Убийственно красиво Джеймс Питер

32

Грубо намалеванное от руки объявление, приклеенное скотчем к стеклянной дверной панели, гласило: «Брент Маккензи. Всемирно известный ясновидящий. Только сегодня вечером!» Поперек красовалась широкая желтая флюоресцентная полоска с надписью: «Извините, все билеты проданы!»

Снаружи здание отнюдь не выглядело многообещающе. Грейс ожидал увидеть большой просторный зал, однако выяснилось, что брайтонский Холистический центр занимает всего лишь помещение маленького углового магазина, выкрашенного в ядовито-розовый цвет.

Сразу за дверью стояла растрепанная женщина сорока с небольшим в черном халате поверх серого трико и проверяла билеты. Грейс достал из кармана бумажник и, покопавшись там, извлек билет, купленный несколькими неделями раньше.

Он волновался. Где-то глубоко внутри его сотрясала нервная дрожь, казалось, в какой-то степени лишавшая его природного достоинства. То же самое происходило всякий раз, когда он отправлялся к медиуму, ясновидцу или любому другому экстрасенсу. Предвкушение. Страстная надежда, что этот, может быть, чем-то отличается от других и наконец-то, после почти девяти лет ожидания, сможет дать ему ответ.

Либо послание от Сэнди, либо ее местонахождение, либо еще какой-нибудь знак.

Хоть что-нибудь, способное подсказать, жива Сэнди или мертва. Для Грейса это было самое важное. Разумеется, какой бы ответ он ни получил, это потянет за собой массу других вопросов, но сначала… сначала, прошу вас, ответьте мне на этот.

Может быть, как раз сегодня?

Грейс предъявил билет и по узкой лестнице начал подниматься наверх следом за тремя нервно переговаривавшимися девушками. Они походили на сестер: самая младшая — еще подросток, самой старшей — лет двадцать пять. Миновав некрашеную дверь с надписью «Тише, идет сеанс терапии», он оказался в комнате, вдоль стен которой было расставлено штук двадцать разнокалиберных пластиковых стульев, оставлявших в середине небольшое пространство, по-видимому и предназначенное для ясновидящего. Окна закрывали синие жалюзи, на стенах висели полочки с цветочными горшками и пейзаж с видом Прованса.

Большинство мест было уже занято. Две молодые девушки пришли со своей матерью, пожилой дамой с рыхлым, похожим на пудинг лицом, в мешковатом вязаном свитере, которая, похоже, едва сдерживала слезы. Рядом с ней сидела длинноволосая матрона лет семидесяти в цветастой блузке, юбке из денима и очках размером с маску ныряльщика.

Грейс нашел свободное место рядом с двумя мужчинами лет тридцати в джинсах и футболках. Один из них, с огромным брюхом и курчавыми волосами, напомнивший Рою комика Кена Додда, тупо пялился в пространство и жевал резинку. Второй, значительно худее, обильно потел и гордо сжимал в кулаке банку пепси-колы, словно это придавало ему какой-то особый статус. До Грейса донеслись обрывки их разговора: они обсуждали электрические отвертки.

В зал вошли очередные мать с дочкой и заняли два оставшихся свободных стула, как раз рядом с ним. От тощей, как вешалка, дочки в черных брюках и красной блузке попахивало чем-то, показавшимся Грейсу освежителем для туалета. Мать, в похожем облачении, выглядела как смоделированный на компьютере образ дочери — какой та станет лет этак через двадцать. Грейс был знаком с этой техникой: ее активно использовали при поисках пропавших без вести. Год назад он проделал то же самое с фотографией Сэнди и был поражен тем, насколько может измениться человек всего за восемь лет.

В комнате царила атмосфера ожидания. Грейс смотрел на окружавшие его лица, гадая, почему эти люди сюда явились: некоторые потому, предположил он, что недавно лишились кого-то из близких, но большинство, скорее всего, просто потерянные души в поисках проводника. И все они выложили по десять фунтов, чтобы встретиться с совершенно незнакомым человеком с полным отсутствием знаний в области медицины или социологии в надежде услышать от него нечто такое, что могло в корне изменить их жизненную позицию.

Нечто такое, что им бы могли передать духи с помощью «энергетического канала», доступного Бренту Маккензи. Как он сам утверждал. Грейс таких насмотрелся.

И тем не менее, продолжал возвращаться за новыми впечатлениями.

Это было сродни наркотику: еще всего лишь один укол, а потом бросаю. Но конечно, он никогда не остановится, пока не узнает всей правды об исчезновении Сэнди. Может быть, сегодня духи подскажут Бренту Маккензи, может быть, ясновидцу удастся то, что не удалось до него никому, и он сумеет извлечь их послание из эфира.

Рой Грейс прекрасно отдавал себе отчет, как он рискует репутацией, открыто проявляя интерес к медиумам и ясновидцам, но он был далеко не единственным офицером полиции в Соединенном Королевстве, которые регулярно с ними консультировались. И, не обращая внимания на слова циников, Грейс верил в сверхъестественные силы — просто у него не оставалось иного выбора. В детстве ему множество раз доводилось видеть духа, точнее, двух.

Каждое лето он неделю гостил у дяди и тети в их коттедже в Бембридже на острове Уайт. Из высокого окна на верхнем этаже огромного дома напротив ему частенько приветливо махали две милейшие пожилые леди. И только годы спустя, побывав в Бембридже после долго отсутствия, Рой узнал, что дом пустует уже более сорока лет, а махавшие ему две пожилые леди покончили с собой еще в 1947 году. И это вовсе не было игрой воображения, поскольку их видели и другие, в том числе его дядя и тетя.

В зале наступила тишина, даже двое соседей Грейса прекратили свои разговоры об электрических отвертках. Было ровно без четверти восемь. У себя за спиной он услышал шипение газа и легкий щелчок открываемой за кольцо жестяной банки. У кого-то пискнул мобильник, возвещая о поступившей эсэмэске, и он увидел, как пожилая матрона с макраме, смущенно покраснев, быстро достала телефон из сумочки и отключила его.

Наконец появился медиум, больше всего смахивавший на человека, ищущего мужской туалет в пабе. Лет сорока на вид, ростом добрых шесть футов, он был одет в мешковатую оранжевую футболку с бусами на шее, свободные брюки и блестящие белые кроссовки. У него были коротко подстриженные волосы, давненько не бритые щеки, сломанный боксерский нос и огромное пивное брюхо. Грейс с интересом отметил, что на запястье у него поблескивают довольно дорогие часы. Несколько секунд ясновидец, похоже, не замечал, что вошел в переполненную комнату, и Грейс даже усомнился, тот ли он, за кого себя выдает.

А затем, глядя на жалюзи, Брент Маккензи заговорил. У него оказался тонкий и неверный голосок, слишком высокий для человека таких размеров, но очень искренний.

— Сегодня я не стану пользоваться воспоминаниями, — начал он. — Я собираюсь полностью выложиться ради всех вас. Сегодня у меня будет для каждого из вас послание, обещаю.

Грейс огляделся: вокруг море молчаливых лиц, застывших в напряженном ожидании.

— Моя первая весть предназначена для присутствующей здесь леди по имени Бренда. — Ясновидец обернулся и обвел взглядом комнату. Дама с рыхлым лицом вскинула руку. — Ах, Бренда, милая моя, вот ты где! Не ошибусь ли я, если скажу, что это был неизбежный поступок в твоей жизни?

Подумав секунду, женщина с энтузиазмом закивала.

— Да, именно так мне и говорят духи. Это серьезный шаг, верно?

Бренда по очереди посмотрела на своих дочерей, словно ища поддержки. Обе нахмурились. После чего Бренда вновь воззрилась на медиума.

— Нет.

Наступило неловкое молчание. Через несколько секунд медиум сказал:

— Мне было ниспослано, что это более серьезный шаг, чем ты осознаешь в данный момент. Но тебе не стоит волноваться на этот счет: ты поступила верно. — Маккензи кивнул ей, а затем, закрыв глаза, сделал шаг назад.

Грейс наблюдал за этим человеком, чувствуя за него неловкость. Это была типичная уловка медиумов: по-новому истолковывать свои слова, когда они не вызывают ожидаемого отклика.

— У меня есть послание для Маргарет, — сообщил Брент Маккензи, открыв глаза и вновь обшаривая взглядом комнату.

Руку подняла удивительно похожая на мышку низенькая женщина, которую Грейс раньше не заметил.

— Дорогая моя, говорит ли тебе о чем-нибудь имя Айви?

Та покачала головой.

— О'кей. А как насчет Ирландии? Слово «Ирландия» что-нибудь для тебя означает?

Маргарет замотала головой еще пуще.

— Духи очень благосклонны к Ирландии. Я думаю, скоро ты туда отправишься, даже если сейчас этого не знаешь. Мне передают, что ты уедешь в Корк и там встретишь того, кто навеки изменит твою жизнь.

Ответом ему было лишь недоуменное пожатие плечами.

— Я еще вызову тебя, Маргарет, — пообещал ясновидец. — Меня прервали — иногда мир духов очень груб и неласков, и, когда у них для кого-то срочное послание, они теряют терпение. У меня послание для Роя.

Грейс почувствовал жалящий удар, словно сунул палец в электрическую розетку. Брент Маккензи шагнул к нему, глядя на него жестким взглядом. Он почувствовал, как его лицо загорелось, а самообладание исчезло, и уставился на медиума, чувствуя себя растерянным и беспомощным.

— Я был знаком с одним джентльменом и думаю, что он мог быть твоим отцом. Он показывал мне значок, который носил. Это что-нибудь означает?

«Возможно, — подумал Грейс, — но я не собираюсь давать тебе никаких подсказок. Я плачу, чтобы ты рассказывал МНЕ». Рой молча уставился в пустоту.

— Он показывал мне свой шлем. Полагаю, до своей кончины он был офицером полиции. Он ведь скончался?

Грейс нехотя кивнул.

— Он рассказывал мне, что гордится тобой, но сейчас у тебя трудное время. Кто-то мешает твоей карьере. Он показывал мне женщину… с короткими светлыми волосами? Ее зовут… Веспа? Как мотороллер?

На сей раз Грейс испытал потрясение. Элисон Воспер? Ему отчаянно захотелось поговорить с этим человеком, спросить его о Сэнди, но не хватило смелости. К тому же давать ему подсказку не имело смысла. Собирается ли Брент Маккензи сообщить ему что-нибудь о Сэнди? Некое послание от отца о ней?

— Рой, твой отец мне кое-что показывает. Это маленькое насекомое… очень похожее на жука. Я слышу его не очень четко. — Ясновидец обхватил голову руками, повернулся вокруг своей оси, затем — еще раз. — Прости, но я его потерял. Успел только услышать, что это может что-то спасти.

Глядя на него, Грейс внезапно вновь обрел смелость.

— Он сказал, что именно оно может спасти?

— Прости, Рой, но я его потерял. — Медиум повернулся к очередному зрителю. — У меня послание для Берни.

Но Грейс уже его не слушал — он напряженно размышлял. Этот человек четко попал сразу в две точки. Его отец и жук. Он сказал, что тот может что-то спасти.

Ничего, он припрет этого ясновидца к стенке после выступления, и не важно, насколько тот устанет, выжмет из него как можно больше.

Что имел в виду этот тип? Что, черт побери, жук может спасти? Его карьеру? Или чью-то жизнь?

Однако после окончания выступления Грейсу даже не пришлось напрягаться, чтобы припереть Брента Маккензи к стенке. Ясновидец, в накинутом поверх футболки длинном анораке, сам дожидался его у подножия лестницы.

— Вы Рой, не так ли? — спросил он.

Грейс кивнул.

— Обычно я так не поступаю, но не могли бы мы перекинуться парой слов наедине?

— Да, конечно.

Они вошли в маленькую комнату, всю обстановку которой составляли лишь стол, пара стульев и несколько десятков белых свечей, и ясновидец закрыл за ним дверь. В тесноте Маккензи казался еще больше.

— Послушайте, я хотел извиниться, сеанс прошел не очень удачно, — не присаживаясь, начал он. — Мне не хотелось слишком много трепаться в зале, перед целой толпой народу, понимаете? Некоторые вещи заслуживают, так сказать, обсуждения в приватной обстановке. Со мной такое случается не слишком часто, но насчет вас у меня возникло очень нехорошее чувство. Я говорю о виденном мной жуке — никак не могу выбросить его из головы. Я видел таких на древних египетских фресках.

Грейс вздернул голову.

— Скарабей?

— Точно. Жук-скарабей.

— Да, это имеет смысл, — кивнул Грейс.

Медиум бросил на него странный взгляд.

— Имеет смысл?

— Это связано с моей работой. Вообще-то я не могу обсуждать такие вещи.

— Да никак вы легавый?

— А что, заметно?

— Да я сам десять лет оттрубил в манчестерской уголовке, — улыбнулся ясновидец.

— Серьезно?

— Серьезно. Но это долгая история, оставим ее на другой раз. Все дело в том, старина, что мне передали: вам грозит большая опасность, связанная с этим самым скарабеем. Так что посматривайте по сторонам повнимательнее.

33

Пока Том разобрался, каким образом включается гриль, детям давно было пора в постель. К тому времени, когда он поджарил им сосиски и бургеры, Джессика уже спала, да и Макс начинал клевать носом.

Самому же Тому, изрядно перебравшему розового вина, еще предстояло закончить составление сметы на гравировку микроскопического логотипа для двадцати пяти часов «Ролекс-Оустер» и отправить ее электронной почтой Рону Спэксу. Гигант-дистрибьютор DVD подтвердил полную серьезность своих намерений сделать заказ, и Том обещал, что он получит смету не позднее сегодяшнего вечера. Что ж, наконец он нашел законный источник заработка, позволяющий Спэку сэкономить, а ему — получить на этом заказе около тридцати пяти тысяч фунтов.Не слишком выгодная сделка, но на данный момент — огромная помощь для его бизнеса… и жизни его семьи.

Том с нежностью посмотрел на Келли, лежавшую перед телевизором и смотревшую, как Джонатан Росс берет интервью у некой рок-звезды, о которой он и слыхом не слыхивал. Леди, как обычно, сидела у двери с поводком в зубах.

Он тяжело поднялся по лестнице, цепляясь за перила, словно карабкался на Эверест, и приоткрыл дверь спальни Джессики. Свет уличного фонаря проникал в комнату, отбрасывая тени. Девочка крепко спала лицом к нему, обняв большого мягкого медвежонка. Когда она делала вдох, раздавалось нечто вроде «хис-с-с», а выдох звучал как громкое «пфт».

У Тома защемило в груди, да так, будто прихватило сердце. На мгновение он оцепенел, словно вся Вселенная вдруг застыла. Это была его дочь. Его дитя. Его творение, принесенное им в этот мир. Его собственный маленький человечек.

Джессика.

Господи, как же Том ее любил! Каждую клеточку! Говорят, у родителей есть свой любимчик, но он мог честно сказать, что в их семье такого не было.

Он послал Максу воздушный поцелуй, закрыл дверь и с камнем на душе направился в кабинет окончательно подводить итоги для Рона Спэкса.

Проверив все расчеты — дважды! — и отправив сообщение по электронной почте, Том вновь спустился вниз. Джонатан Росс в телевизоре продолжал нести привычную чушь. Келли уже спала, рядом с ней на полу стоял пустой винный бокал, а на диване валялся недоеденный шоколадный батончик.

После того, как они уложили детей, Том рассказал ей, как сунул нос на чужой веб-сайт, о последовавшей за этим электронной почте и о том, как сегодня вечером фотография Джейни Стреттон появилась в газетах.

Они вместе посмотрели десятичасовые известия, увидели страшные останки несчастной молодой женщины возле Писхейвена, цепь полицейских поисковиков и прослушали обращение детектива-суперинтендента Роя Грейса из управления полиции ко всем, кому что-нибудь известно о погибшей.

Реакция Келли удивила Тома невероятно. Он думал, что знает ее гораздо лучше, чем оказалось, и не сомневался: на первое место она поставит безопасность семьи, особенно после того, как он рассказал ей об угрожающих посланиях по электронной почте.

Для принятия решения Келли потребовалась всего пара минут.

— Представь, что такое бы случилось с Джессикой в двадцать лет, — сказала она. — Поставь нас на место родителей, отчаянно добивающихся правосудия. А теперь, зная все это, представь, что ты — свидетель, и, возможно, единственный. Позвонив в полицию, ты не только поможешь поймать убийцу и прекратить его злодеяния, но и облегчить страдания родственников жертв. Чувствуешь разницу? Вообрази только нашу Джессику, убитую маньяком, которого можно было бы остановить, если бы у кого-то хватило смелости обратиться к властям.

Том вышел на кухню, взял бутылку своего любимого виски «Боумор» и налил себе солидную порцию. Несколько часов назад он принял решение, которое, с точки зрения Келли, и должен был принять.

Но тогда Том не сомневался, что Келли категорически потребует поставить на первое место интересы семьи. Безопаснее же всего было ничего не предпринимать вовсе. Вместо этого она была абсолютно убеждена, что он должен пойти в полицию, невзирая ни на какие последствия.

Сидя на высоком табурете, Том посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Он увидел, как сгорбившийся под бременем забот мужчина поднес стакан виски к губам… отпил… поставил его на место…

И прочитал на лице этого мужчины полное отчаяние.

Допив виски, Том вернулся в гостиную и разбудил Келли.

Они говорили еще долго, пока, наконец, не выдохлись. Том попытался заснуть, но и в три часа по-прежнему не мог сомкнуть глаз… в четыре — тоже. Ворочался с боку на бок. Вертелся. Мучился от головной боли.

Сегодня они еще были в безопасности и могли не бояться угроз. Келли считала, что полиция способна их защитить. Том отнюдь не разделял ее уверенности.

Светало. В пять он услышал шуршание шин, тихий скрип тормозов, позвякивание молочных бутылок. В ближайший час или около того дети будут беситься, забегать к ним в спальню, прыгать на кровать… Суббота. Его любимый день недели.

Келли сказала, что он может заявить в полицию конфиденциально и там отнесутся к этому с пониманием. Как кто-нибудь узнает, что он с ними разговаривал?

— Милый, с тобой все о'кей? — неожиданно спросила она.

— Все еще не сплю, — вздохнул Том. — Так и не удалось.

— Мне тоже.

Он вытянул руку, нащупал ее ладонь, легонько сжал. Келли ответила тем же.

— Я люблю тебя, — сказал Том.

— И я люблю тебя… Ты принял решение?

Помолчав несколько секунд, он тихо ответил:

— Да.

34

Рой Грейс тоже промучился бессонницей. В голове, не давая покоя, вертелась масса рабочих подробностей по операции «Соловей». Как и слова Брента Маккензи: «Все дело в том, старина, что мне передали: вам грозит большая опасность, связанная с этим самым скарабеем. Так что посматривайте по сторонам повнимательнее».

Что он имел в виду? Может быть, медиум всего лишь уловил ауру опасного насекомого, в последнее время занимавшего все мысли Роя?

Затем Грейс вновь подумал о Джейни Стреттон. Он отрешился от всех эмоций ее несчастного отца: за годы службы в полиции детектив стал относиться к таким вещам довольно жестко. Возможно, даже жестче, чем следовало, но это был единственный способ рассматривать факты беспристрастно. Грейс постоянно размышлял о том, что с ней сотворили. Какой был смысл отрезать ей голову, но оставлять руку? Разве что это являлось своего рода посланием? Но кому? Полиции? Или это маньяк, прихвативший ее в виде трофея?

И при чем здесь жук-скарабей?

Может быть, убийца хотел или хотела… блеснуть эрудицией?

А затем Грейс с неприязнью вспомнил о предупреждении Элисон Воспер, прекрасно осознавая, что теперь для него это дело, так сказать, салун «Последний шанс». Чтобы сохранить работу и остаться в Брайтоне, ему требовалось найти убийцу и при этом не влипнуть в какую-нибудь очередную историю. Никаких газетных заголовков о легавых-оккультистах! Никаких «невинных жертв» во время погони!

Тут, черт подери, придется ступать по яичной скорлупе.

Пройти по воде и то, пожалуй, легче!

К шести утра Грейсу надоело слушать предрассветный птичий хор, позвякивание молочных бутылок, отдаленный лай собак и предаваться тяжелым раздумьям.

Он откинул покрывало, спустил ноги с постели и немного посидел, протирая слегка припухшие спросонья глаза и покачивая гудящей после такой веселой ночки головой. Ведь и часа толком не проспал. А сегодня вечером у него свидание. Самое настоящее свидание.

Грейс знал, что это тоже одна из причин, не дававших ему уснуть. Возбудился, как сопливый подросток, но ничего не мог с собой поделать. И даже припомнить, когда в последний раз испытывал нечто подобное.

Он подошел к окну, слегка раздвинул занавески и выглянул наружу. Похоже, денек намечался что надо — небо походило на огромный темно-синий холст художника, не тронутый ни единым мазком. Вокруг царило спокойствие. По мокрой от росы лужайке неуклюже разгуливал огромный черный дрозд, выискивая в траве червяков. Грейс полюбовался устроенным Сэнди дзен-буддистским водяным садиком овальной формы, окруженным большими плоскими камнями. Затем окинул взглядом все растения, посаженные ею по краям лужайки. Многие из них засохли, а те, что выжили, без ухода до безобразия разрослись.

Грейс понятия не имел, как ухаживать за зеленью, — этим всегда занималась Сэнди. Но он с удовольствием помогал ей создавать свой собственный сад на скучном прямоугольном участке земли площадью в одну восьмую акра. Он копал там, где она велела, таскал мешки с удобрениями и торфом, сажал, поливал, полол, всячески готовый угодить любимой жене.

Они были очень счастливы, пока вили «гнездышко», закладывая фундамент на будущее, притираясь друг к другу.

Сад, созданный Сэнди и так ею любимый, теперь пребывал в запустении. Даже лужайка перед домом заросла сорняками и приобрела какой-то «взъерошенный» вид, и Грейс чувствовал себя виноватым, порой представляя, как огорчилась бы Сэнди, вернись она вдруг.

Субботние утра. Он вспомнил, как выходил на свою раннюю пробежку, а вернувшись, приносил Сэнди «Дейли мейл» и миндальный круассан из пекарни на Черч-роуд.

Грейс раздвинул шторы, и комнату затопил поток света. И неожиданно, впервые за последние девять лет, он увидел комнату другими глазами.

Он увидел женскую спальню, всю розовую, как бонбоньерка. Туалетный столик красного дерева Викторианской эпохи, по дешевке купленный ими на распродаже на Гарднер-стрит, был сплошь заставлен исключительно женскими вещицами: щетками для волос, расческами, пузырьками с косметикой, духами… Здесь же стояла фотография, где были запечатлены Сэнди в вечернем платье и он сам в черном парадном костюме и галстуке рядом с капитаном «Ночного дозора», сделанная во время единственного морского круиза, в котором им довелось побывать.

Он увидел ее шлепанцы, по-прежнему стоявшие на полу, ночную рубашку, висевшую рядом с постелью, и неожиданно подумал: «Во что превратила бы эту комнату любая другая женщина, приведи я ее сюда?»

Какими фантазиями расцветила бы ее Клио?

И Грейс понял, что подобные мысли до сих пор не приходили ему в голову. Этот дом словно застыл во времени. Все оставалось точно в таком же виде, как и во вторник 26 июля, когда Сэнди словно в воду канула.

Он помнил все до последней мелочи.

В тридцатый день рождения Роя Сэнди разбудила его: принесла поднос с маленьким тортиком, где горела единственная свеча, бокалом шампанского и самой обыкновенной поздравительной открыткой. Он тогда вскрыл ее подарки, а потом они занялись любовью.

Он вышел из дому позже обычного, в четверть десятого, и приехал в управление после половины десятого, опоздав на инструктаж по делу об убийстве байкера из «Ангелов ада», выловленного из Шорэмской гавани со связанными за спиной руками и прикрученным цепью к ногам грузом. Он обещал Сэнди вернуться домой пораньше, чтобы отпраздновать день рождения с друзьями — тогда это был его лучший друг Дик Поуп, тоже детектив, и его жена Лесли, с которой Сэнди прекрасно ладила. Однако день выдался изнурительным, и Рой приехал домой почти на два часа позже, чем собирался. Сэнди нигде не оказалось.

Сначала он решил, что таким образом она показывает, как рассердилась на опоздание. В доме, как всегда, царил порядок, только ее машина и сумочка бесследно исчезли. Никаких следов борьбы Грейс не заметил.

Через сутки ее старенький «фольксваген-гольф» был обнаружен на стоянке в аэропорту Гатуик. В день исчезновения Сэнди с ее кредитной карточкой было проведено две операции: один платеж — в аптеке Бута, другой — на бензоколонке «Теско». Она не взяла с собой никаких вещей.

Соседи на их тихой улочке, выходящей на море, ничего не видели. По одну сторону их дома жила на редкость дружелюбная греческая семья — владельцы пары кафе, — но они тогда были в отпуске. Соседка слева, пожилая вдова, была туговата на ухо. Она засыпала, включив телевизор на полную катушку. Вот и сейчас, в четверть седьмого утра, Рой слышал, как у нее надрывается какой-то американский полицейский сериал. Вдова тоже ничего не видела.

Грейс спустился на кухню, прикидывая, чем заняться в первую очередь: заварить чашечку чаю или совершить пробежку. Его золотая рыбка, как обычно, бессмысленно кружила вдоль стенок аквариума.

— С добрым утречком, Марлон! — благодушно бросил Грейс. — Совершаешь свой утренний заплыв? Ты как, не голоден?

Марлон пару раз открыл и закрыл рот. Разговорчивостью рыбка не отличалась.

Грейс наполнил чайник, поставил его на плиту и, усевшись за стол, огляделся, пытаясь определить, какие следы пребывания Сэнди остались в этой комнате. Почти все, за исключением серебристого холодильника, было красных тонов. Духовка и посудомоечная машина, рукоятки белых шкафчиков, каминная полка, дверные ручки — все было красным. Даже поверхность кухонного стола и та в красно-белую клетку. Все выбирала Сэнди. В то время это был самый модный цвет, но сейчас все казалось немного устаревшим. Керамические поверхности были сильно поцарапаны, кое-где дверцы шкафчиков разболтались, краска облупилась и потемнела. …

Грейс знал, что в квартире ему жилось бы лучше. В этом доме они никогда не обретут покоя: он сам, Марлон и дух Сэнди.

Он открыл дверь шкафчика под раковиной, пригнулся, нашел рулон черных мешков для мусора и оторвал один. Затем снял с полки фотографию, где были изображены они с Сэнди, и некоторое время смотрел на нее. Она была сделана незнакомым человеком фотоаппаратом Грейса во время их медового месяца. В верхнем правом углу виднелся вулкан Везувий. Они с Сэнди, потные после тяжелого подъема, оба — в футболках, стояли на фоне кратера, частично скрытого серым облаком пепла.

Рой поставил фото в мусорный мешок и застыл, словно ожидая, что вот-вот ударит молния и сразит его наповал. Ничего не произошло.

Разве что накатило жгучее чувство вины. Что, если сегодня вечером все сложится хорошо и кончится тем, что после ужина в ресторане он привезет сюда Клио Мори?

Он понял, что должен убрать все, слишком явно напоминавшее о Сэнди. И это был для него огромный шаг вперед. Семимильный.

Так, может быть, для этого пришло время?

Однако, немного подумав, Грейс достал фотографию из мешка и поставил ее обратно на полку. Дом без фотографий выглядел бы как-то странно. Следовало убрать только личные вещи Сэнди.

В спальне он посмотрел на ее гребень. На зубцах, по-прежнему оставались ее длинные светлые волосы. Рой вытащил один, подержал, и на сердце внезапно потяжелело. Он выпустил его из пальцев и, чувствуя комок в горле, долго смотрел, как тонкая золотистая ниточка медленно опускается на ковер. Затем поднес гребень к носу и понюхал, но запаха Сэнди больше не было, только скучная сухая пыль.

Грейс положил гребень в мешок, вслед за ним — все ее вещи с туалетного столика и из ванной, а затем отнес в свободную комнату, где хранил всякий хлам, и поставил рядом с пустым чемоданом, коробкой из-под ноутбука и несколькими старыми рулонами цветной фольги для обертки рождественских подарков.

Потом переоделся в шорты, майку и кроссовки, сунул в карман сложенную пятифунтовую банкноту и отправился на пробежку.

Следуя обычному маршруту, Грейс вскоре оказался на Кингсуэй — широкой улице, тянувшейся вдоль побережья Хоува. По одну сторону стояли дома, приблизительно полмили спустя уступавшие место длинным кварталам особняков и отелей — современных, викторианских, эпохи Регентства, — занимавших всю береговую полосу. Напротив располагались две лодочные станции и игровая площадка, лужайки, а потом начинался приморский бульвар со стайками пляжных домиков, за ними — галечный пляж, через милю к востоку кончавшийся остатками старого пирса.

Здесь было почти безлюдно, и Грейс почувствовал себя так, словно в его распоряжении вдруг оказался весь город. Рой любил бывать на воздухе так рано по уик-эндам, ибо это давало ощущение, что он опередил всех. Был отлив, и в небе над водой уже висел поднявшийся из моря красноватый шар восходящего солнца. По отливной полосе неторопливо шагал человек, водя из стороны в сторону металлоискателем. Вдали на горизонте крошечной точкой виднелся контейнеровоз — из-за расстояния казалось, что эта махина почти недвижима.

Навстречу Грейсу, урча мотором, медленно полз мусорщик, загребавший елозящими по сторонам щетками обычные для пятничной ночи отбросы: смятые обертки от гамбургеров, банки из-под кока-колы, окурки сигарет, а иногда — и шприцы.

Грейс остановился у бровки бульвара неподалеку от свернувшегося калачиком на скамейке пьянчуги и сделал несколько приседаний, глубоко вдыхая привычный и любимый морской запах: соленый аромат моря с изрядной примесью ржавчины и смолы, старых канатов и гниющей рыбы — одним словом, то, что леди, сдававшие приморские особняки в Брайтоне, в своих рекламных брошюрах именовали озоном.

Затем Грейс начал свою обычную шестимильную пробежку: от стоянки для яхт и обратно. На последней миле он всегда сворачивал в глубь города, направляясь к оживленной торговой Черч-роуд в Хоуве, где в круглосуточной бакалейной лавке обычно покупал молоко и газету, а порой и привлекший его внимание журнал. Может, сегодня утром он купит еще один журнал мод, что-нибудь вроде «Арены», и почерпнет парочку новых идей насчет того, что надеть вечером.

Истекая потом, Грейс остановился у двери магазина, отчасти взбодренный пробежкой, а отчасти — утомленный бессонной ночью. Сделав положенное количество приседаний, он вошел в магазин и направился к журнальному стенду. Ему мгновенно бросился в глаза заголовок на первой полосе утреннего номера «Аргуса».

«„ЗАГАДКА ЖУКА“ В ДЕЛЕ ОБ УБИЙСТВЕ БРАЙТОНСКОЙ СТУДЕНТКИ-ЮРИСТКИ»

Кипя от злости, Грейс схватил газету. Под заголовком красовался снимок Джейни Стреттон, разосланный им вчера по всем СМИ, а чуть пониже в тексте — врезка с маленьким фото жука-скарабея.

«Управление уголовной полиции Суссекса отказывается подтвердить или опровергнуть, способен ли редкий жук-скарабей, не обитающий на Британских островах, оказаться ключом к разгадке убийства Джейни Стреттон. Когда наш корреспондент осведомился, правда ли, что упомянутое насекомое было обнаружено во время вскрытия, проводившегося доктором Фрейзером Теобальдом, глава следственной бригады детектив-суперинтендент Рой Грейс из полиции Брайтона и Хоува оказался не доступен для комментариев…»

Грейс уставился на статью, чувствуя, как злость превращается в бешеную ярость. Недоступен для комментариев? Да никто, мать их так, не спрашивал у него никаких комментариев! А ведь он яснее ясного дал всем понять, чтобы в прессу о находке жука не просочилось ни слова!

В таком случае кто, черт возьми, допустил утечку?

35

Около половины восьмого, приняв душ, позавтракав овсянкой и, несмотря на субботу, облачившись в темный костюм, белую рубашку и галстук (никогда не знаешь, что принесет новый день и с кем доведется встречаться), Грейс примчался в оперативный штаб № 1 отдела тяжких преступлений в таком отвратительном настроении, что был готов спустить шкуру с первого встречного.

Бригада в полном составе дожидалась шефа, и по выражению лиц подчиненных Грейс понял, что сегодняшний «Аргус» видели все.

На тот случай, если кто и упустил этот выпуск, он швырнул газету на стол и вместо приветствия грозно вопросил:

— О'кей, мать вашу, чья это работа?

Гленн Брэнсон, Ник Николл, Белла Мой, Эмма Джейн Бутвуд, Норман Поттинг и остальные, не спуская с него глаз, дружно промолчали.

Грейс обвиняющее посмотрел на Нормана Поттинга, как на первого вероятного подозреваемого.

— Какие-нибудь соображения по этому поводу, Норман?

— Автор этой пачкотни — молодой журналюга Кевин Спинелла, — сердито прорычал тот. — От это засранца всегда только одна головная боль, верно?

Неожиданно Грейс понял, что в припадке ярости забыл взглянуть на фамилию автора статьи. А все потому, что устал, не мог заставить себя работать на полную катушку после бессонной ночи. Длительная пробежка обычно освежала его, но в этот момент он чувствовал себя выжатым досуха и страшно хотел крепкого кофе. Тем более, что аромат этого напитка, мучительно щекоча ноздри, поднимался сразу из нескольких стаканчиков на столе.

Кевин Спинелла был в газете новичком: молодой, ретивый и не слишком опытный криминальный репортер, быстро создавший себе репутацию за счет суссекской полиции. Грейсу и раньше доводилось сталкиваться с этим щелкопером. Как, впрочем, и большинству его коллег.

— Ладно, Норман, первая твоя задача на сегодня — взять этого щенка за шкирку и вытрясти из него, где он раздобыл эти сведения.

Детектив-сержант, скорчив недовольную гримасу, отхлебнул кофе.

— Он наверняка упрется и завизжит, что защищает свои источники информации, — заявил тот с уверенностью, лишь еще больше разозлившей Грейса.

Он почувствовал, что едва сдерживает желание заорать на Поттинга, поскольку вся беда заключалась в том, что сержант, скорее всего, прав.

— Проблема в том, Рой, — вмешался Брэнсон, — что в поисках недостающей головы жертвы у нас задействована, наверное, сотня спецагентов. Это мог быть один из них. Или кто-нибудь из судмедэкспертизы. Или из конторы коронера. Или из морга.

Грейс понимал, что крыть ему нечем. Все дело было в серьезности преступления. И всем было безумно интересно, как у них идут дела, — уж такова человеческая натура. Достаточно было одному-единственному болтуну что-нибудь случайно ляпнуть — и слух разнесся бы в считаные минуты.

Но какой же ущерб это могло нанести следствию! Если уже не нанесло!

По-прежнему хмурясь, Грейс взял со стола подготовленный Беллой Мой и Эммой Джейн Бутвуд бюллетень, пополняемый новыми сведениями дважды в день в ходе операции, но тут его отвлек Норман.

— Знаешь, Рой, кажется, я придумал, как нам прищучить этого самого Кевина Спинеллу.

— Например? — поинтересовался Грейс.

— Ну… до меня доходили слухи, что почти наверняка он — педик… в общем, ты меня понял.

С упавшим сердцем Грейс почувствовал, что на этом Норман не остановится.

— Мы здесь пользуемся словом «голубой».

— Совершенно верно, друг мой.

Грейс с изумлением уставился на него, не веря, что Норман Поттинг настолько далек от реального мира.

— И чем же именно это нам поможет?

Достав из кармана пиджака вересковую трубку с изрядно изгрызенным мундштуком, Поттинг сложил губы в куриную гузку и хитро прищурился.

— Интересно, как отнесется главный редактор «Аргуса» — так сказать, рупора Брайтона и Хоува, — к тому, если узнает, что у него работает педик?

Грейс не верил своим ушам.

— Видишь ли, Норман, поскольку в Брайтоне и Хоуве обитает самое большое по численности сообщество «голубых» чуть ли не во всем Соединенном Королевстве, то, полагаю, он будет только рад, если из этих ребят у него будет состоять вся редакция.