Неисповедимый путь Маккаммон Роберт
Я много думала о Уэйне. Однажды я ездила туда, но свет в его доме не горел. Я боюсь за него. Его притягивает к тебе так же, как и тебя к нему, но он испуган и слаб. Его Неисповедимый Путь мог бы привести его к тому, что он стал бы обучать других исцелению своего организма, но сейчас он занавешен корыстью, и я не думаю, что он ясно видит его. Ты можешь не хотеть принимать это сейчас, но если хотя бы раз в жизни у тебя будет возможность помочь ему, ты поможешь. Вы связаны кровью, и несмотря на то, что ваши Пути ведут в разных направлениях, вы остаетесь частью друг друга. Ненавидеть просто. Любить гораздо труднее.
Ты знаешь, что есть более великая тайна, чем смерть? Жизнь – то, как она крутится подобно карнавальной карусели.
Кстати, когда я читала о девушке Бонни, я почувствовала некоторую петушиность. Видимо она для тебя не просто девушка, раз ты так о ней пишешь.
Я очень горжусь тобой и знаю, что буду гордиться еще больше.
Я люблю тебя.
Рамона взяла лампу и вышла в спальню, чтобы взять рукоделие. Уловив свое отражение в зеркале, она остановилась оглядеть себя. Она увидела больше седых волос, чем темных, и много морщин на лице. Но глубоко в глазах она еще оставалась той неуклюжей девушкой, которая увидела Джона Крикмора, стоявшего у противоположной стены амбара рядом с мотыгами, девушкой, которая хотела, чтобы этот парень обнял ее так, чтобы затрещали ее ребра, девушкой, которая хотела летать над холмами и полями на парусах мечты. Она гордилась тем, что не потеряла эту часть себя.
Ее Неисповедимый Путь был практически закончен, поняла она с оттенком грусти. Но, думала она, посмотри, сколько сделано! Она любила хорошего человека и была любима им, вырастила сына, всегда вставала на защиту себя и делала мучительную работу, которую требовало от нее ее предназначение. Она научилась принимать радости и печали, видеть Дарующего Дыхание в упавшей росе и сухом листе. Одно только мучило ее – рыжеволосый мальчик – копия своего отца – которого Дж. Дж. Фальконер назвал Уэйном.
Неутомимый ветер шумел вокруг дома. Рамона одела свитер, взяла рукоделие и направилась обратно к камину, где просидела и внимательно проработала около часу. В задней части шеи возникло ощущение покалывания, но она знала, что долго это не продлится.
Что-то шло сквозь ночь. Она знала, что оно шло за ней. Она не представляла себе, как оно выглядит, но она хотела посмотреть ему в лицо и дать понять, что не боится.
Когда она смотрелась в зеркале, она видела в нем свою черную ауру.
Рамона закрыла глаза и позволила себе задремать. Она снова была ребенком, бегающим по зеленым лугам под жарким летним солнцем. Она легла на траву и стала наблюдать, как облака меняют форму. Вон там дворец с пушистыми башнями и флагами, а…
– Рамона! – услышала она. – Рамона! – Это была мама, зовущая ее издалека. – Рамона, маленькая чертовка! Немедленно домой, слышишь?
Ее щеки коснулась ладонь, и она проснулась. Огонь в камине и лампа почти погасли. Рамона узнала прикосновение, и ей стало тепло.
Раздался стук в дверь.
Рамона еще несколько секунд покачалась в кресле. Затем она подняла подбородок, встала и пошла к двери. Несколько секунд ее рука лежала на задвижке, затем она вздохнула и отодвинула ее.
Высокий мужчина в соломенной ковбойской шляпе, джинсовой куртке и потрепанных джинсах стоял на террасе. У него была серая с проседью бородка и темные, глубоко посаженные глаза. За его спиной стоял глянцево-черный грузовик-пикап. Жуя зубочистку, он протяжно произнес:
– Как поживаете, мэм? Похоже, я не там свернул с шоссе. Вы не будете так любезны принести мне стакан воды, а то, знаете ли, в горле… – Я знаю, кто вы такой, – сказала Рамона и увидела в глазах мужчины легкий шок и нерешительность. Он не был настоящим ковбоем, подумала Рамона, у него слишком гладкие руки. – Я знаю, зачем вы здесь. Заходите.
Он заколебался, улыбка исчезла с его лица. Он увидел, что она действительно знала это. Какая-то часть его уверенности испарилась, а под ее твердым взглядом стал ощущать себя словно бы жуком, только что вскарабкавшимся на камень. Он почти решил бросить эту затею раз и навсегда, но вовремя вспомнил, что не сможет забрать свои деньги и бежать; рано или поздно они все равно найдут его. Кроме того, он всетаки профессионал.
– Так вы зайдете? – спросила Рамона и открыла дверь пошире.
Он вынул изо рта зубочистку, промямлил «спасибо» и вошел в дом. Он не смотрел в ее лицо, потому что знал, что ей все известно, она не боится, и это делало его задачу невыносимой.
Она ждала.
Мужчина решил сделать это как можно более быстро и безболезненно. И это будет в последний раз, да поможет ему Господь! Рамона закрыла дверь, чтобы не было сквозняка, и вызывающе повернулась к гостю.
11. Проверка
50
Из горла Билли вырвался приглушенный крик, и он сел на кровати в темноте среди сбившихся простыней. Его мысли путались от ужаса. Он включил лампу и обернулся одеялом. За окном стучал дождь.
Он не помнил деталей кошмара, но тот имел отношение к его матери. И к дому. Искры, улетающие в ночное небо. Отвратительная морда Меняющего Облик, ярко-красная в свете пламени.
Билли встал с кровати и с трудом вышел в коридор. По пути в мужской туалет он увидел свет, горящий внизу, в гостиной. Он спустился по лестнице, надеясь найти кого-нибудь, с кем можно поговорить.
В гостиной горела только одна лампа. Телевизор был включен и тихо показывал настроечную таблицу. На софе, свернувшись калачиком и накрывшись коричневым дождевиком с заплатанными локтями, лежала девушка с разноцветными глазами. Правда, сейчас ее глаза были закрыты и она спала. Билли немного постоял над ней, восхищаясь ее каштановыми волосами и красотой лица. Пока он смотрел, она вздрогнула во сне. Она была даже симпатичнее Мелиссы Петтус, подумал Билли, но казалось беспокойной личностью. От мистера Перлмена он узнал, что ей девятнадцать и ее родственники живут в Техасе. Больше никто ничего о ней не знал.
Неожиданно, будто почувствовав его присутствие, ее брови затрепетали. Она вскочила так резко, что Билли испугался и отступил на шаг. Она посмотрела на него с сосредоточенностью загнанного животного, но ее глаза оставались затуманенными и мертвыми.
– Они должны сгореть, – прошептала она едва слышно. – Так сказала Кеппи, а Кеппи никогда не ошибается…
Тут Билли увидел, что ее взгляд проясняется, и он понял, что девушка говорила во сне. Она неуверенно посмотрела на него, и на ее щеках вспыхнул румянец.
– Что это? Что тебе нужно?
– Ничего. Я увидел свет. – Билли улыбнулся, стараясь уменьшить ее, видимое невооруженным глазом, напряжение. – Не беспокойся, я не кусаюсь.
В ответ она только плотнее закуталась в плащ. Билли заметил, что на ней были одеты все те же джинсы и свитер, и он подумал, что либо она не раздевается, когда ложится в кровать, либо совсем не ложится спать.
– Не похоже, что по телевизору интересная программа, – сказал он и выключил его. – Ты давно здесь?
– Некоторое время, – ответила она, по-техасски растягивая слова. – Кто такая Кеппи?
Она дернулась, словно ее ударили.
– Оставь меня, – резко сказала она. – Я никого не беспокою и не хочу, чтобы кто-то беспокоил меня.
– Я не хотел тебя обидеть. Извини.
Он повернулся к ней спиной. Она, конечно, симпатичная девушка, но весьма невоспитанная. Он почти дошел до лестницы, когда услышал ее голос.
– Что делает тебя особенным?
– Что?
– Доктор Хиллберн думает, что ты особенный. Почему?
Билли пожал плечами.
– Не знаю.
– Я и не сказала, что знаешь. Я сказала, что так думает доктор Хиллберн. Она проводит с тобой много времени. Можно подумать, что ты важная особа.
Билли остановился на середине лестницы, прислушиваясь к шуму дождя за стеной. Бонни сидела, подтянув ноги к груди и накинув на плечи плащ. В ее глазах был страх, и Билли понял, что она по-своему ищет компании. Он снова спустился в гостиную.
– Я не знаю, почему. На самом деле.
Пауза затянулась. Бонни не глядела на него, а смотрела в окно на ледяную бурю.
– Сегодня будет сильный дождь, – сказал Билли. – Миссис Бреннон сказала, что она думает, что скоро пойдет снег.
Бонни долго не отвечала, а затем тихо произнесла:
– Я надеюсь, что он будет долгим. Я надеюсь, что дождь будет идти и идти неделями. Ведь когда идет дождь, ничего не может загореться, да?
Она трогательно посмотрела на Билли, и он поразился ее простой, природной красоте. На ней не было косметики, и она выглядела свежей и здоровой за исключением темных мешков под глазами. Мало спит, подумал он.
Он не понял ее комментарий, поэтому промолчал.
– Почему ты всегда носишь это? – спросила девушка.
Только в этот момент Билли осознал, что сжимает в левой руке кусочек угля. Наверное, он захватил его, выходя из комнаты. Он редко был без него, и ему пришлось объяснить его значение доктору Хиллберн, когда она поинтересовалась.
– Это что-то вроде талисмана или чего-либо подобного?
– Думаю, да. Я просто ношу его, вот и все.
– А.
Билли перенес свой вес с одной ноги на другую. На нем была пижама и халат с тапочками, которые ему выдали в институте. Несмотря на то, что уже было за два ночи, он не спешил вернуться в постель.
– А ты откуда из Техаса?
– Ламеза. Это посередине между Лаббоком и Биг-Спринг. А ты откуда из Алабамы?
– Из Готорна. А откуда ты знаешь, что я из Алабамы?
Она пожала плечами.
– А ты откуда знаешь, что я из Техаса?
– Наверное, спросил кого-нибудь. – Он сделал паузу, изучая ее лицо. – Как получилось, что у тебя один глаз голубой, а один зеленый?
– А как получилось, что у тебя кудрявые волосы, хотя ты индеец?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – улыбнулся Билли.
– А ты?
– Нет. Я только частично индеец. Чокто. Не беспокойся, я не буду снимать с тебя скальп.
– Я и не беспокоюсь. Я происхожу из длинной линии охотников за индейцами.
Билли рассмеялся и по искоркам в глазах девушки понял, что она готова рассмеяться вместе с ним, но вместо этого она отвернулась к окну и стала смотреть за дождем.
– Что ты делаешь так далеко от Техаса?
– Что ты делаешь так далеко от Алабамы?
Он решил попробовать подойти с другой стороны.
– На самом деле мне кажется, что твои глаза красивы.
– Нет. На самом деле они просто разные, и все.
– Иногда хорошо быть разными.
– Конечно.
– Нет, в самом деле. Ты должна гордиться тем, как выглядишь. Это ставит тебя особняком.
– Это уж точно.
– Я имел в виду, что это ставит тебя особняком в хорошем смысле. Это делает тебя особенной. И кто знает? Может быть, ты видишь вещи лучше, чем остальные люди.
– Может быть, – тихо, с тревожными нотками, сказала она. – Это означает то, что я вижу много того, что не хотела бы видеть. – Девушка взглянула на Билли. – Ты разговаривал обо мне с доктором Хиллберн?
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь о Кеппи? Только доктор Хиллберн знает об этом.
Билли рассказал ей, что она говорила перед тем, как пробудилась ото сна, и стало ясно, что это вызвало у нее раздражение.
– Ты не должен был шляться здесь, – сказала Бонни. – Ты испугал меня, вот и все. Зачем ты сюда подкрался?
– Я не подкрадывался. Мне приснился кошмар, который меня разбудил.
– Кошмары, – прошептала она. – Да, я много о них знаю.
– Ты будешь сейчас спать?
– Нет. – Она замолчала и нахмурилась. Ее щеки и нос были обсыпаны веснушками, и Билли представил себе ее, скачущую на лошади под солнцем Техаса. Она была немного худая, но Билли решил, что она всегда сможет позаботиться о себе сама. – Я не люблю спать. Поэтому я и здесь, внизу. Я хотела посмотреть телевизор, а затем почитать столько, сколько смогу выдержать.
– Почему?
– Ну…
Это потому, что я…
Иногда вижу сны. Кошмары. Нечто…
Действительно ужасное. Если я не сплю, то не могу их видеть. Я…
Даже уходила вечером гулять, пока не начался сильный дождь. Я надеюсь, что он полил надолго. Как ты думаешь?
– Я не знаю. Почему это для тебя так важно?
– Потому что, – сказала она и пристально посмотрела на Билли. – Тогда то, что показала мне Кеппи, будет неправдой. Ничто не сможет гореть так, как она мне показала.
Тон ее голоса приблизился к безнадежному. Билли сел в кресло, приготовясь слушать то, что она, может быть, расскажет.
Она рассказала, и Билли слушал не отрываясь. Начала она рассказ неохотно: когда Бонни Хейли было одиннадцать лет, в голой техасской степи ее ударила молния. У нее сгорели все волосы, а ногти почернели, и она лежала при смерти почти месяц. Она помнила темноту, голоса, и желание уйти; но каждый раз, когда у нее возникало желание умереть, она слышала ясный высокий детский голос, говорящий ей «нет, уход из жизни – это не ответ». Голос призывал и призывал ее сконцентрироваться, бороться с болью. Она так и поступила, медленно, но верно выздоравливая.
У нее была нянечка, миссис Шелтон, и каждый раз, когда она входила в палату, в ушах у Бонни возникал тихий звенящий звук. Она начала видеть странный повторяющийся сон: головной убор нянечки, катящийся по движущейся лестнице. Неделей позже Бонни узнала, что миссис Шелтон оступилась на эскалаторе в универсальном магазине в Лаббоке и сломала себе шею. С этого все и началось.
Бонни назвала странный, высокий голос в своей голове Кеппи, в честь невидимой подруги, которая была у нее, когда ей было шесть лет. У нее было одинокое детство, большую часть которого она провела на ранчо своего приемного отца неподалеку от Ламезы. Визиты Кеппи стали более частыми, а с ней и более частыми стали сны. Раз она увидела чемоданы, падающие и падающие с ясного голубого неба, на одном из них она даже смогла прочитать бирку и номер рейса. Кеппи попросила ее быстро кому-нибудь рассказать об этом, но мама Бонни решила, что все это просто дурачество. Менее чем через две недели возле Далласа столкнулись в воздухе два самолета, и багаж разбросало по степи на много миль. Было еще много различных снов и предсказаний, которые Бонни назвала Колоколами Смерти, пока отчим наконец не позвонил в «Нейшнл стар» и оттуда не приехали взять у нее интервью. Ее мать была испугана последовавшим за этим вниманием и потоком ненормальных писем и непристойных телефонных звонков. Ее отчим хотел, чтобы она написала книгу – о, ты только сделай это! – говорил он ей – и стала ездить с лекциями о Колоколах Смерти.
Родители Бонни разошлись, и для нее стало ясно, что мать боится ее и считает ее причиной развода. Пришли сны, и вместе с ними голос Кеппи, настаивающий на действиях. Примерно в это время «Нейшнл Стар» окрестил ее Ангелом Смерти Техаса.
– Со мной захотели поговорить психиатры из Техасского университета, – рассказывала Бонни тихим, напряженным голосом. – Мама не хотела, чтобы я ехала, но я знала, что должна. Кеппи так хотела. Во всяком случае, доктор Каллаген работал раньше с доктором Хиллберн, поэтому он позвонил ей и устроил так, чтобы я сюда приехала. Доктор Хиллберн говорит, что у меня дар предвидения, что может быть молния что-то переключила у меня в голове, открыв меня сигналам тех, кого она зовет «вестниками». Она верит, что в нашем мире остаются сущности тех, чьи тела умерли…
– Бестелесные, – подсказал Билли. – Дискарнаты.
– Правильно. Они остались здесь и остаются помочь остальным, но не каждый может понять, что они стараются сказать.
– А ты можешь.
Она покачала головой.
– Не всегда. Иногда сны недостаточно ясны. Иногда я едва понимаю голос Кеппи. С другой стороны…
Может быть, я просто не хочу слышать, что она говорит. Я не люблю спать, потому что я не хочу видеть то, что она мне показывает.
– И ты совсем недавно опять видела сон?
– Да, – сказала она. – Несколько ночей. Я…
Я еще не говорила доктору Хиллберн. Она снова захочет прицепить меня у одной из этих машин, а мне от проверок становится плохо. Кеппи…
Показала мне здание в огне. Старое здание в плохой части города. Огонь распространяется очень быстро, и…
И я чувствую на лице сильный жар. Я слышу звук подъезжающих пожарных машин. Тут обрушивается крыша, и я вижу, как люди выпрыгивают из окон. Это должно случиться, Билли, я знаю это.
– А ты знаешь, где находится это здание?
– Нет, но я думаю, что здесь, в Чикаго. Все прошлые сны сбывались в радиусе ста километров от того места, где я находилась. Доктор Хиллберн думает, что я что-то…
Вроде радара. Моя дальность действия ограничена, – сказала она с легкой пугающей улыбкой. – Кеппи сказала, что они умрут, если я не смогу им помочь. Она сказала, что это начнется в проводке и быстро распространится. Она еще сказала что-то вроде «колючки», но я не понимаю, что это значит.
– Тебе нужно рассказать доктору Хиллберн, – сказал Билли девушке. – Завтра утром. Может быть, она сможет помочь тебе.
Она едва заметно кивнула.
– Может быть. Но я так не думаю. Я так устала от ответственности, Билли. Почему это произошло именно со мной? Почему?
Когда она взглянула на него, в ее глазах блестели слезы.
– Я не знаю, – сказал Билли и под продолжавший стучать в окно дождь, взял ее за руку. Они долго сидели вместе, слушая бурю, а когда дождь прекратился, Бонни издала тихий вздох безнадежности.
51
В тот момент, когда в институте Хиллберн Билли разговаривал с Бонни, в доме Ходжеса в Файете зазвонил телефон. Джордж Ходжес зашевелился, чувствуя спину жены, прижавшуюся к его спине, и нащупал телефон.
Это был Альберт Вэнс, адвокат, с которым он познакомился в прошлом году на деловой встрече в Форт-Лаудердейле, звонящий из Нью-Йорка. Ходжес попросил его подождать, растолкал Ронду и попросил ее повесить трубку, когда он спустится вниз, к другому аппарату. Он спустился в кабинет, стряхивая по дороге с глаз сон, и поднял трубку.
– Вешай! – крикнул он, и телефон наверху звякнул.
Он не хотел, чтобы Ронда слышала разговор. Пока он слушал, что ему говорил Вэнс, его сердцебиение все учащалось и учащалось.
– Вы не поверите, как глубоко я влез во всю эту канцелярщину, – начал Вэнс с режущим ухо Ходжеса акцентом северянина. – «Тен-Хае» владеет несколькими компаниями в Нью-Йорке, и внешне они чисты, как полированное стеклышко. Ни неприятностей с налоговой инспекцией, ни проблем с профсоюзами, ни банкротств. Настоящие бойскауты.
– Тогда в чем же дело?
– Дело в том, что я копнул на пять тысяч долларов глубже, и теперь заметаю следы. Поэтому я и звоню так поздно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в офисе знал, что я раскопал о «Тен-Хае»…
На всякий случай. – Я не понимаю.
– Поймете. «Тен-Хае» может быть связана, а может быть нет.
– Связана? С чем?
– С серьезными парнями. Уловили? Я сказал, может да, а может нет. Они чертовски хорошо изолировали себя. Но из того, что я слышал, следует, что «Тен-Хае» погрузила свои когти в порнобизнес Западного побережья, торговлю наркотиками, ей принадлежит ощутимый кусок лас-вегасского пирога и она контролирует большую часть контрабанды и нелегальных переходов на границе с Мексикой. «Тен-Хае» сильна, процветающа и смертельно опасна.
– О… Боже… – рука Ходжеса изо всех сил сжала телефонную трубку. Уэйн и Генри Брэгг все еще там! Уэйн пропустил запись на телевидении, миновал день его проповеди в Хьюстоне, а Уэйн так и не высказал намерения возвратиться в Файет! Один Бог знает, что сделал с ним Крипсин! Он слабо ответил:
– Я… Эл, что мне делать?
– Вы просите совета? Я даю вам пятидесятидолларовый совет задаром: держите вашу задницу подальше от этих людей! Что бы не случилось между ними и вашим клиентом, это не повод превращаться в корм для собак. Правильно?
У Ходжеса онемели губы.
– Да, – прошептал он.
– Тогда все в порядке. Пришлите мне деньги в дипломате мелкими купюрами. Ну а если серьезно: вы никогда не просили меня проверить «Тен-Хае». Я никогда раньше не слышал о «Тен-Хае». Усекли? У этих ребят очень длинные руки. Хорошо?
– Эл, я ценю вашу помощь. Спасибо.
– Хорошего сна, – ответил Вэнс, и телефон в Нью-Йорке загудел. Джордж Ходжес медленно положил трубку на рычаги. Он был потрясен и не мог найти силы подняться из-за стола.
Фактически «Крестовый поход Фальконера» – фонд, стипендиальный фонд, все! – был в лапах Августа Крипсина, председателя совета директоров корпорации «Тен-Хае». Генри Брэгг должен был видеть, что происходит. Должен ли?
Ходжес снова потянулся к телефону и набрал ноль. Когда телефонист отозвался, он сказал:
– Я хочу заказать международный разговор. С Бирмингемом, с Федеральным Бюро… – Тут он почувствовал во рту нехороший привкус. Что он им скажет? Что он может рассказать? Уэйн хотел уехать отсюда. Уэйн чувствует себя в безопасности в этой каменной гробнице, спрятавшись от своих обязанностей.
“У этих ребят очень длинные руки», – сказал Эл Вэнс.
– Слушаю, сэр, – напомнил о себе телефонист.
Ходжес подумал о Ронде и Ларри. Длинные руки. Он вспомнил глаза Найлза: глаза убийцы. У него свело внутренности, и он повесил трубку.
Все начало трещать по швам сразу после смерти Джи-Джи. Теперь все развалилось окончательно. Ходжес испугался того, что может оказаться в самом центре этого развала.
Но у него есть семья, счет в банке и акции. Его дом и деньги. Он живой.
Ходжес утомленно встал из-за стола. Когда он пересекал комнату, то ему показалось, что сквозь разрисованное окно он увидел в небе зарево, когда ветер зашевелил ветви стоящих рядом с домом деревьев. Огонь? – удивился он. Это в стороне Готорна. Что там может гореть?
Так или иначе, это не мог быть большой пожар. Кроме того, до него несколько миль. Он погаснет. Утром нужно узнать, что произошло. – Да поможет мне Бог, – тихо сказал Ходжес с надеждой быть услышанным. Потом он выключил свет и поднялся по лестнице. Он чувствовал себя так, словно его душа обуглилась.
52
– Буду с тобой предельно откровенна, Билли, – сказала Мэри Хиллберн. Она одела свои очки для чтения и открыла папку, лежавшую перед ней на столе. – Здесь собраны все результаты твоего тестирования, все, от карт Зенера до обратной биосвязи. Между прочим, у тебя отличное физическое состояние.
– Рад слышать.
Этот разговор проходил через несколько дней после того, как Билли имел беседу с Бонни Хейли, и не далее как за день до него он закончил последний из запланированных для него доктором Хиллберн тестов. Это был долгий сеанс гипноза, проводимый доктором Ленсингом, во время которого Билли чувствовал себя плавающим в темной луже, в то время как врач пытался проникнуть на разные уровни его подсознания. По разочарованному лицу Ленсинга Билли понял, что произошла гнетущая неудача.
То же разочарование он видел и в глазах доктора Хиллберн.
– Твои психологические тесты, – сказала она, – также позитивны. Тесты с картами Зенера на среднем уровне, что не показывает у тебя экстрасенсорных способностей. Ты хорошо вел себя под гипнозом, но доктор Ленсинг не сообщил о необычных или требующих к себе внимания реакциях. Твой дневник снов не показывает их связности. Самые высокие результаты у тебя в обратной биосвязи, что может означать наличие у тебя более высокой, чем у нормальных людей способности сосредоточиваться. – Она взглянула на него поверх очков. – Я боюсь, что ни один из тестов не показал, что ты нечто более, чем ординарный, здоровый юноша с высокой способностью сосредоточиваться.
– О, – только и смог произнести Билли. Вся работа ни к чему? – подумал он. – Тогда…
Вы не думаете, что я могу то, о чем я рассказывал, да?
– Снимать боль с мертвых? Я на самом деле не знаю. Как я сказала, тесты…
– Это неправильные тесты, – прервал ее Билли.
Она некоторое время размышляла над сказанным Билли.
– Возможно, ты прав. Но тогда что представляет собой правильный тест, юноша? Ты можешь предложить хоть один? Видишь ли, парапсихология – и изучение жизни после смерти в особенности – очень, очень хитрое предприятие. Это неоперившаяся наука, своеобразная новая граница познания; мы применяем тесты, но даже они сами нуждаются в проверке. Мы изо дня в день пытаемся доказать, что мы серьезные ученые, но большинство этих «серьезных ученых» не хочет слышать о наших находках. – Она закрыла папку. – К сожалению, мы ничего не доказали. Никаких доказательств существования после смерти, никаких доказательств загробной жизни…
Ничего. Но люди все приходят и приходят к нам со вздохами о дискарнатах. Они приходят с вещими снами, с неожиданно обретенной способностью говорить на иностранных языках либо играть на различных музыкальных инструментах, которые они видят в первый раз в жизни. Я видела людей, которые, впав в похожее на транс состояние, начинали писать совершенно другим почерком. Я слышала о маленькой девочке, которая, также в трансе, говорила голосом мужчины. Что это значит? Просто то, что мы достигли края новой неизвестности и не можем понять, что лежит перед нами.
Доктор Хиллберн сняла очки и потерла глаза. Внезапно она почувствовала себя очень уставшей. Ведь она так надеялась, что этот парень из Алабамы станет тем, кого она искала.
– Прости меня, – сказала она. – Я не разуверилась в том, что ты рассказал о себе и своей семье. Твой друг мистер Меркль в этом просто уверен. Но…
Как мы можем проверить эту черную ауру, которую ты видишь? Как мы можем проверить того, кто чувствует, что умирает? До тех пор, пока мы не придумаем новые, поддающиеся проверке эксперименты, мы этого не сможем. Поэтому я собираюсь отослать твою папку другим парапсихологам. Между тем…
Извини, но у меня большой список людей, ожидающих своей очереди. Я собираюсь просить тебя освободить комнату.
– Вы…
Хотите, чтобы я уехал?
– Нет, не хочу; но боюсь, что тебе придется. Я могу продержать тебя до конца недели и отправить тебя домой на автобусе. Я надеюсь, что кто-нибудь их парапсихологов, который прочитает твою папку…
Лицо Билли запылало. Он резко встал, думая о деньгах, которые он истратил на поездку сюда.
– Я уеду завтра, – сказал он. – И больше никто меня не увидит. Я думал, что вы поможете мне!
– Я говорила, что мы проведем ряд тестов. Мы сделали это. Я двигаюсь на ощупь во тьме, также как и ты, и мне очень бы хотелось иметь место для всех, обладающих пси-способностями, но у меня нет такой возможности. Я не говорю, что не верю в твои возможности, но на сегодняшний день помимо твоих собственных слов им нет никаких доказательств.
– Понятно, – смущенно и зло ответил Билли. Все это время потрачено впустую! – Мне не нужно было приезжать сюда. Я ошибся, теперь я знаю это. Вы не можете понять или помочь мне, потому что на все смотрите посредством машин. Откуда машине знать, что у меня в голове или в душе? Моей маме и матери моей мамы не нужно было для их работы никаких машин – и мне не нужно, тоже.
Он сверкнул на Хиллберн глазами и вышел из кабинета.
Доктор Хиллберн не обвиняла его. Она развернула свое кресло и поглядела на освещенный серыми полуденными солнечными лучами парк. Она всей душой не хотела отпускать Билли Крикмора, потому что что-то в нем чувствовала, нечто важное, что не могла точно понять. Но ей нужно было занимаемое им помещение, и с этим ничего нельзя было поделать. Она глубоко вздохнула и углубилась в дневник снов Бонни Хейли. Бонни все еще снилось горящее здание, а ее вестник все еще пытался внушить ей слово. Что-то, звучащее как «колючка». Она перечитала последние сны Бонни – все одинаковые за исключением мелких деталей – и достала с книжной полки карту Чикаго.
53
Они пришли за Генри Брэггом в самый тихий час, около трех ночи, и включили весь свет в его зеркальной комнате.
Пока Брэгг одевал очки, Найлз стоял возле его кровати.
– Вас хочет видеть мистер Крипсин, – сказал он. – Вам не нужно одеваться. Халата и шлепанец будет достаточно.
– Что случилось? Который час?
– Рано. Уэйн собирается оказать услугу мистеру Крипсину. Необходимо, чтобы при этом присутствовали вы.
Найлз и крепкий светловолосый телохранитель по имени Дорн сопроводили Брэгга в восточное крыло здания, в личные апартаменты Крипсина. За неделю, прошедшую с тех пор, как уехал Джордж Ходжес, Брэгг изнежился словно принц. Он приобрел отличный загар и пристрастился к пина-кохладас. Когда вокруг него порхали представленные ему Найлзом молодые девушки, он начисто забывал о своей жене, детях, доме и практике. На шее он стал носить цепочку со знаком зодиака. Он делал свою работу: находился поблизости от Уэйна. Если вместе с этим он получал кое-какие удовольствия, то разве это его вина?
Найлз нажал кнопку звонка у двери кабинета Крипсина. Двери открылись, и Брэгг вошел в комнату. Свет торшеров был направлен на него, а с перекладин на стенах свешивались темные скелеты. Крипсин сидел за своим столом сложив руки перед собой. Его голова была освещена светом лампы.
Брэгг прикрыл глаза руками, поскольку яркий свет вызвал почти болезненное ощущение.
– Мистер Крипсин? Вы хотели меня видеть, сэр?
– Да, подойдите ближе.
Брэгг подошел. Ощущение персидского ковра под ногами исчезло. Он посмотрел вниз и увидел, что стоит на большом куске тонкого пластика, положенного поверх ковра.
– Прекрасно, – сказал Крипсин. – Стойте, пожалуйста, там.
– Что случилось? – усмехнулся Брэгг.
– Уэйн? – Крипсин взглянул налево, на фигуру, сидящую на стуле с высокой спинкой. – Ты готов?
Брэггу понадобилось несколько минут, чтобы узнать Уэйна. Лицо юноши было бледно, и он походил на привидение. Прошло несколько дней с тех пор, как Брэгг видел Уэйна последний раз, и теперь мальчик выглядел как незнакомец. Уэйн держал на коленях маленькую коробочку и что-то тер между пальцев.
– Это…
Волосы? – удивился Брэгг.
– Что я тебе говорил раньше, сынок? Либо ты готов к проверке, либо нет.
– Эй, – вмешался Брэгг, – кто-нибудь объяснит мне, что происходит?