Поцелуй герцога Джеймс Элоиза
Герцогиня приподняла бровь. Да, она поступила правильно, вычеркнув Барри из списка потенциальных невест.
— Если лорд Джастин согласится, я не возражаю, — ответила она ледяным тоном.
Естественно, ее племянник не уловил намека, и вместо этого радостно подскочил к фортепиано. В совершенно неподобающей манере. Дамы могли петь и играть на музыкальных инструментах. Мужчины, занимающиеся пением, не говоря уже об игре, могли быть только профессионалами, с которыми не стоило иметь дела.
По мнению герцогини, поведение Джастина было неприемлемо. К примеру, сегодня вечером он облачился в лиловый наряд. Лиловые наряды можно было приравнять к пению: настоящий джентльмен так никогда бы не сделал. И вот теперь ее собственный племянник появился в костюме лилового цвета с серыми кружевами на манжетах, еще больше портившими его наряд. Единственное подходящее слово — вульгарно. Покойный герцог перевернулся бы в гробу, увидев подобный костюм на ком-то из членов его семьи, пусть тот и был наполовину французом.
И зачем все эти девицы сгрудились у фортепиано, словно рыбы вокруг хлебных крошек?
Герцогиня шикнула на леди Волтор, которая болтала о новом сорте роз, и обратила ее внимание на племянника и его поклонниц.
— Что он поет? — громко спросила Мэри. Она была глуховата. — На «Зеленые рукава» не похоже. Мне нравится эта песня. Скажи ему сыграть ее, Амариллис.
Герцогиня позволяла леди Волтор называть себя по имени лишь потому, что они были знакомы с двух лет.
— Я не могу ему просто сказать, но могу попросить.
— Не говори глупостей, Амариллис. Ты ему заплатила и можешь получить свои деньги назад. — Мэри всегда была чуть грубоватой, мягко говоря.
— Я не платила ему, — нехотя ответила герцогиня. — Он мой родственник.
— Я бы сказала, он выглядит броско. Он работает в цирке? На твоем месте я бы не приглашала в свой дом цирк.
Герцогиня лишь молча взглянула на Мэри.
— Не знаю, где ты откопала этого мальчишку, но мне он даже нравится. Хорошая песня. И приятное лицо. — Мэри развязно хихикнула. — Я не настолько стара, чтобы не заметить. Он почти похож на джентльмена, конечно, за исключением его наряда. Выглядит как обезьянка шарманщика.
Джастин был окружен пестрой толпой юных дам. С обеих сторон нависали девицы Барри, а за плечом стояла леди Алтея.
Герцогиня на мгновение прислушалась.
— Она была его солнцем, — ворковал Джастин. — Она была его землей.
Звучало довольно глупо и безобидно. И если герцогиня поспешила выдвинуть леди Алтею на роль возможной невесты герцога Сконса, та могла хотя бы вести себя достойно. По правде говоря, Алтея глупа и никогда не сделает Таркуина счастливым.
Джастин начал новую песню, что-то о любви. Любовь, по мнению герцогини, разрушительное, неприятное чувство. Посмотрите, что любовь сделала с Таркуином: почти сломала ему жизнь.
Герцогиня отвернулась, с радостью отметив, что мисс Джорджиана сидела напротив престарелой тетушки покойного герцога и тихо беседовала с ней. Она не проявляла желания присоединиться к толпе у фортепиано, и это указывало на ее здравый смысл.
А что же Таркуин?
Он сидел в углу и, кажется, наблюдал за сестрой мисс Литтон, которая напротив него беседовала с епископом Рамсгейтом. В тот вечер Оливия Литтон являла собой истинное воплощение будущей герцогини Кантервик, правда, вырез ее платья был несколько смелым.
Герцогиня прищурилась. Старый епископ, кажется, любовался полной мисс Литтон.
Но ее внимание привлекло выражение лица Таркуина. Где-то она уже видела такое и надеялась, что этого больше не повторится. Герцогиня даже не заметила, как привстала со стула.
Однако она заставила себя успокоиться и сесть.
Все не могло зайти слишком далеко. Вспоминая события прошедших дней, герцогиня поняла, что никаких отношений между ее сыном и мисс Литтон не существует. По крайней мере, для мисс Литтон. Это было важно. Она уже помолвлена с маркизом. И более того, кажется, верна этому несчастному идиоту.
К тому же сам герцог Кантервик намекнул, что, возможно, мисс Литтон уже носит под сердцем наследника.
Конечно, это не означало, что Оливия Литтон не бросила бы маркиза, будь у нее возможность поменять его на герцога.
Пальцы герцогини вцепились в подлокотники. Мисс Литтон почти наверняка была очередной Еванджелиной.
Возможно, беременна наследником, хотя мальчишке всего восемнадцать, и он не блещет умом. А теперь кокетничает с епископом. Неслыханно!
— У тебя такая уродливая собачонка, Амариллис, — заметила Мэри.
— У меня нет собаки! — Раздражение на мисс Литтон отразилось в голосе герцогини.
— Тогда чья она?
С дурным предчувствием герцогиня посмотрела туда, куда был направлен лорнет Мэри. Нелепая собачонка, принадлежащая мисс Литтон, — ее с трудом можно было назвать собакой из-за ее размеров и неряшливости, — сидела у самого подола платья герцогини. А ее ужасные лапы касались туфель. Опять!
Мгновение герцогиня в ужасе смотрела на собаку.
— Не такая уж она и плохая, — продолжала Мэри. — И она тебя обожает. Напоминает охотничьих собак, которых держал мой муж. Они точно так же на него смотрели.
— Я ненавижу собак. Пожалуйста, убери ее.
Мэри хохотнула, словно безумная колдунья.
— Чушь, Амариллис! В нашем возрасте подобное нелепое поведение недопустимо.
— Я терпеть не могу животных, — заявила герцогиня, но была вынуждена отметить, что у этой собачонки довольно милый взгляд.
— Перестань. Ты выглядишь глупо. И слишком стара, чтобы вести себя как девчонка. — Она поднялась, хрустя суставами, и прихрамывая пошла прочь.
Собачка была уродлива, почти без шерсти, с заметным шрамом на веке и необычайно длинным носом. Герцогиня сурово посмотрела на нее, и собака улеглась у ее ног.
— В том, что я терпеть не могу собак, нет ничего нелепого, — сказала герцогиня вслух. Логически рассуждая…
Герцогиня отмахнулась от этой мысли и взглянула на Таркуина. Поймав его взгляд, властным жестом подозвала его. Через секунду он уже склонился перед ней. Таркуин всегда слушался ее, даже когда был совсем маленьким мальчиком. Слишком серьезен, думала тогда герцогиня. Он унаследовал титул в раннем детстве, но вскоре уже с такой естественностью выполнял свои обязанности, что казалось, будто был герцогом всегда.
— Прогуляйся с мисс Джорджианой в саду, — сказала герцогиня. — Она уже полчаса беседует с леди Августиной, а этого вполне достаточно для одного вечера. У вас есть время до начала праздника.
Таркуин молча поклонился и ушел. Однако герцогиня продолжала смотреть ему вслед.
Джорджиана Литтон будет идеальной женой для ее сына. Она чувствовала это. Джорджиана не жеманная девица, следующая правилам приличия лишь потому, что они существуют. В ней есть какая-то прирожденная порядочность. Она поймет, что «Зеркало комплиментов» было написано потому, что цивилизация — единственное, что защищает человечество от боли.
От той боли, которую причинила Таркуину Еванджелина. Герцогиня написала свою книгу в тот самый год, когда женился ее сын, и побудили ее к этому отчаяние, грусть и уверенность в том, что если бы все леди вели себя как им подобает, подобной боли не довелось бы испытать никому.
И все же боль, которую Еванджелина причиняла Таркуину, когда становилась любовницей незнакомцев, соседей или друзей, не могла сравниться со страданиями, пережитыми им после ее смерти. Глупая женщина. Умерла и забрала с собой маленького Альфингтона. Герцогиня была уверена, что Таркуин больше никогда не улыбнется.
В испытаниях больше не было нужды. Джорджиана станет прекрасной герцогиней. Возможно, стоит приказать сыну сделать ей предложение сегодня же, однако были случаи, когда даже спокойный, рассудительный Таркуин мог проявить упрямство. И вспомнив взгляд, которым он смотрел на Оливию Литтон, герцогиня поняла, что надо действовать осторожно.
Завтра, сказала она себе, откидываясь на спинку дивана. Они разрешат эту проблему завтра.
Глава 17 В горе и радости, в болезни и здравии
В обществе Джорджианы было хорошо отдохнуть. Они подошли к краю сада и присели на маленькую скамью. Джорджиану, как и герцога, очаровывали рассказы про свет, волны и частицы. Ему было удивительно приятно беседовать с ней.
Куин даже не заметил, как похолодало, пока случайно не коснулся ледяной руки Джорджианы.
— Мисс Джорджиана, кажется, вы замерзли. Нам надо вернуться в дом.
Она не обратила на него внимания.
— Интересно, что изменится, если вы положите лист бумаги, который используете для расщепления света на цвета спектра, под углом?
— Что вы имеете в виду?
— Если я правильно вас поняла, вы подносите к окну кусок картона вертикально.
Герцог кивнул.
— Когда свет попадает в щель, он разделяется на цвета спектра, демонстрируя нам, что состоит скорее из лучей, нежели из частиц. Правда, мне непонятно, почему лучи появляются при прохождении потока света через щель.
— Возможно, потому, что свет искривляется при прохождении. Хотя, по правде говоря, я не совсем уверен.
— А что, если сделать разрез наискосок? Лучи тогда будут искривляться точно так же? Что, если щель будет параллельна оконной раме? Что произойдет?
Герцог помолчал.
— Не знаю, но это интересный вопрос. Попробую провести эксперимент завтра. — Он взял Джорджиану под локоть и помог ей подняться. — Мне тоже становится холодно.
Джорджиана улыбнулась.
— Я и не заметила, потому что мы так интересно беседовали. — Она взяла его под руку, и они направились к дому. Оба довольно молчали. Куин размышлял о том, как разное положение надрезов может влиять на свет, а Джорджиану его молчание, кажется, совсем не беспокоило.
Его мысли прервал звук шагов, и подняв глаза, он увидел идущую по тропинке Оливию. Куин не очень разбирался в одежде, но сейчас на ней было платье цвета тусклого золота, отделанное поперечными полосами кружева. Оно состояло из тысяч крошечных веревочек, и по нему так и хотелось провести пальцами.
Оливия бежала по тропинке, и веревочки колыхались. Минуту назад герцогу было холодно, но теперь его охватил жар. Во всем теле пульсировала кровь.
— Джорджи! — воскликнула Оливия. — Ваша светлость. — Она сделала реверанс.
Джорджиана крепче сжала руку герцога.
— Прости, что пришлось искать меня, Оливия. Мы говорили о природе света.
— Ну, конечно же! — Улыбка Оливии была широкой и искренней, однако в глазах мелькнула ревность. Или герцогу показалось?
Куин коснулся руки Джорджианы.
— Мы так интересно беседовали, что я, к сожалению, позволил вашей сестре замерзнуть.
Джорджиана бросила на него странный взгляд и снова обратилась к сестре.
— Мы как раз шли в дом, Оливия. Спасибо, что пошла меня искать.
— Прошу прощения за вмешательство в вашу беседу, — дружелюбно сказала Оливия, повернулась и зашагала рядом с Джорджианой.
— Вы назвали сестру Джорджи? — поинтересовался герцог.
— Да, это ласкательное имя я для нее придумала. Боже, как холодно! Я вижу свое дыхание.
Джорджиана рассмеялась.
— Не говори глупостей, Оливия. Чтобы влага от дыхания сгустилась и стала видимой, должно быть намного холоднее.
Куин рассеяно слушал Джорджиану, но не мог заставить себя ответить. Когда Оливия делала глубокий вдох, тонкая кружевная ткань ее платья натягивалась на груди. Казалось, еще чуть-чуть, и все мужчины в доме увидят ее обнаженное тело.
Герцог чуть не застонал.
— Мне нравится имя Джорджи, — хрипло произнес он таким тоном, словно имел в виду нечто совсем другое.
Джорджиана с удивленной улыбкой посмотрела на него. А Оливия отвела взгляд.
Они обе слышали его и обе неправильно поняли.
— Что ж, — поспешил сказать герцог, — предлагаю нам пройти в библиотеку и погреться у камина, прежде чем мы присоединимся к остальным гостям в зале.
— Мне совсем не холодно, — отмахнулась Оливия. — Я согреюсь от танцев. — Они подошли к ступеням, ведущим на мраморную террасу. Мысль о том, что Оливия может танцевать с другим мужчиной, пронзила герцога, словцо ножом.
Все произошло очень быстро. Герцог вежливо помог Джорджиане подняться на ступеньку выше, поскользнулся, нарочно качнулся вперед и наступил на край ее платья.
Звук рвущейся материи был музыкой для ушей герцога-ученого.
Сдержав улыбку, Куин стал рассыпаться в извинениях, и это далось ему на удивление легко. Джорджиана сохраняла спокойствие, хотя с другими дамами на ее месте случилась бы истерика. Шов на талии разошелся, и оттуда виднелась сорочка.
— Я пойду с вами, — сказала Оливия сестре. — Нам остается только пройти через комнату, а потом подняться по лестнице.
— Чушь! — отмахнулся Куин. — Это я все испортил, и я отнесу вас в комнату, мисс Джорджиана. Вы подвернули лодыжку. — Он поднял ее на руки — она была почти невесома. Герцог словно держал птицу, одни легкие кости и перья.
Джорджиана не вскрикнула, а лишь обеспокоенно вздохнула.
— Оливия, вам придется нас сопровождать, — бросил Куин через плечо. — Я отнесу вашу сестру вверх по лестнице, а вы пойдете с нами.
Не дожидаясь ответа, он вошел в открытые двери. Вокруг раздались голоса, все расспрашивали, что случилось с Джорджианой.
— Всего лишь подвернула лодыжку, — повторяла Оливия, шагая впереди.
— Со мной все в порядке, — спокойно отвечала Джорджиана. — Я немного отдохну и вернусь в зал.
— Я передам вас вашей служанке, — заявил Куин так, чтобы все его слышали. — Конечно, вам решать, возвращаться или нет. Никто не захочет, чтобы вы танцевали с поврежденной лодыжкой, мисс Джорджиана.
Болтая о разной чепухе, они добрались до лестницы. Куин начал подниматься, размышляя, какие разные все-таки сестры. Джорджиана была словно пушинка в его руках. А мысль о том, чтобы нести вот так Оливию, нести ее наверх в спальню…
Он зашагал быстрее и, поднявшись, отошел в сторону, давая Оливии пройти.
Как только они оказались в комнате, Джорджиана вежливо, но твердо освободилась и сделала реверанс.
— Благодарю, что спасли меня, ваша светлость.
— Рад услужить, в конце концов, это я стал причиной неприятности. И думаю, нам надо называть друг друга по имени. — Он поцеловал ее руку. — Близкие называют меня Куином.
В глазах Джорджианы появилось странное выражение, которого герцог не мог понять, как в случае с Оливией.
— Могу я называть вас Джорджи? Это имя вам идет.
Она кивнула.
— Это честь для меня. Оливия, я спущусь примерно через полчаса. Еще раз спасибо, ваша светлость.
— Меня зовут Куин, — повторил он.
Джорджиана была серьезной молодой женщиной, ее глаза никогда не улыбались.
— Конечно, — согласилась она, закрывая за ними дверь.
Оливия, нахмурившись, глядела на дверь, но Куину было все равно, что думала или чувствовала Джорджиана. Он быстро огляделся, к его огромному облегчению, поблизости никого не было и никто не мог их видеть. Крепко схватив Оливию за руку, он потянул ее за собой по коридору, распахнул дверь спальни и втащил внутрь, словно непослушного ребенка.
— Что это вы делаете? — сердито прошептала она.
Куин не только прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях, но и знал, о чем думает сейчас Оливия. Она могла возражать и спорить, но он научился читать по ее глазам.
Он молча закрыл дверь, прижал к ней Оливию и прикоснулся к ее губам. И снова между ними запылал неудержимый огонь страсти.
— Куин! — вскрикнула она, но он уже прильнул к ее губам, не в силах ни о чем думать, потому что его тело сгорало от желания. Ему хотелось прикоснуться к ней, обладать ею.
— Ты мне нужна, — сбивчиво произнес он, подхватил Оливию руками и прижал к себе. — Оливия! — глухо повторил Куин, словно умоляя. Она приподнялась на цыпочки и целовала его, но этого было недостаточно.
Он быстро уложил ее на постель и медленно опустился сверху. Он хотел, чтобы Оливия поняла, что он собирается сделать.
Она что-то неразборчиво пробормотала и принялась целовать его. Ее тело было мягким и податливым, пальцы запутались в его волосах.
Так они лежали довольно долго. Их поцелуи были не такими, как представлял себе Куин. Ему казалось, что он прекрасно знает все о поцелуях: всего лишь легкое прикосновение губ.
Однако сейчас все совершенно иначе. Это был и ад, и общение — все в одном. Каждое касание с невероятной силой отдавалось во всем его теле: ласковое прикосновение ее пальцев к его волосам, и вот через секунду они уже болезненно сжались. Ее сладкое дыхание с ароматом чая и лимона. Чуть слышные гортанные звуки, которыми она будто подбадривала его, без слов говорила ему, что…
Куин отпрянул, глядя на Оливию, властно провел рукой по ее шее, плечам, груди. Она задрожала и собиралась было что-то сказать, но он приложил палец к ее губам. Через мгновение палец скользнул внутрь. Куин застонал, и его тело содрогнулось.
Ему удалось собраться с мыслями.
— Я не женюсь на Джорджиане, — выпалил он, потому что никогда не умел говорить красиво, хотя с Оливией все было проще.
Она распахнула глаза и застыла.
— Боже мой, я самая ужасная сестра на свете! Дай мне встать!
Он покачал головой и провел пальцем по ее лицу.
— У тебя такая красивая кожа.
— Меня тошнит, — свирепо произнесла она. — А ты пытаешься меня соблазнить!
— Да!
— Перестань! И дай мне встать.
Куин нехотя перекатился на бок, не разжимая объятий.
— Я не могу жениться на ней, но это не имеет к тебе никакого отношения.
— Лжец. — Она гневно посмотрела на него, и он встретил этот взгляд. Оливия была словно пламя.
— Я никогда не лгу.
— Ты лжешь сейчас. Если бы ты никогда не встретил меня, то женился бы на Джорджи, и вы были бы счастливы, как два клопа под матрацем или два алхимика в лаборатории, если точнее.
— Конечно, я не могу быть уверен на все сто процентов, но мне так не кажется. Только когда моя мать пригласила в дом леди Алтею и мисс Джорджиану, я понял, что не могу жениться на той, кого она выберет для меня.
— Она сделала правильный выбор, — упорствовала Оливия. — Вы прекрасная пара. То, что происходит между нами, всего лить лесной пожар, как ты сам сказал. Это пройдет. Огонь угаснет. Пожалуйста, дай мне встать.
— Я не совсем понимаю, что такое любовь, особенно любовь между мужчиной и женщиной, о которой столько говорят. Но осмелюсь сказать: чувство, которое я испытывал к Еванджелине, некоторые могли бы назвать любовью. Хотя скорее она мне нравилась, или же то была лишь страсть.
Оливия замерла и коснулась его щеки.
— Мне жаль.
— Наш брак не удался. Она не любила меня, и ей хотелось быть с другими мужчинами. Нам было трудно. Но мне она все равно нравилась, даже когда наставила мне рога и сбежала. Я ничего не мог с собой поделать. Знаю, это глупо.
Оливия наклонилась и поцеловала его в губы.
