопреки всему она его уже воспринимала как отрезанный ломоть. Ведь Павлуша с ней не живёт, наверное, судьбе было так угодно распорядиться. «Бога забыли, потому кругом у людей всё плохо ладится», – вспомнились слова хозяйки Марии Никитичны, когда услышала её печальную исповедь. Но она же не грешила, чтобы Бог её так жестоко наказал, забрав мужа. А ведь он был самый лучший, а вот погиб. За какие же это грехи?

Юлия не могла во всём этом разобраться и считала, что виновата вовсе не она, а бывшая свекровь сама накаркала беду. Если бы любила её, свою невестку, то ничего бы, возможно, и не случилось…

Такси с проспекта свернуло в переулок, который выводил на Народную. Когда машина остановилась, Юлия расплатилась с таксистом и быстро вышла, словно боялась, что он её не выпустит и она очутится в западне. Такси резко сорвалось с места и умчалось в ночную даль улицы, как-то злобно и суетливо шелестя шинами по сырому асфальту. Юлия пошла к подъезду семейного пятиэтажного общежития. Светка жила на третьем этаже; эту квартиру они получили год назад.

Игорь был чуть выше жены, с модной стрижкой, сзади волосы доходили до плеч, тогда как спереди – коротко подстрижены, и от этого светлое лицо казалось слегка вытянутым, не знавшим солнечного загара, – высокий лоб, светло-голубые глаза, прямой нос. Светка перед трельяжем вдевала в уши золотые серёжки; на ней превосходно сидели плотно облегавшие бёдра широкие чёрные брюки-колокола и розовая из атласного шёлка блузка, нежно облегала её крепкий бюст. Длинные светло-золотистого оттенка волосы, утончённое лицо с большими серо-зелёными глазами, тонкий нос с горбинкой – все эти черты выдавали в ней красавицу, которой не чуждо зазнаваться. Сейчас она сильно напоминала Семёна, только брови у неё не как у отца надвинуты на глаза, а подняты и как-то разлетались к вискам, веки подведены тушью и тенями. От неё пахло редкими дорогими духами.

– Ну вот и всё! А теперь можно и на бал! – воскликнула она. – Потрясающая у меня тётка – как картинка, девочка на выданье, талия осиная. Игорёк, только не тебе на неё пялиться… – шутливо отвернула она от неё голову мужа.

– Думаешь, буду у тебя разрешения спрашивать? – засмеялся тот.

– Ещё как будешь! А вот я тебе по шее вмажу!

– Что ты меня смущаешь? – засмеялась Юлия. – Ехала на такси, водитель приставал, будто женщин век не видел, – весело проговорила она.

– Ну погнали, разбазарилась! – серьёзно бросил Игорь. – Стол там давно накрыт и ждёт нас.

– А у кого же день рождения? – спросила Юлия и трогательно, с лёгким, нежным кокетством засмеялась.

– Да у племянницы твоей. Она Весы, а я Скорпион. Разве мы подходим друг другу?

– На что ты намекаешь? Только собрались в ресторан, видишь, как он залопотал? – она погрозила ему кулаком. – Моя тётка, между прочим, Скорпион, правда, Юля?

Игорь достал пачку «Мальборо» и неспешно закурил.

– Совсем неумно, – заметила Юлия. – Я в знаки зодиака не верю.

…От общежития до ресторана всего идти минут десять. Гостиница «Новостроевск» была видна даже из окна комнаты. Почти по всей окружности площадь освещалась ртутными фонарями, отчего кругом было светло почти как днём. На автобусной остановке собралась большая толпа. Должно быть, в кинотеатре «Космос» закончился кинофильм, и потому на улице царило оживление. Проехал, мерно позванивая, трамвай; без конца сновали легковые автомобили, редко проскакивали грузовики и пассажирские автобусы.

При входе в вестибюль стоял швейцар; на нём была форменная фуражка с кокардой, по бокам широких тёмно-синих брюк нашиты жёлтые лампасы. У всех входящих он проверял пригласительные билеты. В городе это был единственный ресторан, куда пропускали по заранее выкупленным билетам. Поэтому каждому желающему попасть сюда было не так-то просто.

Игорь достал билеты по знакомству и теперь чувствовал себя перед женой и свояченицей значительной личностью. Он был в короткой кожаной куртке, в уже изрядно потёртых джинсах и вельветовом батнике. В гардеробе ресторана молодой мужчина поухаживал за своими спутницами, и вскоре втроём прошли в зал и тотчас попали под взоры разновозрастной публики. Особенно на них смотрели мужчины, а женщины лишь в тех случаях, когда замечали, что их кавалеры созерцали Юлию с таким интересом, будто перед ними появилась широко известная актриса. Но она лишь про себя улыбалась и старалась держаться, как ей казалось, с достоинством и непринуждённо, будто была здесь уже неоднократно и привыкла к такому повышенному к себе вниманию мужчин, а также их подруг. Хотя на самом деле это ей удавалось с трудом, всё здесь молодой женщине было в новинку и донельзя её беспокоило, что становилась центром притяжения противоположного пола и в такие моменты стыдливо опускала глаза.

А ведь действительно, даже без хорошей причёски, её природной красоте можно было позавидовать, к тому же на ней превосходно сидело платье из сиреневого трикотина с короткими рукавами, которое подчёркивало выпукло-упругие груди и все линии пленительно гибкой фигуры, что на неё нельзя было не заглядеться. Так что молодая женщина, совершенно гармоничного сложения, невольно приковывала к себе внимание искушённой публики; на миг это вызывало у неё гордость за себя. Но от сознания того, что её необычная яркая внешность кого-то из женщин могла раздражать и настраивать их против неё, это Юлию очень огорчало. К тому же иногда она слышала в кафе замечание посторонних мужчин, что она смотрит диковатым взглядом, какой был свойствен, наверное, только первобытным женщинам, у которых мужчина чужого племени вызывал страх или ужас. Однако, чтобы её успокоить, некоторые называли такой взгляд главным её достоинством. Но пока никто не намекал на её восточное происхождение, о чём она, впрочем, редко думала.

Юлия полагала, что Игорь прихвастнул, когда говорил, будто в ресторане к их приходу всё уже подготовлено. Но действительно, к их приходу стол был тщательно сервирован. Столешница была застлана чистой белоснежной скатертью, расставлены рюмки, фужеры, тарелочки, на которых салфетки скручены в изящную фигуру; разложены попарно вилки и ножи. Для начала трапезы поставлены в основном холодные закуски и в графинчиках минеральная вода, водка и бутылка шампанского.

