Техник Большого Киева Васильев Владимир

8. Дарваз — Ерупаха

Рыжий гном Бюскермолен появился в зале таверны в четверть шестого. В руке он нес фибровый чемоданчик с кричаще-яркой надписью «Drossle den Motor ab!» на плоском черном боку. Следом спустился Роелофсен с яркой сумкой на длинном ремне.

— Эй, охотнички! — зычно бросил Бюскермолен в зал. — Ну-ка, живо похватали манатки и на выход!

Из тех, кого Вольво отобрал в поход, а отобрал он все ту же проверенную охотничью команду, истинную цель знали только Пард с Гонзой да гномы. Ну и сам Вольво, понятно. Остальные следовали за своим хозяином не рассуждая и особо ни о чем не задумываясь. Поездка на юг сулила много нового и интересного, а разношерстные живые из окружения Вольво все как один были падки на приключения и новизну и в этой жизни ненавидели всего лишь две вещи: безденежье и скуку.

Допив пиво, из-за дальнего стола поднялся мрачный полувирг Зеппелин. Ему предстояло ехать без верного «Цундапа», умеющего воровать смазку…

Спустились и засеменили к выходу хольфинги-саперы — Мина и Беленький. Оба несли маленькие кожаные сумки-раскладушки, наполненные лишь на треть.

Дружной четверкой протопали шофера — Банник, Лазука и Ас, люди; Тип-Топыч, орк.

Еще нескольких живых Вольво брал из своего ближайшего окружения — эльфов Иланда и Вахмистра; черного орка Васю, старого знакомого Парда; повара-половинчика по прозвищу Жор. Возможно — еще кого-нибудь.

— Пард! Вы готовы?

— Всегда готовы, — проворчал Пард в ответ. — Сейчас сумку вынесу…

У Парда вещей было тоже немного. Компьютер, купленная коробка дискет, фонарь да зубная щетка. Ну и в карманах: в одном пистолет, во втором телефон. Что еще технику нужно?

У Гонзы вещей имелось и того меньше. Все уместилось в карманы и хитрый потайной схрон в кепочке.

Пард поднялся в номер, забрал вещи, в последний раз оглядел комнату, вздохнул и спустился. Подслушивающие жучки передали его вздох и окунулись в тишину, нарушаемую лишь голосами в соседних комнатах да шумом в зале и снаружи. Но жучки отдаленные звуки почти не воспринимали.

Внизу Пард рассчитался с хозяином, сдал ключ от комнаты и сдержанно поблагодарил за гостеприимство. Хозяин так же сдержанно пригласил останавливаться у него и впредь, если только Пард не собирается сменить образ жизни на более беспокойный и менее дружный с формулами киевских властей. Пард хмыкнул.

Вопреки ожиданиям, ни одной машины у таверны не оказалось. Команда охотников, галдя на ходу, сразу свернула налево и направилась к цирку.

Впрочем, до вокзала тут рукой подать. Вольво справедливо решил, что и пешком дойти можно минут за пятнадцать. А охотники особой привередливостью не отличались и уж точно не страдали излишней ленью.

Все повторилось в обратном порядке, как и две недели назад, когда Пард приехал в Центр Большого Киева.

Цирк. Площадь Победы. Туша универмага и свеча гостиницы «Лыбидь». Улочка, ведущая к галерее. Сама галерея. И — привокзальная площадь.

Ближе к вечеру на вокзале собиралось побольше народу, чем рано утром. Вечером уходили поезда на Большую Москву, в Европу, за Урал. На юг, куда предстояло сегодня отправиться и команде Вольво. Плотной группой охотники шли ко входу в вокзал; кто-то уже купил пива, кто-то глазел на выставленные в витринах ларьков всякости, кто-то отмахивался от назойливых торговцев порошком и самодельной водкой.

Дорога. Пард уже чувствовал ее зов. Всегда перед отъездом откуда угодно куда угодно в душе поднималась неясная волна радости и полузабытого детского восторга. Пард любил дороги и всю недолгую людскую жизнь колесил по Большому Киеву и соседним городам.

И нигде он не чувствовал себя лучше, чем в дороге.

— Эй, Пард! — Гонза дернул приятеля за рукав. — Давай, что ли, тоже пива возьмем? И в дорогу надо бы…

— В дорогу надо не пива, а водки, — тоном знатока посоветовал Бюскермолен. — А то в сортир замаешься бегать. Вон у бабок сколько хочешь…

— Станем мы травиться их пойлом! — Гонза фыркнул. — Я уж лучше в буфете возьму. Или прямо в поезде.

Бюскермолен оскалился:

— Богатый слишком? Ну-ну, давай, бери в буфете. Впрочем, у Вольво все всегда схвачено. Он, поди, на всех запасся, и жратвой и выпивкой…

— И патронами, — добавил идущий рядом Роелофсен. — Уверяю вас, судари, Вольво уже знает, какие у вас стволы и какие к ним полагаются по технике боеприпасы. У меня вообще такое впечатление, что Вольво знает все на свете. Непонятно только откуда.

— На всех, говоришь, запасся? — Пард с сомнением покачал головой. — Сколько же жратвы нужно на такую ораву?

— А что тут невозможного? Звякнул на склад, велел, чтобы в вагоны все загрузили заранее… Подвез, благо грузовиков прирученных у него навалом. Не сам, конечно, подвез, на все есть живые-исполнители, а дело шефа — только распорядиться. Ты не трепыхайся, Пард, я с Вольво без малого век на охоту езжу. И не припомню ни единого повода пожаловаться.

Судя по беспечному поведению команды, это было правдой. Команда радостно потребляла пиво и только что песен не горланила.

— Ты сказал, вагоны? — задумчиво протянул Гонза. — Что, неужели в один все не войдем?

— Ну, считай, ушастенький, — рассудительно сказал Бюскермолен. — В спальном девять купе по два места. Стало быть, восемнадцать живых на вагон. А нас только из таверны тащится больше дюжины. Не, Вольво всегда два вагона занимает. И правильно делает, если едешь с комфортом, потом и работается легко да ладно.

На «ушастенького» Гонза давно привык не обижаться. Гоблинов среди живых было заметно меньше, чем, скажем, орков, гномов или виргов. Даже меньше, чем чистокровных эльфов. И, уж конечно, меньше, чем людей. Пард когда-то давно набрел в сетях на статистику случайных социологических выборок и почему-то запомнил ее наизусть, до последней цифры. Из ста произвольных обитателей Большого Киева двадцать шесть — люди; двенадцать — метисы разных кровей; десять — орки, по восемь — гномы и вирги; чуть больше семи, но меньше восьми — хольфинги и половинчики (тут пошла дробная, в общем-то смешная статистика; из ста киевлян семь с половиной — хольфинги… смех, да и только); семь — черные орки; пять — эльфы и всего лишь один гоблин. Причем складывалось впечатление, что все гоблины Киева толкутся у вокзалов носильщиками или работают грузчиками у торговцев-палаточников.

Недостающие восемь живых приходились на самые разные редкие расы — бойешей, сурогхов, песиголовцев, ламисов. Этих в Киеве, да и в других местах тоже, было совсем мало.

Наверное, Гонза был счастливым исключением. Он не стал ни носильщиком, ни грузчиком. Стал техником, что даже мало кому из людей удавалось, если говорить начистоту. К технике и науке традиционно тяготели практически все эльфы, а также многие люди и вирги. Среди гномов и орков техники были редкостью, но не исключением. А вот среди гоблинов… Пард знал единственного гоблина-техника — Гонзу. И никогда не слыхал о других. Впрочем, Пард знал вообще только одного гоблина. И этот единственный оказался техником, причем очень сильным техником. Пард, тогда еще совсем сопливый мальчишка-подросток, многому у Гонзы научился. И как-то незаметно они стали друзьями, несмотря на то что Гонза был вшестеро старше и в тысячу раз опытнее.

Погрузившись в воспоминания, Пард и сам не заметил, как охотники прошли на перрон. Длинная туша поезда уже поджидала пассажиров, распахнув двустворчатые двери пузатых цилиндрических вагонов.

— Так, — сказал Бюскермолен и остановился. — Наши вагоны — восемь и девять.

В тот же миг в тамбуре одного из вагонов появился Вольво и выглянул на перрон.

— Ага, — сказал он довольно. — Явились. Все, надеюсь?

— Все, шеф! — бодро ответил Бюскермолен. — Как один. В лучшем виде.

— Хорошо. — Вольво еще раз обвел взглядом живописную группу охотников и заглянул в листок с записями. — Пард, Гонза — сюда, ваше купе седьмое. Бюс, Роел — ваше третье. Михай и Саграда — в восьмое. Зеппелин — в шестое, к Васе-Сексу. Трыня, во второе, там Жор. Остальные — в соседний вагон, вот этот, селитесь как пожелаете, первые четыре купе наши.

Команда стала деловито грузиться в вагоны, распихивать по полкам сумки и стелить пахнущие крахмалом простыни поверх полосатых дорожных матрасов.

Дальнее купе восьмого вагона Вольво забил снаряжением и припасами. На юге, за Николаевом, город заканчивался, и без припасов там просто не выжить.

В третьем купе, у гномов, уже разлили по первой. Половинчик-повар мигом сообразил каких-то размороженных копченостей и консервированных огурчиков на закусь; орк Вася притащил домашнего одесского сала, свежатины, и был встречен восторженным «Хуммм!»; Гонза, подмигнув Парду, извлек из кармана куртки узкую бутылку «Эльфийской особой», да такого розлива, что вытянулись лица даже у Иланда и Вахмистра. В общем, еще до отхода поезда в третье набилось народу — не протиснуться, и несмотря на то, что вещей у каждого было вроде бы и немного, на столе извлеченные вкусности не помещались. Как-то незаметно тронулись в путь, выпили заодно за удачное начало. Вскоре появились шофера из соседнего вагона, и пришлось рассредоточиться по двум купе: часть перебралась к половинчикам, во второе. Галдеж стоял неимоверный, чувствовалось, что команда Техника любит такие поездки и намерена, раз уж предоставился случай, оттянуться по полной программе. Зашел ненадолго и Вольво; вкусил «Эльфийской особой», сжевал розоватый ломтик одесского сала, довольно крякнул и потеплел взглядом. Выслушал байку Васи-Секса о пивнухе на улице Немерянной, посмеялся со всеми, велел «не переборщить, а к утру быть на ногах и в сознании» и удалился в свое купе. Шум в вагоне его ничуть не волновал.

Пард тоже отдался шальному дорожному настроению; пил со всеми и не пьянел. То есть пьянел, конечно, но мутная хмельная пелена держалась в отдалении, а его сознание оставалось кристально-чистым и ясным. Пард с удовольствием чокался с соседями, опрокидывал чарку, хрустел огурчиком и слушал очередную историю, на которые живые-киевляне были горазды весьма. Долгая жизнь позволяет помнить массу прелюбопытнейших случаев, а народ из команды Вольво, даже люди, успели хлебнуть на своем веку немало приключений. Пард тоже рассказал два случая: как тащили на юг Большого Урала два мешка шалтары под видом обычного сахара, да еще через свирепые кордоны Большой Москвы, и как сходили по хмельному делу чуть не до самого Бухареста на яхте друзей-николаевцев Кутняка и Кэпа. Слушатели вволю посмеялись.

Поезд мчался на юг, почему-то держась над теми самыми загадочными двумя полосками ржавого металла. Пард их не видел, но твердо знал, что все поезда в Большом Киеве раз и навсегда привязали себя к этим полоскам незримой нитью. Он вышел в коридор и остановился у окна, положив руки на пластиковое продолговатое перильце. Цветок в горшке сбоку от окна колыхал длинными узкими листьями. В такт мягкому покачиванию вагона. В соседних купе продолжали галдеть и радоваться. Пард перешел чуть в сторону.

За окном мелькали подсвеченные заходящим солнцем дома. Большой Киев потому и назывался Большим, что тянулся от берегов Припяти чуть не до самого Черного моря. Районы города сменялись за окном: Фастов, Белая Церковь, Ракитное, Мироновка… Но все это был Киев. Подбрюшье Центра.

Ближе к Шевченко стало темнеть. Пард еще несколько раз выходил в коридор и по нескольку минут задумчиво глядел в окно.

Секретарша Вольво появилась из последнего, забитого снаряжением купе как раз в тот момент, когда он стоял у окна.

«Зачем Вольво взял с собой эту девчонку?» — удивился Пард.

Конечно, она могла оказаться просто любовницей Вольво, если бы… Если бы Вольво не был виргом. Вирги-мужчины, как правило, предпочитают женщин своей расы, в этом Пард неоднократно убеждался.

На ней были коричневые брюки в обтяжку, заправленные в короткие эльфийские сапожки, и мягкая кожаная куртка, достаточно свободная, чтобы спрятать под нею пистолет. Про пистолет Пард подумал машинально — не станет же это обаятельное создание на самом деле прятать под курткой оружие? Хотя, черт ее знает, притворяется секретаршей, а на самом деле — телохранитель. Такие фокусы тоже бывают. Редко, но бывают.

Она прошла мимо Парда, улыбнулась на ходу и исчезла в купе Вольво. Там было темно, свет не горел. Никакой. Ни основной, яркий, ни синеватый глазок ночника на потолке.

Почему-то вспомнились слова Вольво, сказанные по телефону: мол, секретарша передает Парду персональный привет. Удостоился, можно сказать. Только вот непонятно за что. А непонятное всегда настораживает… хотя в отношении этой киски настораживаться просто не хочется.

Пард некоторое время задумчиво таращился на серый пластик закрытой двери с вычурной пятеркой на уровне глаз. Поезд равномерно покачивался из стороны в сторону, как шагающий по дороге великан.

Глубоко вздохнув, Пард взъерошил волосы и побрел на шум: там, кажется, в который раз разливали.

Охотники Вольво, хоть и выпили изрядно, держались еще очень и очень прилично: только глазки блестели да языки начали понемногу заплетаться. Бюскермолен из-под рыжей бородищи уже несколько раз намекал, что пора бы, пожалуй, и прерваться, а то утром кое-кого пришлось бы собирать по частям, но едва вблизи рыжей бородищи возникала наполненная чарка, гном тут же ее опрокидывал куда-то в рыжие же дебри, и вскоре из дебрей доносилось довольное уханье. Но Пард безошибочно определил, что охотники догуливают последние минут — надцать и разбредаются спать. Что-что, а дисциплинка у Вольво все же соблюдалась. Именно поэтому вирг-машинолов и позволял своим живым слегка расслабиться в дороге. Кто не умел останавливаться — вылетал из команды мгновенно. В результате остались только те, кто, стало быть, останавливаться умел.

Так и произошло. Спустя четверть часа ушли шофера, обосновавшиеся в соседнем вагоне, а через полчаса утихомирились даже хольфинги, несмотря на малые размеры весьма охочие до шумных попоек. Пард и Гонза, оба в приподнятом настроении, заперлись в купе, улеглись под ворсистые клетчатые одеяла, потрепались минут десять о том о сем (большей частью о пустяках, потому что после спиртного оба по давнему согласию о делах не заикались) и незаметно уснули.

Пард, засыпая, чувствовал себя просто счастливым. Он терпеть не мог тихой оседлой жизни; новые дела, зачастую рискованные, нужны были ему, как воздух. И еще — дорога. Пьянящая не хуже «Эльфийской особой» дорога, тропа в неизвестность.

В пустоту.

Пард знал, что проживет меньше, чем живые других рас. И потому спешил жить. Втискивал в каждую секунду и минуту столько событий, сколько умещалось, и все норовил втиснуть сверх того. Иначе он просто не умел.

9. Ерупаха — Шахдар

Чудовищный удар сотряс вагон поезда, и Пард вскинулся на широкой полке. В купе было темно, как в могиле, и за окном было темно, как в могиле, — ни огонька, ни светлого пятнышка. Скрежет и далекий взрыв не оставили от тишины ни малейшего следа, а потом сразу, словно по команде, зазвучали голоса. Всего на мгновение — второй удар обрушился на вагон, и Парда швырнуло на стену. Рядом, ойкнув, приземлился Гонза, запутавшийся в одеяле.

Вагон встал на дыбы, скрежет и звон битых стекол, треск ломаемого пластика и крики боли — мир сузился до размеров купе, хотя звуки долетали в основном снаружи.

— Шахнуш тодд! — выругался Гонза по-гоблински, и в этот момент вагон швырнуло на бок. Парду на голову обрушилась сумка и одеяло Гонзы; секундой позже вагон, дернувшись пару раз, замер и стало отчетливо слышно недалекое гудение пламени.

— Durch’s Fenster! Durch’s Fenster, Roel! So schlage doch es zum Teufel ein!

Пард узнал густой бас Бюскермолена.

Гонза умудрился одеться в считанные мгновения и даже нашарить в темноте сумку Парда.

— Крушение, Пард! На поезд напали!

Будто бы Пард этого не понимал. Кто же это осмелился напасть на поезд? На эдакую громадину? Что за дикая отчаянная машина? Или это живые покусились?

Пард поспешно натянул брюки, рубашку и куртку, по-прежнему висящие на крючках у двери, только теперь одежда свешивалась не вниз, к полке, а наискось, к стене соседнего купе. Там же, на стене, превратившейся в пол, Пард нащупал ботинки, рядом с нераспечатанной бутылкой «Кола-копты», что свалилась с откинутого столика. Все это Пард проделал быстро и без излишней суеты. Особого страха он не испытывал, ибо неоднократно попадал в переделки и похуже, но прекрасно сознавал, что сейчас их с Гонзой жизни зависят только от быстроты, с которой они покинут агонизирующий поезд.

Гонза, сжимая в левой руке свою верную кепочку, сдвинул в сторону дверь, переместившуюся на потолок, и высунулся в коридор. Охотники слаженно покидали купе; кто-то помогал выбраться Вольво и перепуганной девчонке-секретарше. Окно напротив купе гномов было выбито, осколки стекла валялись рядом, но в раме не осталось ни осколочка. Снаружи, с улицы, кто-то крикнул:

— Шеф! Вы живы?

Кажется, это был Банник. А может, Лазука.

— Скажите, чтоб не орал. — Вольво поморщился; Роелофсен негромко шикнул на успевших благополучно убраться из соседнего вагона шоферов. Те сразу же затихли.

В восьмом вагоне никто не паниковал и не скулил без толку: народ подобрался не тот. Не прошло и двух минут, как все по очереди пролезли в окно и отбежали от поезда на полсотни шагов.

В голове состава неистово плясало жаркое оранжевое пламя; оттуда даже криков не доносилось. Зато в соседних вагонах голосили вовсю. Несмотря на то что кроме восьмого вряд ли хоть один вагон в поезде был заполнен больше чем наполовину, живых на юг ехало все же довольно много.

Эльфы-охранники с автоматами наперевес стояли рядом с Вольво. Бюскермолен и Роелофсен, как и все гномы, предпочитали мощные помповые ружья без прикладов. У остальных оружие было разномастное — от пистолетов до автоматических винтовок, только половинчик-повар тискал в ладонях рукоятку большого зазубренного ножа.

— Что делать, шеф? — хрипло спросил Бюскермолен, преданно глядя на вирга. — Снаряжение ведь сгорит!

В тот же миг по вагону стали стрелять. С противоположной стороны, из-за поверженного поезда. Длинными захлебывающимися очередями, и Парду показалось, что по меньшей мере из крупнокалиберного пехотного пулемета. Вагон гремел, как пустая жестянка, а охотники, все как один, бросились наземь.

— Е-мое! — просипел Гонза, опасливо приподнимая голову. — Уж не про наши ли это души, а, Пард?

— Не знаю, — процедил тот. На зубах противно заскрипело: не то песок, не то просто крупинки чернозема.

Поезд упал в узком, стиснутом бетонными заборами городском овражке. Дома виднелись в отдалении, а тут даже обычных пакгаузов и запущенных заводиков, каких вдоль путей поездов встречалась уйма, не было. Длинный рукав, под ногами — земля, сверху — звездное небо, а справа и слева высокие и отвесные бетонные стены. Лучшего места для нападения и не придумаешь.

— Сволочи, — пробормотал кто-то из темноты. — Даже поезд не пожалели…

Вскоре стрельба прекратилась, и охотники, все как один, бесшумно побежали прочь от вагонов, пригибаясь и петляя. Расстояние до поезда мгновенно удвоилось.

Тем временем нападавшие поняли, что стреляли по пустому вагону, и над бывшим боком, а ныне — крышей высунулось несколько голов. Пард видел их плохо; можно сказать, что совсем не видел, но Гонза шепнул ему на ходу, всего раз оглянувшись:

— Это вирги, друже…

— Хорошо, хоть не эльфы, — буркнул Пард в ответ.

И тут стрельба возобновилась. Неведомые вирги стали стрелять по убегающим, те залегли и дали дружный ответный залп. У вагона кто-то сдавленно вскрикнул. В команде Вольво пострадавших пока не было.

— Все, — протянул Бюскермолен с сожалением. — Плакали наши припасы!

— Хозяйственник, тля! — прошипел кто-то, кажется, половинчик Трыня. — Тут бы живот унести, а он — припасы!

— Заткнитесь! — холодно и жестко велел Вольво, вглядываясь в темень у вагонов. То есть это с точки зрения Парда у вагонов царила темень. Вольво же, как и всякий вирг, видел все происходящее там не хуже, чем днем.

— Разбиваемся на две группы. Одна прикрывает, вторая отходит. Прикрывают: Бюс, Роел, Зеппелин, Михай, Саграда, Трыня, Банник, Лазука и Ас. Остальные — отползай…

Пард с Гонзой послушно поползли прочь, к забору. От вагона начали было стрелять, но оставшиеся быстро заткнули им стволы встречным огнем.

— Мина, Беленький! Проход! — скомандовал Вольво, когда бетонная незыблемая преграда перекрыла путь к отступлению.

Саперы-хольфинги споро убрались чуть в сторону, повозились в темноте, чиркнули спичкой и хором велели:

— Берегись!

Пард вжался лицом в землю. Грохнуло; колючая крошка шрапнелью прошлась по спинам, но хоть бы кто ойкнул. Гонзе разорвало куртку и он сквозь зубы шипел. То ли от боли, то ли от досады.

Теперь отползала вторая группа, а залегшие у самого прохода в заборе для острастки постреливали по вагону. Пард тоже пальнул пару раз; пистолет в его руках оживился, явно радуясь возможности пострелять, но Пард решил не палить попусту, и пистолет вскоре опять погрузился в обычную дрему.

В потемках угадывалось слабое шевеление, но подозрительно вялое. Головная часть поезда продолжала весело гореть, плюясь снопами желтых искр, ужасно похожих на праздничный фейерверк. Бюскермолен с недоверием глядел туда.

— Что-то они затевают, шеф, — негромко сказал он.

— Догадываюсь, — не слишком приветливо процедил Вольво. — М-да. Достойное начало…

Пард взглянул на часы. Было полвторого ночи. Значит, поезд успел пройти Шевченко и оставить в стороне Черкассы.

Несмотря на действительно плачевное начало похода, удача все же не совсем оставила охотников: никто не был убит и даже не был ранен, только Тип-Топыча малость посекло стеклами еще в купе.

Когда просачивались в еще горячий и дымящийся проход в заборе, с двух сторон ударили желтые лучи: кто-то подогнал вдоль поезда машины и включил фары. Стало наконец-то светло, но Пард этому мало обрадовался, да и остальные тоже. Снова поднялась стрельба, но большинство охотников уже успели благополучно убраться за забор. Бюскермолен метким выстрелом вдребезги разнес одну из чужих фар, отчего окривевший вдруг автомобиль жалобно взвыл на всю округу.

За забором гномы вскочили и быстро-быстро забегали туда-сюда; Пард не мог сообразить зачем. Саперы на мгновение задержались у пролома, потом появились с самым невинным видом. У Парда перед глазами плясали сплошные цветные пятна, и он проклинал свои людские глаза, которые сейчас с удовольствием променял бы на, скажем, эльфийские. Этим-то темнота нипочем.

— Нашел! — тихо сказал Роелофсен и замахал руками. Вольво энергичным жестом велел всем стягиваться туда.

Парда в ту сторону подтолкнул Гонза.

— Давай, друже, — приговаривал гоблин. — Шевели задницей, не то потом худо придется и тебе, и заднице…

Посреди голой асфальтовой площадки гном отыскал круглый канализационный люк; поддел его короткой толстой железкой с крюком и открыл. Внизу журчала вода и скверно пахло, но сейчас было не до церемоний. Кто-то, спустившись, щелкнул переключателем фонарика и желтое пятно света легло на влажную стену колодца. Пард немедленно вспомнил, что у него в сумке тоже есть фонарик, обрадовался и полез в сумку.

Быстро и деловито, как на тренировке, охотники спускались в люк. Узкий и низкий ход уводил куда-то в сторону далеких домов; под ногами, журча, тек грязный ручеек. Пард поводил фонариком направо-налево, но стены везде были такими же склизкими, грязными и неприятными, как и в самом колодце.

Спускавшийся последним Бюскермолен пристроил на место люк, а спустя полминуты земля ощутимо дрогнула, и вслед за тем ватный ком упруго толкнулся в уши.

— Аха! — злорадно процедил Беленький. — Проход, чую, стал побольше!

Его приятель-хольфинг тихо засмеялся.

— Шевелись! — донеслось из головы цепочки голосом Вольво. — Они, между прочим, не шутят, раз поезд положить решились…

Парда не покидало чувство ирреальности происходящего. Казалось, все это творится не с ним, а на экране телевайзера, а сам он уютно устроился на диване и лениво следит за сюжетом сто раз виденного боевика.

Так всегда бывало с ним, когда жизнь начинала выписывать опасные кренделя. И до сих пор Парду удавалось выплыть. Выплыть он надеялся и в этот раз — тем более что имелась мощная и опытная поддержка.

Команда.

Пард давно мечтал стать членом команды, но до сих пор ему не везло, хотя трое верных живых встретились на его пути. Но трое плюс Пард — это еще не настоящая команда…

В низком и тесном ходе относительно вольготно чувствовали себя разве что половинчики и хольфинги. Людям, эльфам, оркам, даже Бюскермолену и Роелофсену приходилось пригибаться. А уж Вольво и Зеппелин так просто сложились едва не пополам, что, впрочем, не слишком мешало им двигаться весьма проворно. Пляшущий свет нескольких фонарей вытаскивал из тьмы подземного хода все те же неприглядные стены и скудный ручеек под ногами.

Позади все дышало тишью и спокойствием. То ли преследователи впопыхах не сообразили, куда подевались живые из вагонов, то ли преследователей попросту не осталось, после того как Мина и Беленький оставили в проходе взрывоопасный сюрприз; во всяком случае, команда Вольво получила желанную фору. Минут в пятнадцать, по меньшей мере.

Они выбрались на поверхность у стены покинутого и полуразвалившегося дома. Рядом ширился безобразный пустырь, заваленный самым разношерстным хламом; посреди пустыря одиноко торчал покосившийся фонарный столб, а на макушке его мертвенным синеватым светом тужился не менее одинокий уличный светильник.

Где-то рядом рычала не знающая покоя автострада; Вольво без колебаний двинулся туда.

Миновали пустой дом; прошли улочкой-тупиком и попали на улочку поприличнее. Кое-где даже светились жилые окошки полуночников.

— Шеф! — свистящим шепотом позвал Трыня-половинчик. — Мож, поднимемся, пересидим?

Он выразительно кивнул на зев ближайшего подъезда.

— Близко к поездам, — возразил Вольво. — Нужно убраться подальше. Гораздо дальше.

Улочка поприличнее вывела на широкий проспект, явно перетекающий вскорости в трассу-автобан. Слева, у перекрестка, виднелся спуск в подземный переход, а рядом высилась на крашенном желтым и черным штыре светящаяся буква «М».

— В метро! — мгновенно сориентировался Вольво.

«Какое метро в это время?» — Пард недоуменно взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали начало третьего.

Однако Вольво явно на что-то надеялся, раз оживился при виде «М» на штыре. Правда, Пард не слишком хорошо знал повадки поездов метро, поскольку до Николаева метро так и не доросло. Наверное, потому, что в Николаеве где ни копни — вода. Какое уж тут метро?

Прозрачные двери с черными трафаретными буквами «ВХОД В МЕТРО» были, конечно же, заперты, но Вася-орк небрежно поковырялся в замке ногтем и дверь отворилась. Когда все оказались в продолговатом вестибюле перед окошками закрытых касс, Вася дверь так же небрежно закрыл. Дружно направились к турникетам.

На входе никого не оказалось — ночь ведь. Вольво собственноручно отодвинул ажурную стоечку от будки перед турникетами, и охотники прошагали к застывшим эскалаторам.

— Стойку на место поставьте, — кинул через плечо Вольво.

Поставили.

На платформе было пусто, и горели только два светильника из десятка. Чисто вылизанный автоматом-уборщиком мраморный пол тускло отблескивал.

Устроились в дальнем тупике, на лавочках. Из тоннелей тянуло слабым сквознячком, что-то отдаленно грохотало, а потом вдруг из одного потянуло сильнее, и упругая воздушная пробка полезла на станцию, ероша волосы живых и хлопая полами расстегнутых курток.

Поезд. К станции действительно приближался поезд — Пард понятия не имел, что поезда ходят даже ночью, несмотря на то что входы и выходы из метро закрываются.

Поезд, увидев пассажиров, тоже удивился: кажется, он не собирался останавливаться, только скорость перед станцией сбросил. Теперь же решил остановиться и подобрать ночных путников.

Они вошли в совершенно пустой вагон, похожий на ярко освещенный аквариум. В соседнем сидели два гнома в форменных тужурках «Шкляр-Метрополитен». Они удивленно вытаращились на ночных ездоков, у половины из которых в руках уютно расположились автоматы и ружья.

— Я поговорю, — сказал Бюскермолен, пряча помповушку под куртку и направляясь к дверям-тамбуру.

Пард видел, как он прошел в соседний вагон, остановился рядом с гномами и пару минут оживленно с ними беседовал. Гномы сначала просто слушали, потом стали кивать и переглядываться, а вскоре и сами заговорили, жестикулируя и перебивая друг друга. Кажется, они что-то растолковывали Бюскермолену.

Теперь кивал гном-охотник, рыжая борода то и дело ныряла к кожаной куртке и полировала бляшки на груди и воротнике.

— Порядок, — объявил Бюскермолен возвращаясь. — Впереди еще три станции, нам лучше выйти через одну.

— Быстро ты с ними общий язык нашел, — сказал Гонза, стараясь, чтобы это прозвучало нейтрально.

Бюскермолен пожал широкими плечами:

— Нашлись общие знакомые…

«Вот тля! — подумал Пард с невольной досадой. — Почему мы, люди, так не держимся друг за друга, как другие расы? Те же гномы или вирги?»

По общим знакомым гномы безошибочно определяли род занятий и репутацию собеседника. Это казалось непостижимым, но своеобразный гномий телеграф никогда не ошибался и не подводил.

Гномы проводили живописную и, наверное, загадочную группу одинаковыми бесстрастными взглядами. «Они едут до конечной», — сказал Бюскермолен.

Миновав такой же пустой вестибюль и знакомым манером пройдя сквозь двери, охотники вышли на другой проспект.

— А я здесь бывал! — сказал вдруг повар Жор, озираясь. — Давно, правда. Лет сорок, не меньше.

— Если свернуть вон туда и пройти — куда придем? — немедленно спросил Бюскермолен.

— Просто во дворы, — не задумываясь ответил Жор. — Там двадцатиэтажки налеплены, как грибы в теплице. Где-то там магазин еще есть, книгами торгует. NICK PERUMOV называется…

— Правильно, — довольно крякнул гном. — Я тоже там бывал, и магазин этот помню. Пошли, что ли?

Чему Бюс обрадовался — то ли тому, что гномы из метро сказали правду, то ли тому, что половинчик действительно бывал здесь ранее, осталось невыясненным. Никто и не стал выяснять.

Они выбрали одну из двадцатиэтажек, ничем не выделяющуюся из окрестных. Поднялись на лифтах, выбрали большую незанятую квартиру и вошли внутрь, благо было незаперто.

— Располагаемся, — скомандовал Вольво. — Пард, Гонза, Бюс, через десять минут — на совет. Вот в эту комнату. — Вольво показал в какую и ушел в эту самую комнату. Следом впорхнула державшаяся молодцом, хоть и несколько перепуганная событиями последних часов, секретарша.

Пард вздохнул.

— Где тут сортир? — мрачно осведомился он.

— Там, — показал Саграда. — В очередь, дружище, в очередь, не ты один вчера пил.

К крану на кухне тоже образовалась очередь; кто-то отмыл от пыли большой хрустальный кувшин, наполнил его и пустил по кругу.

— М-да, — сказал Гонза, ни к кому конкретно не обращаясь. — Веселая выдалась ночка.

— Подожди, — с мрачным оптимизмом ответил ему Зеппелин. — Еще утро предстоит…

Через пятнадцать минут Гонза постучал в дверь, за которой скрылся шеф.

— Входите, — донеслось изнутри.