Особый отдел Чадович Николай
– В этом как раз ничего странного и нет. Ты разве забыл, где он начинал свою карьеру? А в девяносто первом году, сразу после августовского путча, комитет основательно перетряхнули.
– Помню. Кажется, Бакатин тогда из чекистов пыль выколачивал. Либеральная общественность ликовала. И, как оказалось, зря.
– Я в такие подробности не вдавалась, но знаю, что некоторые стороны деятельности КГБ были рассекречены, а их картотеку, где содержались и дактилокарты собственных сотрудников, слили с общесоюзной. Заодно добавили лётчиков, спецназовцев и всех тех, кого при жизни официально дактилоскопируют, чтобы потом можно было легко опознать останки. В этом, между прочим, ничего дурного нет. В картотеке ФБР хранятся отпечатки двухсот пятидесяти миллионов американцев, включая всех сенаторов, конгрессменов и персонал Белого дома. Этой единой картотекой пользуется и разведка, и агентство национальной безопасности, и Интерпол. Нам об этом на семинаре рассказывали.
– Америка мне не указ, – отрезал Цимбаларь. – А ФБР тем более. Я за их зарплату все преступления раскрыл бы одной левой, даже без ваших дактилокарт. Так сказать, на голом энтузиазме, – он вновь уставился на бланки, словно не веря своим глазам. – Здесь узор петлевой, ульнарный… Здесь дуговой… Опять петлевой… На мизинце завитки со средним расположением дельт… А вот эта черточка мне не нравится… Взгляни! Откуда она могла взяться?
– Возможно, порез. Или царапина. Ведь между этими отпечатками разница в двадцать пять лет. Вся моя жизнь. Зато во всем остальном сходство абсолютное. Я десять раз перепроверяла.
– А вдруг это разные люди? – Цимбаларь развел руки с дактилокартами в стороны.
– Так не бывает, сам знаешь. Папиллярные узоры не повторяются.
– Повторяются! У близнецов.
– Тогда об этом было бы давно известно. Он ведь появился на свет не в королевской семье, как знаменитая Железная Маска, а в обыкновенном советском роддоме.
– Мало ли какие казусы случались в обыкновенных советских роддомах! Украли после родов. Подменили. Продали близнеца бездетным супругам.
– Ты глупости-то не болтай! Вывод напрашивается вполне однозначный.
– Полагаешь, подменили нашего президента?
– Почему бы и нет. Сейчас хирурги-косметологи могут тебе любое лицо сделать. Хоть папы римского, хоть Майкла Тайсона.
– Лицо, говоришь… Именно! – похоже, что Цимбаларя осенила какая-то идея. – Господи, да чего мы здесь головы битый час ломаем! Ведь проблема разрешается проще простого. Всех делов-то – заскочить в морг, где этот неопознанный жмурик парится, и заглянуть ему в лицо. Если это жгучий брюнет кавказской национальности или какой-нибудь цырик косоглазый, все спорные вопросы отпадут сами собой.
– Рано радуешься. – Людочка отобрала у него дактилокарты. – Ты меня за дурочку не считай. Я, между прочим, когда секретарем работала, все ваши дела от корки до корки изучила. Понятие о тактике расследования имею… Как ты думаешь, почему труп попал в разряд неопознанных? А потому, что у него головы нет. Я это ещё вчера выяснила. Специально в отдел милиции, за которым покойник числится, позвонила.
– Головы нет… – повторил Цимбаларь. – А всё остальное?
– Всё остальное вроде на месте. Но ни шрамов, ни татуировок, ни других особых примет на теле не обнаружено. Мужчина средних лет, в хорошей физической форме. Была бы голова – хоть сейчас на лыжи.
– Сейчас снега нет, – рассеянно произнёс Цимбаларь. – А одежда, личные вещи?
– Только трусы да носки.
– Похоже на ограбление…
– Конечно, ограбили и голову вдобавок прихватили!
– Судебно-биологическая экспертиза проводилась? Микрочастицы изымали? Следы взрывчатых и токсических веществ искали?
– Окстись! Кому это нужно? Подумаешь, происшествие – безголового мужика в подвале нашли!
– Может, оно и к лучшему. Легче всё самому по новой делать, чем в чужих огрехах разбираться… Кроме меня, ты о своём открытии ещё кому-нибудь говорила?
– Упаси боже! На этот раз ты у меня первый.
– Юмор понял… А почему ты напрямую к Горемыкину не обратилась? Он ведь к тебе, помнится, нежно относился.
– Опять ты за своё… Нормально он ко мне относился! Как начальник к подчинённому. Просто я ему не очень доверяю… В бытность секретарём, у меня сложилось впечатление, что Горемыкин поставлен на место начальника не для того, чтобы подстёгивать особый отдел, а наоборот, чтобы осаживать его. Как это делает жокей в договорном заезде.
– Да, тёмная личность, – согласился Цимбаларь, недолюбливавший всех начальников подряд. – И откуда он только на наши головы взялся? То ли из бывшего КГБ, то ли из нынешнего ЦРУ, то ли из масонской ложи, то ли из солнцевской бандитской группировки…
– Что бы там ни говорили, а Горемыкин человек порядочный, – заступилась Людочка за своего бывшего начальника. – Но над ним, увы, довлеют обстоятельства.
– Над кем они только не довлеют, – буркнул Цимбаларь. – Конечно, проще всего было бы плюнуть на эту историю. Сделать вид, что мы ничего знать не знаем. Ведь своих забот предостаточно… «Но смерть, но власть, но бедствия народны…»
– С чего бы это «Борис Годунов» тебе в душу запал?
– Забавная история. Однажды я в заложниках оказался. Держали меня в тёмном подвале и кормили помоями, но ежедневно водили, как говорится, до ветру. В нужнике вместо туалетной бумаги валялся томик Пушкина. Драматургические произведения. Это и было мое единственное чтение. По десять минут раз в сутки в течение целого месяца. К концу срока пара листочков всего и осталась. С монологом Басманова. С тех пор я его наизусть помню: «Он прав, он прав, везде измена зреет…» Ну и так далее. Очень, кстати, актуальные слова.
– Пушкин – это, конечно, святое, – вздохнула Людочка. – Но мне-то как быть? Я ведь к тебе за советом пришла…
– Нашла к кому! – фыркнул Цимбаларь. – Я ведь всего лишь опер. Даже не старший опер, а рядовой. Что я тебе могу посоветовать? Вдвоём мы такое дело при любом раскладе не потянем. Надо на поклон к серьёзным людям идти. Первым делом я планирую перетереть эту тему с дедом Кондаковым. Отказавшись от всех слабостей и пороков, свойственных нашему брату, он сильно просветлел умом. Тем более у него стаж в органах чуть ли не тридцать пять лет. Опыт, связи… Пусть он своё веское слово скажет.
– И когда это будет?
– Сегодня он на службе, – задумался Цимбаларь. – Завтра, наверное, возьмёт выходной. Дача у него, пора грядки сажать… Значит, послезавтра с утра.
– Послезавтра с утра я должна быть на работе. Это во-первых. А во вторых, я не имею права тянуть с ответом на запрос. Если я не дам его завтра, из райотдела на меня настучат. У них ведь тоже сроки поджимают. Будет у меня третий выговор.
– А ты дай отрицательный ответ, – посоветовал Цимбаларь. – Нет, мол, такого по нашему спецучёту, и баста.
– Тогда они неопознанный труп спешно захоронят. Знаешь, сколько таких после праздника добавится?
– Догадываюсь… Тогда придётся наведаться к Кондакову сегодня.
– Предупреди сначала, чтобы он никуда не ушёл. – Людочка протянула Цимбаларю свой изящный мобильник.
– Если предупредить, он обязательно смоется. Тот ещё лис…
В отличие от Цимбаларя, Кондаков выслушал Людочку молча, не задав ни единого уточняющего вопроса, а потом минут пять изучал обе дактилокарты в лупу.
Закончив сравнительный анализ, он категорически заявил:
– Это ерунда. Обычная ошибка. Когда скопом дактилоскопируют целую гурьбу народа, на бланках могут перепутать установочные данные. Моську запишут Слоном и наоборот. Один такой случай в моей практике имелся. Году этак в семидесятом постовой задержал двух пацанов. Уже и не помню за что, скорее всего за какую-то мелочёвку, но пальчики на всякий случай у обоих откатали. А поскольку дежурный по обычаю тех времен был слегка под мухой, фамилии на дактилокартах перепутал. После этого один из задержанных, к примеру, Иванов, катился по наклонной плоскости всё дальше и со временем стал утюгом, то есть вором в законе, не чурающимся убийств. А второй, скажем, Петров, всё осознал, исправился, окончил университет и стал делать карьеру на государственном поприще. В конторе, где он служил, случилась кража из сейфа и у всех особ, имевших к нему доступ, как водится, сняли отпечатки пальцев. И очень скоро выяснилось, что заместитель начальника треста вовсе не Петров, как считалось прежде, а некто Иванов, бандит со стажем, по которому, как говорится, давно верёвка плачет. В конце концов истина восторжествовала, но безвинно пострадавшему Петрову это стоило обширного инфаркта.
– Ты полагаешь, что этим феноменом и заниматься не стоит? – уточнил Цимбаларь.
– Почему же! Проверить надо. Случай сам по себе прелюбопытнейший. Человек в одних трусах, без головы, но с пальчиками всенародно избранного президента. Однако без санкции Горемыкина вам не обойтись, поверьте моему опыту. Дело, похоже, масштабное.
– А если Горемыкин запретит расследование? – поинтересовался Цимбаларь.
– Запретит, ну и ладно, – пожал плечами Кондаков. – Не вижу никакой разницы в том, от какого президента будет страдать наш народ – от законного или от подставного… У народа участь такая – страдать. Как у бабы рожать. Всё зависит не от конкретного человека, а от предопределённости, которая выше людей, идей и государей. Император Александр Павлович, к примеру, был либералом, умницей и вообще душкой, а правил страной рабов и ничего с этим, при всём своём желании, поделать не мог. Мы пешки в руках провидения, а сильные мира сего – и подавно.
– Да вы, Пётр Фомич, похоже, в мистику ударились, – невесело улыбнулась Людочка.
– Лучше в мистику, чем в маразм, – парировал Кондаков. – Но и здравый смысл я не растерял, можете быть уверены. Ну, допустим, раскроете вы подмену. А что дальше? Кремль пойдёте штурмовать? Или ополчение против самозванца соберёте, как при Минине и Пожарском?
– Не знаю, – задумалась Людочка… – В ФСБ надо будет сообщить или в Думу…
– Детка, такие дела без участия ФСБ не делаются. – Кондаков любовно подышал на перстень, по его собственной версии, принадлежавший некогда вождю румынского народа Николае Чаушеску. – Никто бы Никиту Хрущёва не скинул, если бы тогдашний председатель комитета Семичастный не переметнулся на сторону его врагов. Это большая политика! Думаете, кто Кеннеди застрелил? Эдгар Гувер, не иначе… Завтра я лично схожу к Горемыкину и доложу всё как есть.
– А как же лук и морковка? – участливо поинтересовался Цимбаларь.
– Гори они ясным огнём… Какая морковка, если родина в опасности! Ты, Лопаткина, эти дактилокарты оставь мне.
– Эти не могу. – Людочка покачала головой. – Я их завтра должна на место вернуть. Но я заранее сделала копии на ксероксе.
– Умница. – Кондаков кончил полировать перстень и теперь любовался его блеском. – За сообразительность и высокое чувство долга выражаю тебе, гражданка Лопаткина, благодарность. Пока что устную.
– Не гражданка Лопаткина, а лейтенант Лопаткина, – поправила Людочка.
– Да ну! – воскликнул Кондаков. – Вот так новость! Я уже год, как не пью, но такое событие нельзя не отметить. Сейчас сгоняем Сашку за шампанским. Я ведь, считай, был твоим первым наставником на оперативном поприще.
– Этого я, Пётр Фомич, что-то не припоминаю, а вот как вы мне однажды колготки своим перстнем порвали, прекрасно помню, – лукаво прищурилась Людочка.
– Неужели! И как это ты умудрилась своими колготками за мой перстень зацепиться? – удивился Кондаков и захохотал вместе со всеми. – А впрочем, у тебя ноги длинные, почти как у страуса. Не ровён час и за погон кому-нибудь зацепишься…
Веселье было прервано появлением дежурного по отделу майора Свешникова. Тоном, не допускающим возражений, он заявил:
– Кондаков, на выезд! В Типографском переулке какая-то нечисть чердак в жилом доме разносит. На людей, говорят, не похожи. Морды жёлтые, волосы зелёные. По предварительным сведениям, вооружены, но чем именно, пока неизвестно… И ты, Цимбаларь, здесь? – он осклабился. – Отлично. Поедешь в институт точного приборостроения. Оттуда звонили, что памятник академика Шлямбера другим боком к проходной повернулся.
– Я сегодня выходной! – огрызнулся молодой опер.
– Ничего не знаю! Все люди в разгоне. Если откажешься, рапорт на тебя напишу!
– Тьфу! – Цимбаларь в сердцах сплюнул, что, по-видимому, было знаком согласия.
– Вызывай службу спасения, «Скорую помощь» и территориалов. – Кондаков решительным жестом подтянул брюки и полез в сейф за пистолетом.
– Спецназ главного разведуправления не требуется? – глумливо осведомился дежурный. – Много чести для Типографского переулка будет. Сам как-нибудь справишься… А посторонних прошу покинуть служебное помещение! – это относилось уже к Людочке.
– Ты, Свищ, как был балбесом, так им и остался, – хладнокровно ответила девушка. – Когда я стану начальником вашего отдела, тебя уволю в первую очередь.
– Испугала! – дежурный вновь осклабился. – Начальником она станет, как же! Но если такая беда вдруг и случится, я уже буду правнуков нянчить да петь по средам в хоре ветеранов клуба имени товарища Дзержинского.
Глава 3
Ваня Коршун, гроза преступного мира
Судьба-вертихвостка, накануне разбросавшая нашу троицу в разные стороны, на следующий день вновь соединила их в кабинете полковника Горемыкина, причем Кондаков безвылазно сидел там с самого утра, Цимбаларь спешно явился из следственного изолятора, где всеми доступными средствами склонял к сотрудничеству Верховного Мага Храма Огня и Силы, а Людочку Лопаткину вызвали фиктивным звонком, якобы приглашавшим её в ведомственную поликлинику для прохождения внеочередной диспансеризации.
В просторном кабинете стульев было побольше, чем в кабаке средней руки, но приглашённые разместились согласно своим собственным представлениям о субординации – Цимбаларь и Людочка поодаль, возле стеночки, а Кондаков чуть ли не под боком у начальника. Он даже свою видавшую виды папку положил на стол Горемыкина, и тому пришлось деликатно отодвинуть её в сторону.
Совещание началось сразу после того, как громоздкие напольные часы – непременный атрибут подобных кабинетов – прозвонили три часа пополудни.
Вступительное слово, как водится, произнёс Горемыкин.
– Всем вам известен повод, вследствие которого мы здесь собрались, – начал он официальным тоном, по своей всегдашней привычке глядя не на собеседников, а в отполированную до зеркального блеска столешницу. – И повод этот, надо признаться, прискорбный.
Горемыкин умолк, как бы ожидая ответных реплик, но присутствующие дипломатично промолчали, только Кондаков, съевший за завтраком переперчённую сосиску, сдавленно икнул.
– Скажу прямо, выдвинутая вами версия о том, что в высших эшелонах государственной власти произошла преступная подмена, не только не выдерживает критики, но и не согласуется со здравым смыслом. – Горемыкин покосился на висевший справа от него портрет президента. – Но особый отдел для того и создан, чтобы заниматься происшествиями, выходящими за рамки логики и существующих научных представлений. Поэтому я санкционирую расследование. Полагаю, что моего слова будет для вас достаточно.
Кондаков посмел что-то вякнуть о желательности письменного распоряжения, но Горемыкин так глянул на него, что у старого законника сразу пропал дар речи.
– Надеюсь, вы понимаете всю меру ответственности, которая ложится на ваши плечи? – продолжал начальник, обращаясь как бы к своему собственному мутноватому отражению. – Каков бы ни был результат расследования, он не должен стать достоянием общественности. Гласность гласностью, но закон о государственной и служебной тайне ещё никто не отменял.
– Постараемся всё сделать в лучшем виде, – заверил начальника Цимбаларь. – Будем регулярно докладывать вам о каждом своём шаге.
– В этом нет необходимости, – взгляд начальника переместился на потолок, что было плохим предзнаменованием. – С сегодняшнего дня я нахожусь в очередном отпуске. А моему заместителю знать о целях расследования совершенно необязательно.
– На содействие иных служб можно рассчитывать? – к Кондакову вернулась речь, правда, вместе с икотой.
– Не только можно, но и нужно. Само собой, не посвящая их в главное… Что касается трупа, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор, я распорядился доставить его в один из частных моргов. Там он никому не будет мозолить глаза.
– А как быть с территориалами? – поинтересовался Цимбаларь. – Забирать у них материалы?
– Зачем же. Пусть делают своё дело. А мы займёмся параллельным расследованием.
– Так-то оно так, но хотелось бы знать, что они успели накопать.
– Для сбора необходимой информации в районный отдел будет направлен ответственный работник главка. Официальная версия – инспекторская проверка. Роль инспектора исполнит капитан Цимбаларь. Соответствующее предписание уже заготовлено. – Горемыкин возложил длань на кожаный бювар, находившийся слева от него. – Заодно придётся провести учебную тревогу, стрельбы из табельного оружия, совещание с участковыми и приём жалоб от населения. По результатам проверки составите справочку о состоянии служебной деятельности и боевой подготовки отдела. Всё должно быть оформлено так, чтобы потом комар носа не подточил.
Теперь окаменел уже Цимбаларь, чья пылкая душа терпеть не могла всякой показухи, апофеозом которой и были так называемые инспекторские проверки. Но он уже понял, что никакие возражения сегодня не принимаются, а потому смолчал.
– Теперь касательно вас, Людмила Савельевна, – Горемыкин говорил так, будто бы видел Людочку впервые. – Хочу поздравить с включением в только что созданную оперативную группу. Как говорится, сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте.
– А как же быть с моей службой? – пролепетала Людочка, подавленная холодностью Горемыкина.
– Своему непосредственному руководству вы предоставите справку о наличии у вас беременности сроком в тридцать две недели. – Горемыкин вновь похлопал по своему бювару. – Она, естественно, фальшивая, но составлена по всей форме с подлинными реквизитами. Этот документ избавит вас от рутинной работы и в то же время позволит без помех посещать экспертно-криминалистический центр. Сиё, в свою очередь, освободит нас от необходимости составлять официальные запросы.
– Ну а потом? – поинтересовалась Людочка, почему-то ощупав свой чисто символический животик. – Что я скажу, когда после окончания расследования вернусь на службу?
Тут уж Кондаков не стерпел и наставительно изрёк:
– Если оперативная необходимость того требует, придётся родить. Ты ведь в правоохранительных органах работаешь, а не в стриптизе. Мы в твои года на смерть шли за правое дело.
– Пётр Фомич, как всегда, утрирует, – поморщился Горемыкин. – Есть и другие, куда менее кардинальные решения. Например, можно представить всё так, будто бы у вас случился выкидыш… Впрочем, – он перевёл взгляд с Людочки на Цимбаларя и обратно, – совсем не исключено, что в процессе расследования вы действительно забеременеете.
Это была первая шутка, которую сегодня позволил себе начальник, и, надо сказать, вышла она не совсем удачной. Зардевшаяся Людочка дерзко ответила:
– Я, между прочим, получая погоны, давала клятву: всё, что нужно, держать на замке. И язык, и сердце, и то, посредством чего беременеют. Так не проще ли будет Петру Фомичу родить вместо меня?
– Надо будет – я ещё и не такое сделаю, – на полном серьёзе пообещал Кондаков.
В самый разгар этой перепалки в кабинет вошёл мальчуган лет семи-восьми, одетый в мешковатый джинсовый комбинезончик. На голове у него была бейсболка, козырёк которой скрывал не только глаза, но и нос, на ногах – грязные кроссовки. Щёчки горели неестественным румянцем – то ли аллергическим, то ли чахоточным.
Не говоря никому ни слова, он приблизился к столу, за руку поздоровался с Горемыкиным, а потом обнялся с Кондаковым, для чего последнему пришлось согнуться чуть ли не пополам.
– Хорошо выглядишь, Ванечка, – сказал Кондаков без всякого сюсюканья, как равный равному.
– Маленькая собачка – всегда щенок, – хрипловатым голосом ответил пацан и, усевшись по другую сторону стола, вытащил пачку сигарет.
Сколько помнил себя Цимбаларь, в этом кабинете никогда не курили, а сейчас Горемыкин без всяких прекословий пододвинул странному гостю хрустальную вазочку, призванную заменить собой отсутствующую пепельницу.
Однако пацан не обратил на эту услугу никакого внимания и, жадно затянувшись, стряхнул пепел в спичечный коробок, который держал перед собой.
– Ох, полегчало, – он даже зажмурился от удовольствия. – Считай, две недели табака не нюхал.
– Что так? – участливо поинтересовался Кондаков.
– А это ты видел? – пацан сдернул с головы бейсболку и под ней оказались две довольно жиденькие косички, украшенные белыми бантами. – Под девчонку работаю. Целый день у всех на виду. Маньяка-педофила подманиваю. Сегодня вечером последний выход.
– Хочу представить вам нашего нового сотрудника Ивана… – начал было Горемыкин.
– Можно без отчества, – перебил его наглый недомерок, пуская в потолок струю дыма. – И без фамилии. Зовите меня просто Коршун.
– Иван… э-э-ээ… Коршун, – начальник слегка поперхнулся, – сыщик, как говорится, милостью божьей.
– Причём в третьем поколении, – добавил Кондаков.
– В четвёртом, – поправил малыш. – Прадед мой состоял филёром в сыскном отделении Департамента полиции. Теперь об этом, слава богу, можно говорить вслух… Одним словом, будем знакомы.
Ваня Коршун легко соскочил со стула и приблизился к сидевшей в сторонке парочке (остальных присутствующих он, похоже, знал прекрасно). Как истый джентльмен Ваня сначала облобызал запястье Людочки и отпустил в её адрес замысловатый комплимент, а уж потом обменялся с Цимбаларем энергичными рукопожатиями.
– Наслышан, весьма наслышан, – сказал Ваня, распространяя лёгкий запах коньяка.
– «Квинт» употребляешь? – по-свойски поинтересовался Цимбаларь.
– Вообще-то я употребляю «Мартель», но его в наших забегаловках не сыщешь, – откровенно ответил Ваня.
Только внимательно приглядевшись, можно было понять, что это никакой не ребёнок, а взрослый человек очень маленького роста, короче говоря, карлик, но сложенный на диво пропорционально.
– Как я посмотрю, при формировании вашей опергруппы оказались соблюдены все правила политкорректности, – промолвил Горемыкин. – Есть и женщина, и ветеран…
– И инвалид, – бесцеремонно добавил Ваня Коршун.
– И чернокожий, – не сдержался Цимбаларь.
– Тогда не смею вас задерживать. Действуйте. – Горемыкин передал бювар с документами Кондакову, что было равносильно вручению маршальского жезла. – Как говорится, ни пуха ни пера.
– К чёрту! – дружно ответили все, кроме Вани, наслаждавшегося курением.
– Люди вы самостоятельные, поэтому обязанности внутри опергруппы распределите по собственному усмотрению, – продолжал Горемыкин. – Через месяц встретимся.
– А если мы уже завтра дело раскрутим? – полюбопытствовал Цимбаларь.
– Хотелось бы надеяться. Но результат вы всё равно доложите через месяц, – сказано это было с нажимом на последнее слово. – А сейчас позвольте откланяться. Через два часа мне нужно быть в аэропорту.
– На Кипр, наверное, собираетесь, – льстивым голосом осведомился Кондаков. – Или в Швейцарию?
– Свой отпуск я обычно провожу в горных ашрамах Непала, – покидая кресло, небрежно ответил Горемыкин.
Все гурьбой направились к выходу, и провожал их запечатлённый на портрете ясный взор президента Российской Федерации Ильи Владимировича Митина – политика с безукоризненной репутацией, стопроцентного русака православного вероисповедания, поощрявшего, впрочем, и все другие официальные конфессии, примерного семьянина, спортсмена, либерала умеренного толка, в прошлом разведчика, преподавателя, администратора и экономиста, пользующегося безоговорочной поддержкой мирового сообщества и симпатиями подавляющего большинства сограждан.
Просто не верилось, что кто-то мог покуситься на такого человека.
– Каков жук! – возмутился Кондаков, когда Горемыкина и след простыл. – Ведь специально в отпуск ушёл, чтобы ответственность с себя снять! Могу поспорить, что приказ подписан задним числом. Вчерашним или позавчерашним. Если мы опростоволосимся – с него взятки гладки. А если, наоборот, докопаемся до истины – героем окажется он.
– Похоже, Пётр Фомич, вы утрируете опять и опять, – вздохнула Людочка. – Приказы по личному составу подписываются раз в неделю по пятницам. А сегодня среда.
– Да ему наших кадровиков вокруг пальца обвести, как мне, извиняюсь, облегчиться! – не сдавался Кондаков. – Не человек, а налим скользкий. И откуда только такие берутся?
– Ты у него сам спроси, – посоветовал Ваня Коршун. – А то, что ты сейчас говоришь, называется «красноречием в сортире».
– И спрошу! – пообещал Кондаков. – Обязательно спрошу. Когда на пенсию оформлюсь.
– Ну ладно, я тоже пошёл. – Ваня поручкался со всеми, не пропустив и Людочку. – Мой клиент, наверное, уже на охоту вышел.
– Может, помочь тебе? – предложил Цимбаларь.
– Ещё чего! – фыркнул Ваня. – Я этого любителя клубнички порву, как морской лев пингвина!
По самые локти засунув руки в карманы комбинезончика, он устремился к лифту. Глядя Ване Коршуну вслед, Цимбаларь неопределённым тоном произнёс:
– Шустрый щегол.
– Этому щеглу, между прочим, побольше лет, чем тебе, – заметил Кондаков. – И заслуги его не идут ни в какое сравнение с твоими.
– А почему он свою фамилию скрывает? – полюбопытствовала Людочка. – И отчество тоже.
– Забавные они очень. – Кондаков расплылся в улыбочке. – Фамилия Верзилов, а отчество Самсонович. Иван Самсонович Верзилов! Вот он и взял себе кличку – Коршун.
– Хорошо, что не Орёл, – буркнул Цимбаларь.
– Коршуном его деда звали, – пояснил Кондаков, – Льва Рюриковича Верзилова. Он в тридцатые годы таких авторитетов, как Федя Ювелир и Савка Шкодник повязал. В музее криминалистики выставлен топор Савки и удавка Ювелира… Между прочим, в роду Верзиловых все женщины рождаются нормальной комплекции, а мужики лилипуты, как на подбор.
– Ваня тоже женат? – осведомилась Людочка.
– Был. Разошлись пару лет назад. Но только не из-за Ванькиного роста. Изменял он ей самосильно. Ещё тот кобель. Ты, дочка, остерегайся его.
– Вот ещё! Он мне носом до колена не достанет.
– Это неважно, – Кондаков скабрезно улыбнулся, – корявое деревце в корень идёт.
– Всё, ухожу! – решительно заявила Людочка. – Я тут пошлостей на год вперёд наслушалась. Пора и честь знать. Завтра увидимся.
– Может, тебя проводить? – вызвался Цимбаларь.
– А вот это необязательно! Не забывай, что я беременна на тридцать второй неделе. И, возможно, даже двойней. Мне сейчас нужно калорийно покушать, принять витамины и в постельку. И главное, никаких стрессов.
– Но ведь беременным полезно дышать свежим воздухом, – напомнил Цимбаларь.
– Завтра и подышим, – отрезала Людочка. – В морге.
– Вот и правильно, – обрадовался Кондаков. – Заодно и компанию мне составишь. Я с трупами как-то не очень контактирую… А ты, Саша, с утра пораньше двигай к территориалам. Устрой им там содом и гоморру…
– Гоморру, факт, устрою, – пообещал Цимбаларь. – А вот содом не обещаю. По этой части не специалист.
Райотдел размещался в тщательно отремонтированном и надстроенном на два этажа здании бывшего детского сада, закрывшегося по причине демографического кризиса.
Там, где прежде размещались грибки и песочницы, рядком стояли служебные автомобили, в кухонном блоке находился изолятор временного содержания, а дежурка заняла место гардеробной, о чём свидетельствовали проступающие сквозь побелку зайчата и чебурашки.
По случаю раннего часа посетителей в ментовской конторе было немного, да и в кабинетах работа ещё только-только заваривалась. Цимбаларь, одетый в гражданское платье, попытался мышкой-норушкой проскочить внутрь и застать стражей правопорядка врасплох, но его коварным планам не суждено было сбыться.
– Вы, гражданин, куда? – дорогу ему загородил внушительного вида амбал, судя по большим звёздам на погонах, угодивший в дежурку за какое-нибудь должностное упущение. – Вызывали вас или по собственной потребности?
– По собственной, – смиренно ответил Цимбаларь.
– Тогда попрошу в стороночку. Вот столик и все письменные принадлежности. Составьте заявление по имеющемуся образцу и опять подходите ко мне.
– А устно нельзя? – поинтересовался Цимбаларь.
– Устно принимаются заявления только о чрезвычайных происшествиях. Вас ограбили, убили, изнасиловали?
– Да вроде нет. – Цимбаларь машинально ощупал себя.
– Тогда в чём же дело?
– У меня знакомый пропал.
– Давно?
– Неделю назад.
– А кто он вам?
– Говорю же, знакомый.
– Разве у него родственников нет?
– Откуда я знаю!
– Хорошо, пишите. Потом кто-нибудь из дознавателей вас примет.
– А когда искать начнут?
– В сроки, установленные законом. – Эта туманная фраза могла означать всё, что угодно, в том числе и после дождика в четверг.
Не получив никакого удовольствия от этой мелкой мистификации, Цимбаларь попытался вызвать дежурного на грубость:
– Почему у вас верхняя пуговица на рубашке не застёгнута?
Дородный подполковник уже раскрыл было рот, чтобы отчитать зарвавшегося наглеца, но, нутром почуяв неладное (вот она, знаменитая милицейская интуиция), сдержался и пальцами-сосисками неловко устранил непорядок в своей экипировке.
Уже не таясь больше, Цимбаларь предъявил своё удостоверение, в которое было вложено предписание о проведении инспекторской проверки.
– Здравия желаю, – дежурный немедленно взял под козырёк. – Не признал вас сразу… Раньше нас всё больше майор Котельников проверял.
– Вот и допроверялся. – Цимбаларь старательно сохранял каменное выражение лица. – Сейчас в солнечной Воркуте полосатиков проверяет.
Дежурный, не далее как позавчера угощавшийся в компании майора Котельникова пивом, счёл за лучшее промолчать. Территориальные органы везде крайнее звено, даже в Африке. Дослужись ты хоть до полковничьих погон, а любой лейтенантишка из министерства или главка всё равно будет о тебя ноги вытирать. Исконно русская истина: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак.
Единственное, на что решился дежурный, так это вкрадчиво осведомиться:
– А где же остальные члены комиссии?
– Попозже подъедут, – обронил Цимбаларь. – Вы пока готовьтесь, готовьтесь…
– Мы всегда готовы, – по-пионерски отрапортовал дежурный.
– Да ну? Предъявите табельное оружие к осмотру.
Едва заглянув в девственно-чистый ствол, Цимбаларь брезгливо скривился и задал сакраментальный вопрос, который сам слышал почти на каждой проверке:
– Когда в последний раз чистили?
– После прошлых стрельб, – занервничал дежурный. – Три недели тому.
– Свиным салом, наверное, чистили. Тараканы в стволе завелись. Чтобы через час оружие сверкало, как котиные яйца! – Это был некий общепризнанный эталон чистоты, на который год от году ссылались все проверяющие, хотя вышеупомянутые кошачьи органы по причине своей косматости сверкать никак не могут.
– Будет сделано, – с готовностью пообещал дежурный и повел взором по сторонам, высматривая сержанта, которому можно было бы перепоручить это ответственное дело.
– Начальник отдела у себя? – продолжал выспрашивать лжеинспектор.
– Никак нет. Выехал в префектуру с отчётом.
– А заместитель по оперативной работе?
– Вызвали в прокуратуру… Заместитель по работе с личным составом вас не устроит?
Цимбаларь только пренебрежительно махнул рукой и молвил, забирая свои документы:
– Пройдусь пока по кабинетам. Гляну, как и что у вас.