Молодые и красивые. Мода двадцатых годов Хорошилова Ольга
Женщина-пилот Амелия Эрхарт
Конец 1920-х годов. Смитсоновский музей авиации и космонавтики (Вашингтон)
Авиатор Чарльз
Линдберг Фотооткрытка, flickr.com
Но даже те, кто не летал, хотели быть немного авиаторами. В середине двадцатых многие щеголихи обзавелись аккуратной шляпкой, напоминавшей головной убор пилотов, с пришитым воротничком, собиравшимся на две вздержки. Благодаря этой придумке, шея оставалась в тепле. В прорезиненных шлемах и двубортных плащах песочного оттенка, очень эффектных, не только тряслись над Марной и Энфилдом, но и красиво вели престижные авто. В тот период авиация определяла порог скоростей и в технике, и в моде.
Женщина-пилот Матильда Муассан
1920-е годы. Смитсоновский музей авиации и космонавтики (Вашингтон)
Реклама текстиля Lessur для спорта
Журнал Femina, 1928. Архив О. А. Хорошиловой
Сабиха Гёкчен, первая турецкая женщина-летчик
Фооткрытка, начало 1930-х годов.
Архив женской библиотеки и информационного центра (Стамбул)
Американский пилот-любитель Джек Фанчер в авиационном костюме
Нью-Йорк, 1927. Архив О. А. Хорошиловой
Верховая езда и охота
Эмансипация женщин началась с широко расставленных ног. Раньше, до Великой войны, им строго-настрого запрещали так стоять и так ходить. Только шажочек к шажочку, только семенящей походкой, приятно покачивая ватными бедрами. Поль Пуаре, до комичного консервативный в вопросах пола, изобрел модные кандалы – «хромые» юбки приличия. Хотел удержать ускоряющихся женщин. Не вышло. Мужчины отправились на фронт, и женщины быстро разучились семенить. Сбросили атласные воронки, надели укороченные юбки-колокольцы. В рабочих мешковатых брюках они маршировали на заводы, вставали к станкам. И на лошадях сидели по-мужски – в бриджах, крагах и сапогах. Одной из первых такую эмансипированную манеру опробовала Шанель. В мужской сорочке с галстуком, галифе и гетрах, она легко правила жеребцом горячих кровей и одновременно его хозяином – Бальсаном, жеребцом кровей голубых. Сидеть так, расставив ноги, было гораздо удобнее и безопаснее. Это понимали мужчины, хоть и не показывали вида. Оливковые бриджи с широкими «ушами» и теснейшими трубочками застежек тогда, в 1916–1918 годах, примерили многие аристократки, художницы, демимонденки и прочие эмансипе, восхищенные новым, окопным стилем. В них гуляли, путешествовали, даже водили авто, но ездить верхом отваживались единицы.
Модель демонстрирует костюм для верховой езды, основанный на аналогичном мужском
Журнал Vogue (Paris), 1926.
Архив О. А. Хорошиловой
Лишь в начале двадцатых все попривыкли к дамам во френчах и дамам в моноклях. Женские седла закинули на чердаки особняков. Теперь господа старались не удивляться лихо мчащимся, летящим, стриженым, стройным garonnes, сильно охватившим обутыми в гетры ногами бока стального скакуна. Благодаря Шанель, Пату и влиятельному Vogue, уже никто не протестовал против блуз со стоячим воротничком, вязаных жилеток, твидовых курток-норфолк или длинных, почти до колена, жакетов, кожаных краг и тяжелых ботинок. В таком наряде женщины двадцатых охотились или просто наслаждались свежей осенней прогулкой. При более интимных обстоятельствах, в узком кругу наездниц, вместо шерстяного жакета надевали толстые свитера.
Не стоит, однако, думать, что старинные амазонки исчезли. Ретроградки придумали обновленный вариант – плотную шерстяную юбку по щиколотку, длинный приталенный жакет с широкими расходящимися полами, высокие кавалерийские сапоги-«веллингтоны». Поклонники этого стиля периодически устраивали конкурсы красоты среди наездниц, а журналы Vogue и La Liberte ежегодно проводили соревнования самых элегантных амазонок. В 1926 году первого приза удостоили мадам Рене Дорвилль, чье фото в исполнении Гойнингена-Гюне сразу же попало на страницы модной прессы.
В костюмах для традиционных видов охоты, к примеру псовых, новинок появлялось меньше. Дамы надевали блузки, пикейные жилеты, длинные синие или красные куртки с бархатными манжетами и воротниками, юбки-амазонки и ботфорты. Головы украшали милые треуголки как бы в память о легкомысленной Марии Антуанетте, известной любительнице пострелять. Иногда носили буржуазные котелки, которые стали частью женского охотничьего костюма еще в десятые годы.
Немецкие аристократки в вязаных свитерах, беретах и бриджах для верховой езды
Германия, 1928. Архив О. А. Хорошиловой
Головной убор для охоты
Журнал Vogue (Paris), середина 1920-х годов. Национальная библиотека Франции
Мадам Рене Дорвилль, лауреат конкурса «Лучшая амазонка»
Журнал Vogue (Paris), 1926.Национальная библиотека Франции
На фоне эмансипированных девушек мужчины выглядели престарелыми консерваторами. Костюмы красивого старинного парфорса практически не изменились, одежда для верховой езды сильно напоминала довоенную – твидовые пиджаки, бриджи или кникербокеры, кепки или котелки, гетры или ботфорты.
