Властелин Севера. Песнь меча (сборник) Корнуэлл Бернард
Это оказалось удачным предложением, потому что Альфред ничего не любил так, как святые реликвии, но их в Эофервике было немного. Правда, в церкви архиепископа раньше имелись сокровища вроде губки, с которой дали напиться вина Иисусу, когда тот умирал, или уздечки Валаамовой ослицы (лично я понятия не имел, кто такой Валаам, а уж почему его зад считался святым, оказалось для меня и вовсе неразрешимой загадкой)[4]. Всего таких реликвий было около дюжины, но архиепископ предусмотрительно забрал их с собой, и никто не знал наверняка, где сейчас Вульфер. Я полагал, что он присоединился к Ивару. Хротверд сказал, что у него якобы есть семена сикаморы, которая упоминается в Евангелии, но, когда он открыл серебряную шкатулку, в ней не оказалось ничего, кроме пыли.
В конце концов я предложил выдернуть зубы у святого Освальда. Эадред поначалу вознегодовал, услышав это, но потом решил, что идея не столь уж плоха. Принесли клещи, открыли маленький сундучок, и один из монахов выдернул два желтых, похожих на колышки зуба у мертвого короля. Мы положили их в красивый серебряный горшок, в котором Эадред обычно держал копченых устриц.
Посольство отбыло утром в конце августа. Гутред отвел Виллибальда в сторону и передал ему на словах последнее сообщение для короля Уэссекса. Гутред заверял его, что хотя он сам и датчанин, однако тоже христианин, и умолял Альфреда отрядить своих воинов, дабы сражаться за Господню землю, если Нортумбрии будут угрожать враги.
Я подумал, что это все равно что мочиться на ветер: у Уэссекса имелось достаточно своих собственных врагов, чтобы его короля заботила судьба Нортумбрии.
Я тоже отвел Виллибальда в сторону. Мне было жаль, что он уезжает: священник всегда нравился мне. Виллибальд был хорошим человеком, но я видел, что ему не терпится снова увидеть Уэссекс.
– Сделай для меня кое-что, святой отец, – попросил я.
– Если это в моих силах, – осторожно ответил он.
– Передай мои приветствия королю.
Виллибальд явно почувствовал облегчение, как будто ожидал, что я попрошу о куда более обременительном одолжении. Ну что ж, так оно и было, и минуту спустя ему предстояло в этом убедиться.
– Король захочет узнать, когда ты вернешься, Утред, – сказал священник.
– Когда придет время, – ответил я, хотя, честно говоря, мог навестить Уэссекс лишь по одной-единственной причине – чтобы забрать клад, спрятанный мной в Фифхэдене.
Теперь я жалел, что закопал сокровища именно в Уэссексе.
– A еще я хочу, чтобы ты отыскал ярла Рагнара, – сказал я Виллибальду.
Он широко распахнул глаза и уточнил:
– Заложника?
– Найди его, – повторил я, – и передай ему от меня весточку.
– Если смогу, – сказал Виллибальд, по-прежнему очень осторожно.
Я с такой силой сжал плечи священника, желая убедиться, что он внимательно слушает, что бедняга поморщился.
– Ты найдешь Рагнара, – угрожающе произнес я, – и передашь ему послание! Скажи, что я собираюсь на север, чтобы убить Кьяртана. И еще передай, что его сестра жива и я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти ее и уберечь. Скажи ему, что я клянусь в том своей жизнью. И еще передай, чтобы Рагнар явился сюда, как только его освободят.
Я заставил Виллибальда повторить все это и поклясться на распятии, что он доставит Рагнару мое сообщение. Священнику явно не хотелось произносить клятву, но он боялся моего гнева, поэтому сжал в руке маленький крест и дал торжественное обещание.
A потом он уехал.
И у нас снова появилась армия, потому что урожай был собран, и пора было двигаться на север.
Гутред отправлялся на север по трем причинам. Во-первых, чтобы победить Ивара; во-вторых, присутствие Кьяртана в Нортумбрии беспокоило его, словно гноящаяся рана; и в-третьих, Эльфрик должен был подчиниться власти Гутреда. Ивар был опаснее всех, и он наверняка разбил бы нас, если бы повел свою армию на юг. Кьяртан был менее опасен, но его следовало уничтожить, потому что в Нортумбрии не будет мира, покуда он жив. Эльфрик представлял собой еще меньшую угрозу, чем Кьяртан.
– Твой дядя – король Беббанбурга, – сказал мне Гутред, когда мы маршировали на север.
– Он сам себя так назвал? – сердито спросил я.
– Нет-нет! Для этого у него слишком много здравого смысла. Но в действительности он и есть король. Земли Кьяртана – своего рода барьер, так ведь? Поэтому правление Эльфрика не простирается дальше Дунхолма.
– Раньше мы были королями Беббанбурга, – сказал я.
– Да? – удивленно спросил Гутред. – Королями Нортумбрии?
– Берниции, – ответил я.
Гутред никогда не слышал этого названия.
– Она занимала весь север Нортумбрии, – объяснил я, – а все земли вокруг Эофервика были королевством Дейра.
– Потом они объединились? – заинтересовался Гутред.
– Потом мы убили их последнего короля. Но это было много лет тому назад. Задолго до появления христианства.
– Итак, ты заявляешь, что имеешь право быть королем этих земель? – спросил Гутред.
К моему удивлению, в голосе его слышалось подозрение.
Я пристально уставился на своего спутника, и он покраснел.
– Признайся, Утред, ты все-таки хочешь быть тамошним королем? – настаивал он, пытаясь сделать вид, что ему безразличен мой ответ.
Я засмеялся.
– Господин король, если ты вернешь мне Беббанбург, я встану перед тобой на колени и поклянусь в вечной верности тебе и твоим потомкам!
– Потомкам, говоришь? – весело отозвался он. – Ты видел Осбурх?
– Видел.
Осбурх была племянницей Эгберта, саксонкой и жила во дворце, когда мы взяли Эофервик. Ей исполнилось четырнадцать, она была пухленькой, темноволосой и довольно хорошенькой.
– Как думаешь, если я на ней женюсь, – спросил меня Гутред, – Хильда согласится стать ее компаньонкой?
– Спроси у нее сам, – ответил я, мотнув головой назад, в сторону следовавшей за нами Хильды.
Накануне я предложил ей вернуться в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но Хильда заявила, что еще не готова встретиться с Альфредом. Я прекрасно понимал ее, а потому не настаивал.
– Думаю, она сочтет за честь стать компаньонкой твоей жены, – сказал я Гутреду.
В первую ночь похода мы встали лагерем в Онхрипуме, где маленький монастырь дал приют Гутреду, Эадреду и множеству церковников. Теперь в нашей армии насчитывалось около шестисот человек, почти половина из них – конные, поэтому огни нашего лагеря осветили все поля вокруг монастыря. Как командир личной стражи короля, я разбил свой лагерь поближе к зданиям монастыря, а мои подчиненные (теперь их насчитывалось сорок человек, почти все в кольчугах, награбленных в Эофервике) расположились неподалеку от монастырских ворот.
Первую часть ночи я стоял на часах вместе с Клапой и двумя саксами. Со мной был и Ситрик. Хотя я называл его своим слугой, но вовсю учил владеть мечом и щитом. Мне казалось, что через год-другой из мальчишки получится неплохой воин.
– Ты хорошо присматриваешь за головами? – спросил я его.
– Ох, и воняет же от них! – скривился Клапа.
– Не больше, чем от тебя самого, Клапа, – осадил я верзилу.
– Они в безопасности, мой господин, – заверил Ситрик.
– Вообще-то, у меня должно было быть восемь голов, – заметил я и шутливо обхватил пальцами шею парнишки. – У тебя костлявая шейка, Ситрик.
– Но крепкая, мой господин, – ответил он.
Как раз в этот миг дверь монастыря открылась, и из нее выскользнула Гизела в черном плаще.
– Тебе следовало бы спать, моя госпожа, – пожурил ее я.
– Я не могу уснуть. Хочу прогуляться.
Гизела с вызовом уставилась на меня. Ее губы были чуть приоткрыты, и пламя костра поблескивало на ее крупных красивых зубах и отражалось в бездонных глазах.
– Куда ты хочешь пойти? – спросил я.
Она пожала плечами, все еще глядя на меня, и я подумал, что Хильда спит в монастыре.
– Оставляю тебя за главного, Клапа, – сказал я, – и, если вдруг явится Ивар, убей ублюдка.
