Сын Сталина Орлов Борис

9

История – как мясной паштет: лучше не вглядываться, как его приготовляют.

Олдос Хаксли

Недавно одна из московских радиостанций обратилась на нескольких языках с вопросами к радиослушателям всех стран. В ответ пришли несколько тысяч писем, оклеенных марками всех цветов и фасонов, пестрящих названиями больших и малых городов, мировых столиц и деревенских захолустий. Нам пишут юноши и старики, врачи, слесаря, мелкие торговцы, домашние хозяйки, англичане, испанцы, чехи, датчане, французы; пишут от руки и на машинке, добровольно и бескорыстно, движимые одним стремлением и целью – высказать свои мысли, выразить чувства, откликнуться на далёкие голоса эфира, задавшие простые и жгучие вопросы.

Вопрос «Какова сейчас очередная задача СССР?» опять вызвал живые отклики, заботливые, предупреждающие дружеские голоса:

«Самая важная задача для СССР – продолжать свои хорошие дела до тех пор, пока по богатству, счастью и довольству жители страны не затмят все другие страны». (Металлист. Лидс. Англия)

«Что бы вы ни делали – держитесь подальше от войны, хотя бы до тех пор, пока страна не окрепнет окончательно, а потом придите и помогите рабочим нашего острова». (Рабочий, член лейбористской партии, Беркли, Англия)

«Создать мощный воздушный флот и сильную армию для защиты отечества рабочих против всяких захватчиков». «Создание легкой промышленности». «Изжить бюрократизм». «Беспощадно и неутомимо бороться против всех белогвардейцев и контрреволюционеров, ещё уцелевших в Советском Союзе». «Продолжать, как начали, чтобы все рабочие в СССР были ударниками, чтобы все планы выполнялись на 100 процентов, чтобы все учились».

Через багровую пелену завтрашних войн и революций люди смотрят в будущее. Что будет через двадцать лет? Два крестьянина из Испании отвечают: «Выше нашего понимания сказать, каким будет тогда человечество. Но мы считаем, что к этому времени капитализм будет уничтожен».

М. Горький, Мих. Кольцов. «Тысячи писем». «Правда», 1 мая 1935 года.

Адмирал Синклер не имел привычки кричать на подчинённых. Просто не видел в этом необходимости. Но, несмотря на это обстоятельство, сотрудники MI6 боялись Хью Синклера больше, чем отставки, ибо адмирал славился способностью доставать своих противников даже на пенсии и в самых укромных уголках планеты.

– И как я должен это понимать, Питер? – адмирал взял в руки пачку машинописных листов и склонился, чтобы прочитать собственные пометки на полях. – Отмечено появление Александра Белова-Сталина, с которым ваши люди связывают это восстание в Пешаваре? – Он снова перебрал листы документов – О! Один из ваших информаторов, которых, наверное, стоит называть «дезинформаторы», заявляет, что сын Сталина принимал непосредственное участие в штурме крепости Баг и лично убивал солдат и офицеров гарнизона. Да, его же обвиняют в похищении майора Стенли! – Хью поднял взгляд на подчинённого. – Сколько там ему лет, согласно вашей же справке? Пятнадцать? Да меня палата лордов в перьях вываляет за такой вот сюжет!

– Это ещё не всё, сэр, – полковник Сандерс кивнул. – Совершенно точные сведения, что Белов-Сталин в совершенстве владеет не только русским и немецким, что в общем естественно. Он, кроме того, свободно разговаривает на высоком дари и сносно на пашто. Так что ему не нужны были переводчики. Плюс к этому отлично ориентируется в быте и нравах среднеазиатских народов, свободно ходит по базару и торгуется, выбивая себе немалые скидки. Ещё хочу добавить, что он, судя по всему, просто патологически ненавидит всё британское и неоднократно в разговорах называл членов королевской семьи воровской семейкой.

– Вот это для наших лордов точно лишняя информация, – проворчал адмирал. – Но как, скажите, мне оправдываться за провал нашей миссии в Афганистане? Никто из комиссии не даст и ломаного пенса за версию, что десяток тысяч винтовок мог так резко изменить баланс сил.

– Горы, сэр, – полковник Сандерс вздохнул. – Кроме того, у дикарей теперь не «Ли-Энфильд», а маузеры, мосинские и манлихеровские винтовки, которые бьют дальше и точнее. Ну и, кроме того, пулемёты, гранаты, миномёты, горные орудия, автоматические пушки и даже самолёты… Это всё есть в отчёте.

– А чего нет? – адмирал, прекрасно разбиравшийся в нюансах внутреннего этикета, заинтересованно вскинул голову.

– Полк наших горных стрелков, вышедший на помощь крепости Баг, был уничтожен полностью и до последнего человека. Следопыты, работавшие в этом районе, отметили, что тела в целом были слабо повреждены, и причиной их смерти не были осколки или фугасное действие взрывчатки. Так же было замечено, что склоны гор были просто усеяны трупами животных, видимо, попавших в зону действия этого оружия русских.

– Это серьёзно, Питер, – Хью Синклер задумчиво побарабанил пальцами по столу и повторил: – Это серьёзно. Сделайте-ка отдельную справку об этом инциденте и обязательно приложите заключения наших экспертов. Хочу иметь лишний козырь. У вас что-то ещё?

– Да, сэр, – полковник кивнул и поставил на стол перед начальством обычный внешне патрон 7.62х54R.

– А этим-то что не так? – адмирал взял в руки обычный «русский» патрон с закраиной.

– Только то, что он из стали, сэр, – спокойно пояснил Сандерс. – Можно сказать, ни грамма цветных металлов, за исключением тонкого медного покрытия пули и гильзы. Всё остальное – самая дешёвая сталь.

– Но в Германии, насколько я знаю, уже делают такие. Или нет?

– Делают, но немного, и стоят они лишь чуть дешевле латунных. А здесь – два миллиона таких вот патронов было передано в дар местным племенам. То есть русским было выгоднее переработать старые патроны на металл, чем отдавать пусть и устаревшие боеприпасы, но выполненные из цветных металлов. Это значит, русские смогут лавинообразно нарастить количество автоматического оружия в войсках без особого ущерба для бюджета, так как пороховая промышленность у них и так на высоте.

– Так… – думал адмирал долго, но через минуту взгляд его из рассеянного, как бы смотрящего в пустоту, стал острым, словно клинок. – А что ещё известно об этом выкормыше?

– Наши эксперты утверждают, что уровень его подготовки необычайно высок. И это, скорее всего, не их так называемая «Ленинская Техническая школа», а что-то другое. Именно с ним связывают неудачу похищения детей Сталина в тридцать четвёртом и арест Генриха Ягоды. Тогда мы не придали этому значения, но сейчас всё выстраивается в стройную систему. По всей видимости, он проходил подготовку по экспериментальной методике где-то в секретной школе, а после её окончания Сталин вернул его в семью, видимо, надеясь сделать преемником.

– Подходы были? – чуть раздражённо спросил Синклер.

– Пока лишь разрабатываем варианты, – несколько виновато пояснил начальник отдела. – Сейчас работа у большевиков осложнилась на порядок. Они как-то вышли даже на «спящую» агентуру. И нашу, и… – в воздухе повисло несказанное, но адмирал прекрасно понял, кто имелся в виду.

– Так. Справку по этому юному головорезу мне на стол – срочно. Можете отставить все дела. Приоритет по этой операции – высший. Узнаю, что делитесь хоть с господом богом, сгною в самой глубокой дыре империи.

– Ясно, сэр.

Японский пароход относительно быстро доставил Александра из Сайгона в Гонконг, где он три дня дожидался попутного советского транспорта. Капитан сухогруза «Коммунар» спокойно воспринял шелковое удостоверение Сашки, разрешил ему взойти на борт и даже поселил в отдельной каюте. Потом Белов всю дорогу отсыпался и сошёл во Владивостоке уже в относительном порядке.

Владивосток образца 1935 года был, конечно, не похож на тот, который он помнил, но суета портового города никуда не делась.

Доехав вместе с багажом до областного управления внутренних дел, сразу же попросился на приём к начальнику, и, предъявив всё то же полевое удостоверение, был сразу же накормлен, напоен до изумления горячим чаем, а через два часа его вместе со всем скарбом повезли, как думал Александр, на самолёт.

Думал, но ошибался, так как серебристые спины огромных дирижаблей было видно ещё издалека.

– Так это что, я на дирижабле полечу? – он оглянулся на сопровождающего в кожанке и такой же кожаной фуражке.

– Так не летают самолёты от нас, дорогой товарищ, – усмехнулся капитан и тронул водителя за плечо: – Давай правь сразу к башне. – Когда машина подъехала к диспетчерской, он вышел, поправил фуражку и обернулся к Сашке: – Ты посиди пока. Я распоряжусь, и сразу поднимешься на борт.

Пока провожатый ходил договариваться, Саша всё же вышел полюбоваться небесными китами. Судя по виду оболочки, она была жесткой, а под вытянутым пузырём располагалась грузовая гондола. В некоторых случаях она была совсем небольшой – метров пять в длину и три в ширину, но в одном конкретном случае – почти двадцать метров на шесть. Дирижабль нёс гордое имя «Сталинская Стрела», написанное крупными красными буквами вдоль всего баллона, и был подтянут к платформе, с которой шла посадка пассажиров и погрузка багажа. А над платформой на небольшой табличке значилось «Владивосток – Москва».

– Всё, договорился… – сзади подскочил капитан и весело кивнул: – Капитан из наших, из дальневосточников, примет тебя в отдельную каюту.

– Да может…

– Не может! – спокойно отрезал капитан. – Ты что, думаешь, мы тут совсем без понятия? Да от тебя кровью и порохом несёт за километр. Всё зверьё разбежится. Что ты там за линией ворочал, не моё дело, но уж отправить тебя первым классом…

Он помог донести баулы до гондолы дирижабля и даже внёс их на борт.

Каюта действительно оказалась одноместной, хотя и совсем маленькой, вроде железнодорожного купе.

Тепло распрощавшись с капитаном, Александр распихал свои вещи по багажным ящикам, оставив лишь сумку с личными вещами, и решил пройтись по кораблю.

Временное удостоверение, выданное в управлении, он положил в нагрудный карман, а отпечатанное на шёлке спрятал за подкладку кителя. Вообще, немецкий китель старого образца, перешитый на него в Гонконге, оказался довольно удобным, и Александр уже неплохо освоился и даже привык к нему. Единственное, что его напрягало в одежде подобного типа, это невозможность пользоваться кобурой скрытого ношения.

Пассажиры уже осваивались и так же, как и Александр, выходили на обзорную палубу, находившуюся в передней части гондолы. Они махали провожающим или наблюдали за работой причальной команды.

«Стрела» была совсем новым кораблём, едва налетавшим обязательные заводские сто часов и успевшим выполнить три рейса Москва-Владивосток-Москва.

В дороге предстояло провести четверо суток, с учётом остановки для дозаправки и технического контроля.

Дирижабли в СССР массово строились на двух заводах и уже изменили структуру грузовых перевозок. Почта даже в отдалённые райцентры теперь доставлялась по воздуху, а в некоторых появились аэродромы с воздушными причалами, причем строили их исключительно за счёт местных средств. Люди были кровно заинтересованы в том, чтобы к ним тоже проложили воздушную трассу. Затем новый аэродром регистрировали, и после технического полёта маршрут включали в расписание. Так летали в основном почтовые «двухтонки» и пассажирско-грузовые «пятитонники».

Для полётов между областными центрами использовались уже совсем другие машины. С полезной нагрузкой в пятнадцать или двадцать тонн и огромной по сравнению с салонами самолётов гондолой. Брал такой исполин целых сто пассажиров, десять человек экипажа и попутный груз, или принимал на борт максимальные сто пятьдесят пассажиров, но на относительно короткие дистанции.

Мягко оторвавшись от земли, дирижабль поднялся в небо и взял курс на запад.

Впервые путешествуя на дирижабле, Александр, устроившись в кресле на обзорной палубе, наслаждался роскошными видами и комфортом полёта.

В прошлой жизни он часто летал, и не только пассажирскими, но и военно-транспортными бортами, вертолётами и даже пару раз в двухместном истребителе. Но такого ощущения полёта не испытывал никогда. Именно к дирижаблю было как нельзя кстати применимо слово «воздухоплавание».

Стройная красотка в голубом шёлковом платье и белом пиджаке, летевшая дирижаблем уже не в первый раз, предполагала скрасить дни полёта легким флиртом и восхищёнными взглядами очередного поклонника, и для этого уже с самой посадки внимательно осматривала пассажиров в поисках жертвы.

Высокого и широкоплечего молодого человека Елена Тарханова заметила, ещё когда тот поднимался на борт в сопровождении человека в кожанке – явного сотрудника НКВД в немалом звании, что следовало не только из почти новой куртки и щегольских хромовых сапог, но и длинноствольного пистолета ТАКТ[353] в поясной кобуре, который выдавался лишь особенно метким стрелкам и командному составу.

Сам же молодой человек, одетый в немецкий офицерский китель без знаков различия и легкие шёлковые брюки тёмно-зелёного цвета, устроившись в кресле, наслаждался видами из окон, доходивших до пола, и, попивая чай, листал какую-то книгу в зелёном потёртом переплёте.

Подкравшись, словно кошка, Елена попыталась заглянуть в книгу, но была остановлена спокойным и чуть глуховатым голосом:

– Это «Тридцать шесть стратагем» – искусство тактики и стратегии. Авторство история не сохранила.

– У вас глаза на затылке? – Елена, улыбнувшись, пододвинула ещё одно раскладное кресло и присела на самый краешек.

– У вас довольно оригинальный запах. Зелёный чай, амбра и что-то вроде розового масла, – он улыбнулся в ответ и чуть приподнялся, выпрямляясь в кресле.

– Зимняя роза. Из Италии привезли, – чуть смутившись, произнесла Елена и посмотрела на страницы с убористыми иероглифами. – А вы по-китайски читаете?

– Да вот, – Александр пожал плечами. – Как-то нужно язык подтягивать. А то подзабыл уже слегка.

– Подзабыл? – девушка рассмеялась приятным серебряным смехом. – Когда же вы его учили?

– Достаточно давно, – мягко произнёс Саша. – Но прошу меня простить, я не представился. Александр… Белов, – он чуть было не сказал Сталин, но вовремя «ухватил себя за язык». – А вас как звать-величать, очаровательная незнакомка?

– Лена Тарханова, – девушка чуть сжалась. Она надеялась на лёгкий, ни к чему не обязывающий флирт, но, столкнувшись с пронизывающим взглядом льдисто-синих глаз, вдруг поняла, что ещё неизвестно, кто кого подцепит.

– Летите по делам? – Александр нашёл глазами стюарда, и тот мгновенно подскочил с вопросом в глазах. – Пожалуйста, зелёный чай, две чашки и пару шоколадок.

– Сей момент.

Когда стюард испарился, Елена рассмеялась:

– Как у вас это получается? Я, бывает, в ресторане по полчаса жду, пока ко мне подойдут.

– Всё просто, – Александр закрыл книгу, бросив мельком взгляд на номер страницы. – Общаться нужно спокойно, уверенно и без малейших признаков барских замашек. Каждый делает своё дело, и унижать других людей нужно лишь в случае необходимости.

– Это какой же?

– Провокация на агрессию, создание у человека определённого образа, ну и для того, чтобы морально сломать.

– Как у вас всё по полочкам…

Александр рассмеялся:

– Ну, представьте себе кладовку у хорошей хозяйки. Соленья отдельно, варенья отдельно. Старые документы наверху, а мужнино ружьё вообще под тулупом в углу, чтобы спьяну не потянулся. С какого-то момента накопленные знания нужно раскладывать по полочкам, иначе будет не библиотека, не склад, а чердак, забитый разным хламом.

– И много у вас… на складе?

– Много – мало… – Александр улыбнулся. – Мир всё равно огромен настолько, что ни за одну, ни за три жизни не познать и не понять. Но порядка это не отменяет, иначе даже этой малой крохой не воспользоваться вовремя. Вы, кстати, так и не ответили на вопрос.

– Разве? – Елена повела плечом. – Летала на Дальний Восток в командировку от МГУ.

– И чем же заинтересовался университет?

– Наш факультет? Системами управления…

– Управления движением кораблей или управления огнём? – и, ориентируясь лишь на движение глаз, добавил: – Сделали-таки стержневые лампы?

– И вас не смущает, что тема считается совершенно секретной?

– Ну, спокойно, товарищ, – Александр улыбнулся. – По долгу службы я работаю с документами довольно высокого уровня допуска, и в том числе читаю все отчёты лаборатории товарища Векшинского[354]. Вы же у него работаете? Тема «Импульс», если мне память не изменяет, – и, увидев, что девушка постепенно приходит в состояние тихой паники, со смехом поднял руки. – Всё-всё. Умолкаю, а то, боюсь, вы сейчас меня на месте расстреляете.

Чуть позже за обедом они разговаривали обо всём, и Елена была искренне удивлена тем, что общаться с этим странным молодым человеком оказалось так легко и приятно. По обоюдному согласию темы, связанные с работой, не поднимали, но им вполне хватало других. Они обсуждали поэзию, литературу, живопись и, несмотря на различие во взглядах, вполне находили общий язык.

Александр тоже отдыхал душой в компании красивой и умной девушки, неспешно летя над страной на высоте пятисот метров.

Временами Александр чувствовал давление со стороны Елены, но буквально неделю назад, ещё в Сингапуре, он посетил салон Мадам Шу, и за две золотые рупии девицы отработали словно в последний раз, выжав его досуха. Так что стрелы, которые метала Елена в расчёте на более интенсивное ухаживание со стороны Саши, вязли в его медитативном спокойствии. Она даже заходила к нему в купе за каким-то пустяком, уже когда все пассажиры легли спать, но Александр, как раз затеявший перепаковку багажа, со всей возможной вежливостью выставил её наружу. К тому, что девушка будет рассматривать кучу оружия, россыпь золотых монет и пачку посольских документов с пометкой «Top Secret», он был морально не готов.

К Москве подлетали в ясную солнечную погоду, и город было видно словно на ладони. Можно было разглядеть даже автомобили и взмывающие в небо серебристые стаи голубей.

Чуть холодновато попрощавшись, Елена канула за дверями аэровокзала, а Сашка, бросив баулы в такси, решил пройтись до киоска, чтобы купить свежие газеты.

Худого, высокого гражданина, стоявшего возле Союзпечати, он срисовал сразу, но не сразу понял, почему вдруг заныло где-то внутри, словно включили сирену. Доверяя своим чувствам, Александр рассчитался с киоскёршей и остановился рядом, внимательно изучая гражданина поверх газетного разворота.

Высокий, в чуть мятом пиджаке и плохо чищенных сапогах, небритый и вообще какой-то неухоженный, мужчина зыркал взглядом по площади, чего-то или кого-то ожидая. У его ног стоял толстый портфель, который тот временами проверял, чуть тронув носком сапога.

Когда на площадь стали выходить пионеры, а мужчина напрягся и взял портфель в руки, Александр уже не сомневался, что с мужчиной что-то не так, и, выронив газету на асфальт, шагнул ближе:

– Гражданин, прошу предъявить документы.

Глаза у мужчины забегали, словно тараканы на кухне, и, вместо логичного «А вы кто такой?», он потянулся правой рукой к замку портфеля.

Два коротких удара, и длинный с закатившимися глазами упал на асфальт, а Саша, громко свистнув, привлёк внимание парочки милиционеров.

– Этого связать. Площадь очистить. В портфеле, возможно, бомба.

Соображал милиционер быстро. Зазвучала трель свистка, и к нему тут же подбежали ещё три патруля.

– Тебе помощь нужна? – самый пожилой из сотрудников НКВД осторожно коснулся плеча Сашки.

– А есть сапёры? Ну, тогда нет. Лучше укройтесь от осколков, – ответил Александр.

Когда площадь обезлюдела, он, взрезав клапан портфеля длинным тонким и острым словно скальпель стилетом, отогнул кожаный верх и заглянул внутрь.

– Килограммов пять, не меньше, – произнёс он вслух, разглядывая цепь взрывателя, подсоединённого к кнопке, спрятанной возле замка портфеля.

Осторожно вытащив детонаторы из взрывчатки, увязанной в плотный кирпич, отсоединил батарею и окончательно разрядил мину.

В отделении милиции аэропорта уже было не протолкнуться от набежавших сотрудников НКВД. Несостоявшегося террориста уже допрашивали, и стоило Сашке войти, как тот вскочил, словно подброшенный пружиной, и с визгом: «Москаляка клятый!» попытался вцепиться ему в лицо.

– Как. Же. Вы. Мне. Во. Всех. Временах. Надоели. Твари. Свидомые, – с расстановкой ответил Александр, сопровождая каждое слово очень болезненным ударом.

В конце экзекуции борец за самостийность только повизгивал, но упал лишь с последним ударом.

– Тащите его в сортир. Сейчас обоссытся, – Александр поднял взгляд на вовсе не шокированного следователя. – Что, самому хотелось?

– У нас с этим сейчас строго, – майор Герасимов вздохнул и кивнул вошедшим конвоирам: – Тащите в туалет, пусть отольёт. Сам-то откуда?

Александр вытянул из подкладки полевое удостоверение и растянул его на столе.

– Из командировки? Понятно, – майор поднял трубку и, набрав номер, дунул в мембрану. – Алло, учётный, говорит майор Герасимов из Авиастроительного. Проверьте спецудостоверение номер двадцать восемь три на имя товарища Иванова. Жду, – он побарабанил пальцами, глядя в потолок, и через пять минут, выслушав ответ, положил трубку и, сложив кусок ткани, подал его Александру: – Просили напомнить, что нужно сдать и получить постоянное.

Уже давно уехал этот странный сотрудник госбезопасности, а следователь всё сидел, задумчиво глядя в окно. Задержанный Парасюк всё-таки не донёс до сортира свой большой внутренний мир и обделался в коридоре в двух шагах у цели. Теперь его отмывали с помощью пожарного брандспойта, а бывшие при нём вещи внимательно осматривала бригада из ГУГБ-НКВД.

– Привет! – коллега-смежник – следователь из госбезопасности капитан Хватов – вошёл в кабинет быстрым шагом. – Чего думаешь?

– А чего тут думать? – майор пожал широкими, словно скамейка, плечами. – Готовили они что-то на Украине, вот и взбесились, когда их планы рухнули. Теперь ещё лет десять будем выдёргивать корешки.

– Да я про этого Иванова. Знаешь, откуда он прилетел? С Владивостока. А туда прибыл нашим пароходом из Сингапура.

– Меня другое позабавило, – вопреки словам, лицо у майора было вполне серьёзным. – Знаешь, что он сказал, когда выписывал лещей этому Парасюку-пасюку? Сказал: «Как вы мне во всех временах надоели». Интересно, где и когда ему успели надоесть украинские националисты?

– Ну, так… Сам знаешь. Как у кого в деревне говно из сортира полезло, нюхает вся деревня. А тут такое говно, что, пожалуй, не то что на всю страну, на всю планету вонять будет.

10

Обидеть ребёнка может каждый. Не каждый сможет после этого выжить.

Макаренко А. Из неопубликованного

Подлая вылазка украинских националистов провалилась!

Сотрудник ГУГБ тов. Иванов выследил и обезвредил националиста Парасюка, который собирался взорвать бомбу в момент построения пионеров, возвращавшихся из «Артека». Смелые и профессиональные действия тов. Иванова предотвратили беду и отвели смерть ста десяти детей Советской страны.

Наша газета следит за развитием событий и будет информировать читателей о судьбе героя.

Слава органам государственной безопасности – верным солдатам революции и правопорядка!

Газета «Правда», 28 августа 1935 года

В кабинет наркома Ворошилова Будённый вошел, чётко печатая шаг и звеня серебряным рублём в ножнах шашки.

Знавший соратника уже поболее пятнадцати лет, Ворошилов лишь кинул взгляд и сразу понял, что старый друг пришёл ругаться. Об этом говорили и начищенные ордена, и даже краснознамённый маузер, висевший на боку, в деревянной, но аккуратно вычищенной кобуре.

– Садись, – он кивнул Семену Михайловичу на стул, а сам поднял трубку связи с адъютантом.

– Володя, чаю и… да. Быстро, – потом положил трубу на рычаг и перевёл взгляд на Будённого. – Что случилось, Семён?

Тот помолчал и, тиская оголовье шашки правой рукой, левой крутанул чуть повисший кончик длинного уса.

– Климка! Ты Санька Сталина знаешь? – и, увидев замешательство на лице Климента Ефремовича, соблаговолил пояснить сварливым тоном: – Ну, Кобин приемный, который Белов-Сталин?

– Ну как же, как же… Серьёзный такой хлопчик, – Ворошилов приятно улыбнулся, и в его лице проступило что-то эдакое… Наверное, с таким выражением лица собака размышляет о своем любимом хозяине. – Да, ведь я и рапорт твой читал… – Выражение лица стало ещё слаще и мечтательнее, – просто роман какой-то. «Платон Кречет – знаменитый разбойник»… – ещё одна приятная улыбка. – Парень у товарища Сталина – молодец! Первой стати молодец. Как там в старое время говаривали? Гвардеец! И в крепости, и на перевале… Первой статьи гвардеец!

– Первой статьи… – Будённый, наконец, разжал руку и переместил её с рукояти на столешницу, нависая над наркомом. – Один – понимаешь?! – Один вырезал всю крепость. А там же не сосунки какие. Гуркхи, сикхи, бриты, мать их в перехлёст тройным протягом! Воюют совсем не первый год, всякого навидались, – казачий кулак со свистом распорол воздух и с силой врезался в стол, крытый тонким зелёным сукном. – Ён же их – словно волк в овчарне! Да даже не волк! Хорь на курятнике! Бебекнуть же никто не успел, знашь-понимашь! А в лаве?! Ён же в лаве, как энтот, – Буденный замялся, подбирая нужное словечко. – Чисто как пропеллер! Тока красным по сторонам и брызгало.

– Да-а… Геройский парень… – Ворошилов снова мечтательно улыбнулся, заглянул в пачку «Казбека» и, смяв пустую картонку, потянулся в стол за новой.

– Ты погодь-ка курить, курец! Я тебе что толкую?! Я ж с его рубки не удивился. Я ж охренел! Начисто! Он же при мне одного, – Семен Михайлович со свистом втянул воздух, – ажно с седлом раскроил! И это ж – пацан! Пятнадцать годков всего!

Он снова грохнул кулаком по столу и зашагал по кабинету:

– А потом в Индии, это же он там всё устроил. И мы теперь, вместо того чтобы в Туркестане с бабаями-басмачами в кровь биться, как зрители на театре сидим да любуемся, как милых дружков-англичан в капусту рубят.

Ворошилов, наконец, нащупал папиросы в ящике и вопросительно посмотрел на Семёна Михайловича. Чего неуёмному красному кавалеристу «братишке-Будённому» надо-то? Что, полк, что ли, товарищу Белову-Сталину под команду дать? Так не проблема.

– А знаешь, чем его наградили за все это? – грозно рыкнул Буденный. – Чем почтили парня геройского?

– Ну уж, думаю, «Ленина»-то дали, – промурлыкал Ворошилов, примериваясь прорезать ногтем бандерольку на коробке «Казбека». – Или что, оружием революционным? Как тебя?

– Мине-тибе, – передразнил Семен Михайлович совсем уже зло. – Накось-выкуси! Медальку ему «За отвагу» от всех щедрот сунули. «На и отвяжись»[355]! А я тебе так скажу, Климка: коли за такое только медальку и дают, мне мои ордена носить невместно! Я и половины того, что Санька Сталин, не совершил!

С противным хрустом пачка папирос треснула по диагонали, и мелкий табак, просыпающийся словно песок сквозь сжатые пальцы, потёк на зеленое сукно стола.

– И… И… – просипел Ворошилов, враз потеряв голос. – И что ты?.. Что?..

Полностью произнести: «И что ты собираешься делать?» у Климента Ефремовича не получалось потому, что он слишком хорошо представлял себе, ЧТО может сделать неукротимый донской казак в подобной ситуации. Но Буденный понял его и зло отрубил:

– Сейчас к Кобе поеду да все свои награды ему на стол и брошу! – и рявкнул в заключение: – С одними «егориями» ходить стану!

Ворошилов крупно вздрогнул. Чего-то подобного он и ожидал. Но отпускать одного Семёна Михайловича в таком настроении к Сталину было бы просто глупо. Да и не безопасно.

– Я с тобой, Семён! – Ворошилов вскочил, метнулся к вешалке, где на стойке стояла шашка. Прицепил её к портупее, быстро надел фуражку и бросился вперед, чуть не сбив с ног адъютанта, открывавшего двери кабинета, чтобы пропустить подавальщицу с подносом, на котором парил свежезаваренный чайник и стояла бутылка коньяка.

– Машину, быстро! – прошипел Ворошилов, и вопреки всем законам природы адъютант мгновенно испарился, прихватив с собой подавальщицу вместе с подносом.

Будённый широко шагал по коридорам наркомата, и словно шквал нёсся перед ним: захлопывались приоткрывавшиеся двери, встречные командиры и сотрудники старались исчезнуть с дороги, сворачивая в первые попавшиеся отделы, а двое полноватых снабженцев и вовсе спрятались за портьеру, словно бы увлечённые тем, что увидели в окне. Рядом с ним торопился Ворошилов, стараясь забежать вперёд и заглянуть старому другу в глаза.

– Семён, только не кричи и не ругайся. Семён, держи себя в руках, – приговаривал он. И тут же, увидев свой автомобиль, заорал на водителя: – Что копаешься?! Живо в Кремль!

Шофер, видя состояние начальства, которое сейчас, пожалуй, и шашкой может рубануть, рванул с места и погнал тяжёлый автомобиль по улицам Москвы.

Из кабинета Сталина как раз выходила группа штатских, когда в приёмную буквально влетел Будённый. В его кильватере мчался Ворошилов.

– Хозяин на месте? – рыкнул Семен Михайлович.

– Да, но у него совещание через четверть часа, – сообщил Поскрёбышев бесцветным голосом.

Его не слишком-то удивил вид грозного военачальника – и не такое видывал.

– Доложите, пожалуйста, – попросил убитым голосом Ворошилов. И прибавил: – Мы недолго…

Сталин стоял возле своего стола и с любопытством смотрел на визитеров.

– Товарищ Сталин… – начал Ворошилов, но Будённый перебил его и рявкнул с места в карьер: – Коба, ты чего творишь?!

Если Сталин и удивился такому началу, то вида не подал:

– Ты, Семен Михайлович, сядь и поясни, чего не так?

Ворошилов увидел, что старый друг уже открывает рот для гневной отповеди, и понял: если сейчас не вмешаться, то потом будет поздно. И плохо…

Он приосанился и, отодвинув Буденного в сторону, шагнул вперёд:

– Мы вот по какому вопросу, товарищ Сталин, – голос наркома звенел от напряжения, но в глаза Сталина он смотрел твёрдо. – У нас что, изменились статуты наград? Хорошо бы памятку какую или брошюрку там. А то у меня к «Звезде» представлено человек сто да к «Знамени» шестеро. А один, представляете, даже к «Герою». Один, понимаешь, в КаБээМке этой, удержал и погнал целый полк англичан. Ещё и два танка сжёг. Весь раненый, чуть не истёк там до врачей, а всё стрелял, пока эти… кровью не умылись, – он глубоко вздохнул, стараясь успокоить дыхание, и спросил: – Так что, теперь ему медаль «За отвагу», а остальным памятный подарок? Или, может, на Александре Сталине у нас закончилось золото? Если по-честному, то ему и за Гитлера с его кодлой нужно было «Героя» или «Ленина» давать.

Молчал Сталин долго. Он очень хорошо знал и Ворошилова, и Будённого, и видел, что оба не просто недовольны. Буденный по-настоящему в ярости, а Ворошилов – абсолютно преданный и испытывающий перед Вождем прямо-таки мистический ужас – счёл своим долгом вмешаться. Значит, тоже сильно не одобряет…

Несмотря на то что оба буквально прожигали его своими взглядами, Иосиф Виссарионович неторопливо набил и раскурил трубку, походил по кабинету. Остановившись на полушаге, вдруг повернулся в сторону Ворошилова и Будённого:

– А ви подумали, что могут сказать люди, увидев, как награждают сына товарища Сталина высшей наградой СССР? Пацана, даже не коммуниста? – у Сталина вдруг прорезался сильный грузинский акцент, как всегда, когда он сильно волновался.

– Как в Гражданскую, товарищ Сталин, так это нормально было, да? – не удержался Будённый. – Вот у меня сколько пацанов служило – никого не обидели. И никто слова поперёк не сказал. А теперь получается, что они все достойны, а сын товарища Сталина – нет? А немецкие товарищи, кстати, мне сообщили, что как только сделают свой высший орден, так сразу и вручат его товарищу Александру Сталину. И вот не смущает их, что и кто подумает.

– Нехорошо получается, товарищ Сталин, – подхватил тему Ворошилов, – что немецкие товарищи ценят гражданина Союза ССР больше, чем мы.

Буденный вдруг с хрустом и треском рванул с гимнастерки орден Красного Знамени и, вырвав его прямо с куском ткани, грохнул на стол:

– Коба, или у Саньки нормальная награда будет, или как бог свят – остальные прям сейчас сорву и носить их больше не буду!

– Как сговорились просто, – ворчливо произнёс Иосиф Виссарионович, садясь за стол. – Тут час назад Серго был, тоже орден ему требовал. Теперь все хорошие, один Сталин плохой, да.

– Да Саше все эти ордена вообще до гайки, – сказал Ворошилов. – Это нам нужно, понимаешь? Всем тем, кто воевал, тем, кто проливал кровь. Да даже детям нашим! Смотрят на Сашку и тянутся вверх. Твои вот когда последний раз двойку приносили?

– Да и не помню уже, – Сталин широко улыбнулся. Последний год Василий, Артём и Светлана радовали его стабильно высокими оценками, а о проделках в школе уже и не слышно вовсе. – Тут вчера поймал Василия за книжкой, а он Сервантеса читает. На испанском, понимаешь? Словарь, конечно, рядом лежит, но всё равно…

– Вот видишь, – Ворошилов кивнул. – А если мы его вот так как сейчас отставлять в сторону будем, что они-то подумают? А ведь дети-то поважнее всяких злопыхателей будут.

– Тут товарищ Ворошилов прав, – Сталин кивнул. – Дети – это важнее. Хорошо. Я снимаю свои возражения. Пишите представление, товарищ Будённый, и отправляйте. Посмотрим, что из этого получится.

– Уж плохого-то точно ничего, – довольный Семён Михайлович расправил усы и впервые с начала разговора улыбнулся.

Когда утихли охи и ахи от подарков и первой радости встречи, Василий как-то по-особенному посмотрел на Александра.

– А ты здорово изменился, – он вздохнул. – И раньше не был особо пушистым, а сейчас вообще словно чешуёй покрылся.

– Да не, – Сашка взмахнул рукой. – Это временно. Не остыл пока. Через пару дней в норму приду.

– Тяжело было? – Артём поднял взгляд, и Александр не увидел в нём даже тени зависти, а лишь глубокое сочувствие и понимание.

– Временами совсем, – Саша кивнул и посмотрел на счастливую мордашку Светланы, которая явно пребывала в лёгкой прострации, рассматривая индийские украшения и несколько платков из Кашмира. – Но очень выручило то, что я всегда помнил, что у меня есть дом и люди, которые меня ждут.

– Это хорошо, что ты об этом помнишь, – в комнату вошёл Сталин, едва заметно улыбаясь, а за его спиной стоял Власик в форме и рукой махал Сашке, показывая большой палец вверх.

– Дайде… – Александр встал и шагнул вперёд, и Сталин шагнул навстречу и обнял его за плечи.

– Как ты вырос… – Иосиф Виссарионович смотрел на Александра пытливым взглядом, отмечая новые жёсткие складки на лице и едва уловимый запах пороха, который, казалось, въелся под кожу приёмного сына. – Я тебя оторву от этой банды ненадолго.

– Да, я сейчас, – Сашка кивнул Василию. – Вась, разберись тут с остальным…

– Сделаю, – Василий кивнул и, придержав Артёма, который что-то хотел сказать, молча проводил взглядом приёмного брата.

Разговор со Сталиным затянулся. Он подробно расспрашивал Сашку обо всех подробностях его эпопеи, качая головой и временами нервно затягиваясь табаком.

– …Понимаешь, дайде, я же туда поехал разобраться. Ну не было у меня никакого плана. Ощущение только. Читаю газеты, слушаю людей, а у самого в голове крутится, что уж больно запашок умелой режиссуры во всём этом. И движуха эта не когда-нибудь, а очень вовремя, и вообще всё вокруг в тему и по делу. Ну и поехал. А как добрался до канцелярии короля и расспросил одного конторского…

– Убил? – отрывисто спросил Сталин.

– Зачем? – Сашка улыбнулся. – Напоил до изумления, так что он только на третий день очухался, да и не помнил ничего. А потом полез в кабинет вице-короля да почитал бумаги. Так и понял, что этого Ганди нужно валить. Валить и подставить англичан. Тогда у них весь пасьянс сломается. А если в Индии всё пойдёт прахом, то и в других местах нам полегче будет. Как минимум индийская армия в Туркестан не войдёт. Своих проблем будет выше гор.

– Я всё равно думаю, что рисковал ты чрезмерно, – Сталин вздохнул. – Невозможно решить проблемы нашей страны одним человеком.

– Ну так я кадры-то готовлю, – Саша улыбнулся. – Вон, Техническая школа почти вдвое расширила приём, да и алабинцы не подкачали. В год почти две тысячи человек по краткосрочным курсам и двести специалистов-инструкторов.

– Намекаешь, что мы недостаточно готовим себе смену? – усмехнулся Сталин.

– Намекаю, что сейчас началось формирование военных и промышленных кланов. Свои продвигают своих, но не по личным качествам, а по степени преданности группе. И началось это, к сожалению, не вчера.

– Меняешь тему? – Сталин хмыкнул. – Хорошо. И как ты видишь решение этой проблемы? Ведь даже те, кто выдвинулся без всякой поддержки и на личном таланте, могут быть поглощены такой группой.

– Аттестация и обратная связь, – произнёс Александр. – Регулярная аттестация ответработников по нескольким параметрам, и возможность каждого гражданина СССР пожаловаться на любого другого гражданина. И пересылать письма из Твери в Новгород, а из Ленинграда в Свердловск, для того чтобы на местах не могли ни отследить, ни принять меры к жалобщику. Конечно, будет много спекуляций, мелких жалоб, но даже такая система – лучше, чем ничего.

– А рабочий и партийный контроль?

– Рабочий ещё ничего, но его сфера – конкретное предприятие. А партийный замыкается на партработников конкретной местности и часто там же и закапывается. Вообще в идеале в каждом городе должен стоять почтовый ящик «Письмо Сталину», и чтобы оттуда почту вынимали фельдкурьеры. Потом центр обработки, и всё важное ложится секретарю на стол. Что-то он наверняка сможет решить сам, а для чего-то нужны оргвыводы сверху.

– Не доверяешь, стало быть, советской системе, товарищ Саша? – Сталин улыбнулся.

– Когда проводили чистку в партии, никто же не говорил, что мы не доверяем партии? – Александр пожал плечами. – Это просто обратный телефон. Снизу вверх. А чтобы связь лучше работала – через все низовые звенья.

– Возможно, – Сталин кивнул и посмотрел на приёмного сына. – А ты чем собираешься заняться?

– Дел вагон, дайде, – Сашка вздохнул. – Обязательно нужно съездить в Англию и пощипать там кое-кому перья. Во Франции тоже не всё нормально. Социалисты вроде сильны, но какие-то варёные, что ли? Тоже нужно трубы почистить. Ну и на сладкое – Соединённые Штаты. Там вот точно без ликвидаций не обойтись.