Фельдмаршал Манштейн – лучший полководец Гитлера Дайнес Владимир
Подвижные соединения намечалось использовать следующим образом. 6-я танковая армия должна была переправиться через Южный Буг в полосе 27-й армии, а с утра 14 марта наступать в направлении Вапнярки и к исходу дня овладеть ею. В дальнейшем танковой армии предстояло развивать наступление в направлении на Тамошполь, Боровку и захватить переправу через Днестр у Могилев-Подольского, Яруга. В задачу 2-й танковой армии входило форсирование Южного Буга у Джулинки и, развивая наступление в направлении на Жабокричку, Вапнярку, овладеть 14 марта совместно с 6-й танковой армией Вапняркой. В дальнейшем 2-й танковой армии предписывалось развивать удар в направлении Дзыговки и захватить переправу на Днестре у Ямполя. От 5-й гвардейской танковой армии требовалось форсировать Южный Буг на участке Гайворон, Юзефполь и, развивая наступление, захватить переправу через Днестр у города Сороки.
В резерве маршала Конева находился 5-й кавалерийский корпус. Его планировалось ввести в сражение на рассвете 14 марта с задачей нанести удар из-за левого фланга 4-й гвардейской армии в общем направлении на Голованевск, Первомайск, разгромить отходящие части противника, перехватить его до отхода врага и выйти не позднее 16 марта к переправам через Южный Буг на участке Первомайск, Константиновка.
Фон Манштейн, стремясь не допустить окружения 8-й и 1-й танковой армий, решил 11 марта отвести 8-ю армию, а двумя днями позже и правый фланг 1-й танковой армии за Южный Буг. 3-му танковому корпусу, действовавшему на левом фланге 1-й танковой армии, была поставлена задача удерживать район Проскурова, чтобы возможно быстрее восстановить связь с 4-й танковой армией и облегчить положение на ее правом фланге. Задача 4-й танковой армии состояла в том, чтобы не позволить подвижным частям 2-го Украинского фронта прорваться восточнее Тарнополя на юг в направлении на Днестр и отбросить тем самым 1-ю танковую армию на юго-восток. Фон Манштейн также рассчитывал вводом в сражение дивизий, обещанных Главным командованием Сухопутных войск, снова восстановить сообщение по линии Львов, Тарнополь, Проскуров. В то же время командующий группой армий «Юг» не имел сил и средств для оказания помощи действовавшему на севере 13-му артиллерийскому корпусу.
Итак, как Конев, так и фон Манштейн ставили перед собой решительные цели. Их достижение теперь зависело от того, кто выиграет гонку за временем, сумеет правильно распорядиться имеющимися силами и средствами. Многое также зависело от того, получат оба командующих усиление или нет.
Сразу отметим, что войска правого крыла 2-го Украинского фронта достаточно уверенно наращивали темпы наступления. В одиннадцать часов вечера 11 марта к Южному Бугу вышел передовой отряд 2-й танковой армии с десантом стрелков и саперов на танках, имевший задачу захватить мост юго-западнее Джулинки. В это время по мосту переправлялись отступавшие части противника. Врезавшись в его колонны и разделившись на две группы, танки отрезали противника от переправы и завязали бой. Одна группа танков с пехотой занялась уничтожением вражеского гарнизона в районе Джулинки и подходивших арьергардных частей противника, а другая – направилась к мосту для его захвата. Головной танк прорвался к мосту, но мост оказался минированным и был подорван противником. Его удалось восстановить только 13 марта.
В сложившейся обстановке передовой отряд 2-й танковой армии нашел выход из положения. Разведка определила, что в районе Шумилова глубина Южного Буга составляет не более 2 м. Поэтому было решено переправить танки под водой. Место переправы тщательно промерили и оборудовали подъездами и указателями. Выхлопные трубы танков были выведены наверх, все люки наглухо задраены, законопачены и промазаны солидолом. К середине дня 12 марта семь танков, преодолев по дну реку, неожиданно появились перед противником. Он вынужден был отступить, что позволило расширить захваченный плацдарм на участке Шумилово, Березки. Инженерные части незамедлительно приступили к восстановлению разрушенного 60-тонного моста, построенного немцами в Березках. В ночь на 14 марта по нему переправились подошедшие главные силы 2-й танковой армии и начали переправу части 52-й армии. 15 марта в Джулинках началось строительство второго моста, длиной 109 м и грузоподъемностью 10 тонн. В тяжелых условиях во время снежного бурана, разыгравшегося ночью, к утру 18 марта мост был построен. В этот же срок был построен мост в Шумилове, такой же грузоподъемности, но длиной 144 м. Мосты в Березках, Джулинках и Шумилове полностью обеспечили переправу войск 52-й и 2-й танковой армий.
Главные силы 5-й гвардейской танковой армии в связи с разрушением моста у Хощевато были направлены в полосу 52-й армии и переправились через Южный Буг в районе Березки. Успешно преодолели реку и войска 4-й гвардейской и 40-й армий.
К исходу дня 13 марта, на девятый день операции, войска 2-го Украинского фронта на направлении главного удара в основном достигли рубежей, намеченных планом и являвшихся ближайшей целью операции, поставленной первоначальной директивой Ставки. В ряде районов передовые части, переправившиеся через Южный Буг, захватили плацдарм глубиной до 10–12 км, что обеспечивало успешную переправу главных сил. После форсирования Южного Буга танковые армии устремились к Днестру.
В то время как войска правого крыла 2-го Украинского фронта вели энергичное преследование противника, войска левого крыла (5-я и 7-я гвардейские армии и 5-й гвардейский кавалерийский корпус) продвигались очень медленно. Противник, опасаясь нового окружения, оказывал отчаянное сопротивление. В телеграмме от 15 марта, направленной маршалом Коневым командующим 5-й и 7-й гвардейскими армиями, указывалось:
«Преследование противника Вашими армиями идет медленно. Поймите, что противник бежит. Наши войска фронта уже ведут бой за Вапнярку. Вы оттягиваете левое крыло фронта, идете по сравнению с правым крылом фронта на 200 км сзади. Основной причиной медленных темпов преследования является:
1. Ведете войска равномерно по всему фронту и как гребенкой прочесываете всю местность. Нет смелого маневра с выходом на пути отхода противника. Нет кулака для уничтожения противника при его сопротивлении на основных направлениях. В связи с этим вы даете противнику уводить его живую силу и технику.
2. Отрыв управления армий, корпусов, дивизий от войск. Особо отстают тылы. Войска всегда требуют твердого управления. Крепкое управление обеспечивает высокие темпы, и войска делают чудеса»[467].
Маршал Конев приказал командующим армиями довести до сознания всех генералов и офицеров, что противник поспешно отходит и что задача заключается в том, чтобы смелее маневрировать, выходить на тылы врага, отрезать пути его отхода, захватывать живую силу и технику. От командиров дивизий и корпусов требовалось больше самостоятельности и инициативы. Далее в телеграмме говорилось:
«Создайте на основных направлениях ударные кулаки и подвижные отряды для смелого маневра по тылам врага с задачей уничтожать прикрытие противника, перерезать пути его отхода, уничтожать его живую силу и технику. На второстепенных направлениях выделите такие силы, которые способны будут при сопротивлении противника своими активными действиями сковать его, а при отходе противника освобождать населенные пункты от отдельных вражеских солдат. Главное – на основных направлениях глубже врезаться в расположение противника, не оглядываться назад и дезорганизовывать его план отхода, захватывая живую силу и технику. Не бояться, что противник по углубившемуся нашему боевому порядку способен нанести серьезный удар. Ведите разведку. Установите прочную связь по фронту. Сейчас же подготовьте отряды для захвата переправ противника на реке Южный Буг. Форсирование реки Южный Буг провести с ходу, как это сделали армии правого крыла фронта. В соответствии с этими моими указаниями, требую решительно покончить с неправильной оценкой возможностей противника. Приказываю развернуть действительно смелое преследование».
Сосед 2-го Украинского фронта справа, 38-я армия 1-го Украинского фронта, 15 марта вышла на Южный Буг в районе Винницы на 60-километровом участке от слободы Мизяковская до Михайловки. Одна из дивизий этой армии форсировала реку и овладела плацдармом южнее Винницы в районе Ворошиловка, Шершни, Гута. Это позволило надежно обеспечить правый фланг 2-го Украинского фронта и ускорить темпы преследования противника войсками 40-й армии. На проскуровском направлении войска 1-го Украинского фронта отбивали контратаки крупных сил пехоты и танков противника, нанося ему большие потери. 3-й Украинский фронт к исходу дня 16 марта, разгромив противника в районе Березнеговатое, Снигиревка, овладел Бобринцом и Новой Одессой. В тот же день соединения 5-го механизированного корпуса 6-й танковой армии ударом с востока и 16-го танкового корпуса 2-й танковой армии с юго-востока освободили Вапнярку.
Фон Манштейн, вспоминая о событиях того времени, задавался вопросом: «Как могло получиться, что противнику удалось так быстро добиться успеха? Ведь до сих пор все время удавалось регулировать темпы отхода, когда он становился необходимым, а также останавливать прорвавшегося противника либо препятствовать ему выйти на оперативный простор, по крайней мере, ограничить дальнейшее развитие его операций».
Отвечая на поставленный вопрос, фон Манштейн пишет:
«Кроме подавляющего превосходства сил противника, причиной этому было, естественно, окончательное истощение сил наших войск. Немецкие дивизии в непрерывных боях с середины июля были буквально перемолоты. Численный состав полков достигал лишь незначительной части своей первоначальной величины, оставшиеся силы были также измотаны ввиду постоянного перенапряжения сил. Присланное нам очень небольшое пополнение, не имеющее военного опыта, не могло компенсировать потерь в опытных унтер-офицерах и солдатах. Ядро войск, следовательно, было в значительной степени израсходовано. Как можно было наносить эффективные контрудары, если, например, во всем танковом корпусе насчитывалось всего двадцать четыре исправных танка? Несмотря на это, войска совершали удивительные подвиги. Там, где удавалось собрать вокруг опытных, храбрых солдат и офицеров сколько-нибудь значительную группу, ей удавалось отражать атаки превосходивших ее сил противника. В общем, однако, просто не хватало людей и техники, чтобы оборонять большие пространства, в которых часто во много раз превосходившему нас по численности противнику удавалось найти брешь для нанесения удара. Войска, во всяком случае, не виноваты в быстрых темпах продвижения противника. Тому, что в очень редких случаях отмечались проявления трусости, в сложившейся обстановке не приходится удивляться.
Если все, сказанное выше, относится ко всему участку группы армий, необходимо все же объяснить, почему именно на ее правом фланге, в полосе 8 армии и правого фланга 1 танковой армии, наступило такое резкое ухудшение обстановки. Командование обеих армий в этом не было виновно. Подобное развитие событий следовало объяснить тем, что на этом фланге группы армий не хватало тех 6 1/2 дивизий, которые после их освобождения из черкасского котла были отведены на пополнение в генерал-губернаторство. Их теперь нечем было заменить.
Кроме того, командование группы армий, как указывалось раньше, забрало у этих армий 2 танковых корпуса с шестью танковыми дивизиями, чтобы использовать их на левом фланге группы армий. Если бы эти силы были оставлены на месте, обстановка на фронте обеих армий, естественно, сложилась бы значительно лучше. Таким образом, командование группы, безусловно, несет ответственность за события на своем правом фланге»[468].
Фон Манштейн все-таки был офицером чести. Он умел признавать свои ошибки, не перекладывая всю вину на подчиненных.
Войска правого крыла 2-го Украинского фронта продолжали наращивать свои усилия. К вечеру 17 марта и на следующий день к Днестру на участок Яруга, Сороки протяженностью 50 км вышли передовые отряды 52-й и 2-й танковой армий. На этом участке противник имел два понтонных моста. Один из них был разобран и большей частью вывезен, а оставшиеся элементы сосредоточены на правом берегу р. Косауц. Второй понтонный мост был взорван противником. В ночь на 18 марта саперы 2-й танковой армии, вышедшие к реке вместе с передовыми отрядами, восстановили понтонный мост. За ночь под вражеским огнем мотопехота передовых отрядов переправилась на правый берег реки, вступила в бой с частями противника и к утру овладела плацдармом. Используя этот успех, саперы захватили понтонный мост и собрали 18 полупонтонов. В 10 часов первый понтон под грузы в 30 тонн стал действовать. На нем началась переправа артиллерии передовых отрядов 2-й танковой армии. С 20 марта саперы приступили к строительству постоянного моста грузоподъемностью 45 тонн, по которому переправлялись танки, артиллерия и транспорты с боеприпасами.
В ночь на 19 марта в районе Серебрия, Яруга через Днестр переправился передовой отряд 6-й танковой армии. Теперь могилев-подольское направление, как того требовала Ставка ВГК, стало для 2-го Украинского фронта значительно более важным, чем первомайское.
Успешные действия войск правого крыла 2-го Украинского фронта создали реальную угрозу как для 1-й танковой армии группы армий «Юг», так и для группы армий «А», остановившей войска 3-го Украинского фронта на р. Южный Буг. Но надо было активизировать действия левого крыла 2-го Украинского фронта (53-я, 5-я гвардейская и 7-я гвардейская армии). 17 марта маршал Конев приказал им стремительно развивать наступление к Днестру, захватить переправы в районах Рыбницы и Дубоссар, а частью сил двинуться на Бендеры.
В то время как происходили эти события, фон Манштейн был вызван в Оберзальцберг на совещание к Гитлеру. За несколько дней до этого к нему прибыл адъютант вооруженных сил при фюрере генерал Шмундт. Он предложил командующему группой армий «Юг» подписать довольно странный документ, своего рода заверение всех генерал-фельдмаршалов о лояльности, адресованное Гитлеру, в связи с пропагандой, развернутой попавшим в плен под Сталинградом генералом фон Зейдлицем [469]. Так как уже все генерал-фельдмаршалы, кроме фон Манштейна, подписали этот документ, тому ничего не оставалось, как сделать то же самое. Если бы он отказался, это означало бы, что фон Манштейн сочувствует пропаганде фон Зейдлица. Тем не менее фон Манштейн сказал Шмундту, что как солдат считает подобный шаг излишним, немецкие солдаты не будут прислушиваться к пропаганде комитета «Свободная Германия». В этом он, как всегда, был прав.
В Оберзальцберге фон Манштейн 19 августа внес следующие предложения Гитлеру. Во-первых, немедленно отвести 6-ю армию за Днестр. Во-вторых, провести быстрый маневр крупными силами, которые будут высвобождены в 6-й армии, на север, в район между Днестром и Прутом (старая граница Румынии), для того, чтобы предотвратить отход 8-й армии с Днестра на юго-восток. В-третьих, немедленно усилить северный фланг группы армий «Юг» с целью предотвращения его отхода к Карпатам, а также прорыва советских войск на Львов. Фон Манштейн подчеркнул, что при таком решении вопроса придется примириться с тем, что между группами армий «А» и «Юг» останется брешь. Однако на это необходимо пойти, чтобы создать надежную линию фронта севернее Карпат. В случае, если советские войска предпримут наступление через эту брешь в направлении на Венгрию и далее на Балканы, можно будет нанести по ним удар с севера в тыл, как только поступят подкрепления, которые Гитлер обещал дать в мае [470].
Фон Манштейн вновь заглянул далеко вперед, как ему это подсказывала его интуиция настоящего стратега. Но Гитлер не хотел признавать того факта, что фон Манштейн превосходит его в умении анализировать обстановку и делать правильные выводы. Фюреру необходим был положительный результат быстро и в конкретном месте. Поэтому он решил, что группа армий «А» останется на Буге. Фон Манштейну он лишь обещал провести второстепенные мероприятия для усиления северного фланга группы армий «Юг».
Дальнейший ход событий показал правоту фон Манштейна. К 20 марта войска левого крыла 2-го Украинского фронта наконец-то добились успеха. Соединения 5-й гвардейской армии вышли к Южному Бугу и завязали бои за Первомайск. Передовые отряды и главные силы 27-й армии форсировали реку по десантно-паромным переправам, построенным инженерными частями. 53-я армия двумя дивизиями форсировала в это время Южный Буг в районе Завалье и вела бой в районе Пужайково, Осички. На следующий день к реке подошли войска 7-й гвардейской армии и завязали бои за переправы. Войска правого крыла фронта в это время продолжали форсировать Днестр и вели боевые действия на его правом берегу, расширив захваченный плацдарм до 80 км по фронту и до 40 км – в глубину.
В то время как войска 2-го Украинского фронта развивали наступление, армии 1-го Украинского фронта готовились к операции на черновицком и львовском направлениях. Еще 10 марта командующий фронтом маршал Г.К. Жуков представил И.В. Сталину соответствующий доклад за № 7210 [471]. По выполнении ближайшей задачи фронта, т. е. по овладении Тарнополем, Проскуровом, планировалось после пяти-шестидневного перерыва продолжать наступление с целью выхода на р. Днестр и тем самым отрезать южной группе войск противника пути отхода на запад в полосе севернее Днестра. Главный удар силами 1-й и 4-й танковых армий, 1-й гвардейской и 60-й армий, усиленных артиллерией и при поддержке всей авиации фронта, намечалось нанести из района Тарнополь, Волочиск, Проскуров в общем направлении на Чертков, Каменец-Подольский. При этом 1-я танковая армия должна была к 16–17 марта завершить доукомплектование и сосредоточение в районе Тарнополя. Из этого района ей предстояло нанести удар в направлении Трембовля, Чертков и овладеть районом Чертков, Цаповка, Торское, Заболотовка. Войскам 4-й танковой армии предписывалось нанести удар параллельно 1-й танковой армии из района Волочиска в направлении на Гусятин, Каменец-Подольска и овладеть районом Каменец-Подольска, Хотина.
Вспомогательный удар наносили 18-я и 38-я армии с рубежа Проскуров, р. Южный Буг до Райгорода в общем направлении на Новую Ушицу, Могилев-Подольский. В резерв командующего 1-м Украинским фронтом выделялись 3-я гвардейская танковая армия, 106-й стрелковый и 11-й танковый (без матчасти) корпуса. Всю операцию планировалось проводить в тесном взаимодействии со 2-м Украинским фронтом. Для доукомплектования 11-го и 31-го танковых корпусов маршал Жуков просил отпустить фронту 250–300 танков. Начало наступления – 20 марта, так как необходимо было подтянуть артиллерию, провести перегруппировку войск, подвезти горючее и боеприпасы.
11 марта Ставка ВГК, рассмотрев представленный план, своей директивой № 220052 приказала изменить направление наступления 18-й и 38-й армий, подняв их к северо-западу и нацелив на Каменец-Подольский в соответствии с новой левой разгранлинией фронта, установленной директивой Ставки [472]. Одновременно требовалось не ограничиваться выходом левого крыла фронта на Днестр, а форсировать его с ходу, развивая удар на Черновицы с целью занятия этого пункта и выхода на государственную границу СССР. После овладения рубежом Берестечко, Броды, Городище, Бучач предписывалось продолжать наступление с целью овладеть районом Львов, Перемышль и выйти правым крылом фронта на р. Западный Буг. В ускоренном порядке приказывалось доукомплектовать 3-ю гвардейскую танковую армию, а находившийся в резерве Ставки 11-й танковый корпус – во вторую очередь [473].
Перегруппировка войск 1-й танковой армии из района Погребище, где она находилась в резерве фронта, в выжидательный район была проведена в два этапа. На первом этапе армия совершила комбинированный 200-километровый марш до Белгородки. Танки и часть грузов перевозились по железной дороге, автотранспорт и артиллерия следовали своим ходом. От Белгородки войска совершили своим ходом 100-километровый марш. Из-за рано наступившей весенней распутицы танки шли со скоростью не более 1–2 км в час. Одновременно им приходилось тянуть на буксире от одной шоссейной дороги к другой колесные машины. Несмотря на все сложности, главные силы армии к 17 марта вышли в район восточнее Тарнополя. Отстали лишь тылы, понтонный парк и часть артиллерии.
В ночь на 21 марта соединения 1-й танковой армии выдвинулись в первый эшелон 60-й армии и развернули по две бригады. Им предстояло вместе с артиллерией произвести короткий огневой налет по вражеской обороне при поддержке штурмовой авиации. Вслед за танками в атаку должна была перейти пехота.
Утром 21 марта войска 1-го Украинского фронта возобновили наступление. Его 60-я и 1-я гвардейская армии, 1, 4 и 3-я гвардейская танковые армии нанесли главный удар на юг, а 18-я и 38-я армии – на юго-запад и запад. Это положило начало одному из крупнейших в истории Великой Отечественной войны маневру на окружение. «После нашего первого совместного удара в обороне гитлеровцев образовалась брешь шириной до 10 километров по фронту, – вспоминал М.Е. Катуков. – В нее-то и вошли танкисты, пехотинцы и стали преследовать отходившие разрозненные фашистские части. На правом фланге армии наступал 8-й гвардейский механизированный корпус, а на левом – 11-й гвардейский танковый корпус. Затем мы расширили брешь до 60 километров. Фронт 4-й немецкой танковой армии был разорван надвое. Преодолевая сопротивление противника, танкисты в непогоду за трое суток продвинулись на 120 километров и захватили важный узел магистральных дорог – город Чертков»[474].
И.В. Сталин, ошибочно полагая, что для окружения 1-й танковой армии противника вполне хватит сил 1-го Украинского фронта, директивой № 220054 от 22 марта приказал войскам 2-го Украинского фронта оказать содействие 3-му Украинскому фронту. Его войска, встретив сильное сопротивление противника на нижнем течении р. Южный Буг, отстали от соединений маршала Конева. В директиве говорилось:
«1. 2-му Украинскому фронту своим левым крылом, включая 5 гв. ТА, нанести удар с фронта Кодыма, Песчана, Первомайск на юг, по восточному берегу р. Днестр, с задачей овладеть рубежом Бендеры, Тирасполь, Раздельная, отбрасывая противника к Черному морю и не допуская его отхода за р. Днестр.
2. Правым крылом фронта выйти на р. Прут, нанося одновременно удар силами одной-двух общевойсковых армий с двумя танковыми армиями на юг, по западному берегу р. Днестр, с задачей овладеть рубежом Унгены, Кишинев.
3. 5 гв. кк использовать для развития удара на Кишинев по западному берегу р. Днестр.
4. Наступление на юг, по западному берегу р. Днестр, начать не позднее 24–25.03.1944 г.
5. Наступление по восточному берегу р. Днестр продолжать»[475].
Реализация этого плана позволяла полностью прижать немецкую 6-ю армию к морю.
Командующий 2-м Украинским фронтом, выполняя директиву Ставки ВГК, приказал армиям правого крыла продолжать наступление с тем, чтобы выйти на р. Прут на участке Липканы, Яссы. Армии центра и левого крыла должны были продолжать наступление по обоим берегам Днестра в общем направлении на Бендеры с целью совместно с войсками 3-го Украинского фронта сжать группу противника между Днестровским лиманом и Черным морем. Ближайшая цель состояла в том, чтобы отрезать пути отхода противнику на запад, захватить переправы через Днестр у Рыбницы, Дубоссар, Бендер и овладеть Яссами, Кишиневом, Бендерами, Тирасполем и Раздельной. От войск 5-й гвардейской танковой армии требовалось, развивая всеми силами наступление на юг в общем направлении на Кадым, Слободку, Ставрово, Тирасполь, овладеть к вечеру 28 марта Бендерами и Тирасполем, захватить переправы на Днестре и отрезать пути отхода противнику на запад. На 6-ю танковую армию возлагалась задача по переходу с утра 24 марта в решительное наступление и к исходу дня 26 марта овладению районом Унгены, (иск.) Пырлица, Петешты. В дальнейшем приказывалось развивать наступление на бендерском направлении, а ударом с юга содействовать 2-й танковой армии в захвате Кишинева. С выходом в район Скулян 6-я танковая армия должна была выделить сильный разведывательный отряд на Яссы и Хуши. 2-й танковой армии приказывалось к исходу дня 29 марта овладеть Кишиневом и развить удар на Бендеры с целью отрезать противника от переправ на Днестре.
С утра 22 марта войска 2-го Украинского фронта продолжили наступление. Соединения 5-й гвардейской армии овладели Первомайском, форсировали Южный Буг и вели бои по расширению плацдарма. Части 5-й гвардейской танковой армии развивали наступление на железнодорожную станцию Рыбница. Однако, пройдя с боями до 80 км, ее корпуса к вечеру 23 марта вынуждены были остановиться из-за нехватки горючего. В 20-м танковом корпусе в баках танков имелось всего 20–40 литров дизтоплива, а в 18-м танковом корпусе – 10–15 литров. По распоряжению маршала Конева с самолетов Ли-2 было сброшено на парашютах 15 т горючего. Это позволило танковым частям возобновить наступление.
Однако фон Манштейн не сдавался. 22 марта он направил генералу Цейтцлеру доклад, в котором отмечал, что состояние войск и сложившаяся обстановка не позволяют восстановить сплошной фронт между 1-й танковой и 8-й армиями. Поэтому он предложил переподчинить 8-ю армию командующему группой армий «А», которой следовало прикрыть подступы к Румынии, в то время как группа армий «Юг» должна не допустить продвижения советских войск севернее Карпат на запад. С этой целью намечалось войсками 4-й танковой армии удерживать занимаемый рубеж, выделив для нее дополнительные силы. 1-й танковой армии предстояло, в первую очередь, восстановить связь с 4-й танковой армией и не дать отбросить себя на юг. Между обеими группами армий перевалы через Карпаты должна была прикрыть венгерская армия [476].
23 марта фон Манштейн обратился с просьбой в Генштаб Сухопутных войск срочно перебросить группе армий «Юг» усиление, чтобы выбить советские войска из тылового района 1-й танковой армии. Ответ пришел на следующий день: 1-я танковая армия должна продолжать удерживать свой растянутый фронт, обращенный на восток и северо-восток, удлинить его до Тарнополя, а также выбить советские войска из своего тылового района. В полдень 24 марта фон Манштейн доложил, что если до 15 часов не будет принято соответствующее решение, то он прикажет 1-й танковой армии прорваться на запад. В четыре часа дня командующему группой армий «Юг» сообщили, что Гитлер одобрил это решение, потребовав от войск 1-й танковой армии удерживать участок фронта между Днестром и Тарнополем. Фон Манштейн по телефону доложил генералу Цейтцлеру, что требование фюрера невозможно выполнить. Начальник Генштаба Сухопутных войск ответил, что решения Гитлера продиктованы тем, что он не понимает всей серьезности создавшегося положения. Фон Манштейну было приказано явиться 25 марта в ставку Гитлера для доклада.
Пока фон Манштейн добирался до Ставки, передовые части 1-й танковой армии генерала М.Е. Катукова к исходу дня 25 марта вышли к Днестру. Соединения 4-й танковой армии генерала Д.Д. Лелюшенко заняли 26 марта Каменец-Подольский. 3-я гвардейская танковая армия генерала П.С. Рыбалко, действуя совместно с 1-й гвардейской армией, вышла к городу с севера.
Войска 2-го Украинского фронта 25 марта вышли на р. Прут, а на следующий день передовые отряды 27-й и 52-й армий уже занимали 85-километровый участок вдоль советско-румынской границы. К этому времени танковые армии понесли значительные потери в материальной части, главным образом по техническим причинам, из-за бездорожья и грязи. Всего в 5-й гвардейской, 2-й и 6-й танковых армиях насчитывалось 85 танков и 25 САУ [477].
26 марта маршал Конев доложил Сталину, что войска 2-го Украинского фронта, прорвав 5 марта западнее Звенигородка оборону противника и разгромив его уманско-христиновскую группировку, с ходу форсировали реки Южный Буг и Днестр, а к исходу дня 25 марта вышли к государственной границе на р. Прут, овладев городом Бельцы. Всего за 21 день в условиях распутицы и бездорожья войска фронта на главном направлении прошли с упорными боями свыше 320 км. При этом были разгромлены и нанесено поражение войскам 8-й и 1-й танковой армий, в том числе 9 танковым, одной моторизованной и 14 пехотным дивизиям. По данным штаба фронта, противник оставил на поле боя свыше 62 тыс. убитыми, в плен взято 18 763 солдата и офицера, захвачено и уничтожено свыше 600 танков, 225 бронетранспортеров, 1275 орудий всех систем и калибров, 775 минометов [478].
Маршалу Коневу было чем порадовать своего Верховного Главнокомандующего. Его противнику, генерал-фельдмаршалу фон Манштейну, оставалось только срочно принимать меры к спасению своих войск.
25 марта фон Манштейн прибыл в Бергхоф, где был принят Гитлером. Командующий группой армий «Юг» доложил, что соединения 1-й танковой армии выбились из сил и испытывают трудности в снабжении, а потому неспособны сдерживать натиск войск Красной Армии. В сложившейся обстановке, по мнению фон Манштейна, выход был лишь один: пробиваться танковыми соединениями 1-й танковой армии на запад, чтобы восстановить ее тыловые коммуникации и связь с 4-й танковой армией. Этим командующий группой армий «Юг» надеялся отрезать тылы обеих советских армий, действовавших в тылу 1-й танковой армии. Фон Манштейн отрицательно отнесся к плану командующего 1-й танковой армией генерала Хубе, который намечал отвести ее на южный берег Днестра. Фон Манштейн считал необходимым сосредоточить 1-ю и 4-ю танковые армии севернее Карпат, а отступление 1-й танковой армии на южный берег Днестра могло привести к ее новому окружению, а затем и к уничтожению. Командующий группой армий «Юг» полагал, что для достижения прорыва 1-й танковой армии на запад необходимо силами 4-й танковой армии нанести встречный удар, приняв меры по ее усилению.
Гитлер быстро остудил пыл фон Манштейна, заявив, что он не имеет возможности выделить необходимые силы для реализации этого плана. Ему приходится считаться с вероятностью вторжения англо-американских войск на Западе, а потому он не может снимать оттуда ни одного соединения. Кроме того, фюрер считал необходимым дальнейшее пребывание войск вермахта в Венгрии по политическим соображениям. Гитлер не был согласен с тем, что неизбежным следствием прорыва 1-й танковой армии на запад должен явиться соответствующий перенос линии фронта, обращенного на восток.
«После моего доклада произошел резкий спор между Гитлером и мною, – вспоминал фон Манштейн, – во время которого он попытался свалить на меня вину за неблагоприятное развитие событий на фронте группы армий. Уже несколькими днями раньше генерал Цейтцлер сказал мне, что Гитлер как-то высказался, что штаб группы армий неразумно расходовал выделявшиеся ему силы. Я просил Цейтцлера сказать Гитлеру от моего имени, что штаб группы армий не имел иного выбора, как использовать выделявшиеся нам дивизии по отдельности, так как мы получали их в наше распоряжение только по отдельности и, как правило, слишком поздно. Если бы Гитлер когда-либо – хотя бы и спустя большой промежуток времени – обещал бы нам значительные силы, которые мы все время требовали для северного фланга, или предоставил бы нам свободу действий на южном фланге, ему не пришлось бы теперь жаловаться на то, что выделявшихся нам по частям сил оказалось недостаточно. Генерал Цейтцлер был вполне солидарен со мной. Действительно, это было решающим обстоятельством для всего хода операции “Цитадель”»[479].
Гитлер заявил:
– Мы хотели всегда придавать боевым действиям только маневренный характер. Осенью мне говорили, что Днепр будет удержан. Но едва я скрепя сердце дал свое согласие на отступление за эту реку, как мне заявили, что надо отступать дальше, так как произошел прорыв под Киевом.
– Так оно и должно было получиться, – отвечал фон Манштейн. – По вашему указанию, мой фюрер, силы нашего южного фланга получили задачу удержать Донбасс, а позже и Днепровский район, в то время как мы могли бы их использовать для усиления нашего северного фланга.
– По данным воздушной разведки, были отмечены всего-навсего отдельные танки противника, от которых бежали целые войсковые части, – стал утверждать Гитлер, – а из-за этого непрерывно отводится назад линия фронта.
– Если войска не могут более держаться на отдельных участках, то это объясняется их чрезмерной усталостью, истощением сил и сокращением численности, – резко возразил фон Манштейн. – Командование группы армий «Юг» достаточно часто указывало на то, что при таких чрезмерно растянутых фронтах и таком состоянии войск, получающих недостаточное пополнение, должен наступить момент, когда силы войск будут исчерпаны. То, что командование группы армий ни в коем случае не может быть обвинено в мягкости, доказывает факт произведенной нами замены целого ряда командиров среднего звена. Все они являются испытанными и храбрыми войсковыми командирами, которые, однако, не смогли противодействовать ослаблению духа сопротивления в своих войсках. Тот факт, что обе вновь сформированные дивизии, включенные в состав 4-й танковой армии, оказались разгромленными танковыми соединениями противника, насчитывающими 200 машин, объясняется их недостаточной подготовкой и отсутствием боевого опыта. Об этом мы также доносили достаточно часто. Смею полагать, что существует единство точек зрения относительно того, что 1-я танковая армия, сосредоточив свои танковые силы, должна пробиваться на запад: во-первых, чтобы восстановить связь с 4-й танковой армией; во-вторых, чтобы вернуть себе свои тыловые коммуникации. Далее, прочие силы должны прикрывать эту операцию с севера и востока. Где это окажется возможным, покажет обстановка. Но приказ 1-й танковой армии я должен отдать еще сегодня. Успеха можно ожидать только при условии, если 4-я танковая армия будет иметь возможность нанести удар с запада навстречу 1-й танковой армии.
Все доводы фон Манштейна не были приняты во внимание. Гитлер снова отклонил требования командующего группой армий «Юг». Он, выйдя из кабинета фюрера, попросил вызвать генерала Шмундта. Фон Манштейн обратился к нему с просьбой доложить Гитлеру, что считает нецелесообразным для него в дальнейшем командовать группой армий, если фюрер не согласится принять его предложения. Фон Манштейн просил его поручить командование группой армий кому-либо другому, если фюрер считает невозможным поддержать его точку зрения и предложенные мероприятия.
После обеда на квартиру фон Манштейна позвонил начальник штаба группы армий «Юг» генерал Буссе. Он сообщил, что командующий 1-й танковой армией генерал-полковник Хубе настойчиво предлагает не пробиваться на запад, а отступить на юг, за Днестр. Вечером из армии пришла радиограмма, в которой вновь указывалось, что прорыв на запад неосуществим, а прорыв на юг является необходимостью. На первое предложение командующего 1-й танковой армией генерал Буссе ответил отрицательно, но просил у фон Манштейна окончательного решения. Тот сказал, что по-прежнему считает необходимым осуществить прорыв на запад.
На вечернем докладе настроение Гитлера изменилось коренным образом. Он сказал:
– Я обдумал все еще раз, я согласен с вашим планом относительно прорыва 1-й танковой армии на запад. Я также решился скрепя сердце включить в предлагаемую вами ударную группу 4-й танковой армии вновь сформированный на западе танковый корпус СС в составе 9-й и 10-й танковых дивизий СС, а также 100-ю горнострелковую дивизию из Венгрии и 367-ю пехотную дивизию.
Фон Манштейн доложил:
– Я отклонил новое предложение генерала Хубе прорываться на юг и настоял на прорыве армии на запад. По моему мнению, прорыв на запад увенчается успехом, так как обе вражеские танковые армии, видимо, распылят свои силы в направлении переправ через Днепр.
Используя неожиданную уступчивость Гитлера, фон Манштейн изложил свое видение относительно дальнейшего развития событий на фронте. Задача группы армий «Юг» должна заключаться в том, чтобы создать стабильный фронт в районе между Карпатами и Припятскими болотами. С этой целью было приказано сосредоточить венгерскую 1-ю армию севернее Карпат в районе Стрый для обороны местности между горным хребтом и верхним Днестром. 8-ю армию предлагалось включить в состав группы армий «А» для защиты границ Румынии. Фон Манштейн также внес предложение создать единое командование для всего южного крыла, включая армии союзников. Он, учитывая необходимость защиты границ Румынии, полагал возможным назначить командующим маршала Антонеску, придав ему статус немецкого начальника штаба. Однако Гитлер не захотел обсуждать этот вопрос. Он сказал лишь, что маршал Антонеску по политическим мотивам отклонит подобное предложение.
Утром 26 марта фон Манштейн вылетел обратно в штаб группы армий «Юг». Как и обещал Гитлер, 8-я армия была передана в подчинение командующему группой армий «А». На следующий день фон Манштейн прибыл в штаб 4-й танковой армии, чтобы обсудить вопрос о проведении удара, который армия вместе с обещанными ей Гитлером новыми силами должна осуществить навстречу 1-й танковой армии. Командующий 4-й танковой армией генерал Payсс был уверен, что ему удастся восстановить связь с 1-й танковой армией, хотя и высказывал опасения за удерживаемый им участок фронта. К этому времени был окружен Тарнополь, объявленный Гитлером «крепостью». Такая же угроза нависла над 13-м артиллерийским корпусом на левом фланге группы армий «Юг» в районе Броды. Однако здесь удалось избежать окружения.
Каковы же были планы советской Ставки?
26 марта командующий 2-м Украинским фронтом маршал Конев получил директиву № 220058 Ставки ВГК, в которой говорилось:
«С выходом войск правого крыла фронта на р. Прут захватить переправы и обеспечить эти переправы занятием на правом берегу р. Прут предмостных плацдармов, каждый протяжением по фронту 15–25 км и в глубину не менее 10–12 км, которые прочно за собой закрепить. Главным силам правого крыла фронта закрепиться на левом берегу р. Прут и организовать оборону, подтянуть артиллерию усиления, тылы и своим устойчивым положением на р. Прут обеспечивать наступление главных сил фронта на юг по обоим берегам р. Днестр. Наступление к западу от р. Прут начинать только по особому приказу Ставки»[480].
В соответствии с этой директивой маршал Конев уточнил задачи армиям фронта. Войска 4-й гвардейской армии, усиленные 75-м стрелковым корпусом, должны были наступать на Кишинев. Для развития наступления намечалось использовать 5-й гвардейский Донской кавалерийский корпус, которому предстояло к исходу дня 30 марта захватить переправы через реки Реут и Оргеев, отрезать противника от переправ на Днестре на участке Рыбница, Дубоссары и не допустить его прорыва на правобережье реки. Войскам 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской армий приказывалось наступать по левому берегу Днестра.
В ночь на 28 марта войска правого крыла 2-го Украинского фронта форсировали Прут и заняли ближние подступы к Яссам и Кишиневу, где встретили ожесточенное сопротивление противника. Он, сдерживая наступление 3-го Украинского фронта, перебрасывал силы на кишиневское направление, то есть против войск 2-го Украинского фронта, идущих на выручку войскам 3-го Украинского фронта.
В полосе 1-го Украинского фронта передовой отряд 1-й танковой армии (64-я гвардейская танковая бригада подполковника И.Н. Бойко), преодолев за семь часов около 80 км, форсировал Днестр. После этого отряд внезапной ночной атакой овладел железнодорожной станцией Могли, расположенной севернее Черновиц (с 1944 г. Черновцы). Днем 28 марта он преодолел вброд Прут и вышел на подступы к Черновицам с юго-востока. Удар 64-й гвардейской танковой бригады нарастил 11-й гвардейский танковый корпус. Его 45-я гвардейская танковая бригада и приданная корпусу 24-я стрелковая дивизия форсировали Прут северо-западнее Черновиц и приступили к охвату города с запада. Стремясь предотвратить угрозу окружения, части черновицкого гарнизона начали отходить на юг. 29 марта соединения 1-й танковой армии освободили Черновицы. Пока шла напряженная борьба за город, соединения 8-го гвардейского механизированного корпуса развивали стремительное наступление на Коломыю, Станислав. 28 марта части 1-й гвардейской танковой бригады заняли железнодорожную станцию Коломыя.
Гитлеру, уступившему настойчивым требованиям фон Манштейна, стало в тягость такое сотрудничество с командующим группой армий «Юг». То же относилось и к командующему группой армий «А» генерал-фельдмаршалу фон Клейсту, который добивался отвода своих войск на нижний Днестр. Утром 30 марта фон Манштейн был разбужен неожиданным известием, что самолет Гитлера «Кондор», который уже забрал на борт фон Клейста в его штабе, вскоре должен приземлиться во Львове. На этом самолете обоим генерал-фельдмаршалам предстояло вылететь в Оберзальцберг. В это время начальник штаба группы армий «Юг» разговаривал с генералом Цейтцлером, который сообщил, что Гитлер хочет снять фон Клейста и фон Манштейна с их постов. По прибытии в Берхтесгаден их встретил начальник Генштаба Сухопутных войск. Он сообщил, что Геринг и Гиммлер, а вероятно, также и Кейтель вновь предприняли нападки на фон Манштейна и фон Клейста. По словам Цейтцлера, это способствовало тому, что Гитлер решил расстаться с фон Клейстом и фон Манштейном. Когда Гитлер сообщил Цейтцлеру о своем намерении, тот немедленно потребовал своего увольнения, ибо был полностью согласен с фон Манштейном и не мог оставаться, если он уйдет. Но Гитлер грубо отклонил просьбу Цейтцлера, которая была затем повторена и в письменной форме.
Описание своей последней встречи с Гитлером фон Манштейн сделал в своем дневнике:
«Вечером у фюрера. После вручения мечей[481]он заявил мне, что решил передать командование группой армий другому генералу (Моделю). На востоке прошло время операций крупного масштаба, для которых я особенно подходил. Здесь важно теперь просто упорно удерживать позиции. Начало этого нового метода управления войсками должно быть связано с новым именем и новым девизом. Отсюда – смена командования группой армий, наименование которой он также намеревается изменить.
Он, Гитлер, хочет решительно подчеркнуть, что между нами ни в коем случае нет атмосферы недоверия, как это имело место ранее в случаях с другими фельдмаршалами (имена которых он назвал). Он, Гитлер, по-прежнему вполне доверяет мне. Он также никогда не находил каких-либо недостатков в управлении группой армий, более того, был совершенно согласен с командованием группы. Но ему также ясно, продолжал Гитлер, что в течение полутора лет командование группы армий несло слишком тяжелое бремя ответственности и поэтому отдых кажется вполне заслуженным. Он знает, что я один из его способнейших командиров, поэтому он вскоре снова хочет меня использовать. Но в данное время на востоке для меня нет задач. Для того, что там теперь предстоит делать, наиболее подходящим ему казался Модель, который остановил отступление группы армий “Север”, проходившее в тяжелой обстановке. Еще раз заверив меня в полном доверии, фюрер заявил мне еще, что никогда не забудет, что перед походом на запад я был единственным, сказавшим ему, что прорыв у Седана мог и должен был означать не только одно выигранное сражение, но и оказать решающее влияние на ход всей кампании на западе»[482].
Фон Манштейн, выслушав Гитлера, сказал:
– Я, безусловно, ничего не могу возразить, поскольку вы считаете возможным при данной обстановке успешнее решать задачи, работая с другим командующим. Я могу передать командование Моделю без существенного ущерба для дела, так как мною уже приняты решающие меры по спасению 1-й танковой армии. Это, во-первых, ваше решение перебросить с запада танковый корпус СС, а во-вторых, мой приказ армии пробиваться на запад севернее Днестра. Тем самым сделано то, что должно в основном делать в настоящее время командование группы армий. В дальнейшем важно будет только, чтобы командование организовало помощь и моральную поддержку войскам. Модель с этим также справится.
Гитлер с живостью согласился с предложением фон Манштейна.
– Модель будет особенно подходящим для этого человеком, – сказал фюрер. – Он будет носиться по всем дивизиям и выжмет из войск последнее.
На это фон Манштейн ответил:
– Мой фюрер, дивизии группы армий под моим командованием уже давно отдали последнее, и другому не удастся выжать из них ничего более.
Одновременно с должности был снят и уволен в запас командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал фон Клейст, которого сменил генерал Ф. Шернер.
31 марта фон Манштейн вылетел обратно во Львов. В связи с тем, что его преемника задержала в Кракове метель, фон Манштейн 1 апреля отдал последний приказ по группе армий «Юг» с целью обеспечить взаимодействие обеих танковых армий во время операции по прорыву. После обеда он посетил 4-ю танковую армию, где обсудил с генералом Рауссом вопросы использования прибывающего танкового корпуса СС, а также простился с ним. С командующими другими армиями, находившимися в его подчинении, фон Манштейн смог проститься лишь письменно. 2 апреля вечером он передал командование группой армий «Юг» Моделю, а на следующий день покинул Львов. Но его замыслы были претворены в жизнь.
4 апреля командующий 4-й танковой армией, сосредоточив усилия пяти дивизий на двух участках, где в 40-километровой полосе оборонялись только две ослабленные в предыдущих боях советские дивизии, перешел в наступление. В течение двух дней деблокирующая группа продвинулась на 40 с лишним километров, отбросив эти дивизии за Днестр. Окруженные войска 1-й танковой армии нанесли встречный удар и 7 апреля соединились с деблокирующей группой в районе населенного пункта Бучач.
Э. фон Манштейн в своих мемуарах отмечал, что к 9 апреля 1-я танковая армия была освобождена, не указав при этом, какой ценой обошелся прорыв на запад. По оценке маршала Г.К. Жукова, окруженная группировка понесла огромные потери, от некоторых соединений остались только штабы. «Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, – отмечал Жуков, – ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Как потом оказалось, вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше»[483].
Немецкому командованию в результате прорыва 1-й танковой армии из окружения удалось уплотнить свои войска на львовском направлении. Это не позволило войскам 1-го Украинского фронта прорваться к Львову, как планировал маршал Жуков и требовал Сталин, ибо ни фронт, ни Ставка ВГК не имели в своем распоряжении необходимых резервов. К тому же часть резервных сил фронта (танковый корпус, кавалерийская дивизия и ряд других соединений) была задействована в борьбе с отрядами украинских националистов. 17 апреля войска 1-го Украинского фронта в соответствии с директивой Ставки ВГК перешли к жесткой обороне.
Войска 2-го Украинского фронта продолжали наступление на кишиневском направлении. Но время было упущено. Противник перебросил сюда четыре пехотные (123, 62, 46, 79-я), одну танковую (24-я) дивизии и ряд частей, отведенных с левого берега Днестра. Они оказали упорное сопротивление войскам маршала Конева. Им, правда, удалось выйти на р. Серет и захватить плацдарм на ее западном берегу. Но соединения 2-й танковой армии, имевшей всего 20 танков, не сумели овладеть Кишиневом, как планировал маршал Конев. Это вынудило войска фронта в середине апреля перейти к обороне на достигнутом рубеже.
На этом завершилась Уманско-Ботошанская операция, в ходе которой была разгромлена 8-я армия, а также частично 1-я танковая армия и рассечен фронт группы армий «Юг». Десять ее дивизий потеряли 50–75 % личного состава и почти все тяжелое вооружение. Войска 2-го Украинского фронта продвинулись на 200–250 км, освободили значительную территорию Правобережной Украины и Молдавии, вышли в северо-восточные районы Румынии.
Фон Манштейн снова ушел от маршала Конева непобежденным, хотя в этом ему помогло не искусство полководца, а неожиданная отставка. «Что касалось меня лично, то отстранение от командования означало для меня освобождение от ответственности, переносить которую в данных условиях становилось все труднее, – писал фон Манштейн. – Это бремя ответственности заключалось не столько в чрезвычайно высоких требованиях, которые предъявляла к войскам и командованию длившаяся беспрерывно вот уже 9 месяцев борьба с противником, имевшим подавляющее превосходство в силах. В этой борьбе мы всегда находили выход из трудного положения, шла ли речь о том, чтобы остановить наступление противника, или о том, чтобы и в обороне наносить ему удары, в результате которых он лишался возможности одержать, казалось, совсем близкую победу»[484].
Глава 9
Манштейн и Бундесвер
Фон Манштейн, получив от Гитлера право на «отдых», покинул фронт. Теперь у него появилась возможность заняться своим здоровьем. В глазной клинике при госпитале в Бреслау ему сделали операцию, после которой он восстанавливался на природе, недалеко от Дрездена.
Фон Манштейн, отдавший военной службе почти сорок четыре года своей жизни, уже не мыслил себя вне армии. Он втайне надеялся, что его опыт и знания пригодятся вермахту и что Гитлер вспомнит о нем. Но время шло, а отставной генерал-фельдмаршал все находился не у дел. И тогда он решает напомнить о себе. В конце августа 1944 г. фон Манштейн направил генералу Гудериану письмо следующего содержания:
«Когда в конце марта я побывал у фюрера, он сказал мне, что в обозримом будущем хочет подыскать мне применение.
Между тем должности командования на Востоке заняты заново и почти все группы армий получили новых главнокомандующих, мою же кандидатуру не приняли в расчет. Мне приходится сделать вывод, что фюрер пока не рассматривает вопрос моего назначения. Вы понимаете, исходя из вашего собственного опыта, каким безрадостным является для меня это состояние бездеятельности. Мне сейчас, пожалуй, еще хуже, чем было вам, так как сегодня положение куда серьезнее. В это время, когда все хоть сколько-то пригодные мужчины и способные женщины должны подняться на борьбу, вы легко поймете, как невыносимо для меня это состояние вынужденного безделья. В таком маленьком городе, как Лигниц, где в сегодняшних условиях каждый, разумеется, задает себе вопрос, почему кто-то сидит дома без дела, это особенно тяжко. В свое время, так как я очень ценил возможность отдыха в Лигнице, я попросил Шмундта получить у фюрера разрешение на покупку небольшого имения в сельской местности, чтобы получить таким образом какое-то занятие. Как сообщил мне Шмундт, фюрер ответил, что не хочет, чтобы я себя к чему-то привязывал, так как он все еще нуждается во мне. Тем не менее ввиду стольких новых назначений, в которых мне отказано, я должен предположить, что фюрер все-таки не собирается прибегать к моим услугам. Я хотел бы, дорогой Гудериан, попросить вас еще раз передать фюреру мою просьбу. Я хотел бы категорически подчеркнуть, что мне не нужно ни в коем случае делать никаких подарков. Само собой разумеется, в глазах других фельдмаршалов это рассматривалось бы как прецедент. Я хочу приобрести, насколько мне позволяют мои скромные средства, небольшое поместье – по возможности, в Померании или Силезии. Так как, по общему правилу, подобные сделки ныне не разрешаются и владения не находятся в свободном обращении, то мне нужно получить разрешение фюрера для оправдания такой покупки. Я знаю о нескольких объектах, которые были предназначены к заселению, но, в любом случае, в них возможно сохранение нынешнего статуса. Я знаю также о ряде случаев, когда, вопреки общему запрету, отдельным личностям было выдано разрешение приобрести владения. Есть также целый ряд предприятий, которые из-за отсутствия владельца не управляются должным образом, так что я мог бы заняться ими, если более не предусматривается мое использование в военной области. Я был бы очень благодарен вам, дорогой Гудериан, если бы вы при благоприятном случае доложили фюреру мою просьбу. Никто лучше вас не может понять положения, в котором я нахожусь из-за вынужденного бездействия»[485].
Однако в услугах фон Манштейна, похоже, уже не нуждались. Но разрешение на приобретение имения ему было выдано в октябре 1944 г. министерством снабжения и сельского хозяйства.
В конце января 1945 г. советские войска вышли к Одеру. Фон Манштейн в это время находился с семьей в родном селе жены, неподалеку от бывшей польско-германской границы, куда был приглашен на свадьбу племянницы брата его адъютанта, капитана Штальберга. На следующий день советские танки уже находились в 50 км от села, что вынудило всех быстро его покинуть. Вернувшись в Лигниц, фон Манштейн получил от местного коменданта указание немедленно уехать на запад. В ночь на 27 января фон Манштейн вместе со своей семьей отправился в Берлин, где получил разрешение поселиться в бывшей квартире генерал-полковника барона фон Фрича в Ахтенберге на горном полигоне Люнебургер-Хайде. С приближением английских войск 12 апреля фон Манштейн с женой, пятнадцатилетним сыном Рюдигером и своим адъютантом отправился в Гольштейн. Здесь они с разрешения графа и графини Платен поселились в красивом особняке Вайсенхауз в Остгольштейне.
Неподалеку от Вайсенхауза нашел себе прибежище также отправленный в отставку Гитлером генерал-фельдмаршал фон Бок. Он вместе с фон Манштейном пытался установить контакт с гросс-адмиралом Деницем, который переехал из своей штаб-квартиры в Берлине в Плен и принял командование военно-морскими силами в северном регионе. «В последние дни апреля меня посетили фельдмаршалы фон Бок и фон Манштейн, – пишет Дениц. – Мы говорили о военной обстановке. При этом Манштейн особенно подчеркнул необходимость постепенно перевести армию с Восточного фронта, чтобы она оказалась недалеко от английского и американского фронтов. Это полностью совпадало с моими намерениями. Поэтому я приказал 1 мая связаться с Манштейном. Я хотел попросить его взять на себя вместо Кейтеля главное командование вермахтом. Тем не менее найти Манштейна не удалось. Итак, управление ОКВ осталось в руках Кейтеля и Йодля»[486].
Однако фон Манштейна все-таки нашли. На перекрестке во время возвращения в Вайсенхауз из Любека его остановил военный патруль и потребовал немедленно прибыть в штаб-квартиру гросс-адмирала Деница, которая находилась в профессиональной школе подводников недалеко от Плена. Прибыв туда, фон Манштейн узнал от присутствовавших офицеров, что существует план сделать его «сейчас, когда уже слишком поздно, начальником главного управления вермахта». Однако на этом все и закончилось.
Фон Манштейн вернулся в Вайсенхауз, где стал ожидать появления английских войск. 5 мая 1945 г. он послал своего адъютанта Штальберга с личным письмом главнокомандующему английскими войсками фельдмаршалу Б. Монтгомери. Штальберга сопровождал граф Платен. Они прибыли на автомобиле в Гамбург, где их приняли в отеле «Атлантик», ставшем штаб-квартирой англичан. Отсюда в сопровождении капитана английской армии выехали в Люнебург. В южном предместье города был расположен палаточный лагерь – штаб-квартира английского командования. Здесь Штальберг передал Монтгомери письмо от фон Манштейна. Через несколько часов Штальбергу сообщили, что фон Манштейн может оставаться в Вайсенхаузе и ожидать там дальнейших распоряжений.
Вскоре в Вайсенхаузе появился английский отряд, который конфисковал у фон Манштейна все, кроме жилья, машины и личного оружия. Английское командование при определенных условиях разрешило фон Манштейну под его честное слово посещение врача с выездом из «района заграждения». Через некоторое время понадобилось лечение, так как на прооперированном глазу снова началось серьезное осложнение. Из-за использования явно недоброкачественных медикаментов возник крупный, опасный для жизни нарыв, который не был диагностирован вовремя и привел к срочной операции и многонедельному стационарному лечению в военном госпитале Хейлигенхафен. Здесь 26 августа 1945 г. фон Манштейн был арестован англичанами. Несмотря на протесты лечащего врача, который заявил, что пациент нетранспортабелен, фон Манштейн был вывезен из госпиталя. Он был направлен в лагерь в Люнебурге, а в октябре – в Нюрнберг. При обыске на дому сотрудник американской контрразведки обнаружил и присвоил себе фельдмаршальский жезл фон Манштейна.
О том, какая атмосфера царила в тюрьме, свидетельствует фон Манштейн в своей тайной записке супруге, написанной на туалетной бумаге [487]. Мы не будем ее цитировать полностью, а только выделим некоторые моменты. Фон Манштейн пишет, что охране, состоявшей из солдат 1-й американской дивизии, было запрещено разговаривать с арестованными, которых считали «так или иначе преступниками». Во время допросов соблюдались особые меры предосторожности. Каждого немца сопровождал специальный караул. Особенно сильное впечатление произвело медицинское обслуживание, которое в прессе можно назвать образцовым. Но фон Манштейну было сложно добиться, чтобы его направили к окулисту, для чего потребовался бы усиленный караул.
Генерал З. Вестфаль в своей книге «Германский Генеральный штаб на скамье подсудимых» [488]пишет, что первоначально назначенный обвинитель от США полковник У. Донован обратился через знакомого ему адвоката и защитника на Нюрнбергском процессе доктора П. Леверкюна к генерал-фельдмаршалу фон Браухичу с просьбой составить по возможности скорее сжатое и конкретное описание истории армии в период между подписанием мирного Версальского договора и до поражения в 1945 г. Фон Браухич планировал привлечь к этой работе генерал-фельдмаршала фон Манштейна, генерал-полковника Гальдера, генерала артиллерии Варлимонта и генерала Вестфаля. Фон Манштейн помогал Вестфалю писать о годах с 1920-го по 1938-й и о периоде с 1942 г. по конец войны. Фон Браухич и Гальдер разработали материал с 1939 по 1942 г., а В. Варлимонт занимался командованием вермахта в комплексе. При этом у авторов не было в распоряжении каких-либо документов. 19 ноября 1945 г. пять авторов подписали доклад «Германские сухопутные силы с 1920 по 1945 год» и, приложив введение фон Браухича, вручили текст обвинению. Этот труд использовался авторами с целью защиты Генерального штаба Сухопутных войск и тем самым всего вермахта.
В Нюрнберге с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. состоялся судебный процесс над главными нацистскими военными преступниками. На процессе фон Манштейн выступал в качестве свидетеля и военного консультанта защиты Генштаба и ОКВ. «Душой нашей защиты был фельдмаршал фон Манштейн, наш талантливейший военачальник, инициативный и всегда мужественный, – пишет Вестфаль. – Оправдательным приговором Генерального штаба в октябре 1946 года мы обязаны его находчивой и неутомимой деятельности»[489].
Сам фон Манштейн по этому поводу отмечал следующее: «Меня очень обрадовало то, что на Нюрнбергском процессе не удалось доказать вину Генерального штаба. Таким образом, работая 10 месяцев над защитой руководства сухопутных сил, бывших делом моей жизни, я смог оказать им последнюю услугу. Эта борьба за нашу честь велась с таким упорством, как никакая другая. По поводу этого приговора следовало ожидать неприятных комментариев – которые в целом ничего не меняли. Разумеется, приговор затронул и меня, и в особенности Йодля[490]. Это было связано с переоценкой его должности»[491].
Фон Манштейн, выступая в качестве военного консультанта защиты, отмечал:
«Внутренняя установка немецкого военного руководства с 1920 года не давала никаких оснований подозревать Германию в стремлении к агрессивной войне. Скромные мероприятия по перевооружению до 1933 года служили целям обеспечения хотя бы минимальной безопасности рейха. Вооружение с 1933 по 1935 г. оценивалось ответственными военными руководителями с той же точки зрения. Масштабы и темпы, определенные Гитлером по собственной воле, во многом шли вразрез с мнениями военных специалистов. Впрочем, все эти мероприятия нельзя назвать преступными ни сами по себе, ни в сочетании с позднейшими войнами. Право каждого суверенного государства – определять объем своих вооружений. Если в Германии они противоречили Версальскому договору, то де-факто эти действия оправдывались всеми – что подтверждалось направлением военных атташе и посещениями высших военных лиц. Кроме того, оправданием де-юре было германо-английское морское соглашение. Впрочем, само собой разумеется, что солдаты обязаны выполнять указания своего правительства, в том числе и в области перевооружения. Ни в одной стране нельзя приговорить солдат за то, что правительство использует их в определенных обстоятельствах. Их долг состоит лишь в том, чтобы наилучшим образом нести военную службу, этим немецкое военное руководство и занималось»[492].
Тем самым фон Манштейн стремился доказать, что военное руководство ни юридически, ни фактически не могло нести никакой ответственности за внешнеполитические решения своего правительства. Гитлер поставил военных перед уже готовыми решениями. В частности, так произошло, по мнению фон Манштейна, при разработке плана «Fall Wei» о развязывании войны против Польши. Он также отрицал ответственность военных руководителей Германии за подготовку и развязывание наступательной войны против Англии и Франции и агрессивной войны против Советского Союза. Все сваливалось на Гитлера. Фон Манштейн отмечал: «На этот случай не было готово никаких планов, не сделано никаких приготовлений. Соответствующие карты в 1939 году простирались только до восточной границы Польши. В 1941 году, например, наступавший на озере Ильмень 56-й танковый корпус для того, чтобы получить необходимые карты, был вынужден перепечатывать добытые им русские карты»[493].
По мнению фон Манштейна, решение о нападении Гитлер принял, так как боялся удара в спину со стороны Советского Союза. При этом фон Манштейн ссылался на Конституцию и государственно-правовое устройство Германии, по которым решение вопросов войны и мира было исключительным правом Гитлера. Что касается военного руководства, то оно, считает фон Манштейн, не было уполномочено на объявление войны, не призывало и не подталкивало к ней, а, напротив, везде, где возможно, возражало против ее развязывания.
Фон Манштейн, защищая Генеральный штаб и ОКВ, попытался снять с этих органов военного управления и ответственность за преступления против законов войны и преступления против человечности. Он категорически заявлял:
«Немецкие военные руководители… с самого начала и до конца боролись с вооруженными силами противника по законам военного права. Нет ни одного приказа какого-либо из обвиненных военачальников, который предписывал бы нарушить военное право или хотя бы одобрял подобное нарушение. Никем из них не отдавались приказы не давать пощады или расстреливать военнопленных. В отличие от, например, многочисленных русских приказов, которые требовали “уничтожения всех оккупантов”. Также известно, что, несмотря на все ограничения военной юриспруденции приказами Гитлера, обвиняемые всегда вмешивались в случае нарушения военного права. Такие нарушения были единичными и не были вызваны приказами вышестоящего начальства. Они были реакцией ожесточившихся солдат»[494].
Столь же активно фон Манштейн возражал против обвинений об ответственности военного руководства за разрушения, грабежи и борьбу с партизанами, которых именует «бандами». «Всякое военное руководство вынуждено во время войны жестко предварять восстания в занятой области, – говорил фон Манштейн, – если оно не желает проиграть войну. Ни один военный руководитель не оставит своих солдат беззащитными, допустив нападения из засады отсутствием репрессалий или наказаний, и не станет ждать, пока противник не нарушит все законы войны и гуманизма. Международное право создано не для того, чтобы одних защищать, а других игнорировать»[495].
<>Фон Манштейн особо подчеркивал: «Наверняка Вторая мировая война – с любой стороны – продемонстрировала тягчайшие нарушения военного права. Конечно, в силу своего тотального характера она повлекла ужасающие преступления против гуманизма. Конечно, нормы международного права, которые ни философски, ни технически еще не развиты, были многократно нарушены. Но ни в коем случае не нужно приписывать это какому-то плану немецкого военного командования. Поскольку они должны были повиноваться приказам, которые противоречили традициям прошлого, они оказались в том же положении, что и проводившие бомбардировки военные других стран»[496].10 августа 1946 г. генерал-фельдмаршалы фон Рундштедт, фон Браухич и фон Манштейн были вызваны для дачи показаний в качестве свидетелей. При этом речь шла в первую очередь о подготовке наступательной войны, о влиянии военных на ведение войны Гитлером, об убийствах евреев службами безопасности, о приказе об обращении с комиссарами, а также о сопротивлении национал-социалистскому режиму. В своем письме супруге фон Манштейн излагает, как протекал его перекрестный допрос американским и советским обвинителем:
«Они выбрали из нас троих, в том числе меня – так как знали, что я особенно плотно занимался защитой. Кроме того, они знали высказывание руководителя СД в мой адрес о том, что мы [как командиры] знали – по его предположению – о расстрелах евреев. Конечно, это неправда. Они занимались этим тайно. Затем они представили мне приказ 11-й армии. Он должен был доказать недостоверность моих слов. В первой части он был всего лишь пропагандистским приказом, который мне, собственно, и не принадлежал[497]. Я видел и подписал его, хотя при всем желании не мог вспомнить его содержание. По поводу второй части я высказался позитивно и очень ясно, что в нем не содержится никакого произвола, или варварства, или нарушения солдатской чести, и фактически он был доказательством в нашу пользу»[498].
Таким образом, фон Манштейн пытался доказать, что изданный по соответствующему образцу приказ определенным образом освобождал от ответственности вышестоящие органы управления.
В начале сентября 1946 г. Браухич, Рундштедт и Манштейн были переведены из английской тюрьмы в обычный лагерь для военнопленных в Бридженде, графство Уэльс. Там фон Манштейн получил разрешение завести маленький сад, чем занимался с удовольствием. «Здесь это в порядке вещей, и особенно я наслаждаюсь свободой перемещений по лагерю, – пишет фон Манштейн своей жене. – Мы живем в каменных бараках с отоплением! После 10 месяцев в Нюрнберге застеленная постель, удобные стулья, цветы, накрытый стол в общей столовой, нож и вилка на столе, а не только жестяная миска и ложка – это удовольствия, которые сложно переоценить. Питание довольно простое, но в любом случае лучше, чем у вас в Германии. Все это, а также отсутствие атмосферы ненависти, которая царила в Нюрнберге, кажутся настоящим сокровищем. Очень приятно получать все известные английские газеты. В нашем распоряжении и библиотека»[499].
Весной 1947 г. будущий руководитель федерального ведомства по охране конституции доктор О. Йон по поручению англичан провел в лагере Бридженд так называемую «проверку» семерых пленных, чтобы ответить на вопрос: «можно ли доверять их демократическим заявлениям и соответствуют ли их убеждения настрою остальной массы пленных, либо же их нужно считать опасными нацистами» [500]. Результатом этой «проверки» явился вывод о том, что все военнопленные должны быть освобождены в 1948 г. Действительно, в конце июля того же года английский лагерь был расформирован. Генерал-фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Штраус, заболевшие к тому времени, были отправлены в Гамбург, в британский военный госпиталь. Генерал-фельдмаршалов фон Манштейна и фон Рундштедта перевели в Нюрнберг. Через несколько дней обоих направили в мюнстерский лагерь. Это было связано с тем, что британское правительство намеревалось провести большой судебный процесс по делам находящихся в его руках высших военных руководителей Германии.
Официально обвинение было предъявлено только в январе 1949 г. Английское обвинение, по существу, приняло материал от американцев, которые передали англичанам свидетельства группенфюрера СС О. Олендорфа, приговоренного 10 апреля 1948 г. к смертной казни вместе с другими руководителями СД. Внезапная смерть 18 октября генерала-фельдмаршала фон Браухича серьезно изменила ситуацию. Когда спустя несколько месяцев у Штрауса началась стенокардия, его и Рундштедта, также больного, неожиданно перевели в немецкую больницу. В результате остался только один реально обвиняемый – фон Манштейн.
На гамбургском процессе фон Манштейну были предъявлены 17 пунктов обвинения в «нарушении законов и обычаев войны», а не в «преступлениях против человечества». Речь шла о событиях в Польше, обращении с военнопленными, «приказе о комиссарах», убийствах евреев оперативными группами СД, расстрелах заложников, уничтожении партизан, привлечении гражданских лиц к военным работам, депортации гражданской рабочей силы в Германию и организации разрушений. Все обвинения опирались на предположение, что фон Манштейн нарушил Гаагские конвенции о ведении сухопутной войны от 1907 г. После возражения представителя защиты мистера Р. Паджета представитель обвинения вынужден был все-таки ограничить свое утверждение тем, что это соглашение содержит оговорку о всеобщем участии в международном договоре. В результате конвенции были признаны не обязательными для исполнения только де-юре. Защита в целом ссылалась не на исполнения приказа, а на исполнения «закона государства».
Обвинение придерживалось той точки зрения, что командующий в пределах своей компетенции ответственен за действия всех военных подразделений – даже тех, кто не подчинялся непосредственно его приказам. Это касается, например, СД и полицейских организаций. Обвинение утверждало, что, согласно Гаагским правилам, долг «оккупационных властей» – поддерживать общественный порядок и безопасность, и командующий армией, так как он осуществлял исполнительную власть, был представителем оккупационного правительства. По мнению обвинения, долгом командующего является защита населения от любого вреда, и он отвечает также и за иные властные немецкие структуры, в том числе и те, на которые не распространяется его власть или о чьей деятельности он осведомлен в самом незначительном объеме. Отдельным пунктом фон Манштейн был обвинен в неисполнении обязанностей.
Фон Манштейн был признан виновным в том, «что умышленно и неосторожно пренебрег своим долгом командующего, не обеспечив достойного обращения с советскими военнопленными, вследствие чего многие пленные умерли или были застрелены либо переданы службам безопасности и СС и ими убиты»[501]. Его также обвинили в том, что он санкционировал исполнение приказов Главного командования Сухопутными войсками, согласно которым красноармейцы, которые в штатском оказывались за линией фронта и не докладывали о себе в установленные сроки, рассматривались как партизаны. Кроме того, фон Манштейну предъявили обвинение в том, что он разрешал и санкционировал использование военнопленных на запрещенных и опасных работах, то есть для строительства укреплений и саперных работ [502]. Его также обвиняли в издании приказов и распоряжений о расстреле захваченных комиссаров Красной Армии.
Пункт 10 обвинения гласил: «[Подсудимый обвиняется в] совершении военного преступления. Находясь в СССР в период с 13 сентября 1941 года по 24 февраля 1943 года, он нарушил законы и обычаи войны, будучи главнокомандующим 11-й армии и группы армий “Дон”, а также свой долг как военного командующего обеспечить общественный порядок и безопасность, уважать семейную честь, права и жизнь частных лиц в пределах его компетенции. Его умышленное и неосторожное нарушение повлекло за собой уничтожение оперативной группой “Д”, состоявшей из представителей СС, СД, гестапо и других полицейских подразделений, а также войсками по его приказу, с участием указанной группы “Д”, большого количества евреев, цыган, крымчаков и других граждан СССР путем расстрела, повешения, удушения газом, утопления и другими способами в различных местах в пределах его компетенции, что доказывается девятым пунктом обвинения»[503].
Фон Манштейн был признан виновным и в том, что он издал приказы о принуждении гражданских лиц к труду, в частности к участию в военных операциях и соответственно на работах, непосредственно связанных с этими операциями. Кроме того, он обвинялся в том, что он «издал приказы о депортации гражданских лиц на работу в Германию», что привело к привлечению множества граждан Советского Союза к принудительному труду в рейхе. Ему также было предъявлено обвинение в уничтожении или изъятии запасов продовольствия, разрушении домов и фабрик и уводе гражданского населения.
19 декабря 1949 г. суд приговорил фон Манштейна к 18 годам заключения, в которые не засчитывались годы, уже проведенные в плену. Приговор подлежал утверждению командующим британской Рейнской армией без права обжалования. Гамбургская газета «Альгемайне Цайтунг» в этой связи отмечала:
«Немецкий народ относится к приговору фельдмаршала фон Манштейна, который вчера в первой половине дня был вынесен британским военным судом в гамбургском Дворце правосудия, так же, как и к остальным актам оккупационных властей. Бессмысленно говорить о чувствах в данной связи. Еще более бессмысленно было бы спрашивать, соответствует ли приговор и наказание, которое для 62-летнего полководца означает провести практически всю оставшуюся жизнь в заключении, принципу справедливости. Все, что можно было сказать о базе приговора Манштейна, вынесенного во Дворце правосудия, всесторонне озвучил британский защитник Паджет. Остается лишь вопрос, умен ли приговор. Как Нюрнбергский процесс, так и производство по делу Манштейна были, прежде всего, политическими актами. В данном случае имеет место не просто обвинение какого-то крупного немецкого офицера, а суд над человеком, которого английские военные обозреватели могли назвать наиболее выдающимся полководцем Второй мировой войны. Сам по себе он был частью того вермахта, чья честь является честью всех немцев, бывших солдатами в собственном смысле этого слова. Миллионы погибли ради этой чести. Еще больше людей остаются заложниками понятия немецкой солдатской чести уже после того, как они сложили оружие. После прецедента Нюрнберга вряд ли стоило ожидать оправдания Манштейна. Но, пожалуй, все немцы, которые наблюдали за процессом Манштейна, надеялись на более мягкий приговор. Подобный политический жест приветствовался бы в Германии. Его отсутствие – это факт, с которым нам придется смириться, чего не может упустить из виду ни один политически мыслящий человек. В своей длинной речи защитник, мистер Паджет, напомнил британским офицерам-судьям, что все, в чем они обвинят Манштейна, в будущем будет применимо и к английской армии. Это утверждение запомнится и немецкому народу. Приговор вынесен в то время, когда среди общественности западных государств встал вопрос о ремилитаризации Германии и положении немецкого контингента в вооруженных силах Североатлантического пакта. И, как нам хотелось бы верить, тот же вопрос обсуждается в Генеральном штабе той армии, чьи офицеры были судьями в Курио-Хаус. В данной связи осуждение Манштейна следовало бы приветствовать прежде всего, если бы, отказавшись от любых показательных процессов, удалось бы избежать выступления восточной народной полиции в хоре, скажем так – предшествующем процессу фельдмаршала Паулюса»[504].
Сам Манштейн после окончания процесса написал своему защитнику:
«Дорогой мистер Паджет,
я не мог написать Вам или высказать Вам свою благодарность раньше, так как из-за моего слабого английского я не мог достаточно хорошо изъясняться. Писать из-за перелома ключицы я не мог, и мне запретили диктовать. Поэтому моя благодарность так запоздала.
Я дважды прочитал Вашу заключительную речь на английском, чтобы лучше изучить подробности, и впоследствии понял, что это настоящий шедевр. Никто, кроме Вас, не смог бы провести мою защиту подобным образом. Никто, кроме Вас, не смог бы так утвердить истину и справедливость и одновременно возвысить солдатский долг и здравый человеческий разум.
Однако моя благодарность и мое восхищение распространяются не только на тот способ, которым вы вели мою защиту. Они также распространяются на человека, который бескорыстно жертвовал своим временем и не побоялся никаких испытаний, чтобы послужить справедливости. Они посвящаются человеку, которому хватило мужества представить произошедшие события такими, какими они действительно были, и противостоять враждебной пропаганде, которая, надеюсь, вскоре прекратится. Наконец, я хочу поблагодарить Вас за то, что вы так ясно выразили мысли и чувства солдата и непредвзято осветили безусловный воинский долг послушания. Я верю, что все солдаты, в любой стране, будут благодарны Вам за это, и я могу лишь надеяться на то, что они были услышаны в политических и юридических кругах.
Мне совершенно ясно, дорогой мистер Паджет, что Вы взяли на себя эту задачу не ради меня, но из желания содействовать победе справедливости и служить британской юриспруденции. Однако я надеюсь, что в течение процесса Вы не только подтвердили свои убеждения, борясь за достойную цель, но и увезете с собой в свою страну мысль о том, что Вы боролись за человека, который достоин Ваших усилий.
Что касается меня лично, то можете быть уверены, что моя благодарность Вам никогда не иссякнет.
Кроме того, я хотел бы добавить, что Ваша борьба за справедливость и ваши действия по отношению к представителю некогда враждебного Вам народа принадлежат к прекраснейшим и великолепнейшим моментам моей жизни. Это опыт, который я никогда не забуду и который вознаграждает меня за всю горечь прошедшего времени моего заключения. Будьте уверены, что бесчисленные немцы – особенно бывшие солдаты – думают о Вас с благодарностью и восхищением. Вашим участием Вы указали путь преодоления барьеров, разделяющих наши нации.
Остаюсь Вашим благодарный Манштейн»[505].
Вскоре после оглашения приговора фон Манштейн был перевезен в тюрьму Верль в Вестфалии, где находились десять военных преступников, осужденных англичанами, в том числе генерал-фельдмаршал Кессельринг, генерал-полковники фон Макензен и фон Фалькенхорст.
Фон Манштейн снова попал в военный госпиталь для прохождения курса лечения. Здесь он имел возможность встречаться и вести беседы с Кессельрингом и фон Макензеном.
На Рождество фон Манштейн отправил своей супруге письмо, в котором отмечал [506]:
«…Мы действительно не ожидали подобного решения, и тем тяжелее смириться с ним. Приходится снова и снова повторять себе, что бесконечное количество людей пожертвовало еще большим. Нам пришлось принять этот груз и попытаться нести его с честью…
Впрочем, мы желаем верить, что мистер Паджет, который так много для меня сделал, еще добьется перемен. Он, конечно, сделает все, что в его возможностях. В английской прессе приговор был серьезно раскритикован. Также в Бонне партия, со своей стороны, должна обратиться к правительству. Итак, мы надеемся, что разум и справедливость, которые столь прекрасно защищал Паджет, еще раз восторжествуют, и приговор, ставший возможным только потому, что суд следовал за Нюрнбергским решением, будет отменен – чего никто, впрочем, не ожидал. Но мы не должны терять храбрости…
Ты знаешь, я не ропщу на судьбу. Я принимаю ее как испытание, которое я должен с честью вынести ради нашей любимой Германии и ради моих солдат, навсегда оставшихся в моем сердце. Все, что я когда-либо делал, я сделал для тех, кто сражался и умирал по моему приказу. И мне не о чем сожалеть, даже если я и страдаю теперь безвинно. Ежедневно я прошу Господа о том, чтобы мне хватило сил не ожесточиться, и о том, чтобы он оберегал Тебя. Теперь я не могу помогать тебе хотя бы так же незначительно, как в последние пять лет. Единственное, что я еще могу Тебе дать – это моя любовь и благодарность. И, возможно, знание о том, что я безропотно несу свой крест.
Человеческая душа – странная вещь. Зная свой прежний характер, я полагал, что приговор вызовет во мне ярость. Но он меня нисколько не разозлил. Даже когда, услышав об осуждении на 18 лет, я бросил наушники на стол, мной руководила не злоба, а презрение. Не к судьям, которым, как я полагаю, самим не нравился их приговор – но презрение к правовой системе, к тому, как она, возникнув в Нюрнберге, теперь отыгралась на мне. Впрочем, возможно, удар был слишком жесток, чтобы остались силы на взрыв ярости – ведь это сделало бы мою дальнейшую жизнь еще тяжелее. Или Бог дал мне в этот час что-то, чего мне до сих пор не хватало: терпение и покорность, не перед людьми, которые распоряжаются нами… но перед судьбой, которая нам предстоит.
Я также повторяю себе, что многие тысячи наших солдат погибли по моему приказу, отправившему их в сражения. Они не могли поспорить со случаем, заставившим их отдать свои жизни. Да как мог и я жаловаться, когда пришло время принести мою жертву Германии? Нам пришлось лишиться двоих наших любимых сыновей. И теперь Тебе придется на необозримый срок расстаться еще и со мной. Дело явно не стоит того, чтобы мне расстраиваться еще и из-за собственных невзгод».
После краткого пребывания в военном госпитале фон Манштейн был помещен в одиночную камеру в блоке «Б». В конце февраля 1950 г. в тюрьму Верль прибыл офицер Рейнской армии, который сообщил фон Манштейну, что гамбургским приговором подтверждено сокращение срока заключения до 12 лет. В этой связи адвокат доктор П. Леверкюн в своем письме в газету «Таймс» отмечал:
«Приговор фельдмаршалу фон Манштейну не был утвержден в полном объеме, но лишь со снижением наказания до одной трети. Это интересное изменение. К сожалению, мы знаем его причины не лучше, чем причины вынесения приговора. Нам лишь остается из правовых обоснований юрисконсульта суда сделать заключения о причинах, которые привели суд к его решению. По восьми пунктам фельдмаршал был оправдан. Среди них были и те, которые юрисконсульт обозначил как ключевые моменты дела. Пункты, по которым он осужден, относятся к международно-правовым вопросам, по которым среди наций нет ни одного единого мнения по поводу толкования соответствующих понятий. Они связаны со всем восточным театром боевых действий, а по существу – с толкованием положений Гаагских правил ведения войны и применением этих правил на Востоке. Бросается в глаза разница между взглядами тех, кто по личному опыту знает, как шла война на Востоке, и тех, кто, подобно офицерам западных союзников, знает о данном театре военных действий лишь из сообщений по радио. Огромную роль в обвинении сыграл также вопрос компетентности и ответственности офицеров и гражданских лиц Третьего рейха. Это также проблема, которую лица, жившие в названную эпоху, понимают иначе, чем те, кто знаком с ней лишь теоретически… Ни один из больших политических процессов не был оправдан историей. Надеюсь, нашей эпохе, когда события происходят с такой скоростью, не придется ждать приговора истории, чтобы своевременно дать новую оценку фельдмаршалу Манштейну»[507].
В то время как фон Манштейн отбывал наказание, за стенами тюрьмы проводились различного рода акции с требованием пересмотра приговора. В них принимали участие видные общественные, политические, военные и церковные деятели. Канцлер Федеративной Республики Германии К. Аденауэр предложил смягчить условия содержания фон Манштейна путем замены тюремного заключения на заключение в крепости. В результате федеральное правительство приняло решение уравнять «арестованных» с военнопленными. Одновременно органы власти приступили к проведению процесса денацификации фон Манштейна, от исхода которого зависело, будет ли выплачиваться пособие его супруге. 5 мая 1953 г. фон Манштейна освободили, а в августе был завершен процесс его денацификации [508].
Освобождению фон Манштейна из заключения было придано большое значение. От канцлера ФРГ он получил личное письмо. Бывшего заключенного пригласили в гости в британскую штаб-квартиру.
Фон Манштейн, обретя свободу, поселился в Альмендингене около Ульма. Позднее он переехал в Эссен, затем в Мюнстер, пока окончательно не остановился в Иршенхаузене под Мюнхеном. Здесь он возобновил свои военно-теоретические и военно-исторические изыскания. К началу 1952 г. он подготовил черновой набросок первой части своих мемуаров, которые в 1955 г. вышли в свет под названием «Утерянные победы» [509]. Основу книги составили личный дневник фон Манштейна, который он вел на фронте, а также сохранившиеся документы, материалы процесса и военно-историческая литература. Материалы об операциях Второй мировой войны из книги «Утерянные победы» использовались в качестве учебного материала в военно-учебных заведениях. Мемуары фон Манштейна неоднократно издавались в различных странах, в том числе и в России [510]. В 1958 г. вышла в свет еще одна книга – «Из солдатской жизни 1887–1939» [511]. Фон Манштейн является автором ряда статей, посвященных проблемам военного строительства, будущего вооруженных сил, использования ядерного оружия.
Фон Манштейн, выйдя из тюрьмы, даже предполагать не мог, что его военные познания и опыт могут быть востребованы в Федеративной Республике Германии. Она была создана в сентябре 1949 г. на территории английской, американской и французской зон оккупации Германии. В том же году западные державы отказались от демонтажа военно-промышленных предприятий ФРГ, которая стала получать помощь по так называемому плану Маршалла 1947 года, что способствовало быстрому восстановлению экономики. В 1950 г. были сняты некоторые ограничения для ФРГ в области судостроения, мореплавания, химии, научных исследований. Она получила право на создание крупных полицейских формирований. 7 августа 1950 г. Федеративная Республика Германия стала членом Европейского совета, а 18 апреля 1951 г. – членом Европейского объединения угля и стали. В 1952 г. представители США, Великобритании, Франции и ФРГ подписали «Общий договор», который провозгласил суверенитет Федеративной Республики Германии и прекращение оккупационного режима. В 1954 г. были заключены Парижские соглашения, предусматривавшие вступление ФРГ в НАТО и Западноевропейский союз. После их ратификации и вступления Федеративной Республики Германии 9 мая 1955 г. в НАТО началось возрождение военной промышленности, укрепление политических и экономических позиций страны в Западной Европе.
Одновременно в американской, английской и французской зонах оккупации начался процесс создания германских вооруженных сил. В 1946–1947 гг. были сформированы различные подразделения полувоенного характера, «солдатские союзы», группы по «исследованию опыта войны» и др. В сентябре 1949 г. формирование вооруженных сил было возложено на так называемую «группу Шверина» [512], а в дальнейшем – на «ведомство Бланка» [513]. В периодической печати и в общественных кругах велось обсуждение различных концепций организации и структуры будущих вооруженных сил. Весной 1955 г. министр обороны ФРГ Т. Бланк пригласил восемь бывших генералов для обсуждения проекта плана по организации обороны государства. По предложению будущего инспектора Сухопутных сил генерала Г. Реттигера, основу национальных вооруженных сил должны были составить войска, которые по своей мощи и структуре должны были соответствовать вермахту времен Второй мировой войны. Однако Э. фон Манштейн подверг критике этот план и предложил разделить войска на три самостоятельные части. Он исходил из того, что в случае возможного вооруженного столкновения НАТО не обязательно будет располагать преимуществом в воздухе. Кроме того, нельзя было исключать возможность применения тактического ядерного оружия. Поэтому требовалось иметь в своем распоряжении маневренные и легкие в управлении соединения. Идею фон Манштейна поддержали и другие участники совещания. Однако ряд чиновников военного ведомства, занимавшихся детальной разработкой плана, не поддержал это предложение. Несмотря на это, фон Манштейн переработал свое выступление в доклад для министерства обороны и в ноябре 1955 г. представил его генерал-лейтенанту А. Хойзингеру [514].
Мы остановимся лишь на основных положениях этого объемистого документа [515].
Во-первых, фон Манштейн считал, что «количество оперативных соединений вследствие повышения количества подразделений сухопутных сил слишком мало» и совершенно не соответствует, ни сейчас, ни в обозримом будущем, какой-либо оперативной необходимости. Во-вторых, «структура “основных соединений” не соответствует потребностям будущей войны». По мнению автора доклада, предусмотренные на сегодняшний день танковые и пограничные дивизии с тактической точки зрения являются громоздкими, а с оперативной точки зрения они либо неуклюжи, либо недостаточно сильны. Поэтому предлагалось разделить их на более сильные и удобные соединения. В-третьих, деление дивизий на три бригады в каждой приводит к увеличению количества «оперативных соединений», что нецелесообразно. В-четвертых, на период мирного времени нецелесообразно развертывать полностью службы снабжения, транспортировки и военной полиции. В-пятых, в период строительства следует по возможности предусмотреть использование более эффективного ракетного оружия вместо артиллерийских орудий.
Генерал Хойзингер положительно оценил предложения фон Манштейна, хотя и отметил, что следует руководствоваться политической обстановкой, «согласно которой мы по действующим соглашениям предоставляем лишь солдат».
6 марта 1956 г. в ФРГ был принят так называемый «солдатский закон», согласно которому впервые вводится термин «бундесвер» (нем. Bundeswehr – федеральная оборона). Этот закон определял права и обязанности военнослужащих бундесвера [516]. В ноябре того же года фон Манштейн снова поднял вопрос об организационной структуре армии в письме новому министру обороны Ф-Й. Штраусу:
«С особенным удовольствием я приветствую ваши первые шаги по созданию реалистичных основ плана работы, согласно которому вы вместо предполагаемого ранее создания кадров для всех формируемых соединений сначала предусмотрели создание ограниченного числа соединений, которое потом можно увеличить путем деления и повторного восстановления. Я уже год назад предлагал пойти по этому пути, когда направил генералу Хойзингеру предложение по структуре и организации соединений федеральных сухопутных сил. Пропущенные сроки реформы позволяют мне надеяться, что вы также готовы по основному вопросу устройства и структуры новых сухопутных сил прислушаться к свежим идеям – чтобы создать армию, отвечающую вызовам будущего, а не ориентирующуюся на образцы минувшей войны»[517].
Фон Манштейн предлагал: разделить 12 больших дивизий на 36 меньших соединений, максимум по 7000–8000 человек; изменить неудобное количественное соотношение между многочисленными «свободными» войсковыми подразделениями и прочными, хорошо сработавшимися соединениями (дивизии, бригады); исключить из дивизий все, что не является необходимым, для конкретного сосредоточения основных усилий; сократить численность вооруженных сил за счет штабов, частей снабжения и прочих единиц, которые не являются непосредственно боевыми.
Министр обороны принял предложения фон Манштейна, который по этому поводу отмечал: «Спустя год, в течение которого ничего не происходило, я отправил свой меморандум новому министру обороны. Штраус попросил, чтобы я приехал в Бонн и обсудил с ним мои соображения. И в самом деле, после этого бундесвер перешел к бригадной структуре – причем остается неясным, насколько тот факт, что американцы провели такой же опыт, мог повлиять на его решение»[518].
Одной из проблем, за решение которой взялся фон Манштейн, было создание органов высшего военного управления. Его предложения сводились к следующему [519]:
– министр обороны должен отвечать за всю внешнюю и внутреннюю оборону государства;
– для совместного планирования обороны необходим совет по обороне, в состав которого следует включить наиболее важных министров правительства и несколько военных;
– для разгрузки министра обороны от политических вопросов необходимо ввести должность политического государственного секретаря;
– главой военной службы следует назначить главнокомандующего (генерального инспектора всех родов войск) или начальника военного планирования;
– все военное планирование следует поручить председателю руководящего совета, а также верхушке военного командования, для чего необходимы штабы и контрольные функции председателю.
Инициативы фон Манштейна нашли поддержку среди социал-демократической партии Германии. В этой связи газета «Ди Вельт» 15 сентября 1956 г. писала:
«Государственный секретарь парламента, существующий до сих пор в Германии, является стержнем социал-демократических представлений о целесообразно организованном министерстве обороны. Он должен быть постоянным представителем министра. Кроме него, министру подчиняется находящийся на государственной службе государственный секретарь. Под началом парламентского государственного секретаря должен работать начальник Генерального штаба. Этот начальник Генерального штаба должен действовать на основании указаний министра. Ему подчинялись бы отделы управления, организации, образования, снабжения и здравоохранения. Как и федеральное правительство, социал-демократы считают, что необходим руководящий военный совет в качестве группы консультантов министра».
Еще одна проблема волновала фон Манштейна. Она касалась введения в стране всеобщей воинской повинности. 12 мая 1956 г. председатель комитета, вице-президент бундестага доктор Р. Егер, направил фон Манштейну и еще трем бывшим генералам письмо:
«Вскоре комитет бундестага по обороне должен будет заняться вопросом воинской повинности. В рамках этих совещаний планируется пригласить нескольких независимых экспертов по военным вопросам, которые готовы изложить комитету их представление об объеме и форме немецкого вклада в оборону в рамках НАТО. Помимо Вас, соответствующие приглашения одновременно направлены господам генералам Штапфу, Венку и Сиксту. Если Вы желаете вместе с этими господами участвовать в предварительных переговорах, будьте добры связаться с господином министром обороны, который предоставит вам всяческую поддержку»[520].
В связи с тем, что от участия генерала В. Венка пришлось отказаться по профессиональным причинам, а от участия генерала О. Штапфа – по причинам его здоровья, то их заменили генерал пехоты Т. Буссе и генерал-полковник Г.-Г. Рейнгард.
5 июня 1956 г. эксперты собрались в Бонне. На фон Манштейна были возложены обоснование концепции обороны в атомный век и принципиальных вопросов необходимости воинской повинности, а также координация совместной работы. Генерал Буссе отвечал за разработку стратегических и оперативных вопросов в случае вражеского наступления на Федеративную Республику Германии, генерал Рейнгард – организационные вопросы, необходимость и длительность службы в армии, а за генералом Ф. Сикстом – вопросы обучения, наличные силы и длительность службы в армии. Уже 20 июня члены комиссии доложили представителям парламента свою точку зрения. Затем она была подробно рассмотрена комиссией по обороне.
Суть предложений военных экспертов состояла в том, что все военные приготовления ФРГ должны осуществляться на следующих основаниях [521]:
1. Вариант «великой» войны, то есть столкновения блока союзников Советского Союза с НАТО. В данном случае необходимо сделать все для того, чтобы предупредить внезапный удар Советов по Западной Европе.
2. Вариант такого усиления ядерной мощи, при котором мировые державы начнут бояться ее использования и, по крайней мере официально, не станут вступать в военные конфликты.
3. Агрессия может возникнуть в тот момент, когда подразделения всех четырех оккупационных властей выйдут из Германии, и Федеративная Республика Германия поначалу сможет полагаться только на свои силы.
По мнению военных экспертов, Федеративная Республика Германия, как член НАТО, находилась в наиболее угрожаемом положении. Этот вывод был сделан исходя из того, что страна отстала в области военного дела, еще не были устранены последствия войны (разрушения, убытки, депортации и т. п.), а психологический эффект проигранной войны сказывался на готовности граждан нести добровольную службу. Военные эксперты считали, что нельзя отказываться от создания бундесвера в форме «обычных вооруженных сил», несмотря на наличие у ведущих держав атомного оружия. При этом они учитывали, что ни одна страна не позволит себе отказаться от вооруженных сил обычного образца, пока все государства, которые могут ее атаковать, сохраняют свои вооруженные силы. В данном случае военные эксперты ссылались на выступление министра обороны СССР Маршала Советского Союза Г.К. Жукова на XX съезде КПСС, который подчеркивал: «Будущая война, если она будет развязана, будет характеризоваться массовым применением военно-воздушных сил, разнообразного ракетного оружия и различных средств массового поражения, таких как атомное, термоядерное, химическое и бактериологическое. Однако мы исходим из того, что новейшее оружие, в том числе и средства массового поражения, не умаляет решающего значения сухопутных армий, флота и авиации. Без сильных сухопутных войск, без стратегической дальней фронтовой авиации и современного военно-морского флота, без хорошо организованного взаимодействия их успешно вести современную войну нельзя»[522].
Далее военные эксперты полагали, что война между двумя мировыми державами (США и СССР) с использованием ядерного оружия «может означать лишь обоюдное самоубийство».
Исходя из этого были высказаны следующие предложения по строительству вооруженных сил ФРГ и их вкладу в оборону «свободного мира». Во-первых, создание полностью боеготовой мобильной армии, рассчитанной на оперативное применение в рамках вооруженных сил НАТО и приспособленной по своей мощи и структуре к условиям ядерной войны. Во-вторых, с целью усиления местной обороны предусматривалось формирование в каждой области обороны двух смешанных боевых групп численностью до 4 тыс. человек, из которых около 20 % были бы солдатами действительной службы, а остальные – военнослужащими запаса. В-третьих, введение воинской повинности, что было связано с решением о численности бундесвера около 500 тыс. человек и могло придать армии более рациональную структуру. В-четвертых, отказ от сокращения срока воинской службы с 24 до 12 месяцев.
В 1957 г. фон Манштейн подготовил документ под названием «Размышления о безопасности Федеративной Республики» [523]. В нем отмечалось, что «оперативные вооруженные силы», представляемые Федеративной Республикой как для своей обороны, так и для НАТО, являются «силами обороны Родины» с целью защиты немецкой территории на всю глубину. Для достижения этой цели, по мнению фон Манштейна, необходимы были следующие компоненты:
а) подвижные боевые соединения смешанного вооружения, которые способны перехватывать и в случае необходимости уничтожать проникшие в тыл разрозненные соединения противника, защищать оперативно важные пункты, предотвращать слишком глубокое проникновение вооруженных сил НАТО за Рейн, заботясь об их коммуникациях, держать под контролем области, в которых не могут использоваться никакие оперативные вооруженные силы;
б) силы сопротивления, предназначенные для защиты важных военных объектов от воздушных налетов и специальные соединения для служб воздушного оповещения, ремонта и т. п.;
в) защитные силы для охраны населения при воздушных налетах и атомных бомбардировках, защиты наиболее важных учреждений от саботажа и поддержания общественного порядка и порядка на транспорте (вспомогательная полиция), пожарная охрана, санитарная помощь, ремонт и т. д.
При этом силы сопротивления и защитные силы могут быть организованы в форме милиции.
Как же были реализованы предложения военных экспертов, в том числе фон Манштейна?
21 июля 1956 г. был подписан и 25 июля вступил в силу Закон о воинской повинности (Wehrpflichtgesetz) [524]. Он был дополнен 21 апреля 1961 г., 22 марта 1962 г. и 26 марта 1965 г. Продолжительность военной службы увеличилась с 12 до 18 месяцев. В соответствии с законом, принятым бундестагом в июле 1972 г., с 1 января 1973 г. продолжительность действительной военной службы для лиц призывного возраста была сокращена с 18 до 15 месяцев. 25 марта 1958 г. бундестаг принимает решение об оснащении бундесвера ракетным оружием. Для получения доступа к ядерному оружию ФРГ стала выступать за создание так называемых многосторонних ядерных сил и развернула работы по созданию собственной атомной промышленности.
В 1959–1962 гг. проводится реорганизация всей структуры бундесвера. Основным тактическим соединением стала бригада (пехотная, мотопехотная, танковая). Пехотные дивизии были преобразованы в мотопехотные с резко возросшей огневой и ударной мощью. Основу мотопехотной дивизии составили две мотопехотные и одна танковая бригады. Количество танков в дивизии увеличилось с 80 до 216, орудий калибра 105–155 мм – с 54 до 66, а в состав дивизии впервые введены 203,2-мм атомные гаубицы [525]. Танковая дивизия включала две танковые и одну мотопехотную бригаду, а танковая бригада получила один мотопехотный батальон.
К концу 1967 г. в бундесвере насчитывалось около 468 тыс. человек, в том числе 276,6 тыс. в Сухопутных войсках [526]. В их состав входили 12 полностью сформированных и боеспособных дивизий (семь мотопехотных, три танковые, горнопехотная и воздушно-десантная), которые были сведены в три корпуса. Бундесвер также располагал средствами доставки ядерного оружия: 155– и 203,2-мм гаубицами, неуправляемыми ракетами «Онест Джон», управляемыми ракетами «Сержант». В Сухопутных войсках была создана армейская авиация. Одновременно были сформированы войска территориальной обороны (до 60 тыс. человек), находившиеся в национальном подчинении [527].
В мае 1968 г. принимается решение об объединении сухопутных и территориальных войск в один вид вооруженных сил – Сухопутные силы (Landstreitkrfte). Две мотопехотные дивизии были преобразованы в пехотные, предназначенные для действий в горно-лесистой местности, а одна мотопехотная дивизия – в танковую дивизию.
В 1956 г. был разработан «Организационный закон», определявший структуру высшего военного управления. Этот закон вступил в силу только в 1965 г. Однако его реализация началась с 1 марта 1957 г. Военные отделы министерства обороны были развернуты в штабы (Fhrungsstbe) видов вооруженных сил и освобождены от решения задач материально-технического обеспечения, которые передавались в гражданские отделы, укомплектованные чиновниками и служащими. Одновременно вводились должности генерального инспектора и инспекторов, фактически командующих бундесвером и видами вооруженных сил. На оперативный штаб бундесвера (с начала 70-х годов – оперативный штаб вооруженных сил) возлагались: военное руководство мероприятиями по установлению и поддержанию гтовности вооруженных сил к действиям в интересах НАТО; разработка основных принципов управления, организации, боевой подготовки и тыла, касающихся видов вооруженных сил и территориальной обороны.
Фон Манштейн, занимаясь обсуждением актуальных вопросов организации обороны ФРГ, поддерживал тесную связь с политическими, военными деятелями и журналистами как в Германии, так и за рубежом. Он активно переписывался с известным английским военным писателем Лиддел Гартом, с которым познакомился в конце 50-х годов, а также со своим защитником на Гамбургском процессе, активным деятелем Лейбористской партии, а позднее лордом, королевским адвокатом Паджетом Норгемптонским. В Иршенхаузене фон Манштейна посетил начальник Генерального штаба пакистанской армии, который предложил отставному фельдмаршалу обменяться соображениями о прошлом и настоящем. Фон Манштейн принимал активное участие в консультациях при создании учебных пособий и рецензировал присылаемые ему рукописи. Он присутствовал на различных мероприятиях, посвященных встречам ветеранов кадетского корпуса, 3-го полка пешей гвардии, а также бывших сослуживцев по 56-му танковому корпусу и 11-й армии. Фон Манштейн являлся почетным членом Союза немецких солдат (VDS), проявлял интерес к музыке и конноспортивным мероприятиям.
Руководство ФРГ и министерства обороны высоко оценивало вклад фон Манштейна в создание вооруженных сил страны. В приветствии по случаю его 70-летия министр обороны писал:
«Невзирая на вашу тяжелую личную судьбу послевоенных лет, вы всегда проявляли интерес к нуждам бундесвера и понимание их, неутомимо способствуя тому, чтобы освободить народ от понятного недоверия к военному сословию.
Ваша бескорыстная профессиональная помощь весьма содействовала федеральному правительству при создании бундесвера, как и, не в последнюю очередь, ваш богатый опыт…
Я присоединяюсь к выражениям благодарности федерального правительства за неоценимую службу, которую вы оказали при воссоздании бундесвера»[528].
К 80-летию фон Манштейна кёльнское издательство «Маркус» при содействии министерства обороны опубликовало брошюру под названием «Ни дня без службы». В ней о жизни и деятельности фон Манштейна рассказали генерал Адольф Хойзингер, журналист Вальтер фон Шультцендорф, историк профессор Андреас Хильгрубер, генералы Теодор Буссе и Вальтер Венк. Празднованию юбилея фон Манштейна предшествовала «Grosse Zapfenstreich» в рамках традиционной ежегодной встречи бывших солдат 2-й военной школы танковой и мотопехотной дивизии в лагере Мюнстер [529]. Перед гостями выступил хор военного училища 3-й армии.
Генеральный инспектор бундесвера генерал У. де Мезьер передал имениннику поздравление от имени бундесвера [530]:
«Возможность передать поздравления бундесвера в честь Вашего 80-летия для меня – огромная радость.
Благодарность и уважение – это основные чувства, с которыми старые и молодые солдаты пришли на Ваш праздник и думают о Вас.
Ваша богатая событиями жизнь тесно связана с судьбой нашего народа. Вы принадлежите к поколению, которые выросло в еще сверкающем праздничном мире, но затем порвало с ним во время Первой мировой войны, и вы мучительно пережили смерть Германской империи.
Ваша работа и ваши деяния во время службы в рейхсвере и вермахте означали сохранение государства, и здесь вы, наконец, достигли наивысшего звания для солдата. Однако ваша лояльность никогда не мешала вашему голосу мужественно и четко звучать там, где необходима была ваша компетентность или совесть.
Мы, пожалуй, можем уверенно присоединиться к беспристрастной оценке иностранца Лиддел Гарта, который назвал вас самым талантливым немецким полководцем Второй мировой войны. Не только за знаменитый план “Удар серпом” во французской кампании, но и прежде всего за ваше руководство во время Севастопольской битвы, в борьбе за стабилизацию обстановки на юго-восточном фронте после Сталинграда и за харьковскую победу в марте 1943 года военные историки должны в будущем отметить вас как великого полководца.
После Второй мировой войны вы стали защитником многих солдат на суде победителей, перенесли осуждение и заключение, все его разочарование и несправедливость.