За соседними столиками уже сидели молодые мужчины и женщины или парами девушки и парни, за некоторыми – одни девушки, за другими рассаживались то парами, то одинокие мужчины и женщины. И так по всему залу, и всё нарядные, модные. В центре зала была отведена площадка для танцев, вокруг которой на незначительном возвышении за невысоким ограждением были расставлены под белоснежными скатертями квадратные столики вокруг всей овальной окружности танцевальной площадки, куда со всех сторон с балюстрады сбегали деревянные лесенки в несколько ступенек. Над площадкой возвышалась эстрада, где стояли музыкальные инструменты, но самих музыкантов пока ещё не было. За эстрадой на галерке под балконом под белыми скатертями также стояли столики. При входе из вестибюля в ресторан, с правой стороны, наверх вела широкая лестница в бар; он располагался на просторном балконе, который частично нависал над залом ресторана; его потолки были достаточно высокие, а окна тянулись от пола почти до самого потолка. Следующая стена была совершенно глухая, по ней в романтическом стиле растекалось цветное панно, создававшеё располагающеё к приятному отдыху настроение. К тому же панно рождало поэтические ассоциации – этакое вечное тяготение к любви и красоте. На живописному пейзаже изображены женщина и мужчина; их беззаботные счастливые взоры обращены друг к другу; а в некотором отдалении от влюбленной парочки, на лужайке, паслись белые в тёмных яблоках кони. Юлия как раз и рассматривала это дивное панно, словно ничего чудесней этого в своей нелёгкой жизни не видела, хотя она была уже знакома с настенной росписью в соборе, куда заходила вскоре после приезда из Сибири, так как ночью в поезде во сне она увидела покойного мужа, который стоял на высоком большом холме. В руках он держал меч, а на голове был металлический шлем русского витязя. И тут он вдруг исчез, и возник совершенно незнакомый мужчина в фуражке и погонах. Его форму она хорошо не успела разглядеть, но вполне ясно услышала слова: «Вот я тебя и нашёл». Юлия проснулась со странным ощущением холодка. Под боком спал сын Женя, и она ещё тесней легла к нему, трепетно прижала его к себе…

Этот сон почему-то долго не выходил из головы; она пересказала его Валентине, и та посоветовала поставить в соборе свечку за упокой мужа и за здравие сыновей, дочери и себя.

Глава третья

Зал наполнялся и наполнялся нарядной публикой, и, наконец, почти все столики были заняты; слышались гомонящие голоса, словно потревоженный рой пчёл. Игорь резво распоряжался за столом, открыл шампанское без шумного хлопка, разлил по высоким фужерам искромётное вино и пригласил Юлию выпить за Светку. Между прочим, через полтора месяца у Юлии тоже будет день рождения, но она об этом не хотела заранее напоминать, так как не любила его отмечать. Хотя покойный муж всегда её поздравлял. Но сейчас ей было тяжело вспоминать свое прошлое. Она выпила всё вино, даже не заметила, как это ловко у неё получилось. Юлия боковым зрением увидела, как на неё с соседних столиков то и дело смотрели с любопытством мужчины, а их женщины взирали на неё почему-то свысока, отчего ей становилось неприятно, хотя где-то в глубине души это вызывало тихую радость, которую в себе тут же подавляла. Неужели она ещё может привлекать чьё-то внимание? Юлии казалось, что, родив троих детей, она заметно постарела. Потому в последнее время стала делать омолаживающие маски, протирать лицо лосьонами, всегда пыталась сохранять фигуру, как ей иногда казалось, в своей первозданности. Но этими иллюзиями только себя обманывала – как и всякая женщина, которая любым способом стремится удержать ускользающую молодость. Но что касалось её самой, то роды на её внешности нисколько не отразились, и во многом это благодаря искусственному голоданию: она могла продержаться все выходные, не взяв в рот ни крошки, лишь попивая какой-нибудь фруктовый или овощной сок с гренками. А в будни старалась никогда не переедать, меньше есть мучного и мясных блюд…

Сейчас она исключительно из приличия прикасалась к овощному салату. Может, поэтому после второго фужера вина у неё приятно закружилась голова, ей стало так необычайно весело, что хотелось даже петь и танцевать, позабыв про всё свои печали. Потом, словно специально для неё, заиграл оркестр. Вот из-за соседних и дальних столиков к эстраде потянулись женщины и мужчины, девушки и парни. Это движение создавало несколько приподнятое настроение. Юлии тоже захотелось танцевать и веселиться. А музыканты заставили на миг вспомнить мужа, вокально-инструментальный ансамбль, как она в училище стала его постоянной солисткой… Но когда муж уехал по распределению, она уже не с таким желанием пела, а впоследствии для неё всё так неудачно складывалось, что ей больше не пришлось участвовать в художественной самодеятельности. Значит, не самозабвенно стремилась к пению и не обладала неуёмным честолюбием добиться чего-то серьёзного в вокальном искусстве. Тогда она выбрала любовь, семью, поэтому нельзя было бесплодно мечтать о музыкально-вокальном поприще. И вот сейчас у неё возникло желание спеть с музыкантами. Но как им объяснить, что у неё есть для этого все данные. И Юлия невольно вздохнула, а в этот момент перед ней, как из-под земли, появился молодой мужчина довольно приятной наружности, но на красавца совершенно не тянул и был явно старше её. Он был выше среднего роста, но достаточно плотный, хорошо сложен физически, по-военному подтянут. На нём хорошо сидел чёрно-синий костюм, белая рубашка в тонкую полоску была как-то неряшливо расстёгнута; на груди у него курчавились чёрные волосы. Почему-то ей показалось, будто он нарочно снял галстук, чтобы обнажить свою волосатую грудь, – наверное, ему кто-то подсказал, что именно таким был её первый муж. Но она понимала, что этого, кроме неё, никто не мог знать, значит, это случайное совпадение. И пока она так размышляла, он пригласил её танцевать; румянец и до этого цвёл на щеках, а сейчас лицо покраснело ещё сильней, и её охватило безудержное волнение оттого, что ей действительно нравились волосатые мужчины. Но тут она испугалась: как бы он не догадался о её страсти. Она робко встретилась с его улыбающимися серыми глазами и дико смутилась, поскольку ей казалось, что он видит всё её переживания, которые ей всегда было трудно скрывать, и оттого сейчас стыдливо опустила глаза. Юлия боялась, что и Светка и Игорь тоже улавливают то, о чём про себя она думала. К тому же к зятю она всегда относилась ровно, даже с намеренно отстранённым равнодушием, так как он иногда пытался обратить на себя внимание, что ей было совершенно не нужно. Хотя она хорошо понимала, что он всего лишь муж племянницы, и этого было вполне достаточно даже в том случае, если бы он сильно ей нравился. Сейчас она постаралась обо всём на свете забыть и быстро встала с сознанием, что впервые за два года будет танцевать с чужим мужчиной, что, однако, заставило её тотчас невольно усомниться, не совершает ли она ошибки. В этот момент молодая женщина услышала, как племянница бросила: «Пойдём танцевать!» Будто это относилось к ней, хотя на самом деле Светка приглашала мужа, видя, что тётку, как она и хотела, уводит вполне приличный на вид мужчина.

Юлия не без отчаяния старалась отвлекать себя от преходящих мыслей, которые сковывали её движения, и слегка опустила голову. И тут же как-то покорно пошла чуть впереди мужчины между столиками, чтобы пройти к выходу на танцплощадку. Из-за того что он шёл где-то позади, она боялась споткнуться о ножку стола или задеть стул, что опять-таки сковывало движение и делало её неуклюжей. Но вот она почувствовала лёгкое, тёплое касание его пальцев. От мужчины пахло чудесным одеколоном, аромат которого неодолимо влёк к нему. В этот миг ей снова показалось, что она поступает противоестественно, так как ещё несколько минут назад думала с тоской о покойном муже. Но почему именно в этот вечер? Ведь в будни к ней приходят совсем другие мысли, а чаще всего просто не было никаких. Правда, какая-нибудь хорошая книга уводила её в свой светлый или грустный мир, и ей тоже хотелось быть вновь замужней. Но за эти два года Юлия даже стала верить, что ей больше не испытать женского счастья… А может, это он, покойный муж, её удерживает от возможно опрометчивого шага?

– Как вас зовут, красавица? – услышала она, когда с ним танцевала. Он положил ей одну руку на плечо, а вторую на талию и старался приблизить к себе. Но Юлия инстинктивно напрягалась, ощущая, как у неё раскалённым огнём пылает лицо. К тому же вокруг все прыгали, и только он водил её в медленном ритме, тогда как звучала очень быстрая музыка – оглушительная, темпераментная.

– Зачем вы у меня это спрашиваете? – спросила Юлия, отлично, однако, понимая, чего от неё он добивался.

– Потому что не могу этого не спросить. Вы очень красивая! Меня зовут Николай Боблаков, служу в армии в звании старшего прапорщика. Был женат всего однажды, у жены двое детей, от меня дочь… Если захотите скрашивать мои одинокие вечера, тогда расскажу о себе подробно, а пока воздержусь.

– Очень приятно слышать, что вы такой искренний. А у меня трое детей, правда, сейчас со мной двое. Старший… живёт у родителей первого мужа. Я работаю в кафе поваром, зовут меня Юля.

– Какое имя красивое! С трудом верю, что вы такая юная и уже были дважды замужем! – искренне удивился он, хотя в серых глазах таилось недоверие к тому, что услышал.

– Почему вас это так смущает? – пожала она плечами.

– Потому что молодая очень… поэтому я подумал, что… – он оборвал фразу и тут же предложил: – Давай перейдём на «ты»? Между нами уж не такая большая разница в возрасте. Мне стукнуло сегодня тридцать два года. Вот и решил отметить первый раз в жизни в ресторане. С другом пришёл. Он там сидит курит, – указал он взглядом в сторону галереи.

– Что же ты подумал обо мне, Коля?

– Как это приятно слышать! – нарочито бодро воскликнул Николай, улыбаясь.

– Разве жена тебя так не называла? – спросила она в его тоне.

– Да, иногда называла. Ну что об этом вспоминать в такой для меня день? Лучше сядем за наш столик. А то без красивой женщины в мужском братстве одна серая скука.

– Спасибо за приглашение, а твой друг тоже развёлся с женой? Но я лучше останусь со своими компаньонами, уж извини, Коля, только мы не тот танец с тобой танцуем… не та музыка…

– А зачем торопить время, они же прыгают и торопят его. Между прочим, это даже учёные признают, что скорость опережает время. Я уже немолодой! – снисходительно засмеялся он, шепча что-то ей на ухо. Но Юлия не расслышала, хотя поняла, что он готов весь вечер провести с ней. Она старалась держать его на расстоянии и не позволять скатываться к фривольным отношениям, так как в её понимании это отдавало пошлостью и неуважением к женщине, будто она пришла сюда специально кого-то встретить. Хотя, чего скрывать, втайне она давно мечтала о новой любви, только не решалась увлечься хотя бы мало-мальски приглянувшимся человеком. По её представлениям, заветная встреча с мужчиной должна была произойти в более приличной обстановке, но только не в ресторане, – она уже знала из книг, что злачные места настраивают на откровенное сближение с мужчиной. К этому располагает вся обстановка ресторана, даже на панно видно, что иных отношений здесь быть просто не должно. Наверное, замужние женщины, пришедшие сюда по оказии без своих мужей, тоже готовы расслабиться с посторонними мужчинами, и якобы за это их никто не должен осуждать.

Юлия не знала, что сейчас ответить Николаю, ведь она ясно видела, как у него возбуждённо сияли глаза. От него кроме одеколона пахло водкой и сигаретами, – видно, любит хорошо поддавать. И эта догадка неприятно кольнула в сердце и заставила вспомнить второго мужа-пьяницу. Но чтобы скрыть читавшуюся в глазах мысль, Юлия из вежливости сдержанно улыбнулась, а получилось, что двусмысленно, так как в следующую секунду ей показалось, что своей улыбкой она сделала ему какой-то тайный намёк о своём сокровенном желании, которое бы никогда не выразила словами. И постаралась об этом забыть, только бы не мучили угрызения совести. Правда, она уже стала тяготиться тем, что они танцевали не так, как все. Впрочем, это обстоятельство нисколько не смущало молодую женщину, просто она ощущала физическую силу мужчины, и это сейчас чрезвычайно беспокоило её, давно не испытывавшую этого желания. За более чем два года как она развелась с мужем, у неё не возникало никакого искушения. Юлия была рада, что могла спокойно жить без мужчины. Правда, иногда ей снился кто-то. Но чаще всего это происходило после какого-нибудь просмотренного фильма, когда понравившийся актёр ей снился настолько явственно, будто она спала с ним. После таких эротических сновидений она больше обычного смотрела на работе на приходивших в кафе обедать мужчин, не отдавая себе в этом ясного отчёта…

Со временем, конечно, Юлия приходила к мысли, что одной жить плохо. На работе в такие дни у неё всё валилось из рук. И тогда непроизвольно подступали слёзы, хотелось плакать и плакать: почему она такая красивая и должна ни за что пропадать, губить своё здоровье в страданиях, и только потому, что у неё трое детей? Когда Николай сказал, что у него двое детей, Юлия в душе этому даже обрадовалась, но тут же пришла отрезвляющая сознание мысль (как, бывало, приходила и раньше), что мужчинам многодетные женщины если и нужны, то исключительно для развлечений. Ни один не осмелится принять её с детьми и стать им отцом. Эта мысль глубоко засела в подкорке и то и дело напоминала о себе, как она ни старалась её заглушить…

Глава четвёртая

Николай Боблаков был женат десять лет. Его жена Антонина работала парикмахером. У супругов первенцем родилась дочь, а через пять лет сын. В своё время Николай в звании старшего сержанта остался в армии после срочной службы в танковых войсках, затем окончил курсы прапорщиков в Ташкенте и через восемь месяцев был произведён в прапорщики. Вернулся в свою воинскую часть и был начальником продовольственного склада, потом возглавил материально-технический отдел…

Антонину он встретил на свадьбе своего близкого друга, который позже перевёлся в другую часть. Тогда она была статной, красивой, как ему казалось (впрочем, он не ошибался). Антонина с большими карими глазами, прямым тонким носом, пухлыми губами – очень чувствительными – смотрела на Николая так пристально, точно больше никто её тогда не мог заинтересовать. Он был в гражданском костюме. Она узнала от подруги, что Николай повышен в звании. Антонина дала себе слово, что он будет её мужем. Между ними была небольшая разница в возрасте. Правда, Антонина уже побывала замужем. Её мужем был курсант военного училища, но когда его исключили с последнего курса за неуспеваемость, Антонина отказалась быть женой человека, у которого не будет карьерного роста, а муж гражданской профессии её почему-то не устраивал. И подала на развод, детей у них, слава Богу, не было. Антонина стала свободной птицей, поняв к тому же, что мужа она, оказывается, никогда не любила, но рассчитывала, что в будущем он с её помощью мог бы дослужиться до высокого воинского чина. Её в нём прельщало одно: он мог стать офицером и дослужиться до генерала. Когда она мысленно уносилась в будущеё, представляя себя там женой генерала, ей виделась большая квартира, прислуга, поездки по знаменитым курортам. От предвкушения этого мига у неё сладко замирало сердце.

Однако не прошло и полгода, как она познакомилась с Николаем. Он оценил её взгляд, полный невысказанного обожания и любви, и это польстило ему. Николай танцевал только с ней. А скоро понял, что Антонина полностью отвечает его требованиям того, какой должна быть жена. Правда, в то время он не знал о многих её качествах. Но зато ему казалось, что этого и не нужно. Ведь такая женщина должна уметь всё. Ну если и не всё, то хотя бы то, без чего невозможно обходиться в быту любой семье. Практичный взгляд Антонины её больших серых глаз об этом как бы и говорил. «Да, хоть и молодая, однако девка смекалистая», – думал Николай. Она ему, точно обладая телепатическими способностями, внушала: «Я буду замечательной женой, в этом ты не разочаруешься». И пленительная улыбка освещала её лицо.

Когда он узнал, что Антонина работала парикмахером, это его нисколько не смутило Хотя не преминул подумать, а не плохо было бы, если бы была медсестрой. И всё равно она представлялась ему почти идеальной женщиной. В воинской части ей можно работать и парикмахером. Только бы на посторонних мужчин не заглядывалась. Он похлопочет перед командиром полковником Журыкиным. И когда на его вопрос о мужчинах она ответила, что, кроме него, Николая, её больше никто не интересует, вскоре он сделал ей предложение.

– А ты, Николаша, веришь, что будешь генералом? – спросила она вполне серьёзно.

– Какой же солдат не мечтает стать генералом? – подхватил он, совершенно не подозревая, что Антонина прощупывала почву: устойчива ли? Она всерьёз заглядывала вперёд, а он и не собирался ей объяснять, что поступать учиться на младшего офицера пока не собирался.

– Ну, тогда я согласна! – ответила она, состроив глазки, в которых явно читалось: «Вот только посмей меня обмануть!»

Николай не считал себя безоглядно влюбчивым; Антонина покорила его своей броской внешностью, вполне самостоятельными суждениями. Как ни странно, она приковывала к себе этим своим расчётливым взглядом, каким до неё ни одна девушка не смотрела на него. Но все его прежние увлечения почти не оставляли в душе яркого следа, даже когда спал с ними. Впрочем, ему всегда казалось, что для этого они и существовали, этим и довольствовался, поскольку в его представлении ни одна не соответствовала тем особым качествам, какими должна обладать жена, то есть домовитостью, умением строить семейное гнёздышко, тогда как для этих, кроме развлечений, будто ничего не существовало. А вот Антонина оказалась весьма прицельной, дальновидной. Вот и на его предложение уединиться в комнате она ответила решительным отказом; в её прозорливых и лукавых глазах читалось осуждение и тайное любопытство, которое тушевала показной рассудительностью.

– Значит, ты не любишь меня? – спросил он.

– Какой же ты быстрый! – качнула она головой с пышными светло-русыми волосами. – Спать будем только после отметки в паспорте. Мне ты ради одной постели, запомни, не нужен.

Николай оценил её слова по достоинству, но остался неудовлетворён категоричным отказом. Ведь он привык, когда на его предложение девушки отвечали согласием…

И через месяц они поженились, Антонина жила в его холостяцкой комнате. Николаю через полтора года дали однокомнатную квартиру, а через пять лет, когда родился второй ребёнок, он получил двухкомнатную. За эти годы на погонах Николая прибавилась ещё одна звёздочка – он стал старшим прапорщиком, что служило для жены поводом над ним подтрунивать, дескать, не имеет профессионального самолюбия. На его месте она бы давно стала капитаном. Антонина уже доподлинно знала, что муж учиться не собирался, а значит, её мечта стать генеральшей рассыпалась как карточный домик. И тогда она положила глаз на командира части Журыкина, которому было сорок пять лет, вот-вот станет генералом. К тому же прошел слух, будто за связь с посторонней женщиной жена Алевтина Георгиевна развелась с ним. Оказывается, он был неисправимым женолюбом. Антонина попала в поле его зрения давно, работая в части парикмахером по его же протекции. Но тогда все её надежды были связаны исключительно с Николаем, и она шутливо отклоняла ухаживания полковника, а порой и откровенное домогательство, хотя прямо-таки горела желанием пофлиртовать. Но рассудок всё-таки в ней побеждал чувства…

Николай узнал об измене жены от одного офицера, которого Журыкин не повысил в звании из-за того, что тот приударял за его дочерью. А когда их гвардейская танковая часть отправилась на тактические учения на Северный Кавказ, полковник нарочно задержался. Это было ещё до рождения второго ребёнка; тогда Николай дежурил на КПП, в то время как Антонина забавлялась с командиром, который почему-то не отбыл на учения. Ему позвонил офицер, дежуривший в штабе, что его жена с Журыкиным сейчас уехала куда-то на машине. Между прочим, Николай с какого-то времени стал подозревать жену в охлаждении к нему, но о том, что за этим стояло, он тогда не догадывался, а потом на свет явилось и доказательство измены жены – не запланированная ими беременность, которую она объясняла тем, что будто бы врачи ей запретили делать аборт…

Второго ребёнка Николай не признавал. Хотя так мечтал о сыне. Он ходил в суд на развод, где Антонина решительно отрицала измену, но Николай твёрдо стоял на своём, так как уже не верил в её порядочность. Видя, что муж не желает примиряться, Антонина подала на раздел квартиры и вскоре этого добилась. Дети, естественно, остались с ней, а полковник Журыкин, знавший о семейной драме старшего прапорщика Боблакова, не спешил жениться на его бывшей жене. Сослуживцы, конечно, втайне думали, что скоро он это сделает, даже поговаривали, будто Антонина обещала ему помочь стать генералом, для чего якобы ездила в Северо-Кавказский военный округ… Но что она там добилась, для всёх осталось тайной…

В тот вечер ресторанного знакомства Юлия и Николай Боблаков понимали, что с этого мгновения начнётся отчёт их отношений. Николаю сначала не понравилось, что Юлия отказалась перейти за его столик, так как считал, будто она манерничает – так же как в своё время его бывшая жена. Ему всёрьёз казалось, что Юлия такая же изощрённо-расчётливая, как и Антонина, всегда набивавшая себе цену дешёвыми рассуждениями. И потому в этот вечер он был настроен только на то, чтобы переспать с понравившейся женщиной. Конечно, его смутило её признание о том, что была замужем. Впрочем, он подумал, будто она пошутила, решила узнать его реакцию. Но разве он мог знать, что Юлия такими вещами вообще не способна была шутить. Николай в очередной с ней танец снова позвал её за свой столик.

– Почему же ты развёлся с женой? – поинтересовалась Юлия, желая доподлинно знать о нём хоть что-нибудь.

– Если посидим за моим столиком, тогда я расскажу всё, что тебя интересует. И буду слушать тебя хоть весь вечер. И продолжим в моей холостяцкой квартире.

Юлия сдержанно засмеялась. Конечно, она совершенно не знала, хорошо ли поступит, если примет его условия. Но и отказаться боялась, так как он может развернуться и уйти. Ведь в ресторане достаточно свободных женщин, которые, наверное, отчасти и приходят сюда с одной целью – с кем бы провести ночь. Николай, должно быть, легко найдёт сговорчивую. Разумеется, он далеко не красавец, но и недурён собой. Она внимательно посмотрела на него: даже очень приятное лицо, может быть, нос чуточку большой. Но в нём усматривается что-то благородное, а в серых глазах таится какой-то азартный блеск. Но особенно её волновала его покрытая растительностью грудь, при взгляде на курчавившиеся чёрные волосы она как-то млела и нервный холодок пробегал по спине. Он казался ей физически сильным, мужественным и достаточно умелым мужчиной…

– Хорошо, я посижу с тобой, но я должна предупредить своих.

– Кем же тебе доводится молодая парочка? – весело спросил он. – Ох как они завелись, словно параличные!

– Это моя племянница и её муж, – и она тут же, словно обидевшись на него, перестала вести этот странный, бесконечный танец и быстро пошла к своим. На её лице сияла улыбка, густой румянец разливался на эластичных щеках. Николай стал её поджидать. Такой восхитительно красивой её увидели Светка и Игорь, когда она со счастливой возбуждённой улыбкой подошла к ним; они азартно дёргались в тесной толпе танцующей публики, и сказала, что её пригласил мужчина за свой столик. Племянница тоже была разгорячена хмельным бурным вечером, быстро кивнула, послав тётке воздушный дружеский поцелуй…

В зале было уже изрядно накурено, к высокому потолку поднимался сигаретный дым и там, среди громадных люстр, плоско покачиваясь, плавал и сворачивался в жгуты. Стояла духота, пахло закусками, спиртным, неумолчно гремела музыка. Юлия села за столик, поздоровалась с мужчиной в сером строгом костюме, в синей рубашке с галстуком в яркую полоску. Он держал в руке бокал с красным вином, а в другой зажал между пальцами дымящуюся сигарету.

– Это мой лучший товарищ Миша, – представил того Николай. – А это Юля, лучшая из лучших девушек! – прибавил он весело.

– Верно, очень красивая барышня! – воскликнул Михаил, у которого глаза были навыкате и широкий нос.

– Вы тоже прапорщик? – спросила Юлия, еле сдерживая смех.

– Нет, Миша на фуре мотается по городам и весям. Всё у него схвачено… – непринуждённо пояснил Николай.

– Мой бывший свёкор тоже был дальнобойщик, – сказала она, уважительно глядя на Михаила.

– Да чего там, лучше давайте выпьем за знакомство, – предложил Михаил, глядя на Юлию.

Николай предложил ей водку и вино на выбор. Юлия попросила вина, так как водка вызывала у неё почему-то панический страх. Но и вино она пила довольно редко. А если приходилось когда-либо, то оно приводило её в весёлое настроение, и жизнь виделась столь заманчивой, что хотелось плыть по её зыбким волнам к острову любви, где ожидал принц, как в детской сказке. Но она не стремилась бездумно предаваться пустым мечтаниям, поскольку уже немного знала мужчин. Правда, ей казалось, что нельзя по одному негодяю судить обо всех. Они тоже разные, у каждого за плечами годы жизни с жёнами, любовницами, которые не устраивают их своим непостоянством. Николай, однако, не производил впечатления бесшабашного бабника, и он развёлся с женой вовсе не из-за того, что много гулял. Просто это только её наивное представление. Хотя и не надо его идеализировать, но и заведомо делать из него монстра тоже не нужно.

Когда Николай и Михаил выпили по стопке водки, Юлия медлила, потому как боялась, что именно с этого фужера для неё может начаться другая жизнь. Но разве не об этом она порой думала бессонными ночами, разве не одиночество приводило её в отчаяние, а жизнь казалась однообразной и скучной.

– Что же ты отстаёшь от компании? – спросил Николай. – Смотри, как вокруг посветлело при твоём появлении.

– Не может быть! – воскликнула весело она. – Просто я давно не пила вина и боюсь, что окосею.

– А что в этом плохого? Сразу жизнь преобразится! – приподнято сказал Михаил, нажимая на закуску.

– Одной пить девушке скучно. Давай, приятель, поддержим красавицу.

– Вы всё шутите! А мне страшно. Я в ресторане первый раз в этом городе…

– Откуда же тебя занесло к нам? – спросил Николай, наливая себе и другу водки.

Юлия держала фужер не столь умело, и это её несколько смущало. Она очень пожалела, что выставляла себя в злачном месте слишком наивной и неопытной. Но такая шумная жизнь ей стала даже нравиться – до этого она слишком долго пребывала с детьми в одиночестве и от монотонности будней и работы немного подустала. И вот попала в компанию настоящих мужчин, с которыми она чувствовала себя от счастья на седьмом небе. На этот раз, когда они пили, Юлия сделала всего несколько глотков; вино ей показалось очень ароматным и терпким, так что ей хотелось выпить весь фужер, но, боясь прослыть в их глазах выпивохой, она, не допив вино, поставила фужер на столик. Николай в свободную чистую тарелочку положил для неё салат оливье и шашлык. Юлия признательно поблагодарила, ощущая, как вино стало приятно припекать в желудке. И вскоре хмель ударил весело в голову, её круглые милые щёчки раскраснелись, как два пурпурных яблока. «Ах, что я делаю!» – мелькнуло в сознании, и чтобы скрыть свой страх, она невольно улыбнулась, пытаясь этой улыбкой забыть то, что говорил ей внутренний голос.

Мужчины ещё раз выпили, и она тоже вслед за ними допила остаток вина, а потом принялась снимать с палочки кусочки жареного мяса и аккуратно есть. Николай тут же пытался наполнить из графинчика её фужер, но Юлия резко закрыла его ладошкой, мило улыбнулась, дав понять, что она уже пить не желает.

– Пока достаточно, а то я уже пьяная, – засмеялась молодая женщина, её иссиня-голубые глаза блестели лучисто и вместе с тем зазывно, хотя она производила впечатление милого невинного существа. Николай смотрел на неё, не веря, что она – такая красивая, с чудесной фигурой – сидела за их столиком и уже запала в его сердце, кажется, навсегда. И все его прежние увлечения после развода с женой ничего уже для него не значили; в его сознании мгновенно померкли все женщины, которые у него были до неё, и те, которые сидят в ресторане, как бы тоже перестали существовать. Она всех затмила! От Юлии на него пахнуло сердечным теплом, душевной мягкостью, утончённой женственностью, которая кружила голову и сводила с ума. И всё это делала с ним её обольстительная красота, так что бывшая жена Антонина теперь казалась ничтожным существом со всеми своими амбициями; думалось, что он в своё время с ней встретился совершенно случайно, по ошибке приняв её за самую лучшую из женщин. И как ловко она тогда сумела ввести его в заблуждение своими фальшивыми чувствами, пронизанными меркантильностью.

Николай пригласил Юлию танцевать, так как Михаил буквально поедал её глазами, и друг, с которым ещё недавно они обсуждали разные проблемы, превращался чуть ли не во врага. И чтобы не испытывать этого гадкого чувства он и повёл молодую женщину танцевать, для приличия на ходу бросив другу что-то весёлое и подмигнув: дескать, я первый увёл её из той компании, так что извини.

И только сейчас, купаясь в лучах его внимания, она вспомнила о Светке и Игоре. Они смотрели на неё, и она помахала им ручкой и пошла за Николаем. И пока подходили к танцевальной площадке, подумала, что готова идти за ним всегда. Вот только бы и на этот раз не обмануться в своих ожиданиях того, кто бы смог заменить ей покойного мужа…

Глава пятая

Юлия проснулась с ощущением тупой головной боли и сначала не понимала, где же она находится? Она лежала в чистой постели под ватным одеялом в белом пододеяльнике, и обнаружила себя совершенно нагой, и это открытие её сильно удивило и отчасти даже напугало, так как до этого случая ещё ни разу не оказывалась в подобной ситуации. На разложенном диван-кровати лежала чья-то вторая подушка, значит, спала с тем, кто её сюда привёл. Чья же это квартира? Наконец она вспомнила, что вчера была в ресторане с Игорем и Светкой. Но далеё, Юлия с трудом припоминала, как она прощалась с ними. А рядом, кажется, был плотный выше среднего роста, мужчина, который и посадил её с собой в такси. Его приятель Михаил сидел с какой-то молодой симпатичной упитанной женщиной, у которой были чересчур пухлые губы, толстые щёки и сама она была несколько полноватой.

Затем Михаил с ней вышел из машины, тогда как они проехали ещё квартала два по Черёмушкам почти в конец микрорайона. Здесь пахло железисто-серным газом, видимо, от какого-то предприятия. Когда поднимались на пятый этаж в однокомнатную квартиру, её поддерживал Николай и что-то безумолчно шептал на ухо. А что же было в ресторане? Она помнила, как мужчина обжёг её признанием в любви, что показалось тогда Юлии несерьёзным. Неужели он рассчитывал, что от его слов она сейчас же растает и кинется ему на шею… Но зачем она так напилась, ведь раньше пила совсем мало, и всегда это считала ниже своего достоинства?..

– Не нужно так бездумно разбрасываться словами, – ответила она ему, – ведь у меня трое детей, а у тебя двое, и ты, может статься, вернёшься к жене ради них…

– Да уж нет, отрубил раз и навсегда! Конечно, детей жалко, но так жить, как мы жили, – не хочу. Да к тому же, когда нет абсолютной уверенности, что сын – твой, тогда лучше разрубить узел, к чёртовой матери! – нервно проговорил он.

– Что, она от тебя действительно гуляла?

– Неприятно в этом признаваться, но факт есть факт. Я видел её с ним… Она думала, что я стану генералом, но такой чин не всём служивым по плечу. В этом вся её мерзкая внутренняя сущность. Я всего лишь старший прапорщик. Она постоянно меня пилила: почему, дескать, тебе не сделать генеральскую карьеру, ей это вынь да положи! Но я не карьерист, а честный прапор…

– А вот мой первый муж захотел и стал капитаном речного флота: был стармехом, старпомом…

– Значит, ты гордилась им? Ты хотела, чтобы он стал обязательно капитаном, он был военный моряк?

– Я никуда его не толкала, он служил в морском флоте. Если бы он остался штурманом, я бы никогда его не пилила. Он сам решил и стал капитаном речного флота, – с чувством достоинства проговорила она, при этом в её голосе слышались нотки недовольства, так как он заставил её вспомнить покойного мужа. И понимая, что этот человек, наверное, думает о ней так же дурно, как о своей бывшей жене, ей хотелось одернуть его. Ведь наверняка он уже мысленно сравнивал её со своей Тонькой, к которой испытывала сейчас скрытую неприязнь и удивлялась, что из-за своих глупых амбиций та потеряла славного мужа, которого уже вряд ли кто достойно заменит, а у детей не будет отца. К тому же его дочери уже десять лет, и Юлии было донельзя обидно, что он столько времени терпел безумные капризы жены.

– Очень хорошо, что ты так рассуждаешь! Наверное, в тебе я не ошибся, мне как раз нужна верная подруга…

– Как ты быстро сделал свой выбор! – поразилась искренне Юлия.

– Да ничего не быстро, просто мне достаточно того, что я услышал от тебя, мне довольно твоего честного отношения к моей службе, и ты совершенно не похожа на бывшую супругу. И давай больше не будем к этому возвращаться никогда.

Николай вспомнил, как делал Антонине предложение с какой-то безоглядностью, вскруженный её неотразимой внешней красотой, совершенно не задумавшись над тем, почему в нём появилось ощущение, что Антонина чем-то неуловимым отталкивала его. Но этому тогда он почему-то не придавал большого значения, полагая, что просто сильно придирается к себе, нечего мелочно смотреть на девушку. Ведь в целом она очень нравилась ему… Правда, погнавшись за призрачными, несбыточными надеждами, своими неразумными амбициями год от года разрушала их отношения, превратив их в тягостное исполнение супружеского долга.

Юлия с интересом всматривалась в выразительное лицо Николая и видела, как он недовольно хмурил брови.

– Твоя жена нашла генерала?

– Какого генерала? Не видать ей генерала как собственных ушей. Полковник и тот усёк, что она помешалась на своей идее фикс. Лучше пойдём выпьем за нас с тобой, – вполне серьёзно предложил он.

– Ты так говоришь, будто с этого вечера мы будем жить вместе. Так несерьёзно, Коля! – возбуждённо произнесла она, чувствуя, что в этот вечер в её жизни произойдёт чрезвычайно важное событие. Но она не хотела с головой уходить в это увлечение, потому что Николай поступал сейчас слишком поспешно. Ему надо переспать с первой попавшейся женщиной, которой в данный момент оказалась она. К тому же Юлия не была уверена в своих к нему чувствах, ведь недостаточно того, чтобы человек только нравился, она должна полюбить его всей душой. Но как раз этого она не испытывала, поскольку для неё всё ещё оставался образцовым семьянином покойный муж, обладавший к тому же романтической внешностью. Николай на него не похож ни внешне, ни внутренне. С виду он грубоватый, нетерпеливый, что-то было в нём дерзкое, или он просто такой уродился нервный. Когда она просила его рассказать о жене, желваки на скулах почему-то почти постоянно беспокойно вспухали. Николай повёл её к столику, придерживая одной рукой за талию. В этот момент Михаил привёл полноватую, с энергичным деловым лицом, довольно симпатичную, в дорогом ярком костюме женщину. В её карих глазах сверкала искра легкомыслия и хитрости. Наверняка хваткая бабёнка, впрочем, Михаил как-то гармонировал с ней; кажется, он называл её Ларой или Лерой. Но Юлия осталась безучастной к ней, так как при этой женщине, вовсе не страдавшей никакой стеснительностью, громко хохотавшей от каждого солоноватого слова Михаила, она, Юлия, воспринимала себя почему-то женщиной лёгкого поведения. Когда они сидели втроём, ей нравилось ощущать себя обласканной вниманием мужчин. Михаил даже тщился безоглядно понравиться ей, долго смотрел на неё, желая встретиться с её взглядом. Но Юлия как-то смущённо переводила глаза на Николая, чтобы не вызывать у того ревность некорректным поведением друга. Правда, он сделал вид, будто не обратил внимания на поползновения своего приятеля, даже когда Михаил пригласил её на танец.

Юлия помнила вечера у Ефима: как тогда его дружки с его разрешения приглашали её танцевать, и она охотно откликалась, а потом, оставаясь с Ефимом, выслушивала его ревнивые упреки, что, мол, она вешалась чуть ли не на каждого, хотя это была неправда. И сейчас Юлия, наученная горьким опытом, вежливо отказала Михаилу, прибавив, что она не из тех женщин, которые любят ходить по рукам. Эта её фраза взбодрила Николая, и он предложил выпить за женскую верность, в которую, правда, не верил, в чём, однако, не хотел себе признаваться. Собственно, как и каждый мужчина, Николай достаточно умело скрывал свои недостатки, которые видны в каждом человеке. Он считал, что женщины это умеют делать значительно искусней, чем мужчины. Однако сейчас он был готов поклясться, что Юлия весьма непосредственная девушка, которая ведёт себя вполне искренне, презирает надутую манерность, фальшивое изящество…

После каждого нового глотка вина Юлия замечала, как неудержимо пьянела, чего с ней, пожалуй, ещё никогда не бывало. Она всегда на какие-либо праздники или дни рождения строго придерживалась рамок приличия и выдерживала их до конца застолья. Кажется, только недавно она сказала себе, что ни ему, ни себе не позволит скатываться до пошлости и фривольности. И вот какая-то неведомая сила увлекала её от себя прежней и вводила в образ распущенной женщины. Удивительно, что она отдавала отчёт в том, что сейчас с ней происходило, но никак не могла обуздать вкравшегося в душу беса, толкавшего её к необдуманным поступкам. Причём чужой голос нашептывал ей: «Ничего страшного не произошло, ты отдыхаешь после долгих дней одиночества, тебе всё простительно, он увлечён тобой как лучшей женщиной, будь с ним смелей». И Юлия ему непроизвольно улыбнулась (показалось, что опять двусмысленно), чувствуя, как в груди что-то дрожало, словно томительная сила вырывалась из неё, и вот уже будто никакие условности её не сковывали, она была готова на всё…

Они выходили танцевать и потом снова усаживались, чтобы выпить и закусить под весёлые пустые разговоры. Иногда она пила вино и к закускам даже не прикасалась, поскольку думала, будто хмель больше её не разбирает. Потом вели беседы на разные темы, в чём задавала тон – после уточнения имени – всё-таки не Лара, а Лера, которая Юлии стала чем-то даже нравиться. Она приглашала её в туалет, где курила и расспрашивала о жизни, предлагала той закурить. И та, сроду не бравшая в рот сигареты, вдруг закурила. Но от одного ароматизированного дыма табака закашлялась и отчаянно бросила сигарету в урну. В туалете стояло густое облако дыма и возбуждённо звенели женские голоса. Похоже, кто-то чересчур громко выяснял отношения из-за одного и того же мужчины, обзывая друг друга шлюхами. Юлии было унизительно всё это выслушивать, словно оскорбляли её саму, и она торопила Леру скорей уйти отсюда. Её товарка поражалась, что Юлька вела себя как ребёнок, сбежавший в ресторан от суровой опеки родителей, где никак не ожидала столкнуться с мерзкими выходками женщин лёгкого поведения (что они ни больше ни меньше такие, уже не вызывало никаких сомнений). Разве можно ссориться из-за мужчины? Так поступают только молодые парни, когда увлечены одной и той же хорошенькой девушкой, что в своё время она сполна испытала в речном училище. Но об этом периоде своей жизни она очень редко воспоминала – только при случае, вот как сейчас.

Юлии было несказанно весело, что она уже перестала упрекать себя в нарушении условностей, рамок которых она должна неуклонно придерживаться. А вечер между тем вступал в фазу своего наивысшего накала. Николай приглашал и приглашал танцевать, и они движениями своих тел старались попадать в так музыки. На них даже засматривались мужчины и женщины – пожалуй, больше на неё, чем на него, что Юлию очень радовало, потому что она понимала, как это здорово – предаваться тщеславию. Причём она уже давненько этого чувства не испытывала. Кажется, Николай был ослеплён ею полностью, осыпал её признаниями в любви, отчего она испытывала счастье, чего иначе и быть не могло. И Юлия, в упоении от этого чудесного вечера, часто смеялась своим мелодичным приятным голосом. Она даже пыталась пропеть куплет из «Сильвы». А Николай, восхищённый её красотой и околдованный её голосом и таким чудесным пением, просил продолжать. Но Юлия, увы, больше слов не знала…

Она помнила, как Николай заказывал для неё вина, чему нисколько не противилась и с удовольствием пила наравне с мужчинами, чего опять-таки с ней ещё не случалось. Но в своих действиях она не отдавала себе отчёта, уж очень необычайно весело для неё проходил этот вечер. А потом как бы исподволь наступило сумеречное сознание: она уже почти не видела окружающих, а когда они последний раз танцевали, Юлия себя уже не помнила. И очнулась в чужой квартире, причём она смутно помнила, как Николай раздевал, отчего её охватывал безудержный смех. Потом непроизвольно, как бы сами по себе, лились по щекам слёзы. Юлия плакала от жалости к себе, которая переполняла всю её душу оттого, что оказалась в беспомощном состоянии, а мужчина так легко этим воспользовался. Он, похоже, обладал ею столько, сколько хватало у него на это сил, – с первобытной ненасытностью; она чувствовала себя во власти сильного мужчины. Его волосатое мускулистое тело щекотало грудь, соски, так повторялось, кажется, раза два. Юлии показалось, что этот любовный дурман она видела во сне, точно со стороны. И вот она наконец пробудилась, испытала стыд от сознания того, что Николай воспользовался её беспомощностью. Конечно, она не знала, как бы отдавалась ему, если бы была во вменяемом состоянии… Но всё уже осталось позади, о чём ни капли не жалела…

Когда он утром при всём своём параде военного вошёл к ней, Юлия увидела его, точно впервые и удивилась про себя тому, что вчера этот мужчина так легко напоил её и теперь, наверное, думает, что она всегда это делала и с другими…

– Ты уже уходишь? – спросила она.

– Да, труба зовёт, а ты оставайся до вечера, когда я приду со службы. Ты говорила, что у тебя выходной?

– Нет, не могу. Я детей оставила сестре. А ей тоже на работу…

– Хорошо, иди хоть позавтракай, я кофе приготовил.

– Не хочу пока, голова лопается. Зачем ты напоил меня, ведь я столько никогда не пила? – упрекнула она мягко, даже ласково.

– Так я же тебе, дорогуша, насильно не заливал, – усмехнулся ехидно он.

– Ты думаешь, я нарочно напилась? Я даже не знаю, как это произошло, будто в помойную яму провалилась. Что же ты со мной сделал? – вздохнула она, покачав головой, не глядя на него.

– Это ты со мной, а не я! Подъём, подъём, моя хорошая!

– Ты меня прогоняешь? – удивилась с обидой в голосе она.

– Нет, конечно, оставайся хоть навсегда. Видишь, – он обвёл комнату рукой, – живу в этом логове один, как бирюк. Жена отхватила полквартиры. И оставила тумбочку, диван-кровать, стол да пару стульев, остальное пришлось покупать…

– Имела полное право. У неё же твои дети.

– Одна дочь, а сын – полковника Журыкина, вот и обеспечил бы её жильём…

– Ты правда хочешь, чтобы я жила у тебя?

– Сколько можно твердить одно и то же, моя хорошая? – он деланно вздохнул, затем решительно, как она ни противилась, стянул с неё одеяло.

– Ой, Коля, какой бесстыдник! Ты такой грубый? – она закрывала руками интимные места.

– Грех скрывать потрясающеё тело! Ты настоящая Афродита или Венера. Но очень жаль, что мне пора на службу. Вот тебе ключ, – он положил на тумбочку для постельного белья. А потом наклонился, поцеловал, встал и пошёл от неё задом, чуть не наткнувшись на стул. Ей не было смешно, ей было просто грустно, что вчерашний вечер и затем ночь пока не прояснили то, что ожидало её в ближайшем будущем.

Юлия молча провожала его, быстро сграбастав всё одеяло на себя. Николай ушёл – будто навсегда. Она слышала, как защёлкнулся дверной замок, и комната погрузилась в мрачную тишину. Молодая женщина вновь ощутила одиночество и страх перед неизведанной новой жизнью.

Юлия встала, пошла в ванную, наполнила её водой. Как хорошо, что шла горячая, какой комфорт! Она нашла на полочке шампунь, вымыла волосы, посмотрела на себя в зеркало и увидела чуть ниже шеи тёмно-лиловый синяк. «Зачем он это сделал, – грустно подумала не без досады она, – за кого он меня принял? Я же не шлюха!» Юлия достала из своей сумочки косметичку и припудрила след ночной любви. Правда, она не считала, что Николай это сделал от больших чувств; ей всегда казалось, что это всего-навсего проявление неуважения к женщине, как бы напоминание того, кем она является, и сознание этого сильно оскорбляло её самолюбие и гордость.

Она съела яичницу с колбасой, выпила горячего кофе. Затем расчесала высохшие длинные чёрные волосы. Она редко их распускала по плечам – укладывала в какую-нибудь причёску. Такой была вчера: вся нарядная, сияющая молодой красотой, а сегодня как будто привяла, распустила волосы, думая, что так будет лучше скрыть ночной грех от посторонних людских глаз…

Будильник показывал девять часов утра, когда Юлия вышла из квартиры, закрыла замок на два оборота и пошла по бетонным ступенькам вниз.

Глава шестая

От дочери Валентина знала, что из ресторана на такси Юлия уехала в компании мужчин и женщины. И о том, что сестра не пришла домой, она почти не волновалась. Правда, её беспокоило одно то, что Юлия была сильно пьяна, чего она себе никогда не позволяла. И это обстоятельство несколько удивило Валентину.

– Мне же на работу, кто же завтра будет с детьми сидеть?

– Отведёшь в детсад, вот проблему нашла! – возмутилась Светка.

– Мужчина-то хоть порядочный?

– Нормальный. Кажется, военный. Повезло моей тётке!

– Военный? Разве он не женат?

– А кто ходит в ресторан без жён?

– Ты по себе не суди. Да мужчины и ходят. Прохвостов хватает, – заметила мать.

– Она почти с ходу, как начался вечер, пересела к мужчинам. Юлька с женатыми мужиками никогда не связывалась, а то ты этого не знаешь. С принципами тётка!

Вскоре Светка забрала сына, Игорь на кухне сидел с тестем Семёном Ивановичем. Она позвала мужа, чтобы идти домой. Семён вот уже в который раз настойчиво убеждал зятя уехать на Север. Для него это была любимая тема. Но Игорь пока не спешил, всё ещё надеясь получить квартиру, а затем сдать её внаем, а уж потом спокойно отчалить.

Когда молодые ушли, Валентина уложила племянников спать. Варя согласилась без слов, но Женя вдруг заскучал по матери. Валентине пришлось объяснить мальчику, что маму попросили выйти на работу в ночную смену, а утром она обязательно приедет. Однако когда Женя проснулся, он первым делом спросил, дома ли мать. Ему было уже почти шесть лет, а Варе – три с половиной годика.

– Она скоро приедет, а я вас в садик отвезу, – ласково сказала Валентина.

Юлия приехала к сестре, когда та уже вернулась домой. Они закрылись в комнате, и Валентина у неё узнала всё, что её интересовало относительно того таинственного мужчины, которого немногословно обрисовала ей дочь…