Заскоки Пегаса (сборник) Яворская Елена
…Что?! Какой ещё Пегас?!
Сказка – ложь, да не обман:
Стал поэтом наш Иван.
Анна Попова
Античные мотивы
Сессия. Учебник на коленях.
Солнышко злорадствует в окне…
И – на почве переутомленья
Вдруг являться муза стала мне.
Где являться? – В спальне на балконе
(Чтобы сразу в комнату войти).
В чём она была? – В чём, в чём – в хитоне!
Молодая? – Лет так двадцати.
«Здравствуй! Можно, я у вас умоюсь?»
(Надо же: сама открыла кран!).
И, мгновенно в комнате освоясь,
Плюхнулась устало на диван.
«Ну, у вас сегодн и жарища!
Вот бы скинуть этот весь наряд…
Где у вас тут водоём почище?
Боги! Точно плечи обгорят…»
Ткнулась в шкаф: «Прости, примерить можно?»
Замерла в восторге над бельём.
На меня взглянула безнадёжно:
«Как же мы от моды отстаём!
Боги, боги! Ой, какая прелесть!
Гера с Афродитой упадут!
Можно, я пойду переоденусь?»
Я кивнула. Через пять минут
Вышла муза в топике и в шортах,
Навела попутно марафет
И, призвав Аида (или чёрта),
Устремилась в папин кабинет.
По второму слою красит глазки –
Дорвалась! Ну что поделать с ней?
И лукаво скорчила гримаску:
«Слушай, как у вас насчёт парней?
…Вот везёт! Полным-полно студентов!
Каждый третий вежлив и умён!
А у нас-то всех интеллигентов –
Старенький Гомер да Аполлон!
…Есть ли о любви литература?
Ой, не надо только про Сапфо!
Как у вас вообще… насчет амура?
Ладно, дай мне лучше «Спид-инфо»!»
«Знаешь, муз, давай-ка сменим тему:
Что мы о любви да о любви?
Ты меня уж лучше на поэму
Или хоть на повесть вдохнови!»
На меня уставилась понуро:
«Блин! И здесь покою не дадут…
Музы для развития культуры,
Между прочим, ходят в институт!
В нём вообще от снобов нет спасенья,
Всяк поизмываться норовит!
То Гомер долдонит «Одиссею»,
То Медеей стонет Эврипид!
Плинием и Лонгом загрузили,
В сессию и вовсе нет житья!
И под зорким оком Мнемозины
Чахнет юность пылкая моя!»
«Муз, не плачь, ну хватит, ну чего ты…»
«Всех, к Аиду, переколочу!
Может, у меня свои заботы,
Может, личной жизни я хочу!
Может, у меня своя дорога!
Ты не бойся, я не пропаду!
Вот еще помучаюсь немного
И в Союз писателей уйду!»
«Вот тогда и будешь горько плакать…
Лучше в Грецию свою вернись!
Нет у нас Овидиев и Плавтов,
И Софоклы все перевелись…
Хочешь выпить?»
«Что?»
«Да что найдётся…»
«Я нектар с амброзией хочу!»
«Этого у нас не продаётся…
Может, лучше чаю вскипячу?
Выпьем-ка за наших корифеев!
Не ломайся, муз, ну я прошу!
…Хочешь, я для вашего Орфея
Пару новых текстов напишу?»
«Ну, давай! Он человек приятный,
Сразу в турпоездку пригласит!
Хочешь, в Фивы – город семивратный,
Хочешь, в Дельфы и на остров Крит?
Дело даже не в античной сцене,
Не в карьере – да цена им грош!
Просто по российским вашим ценам
Ты туда вовек не попадёшь!
Напиши о жребии великом,
О созвучьях лиры и души.
Только… не пиши про Эвридику
И о расставаньях не пиши…»
«Не волнуйся, буду петь я радость,
Счастье и улыбки в полный рот,
А уродливый палач Танатос
Даже и в подтексте не мелькнёт!
Ваш Парнас не нужен мне и даром
С полчищем прославленных теней!
