4,5 товарища Матросов Константин

– Не смотри так на меня, – удивлённо обратился Ким к бармену, поймав на себе исследующий взгляд. – Я ещё только-только начинаю понимать, как здесь всё устроено. Пока что, мне нравится!

Филолог догнал своих коллег и принялся исполнять тот же ритуал, что делает каждый человек, придя в общественное заведение, чтобы выпить, поесть или же снять стресс любыми другими известными методами. Алкогольная карта бара была больше похожа на карту сокровищ, во всех смыслах – такая же обширная, непонятная, содержащая много загадок (в названии коктейлей уж точно), а также способная привести неосторожного авантюриста к большим неприятностям.

– Кто что будет? – ненавязчиво поинтересовался Айсберг, просматривая раздел меню с выделяющийся яркой красной надписью «АКЦИЯ». – Уж очень меня заинтересовало его предложение с гиннесом. Раньше я не был особенно любитель пива, но вот сейчас, мне кажется, что всё изменится.

– Я буду ром, – определился Громов. – Пора в жизни что-то менять. Знаешь что, Моисей, я тоже так считаю. Я сменил работу, пора сменить и предпочитаемые напитки. Глядишь, и жизнь тогда по-другому пойдёт, кто знает.

– Тогда я буду текилу, – вмешался в обсуждение Ким, – всегда хотел попробовать что-нибудь экзотичное. К сожалению, самой экзотичной вещью, которую я попробовал из алкоголя, был кумыс, который я распивал на в полях, на широких просторах нашей необъятной планеты.

– Прости за нескромный вопрос, – Вульф неловко посмотрел на Кима, – но вот ты сейчас заговорил про кумыс, и тут у меня совершенно случайно назрел вопрос… Ты же знаешь, мы заметили, что ты отличаешь от нас, – Вульф кивнул на Громова и Айсберга, поэтому, я бы хотел тебя спросить о том…

– Что? Не понял, – недовольно заворчал Ким. – Ты что, после моего разговора о кумысе подумал, что я, наверное, казах? Так вот ты ошибся, выкуси.

– А, да нет, – отмахнулся Сергей Анатольевич, – кому какое дело, кто ты по национальности. Главное, чтобы человек был порядочный, ну и раз ты заказываешь текилу, я полагаю, так оно и есть. Просто ты говоришь такими литературными выражениями. Я вообще хотел тебя спросить о том, как ты себя чувствуешь, занимаясь ненастоящей наукой. Имею в виду, что мы, – физик снова кивнул в сторону остальных товарищей, – настоящие учёные. Делаем там всякие исследования, вычисления, и прочую научную лабуду, а ты всего лишь книжки читаешь. Только без обид. И раз уж ты поднял тему, второй вопрос, кто ты всё-таки по национальности?

– Никаких обид, – спокойно ответил Ким. – Начну с первого вопроса. Литература, даже в школе – серьёзная наука, которая заставляет людей думать не меньше, чем физика или математика, и уж точно больше, чем биология. Недостаточно прочитать книгу, нужно понять ещё, о чём она. Именно этому и учит мой предмет. А насчёт исследований, хочу сказать, что это на самом деле очень интересно. Это не просто читать книжки, в поисках автографа автора, а ещё изучать его биографию и всякие прочие мелочи жизни, в том числе скелеты в шкафу. Вот так в детстве тебе читают сказку, и ты не задумываешься об авторе и его взглядах, а просто слушаешь очередную интересную историю, которую тебе читают родители. А потом выясняется, что автор был оголтелый коммунист, и первоначальный посыл, который несёт сказка, предназначен совсем не детям, а родителям, которые её будут читать. Ибо дети не читают сказки на ночь, сказки читают взрослые детям.

– Это очень впечатляюще, – удовлетворённо кивнул Вульф, – я почти поверил, что ты настоящий учёный. Без обид опять же. А что насчёт второго и третьего?

– А что за третий вопрос? Я не слышал, что бы вы что-то ещё спрашивали.

– Не спрашивали, – честно признался физик, – но хотели. Имя у тебя интересное, в честь кого назвали?

– Ах, это, – отмахнулся Ким. – Так в честь отца. Моего отца звали Ким Чен Ым. Точнее, ровно до того момента, как в паспортном столе не записали его полное имя во все три графы. Когда родился я – отступать было поздно, у нас всех в семье называют в честь отца. Хорошо, что убедили их, что отчество не склоняется. Жалко ту паспортистку… Надеюсь, она в тот день пришла пьяной на работу.

– Очень странные у тебя желания, – верно подметил Гром.

– А как иначе? Либо она пришла пьяной на работу, либо она страдает крайней степенью кретинизма. Лучше уж так, чем проблемы с развитием… А что касается национальности, я думаю, вы и сами уже поняли. Моя мать кореянка, мой отец кореец. Я то, понятное дело, русский.

– Интересно и экзотично, – удивился Айсберг. – А из какой Кореи, Северной или Южной?

– Не знаю, – пожал плечами филолог, – родители никогда не говорили на эту тему, да и для меня это одна страна, один народ, просто разделённый по совершенной случайности. К тому же, сейчас Россия является моей родиной, здесь я родился, вырос, я полюбил её и её литературу. Кому какое дело до моей национальности?

– Вот-вот, я полностью согласен с тобой, – биолог энергично закивал в ответ, – я точно также говорил на собеседовании в соседней школе. Видите ли, директору не понравилось моё имя.

– Может быть ей не понравилось, что ты еврей? – аккуратно спросил Вульф.

– Так и есть. Сразу почуял подвох, поэтому, сказал ей, что я – безродный космополит, который готов работать на благо общества. В ответ она лишь что-то пробурчала, дескать, такие как я, развалили страну и всё остальное в таком же духе.

– Наверное, она имела в виду безработных коспомолитов, – предположил Вульф.

– Не думаю. А потом ещё в конце она мне предъявила, что такой как я виновен в гибели Титаника!

– Айсберг, что ли?

– Да нет, еврей, который не заметил эту глыбу льда! В итоге, я пошёл устраиваться в нашу школу. В результате, мы сейчас сидим здесь с вами.

– Вообще неадекватная тётка, – негодуя, влез в разговор Громов. – Пришёл я, значится к ней, так мол и так, Громов я, возьмите на работу, я математик хороший, заграницей был, степень научная есть, студентов для поступления в Оксфорд обучал. Да просто кладезь, а не педагог.

– Нескромно, – прокомментировал Ким.

– Зато, правда.

Громов прокашлялся и продолжил.

– Спрашивает меня, как к вам обращаться. Я и отвечаю, что обращаться ко мне можно доктор Громов, привык, что заграницей так обращаются. Она лицом скривилась, но оценив список моих достижений, согласилась на такую услугу. И вроде мы с ней всё так хорошо обговорили, согласились на заработную плату, она у меня попросила трудовую книжку и тут же переменилась в лице.

– Такая же история, – кивнул головой Сергей Анатольевич в знак солидарности.

– Так вот, – вернулся к рассказу математик, – держит в руках мою трудовую, а сама покраснела, губы стиснула, смотрит на меня с неприкрытой ненавистью. И между делом произносит «У меня отец вообще-то герой войны». Я в недоумении про какую войну она ведёт речь. Решил уточнить. Спрашиваю «В первую или вторую?». Она ещё больше раскраснелась, давай кричать на меня «Нонсенс! Сколько вы думаете мне лет?!». Я и думаю, что для второй Чеченской она была бы слишком молода, учитывая, что выглядит, как старуха. Ну, а если первая Чеченская, то ещё можно объяснить совокупностью плохой экологии и генетической предрасположенности. Сказал ей в итоге, что соболезную, и считаю, что отец её воевал за зря, из-за неумелого руководства и глупых амбиций грёбаных политиков.

– Стоп-стоп-стоп, – прервал Громова Ким? – почему ты сразу про Чеченские войны подумал? Очевидно же, что речь шла про Вторую Мировую. Хотя, она, конечно, действительно старовата, может и про первую. Но всё же, совершенно другой временной промежуток.

– Не надо, пожалуйста, меня грузить всеми этими историческими фактами, терпеть не могу, когда люди обсуждают историю. Никогда ей не интересовался, что в школе, что в универе прогуливал занятия, лишь бы не слышать эту нудную тягомотину. Наверное, это всё от преподавателя зависит, ещё в школе отбили тягу к этому предмету. Надеюсь, я буду не таким скучным учителем.

– Дружище, – аккуратно начал Вульф, – это не то, чтобы история. Это… Вторая Мировая, о ней все знают!

– А вот представь себе, я нет, – отрезал математик.

– Хорошо, мы тебя услышали, – переглянувшись, согласились друзья. – Имя у тебя интересно, кстати. Немецкое?

– Так и есть, – подтвердил Адольф Иосифович, стукнув кулаком по ладони, – мой батя был чистокровным немцем. Помню в детства, как он пил пиво, словно мы были в Германии. Были мы не в Германии, а в России, и выпивал он в пивнушке неподалёку…

– Наверное, у тебя были непростые отношения с отцом, – догадался Моисей.

– Ты прав, – кивнул математик, положив руку товарищу на плечо. – Но уже в тринадцать лет я был сильнее его, поэтому, поднимать руку на меня он боялся. Помню, мама меня благодарила, когда я защищал её от него, спасибо, говорит, Адольф, ты моя надежда и опора. Признаюсь вам, ребята, именно в такие минуты я чувствовал себя сверхчеловеком.

– В школе тебя не дразнили? – полюбопытствовал Ким.

– Было немного, – признался здоровяк, – но это я только в началке был толстым, как я уже сказал, в тринадцать лет я уже был сильнее моего отца, потом все насмешки прекратились. Можно сказать, чуть ли не со школы меня доктором кличали.

– Вот оно что, – медленно произнёс Вульф, – я просто надеюсь, что ты серьёзно не рассчитываешь, что мы будем к тебе обращаться доктор. Если ты не заметил, тут все тоже кандидаты.

– Заметил, как не заметить. Учёный учёного видит издалека. Иногда это мешает… Но, вы ведь не PhD, – пожал плечами Громов.

– Но мы и не за бугром, – отразил выпад физик, – к тому же, если ты сомневаешься в наших философских навыках, поспрашивай любого, в чём смысл жизни, я думаю, у каждого найдётся свой собственный развёрнутый ответ.

– Да ладно, что вы, не надо, – махнул рукой доктор философских наук, – можете просто по фамилии. А можете звать по прозвищу – Гром.

– Везёт тебе, что у тебя от фамилии образуется такое классное прозвище, – вздохнул Вульф, – с моей фамилией ничего такого не выйдет.

– Да ладно тебе, – подбодрил приятеля Гром, – пройдёт время, и мы наверняка тебе тоже прозвище придумаем. К тому же, моё прозвище не от фамилии образовалась. У меня непереносимость лактозы, и вы ребята точно не захотите оказаться поблизости, когда начнёт буйствовать стихия.

– Ким, а что на счёт тебя? – сменил тему Вульф.

– Ким Чен Ым, – поправил Вульфа филолог, – терпеть не могу, когда называют меня уменьшительно-ласкательным именем.

– Точно, так что насчёт тебя? У тебя есть прозвище?

– Не знаю, – пожал плечами Ким Чен Ым, – за глаза меня называли психованный или сумасшедший, но эти люди, если честно, сами были не в адеквате, ходили вечно и шарахались от меня. Расисты одинаковы везде.

– Кроме России, – заметил Айсберг, – в России не было рабства. Здесь царит равноправие для ксенофобии, что не может не радовать.

– Именно поэтому моей сестре нравится фиолетовый цвет, – вставил свои пять копеек Сергей Анатольевич, – потому что на Земле нет людей такого цвета кожи. Но не сомневаюсь, что как только такие люди появятся, её любимый цвет тут же поменяется.

– Я был один раз фиолетовым, – между делом сказал Ким, – прыгал в озеро с обрыва и приземлился на живот.

Всех четверых передёрнуло.

– Да, это было больно, – вороша болезненные воспоминания, подтвердил филолог, – но зато с того момента я вынес полезный урок.

– Что не надо прыгать с трамплина в воду на живот? – уточнил Громов.

– Да. Зимой.

Учителей снова передёрнуло.

– В любом случае, если случайно как-то познакомишься с моей сестрой, не упоминай при ней эту ужасную историю. И ещё не проси её называть себя по полному имени. Никогда.

– Почему мы вообще должны с ней встречаться? – недоумённо спросил Ким. – Страховка у меня не закончилась, в ДТП я не попадал, не думаю, что мне каким-то образом придётся с ней пересекаться.

– А это не от вас зависит, – махнул рукой Сергей Анатольевич, – она всегда пробивает всех моих знакомых. Так что лучше придумай себе псевдоним.

– Я даже не знаю, – растерялся литератор, – что угодно?

– Только, что тебе нравится, она же не зверь какой. Кстати, Ким Чен Ым, друг мой, ты любишь собак?

– Ага, – активно закивал Ким, – кто же их не любит?

– Разумеется, Ким Чен Ым, ты любишь собак, как будто кто-то сомневался. Как тебе прозвище Тэнгу, а? Это японский лесной дух, название переводится как «Небесная собака». Конечно, прозвище придуманное, а не полученное, не так хорошо приклеивается, но уж лучше так, чем как у Грома.

Ким призадумался.

– А впрочем, неплохо. Всяко лучше, чем сумасшедший или психованный. И главное, короче!

– Отлично! – обрадовался Вульф. – Значит, на том и порешим. Простите меня, но я решил расставить все точки над «ё», прежде мы начнём пить. За это время может произойти всякое, я должен перестраховаться.

– А что? До меня она не будет докапываться? – спросил оскорблённый Айсберг.

– Да не, это уже антисемитизм будет, у них на работе с этим строго. Начальство, – физик перевёл взгляд наверх, – ненавидеть можно, но только за глаза.

– И раз мы всё выяснили, может, пойдем, закажем, – Гром потёр горло, – а то я чувствую себя неловко. Пришли в бар, а сидим, лясы точим, что о нас люди подумают?!

– Нельзя отказывать доктору в его уважительной просьбе, пойдёмте к стойке, ребята.

Оставив ненадолго своё место, друзья подошли к бармену.

– Хэй, Рыжий, мы определились с заказом, два джин-тоника мне. По отдельности – всё гадость редкостная, но вместе классная вещь!

– И бесполезная, – вмешался биолог, и принялся делиться своими знаниями, – в тонике содержится хинин, который рекомендуется для лечения похмелья. А зачем пить, если ты не планируешь утром мучиться с похмелья? Какой в этом толк? Похмелье – способ организма наказать владельца за нецелесообразную растрату денег.

– Да я и так с похмелья не болею, – махнул рукой Вульф. – Правда, сейчас хуже стало. Четыре года назад я как-то был на даче, перестилал крышу, и со второго этажа упал прямо на металлический штырь, торчащий из земли. Хорошо, сестра была неподалёку. В итоге, операция и удаление почки.

– Тебе вообще пить то можно с такими повреждениями? – недоумённо спросил Айсберг.

– Фигня, у меня ещё три осталось. Врачи лишь диву даются и завидуют. Даже предлагали купить лишнюю или пожертвовать. Но, лишних у меня и так нет. Для того, чтобы жить в России, трёх почек маловато! Стресс, кругом стресс! Вот четыре в самый раз. Я, если честно, даже диву даюсь, как вы с двумя то обходитесь?

– Бережно. Стараемся не падать со второго этажа на металлические штыри. Почки нам за это благодарны и позволяют пропустить по одной, второй, пятой и десятой. Что касается одной, второй… Это правда, что при заказе одного бокала гиннеса, а потом ещё и второго, третий в подарок?

– Так и есть, – подтвердил бармен, указывая пальцем на нарисованный на доске мелом рисунок, гласящий «1+1=3».

– Ага, хорошо, – биолог обдумывал предложение, – а вот этот третий бокал, это то же самое пиво, или подешевле.

– Нет, разумеется, то же самое, кто вообще так делает?

– Понятно, ясно, – снова закивал клиент, – а вот в подарок, значит, что я не должен платить деньги? Или просто по сниженной цене?

– Бесплатно, разумеется! К чему такое недоверие?

– Один раз я уже обжёгся, больше так не поступлю. Пришёл как-то в заведение отведать прекрасного стейка, тоже по акции. Заказал себе его, и попить, соответственно – два стакана колы по ноль двадцать пять. Принесли мне две бутылочки и два стакана. Подумал, вот тупые, зачем мне кола в бутылочке и стаканы. Перелил, выпил. Съел стейк. Немного суховатый, но за триста рублей мне он показался необычайно вкусным. Гарнир вдобавок. Прекрасно посидел, меньше четырёхсот рублей отдал – настроение было вообще просто на пике. А тут приносят мне счёт, и выясняется. Что стейк по акции – только стейк, без гарнира, надо было это уточнить, сказать, что заказываю по акции. Кола, которую мне принесли, стоит в три раза дороже, потому что из стеклянной, мать её бутылочки. А дело было летом, я очень хотел пить, поэтому заказал стразу два стакана. В итоге, вместо четырёхсот рублей, я заплатил в два раза больше. А если ещё посчитать, сколько лет жизни потратил мне этот стресс, то выйдет, что я вообще должен на них в суд подать.

– Трагичная история, – согласился Громов, – у меня один раз такое было. Пошёл я с коллегами отмечать в тандыр получение научного звания. Ясное дело, я проставляюсь. Специально выбрал место, где виски по акции продают. Заказал на всех виски, думал, всё, посидим сейчас нормально. Вот раньше пили виски с колой, и никто не жаловался, а тут у всех паника, дескать, сказали по новостям, что куча палёного виски, десяток жмуриков по всей стране, и давай нос воротить. Пришлось поить их коньяком, а самому давиться виски. Нет, я конечно против виски с колой ничего не имею, но только в качестве аперитива, а тут два десятка бокалов на столе, и никто их пить не хочет. Такого вреда мой организм никогда не получал.

– Ещё бы, двадцать бокалов, – усмехнулся Вульф.

– Вот-вот, – закивал Громов в знак согласия. – Я с тех пор на эту газировку смотреть не могу. Норма сахара превышена в десяток раз! А это нереально вредно для организма. Так можно и диабет получить, в худшем случае, вообще задница слипнется.

– Не слипнется, – серьёзно прокомментировал Айсберг, – а вот с сахаром действительно лучше поаккуратнее. Вы бы видели, как страдают люди с диабетом. Ты смотришь на них, и в глазах читаешь, как они готовы убить за что-нибудь сладкое, а тут ты стоишь напротив них с тройным шоколадным мороженым… Наверное, в этом причина, почему у меня не самые лучшие отношения с отцом.

– Поэтому мне ром, будьте так добры, – Гром прищурил глаза, примеряя тару, – в бокале. Не в стопках, которые жёстко ограничивают меня и загоняют в рамки, а в бокал, который я сам решать, когда опустошать.

– Вот, это выбор взрослого и независимого мужчины, – согласился Тэнгу. – А мне текилу. Всё равно как, доверюсь вашему выбору.

– Тогда я тоже хочу чего-нибудь специфичного. Раз Моисей сказал, что джин с тоником смысла нет пить, тогда я и не буду. Удиви меня, – обратился Вульф к бармену.

Рыжий зловеще улыбнулся.

– Одно мгновение, господа, сейчас всё будет готово. Можете вернуться пока к столику.

Друзья последовали совету.

– Вы заметили, как он странно улыбнулся? – испуганно спросил физик. – Я уже жалею, что отклонился от своего нормального заказа. И чего мне не пился этот джин с тоником? Неизвестно же чего он намешает в этот свой напиток! Я не хочу найти себя утром в ванне льда с вырезанной почкой. Я сам хотел продать её, если прижмёт, а так мне эти эксперименты могут очень дорого обойтись!

– Он определённо что-то задумал, – подтвердил опасения Вульфа Тэнгу. – Вообще ни в каком сервисе, кроме, пожалуй, пластической хирургии, нельзя доверять свой выбор местным «профессионалам». Однажды, по молодости, пришёл я в парикмахерскую, и так как мне хотелось новую стрижку, а старая мне уже порядком надоела, решил я, так сказать, обновить свой стиль. Говорю парикмахерше «на ваш вкус» за ценой, разумеется, дело не постоит. Ну и по традиции закрыл глаза, и принялся спать, чтобы скоротать время. Подвох заметил только тогда, когда непривычное действо начало совершаться с моими волосами, как будто, мусс какой-то наносят, или ещё что. Я то что, думаю, доверюсь профессионалу, продолжил спать. Но когда открыл глаза, на меня смотрел другой человек. То есть реально другой, как-то полиция проводила на рынке рейд против нелегалов и я там случайно оказался. Так вот, с этим новым образом не сошлась моя фотография в паспорте. В итоге меня забрали вместе ещё с тремя десятками китайцев. Это был не лучший день моей жизни… Поэтому, я пришёл к выводу, что лучше доверять своим вкусам – они не приведут тебя в обезьянник забитый китайцами. Если честно, подстригли меня неплохо. Причёска мне понравилась, правда, приходилось каждое утро укладывать её мусом. Но это не главное. Я для себя усвоил наверняка, рыжий цвет мне идёт, но, во-первых, куча шампуней для ухода за окрашенными волосами, а во-вторых, потом корни начинают пролезать и портят всё впечатление, а я не готов так часто ходить на покраску. Хоть в суши-барах встречали более радушно, за японца принимали.

– Твоя история действительно заставила меня побеспокоиться, – ужаснулся Вульф. – Может быть, он меня неправильно поймёт и вообще сделает мне молочный коктейль!

– Я не понял, ты что-то имеешь против молочных коктейлей? – удивлённо спросил Гром. – Ты должен радоваться, что у тебя есть возможность их пить. У меня вот нет…

– Разумеется, я радуюсь, – Сергей Анатольевич замотал головой, – я обожаю молочный коктейли. Но не фруктовые, только ванильные. А фруктовых вкусов так много: банановый, апельсиновый, клубничный… Кстати, я имею аллергию на клубнику.

– Да, я тоже, – кивнул Адольф Иосифович, – не совсем аллергию, просто неприязнь. Последний мой ученик отдавал мне плату за обучение клубникой. У его семейства, где стояла их дача, место какое-то проклятое было, так там кроме клубники ничего больше и не росло.

– Кстати, – Тэнгу постарался переключить поток откровений о прошлом на диалог по специальности, – как проходило обучение студентов в иностранные университеты? Признаюсь, я никогда вообще не слышал о том, что в нашем городе идёт подготовка студентов в Оксфорд!

– А, – Гром в знак траура склонил голову, – не слышал ты потому, что идёт довольно-таки очень плохо. За всё время – лишь два студента объявили желание поступить в этот английский университет. Ни один, правда, не поступил. По-английски ни один не бельмесы, но, в свою оправдание, хочу сказать, что математику они решили на твёрдую четвёрку и это – даже без знания языка. Не знаю, что они полагали за задание им предстоит, но найти решение, увидев только математическую формулу – заставляет меня гордиться моими студентами.

– Так что в итоге тебя привело в школу? – с любопытством спросил Тэнгу.

– Творческий кризис, – печально ответил математик. – Перельман раньше меня решил задачу, над которой я бился около двух недель! Это разочарование привело меня к депрессии, я начал заедать своё горе, в итоге, это привело меня к двадцати килограммам избыточного веса и полной творческой импотенции. Я начал работать со студентами, в надежде, что они смогут привнести мне вдохновение, которого так не хватало последнее время, но учитывая их столь малое количество на наш город, я решил найти другое место, которое сможет вдохнуть в научную карьеру новую жизнь.

– Как ты себе это представляешь? – недоумённо спросил Ким.

– Друг мой. Я уже и забыл, когда последний раз я не использовал логарифмы или дифференциалы при записи очередной формулы. Иногда очень полезно встряхнуть воспоминания. Освежить их, чтобы осознать, что и в простейшей математике куча нерешённых задач, которые так и жаждут первооткрывателя, способного простым (или не очень) языком объяснить, что все неразрешенные вопросы сразу встанут на свои места.

– А я ведь тоже пошёл из корыстных побуждений, – признался Вульф, попав на общую волну – я ведь тоже рассчитываю на то, что дети помогут мне совершить научно-технологический прорыв, и позволят мне стать учёной знаменитостью мирового масштаба.

– Тоже рассчитываешь на открытие века? – с любопытством спросил Ким.

– Нет, – замотал головой Вульф, – просто мне необходимо провести несколько процедур, за которые обычным рабочим придётся заплатить кучу денег. Я всё-таки верю в бескорыстность учеников, которые готовы работать ради научно-технического прогресса.

– Прямо чувствую, как среди нас присутствует эта бескорыстность молодых преподавателей, которые пришли в школу только потому, что считают преподавание своим признание.

Ким посмотрел на Айсберга.

– Не так ли, господин учитель биологии?

– Не смотрите так на меня, – из-за своего роста, биолог смотрел на коллег сверху-вниз, – я действительно пошёл устраиваться в школу лишь по той причине, что считаю, что смогу поделиться с детьми той частицей знаний, которую я приобрёл за свою, может быть непродолжительную, но очень насыщенную карьеру.

– Да не, я серьёзно, – расхохотался Тэнгу. – Зачем ты пошёл в школу? Ты, конечно, можешь рассказывать пятидесятилетним учительницам, что пошёл в школу, чтобы привнести знания в светлые головы детей, но нам-то ты можешь сказать.

– Ещё раз повторяю, – ответил Моисей, демонстративно нахмурившись, – в школу я пошёл, чтобы учить детей. Точка.

Тэнгу непонимающе пожал плечами.

Не хочешь говорить – не надо, потом скажешь, когда созреешь.

На стол прилетела смятая белая салфетка, означающая, что заказ готов.

– Ваши напитки, господа, – отчитался Рыжий, после того, как привлек к себе внимание. – Три бокала пива, прошу. Бокал рома. И ещё один, так. Теперь перейдём к этой половине стола. Прошу. Текила с солью и лаймом, три стопки…

– За соль и лайм я доплачивать не буду, – грозно обозначил свою позицию Тэнгу. – Мне уже ребята всё рассказали про ненасытных капиталистов, которые готовы на что угодно, лишь бы собрать ещё по три копейки с и так ободранных посетителей.

Рыжий пожал плечами, и с недовольным выражением лица что-то перечеркнул в своём блокноте.

– А тебе, мой друг, коктейль, по моему секретному рецепту.

– Я думал, ты понял, что я пришёл сюда, чтобы выпить, – запричитал Вульф. – И насколько я могу судить, это не кумыс.

Физик взял стакан и поднёс его к носу, сделал глубокий вдох и тут же закашлялся.

– Пахнет бензином, – наконец переведя дыхание, подметил он. – Я надеюсь, высокооктановый, ты же не жалел своих запасов для друга?

– Не бензин, – обиженно ответил Рыжий, – а алкогольный молочный коктейль.

– Так и знал. Но никогда не слышал о таком, – пожал плечами Сергей Анатольевич.

– Да, я тоже, – почесал затылок бармен. – Вообще, я его придумал сам, и это первый раз, когда я его делаю.

– И я буду первый, кто его попробует? – расчувствовался Вульф.

– Надеюсь, не последний, – заметил Гром, помешиваю трубочкой в бокале с ромом.

– Я тоже надеюсь, – согласился Рыжий.

– Интересный напиток, – Айсберг принялся рассматривать бокал с коктейлем. – Я смотрю, здесь в основном молоко?

– Молоко там тоже есть, – уклончиво отметил бармен. – В любом случае, хорошо вам посидеть. Вульф, у меня к тебе просьба, опиши потом все свои ощущения от выпитого напитка. Если будешь записывать, я сделаю тебе второй коктейль за счёт заведения. После него тоже всё запиши. Вот, – Рыжий протянул Вульфу карандаш и листок бумаги. – Рассчитываю на тебя, приятель. Надеюсь, моя научная работа, как и ваши, будет успешной.

– А кем он работает? – решил уточнить Айсберг, после того, как Рыжий вернулся за стойку. – Я думал он просто бармен.

– Он действительно бармен – пожал плечами Вульф, – и он определённо не связан с наркотиками и их распространением.

– Это ты сейчас так друга выгораживаешь? – решил уточнить Тэнгу.

– Не совсем, просто год назад в бар вломился отряд госнаркоконтроля и принялся досматривать клиентов и сотрудников. У предыдущего бармена нашли несколько грамм белого порошка, а Рыжий после этого получил его место. Потом, правда, выяснилось, что это были совсем не наркотики, а стрептоцид, которым он пытался лечить язвочки на своём члене, но всё равно, осадочек остался.

– Печально, – вздохнул Громов, – выходит, единственным местом, где пока что можно достать хоть какие-то галлюциногены будет школа.

– Больше нет, – отрицательно покачал головой физик, – я поговорил с охранником, он обещал, что избавится от всех своих запасов, и больше не будет торговать наркотиками в школе.

– Наш охранник торгует наркотиками в школе? Возмутительно! Я думал у нас полностью бесплатное среднее образование в стране, а тут приходится доплачиваться за дополнительные услуги! Но я не об этом вёл речь. Айсберг, ты же планируешь открывать небольшой уголок живой природы в классе биологии?

– Ну… Вероятно.

– Чудесно. Ты был в джунглях реки Амазонка, должен знать местную флору и фауну. Есть там какие-нибудь галлюциногенные растения, которые вот немножко съел, и чтобы сразу приход?

– Есть, конечно… – уклончиво протянул Моисей, – но привозить их сюда я точно не буду. За этими тропическими растениями очень трудно ухаживать, просто-напросто не приживутся. Да и дети могут съесть. Зато там есть жабы, если лизнуть которых, можно улететь в далёкий-далёкий трип. И дети не будут жаб лизать. Наверное. Здесь вот в чём беда. Если кто-то её лизнёт, начнутся серьёзные проблемы, дескать, почему не оповестили учеников о том, что так делать нельзя, нельзя лизать токсичных тропических животных. Если же всех предупредить об этом… У нас половина школы будем с глюками ходить. Или лежать. А мне разгребать потом.

– Ладно-ладно, я услышал тебе. Но ты всё равно подумай.

Вульф ударил рукой по столу, так, что бокалы подпрыгнули.

– Ну что, ребят, выпьем уже? А то мы до утра сидеть будем языком трепаться. Нет, мы и так будем сидеть до утра и трепаться, но на хмельную голову. Поэтому, предлагаю поднять свою посуду и огласить тост.

– Солидарен, – оживлённо закивал головой Тэнгу, откладывая в сторону лайм и стряхивая с края стопки соль.

– Подожди-подожди, что ты делаешь? – недоумённо поинтересовался Айсберг, увидев такое расточительство. – Зачем ты стряхиваешь соль и убираешь лайм? Они же бесплатные! Покупая текилу, рассчитывай на то, что тебе её принесут вместе с лаймом и с лимоном – её так пьют, сначала слизывают с рюмки соль, а потом закусывают долькой лайма.

– Я слышал и про другой способ, – добавил Гром, – ты можешь снюхать соль, а лайм закапать в глаза. Тоже эффектно, невероятно бодрит!

– Я, наверное, всё-таки выберу первый вариант, – решился Тэнгу.

– Как знаешь, – слегка обиженно проворчал математик, – ну что, будем?

– Ещё нет, сначала тост.

Вульф привстал, держа в руке бокал с легко воспламеняемой жидкостью.

– Дорогие коллеги, – начал Сергей Анатольевич, – я очень рад, что мне доведётся работать с такими образованными и порядочными людьми. Я понимаю, что работа в школе это новый этап в жизни каждого из нас. У всех нас своя история, но в итоге судьба свела нас здесь вместе. Уверен, что это не спроста, и эта встреча – начало чего-то большго и вечного, под названием дружба. Ура!

– У-р-ра! – в зале раздался стук стеклянных бокалов и рюмок.

– Хорошо пошёл, – прокомментировал Громов, смакуя глоток, – Тэнгу, а у тебя как?

– Мерзко, – честно ответил филолог, морщась от напитка, – даже подходящего сравнения нет. Но чтобы вы поняли мои ощущения, практически так же неприятно, как жевать кактус. Был у меня по молодости и по глупости, случай в университете. Поспорил, что смогу организовать зачёт у нашей преподавательницы по философии для всех студентов нашего потока. Валентина Дмитриевна хоть и была дама в возрасте, четвёртый десяток был близок к завершению, но выглядел она на все сто. Точнее, на все тридцать пять. Тем не менее, характер у неё был скверный, не жената, не замужем, детей нет, отношений тоже. Зато была кошка и кактус. Но от кошки было слишком мало любви, а кактус вообще не любил ласки, поэтому, всю свою ненависть она вымещала на нас – студентах. Валила всех, кого могла, находила тему, в которой ты плохо разбирался, и начала топить, топить… У меня такой темой была философия Гегеля. Редкостная непонятная херня, в которой сам чёрт ногу сломит. У остальных дела были ещё хуже. Поэтому, в шутку, я предложил, что смогу сделать так, что никого валить не будут, а всем поставят зачёт. Но ситуация была настолько безнадёжна, что ребята согласились и пообещали мне по тысячной бумажке каждый. Тут, каюсь, на меня напал грех – жадность, и я согласился. Все знали, что если я дал слово, я его выполню, никто ничего учить не стал. Как я говорил ранее, подход к Валентине Дмитриевне был очевиден, поэтому, я и решил пойти этим путём. У нас на тот момент у девчонки из общаги кошка окотилась, я взял одного и пошёл на кафедру к Валентине Дмитриевне. Я знал, куда наносить удар, поэтому, как только достал этот пушистый комочек, сорокасемилетняя тётка превратилась в молоденькую девочку. Первый шаг был выполнен мы, сидели, разговаривали, пили чай, она игралась с котёнком, в общем, налаживали контакт. В итоге она оказалась очень интересным и понимающим человеком, и согласилась, что валить никого всё-таки не стоит, но зачёт просто так никому не поставит. Впрочем, даже за это мне бы каждый честно отдал по пятьсот рублей.

– Серьёзный ты бизнесмен, – похвалил Тэнгу Адольф Иосифович, – на что потратил сумму? Добавил, да машину свою купил?

– А я не говорил, что получил деньги.

– Возмутительно! – вмешался Айсберг. – Типичные торгово-рыночные отношения, когда одна из сторон обманывает другую!

– Каюсь, тут я согрешил второй раз. Я же пообещал ребятам, что со всем разберусь, для меня это было делом принципа. Я решил продолжить налаживать отношения. После занятий приходил к ней на кафедру попить чайку, потом мы вместе ходили в театр, ну а в конечном итоге, оказались друг с другом в постели.

Учителя присвистнули.

– Ага, – кивнул Тэнгу, дожёвывая корочку лайма, – если честно, я сам не знаю, как такое произошло, но произошло, и я об этом совершенно не жалел. В теле сорокасемилетней преподавательницы философии скрывалась молодая гурия-кудесница. То, что она вытворяла можно записывать в лучшие индийские бестселлеры – хоть в Махабхарату, хоть в Камасутру. Она мне рассказывала про свои голландские корни, что я даже между делом думал, что всему, что она знает, Валя научилась в голландском борделе, употребляя наркотики и размышляя о смысле жизни. Основания так считать у меня были весомые, потому что те вещи, которые я увидел с ней, я видел только в одном художественном фильме про голландских проституток, больше нигде в жизни. Так или иначе, Валя сказала, что если я хочу, чтобы между нами всё продолжалась, я должен хранить случившееся в тайне. Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛ! Поэтому, не смел никому ничего рассказывать. Просить её больше тоже не хотел. В итоге никто кроме меня и ещё нескольких студентов зачёт не сдал. В наказание, коллегиальным судом был вынесен вердикт – я должен был съесть её любимый кактус. Мне предложили на выбор – либо кактус, либо кошку, я всё-таки решил выбрать кактус. Эта сволочь заколебала меня колоть каждый раз, когда я пытался его полить. Объяснив Валентине Дмитриевне всю ситуацию, она с лёгкостью мне его отдала, ведь в её сердце появился я. В итоге, пришлось съесть любимый кактус любимого преподавателя философии. Так вот, к чему я это. Есть кактус было очень мерзко и неприятно, с текилой то же самое.

– Между прочим, текила – это водка из агавы, – пояснил биолог.

– Странно, а на вкус, как кактус – пожал плечами Тэнгу.

– Так ты продолжаешь свои отношения с этой женщиной?

– Нет. Она уехала жить в Голландию. Звала и меня с собой, но мои сердца и душа навсегда привязаны к России. Как известно, это проклятие так просто не снимается.

– Соболезную, – поднял бокал Айсберг. – Вульф, а у тебя напиток как?

– Если честно, именно сейчас я завидую, что я не литератор, как Тэнгу. Мне слов не хватает, чтобы передать всю ту гамму эмоций, которые я испытываю. Но я попробую. Несмотря на тот факт, что этот сомнительный коктейль пахнет, как бензин, выглядит, как бензин с молоком, на вкус он как бензин, в который добавили пуд табака. Я его пью, мне мерзко, но я не могу остановиться. Рыжий действительно гений. Осталось просто ещё раз позвонить своей сестре, чтобы она напрягла свои связи в госнаркоконтроле и порасспрашивала их про рейд в этом баре. У меня всё-таки появились некоторые сомнения по поводу кристальной честности нашего бармена.

– М-да, дела, – задумчиво выдал Айсберг, глядя в бокал Вульфа, – мне, в отличие от вас, просто нвероятно повезло с заказом. Возможно, это благословение, которое снизошло на меня после прошлого лета. Я знал, что заслужил это. Пиво – просто невероятное! Вот эти два бокала, конечно, вкусны, но когда я делаю глоток из этого…

Моисей демонстративно пригубил.

– Как будто божья благодать вливается в меня. Амброзия! А бармен ещё говорил, что разливают из одного места!

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Сергей Анатольевич, – оно и понятно, почему тебе третий бокал больше нравится. Гиннес, конечно, не плох, но так его превозносить.

Вульф сделал глоток из первых двух бокалов.

– М-м, действительно неплохо. Но третий абсолютно такой…

Физик пригубил пиво из третьего бокала и тут же прервал свою речь. Глаза его медленно закрылись, а мышцы на лице расслабились.

– Что!? Неужели настолько большая разница?

Гром нетерпеливо отпил из каждого бокала.

– Да пиво как пиво, ничего особенного. Чего вы сразу рожу начали кривить то?

Тэнгу, почувствовавший себя обделенным, тоже непромедлительно сделал глоток из каждого бокала.

– Все эпитеты и метафоры были использованы совершенно не к месту. Просто неплохое пиво, не более того.

– Здорово, теперь каждый из нас присутствующих обслюнявил мой бокал, это не может не радовать. А всё ради чего! Чтобы доказать, что у вас такой же изысканный вкус, как у нас с Вульфом! Хорошо, что есть ещё кто-то, кто может оценить этот напиток богов… Вульф?

Физик сидел, не шелохнувшись, всё также, с расслабленным выражением лица.

– Э-э-э, не думаю, что так и должно быть. Здесь есть врач? Кто-нибудь…?

– Успокойтесь, – бармен появился внезапно за спиной у Айсберга, – ничего страшного не произошло. Но похоже на то, что он пил другой алкоголь?

– Да, пиво, – подтвердил биолог.

– Нельзя так, – недовольно покачал головой Рыжий, – одна из особенностей этого коктейля, что он как любимая женщина.

– Одна на всю жизнь? – уточнил Тэнгу.

– Господи упаси! – перекрестился бармен. – Просто весь мозг вынесет, если заметит, что ты бросил взгляд на что-то другое. Ничего, в любой момент сейчас должен отойти.

Не успел Рыжий закончить мысль, как Вульф начал потихоньку оживать. Сначала заморгал его левый глаз, затем задергался правый уголок рта, а затем физик вновь вернул себе контроль над телом.

– Говорил же, – произнёс Рыжий, и победоносно удалился за барную стойку.

– Похоже, я задумался, – отстранённо заявил Сергей Анатольевич, – на чём мы остановились?

Айсберг постарался аккуратно ответить:

– Ты оценивал вкус пива в бокалах…

– Правда? Совершенно не помню такого? Наверное, не распробовал. Нужно повторить…

– Нет-нет-нет-нет-нет, – друзья синхронно выхватили бокал из рук Сергея Анатольевича, – не очень пиво, не очень.

– Хэй! – недовольно прокричал Рыжий из-за стойки.

Громов тайком кивнул на Вульфа, бармен понял всё без слов и вернулся изображать бурную деятельность.