Заклятые любовники Эльденберт Марина
Я устроилась за столиком, стянула перчатки и погладила атласную оливковую скатерть: ткань под рукой текла и переливалась. Чистая, без единой складочки. Поезд быстро набрал скорость, довольно скоро мы оказались на окраине. В городе снова потеплело, густой туман смешивался с фабричным дымом, образуя плотную завесу. Сквозь нее проступали черные трубы, угловатые очертания зданий и узенькие искореженные улочки трущоб со щербатыми мостовыми. Фигурки людей в темных и неприметных одеждах и грязные дворы мелькали перед глазами, постоянно сменяя друг друга, но оставаясь такими же серыми, холодными и грязными, словно картинки в поломавшемся калейдоскопе.
Я потянулась за книгой, которую захватила почитать в дорогу, и следующий час был посвящен тому, как главная героиня мучилась сомнениями: привлечь внимание героя и сообщить ему о своих чувствах, или же сохранить гордость. А тот никак не хотел замечать ее взглядов, полных надежды. Ну просто Фрай и Тереза!
Стук в дверь отвлек меня от терзаний персонажей. В коридоре стоял Винсент в темно-сером дорожном костюме.
– Приглашаю вас на ужин, – с улыбкой произнес он.
– Миссис Эпплгейт, хотите к нам присоединиться?
Та подняла голову и покачала головой.
– Благодарю, миледи, но я не голодна.
Я не могла сказать о себе того же, поэтому приняла руку де Мортена. Мы прогулялись сквозь вагоны, переходя из одного в другой – вот чудо-то! Раньше пришлось бы идти по сырому и промозглому перрону, застывшему в зимних сумерках посреди леса вместе с домиком-станцией. Туман скрутил бы выбившиеся из прически пряди во вьюнки, и на входе в вагон-ресторан мои вихры торчали бы в разные стороны. Признаться, я была искренне рада, что поездка щедра на впечатления: вся эта суета отвлекала от тревоги и волнений за дедушку.
Вагон-ресторан тоже сиял роскошью. Настенные светильники разливали мягкий свет на обитые вишневым бархатом стулья, ковровую дорожку и белоснежные скатерти. Я незаметно косилась по сторонам, но ни одного загорского князя так и не обнаружила. Когда мы шли по проходу, мне казалось, что на нас смотрят все. Особенно пристально смотрел молодой темноволосый мужчина, напротив которого изваянием застыла его спутница: бледная, с опущенными взглядом, в строгом платье светло-серого цвета. Спасал его, пожалуй, только атлас, из которого оно было пошито, да еще жемчужная камея на скромном кружеве воротника. А вот мужчину ничего не спасало: в своем черном одеянии, с вьющимися волосами и поджатыми губами он походил на оголодавшего вурдалака, вставшего не с той ноги. Глаза его напоминали пустые медяшки, возомнившие себя золотыми, – окружавшую его публику он созерцал с холодным презрением и тихим бешенством.
К счастью, наш столик располагался в самом сердце ресторана, а они сидели у дверей, недалеко от нас устроились два представительных джентльмена, судя по говору, вэлейцы, чуть подальше – мать и дочь, которых я видела на вокзале в Лигенбурге, а напротив – яркая темноволосая дама в роскошном зеленом шелке. На фоне нее даже я со своими рыжими волосами и в абрикосовом платье немного терялась.
– Расскажите, почему вы отправились к отцу? – Винсент передал мне тонкий лист меню и теперь рассматривал свой.
– Потому что ему нужна помощь, – ответила, не поднимая глаз. – А еще хотела убедиться, что обвинения Фрая безосновательны.
– И какую помощь вы ему предложили? Берт не преувеличивал, ваш отец разорен. Наследство графа и титул спасут положение, только надолго ли?
Теперь я кожей чувствовала пристальный взгляд Винсента.
– Ваш отец игрок. Никто не может ему помочь, кроме него самого.
– Когда я сбежала от вас, он решил точно так же. Что я никчемная, что мое место на улице. Меньше всего мне хотелось бы ответить ему тем же. И еще меньше – чтобы моя семья оказалась на улице.
Я продолжала «изучать» меню, хотя мысли прыгали с ветки на ветку, как белки. Я не помнила ни одного блюда из того, что проглядела.
– Иногда внимание близкого человека может многое изменить. И знание того, что до тебя кому-то есть дело.
