Чинди Макдевит Джек

— Создается впечатление, — сказал профессор, — что физические характеристики пространства чрезвычайно разнородны. — Делая это замечание, он прикрыл глаза — возможно, просто рассуждал вслух. — Это вообще не то, чего мы ожидали. — Его улыбка увяла.

Хатч очень хорошо понимала, что Могамбо пригласил ее сюда не обсуждать проблемы физики. Но она приняла условия игры и задала несколько вопросов относительно его исследований, притворяясь, что ответы ей понятны. Рассказала, что полет к Обреченной оказался напряженным и беспокойным, все десять дней она была почти в испуге и никогда больше близко не подойдет ни к чему подобному.

Наконец он резко изменил поведение, вновь наполнил ее стакан и с некоторой бесцеремонностью заметил, что, насколько ему известно, она отправляется к 1107.

— Да, верно.

— Чтобы определить, есть ли там что-нибудь, связанное с передачами, зафиксированными «Бенджамином Мартином».

— Да.

Он оперся локтями о стол, плотно сложил пальцы и наклонился вперед, очень похожий на большую хищную птицу.

— Одиннадцать ноль семь, — повторил он.

Она ждала.

— Так что ты думаешь, Хатч?

— Не знаю, — созналась она. — Если там и было что-то, когда мимо проходил «Бенни», то я очень сомневаюсь, что оно и сейчас там. — Хатч подозревала, что профессору известно о последнем перехвате, но вряд ли он знал, ввели ее в курс дела или нет. А она не собиралась говорить ему ничего лишнего.

Могамбо долгую минуту изучал ее.

— Я тоже так думаю. — Он нахмурил брови.

Хатч показалось, что он сейчас скажет что-то еще, но доктор, видимо, передумал и продолжал поигрывать стаканом.

Хатч оглядела кабинет. На стенах несколько недорогих электронных картинок, пейзажи с садами и сельскими дорогами. Пауза затягивалась, и она решила нажать.

— Подумываете отправиться туда и взглянуть? Мы были бы рады принять вас на борт. — На самом деле ей этого не хотелось. Но Хатч знала, что он не согласится. Так что такое предложение ничем ей не грозило.

— С этим Обществом контактеров? — Могамбо усмехнулся, поглядывая на нее. Летай с ними сколько угодно, но меня ждут более важные дела . — Нет. Я действительно очень занят. — Он показал ровный ряд очень крепких белых зубов. — Предприятие фантастическое, Хатч, но совершенно безнадежное.

Она абсолютно точно знала, к чему он клонит, но не собиралась приходить на помощь.

— Никогда не знаешь, что будет завтра, — заметила она.

Могамбо басисто кашлянул.

— Я хотел бы попросить о любезности.

— Смотря о какой.

— Дайте мне знать, если действительно обнаружите там что-то. Я пробуду здесь еще пару недель.

Было очевидно, чем все это должно закончиться. Да, мы заполучили инопланетный передатчик! Могамбо галопом бы вырвался на сцену и стяжал всю славу. Джордж никогда не узнал бы, откуда свалилась такая неприятность.

— Я вряд ли смогу сделать это, профессор.

Похоже, его это задело.

— Хатч, почему нет?

— Согласно контракту мистер Хокельман контролирует все сообщения. — Это не совсем соответствовало истине, но так вполне могло бы быть. — Я при всем желании не смогу выполнить вашу просьбу.

— Хатч, это для меня очень важно. Послушай, честно говоря, я обязательно полетел бы туда с тобой, если мог. Но это просто невозможно. Я завален работой. И не могу бросить ее. Сама понимаешь. Сколько надо добираться отсюда туда? Неделю?

— Примерно.

Могамбо изобразил страдание.

— Сейчас я просто не властен над ситуацией. — Он коснулся выключателей; вспыхнули верхние лампы, заливая комнату светом. — Но мне это необходимо, Хатч. Я рассматривал бы это как личное одолжение. И по достоинству оценил бы, если бы ты ухитрилась… — Хатч открыла было рот, но он вытянул руку. — Сделай это для меня, а я подумаю, как тебя вознаградить. У меня есть связи. Уверен, что ты не хочешь убить остаток жизни, болтаясь туда-сюда между Солнечной системой и станцией «Аутпост».

Она медленно поднялась и поставила полупустой стакан на край стола.

— Я передам вашу просьбу, профессор. Джордж наверняка пойдет вам навстречу.

Тор знал, что она прилетает. Четыре года назад он провел с Хатч несколько вечеров. Пара походов в театр, пара обедов, как-то вечером — выпивка в ресторане «У Кессиди», на самом верху, откуда видны Потомак и Молл. Прогулка вдоль реки. Поездка на лошадях в субботний полдень через парк Рок-Крик. А потом однажды в среду вечером (был конец ноября) она заявила, что они больше не увидятся. Что как ни жаль — она надеется, что его это не слишком расстроит, — ей вновь придется лететь в какую-то точку вселенной, название которой ему не выговорить, в тот идиотский мир, где полчища ноков истребляли друг друга на войне, которая, вероятно, тянулась вечно.

— Я не часто возвращаюсь в Арлингтон, Тор, — объяснила она.

Он знал, что так будет. Он не представлял подробностей, но что-то в ее поведении все время подсказывало ему, что все это временно, и наступит день, когда он придет сюда в очередной раз уже один . Разумеется, он не сознался ей ни в чем — трудно сказать почему; напуганный тем, что это только оттолкнет ее еще больше? Поэтому он попросил счет, оплатил его, сказал: «Жалко, что все кончилось вот так», и ушел. А она осталась.

В то время его звали Тор Виндерваль — такое имя он получил при рождении и изменил по совету директора Художественной выставки в Джорджтауне. «Виндерваль звучит как-то надуманно, — заметил тот. — И очень трудно запоминается. Не очень подходит для занятий коммерцией».

С тех пор он не видел Хатч.

Он несколько раз порывался отправить ей сообщение. «Хатч, я по-прежнему здесь», или «Хатч, почему бы нам не сделать еще одну попытку, когда ты вернешься?», или «Хатч, Присцилла, я люблю тебя».

Он набирал сообщение за сообщением, но так ни разу и не нажал кнопку передачи. Он несколько раз поднимался на «Колесо», когда знал, что она должна быть там. Два раза он видел ее, запредельно красивую, и его сердце начинало работать, как насос, а горло перехватывало. Тогда Тор понимал, что не в состоянии подойти к ней и будет стоять с глупым видом, убеждая себя, что нет ничего нелепого в том, чтобы просто броситься навстречу друг другу.

Глупый способ для взрослого мужчины проявлять свои чувства. Поступить же по-взрослому означало разыскать Хатч и поговорить с ней, дать ей шанс передумать. Женщины переменчивы. Между прочим, он добился определенного успеха, его работы начали продаваться, а это тоже кое-что да значило.

Однажды он увидел Хатч в ресторане в Джорджтауне. Тор ужинал на противоположном краю зала, и его спутница непрерывно спрашивала, все ли с ним в порядке. Хатч так и не заметила его или притворилась, что не заметила. Когда все закончилось, когда Хатч и ее спутник (непривлекательный и туповатый, на взгляд Тора) поднялись и ушли, Тор остался сидеть, будто приклеившись к месту, едва способный дышать, и что-то у него внутри сломалось.

Кончилось тем, что он ни разу не позвонил ей, ни разу не отправил сообщения и вообще старался ничем не напоминать о себе. Он не хотел превращаться в надоеду, считая, что единственный шанс завоевать Хатч — это сохранять гордость. С другой стороны…

В его карьере наступил резкий перелом, когда он начал заниматься живописью на внеземные темы. В начале он, как отшельник, скрывался в голографической камере и предавался созерцанию видов Харона или кораблей-яхт, проходящих через вселенские просторы и купавшихся в лунном свете.

Некоторые из его работ купили. Не слишком дорого, но все-таки этих денег вполне хватило, чтобы убедить Тора, — он способен стать неплохим художником, и люди будут платить за то, чтобы повесить его работы у себя на стене.

«В работах Кирби виден талант, — заметил кто-то из обозревателей, — но им не хватает глубины . Не хватает чувства . Великое искусство захватывает нас, увлекает; живопись заставляет нас переживать танец миров. Никто так не чувствует круговращение расцвеченного огнями неба, как Кирби».

Это могло означать все что угодно. Однако вскрыло правду: Кирби необходимо отправиться к тем планетарным системам, которые он рисует. Чтобы перенести на холст кольца газового гиганта, необходимо подобраться к ним поближе, увидеть их прямо над головой и позволить этому величию захватить тебя. И он начал искать возможность посетить эти объекты. Это было нестерпимо дорого. Но должно было окупиться.

Разумеется, особых высот он не взял. Он разорился бы лет за тридцать до того, как довести свою затею до конца. Но его работы появились в элитных галереях, а это означало солидные цены. Впервые в жизни к Тору пришел серьезный профессиональный успех. А вместе с ним и деньги.

К тому времени он отвергал все возможности вновь встретиться с Присциллой Хатчинс. По сути это была самая горькая сторона обстоятельств его карьеры: он сменил фамилию, и откуда Хатч было знать, что Тор Кирби и он — одно лицо?

Он не видел способа исправить положение. Пока не прочел статью о Джордже Хокельмане и Обществе контактеров. И о том, в каких масштабах они финансируют Академию. Нанимателя Хатч.

Тор никогда не питал постоянного интереса к окружающему миру. И был в крайне наивен в вопросах, касающихся сомнительной репутации Общества контактеров среди профессионалов, занятых большой и настоящей работой в космосе. Он знал только, что имена их главных «игроков» периодически мелькали среди доступной всем желающим информации из Академии.

Это был его шанс. Он пожертвовал Академии полотно с изображением Храма Ветров на Каракуа, на месте подводных археологических раскопок. Свою лучшую работу, вряд ли способную устареть. Храм, освещенный солнечными лучами, пронзающими толщу моря, аппарат для изучения подводного мира, постепенно опускающийся на дно. Аппарат, сопровождаемый парой местных кимбо (длинных плоских рыб, очертаниями похожих на клин), рыб и еще какого-то существа, напоминающего кальмара, был показан очень наглядно. Картина была продана на аукционе и принесла столько денег, что Тор даже пожалел, что передал ее в дар. Его картина и имя — оба имени — позволили наладить новые академические связи. Но, оценив развитие событий и то, каким щедрым и талантливым он стал, Тор понял: всего этого явно мало, чтобы убедить Хатч позвонить ему.

Несколько дней спустя он поднялся на борт коммерческого транспорта, отправлявшегося на Костлер-Рок, в поразительный мир скал и яростных морей, вращающийся по орбите вокруг газового гиганта. Тор рисовал кольца, изображая их подъем из бушующего моря, когда от Джорджа пришло сообщение: «ОЖИДАЕТСЯ БОЛЬШОЕ ОТКРЫТИЕ».

«Ну и что?» — подумал Тор, а потом услышал примечание: Пилот из Академии .

Едва отваживаясь надеяться, он ответил градом вопросов о длительности экспедиции, о природе сигналов и еще о разных вещах, которые ничуть его не интересовали, — лишь для того, чтобы замаскировать единственный вопрос, только и заботивший его.

— Между прочим, ты случайно не знаешь, кто пилот?

Пять мучительных дней он дожидался ответа.

— Хатчингс .

Джордж чуть-чуть ошибся, но Тор понял, что сорвал банк.

Он попал на транспорт на «Аутпост», прибыл туда какое-то время назад и решил заполнить ожидание работой. Он решил: пусть лучше Хатч застанет его в трудах. Пусть посмотрит, чем он занимается. Газовый гигант рядом со станцией «Аутпост» был огромен — массой он примерно в шесть раз превосходил Юпитер. Он назывался Селиварова Глотка, по имени пилота, который исчез в его облаках лет двадцать назад. У планеты насчитывалось около тридцати лун-спутников, не считая тех, что прятались в изумительно красивой системе колец. Некоторые имели атмосферу, несколько проявляли геологическую активность, на двух были найдены океаны, промерзшие на всю глубину, но ни на одной не было жизни. Двадцать первая представляла собой небольшую глыбу льда и камня размером не более половины Луны.

Большую часть ее поверхности покрывали игольчатые пики, кратеры и разрушенные хребты. Но почти четверть ландшафта занимала громадная «равнина»: здесь миллиарды лет назад изверглась лава, залила обширный район и замерзла.

Не успела Хатч появиться, как с ней тут же заговорил Билл.

— На связи абонент с «Венди Джай», Хатч .

Должно быть, это Курт Эйшнер, старший капитан Академии, воплощение немецкой аккуратности. У него все и всегда разложено по полочкам. Курт был единственным командиром корабля, относительно которого Хатч не сомневалась, что он может разобрать свой корабль на части, а затем вновь собрать его.

Он умел быть и тонким, и мягким, но не с пассажирами. Даже когда он оказывал им услуги связи, он делал это в форме вежливого и тем не менее резкого и грубоватого уведомления. Ребенок доставлен. Мадам, теперь можете сесть.

Ему нравилась Хатч, но, с другой стороны, ему нравились все женщины-пилоты, хотя, насколько ей было известно, сам он не проявлял никакой активности. Она могла только гадать об истинных причинах этого. В молодые годы Курт имел репутацию повесы, но Хатч никогда не замечала никаких признаков этого, хотя как-то непреднамеренно сама спровоцировала его.

Ее самым светлым воспоминанием о Курте Эйшнере был случай на Каракуа, где как-то во временном убежище он приготовил для нее незабываемый обед, состоящий из красной капусты и картофельных клецек. Возможно, благодаря тому пустынному месту, возможно, из-за кулинарных способностей Курта обед, полученный однажды в отсутствие фруктов и тостов после трех дней полного голодания, стал самым памятным в ее жизни.

— Подключай абонента, Билл, — велела она.

Хатч переключила канал связи на свой главный монитор и уселась, откинувшись на спинку кресла. Курт моментально возник на экране. Ему было под семьдесят. О большинстве людей вполне можно сказать, что годы начали накладывать на них свой отпечаток, поскольку даже если тело не состарилось, во взгляде появляется некая твердость, а черты теряют определенную живость. Бытовало мнение, что причина тому одна: людям предначертано жить библейские семьдесят лет и изменить это не в силах ничто. Другие считали, что этого обстоятельства можно избежать, не позволяя привычке сжать вас своей железной хваткой. Однако вполне возможно, что Курт просто не старел душой. Его улыбка заставляла Хатч чувствовать себя маленькой девочкой, и ей льстило его внимание.

— Привет, Хатч. Я только что узнал, что ты на станции «Аутпост». Сколько ты планируешь пробыть там ?

— Уже улетаю. Сразу как подберу пассажира.

Последовало несколько минут паузы, указывающей на то, что их с Куртом разделяет значительное расстояние.

— Очень обидно. Я хотел бы встретиться с тобой .

— Когда ты будешь здесь, Курт?

— Завтра утром. Я так понимаю, на этот раз ты выполняешь частный рейс .

— Более или менее. Это задание Академии, но корабль не наш.

— Общества контактеров? — Он не смог полностью скрыть улыбку.

— Так ты знаешь?

— Конечно. Это не такой уж большой секрет .

Они продолжали болтать, пока не вмешался Билл.

— Сближение максимальное, — сообщил он.

«Мемфис» вышел на орбиту, и Хатч спустила посадочный модуль. Небольшой серый купол стоял на краю «равнины», его огни отважно и жизнерадостно сияли среди бескрайней пустыни. Это была внутренняя сторона луны, откуда открывался захватывающий вид на кольца и спутники. Сама огромная планета была расцвечена зелеными и желтыми полосами. Они оказались в одном из красивейших мест. — Сообщение, — сказал Билл.

Хатч кивнула, и он подключил связь. На этот раз передача была только звуковая.

— Я почти готов, — произнес мужской голос. Он показался Хатч знакомым.

— Я говорю с Тором Кирби? — спросила она.

— Да, именно .

Она уверилась, что знает его.

— Билл, — попросила она, — открой-ка базу данных на пассажиров. Давай посмотрим, нельзя ли найти фотографию этого малого.

— Увеличиваю и передаю .

Появилась картинка. Виндерваль!

Она уставилась на него, явно озадаченная. Почему фамилия другая?

— Тор, это Хатч.

— Кто ?

— Хатч.

Пауза.

— Присцилла Хатчинс? Это действительно вы?

Разговор так и шел без видеосвязи.

— Кто такой Тор Кирби?

— Это я .

— Что случилось с твоей фамилией? И что ты делаешь здесь?

Когда Хатч видела его в последний раз, он работал неполный день рекламистом супермаркета электроники. И пытался рисовать.

— Я поменял ее .

— Зачем?

— Поговорим об этом позже, когда я окажусь на корабле, хорошо? Сейчас я немного занят .

— Тебе нужна помощь?

— Сам справлюсь.

Хатч услышала, как он пошевелился, как щелкнула крышка портативного компьютера, услышала шорох его одежды, а возможно, багажа. Наконец до нее донеслось мягкое шипение поля Фликингера, сформировавшегося, едва Тор активировал свой защитный костюм. В куполе погасли огни, открылся люк, и Кирби вошел во внутреннее пространство. Появилось изображение. Он взглянул на нее и помахал рукой.

Ну кто бы мог подумать? Хатч несколько лет назад попрощалась с ним и испытала настоящее потрясение, когда он покачал головой и заявил: «Жаль, что она так это воспринимаешь». После чего просто исчез из ее жизни. Этот человек отказался от нее очень легко.

Тогда ее гордость была уязвлена, но, пожалуй, оно и к лучшему. А теперь, разумеется, он снова оказался рядом.

Хатч помахала в ответ. Тор был в серой рубашке с вышитым на груди драконом, шортах цвета хаки и теннисных туфлях. Он не менялся.

Тор вел себя с ней до того осторожно, что она испытывала сомнения по поводу его чувств. Однажды снежным вечером в ресторане «Карлайль» на Потомаке (странно, как это она запомнила все мелочи), Хатч пришла к выводу, что он влюблен в нее. Она осознала, что это так, несмотря на все попытки Тора скрыть истину, — и испугалась. Пора уходить. Ее ждал звездный танец. Она успела на грузовой рейс до «Колеса».

И вот теперь он здесь. Тор Виндерваль. Ее Тор.

— Подведи нас поближе, Билл, — приказала Хатч. — Опускай и ставь на землю грузовой воздушный шлюз.

Когда приземлился посадочный модуль, Тор перетаскивал из купола свое оборудование, баллоны с водой и воздухом. Хатч активировала собственный костюм и, испытывая сложные чувства, вышла наружу.

Выглядел Тор хорошо. Он неуверенно улыбнулся ей, и как будто целые годы исчезли, а раскинувшиеся над ними гигантские кольца смело прочь, и Хатч с Тором вновь оказались на берегу Потомака.

— Приятно видеть тебя, Хатч, — сказал он. — Много времени прошло.

Глаза у него были голубые, черные волосы спадали на лоб. Теперь они были чуть длиннее, чем она помнила.

— Мне тоже приятно видеть тебя, Тор, — ответила она. На самом деле что-то изменилось — что-то в его поведении и в глазах. Она обратила внимание, что он идет, не выпуская из рук своих вещей и устремив взгляд в пространство, куда-то между ней и посадочным модулем.

Хатч готовилась оказаться в объятиях. Но Тор лишь коротко коснулся ее и поцеловал в щеку. Поле Фликингера отозвалось на касание его губ вспышкой.

— Никак не ожидал встретить тебя здесь, — проговорил он.

— Что это за смена фамилии, Тор?

— А кто купил бы картины у человека с фамилией Виндерваль?

— Например, я .

Он усмехнулся.

— Всего одну.

Хатч заметила среди его вещей мольберт.

Он проследил за ее взглядом.

— Да, вот почему я здесь, — заметил он. Он взял длинный тубус, открыл его и извлек холст. Затем он развернул его и поднял перед ней. Ему удалось точно изобразить на картине газовый гигант, зависший во всем его великолепии над лунным пейзажем. Небосвод был заполнен кольцами; в ночном небе плыли два спутника-луны, почти полные. На фоне окаймленной лентами планеты Хатч заметила силуэт сверхсветового корабля.

— Красиво, — сказала она. Тор далеко ушел от прежних прилизанных бесплодных пейзажей, которые когда-то показывал ей в Арлингтоне.

— Тебе нравится?

— О да, разумеется, Тор. Но как тебе удалось проделать такую работу? — Она оглянулась и осмотрела безвоздушные скалы. — Ты писал это, сидя внутри?

— Да нет. Я сидел вон там. — Он показал на валун, который мог служить как подставкой, так и местом для сидения.

— И при работе ничего не замерзало?

— Холст изготовлен из специальной ткани. Пастели же сделаны по особому рецепту: используя наименее летучие связующие вещества. — Он взглянул на свою картину, улыбнулся, очевидно, волне довольный, и убрал ее. — Работать здесь пастелью очень хорошо.

— Но зачем?

— Ты это серьезно?

— Конечно. Это же наверняка стоит целого состояния: добраться сюда и нарисовать картину?

— Деньги — не самоцель, Хатч. Больше не самоцель. Ты вообще-то представляешь, сколько это будет стоить, когда я вернусь?

— Ни малейшего понятия.

Он просто кивнул, как бы подтверждая, что сумма за пределами разумного.

— Уму непостижимо, что мы встретились в таком месте. — Он присел, обхватил руками колени. — Ты красива, как и прежде, Хатч.

— Спасибо. Кстати, поздравляю, Тор. Я рада за тебя.

Тор в зареве колец смотрелся довольно эффектно. Он вытащил пульт дистанционного управления, направил его на купол и нажал кнопку. Купол провис, свернулся и уменьшился до размеров обычного рюкзака. Они подхватили его вместе с баллонами воздуха и воды и перенесли в посадочный модуль.

Джордж и остальные уже ждали. Дальше Тору жали руку, смеялись, разливали выпивку, шумно обсуждали тот удивительный для них факт, что Тор и Хатч знакомы, без конца повторяли, как рады вновь видеть его, и наперебой рассказывали, как получилось, что они отправились за главным призом.

Тора просили показать работы, и он показывал, а все охали и ахали. Аликс с восхищением спросила, как он собирается назвать картину.

Этот вопрос ему должна была бы задать Хатч.

— «Ночной перелет», — ответил Тор.

7

…Что-то из удивительной и загадочной вселенной обязательно проявит себя.

М-р Микобер, персонаж романа «Давид Копперфильд». Чарльз Диккенс. 1850

В течение последней недели путешествия Тор не делал никаких попыток восстановить их отношения на прежней основе. Не было ни тайных улыбок, ни намеков, ни уединенных встреч в разных уголках корабля, где ей случалось бывать.

Тем не менее присутствие на борту бывшего «возлюбленного» меняло эмоциональный климат и создавало решительно неловкую ситуацию.

В первые два дня пребывания Тора на борту Хатч проводила с пассажирами куда меньше времени, ограничиваясь почти одним только пребыванием на мостике. Но, поскольку оказалось, что Тор старается не создавать проблем, она постепенно вернулась к обычному режиму.

В последние дни сближения с 1107 она провела достаточно времени в разговорах с Пастором. Ну, может быть, слово разговоры не вполне точно отражало суть их общения. Их разделяло расстояние в два световых часа, приходилось пользоваться гиперсвязью, и беседы состояли из длинных монологов и долгого ожидания и ничуть не напоминали обмен фразами с собеседником, сидящим в той же комнате. Даже имеющие многолетнюю практику всякий раз нервничали при таких переговорах.

Хатч давным-давно научилась понимать все возможные странности и несоответствия в такой беседе. Она умела выделять в разговоре наиболее значимое. То, что выражалось не в словах или их звучании, а скорее во взаимных сиюминутных реакциях людей. Это был и неожиданный блеск понимания в глазах, и поднятая рука — жест, сопровождавший требование дополнительных разъяснений, — и знаки одобрения, испуга или расположения, которые может вызывать определенная фраза. Что толку, например, сказать: «Мне хотелось бы проводить с тобой больше времени», обращаясь к неподвижному изображению, и ждать ответа час с лишним.

Поэтому Хатч не говорила ничего подобного, ничего личного. Ничего, что она не могла бы передать Пастору постепенно, используя его реакции как руководство и к своему поведению, и к ходу беседы. Ей нравился Пастор, нравился больше, чем все прочие, встреченные ею за долгие годы. Хатч наслаждалась, тратя часы на короткие разговоры с ним, когда рассказывала ему о прочитанном и о том, в каком восторге сейчас, когда они так близко подошли к 1107, все пассажиры.

Такое общение поначалу было нечастым, может быть, пара бесед в день, и сосредоточивалось, главным образом, на экспедиции: воодушевление контактеров Пастора было до мелочей схоже с отчаянием ее собственных пассажиров. В группу на «Кондоре» входило десять человек: шестеро мужчин и четыре женщины. Пять работников акционерной компании, один председатель Всемирного продовольственного фонда, два президента университетов. Еще один был известным католическим епископом, который получил признание после того, как затеял полемику с Ватиканом. И еще с ними летел знаменитый комик Гарри Брубейкер.

— Гарри, — сказал Пастор, — заявил, что он всего лишь занимается сбором материала .

Его группа сделала упор на другом. Не имея желания выискивать всякие обломки оборудования, они лелеяли слабую надежду, что планетная система в точке «B» — место обитания вполне развитой цивилизации.

— На самом деле никто не признается, что им это крайне интересно, но все загораются, как только появляются хоть какие-то свидетельства .

Присутствие епископа очень удивило Хатч.

— Он заинтересовался возможностью контакта совсем недавно, — сообщил Пастор. — Но думает, что в конечном счете мы ищем неожиданной встречи, которая призовет все человечество усомниться в существовании Бога. И что мы получим возможность расширить кругозор. И непременно хочет быть участником этого события .

Она видела, как поблескивали его глаза, когда он описывал душевное состояние своих пассажиров.

— Я знаю, что ты думаешь, Хатч, — продолжал Пастор. — Все верно. Меня мало заботит научная сторона этой проблемы, но если мы действительно что-то найдем, не избежать шумихи и рекламы, а это не может повредить независимому подрядчику. Я был бы рад, если бы это произошло .

Между прочим, я хотел тебе кое-что рассказать …

И он пустился описывать двух своих пассажиров, пойманных на месте преступления в одном из складских отсеков.

— Они старались выбираться из кают и возвращаться туда незаметно, так что …

Кто-то из «злоумышленников» случайно включил следящую телекамеру, и картина их совокупления транслировалась на все мониторы корабля.

— Но все кончилось хорошо, — добавил Броули. — Группа в общем-то спокойная, мирная .

Со временем их беседы утрачивали безличность. Одним из особых свойств внешнего огромного пространства, было возникавшее у астронавтов ощущение совместной изоляции во враждебной среде, и иногда это соблазняло ее сказать больше, чем допускало благоразумие.

Ночью, когда Хатч случайно разбудили шаги в коридоре (кто-то шел за полуночной легкой закуской или, может быть, на тайное свидание), она на мгновение позволила себе вообразить, что это шел Пастор — к ней.

Окружение Джорджа широко пользовалось возможностями фильмотеки «Мемфиса». Их очень привлек поставленный на Бродвее около 1947 года «Южный Тихий океан»: Джордж увидел себя Эмилем, Аликс радостно запрыгала, отхватив роль Нелли, а Герман стал Лютером Биллисом. Хатч играла Лайт, красавицу-островитянку.

Они наблюдали за парением воздушных шаров над Альбукерком на знаменитой «шахматной» гонке 2019 года. Прослушали концерт Маровица, и еще один, кажется, «Трэпдорз» (Пит играл на саксофоне, а Аликс исполняла вокальную партию). Они присутствовали вместе с Гейблом и Ли на премьере «Унесенных ветром» в 1939 году.

Посмотрели футбольный матч девятнадцатого столетия, между Испанией и Британией, и поучаствовали в игре «Филлис»[1] — «Кардиналс» 20-х годов.

Последнее предложение исходило от Германа, и ему пришлось объяснять всем правила игры. Начинающим игру, «главным забивающим» у «филадельфийцев» стала Хатч, которая считала, что отлично выглядит в форме. Она начала игру в одиночку, с движения к центру.

Позже она спросила Германа, почему каждый игрок, чтобы ударить по мячу, прокручивает биту три или четыре раза и лишь затем наносит удар.

— Когда ты возле подающего, — объяснил Герман, — удар с одной «раскрутки» считается более легким. И можно действовать гораздо быстрее.

Тор развлекался тем, что делал углем наброски портретов разных участников. Пит с саксофоном, надвисшая над микрофоном Аликс, Герман как моряк времен Второй мировой войны.

Должно быть, он услышал вопрос Хатч, потому что набросал, как она в форме «Филлис», пригнувшись, делает четыре прокрутки перед ударом.

Она пришла в полный восторг и вывесила это произведение искусства на мостике.

Им оставалось три дня полета до 1107, когда Пастор сообщил, что «Кондор» вышел в точку «B» и готовится к обратному «прыжку» в субсветовое пространство. — У нас все волнуются, — говорил он. — Эти ребята действительно готовы высадиться там, Хатч, и я от души надеюсь, что мы обязательно найдем что-то .

— Я тоже надеюсь на это, Пастор.

Утром он передал первый отчет.

— Мы прибыли, но оказались посреди пустыни. И до сих пор пытаемся отыскать в этой системе какие-нибудь планеты. Вряд ли мои пассажиры понимают, как это так: там должна быть целая громадная планета, а мы никак не можем ее отыскать. Я пытаюсь объяснить, что округа тоже огромна, но до них это не доходит .

Ее собственные пассажиры следили за происходящим со смешанными чувствами. Они бы никогда не признались в этом, но им действительно не хотелось, чтобы их соратники добились успеха в точке «B». Если открытие должно было произойти, они бы очень хотели, чтобы это случилось на 1107. В точке «А».

— Сколько времени пройдет, прежде чем они узнают, как выглядит их система? — спросил Джордж.

— Они не получат данных о всей системе, — ответила Хатч. — «Кондор» не предназначен для крупномасштабной картографии и прокладки курса. Их задача — поиск планет в биозоне и попытка пеленгации входного сигнала. Это может занять пару дней. Или больше. Если им не повезет.

Но интерес Джорджа показывал, что в жизни «Мемфиса», едва только другой корабль приступил к активным исследованиям, произошли перемены. Развлекательный круиз был окончен, и с этой минуты каждый ожидал новостей из точки «B».

Сообщения, поступавшие от Пастора, отражали подобное же состояние умов и на «Кондоре». Не то чтобы он заявил об этом прямо, но его голос заметно посерьезнел.

— До сих пор никаких признаков планет, — сказал он. — Солнце класса G. Они должны быть где-то здесь .

Некоторые известия о поисках пришли к вечеру второго дня.

— Мы нашли газовый гигант. Но это не то, что мы ищем .

Этой ночью, когда Хатч отправилась спать, никто не расходился. Но утром по-прежнему не было ничего нового. А затем, когда часть пассажиров завтракала, раздалось:

— Преимущественно сухопутный мир. Облака. Есть океаны. Но никаких электромагнитных излучений .

Отчетливо слышный вздох обежал стол.

— В эфире полнейшая тишина, — сказал Пастор.

* * *

Хатч нравилось на мостике ночной порой, когда пассажиры уже спали, и корабль более или менее отдыхал. Странно, но когда она путешествовала одна, все было не так. Сознание постороннего присутствия вдруг выходило на первый план, как будто вмешивался племенной инстинкт, рождавший особую уверенность, проистекавшую из того факта, что за этими светящимися инструментальными панелями — ее единокровные братья.

В темноте она улыбнулась.

В холодильнике у Хатч хранился приличный запас французского шампанского, предназначенный для торжественного случая, когда (и если) «Мемфис» добьется успеха. В случае же неудачи шампанское тоже могло пригодиться — возможно, чтобы отпраздновать день рождения или завершение Тором очередной серии эскизов. В эту последнюю ночь перед обратным «прыжком» в субсветовое пространство Тор удивил ее, появившись на мостике. Она оказалась с ним один на один впервые, с тех пор как он ступил на борт.

— Очень странно, — произнес Тор, — видеть тебя в роли официального лица.

Страницы: «« « 345678910 » ... »»