Они жаждут Маккаммон Роберт

3.

Спецуполномоченный комиссар полиции Мак–Брайд сидел, читая рапорт Палатазина о прогрессе в деле расследования случая с Тараканом. Он сидел за полированным дубовым столом в конференц–зале. Каждые две–три минуты он вздыхал и при этом главный детектив Гарнетт бросал через стол взгляды на Палатазина. Взгляды эти говорили: “Тебе лучше надеяться, что он в добром расположении духа сегодня, Энди, потому что в рапорте нет ничего конкретного”.

Палатазин прекрасно сознавал этот факт. Он пришел в департамент в начале седьмого утра, чтобы закончить печатать рапорт, и испытывал стыд, относя его Гарнетту на первое прочтение. В нем практически ничего, кроме предположения, не было: ничего, кроме смутных теорий, которые вели в никуда. В конце он вставил данные, полученные от Эми Халсетт и Лизз Коннорс, и детально описал работу Салли Риса и его команды по поиску серого “фольксвагена”, но даже эти факты на бумаге казались плачевно беспомощными.

Мак–Брайд быстро взглянул на Палатазина и перевернул страницу. С того места, где сидел Палатазин, Мак Брайд казался заключенным, как в скобки, двумя флагами с каждой стороны – американским и штата Калифорнии, золотой солнечный свет вливался через венецианское окно, освещая стену за его спиной. Под глазами Палатазина были темные круги, и когда он в четвертый раз начал раскуривать свою трубку, рука начала заметно дрожать. Он провел ужасную ночь, сны его были наполнены ужасными созданиями, преследовавшими его сквозь снежную бурю, все ближе и ближе подползая из–за покрытых снегом ставен. Он видел их горящие глаза, их рты напоминали смертельные ухмыляющиеся серпы, и в них сверкали жуткие клыки. И в тот момент. когда они уже были готовы напасть, над снегом возникла летящая фигура его матери, и схватила за руку. “Беги,– прошептала она. – Беги, Андре!” Но в избушке осталась Джо, и нужно было забрать ее, а значит, пробиться сквозь круг ухмыляющихся чудовищ… “Я тебя не покину”,– сказала ему мать, и в этот момент вампир бросился к горлу Палатазина.

Он проснулся в ледяном поту, и за завтраком Джо захотела знать, что ему такое приснилось. Палатазин сказал, что это был Таракан. Он не был еще готов к тому, чтобы сказать правду.

Сидевший на конце стола Мак–Брайд кончил читать рапорт и оттолкнул папку в сторону. Поверх края своей чашки с кофе он посмотрел на Гарнетта, потом на Палатазина, задержав на миг изумленный взгляд на ярко–зеленом галстуке, который повязал носивший коричневый пиджак Палатазин. Он поставил чашку и сказал:

– Этого мало. Собственно, почти ничего. “Таймс” оказывает некоторое давление на нас, требует опубликования сообщения о продвижении следствия. Если я использую в качестве базы ваш доклад, то это будет пустой звук. В чем дело? – Его ледяные голубые глаза вспыхнули. – У нас лучшая полиция во всей стране. И мы не можем найти одного человека?! Почему? Капитан, у вас было две недели, вся сила полиции, от вертолетов до спецкоманд. Почему нет ничего более конкретного, чем вот это?

– Сэр,– сказал Палатазин. – Мне кажется, что некоторый прогресс имеется. Фоторобот подозреваемого был напечатан на первой полосе “Таймс” сегодня утром, и в дневных газетах он тоже будет помещен. Вечером его передадут телестанции. И еще “фольксваген”…

– Маловато, Палатазин,– сказал комиссар. – Ужасно мало.

– Согласен с вами, сэр, но это уже больше, чем мы имели раньше. Женщины – уличные проститутки – опасаются разговаривать с полицией. Они боятся Таракана, но не доверяют и нам тоже. Таким образом, мы должны найти человека с их помощью. Мои люди работают над поиском “фольксвагена” с двойкой, семеркой и “Т” на номере.

– Подозреваю, что таких может быть несколько сотен,– сказал Мак–Брайд.

– Да, сэр. Возможно, тысяча или больше. Но согласитесь, что такая зацепка стоит того, чтобы ее раскопать.

– Мне нужны имена, капитан, имена и адреса. Мне нужны подозреваемые, которых можно было бы допросить. Мне требуется наблюдение за ними. И мне нужно, чтобы человек этот был пойман.

– Мы все этого хотим, комиссар,– тихо сказал Гарнетт. – Вы знаете, что капитан Палатазин целыми днями вел допросы и беседы, и что наблюдение за некоторыми людьми ведется. Только, в общем, сэр, похоже, что Таракан скрылся в подполье. Может, покинул город. Самая трудная работа – ловить такого убийцу с психическими мотивами…

– Избавьте меня от этих домыслов,– ответил Мак–Брайд. – Мне не нужны исповеди.

Он снова перевел взгляд на Палатазина, который безуспешно пытался разжечь свою трубку:

– Вы говорите, что единственной вашей зацепкой является сейчас номер “фольксвагена”, так?

– Да, сэр. Боюсь, что это так.

Мак–Брайд громко вздохнул и сложил перед собой руки:

– Капитан, я не хочу, чтобы это превратилось в новый случай, как с Душителем с Холмов. Мне нужен преступник – или группа преступников – и поймать их нужно быстро, чтобы нам не набили задницу общественность и пресса. Не говоря уже о том факте, что пока этот негодяй остается не опознанным, мы рано или поздно можем наткнуться на новый труп девицы с бульвара. Этот парень должен сидеть в ящике, ясно? И он должен сидеть там очень скоро! – Он взял папку с рапортом и подтолкнул через стол Палатазину. – Если вы не можете его найти, капитан, я поставлю во главе дела того, кто может. Согласны? Теперь оба – за работу!

Пока они ждали лифта в холле за пределами конференц–зала, Гарнетт сказал:

– Ну, Энди, было не так плохо, как я опасался.

– Разве? Значит, меня надули. – Трубка Палатазина была холодна, как гранит, и он сунул ее в карман.

Гарнетт несколько секунд смотрел на него молча:

– Ты устал, Энди. Выложился. Дома все нормально?

– Дома? Да. Почему ты спрашиваешь?

– Если у тебя проблемы, скажи мне. Я не возражаю.

– Нет, проблем у меня нет. Не считая Таракана.

– Ага. – Гарнетт помолчал, наблюдая за перепрыгиванием светящихся цифр над дверью лифта. – Ты знаешь, нечто подобное способно вывести из равновесия самых крепких работников. Чертовски ответственно. У тебя такой вид, Энди, словно ты не спал два дня. Ты… черт, ты ведь сегодня даже не побрился, верно?

Палатазин провел рукой по подбородку и почувствовал, что он покрыт колючей щетиной. Да, кажется, он в самом деле не побрился.

– Кажется, люди тоже начинают замечать изменения в тебе. – Приехал лифт, и они вошли. Лифт начал опускаться. – Это плохо. Это ослабляет твое положение лидера.

Палатазин мрачно усмехнулся:

– Кажется, я знаю, кто тебе настучал. Брашер, да? Ленивая тупица. Или Цейтговель?

Гарнетт покачал головой:

– Разговоры пошли. Ты был сам не свой в последние дни.

– И они начали указывать пальцем? Так? Ну, хорошо. Потребовалось меньше времени, чем я предполагал.

– Энди, пойми меня правильно. Я говорю с тобой, как старый друг, так? О чем ты думал, когда вызвал Киркланда из голливудского отделения и потребовал засады на кладбище?

– О,– тихо сказал Палатазин. – Теперь я понимаю.

Дверь лифта открылась, выпустив их в широкий коридор, покрытый зеленым линолеумом. Они прошли к служебной комнате отдела убийств. К дверям с панелями из матового стекла.

– И? – сказал Гарнетт. – Так что же ты мне скажешь?

Палатазин повернулся к нему лицом. Глаза его были темными впадинами на бледном лице:

– Все дело в вандализме на…

– Я так и думал. Но ведь это не твоего отдела забота. Пусть ломают голову антивандалисты Голливуда. Ты занимаешься убийствами.