Не хочу ни терний и ни лавров,
Мне другое, видишь ли, важней…
Нет, не олимпийские медали
И не миллион амурных стрел,
Просто… чтоб друзья не покидали
И любимый честен был и смел».
«Ну и ну, у всех одно и то же…
Что поделать – на одну мы стать.
Вот мужчины – вылезут из кожи,
Чтоб подругу жизни обогнать!
О, Зевес, домой лететь пора мне!..»
(И стоит, глаза скосила вниз).
Дай, сфотографирую на память…
Только не мигай! Вниманье!.. Чи-и-из!
Анна Попова, Елена Яворская
Первый укус, последний укус
Всю сознательную жизнь Ираида Лукова мечтала о собственной книге. Толстой, в глянцевом переплете… словом, такой, которая сама просилась бы в руки: «Прочитай меня!» Вот только не знала она, как становятся писателями. То есть, конечно, предполагала, что для этого надо что-то писать. И писала. В тонких школьных тетрадках и толстых амбарных книгах с маминой работы. Но волшебного слова, чтобы превратить амбарную книгу в ту самую, с глянцевой обложкой, не знала.
Принялась рассуждать логически: у кого можно подслушать, выспросить, выпытать это самое слово? Ясное дело, у волшебников. У которых дома на полочках стоят экземпляры собственноручно настроченных шедевров. Но где бы в родном городе этих волшебников разыскать?
Тут и подружка, Галина, кстати разговор завела. Дочурка-то у неё – поэтесса! Стихи враз на слезу пробивают, а как начнёт своего парня описывать да расписывать, так прям эта… Ахматова… Каждую субботу в клуб литературный бегает. «Родные осинки». Вон, и в сборнике опубликовали: Вершкова Полина, три страницы, даже фотография имеется!
Ираида почтительно пролистала худосочный сборничек. Полюбовалась на полупропечатанные, «в сеточку», чёрно-белые фотографии. Зацепилась глазами за название: «Разлив на реке Малой Подосиновке» – рассказ какой-то. А вот стихотворение: Рождён я в деревне Осиновый кол, Счастливое детство я там и провёл… «Душевно написано… куда мне…», – обреченно вздохнула Ираида. Следующая – Галкина дочка: три страницы, фото. Вот оно, признание… а ведь ей всего-то шестнадцать, не больше.
С досады Ираида чуть не захлопнула книжицу, но мужественно долистала до конца. И, как оказалось, правильно сделала. На последней странице, чуть выше слов «Тираж 150 экз.», значилось: «Собрания литературного клуба «Родные осинки» проводятся каждую субботу в 15.00 во Дворце творчества им. А.С. Пушкина. Поэты и прозаики! Ждём Вас в гости! Мы будем рады всем!»
А вот и суббота на носу.
Стеснительная Ираида робко просидела на стуле у стеночки всё собрание. Какой-то крепкий мужичок упоенно, с жаром читал всё про тот же Осиновый кол. Галкина Полинка прочувствованно, слегка запинаясь, завела про несчастную любовь и даже про попытку утопиться с горя (вот тут-то Ираида поняла, что Галка не врёт насчёт дочкиных стихов, – и осторожно промокнула глаза платочком). Буйно-рыжеволосая, всклокоченная писательница прострекотала рассказ (Ираида так и не сообразила: кто там в конце кого убил).
Лишь по окончании собрания Ираида робко попросила председательского вида дядю уделить ей пару минут. Впрочем, всклокоченная тётя с жаром присоединилась к пестованию нового дарования.
– Пишите о том, что вам известно лично, – авторитетно убеждал дядя. – Не уноситесь в заоблачные выси. Не сочиняйте не-пойми-кого и не-пойми-где. На не-пойми-каких планетах. Вы там были? Нет. И я не был. И читатели не были. Ре-а-лизм! – дядя торжественно постучал карандашом по столу.
– Вот вы кем работаете? – напористо подключилась тётя.
– Стоматологом, – растерянно проблеяла Ираида. – Как из деревни в город приехала, сначала медучилище, потом институт… потом устроилась во вторую поликлинику… и уже пятнадцать лет…
– Прекрасная трудовая биография! – оживился дядя. – Вот и опишите, так сказать, жизненный путь. И правдиво, и поучительно! И порядочный, ответственный читатель мимо не пройдёт!
«Ну, не пройдёт – так не пройдёт!» – возрадовалась Ираида. Наконец-то – чёткая программа действий. Кстати вспомнилось, как школьная литераторша за сочинения хвалила, особенно по «Евгению Онегину». Купила две общих тетрадки – и вперёд…
«Я родилась в деревне Лоховое в 1970 году. Моя мама была учительницей…» – вот и недели нет как нет.
«Помню выпускной вечер. На мне было голубое платье, мы с мамой сшили его сами. И Миша Корягин всё время на меня смотрел…» – вот и вторая неделя промчалась.
«В городе мне было непривычно…» – месяц пролетел.
«В первый раз я лечила кариес парню, он был симпатичный, черноглазый и старался не кричать…» – и второй месяц минул.
«Встретилась с запущенным пульпитом, не знаю, кто кого больше напугал…» – третий месяц.
«Марта Ивановна меня притесняет и унижает, а сплетник Петров у неё в любимчиках…» – четвёртый.
«Тяжела, но необходима и полезна людям наша профессия – стоматолог!»
Всё. Точка. Перечитала. Нравится… Всё правдиво, всё как есть. Никаких фантазий. Читатель мимо не пройдёт. Теперь найти бы его, читателя…
Впрочем, ищущий – обрящет. А при наличии Интернета – обрящет не когда-нибудь в перспективе, а прямо сейчас.
Тьфу!.. «Рукописи принимаются в электронном виде». Вот и ещё месяц улетел…
На типовых бланках ответов, присланных из трёх издательств, – убийственно чернел примерно одинаковый текст: «… к сожалению, Ваша рукопись не соответствует формату издательства…».
Формат!.. А как же правдивость, реализм, будни стоматолога? А может, наврал тот писатель из «Родных осинок», надавил авторитетом, а сам, кроме как на домашнем принтере, нигде и не печатается? Три страницы, фотография: реализм… осиновый.
Ну уж нет. Впредь умнее будем. «Спрос определяет предложение» – давно забытая фраза ехидно показала носик из какого-то кармашка памяти. Ираида снова полезла в спасительный Гугл и прогуглилась по сайтам бессердечно отказавших ей издательств.
«Ага… Издательству требуется… готическая проза… рассказы о вампирах… фэнтези о вампирах… любовные романы о вампирах». Последняя фраза показалась особенно окрыляющей. Настолько, что руки зачесались, да так и потянулись к клавиатуре…
Что самое главное в романе? Название! Впрочем, не только, но… Что-то надо такое яркое, броское… чтобы издатель, даже если он полный идиот, сразу понял: перед ним – роман про вампиров. А не про каких-нибудь стоматологов из деревни Осиновый кол.
Названия повалили валом: «Последние вампиры Орловщины» – нет, провинциально как-то. Надо шире, масштабнее брать. «Поцелуй вампирши» – куда лучше, да и любовный интерес намечен. «Вампирьи грёзы» – тоже ничего, но уж как-то… по-девчоночьи, сентиментально, вот для Полинки – самое оно. «Страсть её укуса» – это уже по-взрослому звучит, только подкорректируем чуток. Есть! «Первый укус, последний укус…»!
Теперь имена… Ну, главную героиню назвать в честь себя, любимой. А мужчин – в отместку любимой работе – с эдакими стоматологическими намёками. Для загадочности. Но главное – атмосфера: мрачная, романтическая, вязко-жутковатая, поистине вампирья.
Файл «Укус. doc» катастрофически прирастал в объёме…
На «Укус» откликнулись все три издательства… можно сказать, с руками оторвали! Ираида ещё и покочевряжилась, выбирая.
Не прошло и полугода с начала трудов праведных, как Ираида начала раздаривать вымечтанные, долгожданные, глянцевито поблескивающие книжки в твёрдых обложках.
Ах, эта обложка… просто супер, два дня безотрывно разглядывала! На чёрном фоне в страстном полуоскале замерла чувственная угольноглазая брюнетка. Сзади, в серо-дымчатом провале зеркала, выпятил клыки остроносый красавец типично вампирьего вида. Сверху, прямо на буквы заглавия, лился поток устрашающе красной субстанции…
Ираида решила и в «Родные осинки» заглянуть – с презентом уважаемым коллегам, дескать. «И с благодарностью за совет, – ехидно хмыкала она. – Да уж, насоветовали… сколько времени на зряшную писанину ухлопала. Вот пусть теперь посмотрят да посравнивают. У самих-то – обложка мягкая, чёрно-белая, и всего-то страниц сто от силы… А у меня – страниц аж четыреста, ну и обложка – говорит сама за себя!»
Да, сочувственно-покровительственные вопросы «осинщиков» быстро сменились завистливыми взглядами. А затем и тирадами о засилье ширпотреба в литературе, о презрении масс к настоящему искусству, о забвении родных корней… Ираида даже не обижалась. Всё было ожидаемо и предсказуемо. Однако же председатель сумел таки удивить Ираиду неожиданным предложением. Дескать, новый сборник в работе, а прозы маловато, не хотите ли отрывки из романа опубликовать? За авторский счет, разумеется. Оплата постраничная, с каждого автора – пятьдесят рэ страница.
Свежеприобретенная слава ещё не приелась Ираиде, и потому она, неожиданно для себя самой, обещала подумать. Чувствуя себя уже не робкой просительницей, а приглашенной знаменитостью.
Помахала на прощанье новенькой книжечкой и ушла…
На шесть страниц Ираида таки раскошелилась. Отобрала самые удачные фрагменты – из начала, из середины и, конечно же, заключительный эпизод.
Впрочем, оперативность «Родных осинок» порадовала. Ну да были бы деньги! Рядом с профессионально сделанными авторскими экземплярами на полочке скромно притулились несколько тонких серых книжечек.
Всё четко: шесть страниц. С обязательной фоткой (надо же, а когда-то – предел мечтаний!). Чёрно-белой и «в сеточку». И – ах! любимый, выпестованный текст… Села перечитывать – теперь уже в «осинковском» сборнике…
Первый укус, последний укус…
1
Ира всё глубже увязала в липком, ядовитом кошмаре, как в зыбучей болотной мути: благополучно похороненная в прошлый вторник бабушка Дуся, отпихивая зонтиком синюшного призрака, сипло покряхтывая, лезет на подоконник. Навязчивый морок бесцеремонно приникает к её аристократически бледной шее… целуя? или кусая? «Подите вы прочь, любезный, – мужественно шепчет бабуля, балансируя на подоконнике, – или хоть клыки почистите…»
Ира рывком села на кровати. Приснится же!.. То ли вчерашний томатный сок перебродил, то ли грибной суп недоварился… Но откуда взялось это ощущение неотступного, голодного взгляда?
Вроде бы, в бабулином доме всё по-прежнему. Всё так же зловеще отстукивают секунды старинные часы. Всё так же уныло стонут на суровом ветру потрескавшиеся рамы. Всё так же таинственно скрипят старые половицы, словно призраки прошлого танцуют здесь свои упоительные, дьявольски прекрасные танцы.
Повинуясь чьей-то таинственной воле, Ира подошла к зеркалу. Невидимый взгляд кинжалом вонзился в её хрупкую, нервную спину и алчно задержался на тонкой, девически нежной шейке.
– Ира-а-а… – шепнула ночь…
– А-а-а! Бабуля, это ты?!
– Сама ты бабуля, – ожесточённо зашипела тьма. – Помню эту костлявую недотрогу с крокодильей шеей… Кожаный портфель – и тот вкуснее…
Ира покрылась холодным потом. Зеркало по-прежнему отражало пустоту. Невидимые пальцы заскользили по её плечам, невидимые губы прильнули к тонкой шейке…
И вдруг – пронзительное, опьяняющее, болезненно-томное прикосновение острых зубов… Мир зашатался и поплыл перед глазами Иры, обжигающая лава заструилась по её жилам. Комната осветилась дымчато-серым, а в зеркале, за Ириной спиной, отчетливо проступил облик незнакомого мужчины…
Страшно, неестественно бледного. Бесстрастное, безжизненное лицо было прекрасным и… нечеловеческим. Угольно-чёрные глаза, в которых мелькали красноватые искорки, треугольный подбородок, узкие бескровные губы и – два серо-стальных, длинных, заостренных клыка…
Незнакомец громко задышал Ире прямо в ухо.
– Теперь ты такая же, как я, – удовлетворенно хмыкнул он, проведя тонкой, жилистой рукой с длинными ногтями по шее Иры. Девушка вздрогнула, увидев, как её зеркальный двойник полыхнул заалевшими глазами…
– Кто ты? – севшим от страха голосом пискнула она.
– Кто я? – громко переспросил он и отчетливо, зловеще захохотал. – Хо-хо-хо! Я – Дентовиэль! Да, таково моё нынешнее имя. Я – Дентовиэль из клана Чёрного Пульпиэля! Скоро и тебе дадут подобное имя, столь же достойное и благозвучное. Я – избранный! А вашу мерзкую человеческую пищу мне заменяет лишь один божественный напиток – кр-ровь! Хо-хо-хо! – и комната вновь наполнилась гулким, нечеловеческим хохотом.
– Закрой глаза… – властно приказал Дентовиэль.
Ира вновь ощутила сладостное, обжигающее блаженство его укуса, и всё погрузилось во тьму…
2
В зябком полумраке подземелья загадочно мерцали факелы, озаряя стены неровным светом. Ира с содроганием узрела на стене… Что это? Неведомый художник изобразил юного, белокурого и голубоглазого вампира, сладострастно вонзающего клыки в нежную шейку полуобнаженной девственницы. «Выпил сам – оставь другому», – готической вязью значилось под изображением. «Каждому вампиру – по девственнице. Каждой девственнице – по вампиру», – было от руки приписано ниже несмываемым маркером.
– Крик души, – покаянно вздохнув, прошептал Дентовиэль.
Ира только передёрнула плечами.
Еще через два шага она сообразила, что находится в вампирьей картинной галерее.
Рекламно улыбающийся седовласый вампир. В протянутой длани – бокал на высокой ножке… У Иры не было никаких сомнений, что темно-рубиновая субстанция, наполняющая бокал, не что иное, как кровь… Кровь девственницы… «Группа I, резус отрицательный. Сохрани здоровье и долголетие!»
Маниакального вида врач кровожадно заносит шприц над щупленьким вампиром-подростком, а за спиной убийцы в белом халате – мать-вампирка, мстительно нацелившая клыки. «Даешь переливание без иглоукалывания!»
Все было изображено настолько реалистично, что Ира на несколько мгновений замерла, боясь сделать хотя бы шаг.
Дентовиэль по-вампирьи деликатно подтолкнул её вперед:
– Нас заждались, – чувственным шепотом пояснил он.
Обширный круглый зал был заполнен фигурами в чёрных длиннополых одеждах. Вампирок можно было отличить от вампиров только по высоким парадным прическам, украшенным цветами чертополоха, – точно такую же прическу Дентовиэль сделал и ей перед выездом.
В центре, на невысоком помосте – гигантский муляж чесночины, похожий на отрубленную голову злобного великана.
– Успели, – тихо проговорил Дентовиэль. – Всё только начинается…
И в этот миг, как по мановению чьей-то властной руки, вампирки стали вокруг помоста, взялись за руки и запели высокими голосами. Их песне вторило эхо под потолком.
Во поле вампирка гуляла,
Во поле голодная гуляла.
Люли-люли, гуляла…
С корнем весь чеснок вырывала,
Весь чеснок поганый вырывала,
Люли-люли, вырывала…
Вампиркам слаженно отозвался мужской хор:
На кла– на кладбище,
На кладбище молодые удальцы,
Ой, вампиры, молодые удальцы.
Читать бесплатно другие книги:
