Танцующая на гребне волны Уайт Карен

Глава 34

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Август 2011

Солнце клонилось к закату, когда к дому подъехал Мэтью. Я сидела на софе в гаснущем свете, в тени. Ключ повернулся в замке, и он вошел в прихожую.

Он совсем не изменился. Сердце и все мое тело заболело от его близости. В руке у него был букет роз из магазина Тиш. Она, наверное, встретила его на пороге с уже готовым букетом, раз он добрался за такое короткое время. И ехал он, наверное, всю дорогу на скорости семьдесят пять миль в час.

Он подошел к лестнице, но я его окликнула.

– Мэтью.

Он с удивлением повернулся ко мне, но улыбка его погасла, когда он заметил мое выражение, и исчезла совсем, когда он увидел на столе передо мной ежедневник и сонограмму. Положив цветы на стол в холле, он подошел ко мне, руки его повисли как плети. Я хотела покончить с этим сразу и вернуться к тому моменту, когда мы впервые с ним встретились и видели впереди только новые перспективы. Но прятаться от правды не означало, что ее нет.

Уловив мое состояние, он не подошел ко мне, зная, какой эффект имеет для меня его прикосновение. И это было бы непростительно. Он сел в кресло напротив, темная волна волос упала ему на лоб. Я хотела дотянуться и убрать ее, но знала, что не могу это сделать.

Он провел пальцем по ежедневнику, потом взял сонограмму. Я пожалела, что не включила свет, чтобы видеть его глаза.

– Где ты это нашла?

– В кухонном доме, наверху, за камнем в камине. Вероятно, их спрятала там Адриенна.

Он смотрел на сонограмму, ребенок там был едва различим, но его присутствие между нами разделяло нас, словно это был океан.

– Я не знал о тайнике.

– Я знаю, – ответила я спокойно. – А то бы ты уничтожил и ежедневник, как и портфель.

Взгляд его был настороженным.

– Ты думаешь, я убил Адриенну?

Я была рада, что он не пытается снова мне лгать.

– Улики косвенные, но все указывает на тебя, ведь так? Почему она была в машине в ту ночь и куда она ехала? Я не думаю, что у нее был роман – этому нет свидетельств, – хотя Джон говорит, что ты думал именно так, что, разумеется, дает тебе повод.

Я помолчала. Он ждал, что я еще скажу. И я продолжила:

– А потом то, как ты убрал из сарая все, что принадлежало ей, и нашел на чердаке ее портфель и выбросил его, покопавшись перед тем в старом погребе. И всякий раз, когда я спрашивала тебя об этих вещах, у тебя было готовое оправдание, которое я принимала. Потому что я доверяла тебе. Потому что я любила тебя.

Я указала на ежедневник и сонограмму.

– Беременность, должно быть, обнаружилась при вскрытии, но я думаю, ты уже знал об этом.

Он посмотрел на меня, и я с облегчением увидела его глаза, глаза, которые я видела ласковыми и нежными и смеющимися. Он ничего не сказал.

– Потому она и бросила курить, – вздохнула я, – потому что была беременна. Поэтому она и просила тебя загипнотизировать ее в первый раз, но все пошло не так. Она что-то увидела, верно? Как и я. Она увидела что-то, ее изменившее.

Он осторожно положил сонограмму на стол, сел и откинулся на спинку кресла, положив ладони на колени.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я убил ее, потому что она была беременна? Ты в это действительно веришь?

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Потому что единственное, во что я сейчас верю, это в то, что я люблю тебя. Я думаю, так было всегда, еще до нашей встречи.

В глазах его мелькнуло понимание, но он не перебил меня.

– Я знаю, что ты не тронул Адриенну. Я верю, что ты пытался защитить ее, с готовностью принимая на себя все обвинения, потому что ты такой, какой ты есть. Я верю, когда ты говоришь мне, что не имел отношения к ее смерти, хотя все, что я обнаружила, вся твоя ложь говорят мне, что ты виноват. Но я верю в тебя, Мэтью. Я люблю тебя и верю тебе абсолютно и бездоказательно. И я хочу, чтобы ты так же поверил и мне.

Он глубоко вздохнул:

– Я только хотел защитить тебя, Ава. Прости, если я причинил тебе боль. Но правду бывает тяжело вынести…

Я напряглась, но взгляда не отвела, вспоминая слова матери. «Тебе нужно решить, достаточно ли ты сильна, чтобы выдержать правду, какой бы она ни оказалась».

– Сейчас у меня хватит сил услышать все.

Он подался вперед, опустив локти на колени и стиснув между ними ладони. В старом доме было тихо, он лишь немного поскрипывал, словно вздыхая и приготавливаясь слушать.

– Она не сказала мне, что беременна. Я говорил ей, что с этим нам следует подождать, и она говорила мне, что принимает противозачаточные таблетки. Поэтому она не думала, что осчастливит меня этим известием. Но я ничего не подозревал, когда она попросила меня помочь ей бросить курить. Она и раньше говорила об этом, поэтому мне казалось, что ей просто хочется бросить курить…

– И ты согласился?

– Да. Я согласился. Я предполагал, что худшее, что может случиться, была бы простая потеря времени. У меня не было опыта, и я не понимал, что процесс может быть различным, в зависимости от цели гипноза. Моей единственной задачей было проникнуть в ее подсознание. – Он провел рукой по лицу. – И я этого достиг. – Он резко поднялся. – Ничего, если я выпью?

Я кивнула, отчаянно желая выпить сама. Я ничего не сказала, следя за тем, как он подошел к столику у окна и налил в стакан пальца с два виски. Он сделал глоток, затем еще один – и продолжил:

– Это напоминает мне, как я гипнотизировал тебя первый раз, когда я сказал тебе закрыть дверь, а ты вместо этого вошла в нее. Может быть, потому, что у вас обеих очень сильная воля. – Он пожал плечами и сделал еще глоток. – С ней я использовал метод, похожий на тот, что я использовал с тобой. Но моей основной целью было отучить ее курить. Когда она расслабилась, я отправил ее по лестнице в сад с ключом, представлявшим то место, где она могла освободиться от своей привычки. Ее задача заключалась в том, чтобы прополоть сад от стрессов, побудивших ее начать курить. – Он остановился.

– И что случилось? – подсказала я.

Он взглянул на меня. Лица его в сгущающейся темноте было почти не видно.

– Она нашла другую дверь и другой ключ и вошла.

Я застыла, боясь, что он не станет продолжать.

Но он снова заговорил:

– Она вернулась в детство, до того как ее удочерили МакМахоны. И увидела свою биологическую мать. – Он снова сел напротив меня, а я включила лампу на столе рядом со мной. Оба мы оказались в желтоватом свете, но я не видела его глаз.

– Ее мать была прикована к постели и не могла говорить. При ней была сиделка – отца не было, и не было признаков, что он где-то есть. Но что привлекло особенное внимание Адриенны, это включенный на туалетном столике у постели телевизор, по которому сиделка смотрела сериал и не начинала кормить больную, пока фильм не кончался.

Он поболтал светло-янтарной жидкостью в стакане.

– Она рассказала мне об этом только намного позднее, когда я нашел сонограмму. И тогда я понял, почему она не сделала этого раньше. То, что она увидела, побудило ее начать отыскивать своих биологических родителей. Раньше ей это в голову не приходило. Она нашла документы и обнаружила, что ее родители умерли примерно за полгода до ее удочерения. Отец разбился на мотоцикле за месяц до смерти матери. – Он умолк.

– А мать?

– Она покончила с собой. – Он бросил на меня беглый взгляд. – Адриенна спрашивала МакМахонов, что им известно о ее матери, но они знали только то, что значилось в свидетельстве о смерти.

Я выпрямилась, прислушиваясь к бою часов, но ни один из нас не сказал ничего, как будто мы ожидали, пока соберутся вокруг нас старые призраки.

– Без моего ведома она наняла частного детектива, который и сообщил ей все, что она хотела знать.

Я подумала о том, что мне рассказывала Диана Вайз, и похолодела.

– И все, чего она знать не хотела… – добавила я.

Глаза у него потемнели, взгляд устремился куда-то внутрь, и я ощутила безотчетный укол ревности, будучи исключенной из его мыслей и воспоминаний.

Он осторожно поставил стакан на стол.

– У ее матери была болезнь Хантингтона. – Он помолчал, словно давая этому слову и всему, что оно значило, дойти до моего сознания.

Я знала о болезни Хантингтона из занятий по генетически передающимся заболеваниям, когда училась на акушерку. Мне передалось отчаяние Адрианны, как будто она была рядом. Приводившая к физической и умственной деградации, эта болезнь была неизлечима и смертельна. Если больной носил в себе этот ген, его отпрыски наследовали его с вероятностью пятьдесят процентов, у ста процентов из них в конечном счете проявлялись эти симптомы, и они умирали.

– Она прошла исследование, которое обнаружило у нее этот ген. – Он взял стакан, как будто забыв, что он пустой, и снова поставил его. Но я успела заметить, что рука у него дрожала. – Она снова мне ничего не сказала и ждала, пока станет возможно установить наличие или отсутствие этого гена у ребенка. Результат был положительный.

Я переживала горе Мэтью как свое собственное, воображая, что он должен был чувствовать, видя изображения безликих младенцев в студии Адриенны, оплакивая ребенка, которого ему было не суждено держать на руках. Я старалась съежиться на софе и стереть из памяти все, что я узнала, не желая больше знать правду. Но его рассказ еще не был закончен, и я знала – чтобы двигаться дальше, я должна была оглянуться на прошлое.

Я стиснула руки, чтобы не потянуться к нему и не коснуться его.

– Когда она сказала тебе?

– Она не сказала. Я увидел сонограмму случайно. Я искал аспирин, который она всегда держала в сумке, и там она и оказалась. Когда я ей ее показал, она мне все рассказала. Она не должна была так долго нести в себе эту тяжесть одна. И все то время, пока она страдала, я замечал, что она изменилась, но как же я был далек от истины… Я-то думал, что у нее роман…

Взгляд его упал на мои руки – я держала их на животе, обхватив зародившуюся в нем трепетную жизнь. Я не сказала ничего и ждала, чтобы он продолжил.

– Я сказал ей, что мы справимся с этим вместе. Что я позабочусь о ней и ребенке, что ей не нужно бояться, что я останусь с ней, что бы ни случилось…

Я не хотела задавать ему следующий вопрос. Но тайны, как шелковые шарфы, вытягиваемые из цилиндра фокусником, связаны одна с другой, начало и конец нераздельны, и истина спрятана где-то между…

– Как умерла Адриенна?

Мэтью смотрел в свой стакан, как будто наблюдая обратный ход событий. Когда он снова заговорил, я подумала, что он не слышал моего вопроса.

– Можно подумать, с моей квалификацией и опытом я должен был видеть признаки. Но когда речь идет о ком-то близком к тебе, ты словно слепнешь. Взгляд ее погас, что было понятно при сложившихся обстоятельствах. Поэтому я и предложил принять участие в регате, чтобы показать ей, что у нее есть еще многое в жизни. У большинства больных симптомы заболевания обнаруживаются только в среднем возрасте. И это подняло ей настроение, она казалась почти прежней. Только после… я понял, почему.

Я выпрямилась. В ежедневнике после июля уже не было договоренностей о консультациях. Как будто ее жизнь тогда и закончилась, но я знала, что это было не так, потому что она отдала рисунки в окантовку и встречалась с братом.

Наши взгляды встретились. Мы поняли друг друга.

– Она кончила самоубийством?

Он кивнул. Движение было медленным и затрудненным, как будто причиняло ему боль.

– Я был так счастлив, что она вела себя как обычно. Мне не приходило в голову, что у нее уже есть план. И она сводит концы с концами – типичный признак состояния перед самоубийством. И я этого не замечал, потому что не хотел видеть.

Я подошла к нему, взяла у него стакан и примостилась рядом с ним в кресле, крепко его обняв.

– Мне очень жаль, – пробормотала я, сознавая, насколько несуразны мои слова, но будучи уверена, что он все поймет. Положив голову ему на плечо, я ждала, пока он заговорит.

– Она не оставила никакой записки. Но я понял, когда мне позвонил ночной патруль, почему ее машина съехала с дороги. Единственно чего я не мог понять, это почему она предпочла утонуть.

Знакомый холодок пробежал по моей коже, и я начала дрожать.

– Я понимаю одно, почему она оказалась так далеко от дома. Ей потребовалось время, чтобы обрести решимость. Хоть она и была акушеркой, но была очень брезглива. И так и не смогла привыкнуть к виду крови.

Да-да, Тиш рассказывала мне, что это Мэтью посоветовал Адриенне стать акушеркой и как она была компетентна в профессии, но что это не стало ее призванием. Моя дрожь усилилась, и Мэтью теснее привлек меня к себе.

Я уткнулась лицом ему в шею.

– И ты позволил Джону и его родителям думать о тебе самое худшее, чтобы они не знали, что она сделала…

Он отодвинул меня от себя и обхватил руками мое лицо.

– И ты никогда во мне не сомневалась. Несмотря на все, что ты знала, ты никогда во мне не сомневалась!

Я покачала головой и положила его руку себе на сердце.

– Потому что я тебя знаю. Как будто у нас с тобой одно сердце на двоих.

Он нежно поцеловал меня. Я отстранилась, глядя ему в глаза. Его слова звучали у меня в ушах. «Она однажды мне сказала, что иногда, когда я смотрю на нее, ей кажется, будто я вижу перед собой привидение».

– Это ведь не вся история? Она снова была под гипнозом и увидела что-то еще, правда? Так она узнала о тайнике в старом кухонном доме, хотя ты о нем ничего не знал.

Я почувствовала, что он отстраняется от меня, но я крепко обнимала его за шею.

– Теперь твоя очередь, Мэтью. Ты должен мне поверить. Я хочу, чтобы ты загипнотизировал меня снова. Я не могу это объяснить, но у меня такое чувство, как будто мы с Адриенной были как-то связаны… раньше. Что то, что случилось, должно было случиться.

Он начал качать головой, но я прижала рукой ему подбородок.

– Я никогда не сомневалась в тебе, Мэтью. Пожалуйста, не сомневайся во мне сейчас.

Его глаза потемнели и стали серьезными. Он откинул волосы мне со лба и еще раз поцеловал меня.

– Хорошо, – сказал он. – Когда ты хочешь снова попробовать?

Соскользнув с его колен, я взяла его за руки.

– Почему бы не прямо сейчас?

Глава 35

Памела

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Март 1815

День угасал, когда я спустилась по Фредерика-роуд к заливу, довольная тем, что на этот раз у меня был быстрый конь. Вспоминая совет Джорджины не останавливаться ради чего-нибудь или кого-нибудь, я не придержала коня, услышав стук копыт. Я скакала в сторону берега, где песок поглощал воду у сент-саймонского маяка. Судя по звуку, я намного опережала своего преследователя, но не осмеливалась оглянуться.

Достигнув дюн, я остановила коня, зная, что мне легче будет добраться до воды пешком, не рискуя сломать ногу. Я хлопнула его по крупу, надеясь, что он найдет дорогу домой, и побежала к воде, не замечая холода в своем волнении.

Я пожалела, что не взяла с собой мои инструменты, в случае если я увижу Томаса раньше, чем явится Джорджина с драгоценностями нашей матери. Быть может, мне пришлось бы расплачиваться или своим трудом, или самими моими инструментами. Но я оставила их в фургоне в кожаной сумке и надеялась, что Джемма их сбережет.

Вскарабкавшись на дюны, я оглянулась, надеясь увидеть Томаса. Ничто на голом песке не напоминало наш летний пикник, когда Джеффри и Робби спали рядом со мной и солнце грело мое лицо. Это пустынное мрачное место и темный океан были мне чужды, как будто я покинула мой любимый дом, – и только сейчас ощутила холод.

Я смотрела на горизонт, где стоял на якоре огромный военный корабль, и шлюпка с восемью мужчинами тронулась по направлению к нему. Я побежала, раз увязнув ногами в холодном песке, крича им, чтобы они остановились. Но ветер относил мои слова вдаль от воды в высокую траву.

– Томас! – кричала я, размахивая руками гребцам, а океан относил крик все дальше и дальше, унося вместе с ним все мои надежды.

Человек в шлюпке обернулся. Я подбежала к самой воде, юбки мои намокли, но я ничего не замечала. Я напрягла зрение, чтобы увидеть лицо Томаса, но даже в тусклом свете и на разделявшем нас расстоянии я увидела, что обернувшийся человек был не Томас, хотя лицо его было мне знакомо. Это был парень, первым направивший меня к палатке Томаса, которого я часто встречала, посещая впоследствии доктора.

– Лайэм! – Я отчаянно замахала. Мои ботинки были в воде, ноги онемели от холода. Я оглянулась, опасаясь, что человек, преследовавший меня, появится в дюнах и может задержать меня. – Где Томас? – закричала я.

Мне пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем он услышал меня за шумом волн.

– Я не знаю! Может быть, на корабле! Мы уходим последними! – прокричал он в ответ.

Я чуть не упала в волны, ноги не держали меня…

– Лайэм – вернитесь за мной! Я должна попасть на корабль! – Но мои слова снова затерялись в ледяном ветре.

За дюнами я услышала крик. Я повернулась, ожидая увидеть наконец своего преследователя. Но кто бы то ни был, я его не видела. Паника охватила меня, когда я вспомнила, как Джорджина предупреждала меня о дезертирах, в отчаянии способных на все.

Я снова повернулась к океану, где Лайэм и товарищи налегали на весла. Выросшая на острове, я хорошо плавала. Я прикинула расстояние меж собою и лодкой, вспоминая слова Джорджины: «Если тебе потребуется мужество, вспомни, что ты делаешь это ради Джеффри, это придаст тебе силы сделать то, что необходимо сделать».

Лайэм все еще смотрел на меня, крича что-то, чего я не могла разобрать.

– Подождите меня! Я сейчас! – крикнула я. Не раздумывая, я скинула на песок накидку и бросилась в ледяные волны.

Холод пронизал меня, лишая дыхания. Но отчаяние толкало дальше и глубже. Я открыла рот, чтобы закричать, но он отвернулся, весла продолжали работать. Большая волна накрыла меня с головой, наполнив рот соленой водой. Они не видят меня, пронеслось у меня в мозгу. Я плыла, борясь с волнами, но тяжелые мокрые юбки, запутавшие мне ноги, тянули вниз.

Я цеплялась за надежду, что Лайэм увидит меня и повернет, но лодка все уменьшалась, приближаясь к военному кораблю, где, как я думала, ждал меня Томас.

Я услышала свое имя – с берега, а не с лодки. Кровь стучала у меня в ушах, я старалась из последних сил держать голову над водой. Я устала, руки одеревенели. И снова я услышала свое имя, и сердце мое узнало его раньше ушей. Джеффри.

Волна подбросила меня на гребень, и я увидела его, стоящего на берегу с раскачивающимся на ветру фонарем в руке. Он глядел мимо меня на исчезающую лодку. Но Лайэм был слишком далеко, чтобы увидеть или услышать меня.

– Джеффри! – закричала я, но мой голос, как льдина, канул в воду. Джеффри повернул голову, как будто чувствуя, что я близко.

Еще одна волна подбросила меня, и я увидела, как он упал на колени, фонарь выпал у него из рук и погас.

– Я найду тебя, Памела! Где бы ты ни была, я тебя найду!

Я хотела крикнуть ему, что никогда не покину его, но уже начала уходить под воду, мое тело сдалось раньше, чем сдался мой дух. Луна вышла из-за облаков, свет упал на темную поверхность воды. Я потянулась вверх, как будто луна могла выдернуть меня из ненавистного, темного, холодного океана – на берег, к моим мужу и сыну. Но луна уплывала все дальше, холодное, бесчувственное светило угасало над моей головой, пока мне не настал конец.

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Август 2011

Я проснулась в затемненной комнате, освещенной одной только настольной лампой. Мое лицо было мокро от слез, чувство потери сжимало сердце. Мэтью помог мне подняться и сел на софу рядом со мной.

– Итак, Памела умерла, и Джеффри поклялся найти ее, где бы она ни была. – Он мягко улыбнулся, но взгляд его был встревоженный. – И это имеет какое-то отношение к моей вере в тебя.

– Отчасти… – Я дотронулась ладонью до его щеки, зная, что ему придется нелегко, но это было необходимо для нашего общего исцеления, как вытащить из пальца занозу. – Ты помнишь, я говорила, что Адриенна и я как-то связаны между собой?

Он кивнул, тревога не исчезла из его глаз.

– Расскажи мне, как ты ее гипнотизировал второй раз. Мне нужно знать, что она видела.

– Я ничего не понимаю, – ответил он очень спокойно.

Как же тяжело специалисту-психологу, каждый день имеющему дело с реальностью, признать, что есть что-то за пределами его знания! Я взяла его руки в свои, чтобы дать ему почувствовать, что в этом он не одинок.

– Я тоже не понимаю. Быть может, нам обоим следует признать возможность, что вселенная шире, чем мы ее себе представляем. Что есть вещи, которым нельзя научить, которые можно понимать только сердцем.

Он взглянул на наши сплетенные пальцы, затем медленно отпустил мои руки и откинулся на софе.

– Хорошо, – сказал он. – Второй сеанс был после того, как я узнал о ее беременности. Она сказала, что хочет увидеть свою мать, какой та была до болезни. Она не хотела, чтобы ее единственное впечатление о родной матери было таким тяжелым. Я с ней согласился.

Я взяла его пустой стакан и встала, его рассказ было почти невозможно слушать. Я представила себе, насколько тяжело было его переживать. Я налила в стакан щедрую дозу виски и, вернувшись, дала стакан ему в руки.

– Продолжай.

– Мы снова вернулись в сад, который нашли в первый раз. – Он помолчал. – Но она нашла другую дверь и вошла в нее.

Он встал, рука его дрогнула, и виски расплескалось через край и на пол, но ни один из нас не попытался его вытереть. Сердито шагая, он подошел к окну. За окном было уже темно, ночь поглотила краски дня.

– Что она видела? – спросила я, но я уже знала.

– Джорджину.

Слово эхом раздалось в пустой комнате, мелькая, как призрак, среди мебели. Призрак остановился между мною и Мэтью.

Он отхлебнул из стакана, прежде чем продолжать.

– Я выслушал эту занимательную историю – ничем другим я не мог ее считать – о женщине, жившей здесь две сотни лет тому назад. Что мне показалось удивительным, так это то, что Адриенна рассказывала эту историю, как будто она была главным действующим лицом. И когда она пришла в себя, я позволил ей думать, что верю ей, когда она считала себя вновь родившейся Джорджиной Смит.

Он снова сел в кресло напротив меня, как будто ему тоже было легче думать, когда меня не было рядом.

– После этого она стала одержима историей моей семьи, собирая все сведения в своем портфеле, роясь в архивах в Саванне. И я подыгрывал ей, довольный тем, что это отвлекало ее от ее диагноза, занимало ее, приносило ей удовлетворение, которого не приносила ей работа.

Я попыталась улыбнуться.

– Значит, для тебя это был шок, когда я под гипнозом не вспомнила о сломанных в детстве ногах, а заговорила о Памеле и Джорджине.

Он встретился со мной взглядом, но не улыбнулся.

– Да, можно так сказать.

Неуверенно, как будто мой язык знал, что я на самом деле не хочу этого знать, я спросила:

– Она сказала тебе, как умерла Джорджина?

– Да. Она мне сказала, – ответил он, глядя на меня со вниманием. Он снова наклонился вперед, уперев локти в колени. – Она сказала мне, что Джорджина послала сестру к британцам, чтобы наказать ее за то, что та отняла у нее единственное, что Джорджина желала, но не могла иметь. Она, должно быть, верила, что сможет убедить Джефф-ри в том, что жена покинула его и что даже если Памела вернется, он не примет ее обратно.

Я закрыла глаза. Джеффри.

– Но она была больна, я думаю, туберкулезом. Она, должно быть, знала, что умирает. Что у нее не было шансов остаться с Джеффри, даже и без Памелы.

– Я не могу поверить, что говорю об этом как о чем-то бывшем в реальности. Этого не может быть. В этом нет смысла.

– Я не прошу тебя этому верить, Мэтью. Только слушай без предубеждений. Только верь в меня.

Он кивнул и продолжал историю Адриенны.

– Джорджина до конца надеялась, что у британского доктора найдется для нее лекарство. Но она также верила, что он слишком озабочен Памелой, ставя интересы Памелы выше, чем интересы ее, Джорджины. Это приводило ее в бешенство. Она считала, что всегда была на втором месте для всех, кроме своей матери. А ее мать умерла, когда за ней ухаживала Памела. И это еще усилило ее растущее чувство несправедливости со стороны других по отношению к ней.

Я вспомнила разговор с Тиш о второй могиле, найденной рядом с могилой Томаса, и как все уверены, что останки там – женские.

– Джорджина умерла в тот же день?

– Судя по рассказу Адриенны, да. – Он тяжело вздохнул, как будто освобождаясь от годами хранившихся тайн. – Я не хотел говорить тебе об этом, считая, что все это продукт воображения Адриенны. Даже когда ты заговорила о Памеле и Томасе Энлоу и о рисунке дома, каким Адриенна видела его глазами Джорджины. Я не хотел, чтобы история Адриенны стала пророчеством.

– А теперь?

– Я все еще не уверен.

Какое-то время мы оба молчали.

– Что случилось с Джорджиной? – спросила я наконец.

– Она назначила Томасу встречу на плантации Смитов, будто Памела будет ждать его там. После того как Джорджина убедилась, что Памела поскакала на побережье, она вернулась домой и застала там Томаса. Когда он узнал, что Памелы нет в доме, он не поддался на уговоры Джорджины подождать и собрался уезжать.

Мэтью снова умолк. С непроницаемым лицом он вспоминал.

– Джорджина не продумала свой план как следует. Иначе она бы сообразила, что ей не удастся задержать доктора, поскольку британцы уходили, и он должен был уйти с ними. Или что у Джеффри могло бы хватить сил встать с постели и отправиться на поиски Памелы. Может быть, ее болезнь оказала воздействие на ее мыслительные способности, а может быть, гнев на сестру зрел в ней так долго, что она не была способна мыслить ясно. Но какова бы ни была причина, она оказалась в отчаянном положении.

– И с оружием, – напомнила я, ощущая тяжесть пистолета в своем кармане и холод металла, когда Памела передавала его Джорджине.

– Да, – кивнул Мэтью. – Остальное Адриенна не могла воспроизвести отчетливо, но если ты веришь, что она говорила о последних минутах жизни Джорджины, этого можно было ожидать.

Мы просто смотрели друг на друга. Его слова, как пули, ранили меня.

– Мне хочется верить, что то, что случилось дальше, был несчастный случай. Но если мы верим в историю Адриенны, нам остается только недоумевать, как Джорджина намеревалась объяснить присутствие Томаса на Сент-Саймонсе после ухода британцев и исчезновение Памелы, если только у нее не было плана отправить его на Камберленд одного. В любом случае Джорджина хотела лишь держать доктора под прицелом, пока не поняла, что ему уже слишком поздно бежать догонять Памелу. Адриенна говорила, что Джорджина направила на него пистолет, но тут за ее спиной раздался крик. После чего она испытала страшную боль в голове, прежде чем услышала выстрел. А потом она уже больше ничего не помнила.