– Да, мой господин.
Я слышал, как стражники захихикали, когда мы с Гизелой пошли прочь. Пришлось хорошенько на них рявкнуть, чтобы они замолчали. Я повел Гизелу к деревьям, что росли к востоку от монастыря, потому что там было темно. Она взяла меня за руку.
Гизела молчала, довольствуясь тем, что идет рядом со мной.
– Ты не боишься ночи? – спросил я ее.
– С тобой – нет.
– Когда я был ребенком, – произнес я, – то превратился в скедугенгана.
– A что такое скедугенган?
Слово было саксонским, незнакомым для нее.
– Движущаяся Тень, – пояснил я. – Создание, которое крадется во мраке ночи.
Неподалеку заухала сова, и пальцы Гизелы невольно сжали мою руку.
Мы остановились под деревьями, кроны которых ерошил ветер. Сквозь листья пробивался скудный свет лагерных костров, и я приподнял лицо Гизелы и посмотрел на нее сверху вниз. Она была высокой, но все же на голову ниже меня. Она позволила себя рассматривать, потом закрыла глаза, и я осторожно провел пальцем вниз по ее длинному носу.
– Послушай… – начал было я, но потом замолчал.
– Да, – отозвалась она, как будто знала, что я собирался сказать.
Я заставил себя отвернуться от Гизелы.
– Я не могу сделать Хильду несчастной.
– Она сказала мне, что вернулась бы в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но хочет посмотреть, возьмешь ли ты Дунхолм, – ответила моя спутница. – Она говорит, что молится, чтобы тебе это удалось, и что Бог подаст ей знак, будет ли сопутствовать тебе удача.
– Она так сказала?
– Хильда полагает, что это будет одновременно и знаком, говорящим, что она может вернуться в монастырь. Так она сказала мне этой ночью.
Похоже, Гизела говорила правду. Я погладил ее лицо.
– Тогда мы должны подождать, пока Дунхолм не будет взят, – ответил я, хотя собирался сказать совсем другое.
– Мой брат считает, что я должна стать коровой мира, – горько проговорила Гизела.
Корова мира – это женщина, которую отдают замуж в семью соперника в попытке завязать с ним дружбу. И, без сомнения, Гутред хотел выдать сестру за сына Ивара или найти ей супруга в Шотландии.
– Но я не буду коровой мира, – решительно заявила Гизела. – Я бросила палочки с рунами и узнала свою судьбу.
– И что ты узнала?
– У меня будут два сына и дочь.
– Вот и хорошо.
– Это будут твои сыновья, – с вызовом проговорила она, – и твоя дочь!
Мгновение я молчал. Мне внезапно стало очень жарко.
– Так сказали тебе палочки с рунами? – спустя несколько биений сердца ухитрился выговорить я.
– Они никогда не лгут, – ответила Гизела спокойно. – Когда Гутред был взят в плен, палочки сказали мне, что он вернется и что вместе с ним приедет мой будущий муж. Так и вышло.
– Но твой брат хочет, чтобы ты стала коровой мира, – напомнил я.
– Тогда ты должен увезти меня, – сказала Гизела, – так, как делали в старину.
Действительно, существовал древний датский обычай похищать невесту: жениху следовало ворваться в ее поместье и умыкнуть возлюбленную у родных. И сейчас невест время от времени еще похищали, но с обоюдного согласия: обычно предварительно велись переговоры с родителями, у девушки было время собрать свои пожитки, прежде чем явятся всадники.
– Я тебя увезу, – пообещал я, понимая, что завариваю кашу. Как переживет мою измену Хильда? Да и Гутред посчитает, что я его предал.
И все равно я запрокинул лицо Гизелы и поцеловал ее.
Она повисла у меня на шее, и как раз в этот момент раздались крики. Крепко прижимая к себе Гизелу, я внимательно прислушался. Крики доносились со стороны лагеря, и сквозь деревья я видел, как мимо костров люди бегут к дороге.
– Там что-то случилось, – сказал я, схватил девушку за руку, и мы вместе побежали к монастырю, где Клапа и другие стражники уже обнажили мечи.
Я втолкнул Гизелу в дверь и вытащил из ножен Вздох Змея.
