Если бы не генералы! Мухин Юрий

Генерал Ефремов

Как читатель видит, о Ржевско-Вяземской операции Западного фронта, в ходе которой погибла 33-я армия, Жуков пишет вскользь.

А ведь согласно директиве Ставки это был главный удар, который должен был нанести Западный фронт. Без него не получался замысел Ставки — совместно с Калининским фронтом окружить группу армий «Центр».

Это настолько очевидно, что на упомянутой встрече в редакции "Военно-исторического журнала" даже журналисты не смогли обойти этот вопрос и задали его Жукову. Он ответил:

"Относительно отрезания этой группы. Командующему фронтом, когда ведется сражение на таком громадном пространстве — 600 километров по фронту, очень трудно уследить за вопросами тактического порядка.

Ефремов прошел в свободную «дырку». Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения на Угре оставил, а он, к вашему сведению, оставил всего отряд в составе 90 человек — без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую. Вопрос обеспечения — это вопрос не командующего фронтом, и я не считал нужным смотреть, что справа и слева. Что должен был сделать Ефремов? Он должен был за счет главных сил армии, которые задержались у Шанского завода, пару дивизий поставить, как распорки, для того, чтобы у него тыл был обеспечен. Он этого не сделал. Ну, шапка была набекрень у всех тогда — и я недооценил состояние вяземской группировки противника. Я, по-моему, там пишу о наших ошибках, что орешек оказался более твердым. Ну, а большую взять на себя ответственность для того, чтобы показать здесь себя самокритичным, я думаю, надобности нет, зачем это нужно".

Заметьте, как Жуков выкручивается. Оказывается, директива Ставки была дана генералу Ефремову, командующему 33-й армией, а не ему, командующему фронтом. Оказывается, это генерал Ефремов совместно с войсками Калининского фронта генерала Конева обязан был окружить группу армий «Центр», а Жуков здесь ни при чем.

А теперь сравните его вранье с тем, что было на самом деле. В 33-й армии бронетанковыми войсками командовал М.П.Сафир. Его сын, историк, полковник В.М.Сафир исследовал боевой путь отца и 33-й армии в боях под Москвой.

Конкретно об этой операции он пишет:

"После ликвидации Нарофоминского прорыва в ходе начавшегося 6 декабря 1941 г. контрнаступления под Москвой 33-я армия к 26 декабря полностью освободила Наро-Фоминск, 4 января 1942 г. — Боровск и 19 января — Верею. К этому времени 33-я армия нуждалась в пополнении личным составом, техникой и боеприпасами. Поэтому полной неожиданностью был приказ, полученный 17 января 1942 г. от командующего Западным фронтом генерала армии Г.К.Жукова, наступать на Вязьму.

Так начиналась печально известная Ржевско-Вяземская операция, тяжелейшие последствия которой на западном ее направлении историкам еще предстоит изучить более объективно и тщательно, чем сделано до сих пор, не оглядываясь на мемуары самого Г.К.Жукова. Воспоминания эти, касающиеся М.Г.Ефремова

и прорыва 33-й армии к Вязьме, носят явно предвзятый и необъективный характер, порой просто искажающий действительность.

В книге "Воспоминания и размышления" (АПН, 1971, с. 355) Г.К. Жуков пишет:

"…М.Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы и начал стремительно продвигаться на Вязьму…". К сожалению, в этой фразе очень мало правды. Вот как было на самом деле. Из воспоминаний М.П. Сафира: "30 января в Износках в моем присутствии Ефремов, пытавшийся разобраться в совершенно неясной ситуации, телефонограммой докладывал Жукову, что обстановка заставляет его находиться в Износках. Тут же получил ответ, что его место под Вязьмой. Тем самым Жуков второй раз при мне в критической ситуации лишил командарма права самостоятельно решать, где ему в данный момент целесообразно находиться. Первый раз это произошло при ликвидации Нарофоминского прорыва ("…Руководство группой возложено лично на вас. Жуков" — В.С.). Такая силовая привязка к местности очень грамотного командарма (по принципу — "иди сюда, стой здесь") была произведена, как ни странно, в то время, когда южнее Наро-Фоминска немцы в полосе обороны нашей армии пытались осуществить еще один прорыв к Москве на участке 110-й и 113-й стрелковых дивизий (в районе Волковская Дача, Слизнево — В.С.). В сложившейся обстановке последствия для Ефремова, да и для Жукова, могли быть трудно предсказуемы, окажись, у командира прорвавшейся 183-й пехотной дивизии немцев дополнительные резервы для развития успеха. А были ли они у него или не были — мы тогда не знали. Трудно представить, чтобы, например, командующий группой «Центр» генерал-фельдмаршал Бок в ходе тех декабрьских боев под Москвой мог додуматься давать указания генерал-фельдмаршалу Клюге, какую войсковую группу возглавлять лично и где находиться в ходе боевых действий его 4-й полевой армии. Меня с собой Михаил Григорьевич не взял из-за отсутствия к тому времени в армии исправных танков. Узкий коридор прорыва немцы быстро перекрыли (2 февраля. — В.С.). Внешнее кольцо окружения нашей армии на моих глазах замкнул немецкий батальон. У нас практически ничего не было — один танк-калека Т-26 и немного пехоты. Попытались кольцо прорвать — бесполезно. Немедленно доложили Жукову. В ответ услышали: "Не дергайтесь, я покажу вам, как надо прорывать". Только через двое суток, пригнав несколько вагонов со снарядами, провел артналет. Не добившись успеха, молча повернулся и уехал…".

Не имея в нужных количествах боеприпасов и продовольствия (доставлялись только по воздуху), в условиях абсолютного превосходства противника (полнокровная 225-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Вайцеля и другие соединения) главные силы армии два с половиной месяца продолжали героически сражаться. На 6 февраля 1942 г. в окруженных дивизиях 33-й армии насчитывалось 9580человек. Дальнейшее увеличение численности (до 12 780 человек к 11 марта 1942 г.) было произведено за счет мобилизации местного населения в возрасте от 17 до 45 лет. В частности, были призваны 413 красноармейцев и командиров, скрывавшихся в немецком тылу, а также военнослужащие, доставленные по воздуху. М.Г. Ефремов неоднократно обращался к командованию Западного фронта и даже дважды к Сталину с просьбой разрешить прорваться своими силами. Теперь можно с уверенностью сказать, что разрешение, полученное на выход из окружения в середине апреля, запоздало — личный состав обессилел, съев все свои разваренные поясные ремни и подошвы найденных сапог. Боеприпасы иссякли. Уже таял снег. Солдаты были в валенках. Разлилась река Угра. Остатки частей армии были загнаны в район печально известного Шпырьевского леса, откуда с огромным трудом, не имея никакой техники, в ночь с 13 на 14 апреля смогла прорваться через сплошной пулеметно-автоматный огонь на большаке Беляево — Буслава только группа во главе с М.Г. Ефремовым. Остальные выходили небольшими отрядами и поодиночке в ночное время. Встречая везде заслоны из пулеметного огня, группа, двигаясь на восток и юго-восток, с боями вышла к реке Угре в районе Виселово, Нов. Михайловка и южнее. Однако, к удивлению командарма, никакого встречного удара частей Западного фронта не последовало. Группа была разгромлена. М.Г. Ефремов, получивший уже третье ранение, потерял способность двигаться и, сидя под сосной, где-то в районе Горново (3–4 км южнее Нов. Михайловка), застрелился. Вооруженные Силы потеряли отважного воина и талантливого полководца.

Генерал-лейтенант Ю.А. Рябов (ветеран 33-й армии) рассказывал мне в 1993 г.: "По свидетельству очевидцев хоронили немцы Ефремова в деревне Слободка 19 апреля 1942 г. Тело командарма принесли на жердях, но немецкий генерал потребовал, чтобы его переложили на носилки. При захоронении, обращаясь к своим солдатам, сказал: "Сражайтесь за Германию так же доблестно, как сражался за Россию генерал Ефремов". Отдал честь. Был дан салют. Когда же мы после наступления освободили эти места, то во время перезахоронения Ефремова обнаружили, что немцами на его руке были оставлены золотые часы".

Всего за два с половиной месяца боев (со 2 февраля) личный состав армии уничтожил 8700 неприятельских солдат и офицеров, 24 танка, 29 орудий и др. военной техники. Безвозвратные потери армии за этот же период составили более 8 тыс. человек, в том числе во время выхода из окружения — около 6 тыс. бойцов и командиров. Прорваться к своим войскам в составе небольших групп смогло всего 889 человек.

Оценивая события тех дней, следует признать, что предложение М.Г. Ефремова прорываться единственно ему доступным кратчайшим путем на восток к реке Угре было верным. Г.К. Жуков, упорствуя в своем очевидном заблуждении, "ответил категорическим отказом" ("Воспоминания", с. 356), видимо, совершенно не представляя реальной обстановки в районе Шпырьевского леса.

В «Воспоминаниях» Г.К. Жукова нет ясного ответа на вопрос: так чьи же указания выполнял М.Г. Ефремов (лично Сталина, Ставки или Жукова?), начиная прорыв из Шпырьевского леса не на юг, а в восточном (юго-восточном) направлении? Сказано только, что "Ставка приказала организовать встречный удар. Такой удар был подготовлен и осуществлен 43-й армией" (с. 356). А какой приказ и от кого получила 33-я армия? В «Воспоминаниях» об этом ничего не говорится. Однако все становится на свои места при ознакомлении с документами штаба Западного фронта — командарм-33 повел на прорыв остатки своих войск в строгом соответствии с требованиями последней директивы именно Жукова:

"… Приказываю:

в пункте «а» даны указания командарму-43 (т. Голубеву),

в пункте «б» — командарму-49 (т. Захаркину),

… «в» — командарму 33-й армии Ефремову — в ночь с 12 на 13 апреля… нанести удар в направлении Родня (4 км юго-вост. Беляево — В.С.), Мал. Буславка (2 км юго-вост. Шумихино — В.С.), Нов. Михайловка, Мосеенки, где соединиться с частями 43-й и 49-й армий".

Поэтому все последующие комментарии автора «Воспоминаний» о якобы строгом указании "выходить… в общем направлении на Киров" (с. 356), т. е. на юг, вызывают по меньшей мере удивление, ибо "никаких документов, подтверждающих приказ о выходе окруженной группировки через Киров, не обнаружено. Видимо, их вовсе не было" ("Военно-исторический журнал". 1992, № 3. с. 15). Складывается впечатление, что явно оправдательный "южный вариант выхода" был рассчитан на неосведомленность читателя и домысливался Жуковым, скорее всего, задним числом.

Следует добавить, что неблагоприятный исход этой операции был изначально предопределен тем, что"… командующий Западным фронтом… направлял одно указание за другим, но указания эти никакими дополнительными силами и средствами не подкреплялись…" (СР и ВС, c. 908).

Вместе с тем Комфронта и его штаб активно искали виновных вне своих рядов. Уже 6 апреля 1942 г. "за бездеятельность при выходе дивизии из окружения" был приговорен к расстрелу фронтовым военным трибуналом (приговор № 411) командир 329-й сд полковник К.М. Андрусенко. Однако определением № 02028-9029 Военной коллегии Верховного суда СССР этот явно поспешный приговор был заменен на "10 лет лишения свободы с отправкой в действующую армию" (командиром 115-й стрелковой бригады — В.С.). 15 января 1944 г Корней Михайлович Андрусенко, будучи командиром 239-го гв. стрелкового полка 76-й гв. сд, получил звание Героя Советского Союза (окончил войну командиром 55-й СД).

Не остался обделенным вниманием и командующий войсками 33-й армии. В документе, подписанном Г.К. Жуковым (но не отправленном М.Г. Ефремову), говорилось:

"… Как показало следствие (материалы этого дознавательного действия историки пока не обнаружили — В.С.), никто, кроме командующего 33-й армией, не виноват в том, что его коммуникации противник перехватил. Жуков".

Вот уж поистине — с больной головы на здоровую! Можно подумать, что это М.Г.Ефремов, а не Комфронта Г.К.Жуков отдал трудно объяснимый приказ убрать 2 февраля 1942 г. полнокровную 9-ю гв. стрелковую дивизию генерал-майора А.П.Белобородова (около 10 тыс. человек) с основной снабжавшей ефремовцев магистрали (давая тем самым противнику возможность рассечь соединения 33-й армии) и передать ее в состав 43-й армии. Доказательства разумности передислокации этой дивизии в опубликованных научных разработках найти пока не удалось. Этот обвинительный документ, по мысли Жукова, должен был, видимо, «заработать» в случае прилета М.Г. Ефремова в штаб фронта 9 апреля на последнем самолете, как это усиленно рекомендовали командарму. Но М.Г. Ефремов остался со своими войсками до конца…

Сам же Г.К. Жуков, не взяв на себя ответственность за провал операции на Вяземском направлении (признав в «Воспоминаниях» только как ошибку, переоценку возможностей своих войск и недооценку противника), так определил главного виновника:

"Задачу… об оказании помощи группе генерала М.Г. Ефремова 43-я армия своевременно выполнить не смогла…" (с. 57, 355). Возникает вопрос — если один командарм Западного фронта повел свои войска на прорыв по маршруту, утвержденному командующим фронтом, а другие (в первую очередь командарм-43) в нарушение приказа не провели должным образом боевые действия по обеспечению воссоединения с ним, то какова же во всех этих странных событиях роль Комфронта Жукова (с 1 февраля — главнокомандующего западным направлением) по руководству, координации боевых операций подчиненных ему армий и контролю за исполнением отданного приказа, и кто же, если не он, за это должен отвечать?

Настало время более скрупулезно, невзирая на лица, изучить именно проблему скандального провала операции на вяземском направлении и роль во всей этой истории главных ее участников — командующего Западным фронтом Г.К. Жукова, командующих 43-й и 49-й армиями К.Д. Голубева и И.Г. Захаркина.

Завершая краткий рассказ о трагической и героической судьбе Михаила Григорьевича Ефремова, считаю необходимым напомнить малоизвестный вывод, сделанный офицерами оперативного управления Генерального штаба, который подтверждает и помогает правильно понять все вышесказанное:

"… армия бросалась в глубокий тыл противника на произвол судьбы". ("Военно-исторический архив", Выпуск 1)

В этом же альманахе, но в выпуске № 3 дается анализ "Операция 33 и 43 армий на Вяземском направлении", выполненный в конце июня 1942 г. Западным направлением оперативного управления Генерального штаба Красной Армии. В выводах действия Г.К.Жукова характеризуются так:

"3. Западный фронт не создавал кулака в виде крупной мощной группировки из всех родов войск на решающем направлении, при помощи которого решал бы задачу крупного оперативного размаха.

Силы и средства были почти равномерно распределены по всему огромному фронту. Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом, были невыполнимы. Ни один приказ за всю операцию вовремя не был выполнен войсками. Они оставались голой ненужной бумагой, которая не отражала действительного положения войск и не представляла собой ценного оперативного документа. А та торопливость, которую проявляло командование Западным фронтом, передавалась в войска и приносила большой вред делу."

Я дал эти выдержки, чтобы читатели поняли, насколько бывают лживы мемуары полководцев и насколько лживы мемуары Жукова. Ведь масса читателей верит "Воспоминаниям и размышлениям" Жукова беззаветно, как истине в последней инстанции. Поостерегитесь!

Клятый маршал

Вы помните, что Сталин, характеризуя Жукова, сказал: "У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте…" Что это за свойства?

На первый взгляд, напрашиваются легендарные грубость, жестокость и хамство Жукова. Может быть и это, но я не думаю, что на фронте эти свойства могли бы вызвать к Жукову чувство, называемое «нелюбовью», если бы с деловой точки зрения, с точки зрения делового общения у Жукова было все в порядке. Война ведь сама по себе груба и жестока, да еще и смешана с постоянной опасностью. Вряд ли на таком фоне кто-то особенно обращал внимание на грубость.

Кроме этого многое определяла обстановка. Ветеран, служивший в штабе Жукова после войны в Германии, отмечал, что идеальным полководцем, с точки зрения воинской культуры, был, конечно, Рокоссовский. Его чрезвычайно уважали за это: как вспоминал ветеран, перед Рокоссовским нельзя было провиниться не потому, что он накажет, а просто потому, что было стыдно вызвать его неудовольствие. Рокоссовский оказывал влияние даже на Жукова и, когда последний вызывал Рокоссовского к себе в штаб, то сам становился корректнее и вежливее. Но и без Рокоссовского Жуков не создавал впечатления монстра. Конечно, он всегда чувствовал в себе маршала СССР, но был в обращении прост и вполне вежлив. Никто его особенно не боялся, и ветерана даже удивляли слухи о жестокости и грубости Георгия Константиновича. Но ведь это было после войны.

Грубость — не причина «нелюбви», я знаю это по своему опыту. К примеру, наш главный инженер легко вспыхивал и, разбирая очередную аварию или ущерб, мог ознакомить провинившихся с их характеристикой на отборном мате. Но он всегда пользовался безусловным уважением. А вот директор не матерился, но когда его сняли, то у всех работавших с ним не нашлось ни единого слова сочувствия, так он всем осточертел. Думаю, что и у Жукова в характере было нечто другое, более неприятное. Что это за свойство? За что Жукова не любили коллеги? Давайте попробуем ответить на этот вопрос и для этого вернемся к его диалогу с маршалом Куликом и к тем событиям, которые вызвали их разговор. Но сначала немного о маршале Кулике, тем более, что об этом маршале и невозможно сказать много — это белое пятно военной истории. Пожалуй, первую попытку что-то сказать об этом маршале сделал упоминаемый выше Н.А. Зенькович, и эта попытка была бы блестящей, если бы Зенькович еще и понимал то, о чем пишет.

С каких-то пор о Кулике принято говорить и писать исключительно как об идиоте. Это несправедливо с любой стороны, даже с формальной.

Скажем, Тухачевский брезговал получать академическое образование — военного гения учить, только портить. Жукову и Рокоссовскому его получить не удалось, что только подтверждает мысль — полководцев учат не академии, а войны.

А Кулик в 1924 г. оканчивает курс Военной академии РККА, а в 1938 г. — Особый факультет академии имени Фрунзе.

В РККА не было более боевого генерала, чем Г.И. Кулик. Великая Отечественная война была у него шестой. Командиром артиллерийского взвода он был в империалистической войне, в гражданскую — начальником артиллерии 10-й, а потом 14-й армии, он отличается при обороне Царицына. Воюет в Испании (Орден Ленина), затем вместе с Жуковым громит японцев при Халхин-Голе, затем организует прорыв линии Маннергейма, становится Героем и выслуживает "маршальский жезл". Единственный из предвоенных маршалов, который заслужил это звание в непрерывных войнах.

Но он был клятый, о чем я уже писал. На Украине этим словом называют человека, который знает, что его за что-то будут бить, но все равно это что-то делает. Исходя из того, что я о нем узнал, Г.И. Кулика отличала абсолютная независимость мнений и поступков во всем, что и стоило ему головы.

Но с военной точки зрения, можно только поразиться его пониманию своей профессии. Говорят, что он был противником пистолетов-пулеметов (ППШ) и ратовал за самозарядную винтовку. Но, во-первых, есть документы, из которых следует, что он усиленно заказывал для армии и ППШ в достаточном количестве, а «срезал» их Вознесенский. Во-вторых, с тех и до сих пор пистолеты-пулеметы ни в одной армии не являются основным оружием. Основное — автоматы или винтовки.

Наши писатели и историки редко видят разницу между тем, что сегодня называют автоматом, и пистолет-пулеметом. А это разные вещи. Автомат — это ослабленная автоматическая винтовка, а пистолет-пулемет — пистолет с возможностью автоматического огня. Разработанные до войны пистолет-пулеметы Дегтярева (ППД) и Шпагина (ППШ), в ходе войны — Судаева (ППС), называли в просторечье автоматами, но их сути это не изменило. Первый автомат поставили на вооружение немцы в 1943 году — это было "штурмовое ружье" МП-43 под короткий патрон. У нас первый автомат сконструировал Калашников, тоже под ослабленный патрон, в 1947 г. (АК-47). Отношение историков к Кулику просто поражает. Вот, скажем, книга В.А. Анфилова "Грозное лето 41 года". В аннотации сказано: "Автор — известный историк В.А. Анфилов, заслуженный деятель науки России, доктор исторических наук, профессор МГИМО, бывший ранее старшим научным сотрудником Генерального штаба, а затем старшим преподавателем Военной академии Генерального штаба". Анфилов пишет:

"Немалые препятствия были и на пути минометного вооружения. Оно не было вначале должным образом оценено. Еще в 1936 г. конструкторское бюро Б.И. Шавырина под предлогом ненадобности было закрыто. До советско-финляндской войны минометное вооружение считалось второсортным. Лишь финские минометы «раскрыли» глаза нашим руководителям".

Во-первых. К 22 июня 1941 года в армию было поставлено уже 40 тыс. минометов и только лишь потому, что постановление Комитета Обороны о принятии на вооружение Красной Армии и серийном производстве 82-мм батальонного образца 1937 г., 107-мм горного образца 1938 г. и 120-мм полкового образца 1938 г. минометов было принято 26 февраля 1939 года, то есть, за 9 месяцев до начала «советско-финляндской» войны. Уже в боях на Халхин-Голе было израсходовано 46,6 тыс. 82-мм мин.

Во-вторых. А кто же закрыл в 1936 году КБ Шавырина? Умненький Анфилов помалкивает. В 1936 году заместителем наркома обороны по вооружению был Тухачевский, в этом же году он стал и первым заместителем наркома. А Кулик в 1936 году числился командиром-комиссаром 3-го стрелкового корпуса, но в СССР его не было, он был в Испании. В конце 1937 года он был назначен начальником Артиллерийского управления РККА, а в 1939 году — заместителем наркома обороны по вооружению. То есть, именно Г.И. Кулику РККА обязана тем, что у нее к войне были минометы.

Но В.А. Анфилов, с наглостью потомственного подонка, пишет: "Почти в таком же положении Красная Армия оказалась и в отношении минометного вооружения по вине того же Кулика, который сопротивлялся внедрению этого вида оружия".

Говорят, Кулик предлагал вместо малокалиберной противотанковой артиллерии сделать основным противотанковым орудием 107-мм пушку. Эта оригинальная идея, позволила бы действительно универсализировать артиллерию — за счет раздельного заряжания эта пушка могла быть и полевой гаубицей, и противотанковой пушкой. Уже в 1941 г. немцы вынуждены были в качестве основного противотанкового оружия применять 88-мм зенитную пушку. Мы в 1944 г. уже вооружались для борьбы с танками 100-мм пушкой БС-3, для борьбы с тяжелыми танками применяли 152-мм калибр. Кроме этого, напомню, ведь у нас по сравнению с немцами была очень малокалиберной полевая артиллерия. Но этим вопрос не ограничивается.

Надо сказать, что не только Кулика, но и Сталина в случае со 107-мм пушкой выставляет идиотами нарком вооружений Ванников. По его мемуарам, Кулику и Сталину, якобы, очень нравилась 107-мм (42-х линейная) пушка со времен гражданской войны и только поэтому они ее очень «хотели». На самом деле все несколько иначе.

Напомню, что проанализировав тенденции развития танков, советский конструктор артиллерии В.Г.Грабин задолго до войны создал для наших танков 85 и 107-мм мощные пушки. Причем 85-мм пушка помещалась даже в танк Т-28. Но принятию их на вооружение яростно сопротивлялись тогдашние начальники бронетанковых войск, предатель Д.Г. Павлов, после него Федоренко, и главный инспектор артиллерии РККА Воронов. С большим трудом удалось их уговорить вместо 45-мм поставить на танки КВ и Т-34 более мощную грабинскую 76-мм пушку. Павлов и Федоренко считали, что главное оружие танка — гусеницы, и значит — быстрота, а мощная пушка утяжеляет танк и снижает скорость.

По настоянию Кулика была сконструирована и начала выпускаться 57-мм противотанковая пушка, но по настоянию того же Воронова производство ее было перед войной остановлено.

Грабин — выдающийся инженер, своего рода "советский Форд", с Куликом у него были очень натянутые отношения (тот своими требованиями "попортил ему крови"). Но все же он пишет о Кулике:

"Нужно отдать ему справедливость, властность и нетерпимость не исчерпывали характера Кулика. В отличие от некоторых своих подчиненных он не боялся ответственности и порой, исходя из своего собственного понимания интересов дела и задач повышения обороноспособности страны, принимал решения более чем рискованные".

Говорят, что Кулик предлагал перевести артиллерию на конную тягу. Ведь пехота у нас ходила пешком, и пушки на конной тяге за ней бы успевали. А так, мы бросили у границы тысячи стволов артиллерии из-за отсутствия топлива для автомобилей и артиллерийских тягачей. На конной тяге эти орудия участвовали бы в войне. В упомянутых мной боях под Ельцом лошадям кавкорпуса генерала Крюченкина зимой 6 суток не давали овса. А кавкорпус продолжал наступать. А что было у немцев? Гитлер, и это с уважением и почтением отмечают все немецкие генералы, держал курс на полную моторизацию армии. Но одно дело курс, а другое — возможности. У СССР даже в 1941 г. во всей стране было 500 тыс. автомобилей. А у немцев, к моменту нападения на Францию, зимой 1940 г. только в армии было 420 тыс. автомобилей. Тем не менее и этих автомобилей им не хватало для полной моторизации всех войск. Поэтому в феврале 1940 г. немцы проводят демоторизацию. Гальдер в своем дневнике записывал в это время:

"Предпосылкой к сокращению автотранспорта является его замена конно-гужевыми средствами… Нам придется одновременно перейти к широкой демоторизации, то есть к мобилизации лошадей, повозок и упряжек. Это решение должно быть принято уже теперь; тогда оно еще сможет оказать своевременную помощь к тому моменту, когда будут полностью израсходованы автомашины, поступающие теперь из гражданского сектора… Важно, однако, чтобы подготовка повозок и упряжи была начата немедленно и чтобы не пришлось долго ждать окончания совещаний и расчетов".

В это время все пехотные дивизии Вермахта (их артиллерия, ближние тылы) были переведены на конную тягу. В 1940 г. в немецких войсках находилась 771 тыс. лошадей, к лету 1941 г. в немецких войсках, подготовленных к нападению на СССР, было 600 тыс. автомобилей, но и 1 млн. лошадей, к 1943 г. — 1380 тыс. голов. Немцы сделали то, что предлагал сделать Кулик.

Советские стрелковые дивизии передвигались со скоростью 30 км/сутки. Зачем же им артиллерия, передвигающаяся со скоростью 30 км/час, но только по ровным и не раскисшим дорогам? А в противном случае — совсем не передвигающаяся? Вот когда стрелки наших дивизий пересели на ленд-лизовские «Студебеккеры», тогда артиллерия на механической тяге стала понятной.

И наконец, Кулик предлагал расформировать танковые дивизии и мехкорпуса и передать танки пехоте. Почувствуйте независимость суждения этого человека — во всем мире гремит слава немецких танковых дивизий и корпусов, а он наши корпуса предлагает расформировать. Кто на это мог пойти?! В результате все танковые корпуса, как и предлагал Кулик, расформировали, но только через несколько месяцев после начала войны — она заставила. Правда перед этим корпуса уже потеряли все свои танки и их не стало ни в танковых корпусах, ни у пехоты.

Кулик понимал, что танки без сопровождения их пехотой и артиллерией не имеют смысла. Повторю, что у нас до войны в танковых дивизиях и мехкорпусах было более чем по тысяче танков. Но автомобилей, бронетранспортеров, тягачей чтобы везти за танками стрелков, артиллерию, саперов, тылы — не было. А у немцев все это было. Наши маршалы, организуя танковые корпуса, действовали по принципу — слышал звон, да не знаю где он. И лишь Кулик сохранял трезвость суждений и имел мужество выступить против этого безумия. Его не послушали. В пограничных сражениях танки наших танковых дивизий и корпусов, действующих без пехоты и артиллерии, немцы быстро выбили.

С осени 1941 г. предложение Кулика стало осуществляться. Танковые и механизированные корпуса и дивизии расформировали, стали создавать танковые бригады с примерно 50 танками и действовали они только для поддержки пехоты. И лишь когда СССР накопил автомобили для остальных родов войск танковых соединений, танковые корпуса вновь были созданы. В их штате было около 250 танков и САУ и уже 1500 автомобилей. Они стали действительно напоминать немецкие танковые дивизии.

Как видите, после пяти войн Кулик абсолютно ясно представлял что такое война, какой она будет и что ей надо. Представлял так, как никто.

Таким был у Жукова собеседник, стенограмму разговора с которым я дал в начале главы.

На чужом горбу

Что мы знаем об обороне Ленинграда? Обычно то, что немцы чуть его не взяли у маршала Ворошилова, но приехал герой Жуков и Ленинград защитил. Но кто знает, что Жуков ехал в Ленинград совсем не с этой задачей?

8 сентября немцы прорвались к Ладожскому озеру, взяли Шлиссельбург и тем самым полностью блокировали Ленинград с суши. По одну сторону занятого немцами коридора шириной до 20 км находились войска Ленинградского фронта, по другую — войска 54-й армии. В этот же день Г.К. Жуков был назначен командующим Ленинградским фронтом и 10 сентября вступил в командование. Одновременно в командование 54-й армией вступил маршал Г.И. Кулик.

Жукову ставилась задача не только удержать город от захвата, но и, пока немцы не создали оборону вокруг города, деблокировать его — прорваться навстречу Кулику. А Кулику ставилась задача пробиться навстречу Жукову.

В результате того, что этот приказ Ставки не был выполнен, в первую же блокадную зиму в городе умерло от голода свыше 700 тыс. человек.

Сразу можно сказать, кто виноват в том, что Ленинград не прорвал блокаду в сентябре 1941 г. — Г.К. Жуков. Это можно уверенно сказать исходя из того, что ни в "Истории Второй Мировой войны", ни в кратком курсе "Великая Отечественная война Советского Союза", об этой операции нет ни слова. Молчит и энциклопедия "Великая Отечественная война". А сам Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях" говорит в связи с Ленинградом о чем угодно, но только не об этом. Если быть уж совсем точным, то в варианте его мемуаров 1972 г., в главе "От Ельни до Ленинграда", есть единственная строчка о 54-й армии: "К.Е. Ворошилов 11 сентября по заданию И.В. Сталина вылетел в 54-ю армию маршала Г.И. Кулика". И все.

Это, кстати, не единственная неудачная операция советских войск под руководством Г.К. Жукова, которая была стерта со страниц нашей военной истории. Все знают операцию «Уран» — операцию по окружению немецких войск под Сталинградом. Но кто слышал об операции «Марс»? А она под руководством Жукова проводилась одновременно с операцией «Уран» и называлась Ржевско-Сычевской (не путать с Ржевско-Сычевской операцией лета 1942 г.). Если под Сталинградом для проведения операции «Уран» было сосредоточено 1,1 млн. человек, 15,5 тыс. орудий, 1,5 тыс. танков и 1,3 тыс. самолетов, то для операции «Марс» было выделено 1,9 млн. человек, 24 тыс. орудий, 3,3 тыс. танков и 1,1 тыс. самолетов.

Командуя операцией «Марс» Г.К. Жуков потерял полмиллиона человек и все танки, но успеха не достиг.

Но вернемся в 1941 г. на Ленинградский фронт.

Приняв 10 сентября фронт, Жуков все усилия сосредоточил, чтобы отбиться от "восьми полков бешеных немцев" с юга, а организовать прорыв навстречу Кулику оказался просто не способен. Возможно, он просчитал, что персонально отвечает только за оборону Ленинграда, а за деблокаду отвечает вместе с Куликом.

Вот пусть Кулик сам и прорывается. И потом, возможно, он рассуждал, что, дескать Сталин не допустит, чтобы Ленинград остался в блокаде, и войска для этого где-нибудь найдет. А свои войска Жуков сосредоточил только для выполнения своей узкой задачи — недопущения прорыва в город немцев с юга, на участке фронта примерно в 25 км. Для этого у него были 42-я, 55-я общевойсковые армии, вся артиллерия Балтийского флота, 125 тыс. сошедших на берег моряков, 10 дивизий народного ополчения и т. д. А Кулик на таком же примерно фронте должен был прорваться в Ленинград со своими 8-ю дивизиями.

Потом Жуков стал снимать с Карельского перешейка войска своей 23-й армии и частями вводить в бой для удержания обороны на юге. То есть, он мог снять их раньше, собрать в кулак и бросить навстречу Кулику. Вообще войск в Ленинграде было столько, что в последующем они из Ленинграда вывозились за ненадобностью — оставшихся для обороны было больше чем достаточно. Но на тот момент способности Жукова, как полководца были таковы, что использовать с толком он их не мог.

Интересно, что если вопрос о том, что Жуков получил от Ставки приказ не просто защитить, а деблокировать Ленинград, в последнее время все же освещается в публикациях полководцев (главный маршал авиации А.Е. Голованов) и историков (Н.А. Зенькович), то совершенно не обсуждается вопрос о том — собирались ли немцы его штурмовать? А это вопрос не праздный.

Американский историк С. Митчем, в работе "Фельдмаршалы Гитлера и их битвы" об этом пишет:

"Казалось, Ленинград обречен, но в самый последний момент спасение пришло к нему — ну кто бы мог подумать? — от самого Адольфа Гитлера. 12 сентября фюрер приказал Леебу не брать город с боем, а только взять его в блокаду, чтобы измором заставить капитулировать. Группе армий «Север» был отдан приказ, отдать в распоряжение ставки 11-й и 7-й танковые и 8-й авиакорпус, а также 4-ю танковую группу — то есть в общей сложности пять танковых и две моторизованных дивизии и большую часть поддержки с воздуха".

Таким образом, через два дня после того, как Жуков вступил в командование Ленинградским фронтом, немцы прекратили штурм города. Но Гитлер не дал фельдмаршалу Леебу бездействовать:

"В северной части России зима наступает рано, и Лееб намеревался использовать оставшиеся теплые дни с тем, чтобы как следует закрепиться на берегах Ладоги. Гитлер, однако, приказал ему захватить Тихвин, где велась добыча бокситов, а затем нанести удар севернее, чтобы соединиться с финнами на реке Свирь на восточном берегу Ладоги" — пишет Митчем.

То есть, основная сила немецкого удара к описываемому времени была направлена на 54-ю армию Г.И. Кулика, а не на войска Жукова.

Но сейчас речь не о способностях Георгия Константиновича. Не принимая никаких мер для деблокирования Ленинграда, он коварно «подставлял» Кулика Сталину, все время жалуясь тому, что Ленинград в блокаде только потому, что Кулик не хочет воевать. А сам же пальцем не пошевелил для спасения города от голодной смерти.

Давайте прочтем дальше его разговор с Куликом 15 сентября 1941 г. После того, как они доложили друг другу обстановку:

"Жуков:Григорий Иванович, спасибо за информацию. У меня к тебе настойчивая просьба — не ожидать наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в наступление в общем направлении на Мга.

Кулик: Понятно. Я думаю 16-17-го.

Жуков:16-17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить. Я уверен, что, если развернешь наступление, будешь иметь большие трофеи. Если не сможешь все же завтра наступать, прошу всю твою авиацию бросить на разгром противника в районе Поддолово — Корделево — Черная Речка — Аннолово. Все эти пункты находятся на реке Ижора, в 4–5 километрах юго-восточнее Слуцка. Сюда необходимо направлять удары в течение всего дня, хотя бы малыми партиями, чтобы не дать противнику поднять головы. Но это как крайняя мера. Очень прошу атаковать противника и скорее двигать конницу в тыл противника. У меня все.

Кулик:Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел в наступление в районе Шлиссельбург — Липка — Синявино — Гонтовая Липка. Наступление отбито. Если противник завтра не перейдет в общее наступление, то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобой, выполню…

Жуков:(не скрывая раздражения). Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего".

Обратите внимание на наглость Жукова. Сам даже пальцем не пошевелил для взаимодействия с 54-й армией, для прорыва блокады. А Кулика упрекает в том, что тот не хочет «взаимодействовать». А вы посмотрите, чего Жуков хочет! Ему не нужен прорыв блокады, он не готовит его сам и не дает подготовить Кулику. Он требует от Кулика бросить на смерть пехоту, без поддержки ее артиллерией, лишь бы отвлечь немцев от фронта самого Жукова. Даже авиацию Кулика, предназначенную для обеспечения прорыва блокады, он требует использовать для удара по немецкой группировке не в месте прорыва, а на юге — там, откуда немцы угрожают только войскам Жукова. И (оцените наглость!) при этом Жуков точно знает, как поступил бы Суворов на месте Кулика…

Вот это коварство Жукова, желание, чтобы его работу делали другие, пренебрежение к трудностям товарищей по войне, стремление "на чужом горбу в рай въехать" видимо и предопределило то, что, по словам Сталина, Жукова "не любили на фронте".

Даже в конце войны Жуков остался таким же.

Рокоссовский блестяще командовал 1-м Белорусским фронтом с 1943 г. и именно этот фронт должен был взять Берлин. 12 ноября 1944 г. Сталин поставил командующим этим фронтом Г.К. Жукова, а Рокоссовского назначил командующим 2-м Белорусским фронтом, наступавшим севернее и в полосу наступления которого Берлин не попадал.

Рокоссовский пишет, спустя некоторое время после нового назначения:

"Меня вызвал к ВЧ начальник Генерального штаба А.М. Василевский, проинформировал о намерении командующего 1-м Белорусским фронтом Г.К. Жукова перейти в наступление против Восточно-померанской неприятельской группировки, с тем чтобы ликвидировать нависшую над его флангом угрозу, и спросил меня, как намерен действовать 2-й Белорусский фронт в данном случае. Я высказал соображение, что нам было бы весьма желательно наносить главный удар на нашем левом фланге, совместив его с главным ударом войск соседа. Таким образом, с выходом к морю можно было рассечь вражескую группировку на две части. После этого наш фронт уничтожит ее восточную часть, а сосед западную.

Александр Михайлович сказал, что именно так и он представляет себе ход будущей операции и решил позвонить мне, чтобы узнать мое мнение. Со своей стороны я высказал пожелание, чтобы удар наносился войсками обоих фронтов одновременно. Василевский обещал это предусмотреть".

Как видите, Восточно-Померанская операция нужна была Жукову и проводилась по его инициативе. Но без Рокоссовского Жукову трудно было ее провести. И, по замыслу операции, Жуков и Рокоссовский должны были ударить в одном месте и одновременно.

Начать эту операцию они должны были 24 февраля. Рокоссовский начал ее фактически 22-го, так как немцы сами ударили по войскам Рокоссовского, и он вынужден был сначала отбить их удар. Рокоссовский двинул войска вперед 24-го, точно по договоренности, по приказу. А Жуков нет! Сидел и ждал, пока войска Рокоссовского перемелют общего противника. И начал наступление только 1 марта. Когда все же, не выдержавший Рокоссовский позвонил Сталину и, докладывая обстановку, намекнул, что Жуков не начинает наступать, то реакция Сталина была быстрой и характерной: "Что, Жуков хитрит?" То есть, коварство Жукова и Верховному было хорошо известно, да только оценку он ему давал неправильную.

Когда Сталин исправил свою кадровую ошибку и навсегда освободил Г.К. Жукова от штабной работы, то послал его с 30 августа ликвидировать выступ фронта под Ельней и наступать на Рославль и Починок. Никуда, конечно, Жуков наступать не смог, хотя немцы в этом месте и выпрямили свой фронт, оставив Ельню. В этот момент немцам было не до нее — шли тяжелейшие бои по прорыву Гудериана на юг.

Характерно, что обстановка под Ельней походила на обстановку под Халхин-Голом, у Жукова даже был месяц на подготовку операции. Но не было Г.И. Кулика и Жуков не смог повторить подвиг Халхин-Гола — «срезать» выступ и окружить в нем немцев, он их просто вытолкал. Гальдер в своем дневнике отметил:

"31 августа… На фронте у Ельни противник атакует со всех сторон…; 2 сентября… следует отказаться от удержания дуги фронта у Ельни…; 5 сентября… наши части сдали противнику дугу фронта у Ельни. Противник еще долгое время, после того как наши части уже были выведены, вел огонь по этим оставленным нами позициям и только тогда осторожно занял их пехотой. Скрытый отвод войск с этой дуги является неплохим достижением командования".

Ну, а для Жукова это тоже было неплохим достижением — все же отогнал немцев на 20 км — и Сталин отправил его в Ленинград.

"Старые" маршалы

Отступление — самое тяжелое дело на войне — считают многие специалисты. Почему?

Пока войска находятся в обороне, они способны отбить атаки втрое превосходящего по силе врага. Они в окопах, в ДОТах и ДЗОТах, перед ними минные поля и колючая проволока. Чтобы отступить им нужно бросить окопы и собраться в колонны. Противник может в промежутках между этими колоннами рвануться вперед и, если он более подвижный, чем свои войска, опередив отходящих, занять окопы и укрепления их нового рубежа обороны. А затем громить их спереди и сзади в чистом поле. Успешно отвести войска — это большое искусство и командиров, и штабов. Например, когда Юго-западный фронт в начале войны попробовал отвести войска от границы на рубеж укрепленных районов (УР) старой границы, то 1-я танковая группа немцев элементарно опередила наши войска и захватила УРы, и Житомир за ними. Пришлось занимать оборону в укрепленных районах непосредственно под Киевом. Маршал Баграмян об отступлении пишет:

"С военной точки зрения, отступление — сложнейший маневр. Надо суметь перехитрить противника, из-под самого его носа вывести войска с минимальными потерями, чтобы сохранить, а в дальнейшем накопить силы для нового удара. И все это в условиях, когда инициатива находится в руках врага, когда трудно определить, где он готовит очередной удар, где собирается устроить тебе ловушку".

И в 1941 г. труд этого тяжелейшего маневра взяли на себя «старые» маршалы: Ворошилов, Буденный, Кулик, Тимошенко. Но кто из историков оценил этот труд? Сейчас этих маршалов считают чуть ли ни идиотами, да и в мое время, надо сказать, они были в тени. Я и в юности, к примеру, очень мало слышал о Тимошенко, а ведь он, кавалер ордена «Победы», и орденов Суворова I степени у него было больше, чем у остальных кавалеров ордена «Победа». Все, как сговорились, пишут, что в Ленинграде талантливый Жуков сменил неспособного Ворошилова. И, как один, забывают упомянуть, что Жуков сменил раненого в бою Ворошилова.

Между тем Ворошилову досталась тяжелейшая задача. Он должен был не дать немцам разгромить войска Северо-Западного направления. А Гитлер считал их разгром обязательным условием наступления на Москву. В своей директиве № 21 "План Барбаросса" Гитлер приказывал:

"Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий.

Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее нее и раздробить силы противника в Белоруссии. Таким образом будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности.

Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих задач одновременно".

Но разгромить советские войска, управляемые К.Е. Ворошиловым, группа армий «Север» не смогла, и не потому, что он их отводил слишком быстро. Ворошилов дрался и упорно, и умело.

Генерал-полковник Гот, командовавший в 1941 г. 3-й танковой группой немцев, после войны написал для создаваемого бундесвера военно-научную работу "Операция «Барбаросса». Он пишет:

"56-й танковый корпус должен был продвигаться от Порхова через Сольцы на Новгород, а 41-й танковый корпус — от Острова через Псков на Лугу. Имея перед собой слабого противника, они, тем не менее, продвигались вперед очень медленно".

Или:

"Несмотря на то, что вышестоящее командование поторапливало, ожесточенные бои на плацдармах задержали наступление почти на четыре недели, пока не подошла 18-я армия. В результате отхода 41-го танкового корпуса на запад, 56-й танковый корпус, который 15 июля подошел к Сольцам, оказался еще более изолированным. Не имея достаточного флангового прикрытия, обе дивизии подверглись ударам крупных сил противника с юга, северо-востока и с севера. Под угрозой окружения они отошли к городу Дно".

Остановимся на Сольцах. Обычно и мемуаристы, и историки в описании боев всегда преувеличивают силы противника и преуменьшают свои. По данным Э.Манштейна под Сольцами с немецкой стороны действовали 3 дивизии 56-го танкового корпуса (8-я тд, 3-я мд и 269 пд), механизированная дивизия "Мертвая голова" и две пехотных дивизии 1-го корпуса 16 армии. Итого 6 дивизий, из которых 1 танковая и 2 механизированных. В "превосходящих силах" войск маршала Ворошилова Манштейн насчитал и указал на схеме в книге: 90-ю и 180-ю стрелковые дивизии, 220-ю механизированную дивизию, 21-ю танковую и части 3-й танковой дивизии. То есть, неполных 5 дивизий, и вряд ли Манштейн что-то упустил. И под ударами этих сил немцы едва вырвались из окружения и отбежали на 40 километров.

А через 1,5 месяца в Ельнинской дуге, которую взялся ликвидировать Г.К.Жуков, было, согласно данным энциклопедии "Великая Отечественная война", также 6 немецких дивизий (все пехотные) — 15, 177, 78, 292, 268, 7. У Жукова в распоряжении было 8 дивизий, из которых 5 стрелковых (107, 100, 19, 120, 303), две механизированные (106, 103) и одна танковая (102-я). За 8 дней Г.К. Жуков вытолкал немецкие пехотные дивизии из дуги, они отошли и выровняли фронт, сократив на нем численность своих войск. Отошли, если судить по карте, от силы на 15–20 км.

В результате в энциклопедии "Великая Отечественная война" дана отдельная статья, которая громко названа "Ельнинской наступательной операцией", а о боях под Сольцами и об освобождении этого города вообще статьи нет. Почему? Потому что эта победа была одержана не Г.К. Жуковым, а войсками К.Е. Ворошилова? А ведь город Сольцы по численности населения даже больше Ельни…

Еще штрих к деятельности Ворошилова. Танковый корпус Манштейна вместе с 41-м танковым корпусом составляли танковую группу Гепнера. Но задача корпусам была поставлена в расходящихся направлениях: 41-й корпус шел на Ленинград, а 56-й на Новгород. Манштейн этот план непрерывно критиковал, он убеждал, что нужно оба танковых корпуса собрать в единый кулак и ударить по Ленинграду с тем, чтобы взять его с ходу. Наконец, он убедил в этом начальство, и ему 15 августа дали команду переводить 56-й корпус на соединение с 41-м корпусом. Он со штабом выехал по очень плохой (как он пишет) дороге и, проехав 200 км, оказался на месте. За ним двинулась 3-я мехдивизия. Но совместного удара по Ленинграду не получилось, так как уже 16 августа он получил команду ехать обратно и разворачивать обратно дивизию. А причина была в том, что войска маршала Ворошилова окружили в это время 10-й армейский корпус 16-й армии немцев, и теперь Манштейну поручили выручать эту армию.

Далее Гот продолжает:

"Таким образом, в то время как ОКХ еще предавалось надежде в конце августа нанести решающий удар по Москве, Гитлер снова под влиянием одной неудачи группы армий «Север», имевшей местный характер, 15 августа принял решение: "Группе армий «Центр» дальнейшее наступление на Москву прекратить. Из состава 3-й танковой группы немедленно передать группе армий «Север» один танковый корпус (одну танковую и две моторизованные дивизии), так как наступление там грозит захлебнуться". Что же послужило причиной так неблагоприятно оценивать обстановку в группе армий «Север»?

Один из двух корпусов 16-й армии, продвигавшихся южнее озера Ильмень на восток, а именно 10-й армейский корпус, был атакован значительно превосходящими силами русских (восемью дивизиями 38-й армии) и оттеснен на север к озеру. В ответ командование группы армий «Север», стремясь облегчить весьма тяжелое положение 10-го армейского корпуса, решило выделить для нанесения контрудара одну дивизию СС и одну моторизованную дивизию, которые до этого принимали участие в боевых действиях под Лугой и в районе озера Ильмень… Сейчас же, группа армий «Центр» была ослаблена на половину танковой группы, и это в момент, когда оставалось сделать последний шаг к достижению цели операции, то есть к овладению Москвой. Выделенный из состава 3-й танковой группы 39-й танковый корпус (12-я танковая, 18-я и 20-я моторизованные дивизии) были использованы не на месте, где решался исход операций, а направлен далеким кружным путем через Вильнюс на северное крыло группы армий «Север». Этому корпусу предстояло выполнить основное желание Гитлера: захватить Ленинградский промышленный район и изолировать "цитадель большевизма" от Москвы. Продвигаясь южнее Ленинграда на восток и преодолевая невероятные трудности, корпус достиг Тихвина. Несколько недель спустя 41-й танковый корпус, до этого успешно наступавший на Ленинград, вынужден был остановиться и отойти".

Из последней цитаты Гота следует, что действия именно Ворошилова поставили крест на плане «Барбаросса» и заставили Гитлера отменить наступление на Москву уже летом и еще раз попытаться разгромить войска Северо-Западного направления и опять — неудачно. Вопрос: кому же мы обязаны тем, что Ворошилов в нашей истории считается военной бездарностью?

Или сделайте такое сравнение. Вот два человека: Тухачевский и Кулик. Оба маршалы, а Кулик еще и Герой Советского Союза. Обоих приговорили к расстрелу. Обоих одновременно реабилитировали, причем Кулика посмертно восстановили в партии, вернули звание маршала, звание Героя, ордена. Но маршал Тухачевский объявлен военным гением, а маршал Кулик — военным идиотом. Почему?

Я не вижу ответов, кроме одного — в тот момент, когда Хрущев менял историю СССР, "линию партии" в вопросах военной истории менял "болезненно самолюбивый" министр обороны и спаситель Хрущева Г.К. Жуков.

Ведь если не объявить, что Кулик идиот, то могут возникнуть такие вопросы:

— кто определил победу 1939 г. над японцами у Халхин-Гола: комкор Жуков или командарм Кулик, тем более, что по итогам боев у Халхин-Гола именно Кулика перебросили на финский фронт, а не Жукова;

— кто виноват, что блокада Ленинграда не была прорвана и погибло от голода 700 тысяч ленинградцев?

А если объявить Кулика идиотом, то эти вопросы сами собой уже не возникают.

Если объявить дураком Ворошилова, то не возникает вопросов, почему Жуков его сменил в Ленинграде и, главное, справился ли Жуков с порученным ему делом.

А если не задвигать в тень Тимошенко, то возникнут «нехорошие» мысли по сравнению фронтовых операций под Москвой и Ростовым, под Вязьмой и Ельцом.

И до сих пор подавляющее количество историков руководствуются в вопросах военной истории линией Жуков-Хрущев. Время объективной оценки «старых» маршалов, видимо, еще не пришло.

Письменно, в мемуарах, Г.К. Жуков, к примеру, не осмелился обвинить Тимошенко в поражении наших войск под Харьковом в 1942 г. Ведь тут только стоит сравнить число резервных армий за его бездействующим фронтом, с полным отсутствием резервов у наступающего Тимошенко, и все станет ясно. Но устно Жуков не стеснялся:

"Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год — это уже не начальный период войны. Начиная от Барвенкова, Харькова, до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую группу на Кавказ. А им были подчинены Юго-Западный фронт, Южный фронт. Это была достаточная сила" — докладывало КГБ о видении военной истории "единственным заместителем" Верховного Главнокомандующего.

О значении в начале войны того или иного военачальника можно судить по тому, насколько он интересовал немцев. Вот скажем Ф. Гальдер 19 ноября 1941 г. делает пометки к докладу Гитлеру: "Противник севернее Изюма слабый, тем не менее, находится под единым твердым руководством (Тимошенко)". И даже позже, когда в 1942 г. войска Тимошенко потерпели поражение под Харьковом, и он отводил фронт к Сталинграду, немцы пытались угадать его замыслы. 6 июля 1942 г. Гальдер утром записывает: "Учитывая сообщения из-за рубежа, фюрер, видимо склоняется к той точке зрения, что Тимошенко ведет «эластичную» оборону. Я в этом пока сомневаюсь. Не имея серьезных причин, он вряд ли отдаст излучину Дона и находящийся здесь индустриальный район. Без основательной встряски он не может «эластично» оттянуть фронт с тех сильно укрепленных позиций, которые он создал перед фронтом группы армий «А». Значит нужно еще подождать и посмотреть, как развернутся дальнейшие события".

Ждать не пришлось, фюрер оказался прав. В тот же день вечером Гальдер записал: "Дело идет о нескольких часах. Тимошенко уходит из-под удара. Бросить за ним моторизованные соединения!"

Точно так же Гальдер размышляет о предполагаемых действиях Ворошилова.

"В районе Валдайских высот Ворошилов начал переформирование частей, разбитых в боях южнее озера Ильмень. Замена моторизованных соединений, а также строительство оборонительного рубежа на Валдае заставляет предполагать, что противник готовится на этом участке занять оборону в ожидании немецкого наступления с Ловати. Исходя из русской оборонительной тактики, можно предположить, что создаваемые позиции будут приспособлены для активной обороны" — записывает он 27 августа 1941 г.

В этом выводе Гальдер не ошибся — я уже цитировал выше Гота и Манштейна — оборона под командованием Ворошилова действительно была активной.

Характеризуя действия маршала Буденного и генерала армии Кирпоноса, Гальдер отметил в своем дневнике 26 июля 1941 г.:

"Противник снова нашел способы вывести свои войска из-под угрозы наметившегося окружения. Это, с одной стороны, — яростные контратаки против наших передовых отрядов 17-й армии, а с другой — большое искусство, с каким он выводит свои войска из угрожаемых районов и быстро перебрасывает их по железной дороге и на автомашинах".

Если бы был жив Гудериан к тому моменту, когда наши историки начали вещать о том, что Тухачевский — гений, и что немцы заимствовали у него идею использования массированных подвижных соединений, — это его бы сильно позабавило. Немцы действительно заимствовали советский опыт, но не опыты кабинетного Бонапарта. На второй день войны, когда еще ничего не было понятно, Гальдер записал в дневнике:

"Фон Бок с самого начала был против совместного наступления обеих танковых групп на Смоленск и хотел нацелить группу Гота севернее. В этом случаи танковые группы Гота и Гудериана оказались бы разделенными почти непроходимой полосой озер и болот, что могло бы дать противнику возможность по отдельности разбить их обе. Эту опасность следует учитывать тем более, что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных соединений (Буденный)".

Разгром советских войск, которыми командовал С.М. Буденный, Гитлер предусмотрел в плане «Барбаросса» следующим образом.

"Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру.

С этой целью главный удар наносится из района Люблина в общем направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют р. Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю румынской армии выпадает задача сковать русские силы, находящиеся внутри образуемых клещей.

По окончании сражений южнее и севернее Припятских болот в ходе преследования следует обеспечить выполнение следующих задач:

на юге- своевременно занять важный в военном и экономическом отношении Донецкий бассейн;

на севере- быстро выйти к Москве. Захват этого города означает, как в политическом, так и в экономическом отношениях, решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла".

И с этой частью плана у Гитлера ни черта не получилось — не смогли они замкнуть окружение у Киева и румыны не помогли. Не смогли немцы занять Донецкий бассейн и двинуться к Москве. Наоборот, Гитлеру пришлось отказаться от «Барбаросса» (это вам не Франция!) и начать импровизации — снять танковую группу Гудериана с московского направления и бросить на юг. И это советским командованием было предусмотрено: планировалось зажать Гудериана между двумя фронтами и уничтожить, но, как я уже писал, помешало господство немцев в воздухе.

Фактически план «Барбаросса» получился у немцев только на Западном фронте предателя Павлова.

Сорвало немцам план «Барбаросса» мужество и стойкость советских войск, но разве справедливо забыть, кто ими тогда командовал?

Ещё момент. Наиболее точную оценку профессионалу дают не праздные зеваки, считающие себя специалистами, а потребитель труда профессионала и заказчик работы профессионала. Потребителями труда советских полководцев были немецкие генералы — чем чувствительнее их били советские полководцы, тем у немецких генералов чаще появлялся повод выяснять, кто их бьёт, и чаще появлялся повод вспоминать о них. Только немцы составляли абсолютно точный рейтинг полководцев РККА.

Напомню, в дневниках Гальдера есть упоминания о Сталине, Ворошилове, Будённом, Тимошенко. Но нет ни слова о Жукове. Он немцам был не интересен. Могут сказать, что немцы просто не знали его фамилию. Во-первых, он полгода был начальником Генштаба, так что не знать они его не могли. Во-вторых, фамилию генерал-майора Белова они ведь узнали, он доставлял им неприятности! А какие неприятности доставил немцам в 1941–1942 годах Жуков, чтобы у них был повод упоминать его фамилию?

Да и позже немцы, если и упоминали Жукова, когда этому генерал-адъютанту доверяли командовать фронтами, то в таком контексте, что лучше не надо. Вот, скажем, П. Карелл в отдельной главе описывает в своём труде, как благодаря Жукову, командовавшему 1-м Украинским фронтом взамен умершего от ран Ватутина, советским войскам весной 1944 года не удалось уничтожить 1-ю танковую армию немцев, на которой уже и сами немцы чуть было не поставили крест. Карелл заканчивает эту главу так: «Для русских исход этой великой битвы между Днепром и Серетом оказался горьким разочарованием. Наступление Жукова, такое многообещающее вначале, захлебнулось. Несмотря на огромное превосходство в силах, советский маршал не только не достиг своей цели, но и понёс тяжёлые потери во время финальной фазы сражения. Он просчитался, был слишком уверен в победе и недооценил всё ещё значительную мощь и военное мастерство немцев. И получил урок».

Что касается уроков, то мне кажется, что Жукову они были что в лоб, что по лбу. Вот, к примеру, генерал Горбатов описывает попытку немцев 1 марта 1944 года провести ночную атаку с ослеплением советских войск фарами танков.

«Вечером враг произвел особо сильную артподготовку. Огонь сосредоточивался на плацдарме по нашим первой и второй траншеям. Спустя полчаса противник перенес огонь на переправы, не допуская подхода наших резервов, и пошел в наступление пехотой. Потом заревели и двинулись танки. Не обогнав еще своей пехоты, танки включили фары, и на фоне их света были видны густые цепи наступающих. Со своего НП — с вышки, установленной на берегу реки, я по свету фар насчитал пятьдесят танков и на этом прекратил счет. Мы наблюдали частые вспышки выстрелов наших орудий прямой наводки, слышали сплошной треск стрелкового оружия и грохот орудийной стрельбы. Море огненных всплесков переливалось над полем, где наступал противник, над плацдармом и мостами — это рвались тысячи снарядов. С тревогой вслушивались и вглядывались мы в картину ночного боя. Выдержат ли защитники плацдарма такое суровое испытание?

Немецкие танки, обогнав свою пехоту, выключили свет, и наступающих цепей не стало видно. Я пожалел об этом, считал, что огонь нашего стрелкового оружия будет не столь метким и станет слабее; но треск выстрелов из винтовок, автоматов и пулеметов не слабел, а стрельба из орудий прямой наводки все нарастала.

Вдруг фары снова зажглись почти одновременно на всем участке, но это уже были отдельные и короткие вспышки света, притом в сторону противника, и в эти мгновения была снова видна его пехота, но уже отступающая. На НП раздались восклицания: «Танки повернули назад!», «Атака отбита!». Немного позднее было получено донесение с плацдарма, подтверждающее, что атака гитлеровцев всюду отражена.

От имени Военного совета армии всем защитникам плацдарма и артиллеристам, стрелявшим с левого берега, я объявил благодарность, и в то же время предупредил их, чтобы готовились к отражению повторных атак.

Через два часа противник перешел снова в яростное наступление, но уже с меньшим количеством танков. Наши герои, воодушевленные предыдущим успехом, отбивали эту атаку с еще большим мужеством, и она, а также последовавшая за ней в эту ночь третья, четвертая и пятая атаки захлебнулись. Чуть забрезжил рассвет, многие тысячи глаз начали всматриваться в лежащую впереди местность. Первыми показались силуэты шестнадцати подбитых танков и самоходок, некоторые из них еще дымились. А когда стало совсем светло, мы увидели поле, усеянное трупами фашистов».

Ну и что — этот урок как-то повлиял на решение Жукова при атаке Зиловских высот осветить советских пехотинцев зенитными прожекторами?

Теперь о рейтинге заказчика. Сталин, исключая нескольких старых товарищей по партии, всех называл только по фамилии с прибавлением слова «товарищи». И к концу войны только Рокоссовский удостоился единственной в своем роде награды — его Сталин начал величать Константином Константиновичем.

Не верил

Остается еще один очень сложный вопрос. Если Тимошенко, Буденный и Ворошилов были надежными и настоящими полководцами РККА, то почему Сталин не назначал их командовать фронтами? Именно потому и не назначал, что они были слишком хороши и знали это, — Сталин им не верил. Видите ли, все молодые маршалы видели в Сталине безусловный военный авторитет, а старые маршалы этого не видели — они считали себя в военных вопросах не хуже Сталина. Считать-то считали, да командование все же переложили на него. Напомню, что с 23 июня по 10 июля 1941 года фактическим Верховным Главнокомандующим (председателем Ставки Верховного командования) был Тимошенко, но затем он эту должность сдал Сталину. По прошествии года Сталин взял в свои руки и непосредственное командование всеми фронтами, а раньше ими командовали главнокомандующие направлениями, т. е. Тимошенко, Буденный и Ворошилов.

Суть недоверия к ним Сталина вот в чем. Если Сталин давал приказ командующему фронтом «молодому» маршалу, то даже если тот ранее предлагал свой вариант, но все же получал к исполнению сталинский, «молодой» маршал исполнял сталинский приказ добросовестно, уверенный в военном превосходстве Сталина над собой. «Старые» маршалы, имея свой вариант действий, сталинский приказ могли саботировать инстинктивно — ведь если сталинский приказ окончится на вверенном им фронте победой, то получится, что «старые» маршалы дураки, предлагавшие негодный или сомнительный план действий. Для них это было обидно, и это причина, по которой Сталин не верил в то, что они исполнению его приказа отдадут все силы. Поэтому Сталин и не ставил их командовать фронтами, а поручал дела, в которых «старые» маршалы могли быть самостоятельны не входя в конфликт с ним, как с Верховным.

Генералы поля боя

Наши титаны военной мысли из Академии военных наук дали рейтинг и командующих армиями. Он таков:

1. В.И. Чуйков

2. П.И. Батов

3. А.П. Белобородов

4. А.А. Гречко