Для меня таким человеком стал дед. Именно он вернул мне веру в себя. По сути, он не сделал ничего особенного, просто сказал слова, которые помогали мне не раз и не два: «Ты просто запуталась. Спроси у себя, чего ты хочешь – и иди к этому». А я хотела жить замечательно. Иметь возможность выбирать самой. Хотела быть на виду. Хотела блистать. Хотела масок и перевоплощений.
После нашего разговора я начала ходить на пробы в театр и через два года смогла уволиться из семьи банкира, где учила одну нерадивую юную особу грамоте. Я получила маленькую роль лавочницы в популярном в то время спектакле. Роль, в которой меня заметили и с которой началась моя карьера.
– Внимание здесь ни при чем. Особенно для мужчины. Либо ты берешь ответственность за свои поступки, либо обвиняешь всех вокруг. Предположу, что отец посчитал вас причиной его бед и не принял помощи. Иначе вы бы приехали в Лигенбург вместе.
Я вскинула подбородок и встретилась взглядом с темными глазами Винсента. В них не было ни тени насмешки, только спокойствие.
– Виконту не нужно сочувствие к его порокам. Дайте ему деньги, и тем самым подтолкнете к гибели.
– Вы правы, – просто сказала я и снова уткнулась в меню. Надеюсь, состав не сойдет с рельс, потому что я только что согласилась с де Мортеном. И надо бы уже выбрать хоть что-нибудь и заткнуть себе рот, чтобы не начать говорить снова. О том, что несмотря на все, мой отец остается моим отцом, что я должна была хотя бы попытаться! И пусть все говорят что угодно, но в раздавленном и озлобленном человеке я видела того, кто держал меня на руках и рассказывал о маме, о своей любви к ней. Может быть, того человека больше нет, ну а если он все еще жив?
Как бы там ни было, я сделала все, что могла. Теперь только отцу решать, какое будущее его ждет.
– Луиза, – позвал Винсент. – Виконт Лефер не заслуживает такой дочери, как вы. Будь я на месте графа Солсбери, то оставил бы Вайд Хилл вам.
Я вздрогнула и теперь смотрела на де Мортена. Неужели они с Фраем знают? Знали все это время? Нет, вряд ли. Он не мог не сказать мне о том, что дед умирает и об измененном в мою пользу завещании. Просто так совпало.
– Вы всегда можете оставить мне Мортенхэйм. – Я коротко улыбнулась, чтобы сгладить неловкость: нежданный комплимент зацепил то, что я все это время успешно запихивала поглубже. – Ну или свой дом в Лигенбурге, он тоже неплох.
Ответная улыбка Винсента заставила сердце забиться сильнее.
– Нужно было сказать раньше. Я помню о вашей независимости, но пусть это будет компенсацией за все пережитое по моей милости.
Он достал из внутреннего кармана бумаги и протянул мне.
– Закладная на дом.
Если бы Винсент влез на стол и выкинул несколько фривольных па в стиле танцовщиц кабаре, наверное, я и то бы удивилась меньше. Какое-то время просто сидела, не в силах вымолвить ни слова. Потом сглотнула ком в горле, с трудом сдерживая готовые навернуться на глаза слезы.
– Зачем вы это сделали? – сердито спросила я.
– Думал, вы обрадуетесь. – Де Мортен положил бумаги на стол, так и не дождавшись пока я их заберу.
К нам подошел официант, Винсент диктовал заказ, а в моей голове словно обосновался бродячий цирк. По крайней мере, чехарда там творилась приблизительно такая же, а может статься, даже посерьезней. Де Мортен сказал, что это компенсация. Мой дом не дворец, но стоит немало. Гордость уговаривала схватить бумаги и разорвать на клочки, разум умолял принять подарок, потому что когда все закончится, идти мне будет некуда.
– Что желает миледи? – донеслось словно издалека. Я ткнула в первое попавшееся блюдо, напрочь позабыв о том, что по всем правилам приличия озвучить мой выбор должен был Винсент. Да плевать мне на правила приличия и на выпученные глаза официанта, который благодаря им сейчас напоминал камбалу. Стоило ему отойти, как я подалась вперед, потом откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и возмущенно уставилась на де Мортена.
– Ненавижу вас! – Слова вырвались помимо моей воли, остановить их я не смогла. Не уверена, что это было именно то, что хотелось сказать и то, что я чувствовала, но так уж получилось.
– Пожалуйста. – Винсент кивнул и разгладил салфетку. Невозможный, непробиваемый мужчина!
Звон бокалов и приборов, голоса сидящих за столиками людей. Если бы можно было подняться и выйти отсюда, я бы это сделала, но выйти на полном ходу поезда… Нет, на такое я не способна. Даже если очень хочется спрятаться от этого непроницаемого взгляда, который смотрит прямо в душу. Интересно, что он там увидел?
– Что это вы на меня так смотрите? – Я подозрительно прищурилась.
– Потому что мне нравится на вас смотреть. Я простил вас за то, что вы бросили меня у алтаря. А вы сможете меня простить?
Я изящно облокотилась о стол и подперла руками подбородок: на всякий случай, чтобы челюсть со звоном не ударилась о приборы. То-то будет неловкость.
– Вы сегодня с утра измеряли температуру? Это серьезно или просто временное помешательство? Пока что тихое, но может перейти в буйное. Может, стоит вызвать целителя?
Я говорила, и не могла остановиться, потому что если замолчу, меня выкинет с этой карусели на пару с рассудком. И потом уже будет поздно. Окончательно и бесповоротно. Говорят, что поздно не бывает, пока ты жив, но в этом случае точно будет.
– Если я и помешался, то только из-за вас.
– Помешались в каком смысле? Вы сможете ткнуть в меня вилкой, если разозлитесь?
Я спрятала руки под столом, потому что они предательски дрожали.
– Нет, Луиза, – негромко произнес Винсент. – Я говорю о помешательстве другого рода.
Подали аперитив, и это избавило меня от необходимости отвечать. Проще было сделать глоток и смаковать цитрусовый привкус с легкой алкогольной горчинкой, чем продолжать разговор с невозможным герцогом, который помешался и решил меня довести до помешательства. Если я сейчас позволю ему, а заодно и себе перейти эту черту, то повторение сцены в Мортенхэйме ничем хорошим для меня не закончится. Я не могу постоянно запихивать свое сердце в вазочку со льдом, потому что его снова и снова окунают в раскаленный металл.
Мы загадочно молчали, пока не принесли заказ. Официант поставил перед Винсентом ростбиф с жареными овощами и пудингом, передо мной – огромное блюдо, на котором лежали крохотные темные ракушки, залитые каким-то светлым соусом с зеленью. Рядом он положил приспособление, отдаленно напоминающее пыточный инструмент, и крохотную двузубую вилочку.
– Что это? – спросила я, глядя на официанта, который застыл с перекинутым через одну руку полотенцем и бутылкой вина в другой.
– То, что вы заказали.
– А что я заказала?
– Виноградные улитки под сливочным соусом. Новинка сезона, веяние вэлейской кухни, миледи, – официант явно гордился, сообщая мне об этом. – Только-только появляются, но у нас их отлично готовят. Замечательный выбор.
Пока нам разливали вино, я задумчиво смотрела на Винсента, пытаясь представить, как и что мне предстоит есть.
– Щипцы для того, чтобы держать раковину, а вилка – чтобы доставать улитку, – подсказал де Мортен. – Странно, что вы не пробовали их в Вэлее.
Я смутно помнила, что что-то такое мне действительно предлагали в одном из дорогих ресторанов, но я отказалась. Потому что мне показалось диким есть милые создания с усиками.
– Я знаю, для чего они, – из чистого упрямства возразила я. Хотя этот прибор по-прежнему напоминал мне что-то, что в моем представлении используют подручные Фрая на своих допросах. А еще у них на усиках глаза. У улиток, не у подручных Фрая.
Мне как-то расхотелось есть, я покосилась на тарелку, мило улыбнулась.
– Знаете, лучше оставлю их вам. Я правда не голодна.
Уголки губ Винсента подрагивали в тщетной попытке скрыть улыбку.
– Ешьте. Этим улиткам уже не помочь, а так их жертва хотя бы не будет напрасной.
– Вы жестокий человек.
– Но вы знаете, что я прав. Снова.
Я вздохнула и подтянула блюдо поближе. Надеюсь, потом меня не станет мучить совесть. Впрочем, сейчас меня больше всего мучила мысль, как бы съесть их так, чтобы они не вылетели прямиком из щипцов и не угодили в глубокое вечернее декольте яркой даме в зеленых шелках, которая, как назло, развернулась им прямо к Винсенту. Ладно, позориться так позориться!
Обошлось. Я съела всех пострадавших улиток, которые оказались весьма недурны в своем сливочном соусе, мысленно попросила у них прощения и пообещала себе, что никогда больше не буду тыкать в меню пальцем. Мы с Винсентом даже мило побеседовали о винах и о том, как и с чем они сочетаются, временами я ловила на себе его пристальный взгляд, словно он хотел вернуться к разговору, прерванному до начала ужина, но я к нему не хотела возвращаться. Ни за что! Это значило бы, что мне придется думать о своих чувствах к нему, а я к такому не готова. Вот совсем. Хотя бы потому, что у нас просто нет будущего.
Когда мы закончили ужин, поезд остановился. Винсент предложил провести меня обратно в купе и немного прогуляться. Видимо, он с куда большим удовольствием пригласил бы к себе, но, к счастью, правила приличия никто не отменял. К счастью ли? Я была уже не так уверена, что смогу выдержать его близость и не оступиться.
Винсент наблюдал за мной, и мне хотелось думать, что он мной любуется. Холод зимней ночи не располагал к долгим прогулкам, да и остановка была не столь долгой, но по перрону мы бродили медленно, словно не хотели расставаться. Только гудок паровоза заставил нас ускорить шаг. Де Мортен прижался губами к моим пальцам и согрел их дыханием.
– Доброй ночи.
Мне не хотелось уходить, но и стоять на перроне мы просто так не могли: проводник, застывший рядом, переминался с ноги на ногу и явно выражал обеспокоенность по поводу того, что мы все еще не заняли свои места.
– Доброй ночи. – Я улыбнулась, а он помог мне подняться.
Только оказавшись в купе, я вспомнила про миссис Эпплгейт. Она с непроницаемым выражением лица доедала пирог, в кружке дымился чай. Какое-то время мы сидели молча, на сей раз поменявшись местами: я порывалась читать под светильником, она смотрела в темноту на проносящиеся мимо пейзажи. Я не могла выкинуть из головы то, что произошло в ресторане. Бумаги на дом лежали под моей накидкой и только чудом не прожгли в ней дыру. Закладная на дом, подумать только. Дом, в который я смогу вернуться, когда пожелаю. Если…
Я разглядывала крохотную спираль змеи на ладони. У нас с Винсентом не было близости почти неделю, мы даже жили с ним не вместе. По моим расчетам она должна была как минимум обвивать локоть, а то и к плечу подбираться. Что же с ней творится? И что творится с нами?!
Я впервые ночевала в поезде, потому даже не надеялась заснуть. Как ни странно, под мерный стук колес меня сморило быстро. Я сама не заметила, как провалилась в сон, а проснулась от того, что вагон сильно дернуло во время остановки. Не желая открывать глаза, повернулась на другой бок, уютно зарываясь лицом в подушку, но тут по комнате будто порыв ветра пронесся. Колючего, обжигающего. Злого. Ветру было взяться неоткуда, но это ощущение шло изнутри.
Приподнявшись на кровати, я заморгала: ручку двери окутало голубовато-серебристое мерцание, напоминающее целебное зелье в прозрачной банке. Ну или те странные чернила, которыми де Мортен рисовал бабочку. Прежде чем я успела додумать, раздался легкий щелчок, и в купе стремительно вошел мужчина.
Быстрое движение со стороны постели миссис Эпплгейт, вспышка, звук выстрела. Купе вспорол вой и стремительный поток злой силы. Меня ослепило ярко-синим светом, взорвавшимся перед глазами адским огнем, а затем раздался жуткий хруст и крик боли: магия впечатала мою компаньонку в стену под аккомпанемент ломающегося дерева. Оружие глухо ударилось об пол, барабан револьвера блеснул на ковре размазанным белесым пятном.
Нападавший рванулся ко мне, и я увидела его лицо – бледное, искаженное ненавистью и гневом – слишком близко. Тот самый «вурдалак» из ресторана! Я с криком отшатнулась, а он бросился за мной: ледяные пальцы с силой сомкнулись на моей шее. Я вцепилась ему в плечи, рука скользнула по сюртуку, рукав пропитался чем-то горячим… Кровь! Я сжала сильнее, ударила наугад, вцепилась ногтями ему в лицо. Убийца отпрянул, воздух обжег горло, кашель вырывался наружу вместе с судорожными всхлипами, сквозь которые донесся его вопль:
– Грязная потаскуха!
Голос отказывался повиноваться и вместо крика получился сдавленный писк:
– Помогите!..
Миссис Эпплгейт глухо застонала, а стоящий напротив мужчина ладонью размазывал кровь, сочащуюся из раны, по подбородку, щекам, по лбу. Разводы на искаженной гримасой злобы алебастровой маске в темноте казались черными. Он снова бросился на меня: с безумной силой сумасшедшего. На глаза попалась висящая над кроватью картина, я вцепилась в нее, сорвала со стены, била наотмашь. Мужчина не удержался на ногах, повалился на пол, в проход между кроватями.
Всевидящий, револьвер! Мне нужен ее револьвер…
Вихрь магии ударил в грудь, словно рядом разорвался снаряд, меня швырнуло на кровать, выбило воздух из легких, под ребрами вспыхнул огонь. На миг я очутилась в бесконечном безмолвии, в Нигде. Тиски рук сдавили горло, выдавливая жизнь, лицо убийцы расплывалось перед глазами, а голос доносился издалека, словно уши забили ватой.
– Ваша жизнь грязна! – Его дыхание со свистом вырывалось из груди: казалось, будто меня швырнули в клубок ядовитых гадин. – Грязна и отвратительна, мисс Фоссет. И смерть будет такой же…
Я слабо колотила руками по покрывалу, цепляясь за зеленый огонек мерцающей на ладони змейки. Вокруг заклубилась невиданная доселе неукротимая сила, сметающий все на своем пути ураган магии, в котором я была просто щепкой. Темнота взорвалась перед глазами очередной ослепительной вспышкой, и я поняла, что это конец.
5
Воздух полоснул горло тысячами лезвий.
Я захожусь в кашле, а в следующий миг надо мной склоняется Винсент. У него безумный взгляд: такой был у Себастьяна, когда мы с ним наткнулись на гнездо диких пчел. Странно сравнивать Винсента с Себастьяном, но именно братец приходит мне в голову, потому что в потемневших до черноты глазах я впервые вижу ужас. Отчаянный – такой ни с чем не спутаешь, это инстинкт, и мне в голову приходит смешная мысль: что это так напугало де Мортена? Додумать я не успеваю, потому что сознание начинает ускользать.
– Луиза, не смейте закрывать глаза!
Вспышка: кто-то зажег светильник в купе, теперь надо мной плавает перекошенное от страха лицо проводника.
– Что вы встали, как вкопанный?! – резким окриком де Мортена можно стадо зомби поднять, не прибегая к помощи некромантов. – Помогите женщине. Ее зовут миссис Ровена Эпплгейт.
Проводник исчезает из поля зрения, а де Мортен взбивает подушку, укладывая меня, при этом все еще умудряясь командовать:
– Принесите воды, а потом пригласите начальника поезда и господина Джефферса из третьего вагона. Живо!
Слышу чей-то стон. Негромкое:
– Миссис Эпплгейт…
И резкое:
– Со мной все в порядке! Делайте что вам говорят.
Пряный запах, смешанный с мятным, тепло сильных рук Винсента. Невыносимо хочется прижаться крепче, обнять руками и ногами, слиться в одно целое и разрыдаться от облегчения, но слез нет. Когда он рисовал бабочку и заявился в мой дом в Лигенбурге – были, а сейчас нет. Мир вокруг расплывается, превращается в бесконечную карусель.
«Больно дышать», – хочу сказать я, но мое горло напоминает раскаленную добела банку, набитую углями, вместе с ним полыхает и вся грудь. Вместо слов с губ срывается сипение:
– Дшт… но…
– Знаю, милая, – он гладит меня по щеке, – сейчас будет легче.
Слышу чьи-то шаги, Винсент вскакивает, буквально вырывает из рук проводника графин, и вода попадает мне на запястье. Когда его пальцы касаются шеи, из глаз летят искры. Я вцепляюсь в сползающее на пол покрывало, чтобы не кричать от нестерпимой муки. На миг темнеет перед глазами, а потом боль становится тише. Прихожу в себя, когда мои ладони касаются бархатного покрывала, Винсент склоняется надо мной, замкнув виски между пальцами. Чувствую легкие прикосновения: он использует магию армалов, и реальность обретает очертания, возвращаются звуки, цвет, тени. Мир продолжает раскачиваться, но уже не так быстро.
За сильной спиной де Мортена творилась какая-то суета, похоже, помимо нас, здесь были еще люди. Я попыталась повернуть голову, но он не позволил: продолжал чертить узоры, на шее, на груди, на лбу. У меня до сих пор не прошло чувство, что я проглотила воинственно настроенного ежа, хотя дышать стало легче.
Закончив со мной, Винсент резко поднялся и развернулся к миссис Эпплгейт.
– Какого демона я посадил вас на этот поезд?! Какого демона вы столько лет служите в ведомстве, если не можете справиться с одним недоделком?!
– Ваша светлость…
– Замолчите! Я доверил вам эту женщину, а вы ее чуть не убили. Так что оставьте оправдания при себе.
Жесткий властный голос де Мортена заставил поежиться, пусть его гнев был обращен не на меня, стало не по себе.
– Винсент… она… не… виновата. – Говорить было по-прежнему больно, поэтому между словами приходилось делать паузы. Никогда не думала, что у меня может быть голос, словно я простужена второй год или постоянно курила низкосортный табак.
Он обернулся: злой, как все демоны вместе взятые, но взгляд его полыхнул такой пронзительной нежностью и тревогой, что мне стало дурно.
– Лежите смирно, вы… магнит для неприятностей.
Честно, я и не собиралась вставать. Тело словно существовало отдельно от меня. Поворот головы – чтобы оглянуться, дался с таким трудом, словно она была чугунной. Я не представляла, что стану делать, если увижу своего несостоявшегося убийцу. Просто хотела знать, что его здесь нет, и его не было. Наверное, мужчину увели те люди, которые приходили, когда Винсент меня лечил.
Вместе с сознанием вернулся страх, и теперь меня колотило так, что кровать дрожала. На краю разума мысль-демоненок отплясывала бесконечный шальной танец: «Я-почти-умерла-я-почти-умерла-я-почти-умерла», – стоило вспомнить, как руки сдавливали шею, все внутри сжималось. А еще становилось холодно. Очень холодно.
– Где… этот… человек?
– Луиза, вы в безопасности. – От него веяло уверенностью и силой, а тепло во взгляде де Мортена подействовало как успокоительное: я глубоко вздохнула и закрыла глаза, отпуская страх.
– Покажите руку. – Тон его мигом стал прохладнее: судя по всему, он обращался к моей компаньонке. – Голова кружится?
Раздался странный хруст и короткий вскрик, я вздрогнула и вжалась в постель.
– Ваша светлость, – донесся еще чей-то голос из коридора. – Позвольте…
Я с трудом разлепила веки: как раз когда Винсент вышел из купе и захлопнул дверь. До меня доносились обрывки фраз, когда кто-то говорил громче:
– …Выживет…
– …Скажете, что взорвался светильник …
– …Отправить в Лигенбург…
О чем они говорят? Я не хочу возвращаться в Лигенбург! Мне надо к деду!
Я резко села на кровати, но мир перевернулся, я вместе с ним рухнула вниз безвольной куклой или бревном, если отбросить поэзию. Встреча с подушкой была мягкой и неотвратимой, а спустя миг рядом со мной уже оказалась миссис Эпплгейт.
– Миледи, вам нужно лежать!
Выглядела она неважно: на щеке ссадина и кровоподтек, лицо зеленовато-серого цвета, под глазами круги.
– Вам… тоже… – заметила я и добавила: – У вас… что-нибудь… болит?
– Нет.
– Серьезно? – другая бы на ее месте после такого не разогнулась, эта же набросила халат и стоит прямая, словно палку проглотила. – Кто… вы такая?
Та с бесстрастным видом пожала плечами.
– Мое имя вы знаете.
Потрясающе. Снова одни сплошные секреты. А главное, компаньонка у меня по последнему писку моды: с револьвером в комплекте и молниеносной реакцией.
– Помогите мне… сесть, пожалуйста. У меня потолок… перед глазами… плавает.
В купе снова заглянул Винсент.
– Через час поможете леди Луизе одеться и приведете в вагон-ресторан. С этим справитесь или нужна помощь?
У женщины побелели губы, и мне – вот неожиданность – снова захотелось запустить в де Мортена чем-нибудь тяжелым. Нельзя же быть таким жестоким!
Дверь захлопнулась с легким щелчком, компаньонка осторожно помогла мне приподняться, взбила подушку и поставила ее к изголовью. Медленно усадила, чтобы я снова не кувыркнулась навзничь. Только убедившись, что со мной все хорошо, отступила к кровати. Ее повело, и миссис Эпплгейт на миг прислонилась к стене. Я покосилась на сопровождающую, пытаясь прийти в себя: насколько это позволяли мои трясущиеся пальцы и остальное трясущееся все.
– Я могу… одеться сама. И помогу… вам, если… нужно.
– Не глупите.
Ой, да ладно. Меня только что чуть не придушили. Имею право.
К тому времени, как мы двинулись в сторону вагона-ресторана, уже рассвело. Новость о происшествии растеклась по вагонам, постоянно хлопали двери купе. Пассажиры выглядывали в коридоры, словно их постигла массовая бессонница, делали вид, что хотят позвать проводника, перешептывались. Версия взорвавшегося газового светильника взбудоражила всех, до меня то и дело доносилось взволнованное: «Кто-нибудь пострадал?..» – «На перроне стало светло как днем, а потом этот жуткий грохот…» – «Ох, это было так ужасно!..» – «С газом такое бывает, вот у моей сестры…» – «Меня больше беспокоит, на сколько задержится поезд. Мы уже больше часа стоим в Болдшире…»
Миссис Эпплгейт двигалась стремительно и вела меня, я же просто шла за ней, как девочка, вцепившаяся в руку матери. Не знаю, как называется это состояние. Первый этап – когда я мало что соображала и качалась в руках Винсента, как в колыбели, уже миновал. Второй – когда трясло так, что зубы стучали, тоже. И вот теперь навалилась звенящая пустота. Я словно со стороны наблюдала, как мы миновали последний переход и вошли. Сегодня обстановка поезда уже не казалась такой роскошной. Возможно потому, что в этой роскоши я могла остаться навсегда.
– …пострадает репутация поезда.
– Репутация поезда пострадает еще сильнее, если кто-то пустит слух, что ночью в купе чуть не убили женщину.
К нам повернулись все: Винсент, седой полицейский с фуражкой в руках, проводник из нашего вагона, усатый шустрый коротышка, стоявший рядом с ним, судя по форме, начальник поезда, еще какой-то высокий незнакомец, с холодными глазами и массивной нижней челюстью. Светловолосая молодая особа – та самая, что ужинала с убийцей, выглядела не старше восемнадцати. Она съежилась за столиком в середине вагона, бледная, с заплаканными глазами, и затравленно вздрогнула, когда взгляд ее столкнулся с моим.
А потом я увидела своего палача. Точнее, человека, который мог бы им стать. Его усадили чуть поодаль от леди: поникшего, словно сломанный манекен. Сюртук висел на угловатых плечах, на левом белела повязка. Длинные пряди слиплись и повисли вдоль измазанного кровью худого лица, подчеркивая острый подбородок, но страшнее всего был взгляд. В нем не отражалось ничего до той поры, как он меня узнал. Пустые глаза полыхнули яростью, губы искривились. Он рванулся с невиданной для человека силой, я отшатнулась, готовая бежать, но миссис Эпплгейт удержала меня за плечи.
Полицейский и высокий мужчина скрутили убийцу раньше, чем тот успел шаг ступить. Он сыпал такими проклятиями, что будь на моем месте девушка поскромнее, свалилась бы в обморок. Глаза его закатились, язык вывалился изо рта, он гримасничал и дергался, пока его пытались усадить на стул, с тонких губ сорвалось воем:
– Грязна-а-а-ая девка должна умереть!!! Грязна-а-а-ая…
– Заставьте его замолчать, – даже я вздрогнула от зловещего холода в голосе де Мортена.
По вагону прокатилась волна чудовищной силы, я чувствовала вибрации магии, расходящиеся от Винсента: сильные, яркие, подавляющие. Упрашивать полицейского не пришлось, он мигом запечатал безумцу рот при помощи какой-то тряпки. Тот мычал до тех пор, пока миссис Эпплгейт не подошла и не встала перед ним – так, чтобы мы не могли друг друга видеть.
Винсент приблизился, подвинул мне кресло, помог сесть. Сжал мои ледяные ладони, чтобы согреть, и немного понизил голос.
– Луиза, мистер Джефферс работает на Фрая. Он задаст вам несколько вопросов, потом я провожу вас в купе. Договорились?
Не в силах удивляться, я кивнула, а Винсент уступил место высокому мужчине. Сам де Мортен вернулся к остальным. Они о чем-то негромко разговаривали, а я не могла отвести от него взгляда. Как же хотелось, чтобы он был рядом! Просто держать его за руку…
– Вы раньше встречались с человеком, который на вас напал, леди Луиза?
– Нет, – по-прежнему хрипло ответила я. – Видела его первый раз в жизни.
Который мог стать последним.
Я оттолкнула эту мысль, подавив желание зажмуриться и сжаться в комочек.
Точнее, второй, первый раз был в ресторане. Но это ведь не считается?
– Его зовут сэр Томас Хилкот, – мистер Джефферс подался вперед, – баронет.
Хилкот, Хилкот… Хилкот?! Баронет?! Тот самый ханжа, который забрасывал меня письмами с пожеланиями гореть в очищающем огне?!
Судя по всему, я изменилась в лице, потому что мужчина вперил в меня пристальный взгляд.
– Его имя вам известно. Откуда?
– Он меня проклинал. – Я сглотнула и поморщилась. – В письмах. Обещал адское пламя и вечные муки. Из-за того спектакля, в котором я играла, «Злая любовь». Кажется, что-то такое он и кричал, когда пытался меня задушить. Что-то про грязь.
– Он когда-нибудь угрожал вам лично?
– Я же сказала, что вижу его впервые. Даже не представляла, что кто-то из подобных ему людей способен на убийство. Обычно дальше оскорблений дело не идет.
– Расскажите все, что помните. Сколько было писем. Когда пришло последнее. Что именно он писал.
– Думаете, я их считала?
Пришлось вспоминать все, начиная с угроз в записках, которые потом превратились в письма с подробными объяснениями причин моей порочности. Разумеется, сами письма остались только в воспоминаниях: эту гадость я уничтожала сразу, а последние конверты с именем баронета отправляла в камин, не вскрывая.
Я облокотилась о столик, глядя на холодное зимнее солнце, лениво взбирающееся по небосводу над невысокими треугольными крышами, на снующих перед зданием вокзала торговцев. Здесь не было зданий выше двух этажей, оттого заснеженный станционный городок казался игрушечным. Мистер Джефферс записывал все, от постоянно повторяющихся вопросов с разными формулировками немного тошнило. Наконец он оставил меня в покое и отошел к остальным.
– Уведите меня отсюда, – попросила я Винсента, – пожалуйста.
Он помог мне подняться, закутал в свой плащ и вывел на перрон, за что я была ему искренне благодарна. Не уверена, что смогу остаться в этом купе одна хотя бы на минуту.
Мы прогулялись к небольшому, но красивому зданию вокзала. За ним раскинулся городок, и в другой раз я не преминула бы остановиться у резного заборчика, чтобы рассмотреть все как следует, но сейчас просто шла рядом с Винсентом, положив руку поверх его. Перед глазами растянулось ожерелье состава и зябко ежащиеся, снующие туда-сюда пассажиры. Более теплолюбивые скрылись в вагонах.
Перед глазами все еще стояло остроугольное лицо, вылезающие из орбит глаза и вопли: «Грязная девка должна умереть…» Вчера, за ужином, Хилкот меня узнал и решил, что мне не место в этом мире. Просто потому, что он сумасшедший. Просто потому, что мы оказались в одном поезде? Неужели такие решения принимаются спонтанно? Ты просто выходишь в ресторан, видишь неугодного тебе человека и идешь его убивать. И все.
Ноги только чудом не подогнулись, а Винсент остановился и поднес мои дрожащие пальцы к губам.
– Луиза, все закончилось.
Почему у меня такое чувство, что все только начинается?
– Я думала, что он меня убьет, Винсент. Несколько часов назад я думала, что умру.
Он с силой сжал мои пальцы.
– Думайте о хорошем. Например, о том, что моя любовь к ночным бдениям спасла вам жизнь.
– Вы вышли прогуляться?
– Подышать свежим воздухом. Увидел, как ваше окно светится в ночи, и подумал: если это огонь моей боевой бабочки, то я не против побыть мотыльком.
Я слабо улыбнулась.
– Спасибо, что пытаетесь развеселить, но сейчас это все равно что класть варенье в прокисшую кашу.
– Обожаю вашу образность. Луиза, посмотрите на меня.
Подчиняясь гипнотической силе его голоса, я заглянула ему в глаза. Винсент стоял рядом: такой родной и такой хмурый, как пасмурный день в Лигенбурге.
– На случай, если среди пассажиров поезда окажутся еще какие-нибудь нетерпимые к театру личности, с вами будет миссис Эпплгейт. Теперь она не решится спать, даже если очень захочет.
– Почему Хилкот набросился на меня? Я не знаю. Не могу понять. И это пугает больше всего.
– Джефферс беседовал с его сестрой. Ей показалось немного странным, как спешно Хилкот засобирался в гости. Их отец – викарий, здесь, в Болдшире. Они уже сошли с поезда, сестра ждала его на перроне с вещами. Хилкот сказал, что забыл в купе часы и пройдет через вагоны…
– А пошел убивать меня. Неужели можно убить человека только за то, что он ведет себя не так, как тебе нравится?
– Их с сестрой доставят в Лигенбург. Берт разберется что к чему.
Джефферс… Моя компаньонка, скорее всего, тоже из его ведомства. Осталось только понять, из какого.
– Кто такой Альберт? – спросила я. Не надеялась, что ответят, просто озвучила свою мысль.
– Глава Тайной полиции Энгерии.
Ой.
– Но ему же… но он же… Моложе вас…
– Старше на пять лет.
– Хорошо сохранился.
Мы развернулись и направились назад.
– Как вы подружились?
Читать бесплатно другие книги:
