Люди и куклы (сборник) Ливанов Василий

Картина первая

Цирк, рабочее помещение за форгангом.

Полина. Красивая… Леся Баттербардт.

Интересно, почему она его фамилию взять не захотела? Была бы Леся Синицына. Леся — это, наверное, Ольга… Ольга Синицына. Красивая! И познакомилась с Сережей, как и я, в цирке. Только она из публики, а я на манеже работала. Летом, в Саратове. Это теперь так объявляют: «Соло-клоуны Сергей Синицын и Роман Самоновский!» А тогда он опилки глотал один, без Ромашки. В афише писали: «Весь вечер на манеже клоун Сережа».

После первого представления попали в гостинице за один стол. Он как раз напротив. И все на меня поглядывает. Я ему сказала: «Не гляди, все равно не разглядишь меня». А мои сестрички забавляются. Акробатическая группа сестры Челубеевы! Пять девчонок подобралось, а Челубеева-то по-настоящему я одна. В цирке так случается.

Не помню, кто из сестричек тогда предложил: «Пусть нас коверный Сережа шампанским рассмешит». Он купил шампанское. Поднялись к нам, в наш просторный номер. Сережа был, что называется, в кураже. Смешил нас до слез.

Я почему-то чувствовала, что это он для меня старается. А потом меня попросил спеть. И я пела. Вспомнилось что-то грустное, давно забытое. Только для него одного пела, для Сережи. И мне казалось, что он это понял. Несколько раз приходила коридорная, требовала тишины и наконец разогнала всю компанию.

Сережа пошел к себе. Его номер был в самом конце длинного коридора, на том же этаже.

Он потом говорил, что стал уже задремывать, когда услышал стук в окно. Сначала он и не понял — ведь третий этаж. Когда распахнул окно, я спрыгнула к нему с подоконника. Да еще в руке держала непочатую бутылку шампанского. По карнизу с ней прошла. Сказала ему: «Если не нравлюсь, гони меня, дуру, Сережа».

Он взял у меня из рук бутылку, попробовал прямо из горлышка: «Теплое…» И еще я ему тогда сказала: «Если не разлюблю тебя, Сережа, беда будет. Моя беда». Сколько лет тому, пять? Нет, семь. Неужели семь?

Появляется Димдимыч, деликатно кашляет.

Димдимыч. Полина, мне ваш выход скоро объявлять. Вы готовы?

Полина. Готова. Димдимыч, правда, что Сережа… что Синицын… в общем, что они задумали ребенка брать из детдома?

Димдимыч. Насколько мне известно, да.

Полина. Вы только ему не говорите… Синицыну.

Димдимыч. Что не говорить?

Полина. Ну, что я интересовалась.

Димдимыч. Не скажу.

Из-за форганга доносится смех и аплодисменты публики. Влетает Роман, он в клоунском костюме.

Роман. Откривлялся, как выражается силовой жонглер Валерий Муромов. Кстати, угадайте, почему мозг клоуна стоит десять копеек за килограмм, а мозг силового жонглера десять тысяч за один только грамм? За что такая несправедливость?

Димдимыч. Не знаем, сдаемся.

Роман. Потому, что мозг силовых жонглеров — это дэфецит. Поняли?

Появляется Сергей Синицын, тоже в клоунском костюме.

Полина. Здравствуй, птичка-синичка. Синицын. Привет и ауфидерзейн.

Полина уходит.

Синицын. Ромашка, я опять плечо вывернул.

Роман. А я тебе сколько раз говорил: рано идешь в кульбит. Так, Птица, без крыльев недолго остаться! Давай! (Берет руку Синицына.) Приготовились! Расслабься! Ап!

Синицын. Уй-а! Кажется, все в порядке. Ай да Роман!

Димдимыч. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Вы должны друг друга беречь к предстоящим гастролям.

Роман. А какие будут гастроли? Куда?

Димдимыч. Не кудахтай. Много будешь знать, скоро состаришься, как я, так-то, дорогой мой товарищ.

Роман. Гусь свинье не товарищ.

Димдимыч. Улетаю, улетаю. (Уходит.)

Синицын. Нарвался? Не груби старшим.

Роман. Ого! Что я слышу? Это в тебе будущий родитель заговорил. Когда малыша поедете забирать?

Синицын. Договорились на завтра. Я еще не все справки собрал.

Роман. А что Леся? Волнуется?

Синицын. А ты как думаешь?

Роман. Она его сама выбирала?

Синицын. Нет, я. Она сказала: «Выбери, потом мне покажешь».

Роман. Она его уже видела?

Синицын. Видела, конечно. На прогулке. Он в песочнице, грузовичок себе отвоевывал. Смешной, ей понравился. Такой, как мы хотели.

Роман. А как звать?

Синицын. Ванька.

Роман. Значит, будет Иван Сергеевич Синицын.

Синицын. А ты думал, Иван Сергеевич Тургенев?

Роман. Тургенев, между прочим, тоже совсем неплохо. Написал бы «Отцы и дети». А я бы для него специально удочерил какую-нибудь Полину Виардо…

Синицын. Ты это про Полину… нарочно?

Роман. Случайно, честное слово, случайно получилось. Бешеный ты все-таки, Птица. Чуть что, готов налететь, как коршун.

Синицын. Вот поедем за Ванькой, и сам убедишься, что я не коршун, а нормальный аист — приношу в дом детей.

Картина вторая

Квартира Баттербардтов.

Мальва Николаевна. Алло, это цирк? Неостроумно. Мне действительно нужен цирк. Ну, так бы и говорили. (Вешает трубку и снова набирает номер.) Будьте любезны Синицына, клоуна. Уже ушел? А вы ему передали… что? Неостроумно… Да, чтобы он срочно зашел к родителям жены. Нет, ничего не случилось, просто ждем обедать. Спасибо, спасибо. (Вешает трубку.)

Входит Владимир Карлович Баттербардт.

Ну что же Леся? Все уже остыло.

Баттербардт …Просит, чтобы мы, хотя бы сегодня, сейчас, оставили ее в покое… Она такое говорит о своем муже, о мужчинах вообще… Я — отец, тоже мужчина, в конце концов… Можно поссориться, даже разойтись… но зачем же так? Не понимаю… Ревет… Нос распух — на себя не похожа… Кричит, обвиняет… Разве… в конце концов… не понимаю. Обедать она не пойдет. Не хочет.

Мальва Николаевна. Не хочет обедать? На ней лица нет! Я с самого начала знала, что это хорошо не кончится. Когда он…

Баттербардт. Успокойся. Они любят друг друга.

Мальва Николаевна. Любят? Что значит любят? Любят! Ты это считаешь любовью? Если бы они любили друг друга, им вовсе не понадобился бы кто-то третий. Когда она…

Баттербардт. Кого ты называешь третьим? Ребенка?

Мальва Николаевна. Да, ребенка, и в данном случае — чужого ребенка. Совершенно им чужого ребенка. Ты отдаешь отчет, что это значит, чужой ребенок? Что сейчас — война, и они усыновляют сироту, у которого погибли родители? Это можно было бы понять. Но сегодня для них — какая необходимость? Ну, был бы он сын каких-то родственников, друзей, знакомых, в конце концов, мало ли что могло случиться, — а то ни с того ни с сего брать в семью чужого ребенка. Из приюта. Совсем чужого. Неизвестно, кто родители, вообще ничего не известно… Просто безумие какое-то…

Баттербардт. Но ты же теперь знаешь, чем это вызвано.

Мальва Николаевна. Тем, что Леся не может иметь детей? Ну и что? Мы с тобой знаем массу счастливых семейств, которые проживают всю жизнь без детей. И это лучше, чем воспитывать ребенка, вкладывая в него душевные силы, годы жизни, а он вырастает неизвестно кем, каким-нибудь монстром. Или ты вообще отрицаешь всякую наследственность?

Баттербардт. Такой мрачный прогноз необязателен.

Мальва Николаевна. Необязателен, но вероятность, что из него получится замечательный человек, — ничтожна. Уже одно то, что его мамаша отказалась от своего ребенка, говорит о многом, если не обо всем.

Баттербардт. Я не считаю, что мы вправе так категорически противиться их решению. В конце концов, они — самостоятельная семья, живут отдельно…

Мальва Николаевна. А я считаю, что наш долг удержать их от безответственного шага. Пока не поздно. Потом они сами начнут нас обвинять в том, что мы, старшие и более опытные, вовремя не вмешались. Ты хочешь, чтобы тебе преподнесли дефективного внука?

Баттербардт. А что ты предлагаешь, конкретно?

Мальва Николаевна. Конкретно? Им надо расстаться!

Баттербардт. Мальва!

Мальва Николаевна. На время расстаться, на время. Я не утверждаю, что они должны разойтись. Но сейчас они оба травмированы тем, что у них не может быть детей, это им представляется чем-то ужасным, какой-то катастрофой. Пройдет время, они отдохнут друг от друга, да в их положении это очень полезно, — все спокойно обдумают… и, поверь моему женскому сердцу, если они любят друг друга, как ты считаешь, все будет хорошо.

Баттербардт. Завидую твоей уверенности.

Мальва Николаевна. Лесе необходимо уехать, отвлечься. Я уже говорила в иностранном отделе Академии, ее оформят твоим переводчиком в Канаду.

Баттербардт. Зачем мне переводчик? Как ты могла?..

Мальва Николаевна. Я твоя жена. Я мать. Это моя дочь. Наша дочь. Не чужая, родная. Ей надо помочь, она в ужасном состоянии. Я никогда тебя ни о чем не просила, но сейчас прошу, умоляю, требую, если хочешь… И прости, что я звонила в Академию без твоего разрешения. Я считала, я была уверена, что ты…

Звонок в прихожей.

Это он.

Баттербардт. Кто?

Мальва Николаевна. Наш зять. Клоун.

Баттербардт. Ты все-таки… зачем?

Мальва Николаевна. Я звонила в цирк и просила его прийти к нам. Я считаю, что необходимо объясниться. Поставить все точки над «и». Когда он…

Баттербардт. Но Леся…

Мальва Николаевна. При чем тут Леся? Она еще ребенок.

Владимир Карлович пожимает плечами и идет к двери в кабинет.

Ты что, не считаешь нужным участвовать в разговоре? Баттербардт. Не считаю. Прости.

Звонок в дверь. Баттербардт скрывается в кабинете.

Мальва Николаевна. Глаша! Откройте дверь! Вы что, не слышите — звонят.

Входят Синицын и Роман.

Синицын. Мальва Николаевна, что-нибудь случилось?

Мальва Николаевна. Случилось? Что случилось? Ничего не случилось. Сейчас… Я, знаете ли, хотела с вами поговорить… (Роману.) Нам тут необходимо поговорить по семейным делам, а вы пройдите, пожалуйста, на кухню, вас там Глаша напоит чаем.

Роман. Мерси, гранд мерси… (Пятясь в дверь.) Пардон, оревуар… блан манже, мон плезир…

Мальва Николаевна (Синицыну). Садитесь. Я считаю, что должна быть с вами совершенно откровенна, Сергей Демьянович.

Синицын. Дементьевич.

Мальва Николаевна. Простите. И Владимир Карлович так считает. Я все знаю. Вы от нас это скрывали, но врачи-специалисты, к которым вы обращались, считали нужным поставить Владимира Карловича в известность. Теперь я хочу от вас услышать ваше мнение. Только откровенно.

Синицын. Откровенно? Я считаю, что вы с Лесей очень похожи. И в старости, если, конечно, доживу, я буду любоваться Лесей и ко всем ревновать.

Мальва Николаевна. Неостроумно. На вашем месте я бы не острила.

Синицын. На моем месте нельзя не острить. Меня тогда выгонят с работы.

Мальва Николаевна. Вы, очевидно, вообще несерьезный человек.

Синицын. Я клоун.

Мальва Николаевна. Вы взрослый человек. Мы с вами взрослые люди. Взрослые. А Леся, согласитесь, еще совсем, по существу, ребенок. Когда вы, Сергей Данилович…

Синицын. Дементьевич. Моего отца звали Дементий Алексеевич.

Мальва Николаевна. Ну, простите. Нравится вам это или нет, я никогда не скрывала, что не одобряю ваш брак с нашей дочерью. А теперь, когда вы… Как вам могло прийти в голову брать из приюта какого-то ребенка? Вы подумали, что этот ребенок может оказаться с патологической наследственностью: алкоголик или… вообще дебил какой-нибудь? Нет, вы — несерьезный человек. Несерьезный. И Владимир Карлович так считает. Хорошую жизнь вы уготовили Лесе, нечего сказать. Бедная девочка! А еще считаете, что любите ее.

Синицын. Мальва Николаевна, поймите же нас, постарайтесь понять. Леся, мы оба мечтали о ребенке. И вдруг выясняется, что она не может родить. Никогда, понимаете — никогда! Боль этого «никогда», против которого она бессильна, останется с ней на всю жизнь. И невольно — а как же иначе? — будет связана со мной. Леся будет думать, что я втайне виню ее. Да, да! Что бы ни говорил, что бы ни делал, как бы ни вел себя — все равно будет думать так. А это — несчастье. Понимаете, несчастье! И это несчастье я стану разделять с ней. Мы оба будем несчастны.

Мальва Николаевна. Но по-моему, все зависит от вас, от мужа. Если вы будете сдержанный, внимательный…

Синицын. Ах, Мальва Николаевна! Сдержанный, внимательный, веселый, нежный… И вдруг поссорились, и я нагрубил сгоряча — ужас!

Мальва Николаевна. Что угодно, только не приютский ребенок.

Синицын. Как вы не хотите понять? У нас обязательно должен быть ребенок, иначе конец нашей любви.

Мальва Николаевна. Вы вправе не доверять мне, тем более что я… Но Владимир Карлович! Надеюсь, ему вы доверяете? Владимир Карлович, серьезный человек…

Входят Роман и Баттербардт. Роман в кембриджской мантии.

Баттербардт. Дорогая, он… он… ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Мальва Николаевна (Роману). Сейчас же, сию минуту снимите! Владимир Карлович не для того заслужил кембриджскую мантию, чтобы в ней клоунствовали всякие… всякий…

Синицын. Всякое. Я вас правильно понял?

Мальва Николаевна. Ничего вы не поняли! Леся сама позвонила нам. Владимир Карлович привез ее от вас в ужасном состоянии. Она измотана, измучена, никого не хочет видеть. Даже меня, свою мать.

Синицын. Но она же была согласна… Она же сама… Мы выбирали…

Мальва Николаевна. Мы с Владимиром Карловичем считаем, что вам с Лесей надо на время расстаться. Лесе необходимо переменить обстановку. На днях Владимир Карлович уезжает на симпозиум ЮНЕСКО в Канаду и берет Лесю с собой, Владимиру Карловичу полагается личный переводчик, и на это место в Академии оформят Лесю. У вас будет время все спокойно обдумать.

Синицын. Мне можно поговорить с Лесей?

Мальва Николаевна. Сейчас это не нужно. Невозможно. Поймите меня правильно, Сергей… э-э-э…

Баттербардт. Дементьевич.

Синицын уходит, Баттербардт идет за ним.

Роман. Извините.

Мальва Николаевна. Должна вам сказать, что я бы на вашем месте…

Роман. Если бы вы стали на мое место, я бы оказался женой академика Баттербардта. А меня это не устраивает. До свидания. (Уходит.)

Картина третья

Зал ресторана. Входят Синицын и Роман.

Голос. Сережа, Ромашка, здорово!

Появляется Царь Леонид.

Царь Леонид. Где пропадаете, балбесы?

Роман. Ты заметил, Птица, что кодовое название «балбес» применяется им ко всем без исключения лицам мужского пола и имеет множество оттенков от похвалы до смертного приговора?

Синицын. А женщины у него проходят под кодом «пупсик».

Царь Леонид. Вот теперь мне ясно.

Роман. Что тебе ясно?

Царь Леонид. Что я о вас соскучился. Сережа, тебе надо фирменную оправу для очков? Тут один балбес предлагает. Фифти.

Синицын. Тогда не надо.

Царь Леонид. Дорого, конечно. (Роману) Вы в завязке?

Роман. Нихт, майн либер фрейнд.

Царь Леонид. Уловил. Сережа, ты пеший или на тачке?

Синицын. На ней.

Царь Леонид. А-а, еще не развалилась! Давай сюда ключи, утром заберешь.

Синицын отдает ключи.

Все путем. Сейчас распоряжусь.

Проходит Официант. Царь Леонид что-то тихо говорит ему. Официант кивает и отходит от столика.

Царь Леонид (вслед официанту). И учти, не клиенты, не гости, а друзья.

Синицын. Присядешь, Царь?

Царь Леонид. Можно. Рабочий день кончен. Отдыхаем. А вы что сегодня холостые?

Роман. Алиса на гастролях в Латинской Америке.

Царь Леонид (Синицыну). А твой пупсик?

Появляется Официант.

Роман. О, помидорчики!

Царь Леонид. За встречу. Поехали. Роман, ты мне все обещаешь рассказать, как тогда с Алисой произошло в этой… в Варшаве, да?

Роман. Угу. Ты трапецию себе представляешь? Так вот, нижняя штанга — это пустая алюминиевая трубка, в которую продевается стальной трос.

Царь Леонид. Уловил. Значит, трос оборвался?

Роман. В том-то и дело, что никакого троса не было. Забыли продеть. И когда Алиса закрутила свою знаменитую мельницу, штанга оборвалась. Кусок алюминиевой трубки остался у нее в руках. Алису выбросило в сторону из-под купола. Она — сальто, еще сальто, только бы не упасть в ряды…