Джордж Сент-Джордж (справа) в костюме для верховой езды. Дамы левее, госпожа Винмилл и госпожа Бедфорд, напряженно наблюдают за скачками в шерстяных прогулочных костюмах
1929 год. Архив О. А. Хорошиловой
Летние виды спорта
В приятные жаркие месяцы никто не расслаблялся. Модники фанатично били ракеткой по мячу, подкидывали увесистые гирьки, развивали мышцы, усердно, по расписанию, потели и худели, ходили с клюшкой по зеленым газонам, совершали гимнастические пируэты на аккуратно выстриженном лоне природы, и все это ради стройной журнальной фигуры, которая для многих так и осталась безупречно журнальной.
Модельеры трудились ради модников – выдумывали, смешивали, кроили и без устали продавали костюмы для спортивных экзерсисов. Но даже им было сложно определить, в чем, к примеру, отличие теннисного костюма от теннисной формы. В двадцатые спорт и мода стали неразделимы.
Плавание и пляжный стиль
«Солнце, солнце» – так называлась рубрика журнала Vogue, выходившая обыкновенно с февраля по май. Она была адресована богатым прожигателям жизни, готовившимся к весенне-летнему средиземноморскому сезону. Журналисты сообщали о новинках – пляжах, отелях, открытых спортивных авто, о том, в какие азартные игры будут играть и какие наряды носить. Впрочем, одежды надевали все меньше – не мешали солнцу делать свою полезную работу. Загар теперь считали признаком финансового благополучия, бронзового олимпийского здоровья. Лежали на солнце часами, соревнуясь кто кого, и вечером сравнивали результаты, совсем как теперь, прислоняясь горячими руками, вытягивая ноги.
Летний оздоровительный туризм – изобретение Века Джаза. Тысячи компаний Старого и Нового Света рекламировали впечатлительные варианты, как потратить курортные, такие легкие, деньги. В сущности, предлагали одно – комфортное путешествие до побережья («божественные виды – только из наших вагонов!»), уютные отели с заботливо разостланными перед входом пляжами, тенты, кабинки, бары, солнце и чистейшее море или океан. К услугам отдыхающих были парикмахерские, салоны красоты, теннисные корты, тренажеры велосипеды, байдарки, яхты, прибрежные рестораны и рестораны на горных вершинах, музыкальные павильоны, дансинги, ночные клубы.
Любое спокойное, от ветров защищенное место, с живописными горами, пологим спуском и узкой полоской гальки называлось морским курортом. Но самых главных, самых модных, было два – Французская Ривьера и американский Род-Айленд.
Море и песок
На Ривьеру, в лазоревые Канны, Фрежюс, Антибы, отправлялись непременно в «Голубом экспрессе» – великолепном вальяжном сине-золотом составе с гербами, номерами, двуязычными надписями, означавшими максимальный комфорт по максимальной цене. Он выходил из Кале, делал большую остановку в Париже и шел прямиком на юг Франции. В авантажных спальных вагонах тихо покачивались грузные тела министров и президентов, генералов и негоциантов, и тех немногих счастливцев из русских эмигрантов, которые сумели встроиться в ритм европейской жизни. Ухая и шумно отдуваясь, экспресс останавливался в Ницце и Ментоне, выдыхая белый пар и белых пассажиров, успевших переодеться и не успевших загореть.
«Голубой экспресс» Фотооткрытка.
Частная коллекция (Франция)
Ривьера встречала влажным закатом и влажными запахами, хвойными, сладкими, каштановыми, кафешантанными. Утром будила морским прибоем, перекатным гоготом лавочников и округлым боем колоколов, звучащих здесь, у моря, как-то телеснее, свежее.
До десяти часов пляжи пустовали. И было приятно наблюдать тихий отдых самой Ривьеры перед новым суматошным днем. Ленивое солнце лениво забавлялось с игривым молодым морем, ласкало, щекотало чешую, и море отзывалось хохотливыми вспышками колкого серебра – так, уже вечером, будут отзываться на джазовую щекотку стразовые платья модниц. Волнистая бирюза старательно взбивала пену у махровых дорожек песочно-серых пляжей. За кронами платанов, словно стеснительные полуобнаженные отдыхающие, прятались беззвучные дома и отели. Они робко принимали солнечные ванны и будто стыдились своего нежно-персикового загара, слишком мягкого в этом царстве олимпийской бронзы и оливковых мускул. Чуть поодаль, у скал бодрые белые яхты стрекотали голыми мачтами, и этот стрекот звучал бегом минутных стрелок, настойчиво приближавших начало курортного дня.
Побережье Биаррица
Фотооткрытка. 1910-е годы. Архив О. А. Хорошиловой
Олимпийцы пробуждались. Их ждали поздний завтрак, поздние утренние газеты (ради курортников новости научились запаздывать) и хорошо прогретые пляжи, куда постояльцы отелей тянулись часам к одиннадцати, заполняя побережье черно-синими купальниками, полосатыми зонтами и грубоватым ором, в котором солировали американские раскатистые «р». Деловые люди Нового Света обожали старинную Ривьеру и ехали сюда с большой охотой, несмотря на долгий и дорогой путь. Хотелось быть ближе к моде – Ницце, Парижу и франко-английской аристократии, перед которой бронзовеющие бонзы Нью-Йорка все еще пасовали.
В Соединенных Штатах тоже была своя Ривьера – Род-Айленд, и ее центр, Бейлис-Бич. В начале двадцатых здесь отдыхала американская элита – старинные северо-восточные семьи, чопорные и неспешные, настоящие британцы среди быстрых и говорливых соотечественников. Они почти не загорали, валандали время в полотняных кибитках. Дамы иногда разоблачались в деревянных домиках и плавали подальше от мужских глаз, смешно ухватившись за спасительный канат. К концу двадцатых, однако, мизансцена поменялась. Женщин с черепашьими повадками и шеями поубавилось. Бронзовых тел стало больше. По мягкому песку бегали старлетки и флапперы, стройные, в облегающих трико, визжали, кувыркались и делали пляжные фигуры – становились паровозиком и переливали ногами в стиле канкана, или складывались в гигантскую морскую звезду, или ходили гуськом по отмели, и море настегивало пеной, и все смеялись. Потом этими снимками заполняли курортные альбомы и с влажными вздохами перелистывали их под треск рождественского камина.
Модная американская публика совершает променад вдоль побережья
Род-Айленд, 1927. Архив О. А. Хорошиловой
Паулина Манни и Кетлин Риттер возле своей спортивной машины
Палм-Бич, 1929. Архив О. А. Хорошиловой
Температуры на Бейлис-Бич были умеренными, сравни ривьерским. Те же, кого не пугало острое безжалостное солнце, мчали на юг – в Палм-Бич, где пальмы были зонтами, а пляжный канкан почитали невинной забавой. Где упивались коктейлями, негритянским джазом и курортными романами, прячась в бархатных складках глубокой южной ночи. Как бы в подражание Ницце и Каннам, американский архитектор Эддисон Митцнер выстроил здесь молочно-персиковые особняки с мавританскими арками, итальянскими окнами и классическими колоннами, отчего курорт стали называть «Венецианским городом». Свобода, здесь царившая, усиливала сходство с царством дожей.
Курортные костюмы
И все-таки дети джаза немного напоминали своих родителей. Особенно в любви к нарядам. В Ниццу или Ньюпорт они везли увесистые кофры, набитые «переменами по случаю» – точно так же, как их предки на заре увлечения солнцем и морем. Две-три недели на курорте предполагали десяток комплектов с возможными дополнениями. Позднее курортное утро девушки и дамы встречали в легких хлопковых платьях, широкополых шляпах и теннисках. Некоторые набрасывали шелковые или льняные капоты с пелериной и крученым кушаком. Господа совершали утренний променад в легких брючных двойках и канотье.
Ансамбли для средиземноморских курортов
Журнал Femina, 1925. Архив О. А. Хорошиловой
Пляжные ансамбли
Журнал Femina, 1926. Архив О. А. Хорошиловой
После легкого завтрака – пляж и новая перемена костюмов. Все надевали купальники, тапочки, каучуковые или трикотажные шапочки и проводили в них два-три часа – до ланча. Хорошенько искупавшись, девушки повязывали головы сатиновыми лентами, косынками или шелковыми палантинами, накидывали пляжные пеньюары, халатики с капюшонами (sortie de bain) или рединготы с короткими рукавчиками. Некоторые предпочитали более короткие спортивные туники из пестрой тафты, крепа или трикотажа, часто с геометрическим узором. В конце двадцатых популярными стали пляжные пижамы от Марии Новицкой и Жана Пату.
После ланча – сиеста, озвученная богатырским мужским храпом и жарким девичьим хихиканьем под тряскими тентами. В выборе послеполуденных нарядов никто не ограничивал. Юноши ходили в сорочках, майках или просто белых шортах, оттенявших свежий загар, солидные господа оборачивались в махровые халаты, не забыв вставить в глаз монокль. Дамы опять надевали платья – легче и шире, почти балахоны. Хохотливые флапперы резвились в купальниках и пляжных накидках или «гарсонили» в мальчишеских блузках, шортах или широких юбках-брюках, панамах, а некоторые, к примеру принцесса Фосиньи-Люсанж, щеголяли в белых ловких шапочках американских матросов – они только-только входили в моду.
Тем, кому и сиеста была нипочем, отправлялись кататься на яхтах. Среди друзей особо не церемонились – сидели в купальниках и халатах. Для официальных встреч и аккуратных светских тусовок выбирали особые костюмы, много раз запечатленные в немых фильмах: мужчины – в сорочках, синих двубортных блейзерах с медными пуговицами, белых фланелевых брюках с манжетами, фуражках и теннисках, девушки – в крепдешиновых по колено платьях с поясками, синих трикотажных кардиганах или двубортных блейзерах, скопированных с мужских, в клошах и даже перчатках.
Легкие полуспортивные наряды для южнофранцузских курортов
Журнал Vogue (Paris), 1924. Архив О. А. Хорошиловой
В четыре-пять часов – еще одна порция мягкого солнца, после – ужин в вечерних не слишком длинных платьях, костюмах-смокингах. Пара коктейлей в Иден Рок, партия в баккара в Жюан-ле-Пен, верчение рулетки и верчение бедрами в ночных кабаре Канн. Спортивный стиль мягко повлиял на весьма консервативные вечерние костюмы. В 1924 году Дом моды Martial et Armand предложил трансформер – стоило только развязать и набросить на плечи скрученный у талии палантин, как платье превращалось из прелестного послеполуденного в богатое вечернее.
С роскошью на курортах не перебарщивали. Самым ценным украшением, помимо бриллиантового ожерелья, считали ровный шоколадный загар, а главным костюмом – купальник. Он менялся вместе с нравами. В начале десятилетия дамы и девушки послушно носили громоздкие «американские» комплекты, состоявшие из балахонов и штанов-блумерсов, доставшихся в наследство от Прекрасной эпохи. Более нелепых нарядов на курортах двадцатых сложно вообразить. Странные, с воланами и складками полудевичьи платья, дополненные воротниками-бертами и тяжелыми тюниками, надевали поверх раздувающихся штанов-парашютов, доходивших до колен. Головы покрывали чепцами с оборками в стиле Кейт Гринавей. И такими рюшевыми припевочками бежали купаться – плавать в этих нарядах было невозможно. Впрочем, плавать и не разрешали, считая это занятие недостойным благовоспитанных девушек.
Реклама пляжных пижам от Марии Новицкой
Журнал Femina, 1926. Архив О. А. Хорошиловой
Костюмы для прогулок на яхте от Jane Regny
Журнал Femina, 1927.Архив О. А. Хорошиловой
Модницы на пляже в специальных костюмах и накидках
Журнал Vogue (Paris), 1921 Архив О. А. Хорошиловой
Костюмы для регат от Jane Regny
Журнал Vogue (Paris), 1928 Архив О. А. Хорошиловой
Модели в купальниках на фоне кабинки для переодевания
Журнал Femina, 1924.
Архив О. А. Хорошиловой
Реклама купальных костюмов
Журнал Femina, 1924. Архив О. А. Хорошиловой
Шумная немецкая молодежь в купальниках и халатах
Конец 1920-х годов.
Архив О. А. Хорошиловой
Модель в шапочке для плавания
Журнал Vogue (Paris), 1929. Национальная библиотека Франции
Ситуация изменилась в середине двадцатых, когда Гертруда Эдерле, американская пловчиха с литыми формами немецкой скульптуры, взяла золото на летних Олимпийских играх. Соединенные Штаты ликовали, а вместе с ними ликовали женщины по обе стороны океана, которые теперь, вооруженные примером самоотверженной пловчихи, не боялись плавать «по-мужски». Ликовали и модельеры – женщины-победительницы потребовали новых костюмов. Появились «майо» – трикотажные майки, скопированные с мужских, и шерстяные шортики-«кюлоты», обтягивавшие бедра. Купальные платья и блумерсы носили теперь разве что маленькие девочки и дебелые дурнушки, засидевшиеся в девках.
Туфли для плавания от компании Hood Rubber Со.
1920-е годы.
Архив Dance Store Company: blog, dancestore.com
Богатые буржуа наслаждаются солнцем на пляже. На девушке справа заметны красные пляжные тапочки
1927–1928 годы.
Архив О. А. Хорошиловой
Дама позирует в купальнике и пляжном халате
1928 год. Архив О. А. Хорошиловой
Спортивная пара рассекает океан на водных лыжах 1927 год.
Архив О. А. Хорошиловой
Девушка в плавательном костюмеи водных лыжах
Конец 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой
Было огромное множество вариантов этих новых ловких «майо» – с узкой горловиной и стыдливыми крыльцами, длинные до колен и опасно короткие, с орнаментами и без, и почти борцовские, с лямками и глубоким вырезом. В конце двадцатых пляжными хитами стали цельные трикотажные купальники с «кюлотами» и тоненькими бретельками, благодаря которым спина загорала ровно, и потом девушки с удовольствием хвастались ею, надев белое вечернее платье с роскошным вырезом.
Немецкие бюргеры в купальниках весело проводят время на побережье
Середина 1920-х годов.
Архив О. А. Хорошиловой
Все модные дома и компании спортивной одежды разработали свои «неповторимые» варианты. В первостепенных светских журналах рекламировали купальные комплекты от Жана Пату, Марии Новицкой, Эльзы Скиапарелли, Дома Herms, американской компании Jantzen. Полный комплект пляжных нарядов и аксессуаров, включая шапочки, туфельки и зонты, предлагала французская авангардистка Соня Делоне.
На пляже много забавлялись. Мужчины с плохо маскируемым наслаждением оглядывали щуплых девиц в трико, без устали бегавших за волнами и друг за другом. Их грузные, давно вышедшие из моды жены делали вид, что заняты разговором с соседкой. Сухонькие старички, богомолами сложившись в шезлонге, сухо курили сухой табачок, перемигивая глазками, не замечая бесновавшихся вокруг внуков.
Модные картинки, плоские, резко вычерченные, с бистровыми телами в гуашевых майках и шортиках, журнально бежали (углы пяток – углы колен) вдоль пенного прибоя, быстрыми штрихами прыгали в морскую пучину, вытягивались в ударе над волейбольной сеткой, витрувианскими людьми да Винчи катались в белых стальных центрифугах, развивая гибкость графичного стана, и в полном соответствии с мизансценами Vogue чертили границу меж небом и морем на скоростных водных лыжах. «И вскоре никто уже не понимал, какой час, какой день недели, и никто не хотел верить, что лето когда-нибудь закончится, что придет время прощаться с этим раем обнаженных тел и ног», – захлебывался восхищенный Vogue.
Теннис
Пожалуй, самый популярный вид спорта двадцатых. Элегантный, острый, двуполый. Было много звезд-мужчин, но модным его сделала женщина. Сюзанна Ленглен, ровесница двадцатого века, в юности легко выигрывала чемпионаты. Во время Великой войны продолжала оттачивать мастерство, готовясь к решительной схватке с мужским обществом и консервативным временем. Она поняла, что надо не играть, а выступать – придумывать эффектные жесты, повороты, костюмы, вдохновлять публику. Сюзанна готовилась к первому после войны Уимблдону, словно актриса к судьбоносной роли. И вышла на корт преображенной – гибкой, прыгучей, каучуковой. Взяла золото, одолев конкурентку, Доротею Чемберс, на глазах у тысяч черно-белых зрителей и королевской четы. Сенсацией стал и ее костюм – белое трикотажное коротковатое плиссированное платье, белые чулки и льняная панама. Во время матча Ленглен выдавала невообразимые кульбиты, выпрастывала жилистые ноги и руки, высоко подпрыгивала, красиво отогнув носочек, и по-балетному зависала, и вместе с ней подпрыгивала и зависала лучистым белым солнцем юбка, обнажая закатанные по-флапперски чулки, нескромные резиновые подвязки, мосластые колени. «Какой кошмар, какой скандал», – возмущались британские тучные леди и шумно покидали партер, волоча за собой изумленных мужей, довольных игрой и костюмом.
Сюзанна Ленглен на теннисном корте
1920-е годы, gallica.fr
На летних Олимпийских играх 1920 года Ленглен выступала в форме от Жана Пату – тот же белый легкий трикотаж, но талия заметно ниже, а плиссированная юбка заметно короче. Вместо пухлой панамы Сюзанна выбрала шелковую ленту, красиво обернув ею голову. Такие носили еще в 1918–1919годах парижские щеголихи, называя их «повязками раненых», как бы в память о Великой войне. После олимпийского триумфа бандажи поголовно переименовали в «Ленглен» и «Теннис».
На тех играх она завоевала два золота и несметное количество поклонниц. Она все смелее сокращала длину платьев, и фанатки повторяли за ней. Флапперские юбки (по колено) образца 1926–1927 годов – это в том числе заслуга Ленглен. Сюзанна определяла даже форму сумок. В 1927 году компания Maison Goyard разработала для нее длинный кожаный саквояж для двух ракеток. Мгновенно такими же обзавелись щеголихи – и не важно, что в них лежала только помада.
Сенсационные победы Ленглен 1920 года были также триумфом Жана Пату, автора ее формы. Он сделал блестящую рекламу своим спортивным костюмам и хорошо продавал легкие белые шерстяные платья с плиссированным низом, а также свитера, кардиганы, жилетки, чулки и бандажи в Париже, Нью-Йорке, ас 1925 года в Биаррице, Довиле, Каннах. Своим теннисным успехом он подтолкнул других. Весенне-летние ансамбли в теннисном стиле предлагали также Шанель, Вионне, Лелонг, Скиапарелли, дома Drecoll, Amy Linker, Le Grand Maison de Blanc, Chantal. Французский модельер Луи О’Россен специально для звездной американской теннисистки Хелен Уиллс создал костюм-двойку – блузу с матросским воротником и плиссированную юбку. Спортсменка по собственному почину дополнила форму мальчишеской шапочкой с козырьком. Но Жан Пату никому не хотел уступать первенство в спортивной моде и 1927 году переманил теннисистку, которая отныне появлялась на кортах в его творениях. Специально для полуприлегающих теннисных туник с заниженной линией талии компания J. Roussel разработала каучуковые пояса для бедер, удобные, не мешавшие выпрастывать ноги в ленгленовской манере. Стоили такие от 150 до 250 франков.
В платьях Сюзанны Ленглен, подвернув, как она, чулки, играли в лаун-теннис профессиональные спортсменки и любительницы красивых эффектов. Ее наряды прекрасно вписались в стилистику середины – второй половины двадцатых. Без этих голых коленок, гофре, бандажей и флапперских гольфов сложно себе представить капризных «фешионист» Парижа, Берлина, Нью-Йорка.
Мужчины играли в теннис, надев сорочку с закатанными рукавами, фланелевые брюки с высоким поясом и манжетами, широкий «атлетический» ремень, теннисные туфли и хлопковый или фланелевый вестон, а также вязаный свитер. В 1926 году Рене Лакост продемонстрировал новинку. Он появился на корте в белой сорочке с короткими рукавами и отложным воротником, легкой, удобной, элегантной, прекрасно смотревшейся на его спортивном загорелом теле. Ее назвали «поло». В 1933 году после завершения теннисной карьеры Лакост наладил производство и продажу своих изобретений. Каждую сорочку украшал вышитый зеленый крокодил – прозвище спортсмена, ставшее логотипом его компании и одним из узнаваемых символов большого тенниса.
Сюзанна Ленгленв элегантном трикотажном костюме
2-я половина 1920-х годов. Библиотека Конгресса (Вашингтон), номер: LC-DIG-ggbain-32873
Молодые любители тенниса
Франция, середина 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой
Немецкая теннисистка демонстрирует последние тенденции спортивной моды.
На голове – повязка в стиле Сюзанны Ленглен
Конец 1920-х годов.
Архив О. А. Хорошиловой
Группа модников в теннисных костюмах от Chantal
Журнал Vogue (Paris), 1926. Архив О. А. Хорошиловой
Джон Хеннесси на Уимблдонском турнире
1925 год. Архив О. А. Хорошиловой
Известная американская теннисистка Хелен Уиллс в костюме от модельера Луи О’Россена
1928 год. Архив О. А. Хорошиловой
Солидный горожанин в классическом теннисном костюме – сорочке, вязаном джемпере и фланелевых брюках
Бельгия, середина 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой
Гольф
Британская по происхождению игра стала популярной благодаря предприимчивым канадцам. В 1870-х годах в Монреале открылся первый профессиональный клуб, среди учредителей и членов которого было немало выходцев из семей шотландских эмигрантов. В 1882 году первый гольф-клуб появился в США, в Бруклине.
Джон Сент-Илье Лендер.
Портрет принца Уэльского Эдварда в свитере, связанном на острове Фэр-Айл
1925 год. Музей Лидса
Принц Уэльский Эдвард позирует в куртке-«норфолк» и бриджах-«кникербокерах»
1928 год. Архив О. А. Хорошиловой
И почти сразу неспешные упитанные игроки обзавелись формой, сочетавшей элементы охотничьего и велосипедного костюмов. В начале XX века среднестатистический гольфист был одет в нежаркую сорочку, вязаный жилет, пиджак или Норфолк, твидовую кепку, широкие кникербокеры, трикотажные гольфы и твердоносые основательные «оксфорды» с перфорацией. Добавим к этому упругое лоснящееся красноватое лицо, щеточку рыжеватых усов, подстриженных на английский манер, монокль и легкое презрение в распяленном глазу.
Этот костюм и облик оставались неизменными до середины двадцатых, когда их ловко отредактировал принц Уэльский Эдвард, тоненький смазливый наследник трона, который позже променял старуху-империю на разведенную даму средних лет. В 1922 году на чемпионате, устроенном британским гольф-клубом Сент-Эндрюс, он появился в свитере, связанном фермерами с шотландского острова Фэр-Айл. И конечно, произвел фурор.
Реклама обуви для гольфа от Perugia
Журнал Femina, 1926. Архив О. А. Хорошиловой
Берлинские модники играют в гольф
Журнал Die Dame, 1926. Архив О. А. Хорошиловой
Девушка, играющая в гольф
Обложка журнала Mode Pratique. Архив О. А. Хорошиловой
Никто не ожидал от принца, щеголя до кончиков наполированных ногтей, такого резкого выпада в сторону народности. Но Эдвард прекрасно разбирался в моде и понимал, что настает время «фолка», грубоватых деревенских орнаментов, вышивок, вязаных и валяных вещиц. Только-только в моду входили русский, балканский, африканский, индейский, арабский стили. Эдвард добавил в национальную палитру ар-деко шотландские элементы. Помимо свитеров с Фэр-Айла он ввел в обновленный костюм для гольфа шерстяные куртки-дублеты и килты шотландских горцев, а также аргайльские носки, которые носили с кникербокерами, ставшими в середине двадцатых заметно шире и длиннее. Стоит ли говорить, что после своего знаменательного появления на корте кустарное производство Шотландии вышло, наконец, из кризиса.
Костюмы для игры в гольф от Люсьена Лелонга и Джейн Реньи
Журнал Femina, 1927.
Архив О. А. Хорошиловой
Реклама трикотажа от Kodier для костюмов для гольфа
Журнал Femina, 1925.
Архив О. А. Хорошиловой
Дамы тоже играли в гольф. Предпочитали свитера или пуловеры с блузами, вязаные жилетки, а также трикотажные платья с отложным белым воротничком и узким пояском. Некоторые появлялись в кникербокерах, но лишь получив разрешение от администрации клуба. Летом носили комплекты, похожие на теннисные, – белые блузки и юбки-плиссе с хлопковыми белыми или темно-синими блейзерами. Головные уборы соответствовали светской моде – шляпки-клоши, панамы, а также белые или цветные банданы, которыми тогда же обзавелись теннисистки и любительницы солнечных ванн. Комплекты для гольфа предлагали Жан Пату, Мадлен Вионне, Коко Шанель, Эльза Скиапарелли, французские модные дома Herms, Amy-Linker, Eres, Jane Regny, американские компании Golflex, Bradley, Fleisher Yarn.
Зимние виды спорта
«Есть виды спорта для хорошей и плохой погоды, для жары и для холодов, но помните, дамы, заниматься ими нужно всегда грациозно», – предупреждал Vogue. Легко сказать! Зима была самым неграциозным временем года – промозглые дожди, слякоть, ледяные ветры или вдруг тихие ватные хлопья снега, мокро облеплявшие автомобили, одежду, шляпы, лица. По центральным расхлябанным улицам первостепенных столиц моды катились звонкие проклятья шоферов, истошно ревели клаксоны, грязь разлеталась из-под шин, пешеходы шарахались в стороны, увязая в жиже неграциозной, вечно простуженной, мокроносой зимы.
На это время любители спорта перебирались в горные районы, где чистый снег, чистый воздух и здоровый крепкий бодрящий холод. Там, во французских и швейцарских Альпах, на обновленных зимних курортах господа с возможностями и красивыми дамами осторожно катались на горных лыжах, коньках, санях, постигали азы скиджоринга.
Самыми модными считались местечки Шамони и Сент-Мориц. Первый в 1924 году принимал зимние Олимпийские игры, а в следующем сезоне его одолевали шерстяные толпы разноязыких туристов. Сент-Мориц прославился впечатляющими гонками на тобоганах. Он был чрезвычайно популярен среди континентальной аристократии, звезд кино и кутюрье, спешивших показать свой товар и на других посмотреть, ведь кругом было столько новых тенденций, неожиданных костюмных решений – только лови.
Французская пара в костюмах для катания на коньках
1-я половина 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой
Бельгийцы на катке.
Обращает внимание необычная трикотажная юбка-брюки, в которой дама чувствует себя вполне удобно
1-я половина 1920-х годов.
Архив О. А. Хорошиловой
Кто-то из щеголей еще в начале двадцатых обзавелся толстыми норвежскими свитерами и кардиганами с развеселыми народными узорами. В 1926–1927 годах они стали must have, появились в коллекциях многих парижских модельеров. Британский Vogue по этому поводу заметил: «Грациозные парижанки вдруг превратились в лапландских крестьянок, имеющих странную прихоть покупать шляпки у Каролин Ребу». Конечно, скандинавский стиль был моден не только в костюме. Эпоха ар-деко, обожавшая экзотику во всех ее дико народных проявлениях, кое-что выбирала для себя из древней североевропейской утвари, одежды, декоративного искусства, она мягко вплетала руны в пестрые авангардные узоры, а легенды о нибелунгах гениально соединяла с черно-белой экспрессивной эстетикой немецкого кинематографа.
Костюмы для зимних видов спорта в целом были однотипными, моду диктовал лыжный стиль. Надевали все самое удобное, теплое и по возможности элегантное. Мужчины носили вязаные толстые свитера поверх плотных (иногда нескольких) сорочек, хорошенько обматывали шею колючими шарфами, желательно в тон свитеру, натягивали галифе с толстыми вязаными носками в узорах – скандинавских или кельтских. На голове – кепка, фетровая слегка помятая тирольская шляпа или финская шапка.
Французское семейство на отдыхе в Швейцарии
1920-е годы.
Архив О. А. Хорошиловой
Девушки в костюмах для конькобежного спорта
Архив О. А. Хорошиловой
Женские наряды почти не отличались от мужских. Горнолыжные курорты были одними из тех волшебных мест, далеких от земных условностей, где разрешалось носить удобные вещи в убыток половым различиям. Кардиганы и свитера с воротником-руликом, удобные суконные куртки с карманами и пристяжной пелериной, твидовые жакеты, отороченные мехом, пестрые пуловеры, длинные жилеты из трикотажа или меха. Но самое главное – здесь, в Альпах, никто не запрещал дамам носить галифе, кникербокеры, трикотажные лыжные шаровары. Было разрешено почти все. Vogue подбадривал щеголих: «Забудьте о юбках, пока вы среди гор. Носите бриджи!» Тем, кто не хотел превращаться в мужественную garonne, модельеры, в том числе Шанель и Скиапарелли, предлагали спасительные варианты – юбки-брюки.
Примерно в 1928 году вошел в моду темно-синий лыжный «норвежский» костюм, замечательный пример стиля унисекс. Он состоял из габардиновой куртки с карманами и застежкой, спрятанной под планку, брюк, сужающихся к лодыжке, и бретонского берета. Его с большим удовольствием носили и в тридцатые годы.
Модники на курорте Сент-Мориц
Рисунок из журнала Femina, 1927.
Архив О. А. Хорошиловой
Глава 6
Искусство и мода
Пожалуй, никогда мода не была так созвучна искусству. Авангард словно бы придумали специально для жесткого неуютного ар-деко, для прямых силуэтов, структурных фактур, безгрудых геометрических барышень.
Барон Адольф де Мейер.
Реклама для компании Elizabeth Arden
1927 год. Фототипия.
Частная коллекция
Художники парижской школы, Соня Делоне и Рауль Дюфи, сочиняли пестрые набойки – ломаные линии, угластые синкопы, ромбы, спирали, вертящиеся сферы. А потом изысканные репортеры снимали моделей, задрапированных в эти подвижные абстрактные полотна. Иллюстрации Эрте, Жоржа Лепапа, Андре Марти все еще доминировали в журналах, но стиль определяли фотографы – барон де Мейер, Эдвард Стайхен, Георгий Гойнинген-Гюне, элегантные питомцы авангардной парижской школы, которых прославила Америка.
Соня Делоне в своей парижской мастерской на бульваре Мальзерб
1925 год. Национальная библиотека Франции
Абстрактный мир элегантных вещей
Соня Делоне – русская парижанка, гениальная художница и знаменитая модница, превратившая текстиль в палитру, а костюм – в произведение авангардной живописи. Она стала одним из создателей и идеологов арт-моды парижской школы, философом и дизайнером новой цветовой абстракции.
Творчество этой амазонки авангарда обычно называют симультанным, акцентируя его связь с цветовой философией и живописью Робера Делоне. Художница действительно увлекалась теорией супруга, в особенности идеей создавать формы с помощью колористических контрастов. Но свою арт-моду сформировала на базе разнообразных пластических систем парижской школы.
В 1912 году, впечатленная теориями и работами Робера Делоне, художница решила создавать абстрактные цветовые композиции. Затем разработала симультанные костюмы, представленные на вечеринке в танцевальном холле Bai Bullier весной 1913 года. Гийом Аполлинер был ими восхищен: «У этих мастеров так много идей <…>. Фиолетовый костюм, длинная фиолетово-зеленая мантия и под жакетом – облегающая туника, разделенная на яркие цветовые зоны <…>, розовый “антик”, желто-оранжевый, синий “натье”, алый и так далее – все это на кусочках материала, и притом шерсть, тафта, тюль, фланель, струящийся шелк противопоставлены друг другу»[18].
Вероятно, именно эти яркие симультанные наряды спровоцировали интерес итальянских футуристов к авангардному костюму. Известно, что на той вечеринке присутствовал Джино Северини, любитель джазовых танцев. Он был столь поражен симультанным дефиле, устроенным Делоне, что на следующий же день послал в Милан телеграмму-молнию. Блез Сандрар вспоминал: «Великая каланча (Дж. Северини. – О. X.) незамедлительно телеграфировал в Милан об увиденной одежде, в частности о деталях симультанного платья мадам Сони Делоне. Он был настоящим разведчиком. По Милану мгновенно разнеслась новость о костюмах супругов Делоне и их футуристском перформансе»[19].
Показательно, что до этого момента авангардную одежду создавал только Дакомо Балла (совместно с супругой Элизой). После телеграммы Северини в среде футуристов заметно оживился интерес к проектированию авангардных костюмов. Дискутировать о взаимовлиянии искусства и моды начали Томазо Маринетти, Фортунато Деперо (он стал разрабатывать проекты футуристских костюмов), Вольт (Винченцо Фани) и Тулио Крали. Можно предположить, что именно симультанные костюмы подтолкнули Балла написать ряд манифестов, посвященных моде. В них были отражены основные философские и формообразующие принципы футуристической одежды[20].
Робер Делоне
Фотография 1960-х годов.
Архив О. А. Хорошиловой
В 1920 году, вернувшись во Францию из Испании, где они жили с 1914 года, Делоне оказались в новой художнической среде. Фовизм, кубизм, экспрессионизм теперь считались уделом скучных стариков. В авангардном фаворе был дадаизм – агрессивное, эпатажное, ироничное искусство молодых циников, подранков Великой войны.
С поэтами-дадаистами Делоне познакомились сразу после переезда в Париж. Особенно тесно они общались с Тристаном Тцарой, Филиппом Супо, Луи Арагоном, которые в феврале того же года начали издавать журнал «Литература». На его страницах, помимо стихотворений, критических заметок и анонсов художественных событий, публиковались манифесты дадаизма, большинство которых написал Тцара.
Делоне приглашали авангардистов к себе в мастерскую. По четвергам устраивали вечера поэзии, на которых бывали самые известные деятели парижского искусства– Супо, Бретон, Арагон, Голь. Замысловатый верлибр, пьянящий ритм и цветность их стихов вдохновили Соню Делоне, и она создала арт-объекты – «Холст-поэму», «Занавесь-поэму» и «платья-поэмы».
«Холст-поэма» был посвящен Маяковскому, посещавшему дадаистские журфиксы Делоне. Ему определенно нравилась живопись Робера. В эссе «Семидневный смотр французской живописи» 1923 года он отмечал: «Делоне – весь противоположность Пикассо. Он – симультанист. Он ищет возможность писать картины, давая форму не исканием тяжестей и объемов, а только расцветкой <…>. Он весь, даже спина, даже руки, в лихорадочном искании»[21].
Соня Делоне.
«Холст-поэма»
Фототипия 1920-х годов.
Читать бесплатно другие книги:
