Мир английского футбола. Знаменитые клубы, легендарные игроки и драматичные сюжеты Калашников Иван

Глава 1

«Ньюкасл Юнайтед» и шахтерская закалка

Если въезжать в Ньюкасл с юга, справа от дороги вырастает гигантская фигура – то ли птица, то ли самолет, то ли супермен с 50-метровым размахом крыльев. Это «Ангел севера» (Angel of the North), работа выдающегося британского скульптора Энтони Гормли, памятник нескольким поколениям местных шахтеров, символ перехода из промышленной эпохи в информационную, а также оберег самого беспокойного, бедного, честного и гордого региона – Северо-Восточной Англии, а то и всего севера, если не обращать внимания на административные границы. Так-то северянами себя считают все, кто живет выше Мидлендс (неофициальное определение: они любят подливку к пирогам с мясом больше, чем сами пироги), но «Ангел севера» имеет особое значение именно для тех, кто родился в окрестностях Ньюкасла или прожил здесь достаточно долго.

Писатель Стюарт Макони, посвятивший несколько книг вопросам идентификации северной Англии через историю, музыку, футбол, пиво и пирожки, утверждал, что скульптура Гормли – важнейшее произведение современного искусства. Придите к нему в любой день, и то, что вы увидите, будет точнейшим портретом социума: например, фотограф, снимающий хихикающую невесту, сикхи в тюрбанах на семейном пикнике и несколько человек, гоняющих футбольный мяч. Когда «Ангел» выплывает из-за горизонта, каждый житель Тайнсайда, Дарема или Нортумберленда понимает, что он дома; это то же чувство, что испытывает бразилец, глядя на статую Христа, раскинувшую руки над Рио-де-Жанейро. Ничто так точно не описывает северо-восток, как ангел из ржавой стали, приземлившийся на угольный террикон.

Футбол в Ньюкасле немыслим без шахтеров. В исторических трудах о британской угольной промышленности неоднократно упоминается, что шахтеры, труд которых требовал серьезной физической подготовки, были сильны и хорошо сложены, так что после смены в забое могли еще и поиграть в футбол для удовольствия. Джордж Оруэлл описывал тела шахтеров с плохо скрываемым, практически античным эротизмом: «Сложно не завидовать строению шахтеров. Они как будто сделаны из железа. Оценить их в полной степени можно, только если вы увидите их голыми после работы в шахте: широкие плечи, стройная и упругая талия, небольшие ягодицы и мускулистые бедра, нигде нет и грамма лишней плоти». Неудивительно, что многие из них занимались спортом сами и приучали к нему детей, надеясь, что те получат другую, чуть менее изматывающую профессию.

В шахтерских городах и поселках выросло немало футболистов и тренеров. Севернее Ньюкасла, по ту сторону границы с Шотландией, родились легендарные Мэтт Басби (восемь трофеев с «Манчестер Юнайтед»), Билл Шенкли (шесть трофеев с «Ливерпулем») и Джок Стин (Кубок европейских чемпионов-1967 с «Селтиком»); все они не раз вспоминали, что обязаны своими успехами воспитанию и ценностям, принятым в шахтерских сообществах. Еще один легендарный тренер «Ливерпуля» Боб Пейсли, чей отец добывал уголь в графстве Дарем, говорил: «В те времена уголь был королем, а футбол – религией». Он также шутил, что если сборной Англии вдруг потребуется вингер, сборной Шотландии – инсайд, а сборной Уэльса – центральный полузащитник, то всех их можно будет без проблем найти в любой шахте около Ньюкасла.

Если сборной Англии вдруг потребуется вингер, сборной Шотландии – инсайд, а сборной Уэльса – центральный полузащитник, то всех их можно будет без проблем найти в любой шахте около Ньюкасла.

Одним из последних знаменитых игроков, пришедших в футбол прямо из забоя, был Джек Чарльтон, участник победного для сборной Англии финала ЧМ-1966. Вместе с ним в том матче играл его младший брат Бобби Чарльтон, а их отец Джон перед тем, как включить телевизор, отработал в шахте субботнюю дневную смену и только потом уселся смотреть, как сыновья становятся чемпионами мира. За этой игрой также следил Джеки Милберн, дядя Джека и Бобби; все они родились и выросли в городе Эшингтон, что в 25 километрах к северу от Ньюкасла. В отличие от братьев Чарльтон, ставших легендами «Лидса» и «Ман Юнайтед», Милберн выбрал «Ньюкасл» и провел там 14 лет, забивая важнейшие голы и помогая клубу провести самый успешный отрезок в своей послевоенной истории. С Милберном «Ньюкасл» выиграл три Кубка Англии (в 1951, 1952 и 1955 годах), а сам центрфорвард забил три гола в трех финалах.

Имя Джеки Милберна, наверное, сложно будет отыскать в мировой истории футбола, но в английской оно ассоциируется с «Ньюкаслом» так же прочно, как и имя Алана Ширера. Сложилось так, что у послевоенного «Юнайтед» никогда не было тренера, который бы преобразил клуб и заложил победные традиции, как Шенкли и Пейсли в «Ливерпуле» или Басби и Фергюсон в «МЮ». Не было и такого подбора игроков, чтобы регулярно претендовать на победу в чемпионате Англии (в последний раз «Ньюкасл» был чемпионом страны в 1927 году). Зато северо-восточный клуб всегда славился своими фанатами, и публика на «Сент-Джеймс Парк» особенно ценила Милберна не только за выигранные им кубки, но и за шахтерское происхождение. Милберн был из тех игроков, о которых болельщики говорят: «Он один из нас»; его даже прозвали Наш Джеки, причем это прозвище надо было произносить с характерным местным акцентом.

Милберн начал играть за «Ньюкасл» сразу после войны и в 1947 году стал лучшим бомбардиром второго дивизиона, обеспечив команде выход в первый, при этом продолжая работать электриком на угольном комбинате (правда, почти не спускаясь под землю). Он продолжал много забивать и в высшей лиге, хотя никогда не был лидером команды – многие отмечали его почти патологическую скромность, тихий голос и категорическое нежелание высказывать собственное мнение, если оно шло с чьим-то вразрез. Один из тренеров «Ньюкасла» как-то захотел перевести Милберна, отличавшегося резким рывком и могучим ударом, на позицию вингера, потому что для центрфорварда он слишком редко забивал головой. Милберн моментально с этим согласился, и только вмешательство помощников уберегло его от такого решения. В команде в любом случае не было нападающего лучше Милберна, и в 1951 году он подтвердил это в финале Кубка Англии на «Уэмбли», забив первый гол в ворота «Блэкпула» после скоростного прорыва, а второй – дальним ударом в девятку из-за линии штрафной.

Год спустя «Ньюкасл» снова выиграл Кубок Англии, но Милберн не забил. Зато в финале 1955-го, все-таки оставив позицию центрфорварда более мощному и высокому футболисту, Джеки играл правого инсайда и отличился уже на 45-й секунде, вколотив мяч в ворота после подачи с углового именно головой. Его стремительный гол оставался рекордно быстрым до 1997 года. Закончив играть в футбол, застенчивый и замкнутый Милберн начал было тренировать, но быстро потерял интерес к этому занятию и неожиданно выбрал профессию футбольного журналиста, чтобы продолжать ходить на матчи любимой команды. Его прощальный матч состоялся только в 1967 году, через пять лет после завершения карьеры, и на игру, к изумлению Милберна, пришли 45 тысяч человек. Ему поставили два памятника, в родном Эшингтоне и в Ньюкасле, назвали его именем трибуну «Сент-Джеймс Парк», а через год после похорон развеяли прах над полем стадиона.

За спиной «Ангела севера» начинается Гейтсхед – фольклорный город-спутник Ньюкасла, где родились практически все стереотипы о джорди, местных жителях, которые полощут зубы элем и придумывают новые английские слова, хотя все равно никто не понимает их кошмарную речь. Гейтсхед с Ньюкаслом связывают семь мостов, удивительные в своей несогласованности, но завораживающе выглядящие в перспективе. Один узкий, с железным узором каркаса, сквозь арки которого бежал великий Майкл Кейн в гангстерском боевике 70-х «Убрать Картера»; другой – низенький, с пабом посередине; третий – широкий, с автомагистралью. Когда мостов было пять, музыкант Кит Эмерсон по просьбе городской администрации сочинил о них целый альбом, обложка которого, с роршахоподобным отражением моста в реке, вошла в золотой фонд прогрессив-рока. А седьмой, первый в мире наклоняемый мост «Миллениум», похожий на гигантский капкан, пропускает корабли методом поворота на бок. Представить себе Ньюкасл и Гейтсхед без этих мостов невозможно.

В ноябре 1990 года мосты над рекой Тайн мелькали в клипе на песню «Fog on the Tyne», главную партию в которой исполнял родившийся в Гейтсхеде и начавший карьеру в «Ньюкасле» Пол Гаскойн, на тот момент вторая знаменитость Великобритании после принцессы Дианы. Одетый в образцово-показательный для 90-х спортивный костюм, Гаскойн нескладно читал какое-то подобие рэпа, улыбался во весь рот, имитировал знаменитый жест болельщиков сборной Англии (кулак сжат, правый локоть вверх, левый локоть вверх под кричалку «Let’s All Have a Disco») и получал искреннее удовольствие от происходящего – в отличие от музыкальных критиков, включивших «Туман над Тайном» в список «100 безусловно худших песен всех времен». «Он был таким всегда, наш Газза, – говорил мне бармен в пабе у стадиона „Сент-Джеймс Парк“, вспоминая старую привычку болельщиков „Ньюкасла“ приставлять притяжательное местоимение к фамилиям легенд клуба, от Милберна до Ширера. – Жил полной жизнью, никогда не упускал случая повеселиться. К сожалению, журналисты только делали на этом деньги и почти загнали его в могилу».

Я приехал в Ньюкасл в декабре 2011 года, когда на первых страницах местной прессы чередовались два печальных сюжета. Гэри Спид, бывший игрок «Ньюкасла» и тренер сборной Уэльса, покончил жизнь самоубийством, и трибуны «Сент-Джеймс Парк» вспоминали его перед каждым домашним матчем – аплодисментами до игры, аплодисментами на 11-й минуте (игровой номер Спида) и многотысячным хоровым исполнением гимна «Bread of Heaven». Другая легенда «Ньюкасла», Пол Гаскойн, бившийся в очередном раунде с алкоголизмом, судился с английскими таблоидами из-за прослушки его телефонных разговоров. Влияние средств массовой информации на жизнь футболистов обычно преувеличивают (за чтение газет в раздевалке игроков до сих пор с удовольствием высмеивают одноклубники), но в жизни Гаскойна они действительно сыграли огромную и почти трагичную роль.

История Гаскойна просилась в прессу сразу же. Паренек из бедной гейтсхедской семьи, не похожий на футболиста ни внешне, ни своим по-детски искренним поведением, стремительно пробился в основной состав, начал забивать, помог команде избежать вылета, а в следующем сезоне-1987/88 был признан лучшим молодым игроком первого дивизиона. К тому же он попал на легендарную фотографию с Винни Джонсом, который сказал Газзе перед матчем «Ньюкасла» с «Уимблдоном»: «Я не умею играть в футбол, но и ты не сможешь», – а потом камера поймала кадр, где Джонс прихватывает Гаскойна рукой между ног. На снимке Джонс – классический злодей, сжавший зубы – и кулак, в котором жизнь главного героя; Гаскойн же – антипод мускулистого спасителя мира, герой-простачок, открывший рот так широко, что непонятно, орет он от боли или смеется. После матча Газза отправил Винни розу, а в ответ получил туалетный ершик. В принципе, в Англии можно построить карьеру на одном таком случае, но для Гаскойна это было только начало.

В принципе, в Англии можно построить карьеру на одном таком случае.

Он ушел из «Ньюкасла» в «Тоттенхэм», отказавшись от предложения Алекса Фергюсона. Пока тренер «Манчестер Юнайтед» расписывал Гаскойну трофейный план на ближайшие годы, руководство «Сперс» просто пообещало купить ему дом. Газза немедленно позвонил отцу: «Мне предложили дом!» Отец посоветовал ему соглашаться, но только если ему самому достанется машина. Затем к разговору подключилась сестра Пола и попросила новую кровать. Лондонские боссы согласились на все, а раздосадованный Фергюсон еще долго обижался на Гаскойна: «Я бы понял, если бы он ушел в „Реал“ или „Милан“, но не в чертов же „Тоттенхэм“!» Но Гаскойн был особенным – и заслуживал особенного отношения. Дошло до того, что тренер сборной Англии Бобби Робсон использовал товарищеские матчи перед ЧМ-1990 исключительно ради мотивации одного безумно талантливого, но не слишком дисциплинированного игрока: во встрече с позволяющими играть чехословаками Гаскойн исполнял плеймейкера (гол + пас), а против жестких уругвайцев вышел опорником и ни разу не нарушил правил. За это его ждала Италия.

Можно сказать, что самый успешный для Англии чемпионат мира после домашнего золота-1966 начался в Ньюкасле. Пол Гаскойн, прошедший все футбольные тесты Робсона, едва не провалил главный – дисциплинарный: накануне вылета на базу англичан на Сардинии Газза ввязался в драку в пабе. Когда сборная Англии впервые появилась перед камерами телеканалов в Италии, Бобби Робсону пришлось не менее получаса отбиваться от вопросов, выгораживая Гаскойна. Когда же к журналистам вышел сам Газза, то первым делом сказал: «Я же хорошо ему вломил, правда?» Паб, где дрался Гаскойн, давно закрыт, но даже 20 лет спустя болельщики «Ньюкасла» были готовы показать мне его прежнее место: «Хозяева сделали тройную выручку на чемпионате мира. Каждый хотел стать поближе к самому яркому игроку сборной, а в этом заведении он, как-никак, выбил обидчику пару зубов».

Чемпионат мира в Италии запомнился Англии не только потому, что сборная дошла до полуфинала. Этот турнир словно разделил английский футбол на две части: до – стоячие трибуны, опасные фанаты, беззубые футболисты, «Эйзель» и «Хиллсборо»; после – завидная культура боления, самая богатая лига в мире и игроки, которым отчаянно не хватает характера и мастерства. ЧМ-1990 был лебединой песней старорежимной и отчаянной игры, породившей на излете одного из самых ярких английских футболистов в истории. Газза не был безусловным лидером сборной на поле, но был ее душой. По словам Робсона, Гаскойн мог в один день выложиться сильнее других на тренировке, разыграть кого-нибудь в раздевалке, спрятать ключи от тренажерного зала и попробовать еду из тарелок остальных игроков. Когда его врожденные комические способности и умение непринужденно оказываться в центре внимания сложились с игровым гением и лучшей физической формой за всю карьеру, он стал кумиром всей страны – включая тех редких людей, которые вообще не интересовались футболом.

Гаскойн открыл чемпионат мира роскошным финтом, который называют «поворот Кройфа» – естественно, в матче против сборной Голландии. В прямом эфире дневного шоу на следующий день Газза додумался спросить у своей матери, не выпила ли она лишнего перед тем, как сесть перед камерой. В решающей игре с Египтом его голевая передача принесла Англии победу и выход в плей-офф. Накануне встречи с Бельгией Бобби Робсон дал команде выходной, но ему пришлось силой заставлять Гаскойна уйти с теннисного корта, где Газза пытался обыграть сотрудника гостиницы; для него это было примерно так же важно, как и матч 1/8 финала. Разумеется, в самом матче он отпахал основное и дополнительное время и снова отдал пас на победный гол – на 119-й минуте. В полуфинале с Камеруном его невероятная передача вразрез вывела Линекера один на один с вратарем: пенальти, еще один победный гол. Ну а потом, конечно же, был полуфинал с Германией, неосторожный подкат на желтую, означающий дисквалификацию на следующий матч, и слезы, которые Газза не мог сдержать до самой серии пенальти и из-за которых сам не пошел бить с точки. И очередная фотография – плачущий Гаскойн с футболкой у лица, – навсегда занявшая центральный разворот в его иллюстрированной карьере.

После Италии-90 началась газзамания. Сначала тысячи людей встречали в аэропорту автобус сборной, на крыше которого отплясывал Гаскойн с накладным животом из папье-маше. Затем он побывал на всех телешоу страны и обложках журналов, записал песню про туман над Тайном, добравшуюся до второй позиции в чартах, был признан BBC спортсменом года, а GQ – самым стильным человеком года (хотя это скорее была шутка в духе самого Гаскойна, редко изменявшего спортивным костюмам, борсеткам и золотым цепям). Когда я зашел в фанатский магазин Back Page, притаившийся у ворот ньюкаслского Чайна-тауна с видом на «Сент-Джеймс Парк», то увидел и другие доказательства: например, древнюю видеоигру Gazza’s Superstar Soccer в двух частях, монополию по карьере Гаскойна (к счастью, только по первой ее части), а также одну из тысячи подписанных им футболок после ЧМ-1990, за которую сейчас просят 7 тысяч фунтов. Осенью того года конкуренцию популярности Газзы могла составить разве что отставка Маргарет Тэтчер, и когда пик газзамании совпал с уходом Железной леди, жители Ньюкасла и Гейтсхеда были самыми счастливыми людьми в мире.

Осенью того года конкуренцию популярности Газзы могла составить разве что отставка Маргарет Тэтчер.

Газза ворвался в массовую культуру, но она же его и перемолола. В отличие от Гари Линекера и других бывших игроков, научившихся справляться со своей популярностью в медиа, Гаскойн соглашался на любое предложение – в том числе на предложение выпить, а потом рассказать о своих проблемах с женой, алкоголем, психикой и журналистами – и оказался затянут в таблоидный конвейер, штамповавший слухи и сплетни. Кроме того, одна из газет на протяжении десяти лет прослушивала телефонные разговоры Газзы, из-за чего у него обострилась паранойя и сильно испортились отношения с семьей. Газеты вроде The Sun, Daily Mirror и Daily Mail сначала детально пересказывали все драки, запои и госпитализации Гаскойна, а когда он оказался на грани смерти, сменили тональность на сочувственную. При этом сам Гаскойн почему-то предпочитал хвататься за каждую возможность дать интервью или появиться на ТВ, где повторял одни и те же истории – например, о том, как взял в зоопарке напрокат страуса и привел его на тренировку в своей футболке.

Возможно, неосознанное умение превратить обыденность в незаурядность и было главным талантом Пола Гаскойна. Он сам по себе оказывался в объективах фотографов в нужный момент. Он забивал самые запоминающиеся голы в знаковых матчах: за «Тоттенхэм» в ворота «Арсенала», за «Лацио» в ворота «Ромы», за «Рейнджерс» в ворота «Селтика», а также за Англию в ворота Шотландии на домашнем Евро-1996. Два последних еще и сопровождались незабываемыми празднованиями: в первом случае Газза задел католическую часть Глазго, изобразив флейтиста на параде протестантов; второе же, самоироничное «кресло дантиста», отсылало к пьянке футболистов сборной в Гонконге, попавшей в газеты. Бобби Робсон говорил, что Гаскойн «играет и живет не думая» – на инстинктах, интуиции, необъяснимом стремлении в центр событий без заботы о личной выгоде, порой приводящем к печальным последствиям. За такие поступки людей обычно любят называть емким словом «наш» – особенно произнесенным с акцентом джорди.

Летом 1996 года на презентацию Алана Ширера в качестве игрока «Ньюкасла» пришли 15 тысяч человек. Перед ними, раскинув руки в позе «Ангела севера», который будет воздвигнут только через полтора года, стоял 25-летний центрфорвард, уже дважды ставший лучшим бомбардиром чемпионата Англии и выигравший трофей с «Блэкберном». Месяц назад Ширер еще и получил «Золотую бутсу» на домашнем чемпионате Европы, так что болельщики «Ньюкасла» видели в нем не только лучшего футболиста Англии, но и предвестника великих свершений для клуба – в конце концов, Алан не просто так надел черно-белую полосатую форму с эмблемой знаменитого местного пива Newcastle Brown Ale. Он возвращался домой. Ширер вырос в Госфорте, пригороде Ньюкасла, и когда наконец получил возможность сыграть за команду из родного города, сказал: «Я всегда хотел выступать за „Ньюкасл“, но если бы сейчас перешел в другой клуб, то вернулся бы сюда только под конец карьеры. Теперь же я проведу здесь свои лучшие годы».

Несмотря на торжественно обставленное возвращение, Ширер так и не выиграл с «Ньюкаслом» ни одного трофея. Более того, в следующие три года, с 1997-го по 1999-й, команда трижды останавливалась в шаге от успеха: второе место в чемпионате, поражение в финале Кубка Англии, еще одно поражение в финале Кубка Англии. Но Ширер продолжал и продолжал забивать, приколачивая бесконечными голами свой портрет на самый верх галереи бомбардиров премьер-лиги. Легендарный комментатор BBC Джон Мотсон однажды сказал: «Ширер забил так много, что ни один человек не мог видеть всех этих мячей. Кроме самого Ширера». Однако ему приходилось видеть и кое-что другое. Его карьеру, несомненно, стоит описывать с помощью самых важных голов – например, трех, – но там должны быть и драки между одноклубниками, не такое уж и частое явление в футболе, которое Ширер наблюдал чаще других.

Первый символический гол в карьере Алана Ширера был забит в предпоследнем туре сезона-1994/95. Он играл за «Блэкберн Роверс» против «Ньюкасла» и на 29-й минуте матча получил шанс пробить из-за штрафной, но попал в защитника. Мяч отскочил к Грэму Ле Со, тот прошел до лицевой и навесил на дальнюю штангу, где Ширер смял соперника и сверху вниз вколотил мяч головой в сетку. Гол оказался победным, а в последнем туре сезона «Манчестер Юнайтед» упустил шанс догнать «Блэкберн», и те выиграли премьер-лигу. Забивая чемпионский гол, Ширер мог вспомнить, как в 15-летнем возрасте проходил просмотр в «Ньюкасле», за который болел всю жизнь, и при комплектовании команд непостижимым образом оказался в воротах. Само собой, его не взяли. Повезло, что за Ширером давно следил скаут Джек Хиксон, устроивший его в «Саутгемптон», где Алан немедленно стал лучшим молодым футболистом Англии и позже был выкуплен «Блэкберном» за рекордную сумму. Там Ширер сделал реальностью мечту владельца «Роверс» Джека Уокера, деньги которого сыграли решающую роль в чемпионстве-1995. С тех пор в кабинете Уокера висели два портрета: Уинстона Черчилля и Алана Ширера.

Первая публичная драка на глазах Ширера случилась в следующем сезоне. «Блэкберн» завалил старт, проиграв 7 из 15 матчей к концу ноября, а также кошмарно выглядел в Лиге чемпионов, уступив «Спартаку», «Легии» и «Русенборгу». В самом начале матча в Москве Грэм Ле Со и Дэвид Бэтти столкнулись, побежав за одним мячом, и Ле Со внезапно решил отреагировать левым хуком в лицо одноклубнику. «Блэкберн» проиграл 0:3, вылетел из Лиги чемпионов и занял седьмое место в чемпионате. По воспоминаниям игроков, атмосфера в команде была откровенно нездоровой. После прошлогоднего успеха клубные менеджеры отчаянно пытались сохранить Ширера, за которого дрались «МЮ» и «Ливерпуль», и Джек Уокер даже предложил 25-летнему форварду должность играющего тренера, что оскорбило всех остальных. В сезоне-1996 Ширер снова стал лучшим бомбардиром АПЛ, но объявил, что достиг с «Блэкберном» максимума, отверг (как и Гаскойн в 1988-м) предложение Алекса Фергюсона и ушел в «Ньюкасл». Через три года «Роверс» вылетели из премьер-лиги.

Другой важный гол Ширер называл одним из своих самых любимых. В ноябре – декабре 1997-го «Ньюкасл» попал в черную полосу, но эффектно вышел из нее под Новый год, разгромив «Тоттенхэм» со счетом 7:1. В самом начале матча Ширер дождался скидки головой от партнера и рванулся за мячом к воротам, окруженный тремя защитниками соперника. Первого он оттер корпусом, через второго элегантно перекинул мяч, третий не успел заблокировать удар – и Ширер, подыграв себе грудью, аккуратно пробил с лета под перекладину. Он наконец-то играл за «Ньюкасл» и мечтал с ним что-нибудь выиграть, в то время как другие легенды клуба обычно покидали команду, не успев ничего добиться: Крис Уоддл и Пол Гаскойн в свое время ушли в «Тоттенхэм», Питер Бирдсли – в «Ливерпуль», где было проще дотянуться до финалов и титулов. Кроме того, Ширер отказал Алексу Фергюсону из-за того, что в «Ньюкасл» его позвал тренер Кевин Киган – кумир детства, на последнем матче которого Ширер подавал мячи. Было очень просто поверить в будущее этого союза.

Ширер отказал Алексу Фергюсону из-за того, что в «Ньюкасл» его позвал тренер Кевин Киган – кумир детства, на последнем матче которого Ширер подавал мячи.

Однако Киган внезапно покинул «Ньюкасл» уже через десять дней после разгрома «Тоттенхэма» – то ли не до конца смирившись с упущенным чемпионством годом ранее, то ли не найдя общий язык с руководством. Команду возглавил Кенни Далглиш, но настоящим ее лидером был Алан Ширер, постепенно вживающийся в образ «Большого сурового Эла», как его начали звать в газетах. Когда команда поехала на выходной в Дублин, произошла вторая громкая драка одноклубников, причем на этот раз ее участником стал Ширер. Вингер «Ньюкасла» Кит Гиллеспи, который обладал уникальным даром проматывать деньги на выпивку и казино, но при этом неплохо играть в футбол, сначала кидался в игроков крышками от пивных бутылок, а потом уронил на пол вилку и отказался ее поднять после замечания Ширера. Через минуту они уже оказались на улице, где пьяный Гиллеспи имел неосторожность ударить первым и промахнуться. Ответный удар отправил его в нокаут; падая, Гиллеспи задел затылком цветочный горшок и очнулся в госпитале с перевязанной головой. Все повеселились, только вот сыгранности команде это не добавило: ее заточенность на снабжение мячами исправно забивающего Ширера хорошо сказывалась на личной статистике Алана, но несколько ограничивала прогресс других игроков. В двух следующих сезонах «Ньюкасл» дважды финишировал 13-м.

Третий определяющий гол стал для Ширера двухсотым в футболке «Ньюкасла». Он забил его в Кубке Англии в ворота «Мансфилд Таун» – казалось бы, ничего особенного, но до отметки в 200 голов за «Ньюкасл» раньше добирался только один человек, тот самый Джеки Милберн, форвард из шахтерского поселка. Алан Ширер первым успел к мячу, который испанец Альберт Луке изящно остановил пяткой в шести метрах от ворот, и вогнал его в дальний угол, а потом поднял правую руку в своем традиционном праздновании и побежал к трибуне, названной именем Милберна. «Все детство я слушал истории о том, как велик был Джеки Милберн и как он был близок к народу. Никогда бы не подумал, что добьюсь того же», – волновался Ширер после игры. В самом конце своей карьеры (шел 2006-й) он и сам стал ближе к народу, уже не превосходя на голову других игроков, но теперь работая в первую очередь на команду. Ширер два раза откладывал уход из футбола ради «Ньюкасла» и в конце концов покинул его в статусе последнего великого игрока клуба.

За год до завершения карьеры он стал свидетелем третьей драки – теперь на «Сент-Джеймс Парк». По ходу матча с «Астон Виллой» два игрока «Ньюкасла», вспыльчивый Кирон Дайер и псих с историей Ли Бойер, начали мутузить друг друга из-за того, что первый не пасовал второму мяч. Дайер прямо на поле сообщил Бойеру, что не считает его хорошим футболистом, после чего порвал ему футболку и получил от судьи красную карточку. Игроков растащили, и пока капитан Ширер что-то объяснял Бойеру, судья удалил и второго игрока «Ньюкасла». Положение дел в команде на тот момент неплохо иллюстрирует тот факт, что вся команда ждала продолжения боя в раздевалке, и не состоялось оно лишь потому, что тренер Глен Сунесс лично предложил обоим футболистам подраться. Разумеется, Ширер вспоминал этот инцидент с улыбкой – ведь дух «Ньюкасла», его родного клуба, жил не только в победах и голах, но и в драках и пабах; легендами тут становились не только люди, которые били рекорды, но и те, кто попадал в самые невероятные истории. Возможно, в этом смысле Ширер был слишком правильным – но, по крайней мере, он сделал все для того, чтобы его блистательная карьера прошла на нужном фоне.

Глава 2

«Сандерленд» и сто лет невезения

Стадиону «Рокер Парк» часто не везло. В конце 1920-х самый известный футбольный архитектор Британии Арчибальд Литч начал строить здесь главную трибуну, но в последний момент решил отдать самый удачный вариант проекта своему любимому клубу «Глазго Рейнджерс». Арена «Сандерленда» вышла неплохой, но все же не такой монументально красивой, как «Айброкс». Во время Второй мировой войны на поле упала немецкая бомба, убив патрульного полицейского. Еще несколько лет спустя «Рокер Парк» узнал, что такое большое футбольное разочарование: в последнем матче сезона-1949/50 «Сандерленд» проиграл дома «Манчестер Сити», упустив самый реальный шанс выиграть чемпионство в своей послевоенной истории. Всего-то два очка – и «Сандерленд» стал бы первым; «Ман Сити» же все равно вылетел во второй дивизион.

На чемпионате мира 1966 года на «Рокер Парк» играли команды 4-й группы (СССР, КНДР, Италия, Чили), и последний, уже ничего не решавший матч между советской и чилийской сборными, где в воротах СССР стоял даже не Лев Яшин, а Анзор Кавазашвили, собрал всего 16 тысяч человек – самую скромную аудиторию того турнира. Стоячие трибуны стадиона в принципе вмещали до 75 тысяч, но неизбежная модернизация после «Доклада Тейлора» обещала свести количество сидячих мест к 15–20 тысячам, чего клуб допустить никак не мог. Приняв решение покинуть «Рокер Парк» в сезоне-1996/97, на сотом году проживания (но все же за пару месяцев до полноценного юбилея), в последней официальной игре на родном стадионе «Сандерленд» красиво разгромил «Эвертон» со счетом 3:0. Правда, эта победа не спасла клуб от вылета из премьер-лиги.

На северо-востоке Англии давно привыкли к тому, что жизнь бывает сурова. Город Сандерленд (town, населенный пункт без городского собора) довольно долго ждал разрешения называться настоящим городом (city) и получил его только в 1992 году, проведя в очереди 15 лет. Статус не особенно помог: последняя судостроительная верфь некогда крупнейшего порта закрылась за четыре года до того, хотя в первой половине XIX века из доков Сандерленда выходило больше кораблей, чем из всех остальных английских портов, вместе взятых. Судостроительную промышленность частично заменило автомобилестроение, но построенный японцами завод «Ниссан», хоть и был позже признан самым эффективным в Европе, никак не мог вместить всех людей, оставшихся без дела после крушения главной городской отрасли. В начале 2012 года Сандерленд был на третьем месте по числу безработных в стране.

«У нас в городе две достопримечательности, и обе бывшие, – объяснял мне знакомый по имени Скотт, чудом не прогоревший здесь со своей студией графического дизайна. – Ты обязательно должен увидеть бывшую верфь и снесенный „Рокер Парк“, пусть там сейчас мало что напоминает о былом величии». Вид заброшенных кирпичных пакгаузов вдоль доков на реке Уир помог мне еще лучше прочувствовать депрессивную атмосферу Сандерленда; зато там, где река впадает в море, можно увидеть, как жители города спасаются от этой депрессии. Даже не самое чистое и красивое побережье Северного моря, где ходят нефтяные танкеры, ледяной ветер сверлит дыру в легких, а вода никогда не бывает теплее 17 градусов, все равно обладает совершенно гипнотическими свойствами: сюда приезжают на машинах, паркуются у кромки последней волны и часами смотрят на море сквозь лобовое стекло. Удивительное развлечение, сравнимое разве что с американскими драйв-ин кинотеатрами – только без кино. Правда, раньше сюда иногда долетал шум с фанатской трибуны стадиона, который уважительно называли Roker Roar, «Рокот „Рокера“».

Жилой комплекс на месте «Рокер Парк» был построен с почтительным отношением к прошлому. Здесь есть улица Ворот, проезд Полузащиты и переулок Турникетов; правда, в названии тупик Промоушена (то есть выхода в высший дивизион) чувствуется фирменная сандерлендская безысходность. В небольшом сквере стоят скульптуры, указывающие расположение бывших ворот, 11-метровой отметки, а также места, откуда в 1966 году северный кореец Пак Ду Ик забил победный гол в ворота сборной Италии, сотворив главную сенсацию чемпионата мира. Французский политолог Пьер Ригуло, написавший про КНДР книгу «Последний ГУЛАГ», утверждал, что всех футболистов сборной посадили в тюрьму по возвращении домой: после матча с Италией команда якобы отправилась на вечеринку, где опорочила высокоморальный облик граждан Северной Кореи. Заключения избежал только Пак Ду Ик, пропустивший вечеринку из-за недомогания. Его всего лишь выслали в провинцию работать лесорубом, а потом вернули в Пхеньян и сделали председателем легкоатлетического комитета страны.

Бронзовую кочку со следами шипов бутс северных корейцев поставили тут по делу, но эта история все же не совсем про Сандерленд. «Куда правильнее было бы отметить здесь место, где в 1962 году Брайан Клаф столкнулся с вратарем и порвал крестообразные связки колена, – ворчал Скотт. – Вот это была бы настоящая местная достопримечательность». У Клафа и «Сандерленда» действительно не все сложилось. До того как стать знаменитым тренером, Клаф был неудержимым бомбардиром, забив за «Мидлсбро» 197 голов в 213 матчах, а за «Сандерленд» – 63 в 74. В 1961 году «Черные коты» заплатили за него 50 тысяч фунтов, но уже через полтора сезона трибуны «Рокер Парк» увидели, как оборвалась карьера потенциального суперфорварда, причем по заведенной здесь печальной традиции это произошло не в рядовом матче, а в Boxing Day, на следующий день после Рождества. Клаф восстановился только через два года, сыграл еще три матча и закончил карьеру в 29 лет, а тренерских успехов достиг уже не в Сандерленде – получается, этому городу и клубу досталась от его гения самая малая часть.

Конечно, у «Сандерленда» были и свои герои. В 1948 году клуб выманил из «Ньюкасла» нападающего Лена Шеклтона – соперничество между северо-восточными соседями тогда было не таким ярым, хотя Шеклтон позже не раз поддевал бывшую команду («Я спокойно отношусь к „Ньюкаслу“: мне все равно, кому именно они проиграют»). Но дело тут было в том, что Шеклтон в принципе не упускал возможности что-то сказать или сделать таким образом, чтобы половина свидетелей им восхищалась, а вторая – возмущалась. Журналисты называли игрока внебрачным сыном Стэнли Мэтьюза и Чарли Чаплина, а его самое прилипчивое прозвище звучало так: Футбольный клоун-принц. Шеклтон был быстрым и техничным крайним форвардом, забивал примерно в каждом третьем матче, но еще больше любил играть на публику: он мог сесть на мяч по ходу игры, сыграть в стенку с угловым флажком или спросить тренера на установке, в какой именно угол ворот надо сегодня забивать голы. Самая известная выходка Шеклтона состоялась в матче с «Арсеналом», еще одним его бывшим клубом, который он недолюбливал: нападающий обвел нескольких защитников и голкипера, остановил мяч на линии ворот, поправил прическу правой рукой и посмотрел на воображаемые часы на левой – и только потом забил.

Болельщики обожали Шеклтона, а вот с коллегами у него отношения складывались не всегда удачно. Соперники считали, что он унижает их издевательскими финтами, и лупили по ногам еще сильнее, чем это было принято в те дни. Один из тренеров сборной Англии отказался вызывать Шеклтона в команду, заявив: «Мы играем на „Уэмбли“, а не в лондонском цирке». Шеклтон злил даже одноклубников, потому что порой специально отдавал им передачи с подкруткой, которые сложно было обработать. Кроме того, он постоянно конфликтовал с клубными директорами из-за денег: в 50-е «Сандерленд» делал огромную выручку на билетах, но не мог поднимать игрокам оклад из-за действующего потолка зарплат. Шеклтон знал о доходах клуба («Сандерленд» в те годы называли «Центральным банком Англии») и шантажом вынуждал платить ему и другим игрокам в обход кассы. Несложно догадаться, чем это закончилось: в 1957 году клуб был оштрафован, руководство уволили, команда впервые в истории вылетела из высшего дивизиона, а Шеклтон завершил карьеру, так ничего и не выиграв.

Нападающий обвел нескольких защитников и голкипера, остановил мяч на линии ворот, поправил прическу правой рукой и посмотрел на воображаемые часы на левой – и только потом забил.

Через полчаса блужданий по кварталу, где когда-то был «Рокер Парк», я понял, что историю здесь можно ворошить бесконечно, но каждый выуженный оттуда рассказ будет заканчиваться печально. Выход один – уйти вдоль моря, по берегу реки, мимо университета и через железнодорожный мост к «Стэдиум оф Лайт», новому дому «Сандерленда», рядом с которым отлит в бронзе уморительно подпрыгивающий человек с растопыренными пальцами, в фетровой шляпе трилби. Памятник точно ловит момент, когда счастливый человек совершенно не думает о том, как выглядит со стороны; это Боб Стоко, тренер «Сандерленда», отмечающий победу в Кубке Англии – последний и единственный в послевоенной истории большой успех клуба, связанный, впрочем, не с родным городом, а с лондонским «Уэмбли».

В начале сезона-1972/73 «Сандерленд» сполз на дно второго дивизиона и с трудом продвигался по турнирной сетке Кубка Англии, преодолев три первых раунда только с помощью переигровок. Впрочем, в последней из них команде под руководством тренера Боба Стоко удалось победить «Манчестер Сити», а в полуфинале она неожиданно расправилась с «Арсеналом», игравшим в двух предыдущих финалах. В финале «Сандерленд» ждал «Лидс» Дона Риви – флагман английского футбола в начале 70-х, за последние четыре сезона ни разу не опускавшийся ниже второго места, выигравший чемпионство, Кубок Англии и Кубок ярмарок. Команды играли необычным, золотым мячом в честь столетнего юбилея «Уэмбли» как стадиона, принимающего кубковые финалы, и, вопреки прогнозам, здравому смыслу и собственной истории, «Сандерленд» победил со счетом 1:0. После финального свистка Боб Стоко, одетый в трилби, бежевый макинтош и красные спортивные штаны, рванул со скамейки к вратарю Джиму Монтгомери, чей героический двойной сэйв спас команду от ответного гола. Эта победа, эта шляпа и этот забег – самое светлое событие в истории «Сандерленда», омрачить которое не смогли даже быстрая продажа двух ключевых игроков и сокращение финансирования молодежной команды, распущенной всего через два года.

Но Сандерленд – это Сандерленд. Уже через десять лет после победы в Кубке Англии здесь все было по-старому, только еще хуже. В своем программном произведении «Королевство у моря» Пол Теру, объехавший Великобританию по всему побережью в год Фолклендской войны, не пожалел жестких слов: «Я сошел с поезда в Сандерленде, чтобы убедиться в его запустении. Уродство этих мест было многообразным: вороны и чайки рылись в мусорных баках, на лицах подростков читалось открытое презрение к миру, на городе словно стояла печать обреченности». В разгар безработицы тэтчеризма и на фоне гибели судостроения не радовал и футбольный клуб. В 1985 году «Сандерленд» проиграл в финале Кубка английской лиги и вдобавок обзавелся персональным проклятием. На первой минуте второго тайма защитник Дэвид Корнер должен был вынести мяч куда подальше, но уступил его сопернику из «Норвича», который организовал единственный гол в матче. Корнер был рыжим – и с тех пор ни один из пары десятков рыжих игроков, прошедших через клуб, не прижился в «Сандерленде». Последний из них, Джек Колбэк, и вовсе перешел в «Ньюкасл».

Значимость дерби с «Ньюкаслом» начала стремительно расти после 1966 года, когда болельщики «сорок» прокрались на многострадальный «Рокер Парк» и выкрасили штанги в черно-белый цвет. Пик фанатской ненависти пришелся на хулиганские 80-е, потом команды какое-то время жили в разных дивизионах, а в последние годы «Сандерленд» нашел в этих матчах особое удовольствие. Четыре главных тренера подряд – Паоло Ди Канио, Гус Пойет, Дик Адвокат и Сэм Эллардайс – принимали команду за матч до тайн-уирского дерби и неизменно его выигрывали. Журналист Джонатан Уилсон, выросший в Сандерленде и запустивший там прекрасный футбольный журнал Blizzard, утверждал, что принципиальное отношение именно к дерби (на фоне регулярно проваливаемого сезона) в первую очередь указывает на провинциальный менталитет клуба, который как будто уже смирился с тем, что никогда не достигнет серьезных успехов. С другой стороны, пока безработица продолжает выкашивать целые кварталы, а на море по-прежнему можно смотреть лишь сквозь стекло, «Стэдиум оф Лайт» во время дерби остается едва ли не единственным местом в городе, где можно по-настоящему порадоваться жизни. Болельщики «Сандерленда», правда, до сих пор не могут сжиться с названием «Стадион света» – они считают его слишком пафосным и предпочли бы что-то вроде «Нью Рокер Парк». Но «Рокер Парк» никогда особенно не везло.

Глава 3

«Мидлсбро» и лучший бразилец в премьер-лиге

Там, где река Тис делает последний поворот перед тем, как устремиться мимо стадиона футбольного клуба «Мидлсбро» в Северное море, стоит огромный мост-транспортер – внушительная металлоконструкция, перекидывающая платформу на тросах с одного берега на другой. Такие мосты называют летающими паромами, потому что платформа, способная вместить 200 человек или 10 машин, едет на высоте 50 метров от поверхности воды, преодолевая почти 200-метровый пролет за полторы минуты. Транспортный мост через Тис уже больше ста лет служит не только средством переправы, но и символом местной сталелитейной промышленности, а также единственной достопримечательностью этих суровых краев. Марк И. Смит, лидер лютой манчестерской панк-группы The Fall, однажды сравнил Мидлсбро с Восточной Германией до падения Берлинской стены: «Ужасное, по-настоящему ужасное место».

Через мост-транспортер под музыку из «Лебединого озера» ехал со своей учительницей танцев главный герой чудесного английского фильма «Билли Эллиот», 11-летний мальчик из шахтерской семьи, который предпочел балет боксу. Его отец и старший брат стояли на баррикадах в забастовке 1984 года и, конечно, с трудом понимали, зачем Билли проводит часы у зеркала в компании девочек в белых пачках и колготках. Но даже самому консервативному обществу иногда приходится меняться и принимать людей, непохожих на привычное большинство. То же самое случилось с болельщиками «Мидлсбро». Они придумали себе прозвище «Смоггиз» (из-за неба, постоянно затянутого смогом от химзаводов) и давно смирились с тем, что их поразительно заурядный клуб нечасто появляется в высшем дивизионе и никогда не выигрывает серьезных трофеев. В 1995 году к этим людям, привыкшим к архаичному британскому «бей-беги» в исполнении розовощеких громил, приехал щуплый бразилец ростом 168 сантиметров по имени Жуниньо Паулиста.

Легионеры из Латинской Америки появились в английском футболе в конце 70-х, но найти среди них бразильца было невозможно. Им не нравился местный стиль игры, местный климат, местная еда, да и уж если отправляться в Европу, то в Италию или Испанию, где намного проще выучить язык. Первый бразилец приехал в Англию только в 1987 году – «Ньюкасл» вытащил из «Палмейраса» нападающего Мирандинью, который почти все два года, проведенные в клубе, залечивал травму и был объектом розыгрышей Пола Гаскойна. Следующий бразилец, форвард «Ковентри Сити» Исайас, попал в премьер-лигу в 1995 году, так что новость о переходе Жуниньо в «Мидлсбро» той же осенью стала хитом трансферного периода. Тем более что летом новичок был признан лучшим игроком чемпионата Бразилии, а затем растерзал сборную Англии в товарищеском матче на «Уэмбли», забив красивейший гол со штрафного и отдав голевую передачу Роналдо.

На презентацию Жуниньо на стадионе «Риверсайд» пришли 20 тысяч человек – больше, чем в среднем собирали матчи «Мидлсбро» в предшествующем сезоне. В своем первом же матче он отдал голевую передачу, получил по ногам около 20 раз, а потом и сам срубил заметно превосходящего его в размерах соперника, за что получил желтую карточку. О большем публика не могла и мечтать. Субтильный бразилец враз разрушил стереотипы о легионерах, которым так трудно прижиться в английском футболе, при этом ничуть не изменив своему стилю игры, да еще и сделал это в Мидлсбро, где легионеров в принципе почти не видели. Конечно, Жуниньо потребовалось время на полноценную адаптацию, тем более что в команде практически не было игроков его уровня, но уже следующим летом в «Мидлсбро» пришли бразильцы Бранко (чемпион мира – 1994) и Эмерсон (лучший игрок Португалии – 1996), а также форвард Фабрицио Раванелли, только что выигравший скудетто и Лигу чемпионов с «Ювентусом».

Субтильный бразилец враз разрушил стереотипы о легионерах, которым так трудно прижиться в английском футболе, при этом ничуть не изменив своему стилю игры.

Следующий сезон стал самым удивительным и для Жуниньо, и для «Мидлсбро». Проворный полузащитник был лучшим игроком своей команды практически в каждом матче, ставя в тупик соперников привычкой атаковать с разных флангов, а также с равным усердием забивая и отдавая голевые пасы. К концу сезона у него набралось 12 голов и 8 передач; это был уровень Эрика Кантона (11 + 12) и Денниса Бергкампа (12 + 9), только вот они выступали за куда более сыгранные команды, в то время как «Мидлсбро» постоянно боролся с проблемами. Жуниньо солировал, Раванелли забивал, а Эмерсон контролировал центр поля, но защита пропускала в каждом матче и порой помногу. К Рождеству «Мидлсбро» скатился в зону вылета и вдобавок был оштрафован на три очка – за то, что в последний момент отменил матч из-за обилия травмированных. В последнем туре команде нужна была победа, чтобы остаться в премьер-лиге, и Жуниньо немедленно забил, но встреча закончилась вничью. Три снятых очка отправили «Мидлсбро» в чемпионшип. Бразилец при этом стал лучшим игроком сезона по версии АПЛ – разумеется, ничего подобного в истории турнира не было ни до, ни после.

Но и это еще не все. Балансируя на грани вылета в чемпионате, «Мидлсбро» творил чудеса в кубках, где лидерам команды было проще повлиять на исход отдельных матчей. В Кубке лиги «Мидлсбро» прошел «Ньюкасл» и «Ливерпуль», в Кубке Англии повезло с соперниками, и в итоге в апреле – мае клуб провел два кубковых финала на «Уэмбли» – впервые в своей 120-летней истории. Правда, оба этих финала «Мидлсбро» проиграл. Обстановка в команде к тому моменту была хуже некуда: Раванелли обвинял тренера Брайана Робсона в излишней мягкости, подозревал одноклубников в том, что они завидуют его успехам, и подрался с одним из них накануне финала Кубка Англии. Бранко выгнали за лишний вес и другие нарушения дисциплины, после чего захотел уехать и Эмерсон, семья которого общалась только с семьей Бранко. Только Жуниньо продолжал спокойно делать свою работу, не жалуясь ни на что – кроме ужасного галстука к парадному костюму для финала Кубка лиги. Однако в конце сезона и он решил покинуть вылетевший клуб, чтобы попасть в сборную Бразилии на ЧМ-1998. Его снова провожали 20 тысяч человек.

Но во Францию Жуниньо не поехал. Он перешел в «Атлетико», сломал ногу и пропустил турнир. В 1999 году он убедил мадридцев отпустить его в аренду на сезон в «Мидлсбро», а в 2002-м, выиграв чемпионат мира со сборной Бразилии, в третий раз вернулся в свой любимый клуб. В феврале 2004-го «Мидлсбро» уже под руководством Стива Макларена снова добрался до финала Кубка лиги и наконец-то выиграл первый большой трофей в своей истории. «Подготовка к этому финалу была другой, куда более профессиональной, чем семь лет назад», – вспоминал Жуниньо. Он провел на поле все 90 минут, не забил и не отдал, но впервые почувствовал, как команда делает для него больше, чем он для нее. «Эта победа для меня намного важнее, чем выигранный Кубок мира», – сказал он, и все болельщики «Мидлсбро» ему поверили. В 1995 году в городе не было ни одного похожего на него человека, но через девять лет всем казалось, что Жуниньо провел здесь всю жизнь.

Правда, помимо лучшего бразильца в истории английского футбола болельщикам «Мидлсбро» довелось увидеть и худшего. За второй титул боролись немало удивительных персонажей: например, защитник «Милана», чемпион мира Роке Жуниор, который был удален в дебютном матче за «Лидс» и быстро уехал обратно. Или нападающий Жо, купленный шейхами из «Манчестер Сити» в ЦСКА за рекордные 18 миллионов фунтов и забивший всего один гол в премьер-лиге. Однако зимой 2008-го «Мидлсбро» нацелился на Афонсо Алвеса, суперфорварда из «Херенвена», который стал лучшим бомбардиром чемпионата Голландии, при этом забив семь голов в одном матче. У Алвеса было два агента, и в то время как один из них договорился о контракте с «АЗ Алкмар», другой выбил более серьезные финансовые условия в «Мидлсбро», включая рекордную для клуба сумму трансфера в 13 миллионов фунтов. Алвес подписал документы за полчаса до закрытия трансферного окна и поехал в Англию.

Алвес адаптировался довольно быстро, забив шесть голов до конца сезона, причем два из них в ворота «МЮ», а еще три – «Ман Сити». Но следующий сезон просто образцово раскрыл все потенциальные проблемы, с которыми условный бразилец может столкнуться в Англии: Алвес получал бонусы за выход на поле, но не за голы (и перестал забивать), набрал лишний вес, регулярно опаздывал на тренировки и придумывал все новых и новых родственников в Бразилии, которых ему было необходимо срочно навестить. Он разучился попадать по пустым воротам, его пушечный дальний удар куда-то пропал, а в пас Афонсо Алвес никогда толком и не умел играть. В мае 2009 года «Мидлсбро» снова вылетел из премьер-лиги, и, в отличие от печального сезона-1996/97 с великолепным Жуниньо, на этот раз бразильский легионер команды был одним из главных виновников провала. Впрочем, к счастью для болельщиков «Мидлсбро», отобрать у Алвеса титул худшего бразильца в истории премьер-лиги будет не так уж сложно. А вот Жуниньо может не расстаться со званием лучшего никогда.

Глава 4

«Хартлипул Юнайтед» и мэр, который был обезьяной

«Я не в восторге от этого места», – заявил Брайан Клаф, соглашаясь на свою первую тренерскую работу в Хартлипуле. Через небольшой порт на берегу Северного моря в послевоенные годы активно ввозили и вывозили химикаты, а вот серьезных футболистов или тренеров тут не было никогда; даже Клаф добился первых успехов только после того, как покинул город. Зато «Хартлипул Юнайтед» гордится своим маскотом – клубным талисманом Хэнгусом, дружелюбной обезьяной в матросскую бело-голубую полоску.

История, связывающая Хартлипул и обезьяну, на первый взгляд кажется не самой здоровой. Во время Наполеоновских войн один французский корабль потерпел крушение у берегов Англии, и до берега добралась лишь ручная обезьянка, развлекавшая экипаж в военной униформе. Поскольку жители Хартлипула никогда прежде не видели ни обезьян, ни французов, а также в принципе были не слишком сообразительны, то учинили мартышке импровизированный суд, объявили ее французским шпионом и повесили. Если вы не понимаете, как такое вообще стало возможным, посмотрите сцену суда над ведьмой в одном из фильмов «Монти Пайтон» – примерно так все и было.

Вскоре история о повешенной обезьяне стала городской легендой, «Хартлипул Юнайтед» получил прозвище «Вешатели обезьян», а маскотом клуба стал Хэнгус (от англ. hang – «вешать»). Хэнгуса сразу полюбили, и неудивительно: в низших английских лигах футбол воспринимают больше как развлечение, которое отлично дополняют ужимки и прыжки обезьян, волков и поросят в клубных цветах. При этом маскоты не вызывают ни жалости (как переодетые мобильными телефонами ходячие уличные рекламщики), ни презрения (как клоун из «Макдоналдса») – напротив, они с гордостью представляют команду и порой обнаруживают, что находятся в центре реального общественного внимания. В Хартлипуле это привело к совершенно неожиданным последствиям.

Стюарт Драммонд, один из 90 тысяч жителей Хартлипула, работал в юридическом call-центре, а на уик-энд наряжался в костюм обезьяны и развлекал болельщиков во время футбольных матчей. Драммонд существенно расширил стандартный набор забав маскотов, ранее включавший пробитие пенальти, жонглирование мячом и фотографирование с болельщиками. Он залезал на крышу гостевой тренерской скамейки, швырял бананы на трибуны, бегал наперегонки с болбоями за мячом – в общем, старался отвлечь внимание зрителей от игры и перевести его на себя.

Коронными номерами Драммонда-Хэнгуса были выездные матчи, на которых обычные маскоты вообще появляются крайне редко. В первый раз стюарды выгнали его со стадиона в Сканторпе, где Драммонд выступал в роли запевалы каких-то уж совсем непристойных фанатских кричалок. В Блэкпуле Стюарт вышел на бровку в компании надувной женщины – очевидно, символизирующей команду соперника – и досматривал матч уже в полицейском участке. Самым известным его проступком стала имитация полового акта с женщиной-стюардом, стоявшей, как и положено, спиной к полю и лицом к трибунам. Чтобы успокоить болельщиков, пришлось останавливать игру.

В 2002 году в Хартлипуле должны были состояться первые открытые выборы мэра города. Прежде кандидатов рекомендовал специальный совет, теперь же встать во главе местной власти мог буквально любой из 90 тысяч жителей – и неудивительно, что этим правом воспользовался самый неординарный из них. Драммонд одолжил 500 фунтов у президента «Хартлипула» Кена Ходкрофта, зарегистрировался в качестве независимого кандидата, а для своей избирательной кампании придумал слоган «Бесплатные бананы – школьникам!». Поначалу никто не верил в происходящее. Ходкрофт, хоть и ссудил денег, попросил Драммонда сдать костюм обезьяны, потому что не хотел, чтобы клуб ассоциировался с политикой. Букмекеры неохотно принимали ставки на возможное избрание маскота мэром. А жители просто пришли и сделали свой выбор – Драммонд победил с перевесом в 522 голоса. Вот его первые слова после выборов: «Я Стюарт Драммонд, мэр Хартлипула. Я больше не обезьяна».

В Блэкпуле Стюарт вышел на бровку в компании надувной женщины – очевидно, символизирующей команду соперника – и досматривал матч уже в полицейском участке.

Эта история поначалу кажется довольно дикой: человек, прославившийся антиобщественным поведением (да еще и в костюме обезьяны), был утвержден в должности, подразумевающей крайне высокую социальную ответственность. Даже болельщики «Хартлипула» толком не знали Стюарта в лицо – они видели его лишь однажды, когда при ударе по мячу у Хэнгуса отвалилась голова. Тем не менее избрание Драммонда мэром не было лишено здравого смысла. Конечно, большинство голосовало за него веселья ради, но некоторые избиратели смогли рассмотреть в костюме обезьяны личность. Драммонд не был хулиганом или бездельником – напротив, он неплохо справлялся со своей работой и добавил команде болельщиков и известности. И он точно не собирался становиться политиком для галочки, несмотря на эпатажный слоган. Через год, не сумев обеспечить школы Хартлипула бесплатными бананами, Драммонд публично признал свою ошибку, не удержавшись, впрочем, от шуточного предложения все же основать в городе банановую плантацию.

Историю избрания мэра Хартлипула сначала считали наглядным аргументом против системы открытых выборов, но за три года правления Драммонд только укрепил свою репутацию. В 2005 году его переизбрали уже с преимуществом в 10 205 голосов. Сразу после оглашения результатов Стюарт сделал публичное предложение своей подруге Ребекке Баттери, а когда та согласилась, немедленно укатил с ней в свадебное путешествие в Борнмут, где «Хартлипул» играл важнейший матч за попадание в плей-офф третьего английского дивизиона. Пожалуй, именно это качество – умение эффектно добиваться решения действительно важных задач – и позволило Драммонду легко поменять костюм клерка на костюм обезьяны, а затем произвести обратную рокировку. В 2009-м его переизбрали снова, а в 2012-м решили вернуть прежнюю систему с назначением кандидатов, и Драммонд добровольно оставил свой пост. Он был хорошим маскотом и стал хорошим мэром – и это выдающееся достижение на фоне плохих мэров, которые никогда не станут маскотами.

Глава 1

Островные игры и самая маленькая лига в мире

Писатель Джордж Микеш родился в Венгрии, переехал в Лондон в 28 лет, а в 34 уже научился понимать англичан лучше, чем они – сами себя. Микеш вышучивал их и восхищался ими, заявляя: «Единственное, чего я боюсь, – что Британия перестанет быть островом и превратится в еще одну европейскую страну». И правда: если бы остров и континент не были разделены проливом, англичане вряд ли бы прослыли эксцентриками и так бережно охраняли бы свои традиции. Английский футбол тоже долго не поддавался европейскому влиянию, но сейчас, когда иностранные игроки и капиталы превратили премьер-лигу во всемирный аттракцион, самые невероятные сюжеты рождаются на островах вокруг острова – футбольных заповедниках, отделенных проливами от некогда заповедной страны.

К французскому берегу Ла-Манша прижимаются три британских острова: Гернси, Джерси и Олдерни. Летом 2011 года футбольная ассоциация допустила ФК «Гернси» к участию в десятом дивизионе, куда входят клубы из графств вокруг Лондона. В футбол там играли давно, но включить местную команду в английскую систему было довольно сложно из-за постоянных перелетов – не столько для самих островитян, сколько для остальных, практически любительских клубов низшего дивизиона, у которых просто нет на это денег. Но «Гернси» подписал солидный контракт с букмекерской конторой и пообещал оплачивать дорогу и проживание всем прилетающим командам (примерно 4 тысячи фунтов за матч); да и на домашние игры клуб стабильно собирал больше тысячи человек – самую внушительную аудиторию в подвале футбольной пирамиды.

Самые невероятные сюжеты рождаются на островах вокруг острова – футбольных заповедниках, отделенных проливами от некогда заповедной страны.

Кроме богатого спонсора и лояльных болельщиков на острове есть и неплохие футболисты. В первом же сезоне «Гернси» выиграл свою лигу, а в следующем был готов подняться еще выше – если бы не погода, отменившая десяток матчей в декабре – феврале. В итоге апрельский и майский календарь «Гернси» стал выглядеть так, что увидевший его хоккейный тренер первым делом вызвал бы несколько игроков из фарм-клуба, а футбольный упал бы замертво. 23 матча за 43 дня – явление совершенно уникальное, поэтому в заявке «Гернси» появилось имя 44-летнего Мэтта Ле Тиссье – легенды «Саутгемптона», уроженца острова и почетного президента клуба.

Ле Тиссье сыграл за «Гернси» один символический матч, но сама история в очередной раз показала, что низшие лиги существуют не только для того, чтобы поорать матом на судью за небольшие деньги. Главное, что там можно увидеть, – как немногочисленные, но преданные болельщики превращаются в силу, способную запустить даже самый скромный клуб на космическую орбиту: «Гернси» собрал на домашний полуфинал полупрофессионального кубка FA Vase 4 тысячи человек, да и Мэтт Ле Тиссье согласился играть за них в первую очередь потому, что всегда был болельщиком этой команды. С его помощью клуб вышел в восьмой дивизион, где играет до сих пор.

Сборную острова Гернси, на базе которой и была создана футбольная команда, я видел на Островных играх – специальной Олимпиаде для тех, кто со всех сторон окружен водой. Идея эта 25 лет назад пришла в голову людям с острова Мэн; вскоре к Играм присоединились другие острова вокруг Великобритании, а затем уже и остальные острова мира. Иногда мне кажется, что Островные игры вообще придумали исключительно для того, чтобы украсить первые полосы местных газет заголовками типа «Сын нашего булочника выиграл золото в тройном прыжке» или «Учительница с Каймановых островов обыграла всех в сквош».

В 2011 году местом для таких историй стал остров Уайт, прилепившийся к южному берегу Англии около Портсмута. Попасть на Уайт можно было на скромном катере на воздушной подушке – или на грандиозном пароме, откуда пассажиры пересаживались на железную дорогу, уходящую от берега прямо в море. В поезде работал кондуктор в потертой фуражке, как будто не покидавший состав с начала 50-х. К сожалению, у меня совершенно не было возможности посмотреть, как торжествует копьеметатель с острова Сааремаа, а стрелок из лука с Оркнейских островов завоевывает единственное золото для своей команды, зато я попал на мужской футбольный турнир.

Соревнования с участием пары десятков неизвестных команд обычно запоминаются благодаря деталям. Например, на матчах сборной Гренландии работал специально привезенный с собой радиокомментатор. Петер Эман из сборной Готланда забил рекордно быстрый гол на 8-й секунде матча. В составе сборной Фолклендских островов отыскался защитник Георгий Элбакидзе, за три года до этого игравший за грузинскую молодежку против братьев Комбаровых и Сослана Джанаева. Сборные Аландских островов и Сааремаа закончили групповой турнир с идентичными показателями – и били отдельную серию пенальти на следующий день. А круче всех выступила сборная Родоса, игроки которой получили две красные карточки в первом матче и три – во втором, после чего были исключены из турнира и получили бан на двое следующих Игр. При этом один из запасных греков пнул резервного арбитра и был дисквалифицирован пожизненно.

На финал с участием сборных острова Уайт и острова Гернси пришли 870 человек. Команды Уайта и Гернси по уровню примерно соответствовали российской любительской футбольной лиге, но их игра получилась довольно веселой: хозяева забили два мяча в дополнительное время и выиграли золото. Не затягивая награждение, футболисты обеих команд убежали в автобус на церемонию закрытия – пожалуй, самое фантасмагорическое зрелище Островных игр: гигантские бабочки, скелеты людей на скелетах лошадей, марширующие военные, фляжка с водой в качестве переходящего символа турнира и хоровое пение. По дороге с острова меня не покидало ощущение, что паром зачем-то везет меня обратно в реальный мир, о существовании которого островитяне даже не подозревают.

В 45 километрах от мыса Лендс-Энд, официального «конца света» Великобритании, находится удивительный архипелаг Силли – это пять обитаемых островов, где живут чуть больше 2 тысяч человек, и около 40 скалистых камней, показавшихся над водой 300 миллионов лет назад. Где-то здесь находилось вымышленное королевство Лайонесс и родился принц Тристан, которому позже предстояло познакомиться с Изольдой. В 1920 году 2 тысячи человек решили, что одной красивой легенды им мало, и основали самую маленькую футбольную лигу в мире.

Сначала в чемпионате Силли играли сборные обитаемых островов, но в 1950-х осталось всего два клуба – сейчас они называются «Вулпэк Уорриорс» и «Гаррисон Ганнерс». В регулярном чемпионате «Уорриорс» и «Ганнерс» встречаются друг с другом 17 раз, по ходу сезона разыгрывают два кубка (один из них – в двух матчах) и суперкубок, а после Рождества проводят игру «старики против молодежи». Хотя в последнее время набирать команду молодежи стало труднее: число рабочих мест на островах ограниченно, а жизнь дорога. Поэтому все больше людей уезжают на материк, а почти все активные футболисты старше 30 лет.

В регулярном чемпионате «Уорриорс» и «Ганнерс» встречаются друг с другом 17 раз, по ходу сезона разыгрывают два кубка (один из них – в двух матчах) и суперкубок.

Тем не менее лига процветает. Про нее написали все английские и многие европейские издания. Весной 2008 года люди из Adidas выписали на острова Бекхэма и Джеррарда, чтобы снять отличную короткометражку для рекламной кампании Dream Big. Пресс-секретарю лиги Ховарду Коулу начали приходить письма от команд низших английских дивизионов с предложением сыграть товарищеский матч. При этом все интересующиеся недоумевали, как можно из раза в раз видеть одни и те же лица, забивать одному и тому же вратарю и получать по ногам от одного и того же защитника. «Вам только кажется, что это такой День сурка, – говорил арбитр Дэвид Гроттик, который бессменно судит на островах Силли уже 20 лет. – Футбол никогда не приедается».

Глава 2

Остров Мэн и турнир непризнанных государств

«Пойдем, угощу тебя мороженым», – улыбающийся живчик по имени Пол Хаттон буквально втолкнул меня в деревенский магазин, над дверью которого я краем глаза заметил подозрительную вывеску «Знаменитое и Самое Лучшее Мороженое из Козьего Молока». Козье мороженое оказалось странным, но вполне съедобным, а Пол уже тащил меня на пляж, куда иногда заплывают гигантские акулы и где купаются все местные – с акулами-то веселее. Пока я нервно высматривал в воде плавник, Пол подсунул мне свою книжку. На обложке было написано: «Футбол на трех ногах». Это история игры на удивительном острове Мэн.

Остров Мэн плавает в Ирландском море аккурат между Ливерпулем и Белфастом. Это офшор, налоговый рай для банков, судоходных компаний и международных авантюристов: тут, например, находятся штаб-квартира крупнейшего в мире карточного портала PokerStars, центр космического туризма и подпольная шоколадная фабрика, построенная сбежавшими из ЮАР сторонниками апартеида. На всем, от флагов и монет до автомобильных номеров, нарисован трискелион, древний кельтский символ из трех ног, символизирующий устойчивость и стабильность – впрочем, после трех дней на острове понимаешь, что стабильны здесь в первую очередь странности, дикости и отклонения.

Выскочив из крохотного аэропорта, я оказался в Каслтауне – поселке, раз в год принимающем потешную регату на тазах и корытах. Там я сел на паровую железную дорогу, которая пыхтела по полям, где пасутся четырехрогие мэнские лохтаны, – просто поверьте, что они существуют. Прибыв в столицу острова, город Дуглас, я догнал цокающий по набережной конный трамвай. За месяц до поездки я получил от Пола Хаттона приглашение на футбольный турнир сборных, не входящих в ФИФА, и по мере приближения к деревенскому стадиону у подножия горы понял, что лучше места было не найти.

Турниры непризнанных сборных плохо поддаются классификации: есть чемпионаты мира под эгидами разных организаций, есть Европеада, есть Островные игры, но все они разыгрываются в произвольной конфигурации. Главный фактор – хватит ли у команд денег добраться до места. На остров Мэн в июле 2013 года доехали пять сборных: Олдерни (остров в Ла-Манше), Силенд (платформа в Северном море), Реция (бывшая провинция Римской империи в Альпах), Тамил-Илам (нацменьшинство с Шри-Ланки) и Окситания (область на юге Франции). Турнир принимал клуб островной премьер-лиги «Сент-Джонс Юнайтед». Я приехал накануне последнего дня турнира, когда шесть команд разбились по парам, чтобы сыграть за первое, третье и пятое места.

К счастью, за пределами юрисдикции ФИФА не слышен унылый бубнеж «слабых соперников не осталось, все научились играть в футбол», – иначе не было бы истории сборной Олдерни: она впервые собралась в 1905 году, провела с тех пор 107 игр и одержала всего две победы. Первая была зафиксирована в 1920 году, вторая – не так давно, на Островных играх 2003 года. Футболистов, обыгравших тогда сборную эстонского острова Сааремаа со счетом 1:0, всерьез считали золотым поколением Олдерни и ждали от них третьей победы; надо сказать, что и сами игроки были одержимы этой идеей. Вот как сокрушался капитан Олдерни Эндрю Лоуренс после поражения от Реции: «Мы начали этот матч с мыслями об исторической третьей победе, но соперник забил быстрый гол. Тогда мы решили зацепить хотя бы первую ничью в нашей истории и даже отправили вратаря на последней минуте в чужую штрафную, но получили гол в пустые ворота». А в матче за пятое место сборная Олдерни осталась вдесятером уже на третьей минуте – и, конечно, потерпела еще одно поражение.

Очередным победителем Олдерни стала сборная Силенда, самопровозглашенного королевства на базе бывшей пиратской радиостанции. Я был на дебютном матче Силенда в 2012-м, в котором они уступили команде Чагоса, состоящей из людей, выселенных с архипелага в Индийском океане и сплоченно живущих в изгнании. С тех пор силендцы набрали дюжину новых футболистов, выставили из состава безнадежного как футболиста принца Лиэма, зато привезли с собой всю королевскую семью в качестве группы поддержки. За три дня король Майкл Бэйтс со свитой выпили около сотни пинт пива, забили окурками шесть ведер-пепельниц и сфотографировались со всеми болельщиками. Если боссам из ФИФА когда-нибудь захочется поправить свою чудовищную репутацию в мире футбола, пусть берут пример с монарха Силенда.

За три дня король Майкл Бэйтс со свитой выпили около сотни пинт пива, забили окурками шесть ведер-пепельниц и сфотографировались со всеми болельщиками.

Если не считать холмов на горизонте, у стадиона «Сент-Джонса» были довольно скромные декорации: одна трибуна на курьих ножках и приземистое здание с баром и раздевалками. Блуждая по нему в поисках организаторов, я заглянул в одну из дверей и словно попал в фильм «11 друзей Оушена»: на фоне белого кафеля и ржавых труб стояла аппаратура на зависть телекомпаниям, а над ней колдовали два парня с рациями. На стене висел флаг с оскалившимся тигром. Это был центр вещания Тамил-Илама – сборной этнического меньшинства с Шри-Ланки, которое около 30 лет вело на острове партизанскую войну. Один из тамилов сразу попросил посмотреть мое журналистское удостоверение, с плохо скрываемым удовольствием посмеялся над фамилией, а потом сказал: «Ну что ты, мы не имеем никакого отношения к „Тиграм освобождения Тамил-Илама“. Просто наш народ хочет смотреть игры своей сборной».

В это почти невозможно поверить, но трансляция первого матча Тамил-Илама с острова Мэн собрала на сайте футбольной федерации 6 миллионов просмотров. Игру смотрели в Индии, США, Канаде, Великобритании – везде, где живут покинувшие родину тамилы. Собственно, сама сборная тоже собрана за границей: шесть игроков из Англии, пять из Канады, а один парень – Панушант Кулентиран – когда-то числился в молодежках «Палермо» и «Ромы». Тамилы играли очень дисциплинированно, старательно открывались под ответные передачи, усердно делали забегания и в целом напоминали сборную Японии или Кореи. Им не всегда хватало техники и скорости, но командная организация это компенсировала. Кроме того, у Тамил-Илама на турнире была самая внушительная поддержка на трибунах (разумеется, не считая хозяев) – в том числе женщины в национальных костюмах и собственный комментатор с мегафоном.

Еще один аттракцион – исполнение гимна Тамил-Илама: футболисты не клали руку на сердце, а ставили ладонь вертикально ребром к груди под болливудскую музыку. Один из тамильских техников ворчал: «Лучше бы они включали M.I.A. – боевой дух был бы еще крепче». Представив себе гимн в исполнении Майи Арулпрагасам, необузданной поп-звезды тамильского происхождения, которая любит помахать средним пальцем перед лицом у Америки во время музыкальной паузы в Супербоуле, я улыбнулся, а парень воодушевленно продолжил: «Мы все хотим, чтобы Майя дала концерт в футболке тамильской сборной. Тогда нас вообще на все турниры будут звать».

За третье место с тамилами играла сборная Реции – одной из горных провинций бывшей Римской империи. Те, кто хорошо учился в школе, легко назовут четвертый государственный язык Швейцарии (ретороманский), но футболисты все же предпочитают использовать местный диалект немецкого. Зато вместе со сборной на остров Мэн приехал Джанмарко Шмид по прозвищу Гимма – рэпер, бывший наркодилер и вообще человек со сложной биографией, как раз таки начитавший несколько своих треков на ретороманском. Когда-то Гимма и сам играл за сборную, а сейчас стоял у бровки рядом с тренером и пытался взбодрить команду гортанными выкриками – благо у него действительно отлично поставлен голос. Правда, от рева с бровки игроки Реции завелись на пару лишних оборотов, получили во втором тайме три красные карточки и проиграли со счетом 0:5.

Если забраться на крышу клубного здания, можно было увидеть по соседству поле для крикета, а на его краю – ряд туристических палаток. Утром в день финала оттуда вылезли бодрые парни в оранжевых футболках с золотым солнцем на груди и начали активную разминку. Это сборная Окситании, южной французской провинции, которая жила в палатках для поддержания командного духа. Они привезли с собой врача, массажистку и собственного повара, а в сборную взяли только тех, кто говорит на окситанском – языке, который 200 лет назад был под угрозой полного исчезновения. Уроки окситанского давал главный тренер; он же научил футболистов петь гимн – принципиально без музыки.

На тренировке Окситании я обратил внимание на человека, который обращается с мячом заметно лучше других. Открытое лицо, борода, ободок на волосах и удивительно спокойный взгляд – это капитан сборной Борис Массаре, приехавший на остров Мэн автостопом из Дании, где он играл за «Кьеллеруп» во втором дивизионе. Борис был единственным профессиональным футболистом на всем турнире, хотя вел себя скорее как профессиональный хиппи: с удовольствием обсуждал со мной автостопную проходимость трасс Средней Азии (несколько лет назад он ездил в Казахстан, Таджикистан и Индию), ставил послушать с телефона национальную музыку Окситании и не переставал широко улыбаться – даже когда получал по ногам на поле.

Они привезли с собой врача, массажистку и собственного повара, а в сборную взяли только тех, кто говорит на окситанском – языке, который 200 лет назад был под угрозой полного исчезновения.

Финальный матч между «Сент-Джонс Юнайтед» и Окситанией был совсем похож на большой футбол. Старомодной английской системе 4–4–2 противостояла континентальная команда с крайними форвардами и плеймейкером, которого как раз играл Массаре. На трибунах наконец-то собралась внушительная толпа из 600 зрителей. В ложе прессы (та самая крыша клубного здания) появились два футбольных аналитика, человек с камерой и человек с ноутбуком – правда, ни один из них не смог объяснить, кто и по какому поводу будет пересматривать и тем более анализировать игру непризнанной сборной с клубом мэнской премьер-лиги. Первый тайм прошел во взаимной рубке, но во втором окситанцы оригинально разыграли стандартное положение и левый защитник замкнул прострел пяткой у правой штанги. На 80-й минуте Окситания забила второй гол и победила.

На стадионе уже вручили медали и зажгли фейерверк, однако на острове Мэн дело никогда не заканчивается формальностями. Еще полчаса – и вот уже Гимма начал читать рэп, королевская семья Силенда принялась хлестать пиво из трофейного кубка, окситанский повар давал мастер-класс по изготовлению и поглощению сэндвичей с рисом и вялеными помидорами, а тамилы снимали это все на камеру за 10 тысяч долларов. До финала Борис жаловался мне, что турнир получается слишком футбольным и оставляет мало времени для обмена, так сказать, культурными традициями, но стоило всем командам оказаться на одном поле одновременно, как культурный диалог вспыхнул и не гас до утра. Может быть, футбол на островах – вовсе не самое главное.