– Дай мне договорить до конца,– сказал Палатазин, в голосе его была дрожь, заставившая Гарнетта подумать: “Энди на самом пределе”.

– Ты должен знать, что я родился в Венгрии, там люди совсем по–другому думают о многих вещах. Теперь я американец, но думаю, как венгр. Я все еще верю в вещи, в которые верит венгр. Можешь называть это предрассудками, старыми россказнями, но для меня это – правда.

Глаза Гарнетта сузились:

– Не понимаю.

– Мы по–другому смотрим на… жизнь и смерть, на вещи, которые ты счел бы материалом для фильмов или дешевых книжонок. Мы же думаем, что законами Бога не все объясняется, потому что у Дьявола свои законы.

– Ты говоришь о духах? Призраках? Ты хочешь, чтобы голливудская полиция занялась выслеживанием призраков? – Гарнетт едва не рассмеялся, но лицо его собеседника было каменно–серьезным. – Брось, ведь это шутка, верно? Что с тобой, Хелловинская горячка?

– Нет, я говорю не о привидениях,– сказал Палатазин. – И это не шутка. Горячка – возможно, но только моя горячка называется страхом, и она начинает опустошать меня изнутри всего.

– Энди,– тихо сказал Гарнетт. – Ты в самом деле… серьезно?

– У меня работа. Спасибо, что выслушал меня.

И прежде, чем Гарнетт мог остановить его, Палатазин исчез за дверями своей рабочей комнаты. Несколько секунд Гарнетт стоял в коридоре, почесывая голову.

“Что стряслось с этим ненормальным старым венгром? Теперь он нас всех заставит гоняться за призраками по кладбищам? Боже! – Слабо шевельнулась в сознании более мрачная мысль: – Неужели напряжение делает Энди неподходящим для работы? Боже,– подумал он,– надеюсь, что мне не придется… предпринимать чрезвычайных мер”. А затем он повернулся спиной к двери и пошел в свой кабинет, расположенный дальше по коридору.

4.

Интерком на столе Пейдж ла Санд щелкнул и ожил:

– Мисс ла Санд, вас хочет видеть некий Филипп Фалько.

Пейдж, ослепительная красавица–блондинка, которой только–только перевалило за сорок, подняла голову от документа, который в это момент изучала – она изучала вопрос покупки Слаусон–авеню, и нажала кнопку “ответ”.

– Ведь у него не назначено, верно, Кэрол?

Тишина в две секунды. Потом:

– Нет, мэм. Но он говорит, что дело касается денег, которые некто должен вам.

– Тогда мистер Фалько может заплатить этот долг тебе, дорогая.

И она вернулась к документу, который читала.

Этот участок представлялся заманчивым – он вполне мог стать вместилищем гораздо более крупной фабрики, чем та, которую он вмещал сейчас, но цена… цена была тоже несколько…

– Мисс ла Санд? – снова сказал голос интеркома. – Мистер Фалько настаивает на личной встрече с вами.

– Моя следующая встреча по расписанию?

– В половине двенадцатого. Мистер Дохени из Крокет–банка.

Пейдж бросила взгляд на свои наручные часы от Тиффани с бриллиантами вокруг циферблата. Двенадцать минут двенадцатого.

– Ладно,– сказала она. – Присылайте этого Фалько.

Минуту спустя дверь отворилась и Кэрол провела в комнату мистера Фалько – сутулого худого человека с длинными седыми волосами и глубоко посаженными глазами. Несколько секунд Фалько стоял в центре огромной комнаты, явно пораженный роскошью яркой и помпезной обстановки, хотя раньше он уже дважды бывал в этом кабинете. Пейдж, сидевшая за своим огромным письменным столом из красного дерева, сказала:

– Садитесь, мистер Фалько, пожалуйста. – И указала на коричневое кожаное кресло.

Фалько кивнул и присел. В мятом, коричневом в розовую полоску костюме, он мало чем отличался от трупа. Кожа его была бледна до серости, запястья торчали из рукавов. На столе рядом с ним стояла ваза с ярчайшими розами, от чего он сам казался еще более серым. Глаза его не знали покоя. Они перескакивали со стол Пейдж на огромное панорамное окно, выходившее на бульвар Вилшир, потом перепрыгивали на собственные колени, с колен – снова на стол, и обратно.

Пейдж протянула ему резной портсигар “Данхилл” из полированного черного дерева, и Фалько без извинения взял три сигареты, сунув две в нагрудный карман и закурив третью от зажигалки, которую предложила ему Пейдж.

– Спасибо,– сказал он, откинувшись назад в своем кресле, выпуская из ноздрей дым. – Это европейские сигареты, правильно?

– Балканский табак,– сказала Пейдж.

– Это сразу видно. Американские сорта слишком сухи и безвкусны. Эти сигареты очень напоминают один сорт, который продавался в Будапеште…

– Мистер Фалько, кажется, вы принесли мне чек?

– Что? Ах, да, конечно. Чек. – Он порылся во внутреннем кармане и извлек наружу сложенный запечатанный конверт. Он подтолкнул его через стол к Пейдж, которая тут же распечатала его золотым ножом для открывания бумаг. Чек был выписан на счет швейцарского банка и подписан красиво и гладко – Конрад Вулкан.

– Прекрасно,– сказала он, с внутренней радостью глядя на обозначенную цифру. – Сколько времени понадобится на то, чтобы оплатить его?

– Самое большее – неделя,– сказал Фалько. – Принц Вулкан предполагает перевести большую сумму в местный банк. Вы могли бы порекомендовать какой–нибудь банк?

– Думаю, лучше всего подойдет вам банк Крокера. Один из президентов должен быть у меня в половине двенадцатого. Вы могли бы сразу договориться.

– В конверте есть что–то еще, мисс ла Санд,– сказал Фалько.

– О? – Она открыла конверт шире и перевернула его. Оттуда выпала маленькая белая карточка. На ней были выгравированы слова: “Просим вашего позволения разделить удовольствие вашего общества – принц Конрад Вулкан”.

– Что это такое?

– Там сказано. Мне было приказано пригласить вас на обед с принцем Вулканом, завтра вечером в восемь. Если это вам удобно.

– Где?

– В замке, конечно.

– В замке? Значит, вам удалось убедить электрокомпанию починить провода? Мне это так и не удалось.

– Нет,– Фалько чуть улыбнулся, но улыбался лишь его рот. Глаза продолжали оставаться пустыми, разве что немного обеспокоенными.

– Что же думает тогда предпринять ваш принц? Боюсь, что мне придется сказать вам…

– Принц Вулкан очень заинтересован во встрече с вами,– тихо сказал Фалько. – Он предполагает, что и вы…

Пейдж некоторое время рассматривала сидевшего перед ней старого человека. “Какой у него печальный вид! Неужели он никогда не бывает на солнце?” Потом она сама закурила сигарету, вставив ее в длинный черный мундштук с золотым ободком.

– Буду откровенна с вами, мистер Фалько,– сказала она наконец. – Когда вы в сентябре пришли ко мне и сказали, что желаете снять в аренду эту собственность и что вы представляете лицо королевской венгерской крови, я была настроена весьма скептически. Прежде чем была поставлена подпись, я сделала несколько звонков в Европу. В современном венгерском правительстве я не могла найти человека, который слышал бы о принце Вулкане. Поэтому я уже была готова отказать вам, но вы сделали свой первый взнос наличными. Я могу не доверять людям, но я доверяю долларам. Да, мистер Фалько. Такова философия, оставленная мне последним мужем. Да, я заинтересована во встрече с принцем Вулканом… если он в самом деле принц.

– Принц, совершенно определенно.

– Из страны, которая даже не знает о его существовании? Думаю, что не слишком отклонюсь от сути нашей беседы, если спрошу, где он берет деньги, а?

– Фамильные деньги,– сказал Фалько. – Сейчас он занимается распродажей некоторых предметов из своей большой и очень ценной коллекции произведений искусства.

– Понимаю.

Пейдж провела ногтем по выпуклым буквам на визитной карточке. Она припомнила, что сказал ей венгерский работник, когда она в последний раз звонила за океан. “Мисс ла Санд, мы нашли упоминание о принце Вулкане в истории Венгрии. Оно датировано 1342 годом, но едва ли это тот джентльмен, которого вы ищете. Этот принц Вулкан был последним представителем длинной линии претендентов на престол северных провинций. Когда ему было семнадцать, карета сорвалась с горной дороги, и предполагается, что волки съели его тело. Что касается того, кто выдает себя за представителя венгерской королевской крови, то это совсем другая личность. Нам бы очень не хотелось, чтобы имя нашего государства оказалось вовлеченным в какие–то… могу ли я сказать, отвратительные махинации.”

– Для человека королевских вкусов,– сказала Пейдж,– ваш принц Вулкан не слишком заботится об условиях своего существования, не так ли?

– Замок его полностью устраивает,– ответил Фалько, раздавив окурок своей сигареты в стоявшей рядом с ним пепельнице. – Сейчас он живет примерно так, как жил в Венгрии. Ему не требуются удобства и предметы роскоши современного мира. Он никогда не пользовался телефоном и не собирается впредь. А для освещения всегда найдутся свечи, правильно?

– И для обогрева он использует камин?

– Правильно.

– Мне приходилось продавать собственность и сдавать ее в аренду самым разным людям, но я могу сказать, что принц Вулкан – весьма уникальная личность. – Она затянулась сигаретой и выпустила струю дыма к потолку. – Замок я купила за гроши. Люди из корпорации Хилтона подумывали переделать его в отель, но по разным причинам планы не были осуществлены…

– Замок построен на неустойчивой скале,– тихо добавил Фалько. – Принц Вулкан упоминал несколько раз, что иногда чувствует вибрацию стен.

– О, в самом деле? – Щеки Пейдж слегка покраснели. Она, естественно уже знала этот факт от экспертов Хилтона. – Во всяком случае, он простоял сорок лет, и я уверена, что он простоит еще сорок. По меньшей мере. – Она откашлялась, чувствую, что старик не сводит с нее взгляда. – Но принц Вулкан не включился в местную коммерцию, не так ли?

– Нет.

– Тогда зачем вам нужны были эти склады? Конечно, это не мое дело. Пока платится рента, меня не касается то, зачем и почему используется снятая у меня в ренту собственность, но…

Фалько кивнул:

– Я понимаю ваше любопытство, так же, как и принц Вулкан. И потому предлагаю вам принять его приглашение. Все будет вам объяснено.

– Я еще никогда не встречала принца,– задумчиво сказала Пейдж. – Пару шейхов и рок–звезд – да, но не принца. Или экс–принца, чтобы быть точным. Сколько ему лет?

– Он достаточно стар, чтобы быть мудрым, и достаточно молод, чтобы не потерять честолюбия.

– Интересно. Значит, в восемь часов? – Она снова взяла карточку, посмотрела на нее, потом посмотрела на подпись на чеке.

– На завтрашний вечер у меня уже назначена встреча, но думаю, мне удастся перенести ее ради такого случая. В самом деле, почему бы и нет, черт возьми? Я еще никогда не ужинала в старом, полном сквозняков, замке. Передайте, что я буду польщена возможностью пообедать с принцем Вулканом.

– Очень хорошо. – Фалько поднялся и неуверенно направился к двери. Взявшись рукой за ручку двери, он вдруг замер на несколько секунд.

– Что–то еще? – спросила Пейдж.

Казалось, позвоночник Фалько превратился в дерево. Он очень медленно повернулся лицом к ней. Глаза его запали так глубоко, что на его утомленном морщинистом лице они казались всего лишь маленькими черными кругами где–то в глубине мозга.

– До сих пор я говорил от имени принца Вулкана,– устало и тихо сказал он. – А теперь я буду говорить от своего имени, и да поможет мне Бог! Откажитесь от приглашения, мисс ла Санд. Не отменяйте своей уже назначенной встречи. Не приезжайте туда, в замок.

– Что? – Пейдж неуверенно улыбнулась. – Я ведь сказала, что приеду. И не нужно поворачивать лезвие таинственности.

– Я имел в виду то, что сказал. – Он сделал паузу, глядя прямо на Пейдж с таким напряжением, что по ее спине пробежала холодная дрожь.

– Итак, какой же ответ должен я передать принцу?

– Я… я приду, наверное.

Фалько кивнул:

– Я передам. До свидания, мисс ла Санд.

– Гм… до свидания.

И в следующий момент Фалько уже исчез за дверью.

“Ради Бога, что все это могло означать?” – спросила она себя. Она взяла со стола чек. “Надеюсь, что это верный чек”,– мрачно подумала она и всмотрелась в подпись, стараясь по почерку представить человека. Линии были тонкие, элегантные, и внизу имелся затейливый завиток, напоминавший ей подписи на старых пожелтевших документах. “Наверное, писал стальным или даже гусиным пером,– подумала она. – Принц не станет пользоваться биком. Наверняка он высокого роста, тонкий, как рапира. Ему уже под пятьдесят. Список бывших жен длиннее Вилширского бульвара. Вот почему он, наверное, переехал в Штаты – чтобы скрыться от уплаты алиментов”.

Она решила во время перерыва на завтрак заехать к Бонсит–Теллеру и посмотреть, что нового появилось на его демонстрационных витринах.

Селектор крякнул:

– Пришел мистер Дохани, мисс ла Санд.

– Спасибо, Кэрол. Впусти его. – Она сложила чек и мечтательно улыбаясь, убрала его в ящик стола.

5.

Красный, как кровь, “крайслер–империал” с прикрепленным к радиоантенне щегольским “лисьим хвостом”, плавно затормозил на углу Махадо–стрит, в восточном районе Лос–Анжелеса в трех кварталах от жилых домов Сантоса Дос Террос. Из машины выбрался молодой чернокожий мужчина в светло–голубом костюме и солнцезащитных очках. Сначала он осторожно посмотрел в обе стороны, потом развязной походкой подошел к некрашеной деревянной скамье, стоящей в трех футах от него. Он присел, потому что приехал сюда немного раньше нужного срока, только что закончив сделку на бульваре Виттиер.

Через узкие щели между мрачными кирпичными зданиями были переброшены веревки, на которых висело разноцветное тряпье. Иногда в окнах кто–то появлялся – женщина в дешевом ярком платье, мужчина в грязной рубашке, хилый ребенок, пустыми глазами глядя на окружающий мир. Из других окон доносились звуки работающих приемников, стук кастрюль и сковородок, плач ребенка, истерические крики ссорящихся.

Было едва за полдень, и солнце безжалостно изливало свой жар на сухие плоскости серых улиц. Казалось, весь мир здесь балансирует на грани вспышки, готовый в следующую секунду вспыхнуть, превратившись в костер. Чернокожий мужчина, лоб которого покрывали бусинки пота, повернул голову и посмотрел в сторону обшарпанного бара, украшенного белыми изображениями нот. Не удивительно, что называлось это заведение “Эль Мюзика Сентро”. На углу Махадо находился магазин продуктов, приземистое здание с плоской крышей. Худая собака вынюхивала что–нибудь съедобное среди контейнеров с мусором. Собака злобно посмотрела на чернокожего в голубом костюме, потом умчалась вдоль грязной боковой улочки.

Да, эта округа вполне созрела для приема тех “грез”, что продавал чернокожий мужчина по имени Цицеро.

Когда он снова повернул голову влево, то увидел, что к нему приближается пара: мужчина и женщина, держась за руки, как испуганные дети. Мужчина – шагающий скелет с глубокими впадинами вокруг глаз – был одет в коричневые брюки и рубашку с зелено–коричневым цветочным узором. Женщина была бы привлекательнее, если бы не шрамы сальных прыщей на ее щеках и не дикое выражение глаз. Волосы у нее были грязны и как–то вяло спускались до самых плеч. На ней было короткое ярко–голубое платье, едва прикрывавшее раздувшийся живот. Их общий возраст едва ли сильно превышал сорок лет, но на лицах их отпечаталась древняя отчаянная тоска.

Цицеро наблюдал за ними, как они приближаются к нему, зубы его бело сверкали. Он ткнул большим пальцем в сторону переулка, и оба человека поспешно вошли туда. Цицеро снова посмотрел в одну сторону, потом в другую. “Все спокойно,– подумал он. – Копы сюда не суются особенно”. Он встал со скамьи и не спеша, наслаждаясь каждой секундой, направился к переулку, где скрылись те двое.

– Давай–ка,– сказал Цицеро мужчине.

Тот передал Цицеро запятнанный высохшим кофе конверт, рука его дрожала. Стоявшая рядом с ним женщина вздрагивала, зубы цокали. Цицеро разорвал конверт и посчитал деньги, медленно, наслаждаясь волнами нужды и потребности, которые мучали сейчас тела этих двоих. Потом он хмыкнул, спрятав деньги.

– Вроде бы все нормально,– сказал он и достал из кармана маленький пакет с белой пудрой. Он покачал пакетик перед лицом мужчины, который в этот момент жадно оскалился, как зверь. – Сладких снов,– тихо сказал Цицеро. С тихим стоном мужчина схватил пакетик и бросился вдоль переулка. Женщина с криком поспешила за ним. Цицеро посмотрел вслед, поглаживая в кармане деньги. “Идиоты,– подумал он. – Он даже не проверил, что я ему всучил. Они так колются, что к ночи им снова понадобится доза, но они знают, где найти старину Цицеро…”

Он засмеялся про себя, похлопал по карману и направился к выходу из переулка.

У самой улицы дорогу ему заслонила фигура крепко сложенного человека.

– Что… – начал Цицеро,– и это было все, что он успел сказать, потому что в следующее мгновение в плечо ему ударил кулак, послав обратно в глубину переулка. Цицеро натолкнулся на твердый кирпич стены и упал на колени, внезапно обнаружив, что он не в силах набрать в легкие воздух. Рука с оцарапанными костяшками схватила его за воротник и заставила подняться, поставив на самые носки серых туфель из крокодиловой кожи. Очки свисали с одного уха, и первая связная мысль Цицеро была: “Полиция!”

Человек пригвоздил его к стене, и он заметил, что человек этот был очень высоким и сложением напоминал бетонную глыбу. Это был полумексиканец, приблизительно сорока пяти лет, с яростными черными глазами, с седыми густыми бровями. У него были усы, в которых тоже поблескивала седина, так же, как и на висках, хотя волосы были такими черными, что даже отсвечивали голубизной. Глаза его превратились в сверкающие прорези, и шрам над левой бровью порозовел. У него был очень опасный вид, и он слишком прижимал Цицеро к стене, чтобы тот мог достать из заднего кармана десятидюймовое лезвие.

“Это не полицейский,– подумал Цицеро. – Подлец надумал ограбить меня или даже прикончить”.

Тут взгляд Цицеро упал на горло мужчины. На белый воротничок. Священник!

Цицеро почти захохотал, когда его пронзило облегчение. Но едва он начал улыбаться, как священник снова с такой силой ударил его об стену, что зубы Цицеро лязгнули.

– Эй, брось, друг,– сказал он. – Может, слегка отодвинешься?

Священник смотрел на него, продолжая сжимать в кулаке рубашку Цицеро.

– Какой яд был в том пакете? – прогрохотал он. – Героин? Отвечай, а то я тебе голову сверну!

Цицеро фыркнул:

– Не думаю, мистер священник! Ведь это против твоей религии.

Резким толчком плеча мужчина швырнул Цицеро на асфальт.

– Эй! – квакнул Цицеро. – Ты что, ненормальный, что ли?

– Давно ли ты начал продавать героин Мигелю и его жене?

– Не знаю никакого чертова Мигеля.

– А кому ты еще продавал?

Цицеро начал подниматься, но священник придвинулся к нему со сжатыми в кулаки ладонями, поэтому Цицеро предпочел остаться на месте.

– Продавал? Я ничего никому не продаю.

– Ладно. Тогда это выяснит полиция, си?

Рука Цицеро медленно поползла к карману.

– Слушай, белый воротник, не связывайся со мной, понятно? Я ничего не хочу слышать про полицию. Теперь отойди в сторону и пропусти меня. Мне нужно идти.

– Вставай,– сказал священник.

Цицеро медленно встал, и к тому времени, когда он выпрямился, нож из кармана перекочевал в руку, которую он держал за спиной.

– Я сказал, дай мне пройти! – хрипло сказал он. – Делай, что тебе говорят!

– Я тебя давно искал, с тех пор, как узнал, что Мигель и его жена попали на “крючок”. И еще ты сбывал эту гадость Виктору ди Пьетро и Бернардо Паламеру, так?

– Не знаю, о чем ты болтаешь,– широко усмехнулся Цицеро, и в следующее мгновение стальной язык прыгнул в горячий свет солнца. – С дороги!

Священник посмотрел на лезвие, но не сдвинулся с места.

– Положи эту штуку на место, или я засуну ее тебе в глотку.

– Я на белые воротнички еще не нападал, но тебя я пырну, если ты меня заставишь. И клянусь Богом, именно этого ты от меня сейчас и добиваешься! А ведь никому не следует грубить Цицеро, ясно?

– Подонок,– тихо сказал священник. – Я засуну тебе этот нож в задницу и отправлю бегом домой к мамочке.

– Что? – Цицеро был на миг шокирован словами священника. И эта секунда определила его судьбу, потому что прямо из пустоты вылетела рука священника и врезалась в висок Цицеро. Пошатнувшись, Цицеро взмахнул рукой с ножом, но запястье его вдруг оказалось в сокрушительных тисках. Он завизжал от боли и выпустил лезвие. Потом в лицо метнулся другой кулак, выбив несколько зубов и наполнив его рот кровью. Цицеро начал медленно опускаться на землю, но священник сгреб его за воротник и потащил вдоль переулка. Уже на Махадо–стрит на виду у всех обитателей, наблюдавших за сценой из окон, священник уложил Цицеро в мусорный контейнер.

– Если еще раз появишься на моих улицах,– сказал священник,– я с тобой обойдусь плохо. Понятно?

– Ага,– каркнул Цицеро, выплевывая кровавую слюну и осколки эмали. Когда он попытался выбраться из контейнера, мозг окатила черная волна, и он опустился на дно, чувствуя, как по спирали уходит все глубже на дно какого – то темного моря.

– Эй, отец Сильвера! – позвал кто–то, и священник оглянулся. Маленький мальчик в голубых джинсах и потертых белых тапочках бежал к священнику. Когда он оказался достаточно близко, чтобы видеть из контейнера руки и ноги, он замер, широко раскрыв от удивления рот.

– Привет, Леон,– сказал Сильвера. Он потер ободранные костяшки правого кулака. – Почему ты сегодня не в школе?

– Гм… я не знаю,– он сделал шаг назад, когда рука Сильверы вдруг дернулась. – Я домашнее задание не приготовил.

– Это не оправдание. – Сильвера строго посмотрел на него. – А отец разрешил тебе остаться дома?

Леон покачал головой:

– Мне нужно присматривать за сестрой. Отец вчера домой не вернулся.

– Не пришел домой? Куда же он пошел?

– Туда. – Мальчик пожал плечами. – Сказал, что хочет в карты поиграть. И чтобы я оставался дома с Хуанитой. Это было вчера вечером.

– И он сегодня не пошел на работу?

Леон снова покачал головой и плечи Сильверы слегка опустились. Он помог Сандору ла Пазу получить эту работу в гараже. Он помог ему даже, поручившись за этого никчемного мексиканца. А Сандор, вероятно, проиграл в карты недельный заработок местным шулерам и теперь напивается до бессознательного состояния в баре.

– С тобой и Хуанитой все в порядке?

– Си, отец. Все в порядке.

– Вы завтракали?

Мальчик пожал плечами:

– Немного жареной картошки. Но я дал Хуаните стакан молока.

– Отец вам оставил денег?