Техник Большого Киева Васильев Владимир
Пард заметил, что у Инси в руках восточное ружье «Крок». И еще заметил, что Вольво увидел это, помрачнел и отвернулся. Но не сказал ни слова.
Теперь Пард понимал все — понимал, кто здесь хозяин.
Но нападением на порт командовал все-таки Вольво.
— Трогай! — зычно скомандовал Вирг и вереница джипов втянулась с площади в узкую провинциальную улочку. Ту, что вела к порту.
К морю.
Снова мелькнули с обеих сторон низенькие окраинные дома. Корявые южные деревца росли у каждых ворот. И везде было пусто — ни одного живого.
В порту вяло постреливали — то ли турки больше думали о грабеже, то ли у защитников тоже было туго с патронами.
Ворота порта были распахнуты. Впрочем, будь они заперты, это ничего не изменило бы. Вольво уже вполне настроился их протаранить, а жесткий каркас перед лебедкой и бампером каждого «Хорива» выдержал бы любой таран с честью. В джипах было тесно, по пять-шесть вооруженных живых. Хорошо еще, что один-двое постоянно торчали вверху, высовываясь из люка на крыше. В машину к Парду и Гонзе сели матрос с «Гелиодора» и трое живых Манфреда, все люди.
Передний джип вильнул, резко сворачивая вправо.
— К четвертому пирсу рвут… Там турки швартовались… — сказал в пустоту Маноло.
Они въехали на длинную и широкую бетонную полосу; от нее прямо в море, опираясь на литые сваи, ответвлялись длинные пирсы. Эдакие каменные побеги. У пирсов покачивались на волнах несколько катеров: Пард насчитал шесть, хотя помнил, как Манфред говорил о семи. У каждого на корме трепыхался флаг: белые звезда и полумесяц на красном фоне. От приземистого здания, крытого алюминиевой раскаткой, турки таскали разнообразный скарб в коробках, пакетах и мешках. Несколько вусмерть запуганных автопогрузчиков помогало им в этом.
Киевляне вихрем пронеслись по пирсу, сметая огнем все с бетонной поверхности. Ракетчики били по катерам; стрелки — по туркам. Пард, выставив в окно помповуху, только успевал нажимать на спуск и передергивать затвор. Минута, и от похожей на цепочку муравьев вереницы турков остались только трупы да беспорядочно брошенные коробки. Кто уцелел — удирал к катерам. И еще Парда удивило, что практически никто из турков не отстреливался.
— Группа захвата дальше, — мрачно сказал один из местных. — Тех так просто не возьмешь.
Пард ожидал, что Вольво скомандует развернуться и совершить еще один заход, но передний джип скользнул в щель между ангарами-складами. И в промежутке между первым и вторым рядами складов они нарвались на встречный огонь турков. Огонь боевой группы.
Непонятно чему учил джипы незнакомый Парду Кондрат, гаражный Босвельта. Но стрельбы они совершенно не испугались: тут же, визжа протекторами по бетону, рассыпались по всей ширине портовой «улицы» и, виляя, стали утюжить ее. Методично и напористо.
Турки прятались за бочками и ящиками у входов в ангары-склады. Сначала они стреляли по джипам, но быстро поняли, что те пуленепробиваемые. Пард понял это примерно в ту же минуту: прямо перед ним что-то звонко стукнуло, а на лобовом стекле расцвела сеточка трещин, разбегающихся из центра-углубления. И еще что-то постоянно колотило в двери. Пули, конечно.
Ахнула металлорезка, раз, другой. Из дымного облака веером летели щепки; огромные контейнеры вдруг подпрыгивали, становились на ребро, рушились, распадались на отдельные металлические листы, покореженные и изломанные. Шквал пуль щербил бетон. Дым застил небо.
Они все-таки проскочили, несмотря на отчаянную стрельбу турков. Но впереди был тупик. Джипы сноровисто развернулись, совершив сложное перестроение, и ни один не задел за соседа. Теперь «Хорив» Парда и Гонзы шел крайним слева.
Они начали второй заход, стрельба вспыхнула с новой силой. Ойкнув, сполз в люк человек Манфреда, прижав руки к окровавленному плечу. Кто-то упал на горячий бетон из соседнего джипа.
А потом турки не выдержали и тоже побежали. К пирсам. Пард заметил, что из ангара, перед дверью которого было особенно много бочек, ящиков и контейнеров, по одному выскакивают живые в одинаковых синих комбинезонах, подбирают оружие и яростно палят туркам вслед.
— Ваши, что ли? — не прерывая стрельбы спросил Гонза.
— Да…
— У вас аптечка есть? — спросил один из местных. — Шлему ранили…
Гонза сунулся в бардачок и бросил за спину коричневый пакет с красным крестом.
Поворот налево, бетонная полоса перед пирсами. Теперь на ней полно убитых и всякого хлама, джипам приходится вилять, а Пард в очередной раз восхитился искусству Кондрата.
Турки спешно грузились на катера и отваливали от причалов. Из семи пришедших уцелело пять; один турки бросили, самый дальний от места боя. Четыре продолговатых судна, ревя двигателями, выходили на рейд, разворачивались и на глазах удирали в море, через узкую щель между двумя волноломами, мимо маяка на самом краю одного из волноломов.
Над волнами с криками носились чайки.
Последний из турецких катеров, сильно накренившийся, медленно погружался. Швартовочные канаты натянулись в струну, и вскоре не выдержали и лопнули.
Бой затих. Джипы сбрасывали обороты и останавливались. Живые выходили на пирсы.
Пард тоже вышел, разгоряченный недавним боем. Ружье он все еще держал в руке.
— Ну, Манфред! — послышался радостный крик. — Ну, вы вовремя!
Высокий вирг в синем комбинезоне, тоже не выпуская из рук автомата, обнял начальника порта.
— Это не меня благодари, а вот их… — Он кивнул в сторону Вольво. — Знакомься, Андертон, это Вольво, знаменитый машинолов из свиты Техника Большого Киева. А это — его команда.
Вольво сдержанно кивнул.
— Потерь много? — спросил Манфред озабоченно.
— Много. Половина, если не больше.
Манфред помрачнел.
Рядом с Пардом встал матрос Маноло, пристально глядя на дальние пирсы.
— Что-то я не пойму, где «Гелиодор»?
— «Гелиодор»? — переспросил кто-то из местных, тоже в комбинезоне портовика. — Это посудина, что швартовалась вчера вечером у четырнадцатого?
— Ага.
— Они пытались уйти, с час назад примерно. Один катер турков погнался за ними. Вдоль берега, на запад — в открытом море им от турков не уйти.
«Вот куда делся седьмой катер!» — понял Пард с опозданием.
Вольво, слышавший все, сжал челюсти так, что кончики клыков впились в кожу щек. В глазах его читалось всего одно слово: «Система…»
— Вы еще можете их догнать, — вдруг сказал Манфред. — На запад песчаное побережье тянется миль на сорок. И нет ни одного залива, ни одной бухты. Попробуйте… Там дорога вдоль берега, не асфальт, не бетонка, но проехать можно, тем более у вас такие джипы…
— Маноло, дорогу знаешь?
— Плохо, — растерялся тот. — Я ведь моряк…
— Витька! Покажешь! — велел Манфред молодому виргу, скорее всего своему сыну.
— По машинам! — рявкнул Вольво, и Пард рванулся к джипу. Прямо рядом с ним на бетоне врачевали раненого Шлему.
— Спасибо, хлопцы! — негромко поблагодарил один из врачевателей, когда Гонза, Пард и Маноло захлопывали дверцы.
— Даст жизнь — сочтемся.
Вирг Витька сел, конечно же, в машину к Вольво.
Ворота порта были по-прежнему открыты. Да и кто бы их мог закрыть, пока у пирсов шел бой?
Улочки, ведущие к морю, ничуть не отличались от тех, что тянулись к жиденькой трассе на Херсон. Не прошло и десяти минут, как шестерка все еще неповрежденных джипов покинула Голую Пристань и оказалась в степи. В приморской степи.
Слева плескалось море — водная равнина до горизонта. А справа раскинулась степь. Земляная равнина до горизонта. Разница состояла лишь в том, что справа, если заглянуть за горизонт, начинался Большой Киев. А слева было только море. Если не считать, конечно, острова Крым.
Но кто в здравом уме стал бы считаться с островом Крым? С легендарным, невозможным… Невозможным больше, чем море, островом?
Никто.
Кроме команды Техника Большого Киева.
Рация, искажая голоса, доносила до слуха все, что говорили в остальных машинах. Гонза расставил уши пошире и прищурился, словно это могло ему помочь. Пард с опаской косился то на стремительно рвущуюся под колеса дорогу, то на черную ребристую панель рации.
— Гони, Иланд, гони… — цедил сквозь зубы Вольво. Наверное, не отрывая взгляда от пыльной «дороги», больше похожей на две параллельных тропинки. — А колея действительно прямая?
— Не беспокойтесь, сударь. Прямая, до самого Бугского лимана…
Вирг Витька успокаивал Вольво. Словно Вольво нуждался в успокоении. Пард не видел ничего этого — ни как шеф цедит слова сквозь зубы, ни как глядит на землю перед капотом джипа. Глазами — не видел. Но он догадывался, что сейчас происходит в передней машине. За минувшие дни Пард неплохо научился предсказывать реакцию этого сдержанного вирга и его поступки. Возможно, это еще одна странность человеческой расы — обостренное чутье и наблюдательность.
Жаль, мысли Пард еще не научился угадывать.
Песчаный пляж оставался слева, а еще левее плескалось море.
— Я никогда раньше не видела моря, — донесся из рации голос Инси. — Оно красивее, чем я думала.
Ей никто не ответил. Впрочем, Пард и не надеялся, что ей ответят.
Джипы мчали так, что дух захватывало. Пард не рискнул вмешаться в управление. Он не знал, доверили ли переднему джипу гнать самостоятельно или за рулем сидит живой. Если живой — то Пард заочно уважал такого шофера.
Степь справа имела много лиц, непохожих друг на друга: солончаки сменялись обширными песчаными пустошами, пустоши сменялись островками хилой южной травы. Только море оставалось прежним: синим и слегка волнующимся.
Пард раньше видел море. Даже купался в нем неоднократно. Как-никак родственники отца уже лет сорок жили в Скадовске, районе Большого Киева, вплотную прилегающем к Азову… Конечно же, Пард там частенько гостил в детстве. Да и повзрослев, не раз заезжал.
Но то был все же Азов, а не Черное. А что Азов в сравнении с Черным? Лужа, не более.
Впрочем, в Черном Пард тоже купался. В Коблево. Правда, там он бывал реже, чем в Скадовске.
Джипы мчались вдоль береговой линии. Пенный след катера первым увидел эльф, конечно же. Вахмистр. Особое устройство глаз…
Второй эльф, Иланд, был занят: вел джип. Все-таки джипом управлял живой, Пард понял это по переговорам. За шесть тысяч лет можно было научиться водить машину. Виртуозно. Иланд так и вел: каждое прикосновение к рулю позволяло джипу еще глубже ввинтиться в южную весну, и будь у руля менее искушенный водитель или вовсе никакого, «Хорив» поспел бы сюда многими минутами позже.
Два катера напрягали все силы в стремлении успеть к западу. Двенадцатиметровая галоша «Гелиодор» и туркский торпедник, хищная остроносая посудина со спаренными пулеметами на верхней палубе. За пулеметами как раз колдовали два турка, укладывая ленты слоями восемьдесят на восемьдесят, как принято в боевых выходах.
— Трыня, Беленький, Мина, металлорезки к залпу! — рявкнул в рацию Вольво.
— Готово, шеф. Турков топить, или как? — холодно отозвался половинчик Трыня, с виду мирный и безобидный.
— Топить.
В голосе Вольво не оставалось места колебаниям.
— Топить, Трыня, топить ко всем живым и мертвым! Залп!
Чуть позади ухнули металлорезки; раз, другой, третий… Туркский торпедник, получив в борт и по надстройкам, сбился с ритма, зачихал и сбросил обороты, а значит, замедлился. И отстал, конечно же.
И тут пущенная особо искушенным стрелком ракета с шипением плюхнулась в воду и разорвалась у борта туркского катера. Катер словно споткнулся, клюнув носом и сразу же завалившись на правый борт.
А потом у него рванул не то двигатель, не то топливные баки. На месте изящного стремительного кораблика вспух огненный цветок, и только металлические ошметки взвились высоко в небо. Впрочем, небо металл не приняло. Оно швырнуло металл в воду.
Туркский катер переломился пополам и затонул за какую-то минуту. Кое-кто из матросов сумел выпрыгнуть за борт, но не успел отплыть достаточно далеко. Жадная воронка поглотила все: и живых, и плавучие обломки. На «Гелиодоре» радостно взревели, это было слышно даже на берегу.
— Ну, — сказал Маноло, — считайте, что вы уже в Крыму. Капитан Фран не хотел вас высаживать, но после такого…
— Эй, матрос! — позвал Вольво из переднего джипа. — На какой частоте ваша корабельная станция фурычит?
И Парду стало вдруг легко и радостно. И еще — немного не по себе. Не то от незнакомых формул, не то от непонятного жаргона моряков.
Но все равно радостно.
25. Гунгашань (Миньяк-Ганкар) — Тиричмир
Моряки «Гелиодора» носили звучные многоступенчатые имена — Ксавьер Сьерра Фумеро Сандро, Хосе Рико Перес Каминеро, Луис Мария Лопес Рекарте. Да тот же Маноло, которого полностью звали Мануэль Мойя Атенсио Маноло. Исключением были двое, имена у которых почему-то были односложными: Феликс и Рауль. Эти двое вечно пропадали в трюме, где было темно, сыро и грязно, и Пард сначала решил, что занимаемое на иерархической лестнице положение впрямую зависит от длины имени. У моряков иерархия соблюдалась весьма жестко — жестче, чем на берегу.
Но потом Пард узнал, что капитан Фран носит трехступенчатое имя, в отличие от других живых на «Гелиодоре»: Сальвадор Глезиаз Фран. А боцман — и того непонятнее: Де ла Фуэнте Маркос. То ли двухступенчатое, то ли трех. И тем не менее боцману подчиняются и Дани Алонсо Мичел Сальгадо, и Игнасио Ортега Мартин Домингес… В общем, все подчиняются, кроме капитана Франа и старшего помощника Сандро. Друг к другу матросы обращались коротко, по последней ступени имени. К капитану — просто «Капитан». К боцману — просто «Боцман». К старпому — просто «Старпом». К Феликсу и Раулю — чаще всего просто «Эй, ты!». Пард в первые же минуты не стал выяснять — почему. Потом, решил он. Потом все прояснится. Само собой.
Когда туркский торпедник был благополучно потоплен, «Гелиодор» заглушил машину и лег в дрейф; на воду спустили надувной аварийный плотик. Капитан Фран лично сошел на берег и поблагодарил Вольво за столь своевременное вмешательство. А также заверил, что «Гелиодор» — к услугам команды Вольво, и не только согласно распоряжению Тюринга…
Сначала вытащили все припасы из багажников и потихоньку переправили на борт катера. Потом стали перевозить живых. Местному виргу Витьке поручили доехать на джипе-вожаке до Голой Пристани и там все джипы отпустить. Витька преданно кивнул Вольво, вскочил в головной «Хорив» и умчался на восток, уводя колонну послушных машин за собой.
В общем, уже к полудню вся команда Вольво расположилась в кают-компании, самом большом помещении на двенадцатиметровой посудине. Гномы и хольфинги полегли на полу, подстелив какие-то сомнительного вида рогожи, и заявили, что с места не сдвинутся, пока снова на берег сходить не придется. Смуглые матросы-люди весело скалили зубы, глядя на них.
Вольво и Инси отвели каюту старпома, а старпом временно переехал к капитану. Остальным предложили на выбор — либо ту же кают-компанию, либо ночлег на палубе, под открытым небом. Парду было все равно, он к морю привык.
И еще попросили днем по палубе попусту не слоняться.
И все. «Гелиодор», взревев машиной, завибрировал, затрясся, плюнул в небо черным дымным шлейфом, развернулся к прибою кормой и двинул прямо в открытое море. Пард и Гонза стояли на корме и глядели на постепенно удаляющийся, тонущий в белесой дымке берег. Северный берег Черного моря, куда едва не дорос Большой Киев.
Парду очень хотелось верить, что он видит этот берег не в последний раз.
— Ладно, — вздохнул Гонза. Вышло несколько мрачновато, но настроению, обуявшему Парда, вполне соответствовало. — Ладно. Пошли гномов утешать, а то изведутся ведь…
— Надеюсь, — заметил Пард, — что если нас занесет когда-нибудь в тоннели под городом — не важно под каким, — гномы тоже поспешат утешить нас, дружище…
Но гномов утешить им не удалось: пришел Вольво и, качнув головой, предложил Парду и Гонзе следовать за собой. Приятели-николаевцы переглянулись и пошли следом за виргом. Ведь выбора у них не было.
В тесной старпомовской каютке, похожей на двухместное купе поезда, сидели капитан Фран со старпомом Сандро и пили эльфийский ром. Редкий и дорогой ром, какой делали только на юго-востоке, не то на Яве, не то на Филиппинах. Инси забралась на верхнюю полку и лежала тихонько, словно ее здесь и не было. Фран и Сандро не обращали на нее внимания.
Едва вошли Вольво, Пард и Гонза, старпом извлек откуда-то из-под стола три пустых стакана и наполнил их едва не до краев. Вирг сел на полку, рядом с капитаном, Парду пододвинули небольшую корабельную баночку-табурет, а Гонза уместился с краю, у самой двери, на пузатом матросском рундуке.
— Ну, — поднял стакан капитан. — За удачу. Она нам понадобится.
Ром был крепкий и, похоже, отменно выдержанный. Пард давным-давно такого не пробовал. Гонза тоже заценил напиток: округлил миндалевидные глаза и завращал ушами, словно вентилятор.
— Ух! — сказал он.
— Ага, — подтвердил Пард. — Свирепая штука. Моряки всегда балуются ромом?
Фран снисходительно на Парда взглянул.
— Моряки никогда не балуются. Если уж пьют — так пьют.
— Понятно, — вздохнул Пард. — Почему-то в это очень легко поверить.
— Ладно, — прервал ничего не значащий разговор Вольво. — Вы хотели нам нечто сообщить, капитан?
Фран переплел пальцы на руках и внимательно уставился на ополовиненную бутылку рома.
— Насколько я понял со слов Тюринга, вас нужно высадить на северное побережье Крыма. Первоначально я не собирался этого делать, поскольку Тюринг не может мне приказывать. Только просить или рекомендовать. Но, учитывая сегодняшние события, я и моя команда в долгу перед вами, уважаемый Вольво. А Сальвадор Глезиаз Фран всегда платит по счетам — хоть кого спросите.
Смуглый моряк наконец-то оторвал взгляд от бутылки с ромом и глянул виргу прямо в лицо.
— Есть только одна трудность, уважаемый Вольво. Катер наш просто не дойдет до северного берега Крыма — его прежде потопят. Если не дикие броненосцы, которых последнее время, слава жизни, стало в Чонгаре поменьше, то береговая охрана Крыма, а с их судами ни один нормальный моряк встречаться не жаждет. Пытаться высадиться в Крыму — это верная смерть.
Любой это скажет.
С другой стороны, я понимаю, что вас и ваших живых влечет туда вовсе не праздный интерес. Вот я и хотел обсудить сию проблему: чтоб и вас на место доставить, и «Гелиодор» сохранить. Я не путано изъясняюсь? Друзья мои?
Фран вопросительно скользнул взглядом по присутствующим, на мгновение подняв голову к верхней полке. Точнее, к Инси, упорно молчавшей.
Капитан и впрямь изъяснялся слегка вычурно и цветисто, но вовсе не путано. Так мог говорить старинный аристократ из Центра или из Харькова. Вирг невольно подхватил его манеру вести беседу.
— Отнюдь, дорогой капитан. Мы вполне разделяем вашу тревогу за катер и готовы выслушать ваши рекомендации и рекомендации вашего помощника. Несомненно, опытные живые-моряки дадут дельный совет таким закоренелым сухопутным крысам, как я и моя команда!
Вольво светски улыбнулся, и лицо его вдруг приобрело добродушно-веселое выражение, которое не могли испортить даже ослепительно белые клыки, что выступали, как обычно, из-под нижней губы.
Капитан довольно кивнул. Слова Вольво пришлись ему по душе — наверное, от своих матросов он чаще слышал несколько иную речь…
— Полагаю, единственно возможный способ высадить вас на берег, это за пять — десять миль спустить на воду плоты. Дойдете на веслах, тем более что течение будет благоприятствовать. Броненосцы на плот внимания не обратят, да и береговая охрана такую небольшую цель может не засечь. А если и засечет, вряд ли сразу же примется палить из всех стволов сразу: плот, это, знаете ли, не катер. И не большой корабль. Он не кажется таким опасным, верно я говорю?
Вольво кивнул в ответ:
— Вы абсолютно правы, капитан!
— Плотов у меня два, каждый рассчитан на десять живых. Ваша команда вполне разместится…
— Благодарю вас, капитан.
— К месту высадки мы доберемся еще до темноты. Если, конечно, ничего не помешает и «Гелиодору» не придется рыскать по Чонгару. Ориентироваться будете по солнцу, это несложно, да и я видел среди ваших живых по крайней мере двоих эльфов. Значит, не заблудитесь.
— Да, капитан. Я уверен, что не заблудимся. А какова причина, из-за которой «Гелиодор», может статься, примется рыскать по Чонгару?
— Броненосцы, уважаемый, — с плохо скрываемым беспокойством пояснил Фран. — Чертовы броненосцы! Они могут гонять катера неделями, не подпуская их к берегам. Забавляются, что ли… Даже не стреляют. Просто гоняют, туда-сюда. Иногда втроем, иногда целым флотом. Странные это машины…
— А приручать их не пробовали? — невинно поинтересовался Гонза.
— Как их приручишь, эдакие громадины? — сокрушенно вздохнул Фран. — Впрочем, я слыхал, что в Измаиле этим вопросом занимаются военные. Не знаю, каков результат их усилий, но мне почему-то кажется, что денежки из киевской казны тратятся там впустую.
Вольво при этих словах чуть заметно усмехнулся. Наверное, он больше знал об успехах или неудачах киевских военных на ниве приручения больших судов.
Старпом Сандро тем временем разлил ром по стаканам. Выпили. Сандро крикнул кока-стюарда, которого звали Хуан Карлос Тортоза Сегура, а попросту — Сегура, и тот принес скорую закуску: бутерброды и пластиковые тарелочки с салатами.
— Свежие овощи? — удивился Вольво. — Неплохо живут моряки!
Капитан польщенно засверкал глазами и погладил седеющую бородку.
— Стараемся, уважаемый. Но неужели в Центре свежатина так редка?
— Не столько редка, — вздохнул Вольво, — сколько дорога. Чрезмерно, по-моему: пока я добрался из Центра к морю, к столу моему попало больше свежатины, чем за последние пять лет в Центре. А добирался я каких-то три-четыре дня.
— Юг есть юг, — философски вздохнул капитан. — Есть ли еще вопросы, требующие немедленного обсуждения? А то, знаете ли, не мешает иногда наведаться в рубку, разбудить рулевого…
Вольво вежливо улыбнулся, давая понять, что он оценил шутку.
— …да и старину «Гелиодора» на курс возвращать частенько приходится: последнее время он стал каким-то по-юношески мечтательным. Сезон особенный наступил, не иначе.
— Нет, капитан. Пока у меня никаких срочных вопросов не возникло. Не смею больше вас задерживать!
Фран и Сандро встали, церемонно раскланялись в дверях, насколько позволяла тесная каюта, и удалились по своим загадочным корабельным делам. Пард покосился на бутылку с остатками рома. Уж больно забористая была штука там, за зеленым стеклом.
— Вот и я думаю, — задумчиво протянул Гонза и пошевелил ушами, как прислушивающийся конь. — Допить, что ли?
Он пересел поближе к столу.
Вольво молча разлил все, что оставалось в узкой зеленого стекла бутылке, все до последней капли. Три стакана негромко звякнули, встречаясь над белоснежной скатертью.
— Вы знаете, за что, — коротко сказал Вольво и одним махом, по-виржьи, осушил стакан.
— А как вы думаете, шеф, — спросил через минуту Гонза, когда ром благополучно угнездился в желудках киевских техников, — система отпустила нас? Смирился город с тем, что мы ускользнули? Или будет пытаться расстроить наши планы снова и снова?
Инси взглянула с полки на гоблина. Светлые пряди падали ей на глаза, и лица Пард почти не видел.
— Я ведь говорила уже. Система — это не только наш город. Это все города мира.
— Не думаю, что нам удастся почувствовать разницу, э-э-э… сударыня, — отозвался Гонза. — Наш город, не наш город — какая разница? Пока мы оставались в пределах Киева — система давила, и это было заметно. А влияния других городов я как-то не отследил.
— Я бы не стал успокаиваться и думать, что система смирилась, — сказал Вольво, оборачиваясь к Гонзе. — Система по-прежнему демонстрирует незаурядные способности к импровизации. Нападение турков на Голую Пристань — несомненный удар системы. Большой Стамбул пришел на помощь Большому Киеву в борьбе за целостность системы. Твой вопрос просто неуместен, Гонза. Потому что ответ лежит на поверхности.
С этим спорить было трудно. Гонза и не стал спорить. Только едва заметно кивнул.
— Значит, — подытожил Пард, — следует ожидать очередных сюрпризов? В лице диких броненосцев, надо полагать?
— Вероятно, да. И если броненосцы не замедлят явиться, можно будет даже поздравить себя сквозь слезы. — Вольво снова улыбнулся. Наверное, сегодня у него было хорошее настроение. — Поздравить, потому что мы можем впервые успешно предсказать очередной шаг системы. Очередной удар. А это значит, что мы начинаем постигать нашего врага, учимся понимать его. Это немало, по-моему.
— Кто б спорил, — вздохнул Гонза. — Да только я предпочел бы, чтоб надежды не оправдались, и мы без всяких гонок с броненосцами добрались до Крыма…
— А меня другое беспокоит, — подал голос Пард. — Точнее, не то чтобы беспокоит… Просто интересует. Команда ведь уже поняла, куда мы направляемся?
— Возможно. Эльфы и так знают. Валентин и Сергей тоже давно догадались. Бюс и Роел — знали с самого начала. Точнее, с момента, когда вы открыли цель нашего предприятия. Об остальных не скажу. Но точно знаю: любой живой из команды Техника пойдет с нами до конца без всяких колебаний. Любой. Вплоть до половинчика Жора, хотя он кажется увальнем и растяпой. Я ручаюсь за всех.
При этом Вольво значительно взглянул на Инси, на Техника Большого Киева, все еще прячущую лицо за непослушными прядями волос.
— Я знаю это, Вольво, — сказала Инси. — Знаю.
— Относительно нас, надеюсь, тоже сомнений нет? — проворчал Гонза.
— Надеюсь, — невозмутимо парировал вирг. — Иначе вы вряд ли стали бы ввязываться в эту историю.
«Логик, — подумал Пард с легким раздражением. — Кажется, эта мысль высказывалась уже не однажды. Что за манера у долгоживущих по многу раз повторять одно и то же? Мусолить и жевать давно обсужденные проблемы?»
Но вслух он ничего не сказал. Просто вновь ощутил, что между ним, мотыльком-однодневкой, который вряд ли доживет даже до столетнего возраста, и остальными, для которых век за веком проходят мимо и исчезают в неясной дымке минувшего, едва-едва отложившись в памяти, между ними бездна. Пропасть, у которой нет дна. Люди — не просто новая раса. Это совсем другое…
Это совершенно новая манера мыслить, это жажда жить и жажда успеть, это вечная гонка со смертью… оказывающаяся, впрочем, совсем недолгой. Гномы, эльфы, гоблины, половинчики, вирги — да те же люди-лонгеры — они отличаются друг от друга только внешностью и мелкими привычками. А думают по большому счету одинаково. И не им изменять этот мир — подумал вдруг Пард. Вовсе не им. Людям. Короткоживущим. Тем, кто спешит и не успевает, и именно поэтому действительно способен что-нибудь изменить. В команде людей мало, но это ничего не значит. Команда Вольво… Точнее, команда Техника Большого Киева — только начало лавины.
А ведь первым камнем явился он, Пард Замариппа. Человек. Короткоживущий. Гонза еще сотню лет собирался бы с духом и строил разнообразные планы… А Пард просто проснулся однажды утром и сказал другу-гоблину: «Все, Гонза. Хватит болтать, надо действовать. Пошли за билетами».
Гонза тогда округлил глаза и принялся канючить, что еще ничего не готово, что нужно прощупать почву…
Они уехали в тот же день, несмотря на протесты гоблина. В разных вагонах. В какой-то момент, часа за два примерно до отъезда, Гонза перестал канючить, и они договорились, что Пард начинает пускать пыль в глаза бонзам из Центра, а Гонза отсиживается в сторонке и дает дельные советы. В общем, так все и получилось.
Хоть боцман Маркос и просил без дела по палубе не шляться, Пард с Гонзой вышли на дощатый настил, стали у борта и долго молча глядели на волны, гуляющие по морю. Берег давно скрылся за горизонтом, и теперь их окружала только плоская водная равнина, еще более странная, чем степь. Пард где-то читал, что один из районов Большого Рима, зовущийся Венеция, стоит на воде. Все дома на сваях, площади — тоже настелены на сваи. Почему-то в это слабо верилось. Ну какому дому вздумается расти из воды? Да и как там машины-бульдозеры бултыхаться рядом будут? И забором такое место толком не обнесешь…
Чего только не придумают!
Сквозь прозрачный пластик, отделяющий кают-компанию от палубы, было видно, что Зеппелин, Михай, Саграда и Трыня азартно режутся в кости, а Вася-Секс с интересом за игрой следит. Бюскермолен попросту спит, Роелофсен о чем-то негромко беседует с Миной и Беленьким; все трое сидят на полу, привалившись спинами к стене. «Наверное, чтоб волн не видеть», — подумал Пард. Иланд и Вахмистр, скрестив ноги, устроились на носу, рядом со свернутыми в бухту канатами и ныряющей в клюз якорной цепью. Пард иногда лениво на них поглядывал.
Шофера Ас и Тип-Топыч скорее всего ушли в трюм к Феликсу и Раулю, потому что Пард еще на берегу краем уха слышал, что они интересовались корабельными двигателями. Хотя «Гелиодор» — всего лишь катер… Жор, конечно же, успел спеться со стюардом, а заодно и коком Сегурой и ошивался на камбузе, периодически спускаясь к погруженным на катер припасам. Сегодня стоило ожидать особенного обеда и такого же ужина.
Лишь о полуэльфах Пард ничего не знал — ни где они находятся, ни чем заняты. Может быть, отправились в рубку в надежде выучить новые формулы. Может быть, тоже прикорнули где-нибудь в уголке.
— Ну, — сказал Гонза, задумчиво глядя за борт, — похоже, что дело идет к финишу.
— Не торопись, сглазишь. — Пард поморщился. — Еще до Крыма дойти нужно, да и по Крыму потом, до Симферополя…
Было странно сознавать, что перед названием города нет слова Большой. Если верить умершему уже живому-крымчанину по имени Игорь Чепурной, который передал Парду сломанные часы, Симферополь — маленький городишко, размером с район Большого Киева. С тот же Николаев, к примеру. А ведь в Крыму есть и другие города, поменьше. Есть совсем крошечные, меньше Голой Пристани, хотя куда уж меньше — даже представить было трудно. Но Крым жил по своим законам, отличным от законов внешнего мира. Того самого мира, на котором прижилась упрямая система, не желающая меняться…
Собственно, у Парда с Гонзой не было ничего, кроме адреса в Симферополе и имени живого, к которому можно обратиться. Живого звали Вадим Чепурной и умершему крымчанину он приходился братом — Пард с Гонзой в свое время еще удивлялись: вполне обычные имена для Большого Киева.
Они долго стояли на ветру, подставляя лица резким порывам.
Над «Гелиодором» носились чайки; их резкие неприятные крики сопровождали катер от самого берега. Даже во время стрельбы по туркскому торпеднику эти белые птицы вились неподалеку, словно никого и ничего не боялись. Возможно они и правда презирали опасность, а возможно, просто были слишком глупы, чтобы почуять угрозу.
Пард не любил чаек. Но именно они оказались предвестниками неприятностей.
Из открытого бокового окна-иллюминатора ходовой рубки по пояс высунулся матрос. Он пристально вглядывался вдаль, влево от «Гелиодора». Пард с Гонзой невольно взглянули туда же.
Далеко-далеко, у самого горизонта, кружилась серебристая туча. Гонза, наверное, различал даже отдельные белые точки — парящих над водой чаек. А серо-стальную черточку на волнах различал даже Пард.
Зычный голос матроса всколыхнул даже тех, кто спустился в кают-компанию:
— Полундра! Броненосец!
— Право на борт! — закричал откуда-то сверху, из-за рубки капитан Фран. — Право на борт, рулевой, сто тысяч чертей тебе в глотку и столько же в задницу!
Изысканный слог капитана куда-то растворился, уступив место забористым матросским ругательствам. «Гелиодор» плавно стал отваливать вправо, к западу. Но было поздно: броненосец на горизонте из черточки превратился в пятнышко. Развернулся носом к катеру. И пятнышко это постепенно увеличивалось. А потом их стало даже два. Нет, даже три.
— Начинается, — недовольно буркнул Гонза. — Да, поспешил я, брат-человек. Извини. — Он вздохнул и добавил: — Кстати, я нас поздравляю. Броненосцы таки появились, а значит, мы сумели предсказать очередной шаг системы. Как это ни прискорбно…
Пард зачарованно глядел в море, на приближающиеся броненосцы. Команда «Гелиодора» суетилась, расчехляя пушки-металлорезки, похожие на длинноносых комаров. Пушек было две: одна на носу, вторая ближе к корме, с правого борта.
— Ага, — сказал Гонза с легким укором. — Зашевелились. Чего ж они от турков улепетывали, вместо того чтобы стрелять? Торпедник-то их преследовал всего один.
— Фран говорил, что у них с боеприпасами беда.
Гонза фыркнул:
— С боеприпасами — это еще не беда. Вот без боеприпасов — беда точно.
— Остряк, — проворчал Пард, вцепляясь в поручни над бортом. Костяшки пальцев у него побелели.
Мимо с железными ящиками в руках пробежали Рекарте и Рамон; потом — Каминеро и Маноло. В ящиках оказались продолговатые кассеты со снарядами к пушкам.
— Слушай, Пард, я понял, — осенило Гонзу. — Эти ящики мы везли, я их в машине Бюскермолена видел. У морячков действительно нечем было ответить туркам. Вот они и улепетывали.
— Ну, молодец! Ну, проницательный! — уныло отозвался Пард. — Вернемся, я тебе книжку про Шерлока Холмса подарю.
Гонза глубоко вздохнул.
На крышу рубки влез Трыня с металлорезкой-ракетницей. И даже хольфинги-полугномы преодолели извечную неприязнь к воде и покинули кают-компанию. Вольво тоже вышел на палубу.
— Очередной привет от системы, — прокомментировал Гонза непонятно зачем. — Обещанные чонгарские броненосцы.
— Вижу, — коротко отозвался вирг.
В этот момент из твиндека показалась Инси. Пард невольно залюбовался ею. Впрочем, уже в следующую секунду что-то напомнило ему: Инси — лонгер. А значит — почти уже не человек. Чужая.