Убийства в стиле action Джеймс Питер

53

Октябрь 2007 года

Содрогаясь от ужаса, Эбби смотрела на кравшуюся тень, слышала скрип кроссовок по сверкающим доскам пола в холле и шорох бумаги.

Наконец возник Рики.

Встал в дверях, небрежно прислонившись к косяку, в расстегнутой кожаной куртке мотоциклиста поверх грязной белой футболки. Трехдневная щетина, сальные волосы, голова как бы приплюснута шлемом. Совсем не такой, каким она его видела в последний раз. Не отдыхающий пижон, а загнанный зверь. Всего за пару месяцев постарел, исхудал, лицо осунулось, веки покраснели, под глазами отвисли мешки. От него шел дурной кислый запах.

Господи, как он мог ей когда-то нравиться?

Рики улыбнулся, словно прочитав ее мысли.

Но не той улыбкой, которая хорошо ей знакома. Как будто надел маску с улыбкой. Она бросила взгляд на часы у него на руке. 10:50. Почти четыре часа провела в бессознательном состоянии?

Увидела почтовый конверт. Он высоко его поднял, перевернул, высыпал содержимое на пол – пятничные выпуски «Таймс» и «Гардиан».

– Рад снова тебя видеть, Эбби.

Она попыталась заговорить, попросить, чтобы он ее развязал, но из горла вырывалось лишь глухое мычание.

– Хорошо, что ты тоже рада. Меня слегка заинтересовало, зачем отправлять кому-то старые газеты? – Он взглянул на адрес. – Некой Лоре Джексон. Родмелл, Стейбл-Коттеджс, шесть. Твоя старая подруга? Для чего ей газеты? На мой взгляд, никакого смысла. Конечно, может быть, я чего-то не знаю. Чего-то не понял. Может, в Родмелл газеты не доставляют?

Эбби только глаза таращила.

Рики разорвал конверт пополам. Полетели клочки. Он старательно изорвал каждый. Закончив, встряхнул головой, бросил на пол последний обрывок.

– Прочитал обе газеты. Так и не обнаружил разгадки. Впрочем, фактически это сейчас не имеет значения, правда?

Он пристально смотрел ей в глаза, улыбался, довольный собой.

Она быстро соображала. Известно, чего ему надо. Известно, что для достижения цели он должен позволить ей заговорить. Эбби подхлестывала окаменевшие мозги, думая, думая, думая. Ничего не придумала.

Он исчез на минуту, вернулся с ее синим большим чемоданом, бросил в дверях на пол на самом виду, встал на колени, расстегнул «молнию», поднял крышку, оглядел содержимое.

– Прекрасно уложено. Аккуратно. Видно, жизнь тебя хорошо научила старательно укладывать вещи и удирать, – добавил он язвительным тоном.

На нее вновь взглянули серые глаза. В которых она увидела то, чего никогда раньше не видела. Нечто новое. Тьма. Настоящая тьма. Как будто душа его умерла.

Он начал распаковывать чемодан, вынимать вещи одну за другой. Сначала теплый вязаный джемпер, лежавший поверх косметички и сумочки с туалетными принадлежностями. Неторопливо развернул, тщательно осмотрел, вывернул наизнанку, удовлетворился, бросил за спину через плечо.

Страшно хочется писать. Но Эбби твердо решила перед ним не позориться. Не показывать страха и слабости. Не доставлять ему удовольствия. Поэтому держалась, наблюдая за ним.

Он не спешил, действуя с невероятной, смертельной медлительностью. Можно подумать, догадывался о ее неотложной нужде.

По его часам было видно, что он возился почти двадцать минут, прежде чем вытащил из чемодана последнюю вещь – дорожный фен, со стуком полетевший по коридору.

Эбби время от времени пыталась пошевелиться. Ничего не выходило. Совсем ничего. Адски болели запястья и щиколотки, ягодицы онемели – сдерживая позывы, приходится сжимать колени.

Не сказав ни единого слова, Рики отшвырнул чемодан, пошел по коридору. Эбби умирала от жажды, но это ее беспокоило меньше всего. Надо освободиться. Но как?

Удалось помочиться, путы не помешали. После этого стало получше. Сил нет, в голове пульсирует боль, однако теперь ясней думается.

Если вынудить Рики сорвать пластырь хотя бы со рта, можно было бы поговорить, постараться его урезонить.

Даже, может быть, заключить сделку.

Он деловой человек.

Вопрос в том, сильно ли он обозлился.

Рики вернулся со стаканом виски в одной руке, с сигаретой в другой. Сладкие ароматные запахи терзали ее. Почти все отдала бы за одну затяжку. И за глоток любой жидкости.

Он поболтал стакан, гремя ледяными кубиками, раздул ноздри, шагнул вперед мимо нее. Что-то звякнуло, в унитаз хлынула вода, ее обдало холодными брызгами.

– Грязная корова. Надо воду за собой спускать. А ты, видно, других людей спускаешь в сортир. – Рики стряхнул пепел на пол. – Неплохая берлога. С улицы хуже выглядит. – Он помолчал, задумался. – Впрочем, как посмотреть, думаю, мой фургон отсюда тоже не особенно эффектный.

Эбби вздрогнула, как от укола. Фургон. Старый белый фургон? Тот, что не на ходу? Неужели она так глупа, что даже не подумала?

Она бросила на Рики умоляющий взгляд. В его глазах мелькнула насмешка. Он хлебнул виски, докурил сигарету, бросил, растоптал на полу.

– Ладно, давай немножечко поболтаем. Очень просто. Я буду задавать вопросы, а ты скосишь глаза направо, если «да», и налево, если «нет». Поняла?

Эбби хотела тряхнуть головой и не смогла. Можно только чуть-чуть поворачивать влево и вправо.

– Нет, не все поняла. Я сказал, двигать глазами, а не головой. Подтверди теперь, что поняла.

После секундного колебания она взглянула вправо.

– Хорошая девочка, – похвалил он ее, как щенка. – Очень славная девочка!

Поставил стакан на пол, вытащил другую сигарету, зажал в зубах. Снова подхватил стакан, встряхнул кубики льда.

– Хорошее виски. Чистый солод. Дорогое. Да, по-моему, деньги для тебя не проблема, правда?

Присел, глядя ей прямо в глаза, продвигаясь вперед, пока не оказался в нескольких дюймах.

– А? Нет проблем с деньгами?

Эбби твердо смотрела вперед, дрожа от холода.

Рики затянулся, пустил дым ей в лицо. Глаза защипало.

– Так как насчет денег? Никаких проблем? – Поднялся. – Дело в том, дорогуша, что о твоем возвращении мало кому известно. Очень немногим. Значит, тебя не хватятся. Искать никто не станет. – Он хлебнул еще виски. – Симпатичная душевая кабина. Ты не останавливаешься перед расходами. Надеюсь, она тебе нравится. Что же, я человек откровенный и честный. – Снова погремел кубиками в стакане, глядя в него, и она на секунду подумала, что он действительно собирается предложить сделку. – Вот какое у меня предложение. Либо я тебе делаю больно, пока все не отдашь. Либо ты мне все отдашь просто так. – Он опять улыбнулся. – Поразительно, до чего ты безмозглая.

Медленно, лениво затянулся, как бы с наслаждением понимая, что ей тоже хочется. Склонил набок голову, пустил кольцо дыма.

– Вот что я сделаю. Оставлю тебя тут поспать. – И захлопнул дверь.

54

Октябрь 2007 года

Рой Грейс сидел на рабочем месте в первой комнате отдела тяжких преступлений, лелея маму, папу, брата, сестру, дядю, внука, двоюродных и троюродных братьев и сестер любого на свете похмелья. Во рту как на дне клетки с попугаями, зубы пилит циркулярная пила, голову пронзает стальное копье.

Единственное утешение в том, что сидящий напротив Гленн Брэнсон чувствует себя точно так же. Что на них нашло вчера вечером, черт побери?

Отправились в «Черный лев» опрокинуть по рюмке, потому что Гленн хотел поговорить о своей семейной жизни. И вышли оттуда, шатаясь, около полуночи, выпив бог знает сколько виски, пива и прочего. Даже думать не хочется. Смутно помнится дорога домой в такси, по-прежнему вместе с Гленном, которого жена предупредила, что не желает видеть его в таком состоянии.

Дома выпили еще виски. Гленн принялся перебирать компакт-диски, как всегда критикуя музыкальные вкусы друга.

Не исчез он и утром, переночевав в свободной комнате, проснувшись со стонами от головной боли и уведомлением, что серьезно подумывает вообще покончить со всем.

«8:30, вторник, 23 октября», – прочитал Грейс в блокноте.

Перед ним рядом с дымящейся кружкой кофе лежали протоколы и собственные заметки, отпечатанные полтора часа назад его заместительницей по организационным вопросам. Он наглотался парацетамола, который не помогал, жевал мятную жвачку, чтобы заглушить перегар. И теперь раздумывал, что будет полезно попозже пройтись пешком за машиной, которую вчера оставил у паба.

Потеря самоконтроля при выпивке начинает серьезно его беспокоить. То, что Клио пьет как рыба, нисколько не утешает – иногда кажется, это ей помогает справляться со своей кошмарной работой. Сэнди порой с удовольствием выпивала по выходным пару бокалов вина или в жаркие вечера пива. Клио пьет вино каждый вечер, когда не дежурит, и не по бокалу. После стаканчика-другого виски они нередко осушают бутылку, а то и вторую.

Во время недавнего медосмотра врач спросил, сколько промилле алкоголя он принимает в неделю. Грейс ответил – семнадцать, уверенно считая двадцать безопасным для мужчины пределом. Врач нахмурился и предложил сократить до пятнадцати. Позже, произведя быстрый подсчет по программе, найденной в Интернете, Грейс установил, что его еженедельная доза составляет около сорока двух промилле. Благодаря прошлому вечеру показатель на этой неделе удвоится. Он мысленно поклялся никогда больше не прикасаться к спиртному.

Сидящая напротив Белла Мой с утра пораньше набивает рот конфетами. Хотя обычно никого не угощает, подтолкнула к нему коробку.

– По-моему, тебе нужна ударная доза сахара, Рой, – объявила она.

– Заметно?

– В хорошей компании был?

Он бросил взгляд на Гленна:

– Хотелось бы.

Выплюнул жевательную резинку, съел конфетку, потом еще три. Лучше не стало. Хлебнул кофе, снова сунул в рот жвачку.

– Выпей кока-колы, – посоветовала Белла. – Настоящей, не диетической. При похмелье хорошо помогает. И жареное мясо на завтрак.

– Вот что говорит голос опыта, – вставил Норман Поттинг.

– Я совсем незнакома с похмельем, – презрительно фыркнула Белла.

– Добродетельная дева, – буркнул Поттинг.

– Хватит, Норман, – приказал Грейс, улыбнувшись Белле, пока та глубже не заглотнула наживку, и вернулся к насущной задаче, читая раздобытые Норманом Поттингом сведения, оглашенные на предыдущем вечернем инструктаже. Итак, Ронни, муж Джоанны Уилсон, погиб 11 сентября 2001 года во Всемирном торговом центре. Дочитав, взглянул на Поттинга: – Хорошо поработал.

Сержант равнодушно хмыкнул, хотя был явно доволен собой.

– Что нам известно о Джоанне Уилсон? Можно поговорить с какими-нибудь родственниками?

– Пока над этим работаю, – сообщил Поттинг. – Установил, что родители умерли. Сестер и братьев нет. Ищу другую родню.

Грейс бросил взгляд на свою заместительницу Лиззи Мантл.

– Хорошо. В отсутствие ближайших родственников сосредоточимся на опросе друзей и знакомых. Этим займутся Норман с Гленном. Белла, свяжись с ФБР через американское посольство в Лондоне, узнай, не осталось ли данных о въезде Джоанны Уилсон в США в девяностых годах. Если она там собиралась работать, должна была получить визу. Попроси проверить архивы, базы данных, поискать подтверждения, что она там жила в тот период.

– У нас есть свой человек в посольстве? – уточнила Лиззи.

– Есть. Я знаком с Брэдом Гарретом из офиса атташе по юридическим вопросам. Он тебе любую помощь окажет. Если возникнут проблемы, у меня еще два приятеля в окружной прокуратуре Нью-Йорка. Собственно, может, разумнее сразу к ним обратиться. Обойти кое-какие препоны. Конечно, когда понадобятся официальные свидетельства, придется действовать по законным каналам. – Он немного подумал. – Предоставьте мне Брэда. Позвоню ему, и будем с ним держать связь. – Потом Грейс перешел к констеблю Николлу: – Ник, ищи Ронни Уилсона по всей стране. Смотри, есть ли что-нибудь на него за границей.

Молодой констебль кивнул, как всегда бледный, измотанный. Наверняка провел очередную бессонную ночь, наслаждаясь радостями отцовства. Грейс снова повернулся к Лиззи Мантл:

– Хочешь что-нибудь добавить?

– Думаю, что за человек этот самый Ронни Уилсон… – проговорила она. – Может быть, в данный момент он наш подозреваемый номер один.

Грейс вытащил изо рта жвачку, бросил в стоявшую под ногами жестянку, кивнул:

– Согласен. Только надо больше разузнать о нем и о его жене, об их совместной жизни. Посмотрим, не отыщется ли мотив. Была ли у него любовница? А у нее любовник? Что-то можно будет исключить.

– Исключите невозможное, и останется истина, пусть даже самая неправдоподобная, – вставил Норман Поттинг.

Последовал краткий миг молчания. Что и говорить, Поттинг чертовски гордился собой.

Белла Мой, взглянув на него, язвительно заметила:

– Это Шерлок Холмс сказал. Очень хорошо, Норман. Вы с ним практически из одного поколения.

Грейс предупредительно посмотрел на нее, но она лишь пожала плечами и съела очередную конфетку. Он обратился к Эмме Джейн Бутвуд:

– А ты составь фамильное древо Уилсонов.

– Собственно, я должен кое о чем доложить, – сказал Норман Поттинг. – Ронни Уилсон привлекался.

– Давно? – уточнил Грейс.

– Да. Он частенько имел дело с суссекской полицией. В первый раз засветился в восемьдесят седьмом году. Работал на какого-то сомнительного дилера, торговавшего подержанными автомобилями. Они отлавливали списанные машины, собирали заново и толкали.

– И что? – спросил Грейс.

– Двенадцать месяцев качалки на мочалке. Потом снова вынырнул.

– Извини, – перебила его Белла Мой, – как ты сказал: «качалки на мочалке»?

– Да, ваше великолепие. – Поттинг изобразил петлю на шее. – Отложенное наказание.

– Можно надеяться, что ты когда-нибудь начнешь говорить на понятном всем нормальным людям языке? – возмутилась она.

Поттинг заморгал:

– Я думал, здесь все понимают рифмованный сленг кокни.[10] Так говорят преступники.

– В фильмах пятидесятых годов, – отрезала Белла. – Преступники твоего поколения.

– Перестань, – мягко одернул ее Грейс.

Белла молча пожала плечами.

– В девяносто первом году, – продолжал Поттинг, – Терри Биглоу загремел на четыре года. Альфонс, который обдирал старых леди до липки. – Он прервался, глядя на Беллу. – Альфонс. Ясно? Я не французов имею в виду.

– Знаю, кто такой альфонс, – сказала она.

– Хорошо. Ронни Уилсон с ним работал. Шел как соучастник, но проныра адвокат отмазал, благодаря каким-то формальным погрешностям. Я разговаривал с Дэйвом Гейлором, который вел дело.

– Уилсон работал с Терри Биглоу? – переспросил Грейс.

Всем сидевшим за столом была известна фамилия Биглоу. Одно из самых старых преступных семейств, обосновавшихся в городе. Три поколения, занятые самой разнообразной деятельностью, начиная с торговли наркотиками, кражи антиквариата, поставки девушек по вызову и заканчивая давлением на свидетелей. Чистая головная боль во всех ее проявлениях.

Грейс взглянул на Лиззи Мантл:

– Похоже, ты права. Этого вполне достаточно, чтоб объявить его подозреваемым.

Элисон Воспер понравится, думал он. Ей всегда нравится фраза: «У нас есть подозреваемый». И она, в свою очередь, хорошо будет выглядеть в глазах своего босса, главного констебля. А когда ее босс рад, и она тоже радуется.

А когда она радуется, то оставляет Грейса в покое.

55

11 сентября 2001 года

Освежившись после душа, смывшего с волос серую пыль и отчасти помогшего протрезветь, Ронни улегся на розовое махровое покрывало с двумя прожженными дырками. В комнате за тридцать долларов за ночь изголовье у кровати не предусмотрено, поэтому он уткнулся затылком в голую стенку, глядя новости на мутном экране отработавшего свой срок телевизора и куря сигарету.

Наблюдал, как два самолета опять и опять врезаются в башни-близнецы. Горит Пентагон. Мрачное лицо мэра Джулиани, прославляющего нью-йоркскую полицию и пожарных. Мрачное лицо президента Буша, объявляющего войну терроризму. Мрачные лица серых призраков.

Тусклые низковольтные лампочки в комнате усугубляли общую мрачную атмосферу. Пришлось раздвинуть унылые шторы, за которыми открывался вид на стену соседнего дома. В этот момент весь мир за стенами маленькой комнатки был унылым и мрачным.

Однако, несмотря на головную боль после выпитой водки, Ронни не чувствовал уныния. Потрясение от увиденного, от того, что натворили те самые самолеты, – да. Но здесь, в этой комнатке, он в безопасности. Может предаться своим мыслям.

Нельзя не понять, что сама собой представилась возможность, которая бывает раз в жизни. Не беда, что в номере «Дабл-ю» много чего осталось – билеты на самолет, паспорт, белье. Его это не огорчает, а радует.

Ронни посмотрел на мобильник, в тысячный раз убедился, что аппарат выключен. Охваченный паранойей, он все боялся, чтобы телефон самовольно опять не включился. Чтобы с другого конца не донесся радостный вопль Лоррейн или, скорее, ругань за то, что не звонит.

Что-то шмыгнуло по полу – темно-коричневый таракан длиной почти в полдюйма. Известно, что тараканы – одни из немногих живых существ, способных пережить ядерную войну. Достигли совершенства в процессе эволюции. Выживают те, кто лучше приспосабливается.

Что ж, это он тоже умеет. И теперь, когда план обрел форму, он точно знает, каким должен быть первый шаг.

Ронни пошел к мусорному ведру, вытащил из него пластиковый пакет. Взял из кейса красную папку и положил туда, считая, что его вряд ли ограбят на улице из-за пластикового мешка. Постоянно таскать за собой кейс с чемоданом рискованно. Он остановился, прислушался. Передавали сообщение, которое интересует его сейчас больше всего. В очередной раз повторили, что все гражданские рейсы в Америку и из Америки отменяются. На неопределенное время.

Идеально.

Он схватил пиджак и вышел из комнаты.

В 18:45 начинало темнеть, но дневной свет еще не ушел, когда Ронни, помахивая пакетом, шел назад по своим же следам к оживленной центральной улице с пешеходным мостом над железнодорожными рельсами.

Он так ничего и не ел после завтрака, однако не был голоден. Сначала надо сделать дело.

К его облегчению, контора с почтовыми ячейками еще была открыта. Он перешел на другую сторону улицы и шагнул в дверь. Справа на всей стене от пола до потолка располагались металлические ящики хранения. В дальнем конце все тот же длинноволосый молодой человек, которого он видел раньше, сидит за компьютером. Слева в очереди к прилавку стоят три человека. Первый – мужчина в жесткой белой шляпе и хлопчатобумажном комбинезоне – протягивает банковскую расчетную книжку какого-то непонятного образца и получает кучу банкнотов. За ним пристроилась мрачная старушка в джинсовой юбке, за ней нервная, взвинченная девушка с длинными оранжевыми волосами глядит по сторонам остекленевшим взором и потирает руки.

Ронни занял за ней очередь. Через пять минут седой мужчина за прилавком в обмен на пятьдесят долларов протянул ему ключ, тоненький, как бритвенное лезвие, и полоску бумаги.

– Тридцать первый, – проговорил он по-английски с гортанным выговором и поднял палец. – На одну неделю. Если не придете, ячейка будет вскрыта, содержимое изъято. Понятно?

Ронни кивнул, посмотрел на бумажку. На ней напечатана дата и время вплоть до минуты. Вместе с конечной датой.

– Никаких наркотиков.

– Понял.

Мужчина бросил на него долгий опечаленный взгляд и неожиданно смягчился.

– Как вы?

– Ничего.

Мужчина кивнул.

– Безумие. Сумасшедший день. Зачем они это сделали с нами? Безумие, да?

– Безумие.

Ронни отошел, отыскал свою ячейку, отпер ключом. Она оказалась глубже, чем он ожидал. Сунул туда пакет, оглядываясь, проверяя, что за ним никто не следит, закрыл дверцу, запер. В голову неожиданно пришла мысль, и он вернулся к прилавку. Заплатил за полчаса пользования Интернетом, уселся за компьютер.

Через пять минут все устроил. Получил новое имя, фамилию, новый адрес электронной почты. Начал новую жизнь.

Только тут понял, что до смерти проголодался. Вышел из конторы, пошел искать гамбургер, жареную картошку. И корнишоны. Почему-то был готов на убийство ради корнишона. Жареный лук. Кетчуп. Пиво. Кока.

Шампанское будет попозже.

56

Октябрь 2007 года

– Войдите, – ответила Элисон Воспер на стук в дверь.

Кэссиан Пью старательно одевался для этой встречи. Лучший синий костюм, лучшая белая рубашка, любимый галстук – голубой с белым геометрическим рисунком. Опрыскался безумным количеством «Кельвин Кляйн», из-за чего от него пахло так, будто его мариновали в этом одеколоне.

Отношения с людьми всегда чувствуются, и Пью знает, что между ним и этой конкретной дамой, заместительницей главного констебля, они возникли с самой первой встречи. Это было в прошлом январе на конференции Столичной полиции по борьбе с терроризмом и исламской угрозой в Англии. Возникло не просто взаимное сексуальное влечение. Он вполне уверен, что она с таким усердием и энтузиазмом уговаривала его перевестись в суссекскую уголовную полицию, добивалась повышения в чин суперинтендента, имея в виду побочные планы.

Понятно, какие именно. Он знает, как нравиться женщинам. На протяжении всей карьеры до нынешних пор сосредоточивается на высокопоставленных женщинах-полицейских. Не все поддаются, фактически некоторые столь же непробиваемы, как их коллеги мужского пола, если не больше. Но немалый процент составляют нормальные женщины, умные, сильные и в то же время эмоционально беззащитные. Надо лишь нажать нужные кнопки.

Поэтому его так изумил холодный прием заместительницы главного констебля.

– Садитесь, – бросила она, не отрывая глаз от утренних газет, веером разложенных перед ней на столе, как карты в покере.

– Спасибо, – проворковал Пью.

Сквозь ледяное выражение не пробилась улыбка. Сидя за огромным письменным столом из палисандрового дерева, Элисон Воспер продолжала читать статью в «Гардиан», держа посетителя на расстоянии вытянутой наманикюренной руки.

Пью опустился в черное кожаное кресло. Хотя прошло уже четыре месяца с того дня, как он в четырех местах сломал левую ногу, когда в везшее его такси врезался угнанный фургон, долго стоять до сих пор тяжело. Впрочем, он никому об этом не докладывает, не желая рисковать будущей карьерой, боясь, что его примут за полуинвалида.

Пока Элисон Воспер читала, он разглядывал оправленные в рамки фотографии ее мужа – плотного офицера полиции на несколько лет старше жены – и двоих сыновей в школьной форме и глупых очках.

На стенах висели дипломы на ее имя и пара гравюр с изображением старого Брайтона – на одной ипподром, на другой давно исчезнувший пирс.

Зазвонил телефон. Элисон наклонилась, взглянув на дисплей, взяла трубку, отрывисто бросила:

– У меня совещание, перезвоню. – Разъединилась и продолжила читать. Потом вдруг спросила, не поднимая глаз: – Ну, как у вас дела?

– Пока замечательно.

Элисон взглянула на него, Пью попытался удержать ее взгляд, но она мгновенно устремила его куда-то на край стола. Потянулась за какими-то бумагами, начала перелистывать печатные страницы, как бы что-то отыскивая.

– Как я понимаю, вам поручили старые незакрытые дела?

– Да.

На Элисон Воспер короткий облегающий черный жакет с белой блузкой, зашпиленной на горле серебряной брошью с опалом. Грудь, которую Пью старался мысленно представить, почти плоская. Она посмотрела на него и улыбнулась. Долгой, почти манящей улыбкой.

Пью мгновенно растаял. Начальница вновь опустила глаза и принялась листать бумаги.

Есть в ней что-то благоуханное, думал он. Не красавица, но очень привлекательна. Кожа молочно-белая, даже маленькая выпуклая родинка на шее – единственное пятнышко – выглядит интригующе. От цитрусового аромата духов в паху вспыхнул фейерверк. Чистая, сильная, властная женщина. Хочется обойти вокруг стола, сорвать с нее одежду, повалить на ковер.

При этой мысли возникла эрекция.

А она все смотрит в стол, перебирает чертовы бумаги!

– Очень рад снова вас видеть, – мягко сказал он, как бы о чем-то напоминая, подсказывая.

В ожидании выдержал паузу. Испытывает ли она то же самое, но просто робеет? Может быть, собирается предложить ему встретиться наедине в другом месте, выпить по рюмке. В каком-нибудь уютном местечке.

Можно было бы пригласить ее в свою квартиру у гавани. С чудным видом на яхты.

Элисон снова взялась за «Гардиан».

– Что-то ищете? – поинтересовался Пью. – О суссекской полиции пишут?

– Нет, – отмахнулась она. – Просто хочу быть в курсе ежедневных событий. – Потом, не поднимая глаз, спросила: – Полагаю, вы начали просматривать досье?

– Да, – кивнул он, – конечно.