Но, к счастью, ничего страшного не случилось. Во всяком случае, для нас. Свет лагерных костров привлек троих чужаков, один из которых был тяжело ранен. Вновь прибывшие принесли новости.
Не прошло и часа, как маленькая церковь монастыря была ярко освещена и все священники и монахи пели хвалы Господу. Послание, которое трое чужаков принесли с Севера, обошло весь наш лагерь, и те, кто только что проснулся, тоже пришли к монастырю, чтобы выслушать новости и убедиться, что это правда.
– Господь творит чудеса! – кричал Хротверд толпе.
Он вскарабкался по лестнице на монастырскую крышу. Несколько человек принесли пылающие факелы, и при их свете Хротверд казался огромным. Он поднял руки, и толпа замолчала. Он выждал некоторое время, глядя сверху вниз на запрокинутые лица, а позади него звучало торжественное пение монахов, и где-то в ночи кричала сова. Хротверд сжал кулаки и воздел руки еще выше, как будто мог коснуться небес в свете луны.
– Ивар побежден! – в конце концов прокричал он. – Славьте Господа и святых, тиран Ивар Иварсон побежден! Он потерял всю свою армию!
И жители Халиверфолкланда, которые боялись сражаться с могучим Иваром, радостно кричали, пока не охрипли, потому что самое серьезное препятствие для правления Гутреда в Нортумбрии было устранено. Он воистину мог называть себя королем. И теперь он им был. Королем Гутредом.
Глава четвертая
Мы услышали, что произошла битва, великая и страшная, битва, после которой вся долина наполнилась кровью, и Ивар Иварсон, самый могущественный датчанин Нортумбрии, был побежден Аэдом Шотландским. Потери с обеих сторон были просто ужасающими.
На следующее утро прибыло еще почти шестьдесят выживших, и мы узнали подробности недавнего сражения. Эти люди странствовали достаточно крупным отрядом, чтобы их не попытался схватить Кьяртан, и до сих пор еще не пришли в себя после страшной кровавой бойни, в которой им чудом удалось уцелеть. Как оказалось, Ивара заманили через реку в долину, где, как он считал, укрылся Аэд, но то была ловушка. Холмы с обеих сторон долины оказались полны вражеских воинов. С дикими криками ринулись шотландцы сквозь туман и вереск, чтобы врезаться в датскую «стену щитов».
– Их были тысячи, – поведал нам один из выживших, все еще трясясь от ужаса.
«Стена щитов» Ивара поначалу держалась, но я мог вообразить себе, сколь неистовой была та битва. Мой отец сражался со скоттами много раз, и он всегда называл их дьяволами. «Безумные дьяволы, – говорил он, – дьяволы с мечами, завывающие дьяволы». И датчане Ивара рассказали нам, как, придя в себя после первой атаки, они пусили в ход мечи и копья, чтобы сразить этих дьяволов. Однако шотландцы, издавая воинственные вопли, продолжали нападать, перебираясь через собственных мертвецов, волосы этих дикарей покраснели от крови, мечи шипели, и Ивар попытался выбраться из долины на север, чтобы оказаться на возвышенности.
Для этого ему требовалось рубить направо и налево, буквально прокладывая себе дорогу через плоть, – и он проиграл. Тогда Аэд повел свои отборные войска против лучших людей Ивара, и щиты сталкивались со щитами, и клинки звенели, и люди умирали один за другим.
Уцелевшие сказали, что Ивар сражался как демон, но получил удар мечом в грудь, а в ногу его вонзилось копье. Личная стража оттащила его назад из «стены щитов». Он бесновался, требуя, чтобы ему позволили умереть лицом к лицу с врагом, но люди Ивара сдержали его и отогнали дьяволов – к тому времени на поле сечи уже пала ночь.
Задняя часть колонны датчан все еще держалась, и выжившие, большинство из которых истекали кровью, притащили своего вождя к реке. Сын короля, тоже Ивар, всего шестнадцати лет от роду, собрал тех, кто был ранен не так тяжело, – и они пошли в атаку и прорвались сквозь окруживших их скоттов. Но много датчан погибло, когда они пытались в темноте переправиться через реку. Некоторые утонули, уйдя на дно под тяжестью своих кольчуг. Других враги прирезали на мелководье, но примерно шестая часть армии Ивара все-таки преодолела водную преграду. Мокрые, уставшие, они сидели на южном берегу, слушая крики умирающих и боевые кличи скоттов.
На рассвете выжившие вновь построились «стеной щитов», ожидая, что скотты переправятся через реку и довершат истребление их армии, но люди Аэда почти так же истекали кровью и почти так же устали, как побежденные датчане.
– Мы убили сотни врагов, – безрадостно завершил рассказчик.
Позже мы узнали, что это правда и что Аэд похромал обратно на Север, чтобы зализать раны.
Сам ярл Ивар был ранен, но выжил. Говорили, что он прячется в холмах, боясь попасть в плен к Кьяртану, и Гутред послал на север сотню всадников, чтобы его найти. Вскоре те обнаружили, что отряды Кьяртана тоже прочесывают холмы. Ивар, должно быть, понимал, что его все равно найдут, и предпочел стать пленником Гутреда, чем узником Кьяртана, поэтому он сдался отряду людей Ульфа, которые привезли раненого ярла в наш лагерь сразу после полудня.
Ивар не мог ехать верхом, поэтому его несли на щите. Его сопровождали сын Ивар и еще около тридцати уцелевших воинов. Некоторые из них были ранены так же тяжело, как их вождь. Но когда Ивар понял, что должен встретиться с человеком, который самовольно захватил трон Нортумбрии, он настоял на том, чтобы идти самому. И он встал и пошел.
Представляю, с каким трудом это ему далось, потому что боль его, должно быть, была невыносима, но Ивар все-таки заставил себя идти: он шел, хромая, и через каждые несколько шагов опирался на копье, словно на костыль. Я видел, насколько плохо было этому человеку, но он был слишком горд и не мог позволить, чтобы его несли в присутствии Гутреда.
Словом, Ивар, хоть и с большим трудом, но все-таки подошел к нам. Делая очередной шаг, он вздрагивал от боли, но при этом был полон гнева и не собирался сдаваться.
Я никогда не встречался с этим человеком раньше, потому что его воспитывали в Ирландии, но он выглядел в точности как его покойный отец, Ивар Бескостный. То же смахивающее на череп лицо с запавшими глазами, те же желтые волосы, стянутые в хвост, та же угрюмая злоба. Да, в нем чувствовалась сила.
Гутред ждал у входа в монастырь, и его личная стража построилась двумя шеренгами, между которыми Ивару пришлось пройти.
Слева и справа от Гутреда стояли его главные помощники: я, аббат Эадред, отец Хротверд и остальные церковники.
Не дойдя до Гутреда нескольких шагов, Ивар остановился, оперся на копье и окинул всех нас испепеляющим взглядом. Он сперва принял меня за короля, потому что мои кольчуга и шлем были гораздо лучше, чем у Гутреда.
– Это ты тот самый мальчишка, который называет себя королем? – вопросил он.
– Я тот самый мальчишка, который убил Уббу Лотброксона, – ответил я.
Убба был родным дядей Ивара, поэтому лицо его невольно перекосилось, и я увидел в его глазах странный зеленый блеск. То были глаза настоящей ядовитой змеи. Ивар, может, и был тяжело ранен, его мощь была сломлена, но в тот миг он хотел одного – убить меня.
– Кто ты такой? – вопросил он.
– Ты прекрасно знаешь, кто я, – пренебрежительно ответил я.
Высокомерие – это все для молодого воина.
Гутред сжал мою руку, словно веля мне замолчать, потом шагнул вперед.
– Господин Ивар, – сказал он, – мне жаль видеть, что ты ранен.
Ивар презрительно ухмыльнулся, услышав это.
– Тебе полагалось бы радоваться и сожалеть лишь о том, что я не мертв. Так, значит, ты Гутред?
– Я скорблю, что ты ранен, мой господин, – ответил Гутред, – и скорблю о людях, которых ты потерял. Но я возликовал, узнав, что ты убил столько врагов. Мы у тебя в долгу.
Он сделал шаг назад и посмотрел мимо Ивара на нашу армию, что собралась вокруг дороги.
– Мы должны поблагодарить Ивара Иварсона! – воскликнул Гутред. – Он уничтожил угрозу, что подстерегала нас к северу! Король Аэд похромал домой, зализывать раны, оплакивать павших и утешать вдов Шотландии!
На самом деле, конечно, это Ивар сейчас хромал, а Аэд был победителем, но слова Гутреда вызвали приветственные крики, и это удивило Ивара. Он, должно быть, ожидал, что Гутред его убьет, и это было бы вполне логично. Однако вместо этого с Иваром обращались с почетом.
– Лучше убей этого ублюдка, – пробормотал я Гутреду.
Тот удивленно взглянул на меня, как будто такая мысль никогда не приходила ему в голову.
– Зачем? – тихо спросил он.
– Просто убей его, и побыстрее, – настаивал я. – A заодно и этого крысеныша, его сына.
– Ты одержим убийствами, – ответил Гутред так, словно это его развлекало.
Тут я увидел, что Ивар наблюдает за нами. Должно быть, он догадывался, что я говорю.
– Воистину – добро пожаловать, господин Ивар! – Гутред отвернулся от меня и улыбнулся Ивару. – Нортумбрии нужны великие воины, – продолжал он, – а тебе, мой господин, обязательно нужно хорошенько отдохнуть.
Я заметил в змеиных глазах Ивара удивление. Нетрудно было догадаться, о чем он думает: «Ох и глупец же этот Гутред». Но именно в тот момент я понял, что Гутреда ждет золотая судьба. Wyrd bi ful ard.
Когда я спас его от Свена и Гутред заявил, что он король, я воспринял это как шутку. Когда он стал королем Кайр-Лигвалида, я все еще думал, что да, шутка хороша. И даже в Эофервике я еще сомневался, что мы сможем смеяться над этой шуткой дольше нескольких недель, потому что Ивар был сюзереном Нортумбрии, великим и жестоким. Но теперь Аэд сделал за нас всю работу. Ивар потерял большинство своих людей, он был тяжело ранен, и в Нортумбрии остались только три великих владыки. Эльфрик, цепляющийся за украденные у меня земли в Беббанбурге, Кьяртан, черный паук в своей крепости у реки, и король Гутред, властитель Севера и единственный датчанин в Британии, возглавляющий как датчан, так и добровольно идущих за ним саксов.
Мы остались в Онхрипуме. Вообще-то, раньше это не входило в наши планы, но Гутред настоял на том, чтобы мы подождали, пока Ивар не оправится от ран. Монахи усиленно лечили его, и Гутред навещал раненого ярла, принося ему еду и эль. Большинство выживших людей Ивара тоже были ранены, и Хильда промывала им раны и приносила чистую ткань для перевязок.
– Им нужна еда, – сказала она мне.
Но еды у нас осталось мало, и каждый день мне приходилось отправлять отряды фуражиров искать зерно или скот все дальше и дальше. Я убеждал Гутреда поскорее двинуться в путь, чтобы добраться до мест, где будет больше припасов, но он был просто очарован Иваром.
– Этот человек мне нравится! – говорил мне Гутред. – И мы не можем его здесь оставить!
– A почему бы нам не похоронить его здесь? – предложил я.
– Он же наш союзник! – возмутился Гутред.
Похоже, он и впрямь так считал. Ивар осыпал его похвалам, а Гутред верил каждому слову этого предателя.
Поскольку монахи хорошо делали свою работу, Ивар быстро поправлялся. Я надеялся, что он умрет от ран, но через три дня он уже ездил верхом. Он все еще испытывал боль, это было ясно. Должно быть, ужасную боль, но он заставлял себя ходить и взбираться на лошадь, точно так же как заставил себя присягнуть на верность Гутреду.
По правде говоря, у него не было особого выбора. У Ивара теперь осталось меньше сотни человек, многие из которых были ранены, и он больше не был великим владыкой, поэтому он и его сын были вынуждены опуститься на колени перед Гутредом и поклясться в верности королю. Сын Ивара, шестнадцатилетний парнишка, был похож на отца и деда – такой же тощий и коварный. Лично я не доверял им обоим, но Гутред меня не слушал.
– Король должен быть великодушным, – сказал он.
И он искренне верил, что, проявив к Ивару милосердие, навеки привяжет к себе этого человека.
– Так поступил бы Альфред, – объяснил мне король.
– Альфред взял бы в заложники сына и отослал бы отца прочь, – возразил я.
– Но Ивар дал клятву, – настаивал Гутред.
– Вот увидишь: он соберет новых людей, – предупредил я.
– И замечательно! – заразительно улыбнулся Гутред. – Нам нужны воины, способные сражаться.
– Ивар захочет, чтобы его сын стал королем.
– Если он сам не хочет быть королем, то с какой стати ему желать такой судьбы для своего сына? Тебе повсюду мерещатся враги, Утред. Юный Ивар красивый парень, как ты думаешь?
– Он похож на полумертвую от голода крысу.
– Он как раз такого возраста, как Гизела! Кобылья Морда и Голодная Крыса – славная выйдет парочка, а?
Гутред ухмыльнулся, и мне захотелось стереть ухмылку с его лица кулаком.
– A что, неплохая идея? – продолжал он. – Ей пора замуж, и такой брак привяжет ко мне Ивара.
– A не лучше ли тебе будет привязать к себе меня? – прямо спросил я.
– Мы с тобой и так уже друзья, – ответил он, все еще ухмыляясь. – И я благодарю за это Бога.
Мы двинулись на север, когда Ивар достаточно оправился. Он был уверен, что многие его воины пережили устроенную шотландцами резню, поэтому брат Дженберт и брат Ида поехали впереди в сопровождении пятидесяти человек. Эти два монаха, как заверил меня Гутред, хорошо знали местность у реки Туид и могли возглавить спасательные отряды, которые искали пропавших людей Ивара.
Большую часть пути Гутред ехал рядом с Иваром. Его честолюбию польстило, что такой человек принес ему клятву верности. Король приписал этот успех христианской магии, и, когда Ивар отстал, чтобы ехать вместе со своими людьми, Гутред призвал отца Хротверда и стал расспрашивать бородатого священника о Кутберте, Освальде и Святой Троице. Гутред хотел уразуметь, как работает магия, и был сбит с толку объяснениями Хротверда.
– Сын – это не Отец, – попытался внушить ему священник. – A Отец – не Дух Святой, а Дух Святой – не Сын, но Отец. Сын и Дух Святой едины, неделимы и вечны.
– Выходит, всего богов три? – спросил Гутред.
– Бог один! – сердито сказал Хротверд.
– Ты это понимаешь, Утред? – окликнул меня Гутред.
– Никогда не понимал, мой господин, – отозвался я. – Для меня это полная чушь.
– Никакая это не чушь! – зашипел на меня Хротверд. – Представь себе листок клевера, мой господин, – обратился он к Гутреду. – Три отдельных лепестка, но при этом одно растение.
– Сие великое таинство, мой господин, – вставила Хильда.
– Ты о чем?
– Бог есть великое таинство, мой господин, – пояснила она, не обращая внимания на злобный взгляд Хротверда. – И великое чудо. Тебе и не надо понимать, просто дивись этому.
Гутред повернулся в седле, чтобы взглянуть на Хильду.
– Надеюсь, ты все-таки станешь компаньонкой моей жены? – жизнерадостно спросил он.
– Сперва женитесь, мой господин, – ответила Хильда, – тогда и поговорим об этом.
Он ухмыльнулся и отвернулся от нее.
– Я думал, ты решила вернуться в монастырь, – потихоньку обратился я к Хильде.
– Это Гизела тебе сказала?
– Да.
– Я жду знак, ниспосланный Богом, – пояснила Хильда.
– Падение Дунхолма?
– Может быть, – нахмурилась она. – Дунхолм – средоточие зла. Если Гутред возьмет город и тот окажется под знаменами святого Кутберта, это покажет волю Господа. Может, именно такой знак мне и нужен.
– Мне сдается, ты уже получила свой знак.
Она направила кобылу в сторону от Витнера, который косил на ее лошадь злым глазом.
– Отец Виллибальд хотел, чтобы я вернулась с ним в Уэссекс, – сказала Хильда, – но я отказалась. Я ответила, что, прежде чем удалиться от мира, я хочу узнать этот мир.
Несколько шагов она проехала в молчании, а потом заговорила очень тихо:
– Я всегда любила детей.
– Ты можешь родить детей, – сказал я.
– Нет, у меня другая судьба, – отрицательно покачала она головой. Взглянув на меня, Хильда спросила: – Ты знаешь, что Гутред хочет выдать Гизелу замуж за сына Ивара?
Этот неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.
Читать бесплатно другие книги:
