Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) Хазан Владимир
Или – другой пример: пожертвование хайфской еврейской общине 800 фунтов на приобретение земли для увеличения кладбища (RA):
Хайфа, 6-го сентября 1944 г.
Господину
Михаилу Поляку
Хайфа
Глубокоуважаемый и дорогой друг!
С особым удовлетворением мы сим выполняем приятный долг и от имени всех евреев гор. Хайфы выражаем Вам благодарность и благословение за Ваше великодушное пожертвование в сумме 800 пал<естинских> фунтов (восемьсот пал<естинских> фунтов) для целей приобретения земли – увеличения площади кладбища Хайфской общины.
Да будет воля Дающего жизнь всему живому, да продлит Он ваши дни и годы и да исполнятся в Вас слова Псалмопевца:
«В старости они приносят плоды,
полны силы и сока молодости»
(Псалтирь, 92)
С глубоким уважением
М. Г. Левин,
Председатель еврейской общины
Аарон Торн-Гиблер,
Председатель кладбищенского совета
Иегуда Гетин
Пом<ощник> Председателя «Хевра Кадиша»
<На полях:> «На пути правды – жизнь, и на стезе ее нет смерти» (Притчи Соломоновы, 12)
«Венец славы – седина, которая находится на пути правды» (Притчи Соломоновы, 16)
Однако случались в альтруистической и меценатской деятельности Поляка и осечки. Предложение Рутенберга, который действовал по просьбе Смилянского (о чем зашла речь выше), Поляк отклонил. Рутенберг писал отправившемуся в Париж Поляку 26 ноября 1937 г. (.RA):
Дорогой Михаил Григорьевич.
Рад, что Вы уехали отсюда и можете спокойно отдохнуть. Дела тут не блестящи покуда.
Был у меня вчера Смилянский. Один из ценных наших мешу-гоим14. Не знаю, известно ли Вам, что увлечение его последних лет это покупка земель вокруг Бершевы. Он уже купил там 40000 дунамов15, отмеченных на карте зеленым карандашом. Из 30000, отмеченных красным карандашом, около деревни Asluj на 13000 д<унам> в одном блоке можно уже получить кушан. Земля эта стоит 1,75 за дунам. Кроме 3 % табу расходов. Ему не хватает 8000, чтобы закончить сделку, с которой надо торопиться. Приехал он ко мне, чтобы дал денег или под залог имеющихся у него 16 000 в деле Huleh16 или чтобы купить 6000 дунамов этой земли. Я, к сожалению, ничего сделать в данном случае не могу. А Вы, по-моему, могли бы. И не в виде займа, а прямой покупки этих 6000 дунамов земли. Вижу ясно, что это очень важно. И деньги далеко не выброшенные. Юлиус Симон сейчас по поручению правительства делает недалеко от этой земли бурения для воды. Сказал Смилянскому, что напишу Вам и поддержу его просьбу. Ответ необходимо знать как можно скорее. Надеюсь, что он будет положительным. Тогда распорядитесь соответственным образом и дайте знать мне или Смилянскому, с кем надо от Вашего имени иметь здесь дело.
Сердечный привет Савелию Григорьевичу.
Вам всего доброго желает
П. Р.
Ответ от Поляка пришел быстро, но, увы, неутешительный.
5 декабря он писал, что не имеет в данный момент свободных средств и от сделки отказывался (RA):
Дорогой Петр Моисеевич,
Любезное письмо Ваше от 26.XI я получил. К стыду моему, я должен признаться, что я тяжелодум и не способен принимать решения такого порядка так скоро, как хотелось бы. Это тем более трудно, что, как Вы вероятно знаете, я в последнее время сделал большие затраты на покупку земли на Кармеле. Я буду искать пути помочь делу, которому Вы сочувствуете, и если найду, Вам сообщу, но Вы, конечно, себе легко представляете, как это трудно. Пользуюсь случаем пожелать Вам всего, всего лучшего, а наипаче здоровья.
Крепко жму Вашу руку.
М. Поляк
Сердечный привет Вашим
15 декабря Рутенберг переслал ответ Поляка Смилянскому, который, будучи человеком настырным и с характером, от своего замысла решил не отступать. Настаивая на преимуществах проекта, он пытался убедить Рутенберга обратиться к Поляку еще раз (RA, письмо на иврите):
Уважаемый и дорогой друг П. Рутенберг, приветствую и благословляю!
Кто мне поможет? С большим сожалением прочел ответ г-на Поляка. Теперь помочь мне должны только Вы. Если же нет – напишите еще раз и постарайтсь повлиять на Поляка, поскольку Вы оказываете на людей магическое воздействие.
Разумеется, не дипломатическая лесть Смилянского стимулировала новую активность Рутенберга, который обратился к Поляку вторично. 20 декабря Рутенберг писал ему (RA, копия):
Дорогой Михаил Григорьевич.
Думаю, что если не помочь Смилянскому вовремя, будет сделана ошибка. Большая. Позже непоправимая. Эти 6000 дунамов земли будут Вашей частной собственностью среди нескольких десятков тясяч дунамов земли частной собственности других евреев. Если partition17 осуществится и эта территория отойдет к арабскому государству, эта земля будет или еврейским форпостом в этом государстве, или вместо ее дадут взамен землю на территории еврейского государства, или за нее заплатят. Во всяком случае будет о чем торговаться. Упускать возможности такой зацепки и по 1,75 за дунам – нельзя. Вы знаете, что не люблю советовать другим, что делать <с> их деньгами. Но положение сейчас настолько серьезное, что считаю своим долгом обратить Ваше внимание на это дело.
Думаю, что Вам надо это сделать. Если решите утвердительно, это надо делать скорее. Несмотря на Ваше тяжелодумство. Через Вашего личного дворенного, конечно. Пусть свяжется со Смилянским.
Пусть покуда немногое изменится к лучшему.
Савелию Григорьевичу сердечный привет.
Вам всякого добра.
На сей раз цель была достигнута: Михаил Григорьевич перед напором Рутенберга, действительно, не устоял и деньги на покупку земли в распоряжение Смилянского были предоставлены.
Не беремся утверждать наверное, знал ли Вейцман об этой и о многих других подобных ей операциях, в которых прямым или опосредованным образом участвовал Рутенберг и в которых именно с его именем было связано достижение благоприятных результатов. Разумеется, президент Сионистской организации не мог не быть осведомлен по крайней мере о наиболее удачных земельных сделках, к которым был причастен Рутенберг и которые, даже если и шли ему в индивидуальный зачет, в конечном счете отражались на развитии ишува. Однако в воспоминаниях упоминаются не они, а приводятся лишь труд-нопроверяемые данные о негативных аспектах купли-продажи земли.
Безусловно, во всем этом сказывалось вольное или невольное «сведение счетов» с Рутенбергом, пытавшимся превратить Palestine Electric Company в самостоятельную империю и потому мало считавшимся с принятой иерархией. Вслед за описанием Рутенберга, который якобы не состоялся на политическом поприще, Вейцман рассказывает:
Я был поражен и изумлен, когда получил годовой отчет палестинской электрической компании, которой руководил Рутенберг. Отчет состоял из двух разделов. Первый раздел был связан с деятельностью компании, второй – включал атаку на национальные фонды Сионистской организации и основные направления плана, согласно которому все средства на строительство «национального дома» в Эрец-Исраэль следовало передать в руки руководства электрической компании! (Weizmann 1966/1949: 362-63).
Не входя в детали этого конфликта, нельзя не заметить, что в изложении Вейцмана планы Хеврат ха-хашмаль выглядят как безусловно «захватнические». В то же время у Рутенберга и его окружения была своя правота и логика: электрическая компания являлась самым крупным в стране производством, именно она во многом определяла ее экономическую жизнь, и в этой ситуации сосредоточение основных финансовых ресурсов в одних руках выглядело не столь уж неразумно.
Не забудем того, что воспоминания писал человек, ревностно и пристрастно относившийся к Рутенбергу, по существу его многолетний оппонент, которому, помимо всего прочего, было важно подчеркнуть собственную правоту и политическую прозорливость. Естественно, что Вейцман мог быть недостаточно объективным к Рутенбергу, в особенности касательно тех сфер, где чувствовал себя вполне компетентным. В то же самое время переписка между ними не оставляет ощущения перманентной распри. Даже там, где обе стороны склонны к резкой взаимной критике, сохраняется вполне уважительный и даже дружелюбный тон, как, скажем, в письме Рутенберга от 15 сентября 1928 г., где он пишет (RA, копия):
Убедительно прошу Вас работать со мной искренне, без задних мыслей, чтобы я не должен был тратить энергии и нервов зря. Их мало у нас. Во мне Вы можете быть уверены.
Впрочем, несмотря на сдержанность и соблюдение внешних приличий, взглядов своих Рутенберг не скрывал и открыто о них Вейцману сообщал. Так, предположим, он был одним из противников создания Еврейского агентства (Ha-sohnut ha-iehudit le-Eretz-Israel), в задачи которого входила связь между евреями Эрец-Исраэль и стран рассеяния. Вопрос о создании этого органа возник давно: название и основные функции Еврейского агентства были установлены еще в июле 1922 г. при утверждении Лигой Наций британского мандата на Палестину (сама же эта проблема начала обсуждаться еще раньше). Однако только к концу 20-х гг. стали проявляться первые признаки организацию/! ЕА, первое – учредительное – заседание состоялось в Цюрихе в 1929 г. Половина делегатов были сионистами, вторая половина – представляла несионистские еврейские организации. По уставу, президентом ЕА становился президент Всемирной сионистской организации (в 1929-31, а затем в 1935-46 им был Вейцман).
Рутенберг, повторяем, относился к идее учреждения ЕА резко отрицательно – он видел в нем не оправданную необходимостью лишнюю бюрократическую структуру, потребующую вложения средств, которые могли бы пойти на другие, более важные, на его взгляд, цели. Но дело было не только в этом. Став во главе электрической компании, Рутенберг начал измерять весь комплекс многоплановых проблем, связанных с построением еврейского «национального дома» в Палестине, не политическими (читай: сионистскими) мерками, нередко привносимыми борьбой разных партийных и индивидуальных интересов и устремлений, а хозяйственно-экономическими факторами и потребностями, дававшими четкое «материальное» представление о причинах и результатах деятельности – то ли явной победы, то ли явного провала18. Деятельность Экзекутивы Сионистской организации с Вейцманом во главе временами выглядела в его глазах не более чем мелким политиканством и отвлечением интеллектульной энергии и финансовых средств от главного дела. Его главная головная боль – поиск источников для того, чтобы электрическая компания не стала всего лишь эффектным сионистским мероприятием, зависящим от доброй воли и щедрости еврейских филантропов, привела Рутенберга к мысли, что эта зависимость рано или поздно загубит дело. Филантропические ссуды, в которых главную роль играла политика, определяемая Сионистской организацией, были вещью крайне ненадежной, упиравшейся в сложнейшую схему групповых или персональных влияний – политических симпатий или антипатий, притяжений и отталкиваний. Только освободившись от этой зависимости – став в 1926 г. частью General Electric Company и получив регулярное финансирование из британского государственного бюджета, Рутенберг обрел свободу от попечительства Сионистской организации, предубежденное отношение к которой у него осталось, как кажется, до конца дней.
Вряд ли мнение отца палестинской электрификации в связи с ЕА было хоть сколько-нибудь справедливым. Существующее до сегодняшнего дня, ЕА сыграло (и продолжает играть) в истории Эрец-Исраэль и Государства Израиль важнейшую роль координационного, пропагандистского и организационного центра связи и взаимодействия с евреями диаспоры. Однако Рутенберг, который вообще считал, что многое из того, что делает Всемирная сионистская организация и ее президент, и особенно в вопросе уступок англичанам, недопустимо, и в частности возникновение ЕА вызвало у него глубокое неприятие:
Организация Jewish Agency идет полным ходом, – писал он Вейцману 12 февраля 1929 г. – Считаю ее самым большим несчастьем для Палестины из всех созданных Вейцманом несчастий. Ничего, очевидно, не поделаешь. Чувствую себя неловко вположении «единственного умного еврея». Но жизнь, очевидно, умнее меня. Еврейская Палестина не осуществима, должно быть. Cant help it (.RA, копия).
В ответ на не дошедшее до нас письмо И.А. Найдича Рутенберг открыто определял причину своего конфликта с Сионистской организацией, зачастую, по его мнению, не столько способствующей строительству еврейской Палестины, сколько профанирующей и губящей большое и сложное дело (RA, недатированная копия):
Дорогой Исаак Адольфович,
Вы стараетесь сформулировать причины нашего расхождения и, по-моему, бессознательно находите эти причины совсем не там, где они на самом деле обретаются.
Если бы я «разочаровался» в еврейских рабочих, мне нечего было бы больше делать в Палестине. И если бы я считал, что только безымянный капитал из City может их дисциплинировать и вызвать большую продуктивность, мне тоже там нечего было бы делать.
Дело совсем не в этом.
Смысл конфликта в том, что я считаю, что Z<ionist> О<rganization> по существу своему не способна вообще заниматься вопросами какой бы то не было продуктивности, а еврейских рабочих особенно. Считаю, что, занимаясь этой продуктивностью, вы деморализуете и разрушаете человеческий материал, подобного которому нет нигде.
Рутенберговская оппозиция Вейцману стала в особенности острой в вопросе публикации англичанами Белой книги 1930 г. Отчет, подготовленный Министерством колоний (министр – лорд С. Пасфилд) в 1930 г., привел Рутенберга в бешенство, и он, намереваясь сделать своим сторонником барона Э. Дж. де Ротшильда, обратился к нему с телеграммой, в которой, обвиняя английское правительство и потакавшего ему Вейцмана в недальновидности, писал о том, что жертвой этих политических игр окажется еврейский ишув. Он требовал от Ротшильда немедленно вмешаться и обратиться с письмом к английскому правительству до того, как Белая книга будет опубликована. Эту телеграмму, копия которой хранится в RA, цитирует в своей книге Э. Шалтиэль (Shaltiel 1990, I: 277-78). Ученый останавливается также на другой ру-тенберговской телеграмме, которая была послана посредством Дж. Вармасера, секретаря Э. Ротшильда, ему самому и его сыну Джеймсу. В телеграмме говорилось, что Вейцман якобы знал об отчете Министерства колоний (его готовил Хоуп-Симпсон) еще в конце августа 1930 г., когда Рутенберг в Берлине присутствовал на заседании Совета Еврейского агентства, а затем, в начале сентября, – на заседании президиума Сионистской организации, и скрыл от него этот факт (Shaltiel 1990, I: 277). Трудно сказать с полной уверенностью, насколько обоснованными были подозрения Рутенберга. По крайней мере, хорошо известно, что после опубликования Белой книги Вейцман подал в отставку с поста президента Еврейского агентства, в результате чего английскому премьер-министру Р. Макдональду пришлось 13 февраля 1931 г. направить на его имя письмо, в котором говорилось об отмене целого ряда наиболее суровых антиеврейских положений Белой книги. Так что не исключено, что Рутенберг в этом случае был не прав, и Вейцман на самом деле ничего знал о готовящихся англичанами политических мерах.
И все-таки, исключая, разумеется, приведенное выше письмо от 10 марта 1922 г., переписка Рутенберга с Вейцманом не создает ощущения жесткой взаимной вражды. Наоборот, Вейцман многократно проявлял живой интерес к рутенберговским делам, вникал, стремился помочь. Письмо, которое он написал ему в связи с превращением палестинской электрической компании в структурную единицу британской экономики (то, что автор письма называет «окончанием первого и тяжелого периода <…> мытарств» Рутенберга), отмечено вроде бы неподдельной радостью, хотя Вейцман не мог не понимать, что и без того независимый Рутенберг становится в этой ситуации совершенно административно недосягаемым для сионистов (RA):
Дорогой Петр Моисеевич!
Приехал три дня тому назад19 и хочу Вам раньше всего послать слово сердечного поздравления с благополучным окончанием первого и тяжелого периода Ваших мытарств. Надеюсь, что теперь сможете приступить к большому делу. Я слышал, что Вы жаловались на то, что я Вам не ответил будто бы на письмо. Мне показалось, что письмо не требовало никакого ответа и к тому же все «внутренности» дела мне очень мало знакомы. Мне только казалось – и еще теперь кажется – что не надо Флекснера совсем оттолкнуть. Он ужасно тяжелый человек, несомненно, но меня больше в этом деле интересует Варбург, который всегда был горячим поборником В<аших> дел, и жаль было бы, если бы он почувствовал обиду20. <…>
Надеюсь, что с Варбургом Вы как-нибудь сойдетесь.
Я остаюсь здесь до 23-го и потом еду на мытарства в Америку. В<ера> И<саевна>21 и я будем очень рады, если заедете.
<…>
Ваш X. Вейцман
Рутенберг отвечал ему (5 октября 1926) – копия RA:
Дорогой Хаим Евзерович,
Спасибо за доброе слово и добрые пожелания. Упоминаемая Вами жалоба – недоразумение. Жалуюсь обыкновенно только самому себе. На бессмысленную растрату сил и энергии. Очень малых. И моих, и других. Но жалобами не поможешь. Много, очевидно, быть не может.
От души желаю Вам бодрости и успеха. Привет Вере Исаевне.
П. Рутенберг
Как всякий сильный человек, Рутенберг действительно не привык жаловаться на невзгоды судьбы. А причин для жалоб было более чем достаточно. Несмотря на крепкие связи в мире европейской политики, финансов, дипломатии, журналистики и пр., с которыми должны были считаться враги и конкуренты, он – из-за своих первопроходческих идей и интенций – вызывал на себя столь мощный критический огонь, которому могла противостоять только очень сильная личность.
После того как план электрификации Палестины стал приобретать зримые очертания и формы, атаки на Рутенберга приобрели непрерывный характер. Выше уже говорилось о том, что в мировой антисемитской прессе, прежде всего английской, начиная примерно с середины 1921 г., против него велись планомерные, хорошо организованные кампании.
В одном из первых материалов на эту тему – в редакционной статье «Water-Power from Jordan» в лондонской «The Times» (1921. May 18. P. 7), где Рутенберг был преображен в «бывшего начальника полиции в правительстве Керенского» («Chief of Police in the Kerensky Government»), говорилось о его «коварных» планах в отношении утилизации водных ресурсов Палестины. В начале августа 1922 г. этот управляемый чьей-то недоброй, но настойчивой рукой финансово-политический скандал достиг кульминации. 1 августа английские газеты, словно по общей указке, поместили на первых полосах материалы, которые должны были «разоблачить» Рутенберга и подорвать к нему кредит доверия со стороны правительства и парламента. В воздухе запахло серой, как не пахло, пожалуй, с азефо-гапоновских времен. Впрочем, «Маска» при всей ее коварной казуистике могла бы поучиться искусству демагогии и политиканства у изощренных английских коллег. И тем не менее заказанного эффекта не произошло – прозвучавший мощный артиллерийский залп цели своей не достиг и, несмотря на хорошую организацию, антирутенберговская кампания в конце концов провалилась.
Помимо западных друзей и сторонников Рутенберга, его имя отстаивали друзья-эсеры: А.Ф. Керенский, Н.В. Чайковский, Н.Д. Авксентьев. Вот что, например, сообщала на своих страницах в информации «Kerensky Vindicates Rutenberg» («Керенский берет Рутенберга под защиту») газета «Denver Jewish News» (1922. August 2):
Recent attacks in the press against Pinhas Rutenberg, the Jewish engineer who obtained important concessions from the Palestine Government, have caused Kerensky, former head of the Provisional Russian Government, to come to the defence.
“I have heard of the press attacks on Rutenbergs honor,” Kerensky cables to newspaper here, “and cannot remain indifferent, I know Ruten-berg thoroughly. I know him as a man of irreproachable honor and irreproachable morality. I consider it my duty to vindicate his good name. As my colleague in the Provisional Government, Rutenberg proved fearless in the maintenance of order and in adopting strongest measure against the coup detat of the Bolsheviks. He has consistently served the Russian cause22".
В своем письме Керенскому от 12 августа 1922 г. Рутенберг благодарил бывшего российского премьера за эту защиту (RA, копия):
Дорогой Александр Федорович!
Вчера вернулся сюда из Лондона. Узнал подробности разыгравшейся здесь в мое отсутствие жестокой борьбы против меня черной сотни (английской на этот раз) за то, что не дал им сделать из Палестины сладкий пирог. Они, конечно, остались в дураках. Вместо вреда принесли своей борьбой моей работе большую пользу.
Сердечно спасибо за Вашу защиту.
Всякого доброго Вам,
Ваш П. Рутенберг
Выше уже шла речь о том, что важную роль в мобилизации вставших на защиту Рутенберга сил сыграл А. Беркенгейм, который в начале 20-х гг. оставляет свою деятельность на посту одного из руководителей европейского Центросоюза, переселяется – на короткий, правда, срок – в Палестину и становится правой рукой Рутенберга в Хеврат ха-хашмаль. Письмо Рутенберга к нему из Лондона (от 30 сентября 1922 г.) дополняет новыми штрихами и красками многие происходившие в ту пору события: конфликт с Вейцманом (из конспиративных целей автор письма избегает называть его имя и величает «"наш” самый большой Х<аим>»), а главное – источник организованной травли в английской прессе. Главную роль в этом играл упоминаемый в письме предприниматель Орфидес Мавроматис, бывший турецкий подданный греческого происхождения. В свое время, еще до начала Первой мировой войны, Мавроматис добился от турецкого правительства разрешения на электрическую концессию в Палестине. Впоследствии, когда законы и указы Оттоманской империи рухнули вместе с ней самой и таковой «ордер» был предоставлен Британией Рутенбергу, Мавроматис потребовал признать его «первородство» – принадлежащее якобы ему законное право на концессию. С этой целью он подал в международный суд в Гааге иск, в одном из пунктов которого говорилось, например, что, передавая концессию в руки Рутенберга, британское правительство фактически действовало в пользу Сионистской организации и тем самым ущемило интересы нееврейского населения Палестины. Вейцману и Рутенбергу, каждому от себя, пришлось письменно свидетельствовать о том, что Сионистская организация и электрическая компания являются организациями независимыми друг от друга и не обладают правом взаимного представительства (более подробно см.: Shaltiel 1990 – по индексу имен).
По всей видимости, хранящаяся ныне в RA пачка писем Рутенберга к Беркенгейму была после смерти последнего в 1932 г. передана их автору. Публикуемое ниже письмо в особенности интересно с точки зрения описания борьбы Рутенберга с сетью интриг вокруг концессии. Борьбы, в которой зримо проявились наиболее решительные бойцовские качества, воспитанные в соответствующей обстановке революционной работы.
30 Sept<ember> <1>922
Секретно
Дорогой мой Александр Моисеевич.
Группа финансистов City с sir Robert Perks во главе23 (большая сила) избрали своим орудием Mavrom<atis’a> и втихомолку, очень энергично работают, чтобы сломать концессию. Почти все подробности уже в моем распоряжении. В моем распоряжении также факт, что «наш» самый большой Х. их поддерживает. Цель его, очевидно, скомпрометировать или ослабить Рутенберга. Я этому не мог верить, ибо это не только преступно, но и нелепо, но это так. Организую необходимую машину для предстоящей очень серьезной борьбы. Метод:
а) Нервов не существует.
b) Я невинен и ничего не знаю; со всеми в хороших отношениях.
c) Меняю свое отношение к Ec<onomic> Board, соглашусь на их участие даже 20 ООО и все силы направляю на возможно скорое образование компании.
NB. Участие Ec<onomic> Board обезоружит значительную часть врагов в City и даст мне там опору.
d) Работа и личные отношения с Col<onial> Office24.
e) Подготовка прессы.
f) Личные разговоры, обеды и т. д. с представителями разных фирм и финансовых групп, питая их надеждами.
Могу безусловно рассчитывать на Джойнт25 (и старика26), на брандейсистов27 и фактически на амер<иканских> сионистов (что очень важно). Вызываю сюда Берла <Кацнельсона> и других, чтобы их сорганизовать и связать с Labor Party. Ожидается, во всяком случае, подготовляется новый запрос в парламент по поводу Mavrom<atis а> и кампании в прессе.
Они себе сломают шею. Это несомненно. К несчастию, я никому всего сказать не могу. Но это all right. Я управлюсь, и на этот раз события, кажется, складываются исключительно благоприятно для нас. Опасность невероятно большая. Но, сыгравши игру удовлетворительно, мы выйдем из борьбы очень сильны.
Кардинальным условием для меня – успешная и быстрая Ваша работа. Пишу Вам жесткое официальное письмо за проволочки в работе. Майерчик и Кассель несомненно ответственны за митингование по вопросам, не стоящим выеденного яйца. Возьмите всех в руки, и одно важно: продвижение работы, быстрое. Все остальное пустяки. Никакие оправдания задержек не меняют положения и несущественны. Контракты несущественны. Станция должна быть готова и давать энергию хотя бы нескольким улицам28. Остальное приложится позже. Арабы должны работать в возможно большем числе.
Это исключительно важное орудие в моих руках, и я рассчитываю, Ал<ександр> Моис<еевич>, на Вас. Письмо это и другие подобные показывайте Багараву (больше абсолютно никому), советуйтесь с ним, у него хорошая голова на плечах, и сообщайте мне все, что найдете нужным. Я здесь управляюсь. Можете быть спокойны. Но я должен быть спокоен, что у вас все удовлетворительно.
Sacher'y29 говорить ничего об общем положении не следует. Но о Perks е и Mavrom<atis е> надо объяснить.
High Commiss<ioner>[2] получил от sir Rob<ert а> Perks а письмо, датированное 14 Sept<ember>, по поводу Mavrom<atisa> концессий. У High Commiss<ioner> должно быть письмо Mavrom<atisa> от 23 августа с требов<анием> утвердить концессию на ирригацию
Иорданской долины. Пусть S<acher> увидит Бентвича31, прочитает письма, возьмет с них, если возможно, копии и заставит ответить Бент<вича>, что о Яффе и Иордане говорить не приходится. Пусть S<acher> напомнит Ником<бу>32, что я согласился на его просьбу не настаивать на ирригации в концессии, по его настоянию, по политическим соображениям, но demand of Commission33 представил и имею письмо его в получении demand. Письма Perks а и Mavr<omatis а> по существу абсурдны и как таковые должны быть рассматриваемы и соответственным тоном отвечены.
О Ерусалимской концес<сии> Mavrom<atisa> я поручил Natbou у спросить advise34 Sir John Simons. Написал <в> Col<onial> Office, что они не имели права признавать valide35 эту концессию, что это может сделать только суд. Куда мы дело это отправим и затянем его возможно дольше.
Sacher действует как мой представитель. Никаких сношений по этому поводу с Сион<истской> орган<изацией> ни в Пал<естине>, ни в Лондоне, никаких частных писем по этому поводу с Вейцм<аном> или наш<ими> он иметь не может. Это очень важно и является моим категорическим требованием. Почему? – долго ему сейчас объяснять. Но так нужно. И все его сношения по этому пов<оду> могут вестись в конфиденциальной переписке только с Вами лично и Багаравом или со мной.
Вы официально деловые сношения ведите только через Office. Никаких сношений переписки ни с Вейц<маном>, ни с Гальпер<иным>, ни деловых, ни частых не ведите. С Усышкиным36 будьте в хороших отношениях, но ничего не говорите. Вообще никаких action по поводу общего положения не предпринимайте, кроме определенных шагов, о которых ясно буду писать Вам. По мере возможности буду держать Вас au courant37.
Вы ничего не сообщаете мне об общем положении в стране.
В City говорили, что Бентвич уйдет за то, что он допустил выдачу концессии мне. Обсудите с Bauer от, следует ли об этом сказать Ником<бу>. Не упоминая источника – меня.
В City говорят, что я должен был оставить Палестину, п<отому> ч<то> моей жизни угрожала опасность со стороны арабов. Откуда до них могли дойти подобные известия? Подумайте об этом и напишите.
City имеет много информаций, часто правильных. Это значит, что у них довольно хорошая еврейская агентура и в Палестине, и здесь. Мне надо знать нити ее.
Дорогой мой Алекс<андр> Моисеевич. На нас лежит огромная ответственность за успех. Провал и «оправдание» его может быть предметом только исторических мемуаров, никому неизвестных.
Мы должны успеть. Я со своей задачей управлюсь. Вы должны мне помочь и управиться с Вашей частью работы и ответственности. Не сомневаюсь, что управитесь. Но проникнитесь важностью элемента времени.
Мы сейчас нашей маленькой работой играем игру мирового значения. И выиграем ее. Не может быть причины в том, чтобы кто бы то ни было в Палестине подозревал существование подобн<ого> положения.
Ваш П. Рутенберг
В том, что, действуя, с одной стороны, напористо, а с другой – трезво и рационально, Рутенберг не позволил определенным английским политическим и финансовым кругам, говоря его собственным языком, приготовить «из Палестины сладкий пирог», заключалась одна из несомненных исторических заслуг этого человека. И когда он называл себя «продуктивным фактором еврейской Палестины» (в письме Я. Полескину от 24 августа 1932 г., которое будет приведено в следующей главе), то в его словах звучали отнюдь не бравада и бахвальство, а объективная констатация того реального вклада в развитие страны, значение которого было, вне всякого сомнения, одним из самых весомых и продуктивных в истории еврейского ишува.
Силы, отдаваемые делу, были безмерны. Постоянная занятость – один из центральных мотивов многих писем Рутенберга, взявшего на себя колоссальную по физическим и нервным затратам ношу.
На письмо Ваше от 9-го отвечаю только сегодня, – пишет он Жаботинскому 24 ноября 1928 г. – Неопровержимое доказательство моей азиатской дикости. Но имеются оправдывающие вину обстоятельства. Я действительно занят. И занятость мою определяют ожидаемое половодье, дожди и другие факторы «от Бога», которые во что бы то ни стало надо предупредить и перехитрить вовремя. Забросил решительно все. Кроме иорданских работ, ничего не делаю сейчас38.
Мысль о том, что нужно «предупредить и перехитрить» факторы, определяемые не только человеческой, но и Божьей волей, не локализовалась у Рутенберга исключительно в ситуативном эпистолярном жанре, а имела своего рода экзистенциальную перспективу. «Богоборческая» тема звучит, например, и в его недатированной дневниковой записи, возможно, по времени совпадающей с этим письмом Жаботинскому (RA):
Очень трудно, но можно преодолеть то, что идет «от человека». Но как преодолеть то, что «от Бога»? И главное: как быть тому неге-рою, которого жизнь все время заставляет бороться с неподчиненными ему силами?
В этой записи точно и полно проявился весь Рутенберг, обладавший удивительной способностью оказываться в таких жизненных обстоятельствах, которые вынуждали его бороться, и в целом небезуспешно, «с неподчиненными ему силами».
_______________________________________________________________
1. Герцль 1896: 8.
2. Лондр 1930: 171.
3. См. далее сообщение Б. Кацнельсона 5 июля 1921 г. в Комиссию Ahdut ha-avoda (Рабочего союза), что Рутенберг получил разрешение строить электростанцию на реке Яркон в Тель-Авиве.
4. Ср. в письме X. Вейцмана Дж. Маку от 5 ноября 1920 г.:
Проект Рутенберга, который, как Вам, конечно, известно, с технической и финансовой точки зрения уже утвержден советниками барона Эдмонда <Ротшильдах Барон относится к проекту с величайшим интересом и гарантировал немедленную выдачу начальной ссуды в 100 000 фунтов стерлингов из требующихся 800 000 – для того, чтобы приступить к работам (Weizmann 1977-79, X: 107).
Позднее Э. Ротшильд даст деньги и самому Новомейскому для освоения минеральных солей Мертвого моря и производства поташа (Morton 1962: 207).
5. Keren ha-iesod (доел.: ‘Основной фонд) – главный финансовый орган Всемирной сионистской организации и Еврейского агентства.
Об И. Найдиче см. прим. 12 к предисловию.
6. См. прим. 12 предыдущей главы.
7. Как было сказано выше, в Праге 10 июля 1921 г. состоялось заседание Комиссии Поалей-Цион, касавшееся вопросов электрификации Палестины.
8. Помимо перечисляемых здесь главных, так сказать «официальных», источников финансирования электрической компании, существовали более скрытые ресурсы в виде частных пожертвований или покупки акций; об одном из таких акционеров пишет историк и журналист Бен-Цион Кац, вспоминая начало 20-х гг., когда он оказался в эмиграции в Берлине:
Среди тех, кто бежал в Берлин из советской России, был еврей со странной фамилией Насатисин, прибывший из далекой Сибири. Он появился в берлинском отделении Сионистского агентства и заявил, что хочет передать в Национальный еврейский фонд 10 тысяч фунтов стерлингов. По его словам, эти деньги хранились в лондонском банке. В то время за такую сумму в Берлине можно было приобрести порядка 20 самых лучших домов. Никто этому не поверил, но на всякий случай послали чек в Лондон, откуда прибыла обещанная сумма. Все это походило на чудо. Насатисин рассказал, что в свое время, живя в России, он иногда по субботам посещал синагогу. В дни, когда была провозглашена Декларация Бальфура, некий Яков Гальперин, приходивший туда же, попросил совершить пожертвование в пользу Эрец-Исраэль, и он, Насатисин, пообещал, что когда у него появится возможность передать туда 10 тысяч фунтов стерлингов, он сделает это. Сам он тогда в точности не знал, сколько денег лежит на его счету за пределами России. Он вел торговлю льном, и в годы Первой мировой войны через Архангельск добрался до Лондона как торговый агент.
С Англией у него не было никакой связи, но он знал, что в лондонском банке хранятся его деньги. Выяснилось, что на его счету лежит 600 тысяч фунтов стерлингов. Когда об этом стало известно, он постарался, чтобы слухи о деньгах не проникли в Россию, где оставалась его жена. Но как только она появилась в Берлине, покровы с тайны спали. На 25 тысяч фунтов стерлингов он приобрел акции электрической компании, которую в это время создал в Эрец-Исраэль Рутенберг, столько же он вложил в предприятие Новомейского на Мертвом море. 5 тысяч фунтов стерлингов были даны Жаботинскому для развития издательского дела на иврите (Katz 1983:132); см. также: Shaltiel 1990,1:165.
9. ‘Хорошее, богоугодное дело' (идиш).
10. Впервые письмо опубликовано в: Хазан 2006: 72-3.
11. Соломон Григорьевич (1859–1937), д-р медицины. Масон, см. биосправку о нем: Серков 2001: 656. Сообщение о смерти: Последние новости. 1937. № 5774. 14 января. С. 1; написанный Г. Слиозбергом некролог «Памяти д-ра С.Г. Поляка»» см.: Последние новости. 1937. № 5779.19 января. С. 4.
12. Савелий Григорьевич (? – 1940), адвокат. Директор правления о-ва «Мазут». Член совета Азовско-Донского коммерческого банка. Член правления Восточно-Азиатского нефтяного товарищества. В эмиграции в Париже, несмотря на огромное состояние, жил крайне скромно. Как пишет Г. Свет,
ютился в небольшой комнатушке «Гранд Отеля», у Большой Оперы. Здание отеля, оцениваемое во много миллионов, одно время было собственностью братьев Поляк, однако Савелий довольствовался там скромной комнатушкой (Свет 1957: 2).
Сообщение о его смерти см.: Последние новости. 1940. № 6884. 1 февраля. С. 1.
Именно на квартире Савелия Григорьевича Ан-ский впервые прочитал свою в будущем широко известную пьесу «Дибук». На этом чтении присутствовал Ф. Сологуб. Р.Н. Этингер так описала впечатление, произведенное Ан-ским на слушателей:
Ан-ский казался нервным и читал тихим, несколько унылым голосом. После чтения начались прения. Слушатели откликнулись сдержанно на «фантастичность» сюжета, подчеркивая трудность постановки пьесы. Семен Ан-ский, подавленный, не возражал. Вдруг брюзгливо вмешался до того хмуро молчавший Соллогуб <sic>: «Пустые слова! Не поняли глубины Вашей драмы, идеи торжества любви над смертью. Это большая, замечательная вещь!» Он с раздражением нахлобучил шапку, кивнув на прощание одному Ан-скому. Оставшиеся в смущении скоро разошлись» (Эттингер 1980:14).
13. Примерно в это же время, в 1913 г., в Палестину приезжал и Соломон Григорьевич, совершивший эту поездку с еврейскими писателями Ш. Ашем и Д. Файнбергом.
14. ‘сумасшедших (иврит).
15. Дунам – мера площади: 1 дунам = 1000 м2,1/10 га.
16. Эмек Хула – долина между горами Верхней Галилеи на западе и Голанскими высотами на востоке.
17. ‘раздел (англ.). Речь идет о разделе Палестины на еврейское и арабское государства.
18. Ср. с любопытным в этой связи высказыванием в письме к нему Жаботинского (от 9 ноября 1935 г.) (R):
Завидую Вам искренно – хорошо строить вещи осязаемые, они даже для неосязаемого более полезны, чем то, что мы все, ловцы ветра в поле, представляем.
19. Письмо написано из Oakwood а.
20. Бернард Флекснер, см. IV: 1. Феликс Мориц Варбург (1871–1937), банкир, филантроп, член АЕКом.
21. Вера Вейцман (урожд. Хайцман; 1881–1966), жена X. Вейцмана. Родилась в Ростове-на-Дону. Училась на медицинском факультете Женевского университета (1900-06). В 1906 г. вышла замуж за Вейцмана. В 1913-16 гг. служила в Манчестере в Medical Officer under Manchester Corporation. Одна из основательниц целого ряда международных организаций: WIZO – Womens International Zionist Organization (1918), Magen David Adorn (1930) – еврейской медицинской помощи, и Youth Aliyah Movement (1934) – молодежной алии в Эрец-Исраэль.
22. Перевод:
Нынешние атаки в прессе на Пинхаса Рутенберга, инженера-еврея, который добился того, что получил концессию от Палестинского правительства, заставили Керенского, бывшего главу российского Временного правительства, встать на его защиту.
– Я слышал о нападках прессы на честь Рутенберга, – телеграфировал Керенский сюда <в Лондон>, – и не могу стоять в стороне. Я хорошо знаю Рутенберга. Я знаю его как человека, безукоризненно честного, отличающегося безупречной моралью. Я считаю своим долгом защитить его доброе имя. Служа Временному правительству, Рутенберг проявил свое бесстрашие в установлении правопорядка и борьбе с государственным большевистским переворотом. Он верой и правдой служил российскому делу.
23. Барон Роберт Уильям Перке (Robert William Perks, baronet; 1849–1934), английский политик и промышленный деятель.
24. Министерство колоний.
25. Джойнт (American Jewish Joint Distribution Committee) – Американский объединенный еврейский комитет по распределению фондов (основан 27 ноября 1914 г. по инициативе Ф.М. Варбурга, Дж. Г. Шиффа и Л. Маршалла).
26. Э.Дж. Ротшильд.
27. Т. е. лобби Л.Д. Брандайза.
28. Речь идет о первой электростанции на реке Яркон, которую Рутенберг обязался ввести в строй 21 сентября 1923 г., т. е. на все работы у компании оставался всего один год. Это обещание было выполнено даже раньше срока: 23 июня 1923 г. Тель-Авив получил первые плоды деятельности Рутенберга и его людей.
29. Гарри Сахер (Harry Sacher; 1881–1971), адвокат, редактор, политический журналист, деятель сионистского движения. Родился и умер в Лондоне. Получил образование в Лондонском университете (1900-01), Оксфорде (1901-04), Берлине (1904-05) и Париже (1905). В 1909 г. приобрел право адвокатской практики. В том же году был редактором манчестерского еженедельника «Zionist Banner» (вместе с Л. Симоном). Еще в студенческие годы образовал в Англии первое студенческое сионистское общество. С 1905 до 1909 г. и с 1915 по 1919 г. входил в редколлегию газеты «Manchester Guardian». В 1909-15 гг. работал в газете «Daily News». Редактор сборника «Zionism and the Jewish Future» (1916), который сыграл важную пропагандистскую роль накануне появления Декларации Бальфура. В 1920 г. отправился в Иерусалим с целью заняться там адвокатской деятельностью и остался в Палестине на 10 лет. Был близок к Вейцману. В 1927-29 гг. член палестинской сионистской Экзекутивы, а в 1929-31 гг. – член Исполкома Еврейского агентства в Иерусалиме и Лондоне. В 1930 г., после возвращения в Англию, возглавлял книжное издательство Marks&Spencer. В 1932-34 гг. был одним из редакторов журнала «Jewish Review». Автор большого количества газетных и журнальных статей, фельетонов, памфлетов на сионистские темы, а также книг: «Israel: The Establishment of a State» (1952) и «Zionist Portraits and Other Essays» (1959).
30. Т. е. Г. Самюэль.
31. Норман де Маттос Бентвич (Norman De Mattos Bentwich; 1883–1971), адвокат, английский деятель сионистского движения. В 1920–1931 гг. занимал должность генерального прокурора в британской мандатной администрации в Палестине. Сыграл важную роль в том, что электрическая концессия была передана в руки Рутенберга. Несогласный со многими действиями английского правительства, в 1931 г. ушел в отставку. С этого времени до 1951 г. преподавал в Еврейском университете в Иерусалиме. В 1951 г. вернулся в Англию.
32. Стюарт Френсис Никомб (Ньюкомб) (Stewart Francis Newcombe; 1878–1956), полковник, представитель британской Военной миссии в Палестине.
33. ‘требование Комиссии’ (англ.).
34. ‘совет (англ.).
35. ‘законной’ (франц.).
36. Авраам Менахем Мендл Усышкин (1863–1941), сионистский деятель. В 1919-21 гг. руководитель Сионистской комиссии – чрезвычайный орган, который в 1918-21 гг. возглавлял и координировал сионистское движение в Эрец-Исраэль; позднее – член Ва’ад-Леуми. С 1923 г. президент Еврейского национального фонда. На 19-м Сионистском конгрессе в Люцерне (1935) был избран председателем Исполкома Всемирной сионистской организации.
37. ‘В курсе дела (франц.).
38. Д3/16/3-1а.
Глава 4
«Надо работать спокойно, скромно и без шума»
…Вы человек способностей недюжинных.
М. Горький о Рутенберге1
Несмотря на широкую известность и популярность в Палестине, Рутенберг, верный своему характеру, вел жизнь достаточно замкнутую – ни с кем близко не сходился, был «сам по себе», поглощенный бесконечной работой, осуществлять которую более или менее успешно мог лишь человек его личностного диапазона, напористости и финансовой независимости.
Как складывалась его интимная жизнь, еще далеко не старого мужчины, полного сил и деятельной энергии? В Палестине ходили на сей счет разные толки. Один из мемуаристов свидетельствует, что у Рутенберга было немало «приходящих» женщин и была даже какая-то «жена», жившая в Париже, от которой он имел двух сыновей (Dikovskii 1986: 70), но, как кажется, этому источнику доверять следует с предельной осторожностью.
Враг пошлости и любого рода непристойностей, привыкший к джентльменскому обхождению с женщинами, Рутенберг менее всего старался пробуждать у окружающих интерес к эротической стороне своего существования. Не считая нужным держать отчет перед людской молвой, в особенности женской, за свободу и право распоряжаться собственными чувствами по своему усмотрению, он тем не менее иной раз был вынужден отстаивать суверенитет приватной жизни и напоминать любопытствующим об их не очень достойном поведении. Делал он это, как всегда, не выходя из рамок приличия, но достаточно резко, атакующе, не щадя адресата и называя вещи своими имнами. Одной из таких дам, по имени Мира Гецалеловна, Рутенберг сделал нравоучительное внушение на данную щекотливую тему в письменном виде. В этом любопытном документе, сохранившемся в виде копии в RA, в котором аргументация приведена автором в пронумерованном порядке, он, в частности, писал:
<1> Мне известно, что одним из объектов, заполняющим Ваше свободное время, это обсуждение с Вашими знакомыми моих «половых переживаний» (не нахожу более подходящего определения). Знаю также, что выражаемые Вами мнения и разыскиваемые Вами «факты» получают быструю и широкую циркуляцию не только в Палестине, но и в Европе. Хочу Вам высказать мое мнение по этому поводу.
Допустим, что имеющиеся у Вас «факты» точны, что существует такая женщина, в которую я влюблен и с которой даже живу. Если бы я нашел нужным сделать это известным «обществу», я не нуждался бы в Вашей или Розы Марковны помощи и сделал бы это сам. Если не делаю этого, значит у меня имеются достаточные для этого причины, и ясно, что хочу это держать в секрете. Если этот секрет случайно стал Вам известен, распубликование его элементарно некорректно, не gentlemen ски.
2. Вам, как и всем, известно, что веду в Палестине очень тяжелую жизнь. Не преувеличивая, даю Палестине вообще и Вам, следовательно, в частности, много. По каким-то причинам я не женат и живу одиноко, что, естественно, мне, как и всякому живому человеку, явно тяжело. Вы достаточно взрослый и образованный человек, чтобы это понимать. Предположим, что Вам случайно лично, не по слухам, пришлось бы убедиться, что у меня имеется женщина, с которой живу. По-моему, Вы должны бы интимно радоваться этому, farginen mir2 и отнестись к этому с уважением и с соответствующей деликатностью.
3. Подобные сплетни меня ведь скомпрометировать не могут. При некультурности нашего общества меня как мужчину только своим неправым гоготом всякий будет одобрять, но женщина, имя которой Вы произносите, скомпрометирована. По какому праву Вы это делаете? Не знаю Вашей жизни, но знаю жизнь вообще и уверен, что Ваша личная жизнь, наверное, не без подобных «пятен».
4. А так как информации точной Вы получить не могли, ибо через замочную скважину меня целующимся с называемой Вами женщиной не видели, то как назвать факт рассказываемых Вами «фактов» <?>
5. Пишу Вам не для морализирования или воспитания Вашего или боязни, что меня это компрометирует. Меня интересует, как культурные, интеллигентные женщины нашего молодого поколения могут психологически занимать часы своего досуга таким недостойным, унижающим их времяпрепровождением. Если бы они действительно ни на что другое не годны были бы, было бы очень грустно. Думаю, что это не верно.
В противоположность личной, его производственная и общественная жизнь протекали на виду у всех. С годами потребность в решении не частных, а «мировых» проблем в Рутенберге не только не иссякала, но, как кажется, только усиливалась. В Палестине такой «мировой» проблемой стало ее обустройство – электрификация, превращение пустыни в развитый и цветущий в техническом, культурном, образовательном и пр. отношениях уголок земли. Окажись эта задача меньшего размаха и притягательной силы, нет полной уверенности, что он не дал бы увлечь себя другой, более обширной и более грандиозной идеей.
В палестинском ишуве Рутенберг занимался не только электроэнергетикой. Он был адресом для решения многочисленных и разнообразных вопросов обыденной человеческой жизни, начиная, скажем, с просьбы привезти из Европы редкое лекарство, кончая обращением к нему за советом относительно выбора репертуара тель-авивского молодежного театра. Во всех этих случаях, количественный и тематический объем которых необозрим, его помощь или хотя бы мнение и совет ценились по самому высокому курсу – «Ваше мнение дороже денег» (см. ниже).
Вот некто С. Шлаповерский спрашивал Рутенберга, как лучше продать редкие произведения искусства (RA):
Господину П. Рутенбергу в Хайфе
Милостивый Государь!
Обращаюсь к Вам с настоящим письмом по следующему поводу: приехав года два тому назад в Палестину, я привез с собою некоторое количество произведений русского искусства. Среди моих картин имеются работы Левитана, Констант, и Евг. Маковских, Конст. Брюллова, Айвазовского, Боголюбова, А. Бенуа, Савицкого и др. Среди бронзы – Антокольского (Joaн Грозный в уменьшенном виде), Лансере и др. Большая часть этих вещей находится временно в музее им. Дизенгофа в Тель-Авиве.
Я хочу часть вещей продать и полагаю, что они могли бы Вас интересовать.
Если Вы пожелали бы кое-что из этих вещей приобрести для себя – я готов сообщить Вам о них более подробные сведения или лично приехать к Вам в Хайфу.
Я надеюсь на Ваш любезный ответ.
С совершенным почтением.
С. Шлаповерский
P.S. При сем прилагаю фотографию «Ивана Грозного», находящегося в Тель-Ав<ивском> Музее.
12.111.1938
А организаторы палестинского павильона на нью-йоркской выставке просили встречи, чтобы выслушать его общее мнение