— Ты должен гордиться своей верностью. Ты замечательный, Куин.
— Нет, я глупец. Я должен был остановиться.
— Не думаю, что мы можем выбирать, влюбляться или нет.
— Верно. Я согласен с тобой. И я действительно никогда не лгу.
Она покачала головой.
— Мне надо вернуться вниз на случай, если Джорджи решит прийти на бал.
— Я кое-что хотел тебе сказать. — Куин пытался вспомнить, но не мог отвести взгляд от ее полных губ.
— Ты никогда не лжешь, — ответила она, садясь и отводя глаза. — Это я поняла.
— Мне бывает непросто понять некоторые слова.
Оливия обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком, с любопытством глядя на Куина.
— И все же ты один из самых умных людей, которых я встречала.
— Только потому, что ты не была в университете.
Оливия хмыкнула.
— Многие не пожелали бы услышать подобный комплимент и стали бы настаивать, что я преувеличиваю.
— Как я уже сказал, я никогда не лгу. Вполне возможно, я один из самых умных людей, встреченных тобой. Но это не делает меня самым умным на свете. Вспомни, как я был влюблен в Еванджелину.
— Это лишь доказывает, что ты тоже человек.
— Жалкое доказательство, — сухо ответил Куин. — Я просто не смог бы произнести вслух эти клятвы, если бы они ничего для меня не значили.
— Клятвы? Ах да, клятвы у алтаря.
— Любить тебя и заботиться о тебе… Пока смерть не разлучит нас.
— Бедная Еванджелина.
— Она уже в прошлом. Но я не могу сказать эти слова кому угодно. Они много значат для меня. Они обладают силой.
— Даже если Еванджелина не уважала их?
— Да. Знаешь, как она умерла?
Оливия крепче обхватила колени.
— Нет.
— Она собиралась оставить меня. Решила бежать во Францию со своим любовником, этим нелепым существом по имени сэр Бартоломью Фоплинг.
Оливия закашлялась.
— Я не шучу. Фоплинг был очень одаренным человеком: мог петь на нескольких языках, танцевать, и у него всегда были выглаженные галстуки. Они взяли с собой Альфи. — Куин замолчал. — И отправились во Францию, хотя собирался шторм. Их предупреждали не садиться на лодку, но Еванджелина подкупила капитана. Она была в ужасе, потому что я преследовал их, боялась, я ее поймаю.
— Ты уверен, что хочешь это рассказывать?
— Почему нет? Твоя служанка расскажет тебе то же самое.
— И ты преследовал ее?
— Я чуть не загнал лошадь, но опоздал. Ужас в том, что та пристань по-прежнему снится мне. Я не догнал их, передо мной было лишь море в белых барашках пены. Лодка затонула в паре миль от берега.
Они помолчали.
— Полагаю, — медленно произнесла Оливия, — будущей герцогине не пристало произносить неприличных слов, особенно когда дело касается умерших. Поэтому, стараясь избегать ругательств, я лишь скажу, что твоя жена, Куин, была дурой.
На его губах появилась легкая улыбка.
— Это было давно. Пять лет назад. Почти целая жизнь.
— Глупости. Разве можно пережить потерю любимого человека? Особенно ребенка.
— В любом случае я не могу жениться на Джорджиане, — повторил герцог и добавил: — Никогда.
— Мне кажется, ты бы мог со временем полюбить ее или она начала бы тебе нравиться.
— Еванджелина была мне неверна, но я никогда ей не изменял. Я был настолько ослеплен страстью, что порой сомневался, сумею ли сдержать себя. Конечно, мне это все-таки удавалось.
По ее лицу пробежала тень.
— Еванджелина отказалась от того, о чем мечтает каждая женщина в королевстве. Она этого не заслуживала.
— Заслуживала или нет, но у нее это было. Когда я нес твою сестру по лестнице, я не почувствовал ничего.
Оливия нахмурилась.
— У Джорджи великолепная фигура. Она прекрасна во всем.
— Я как будто нес на руках ребенка — длинные ноги и волосы.
— Она элегантна. Я бы все отдала за такую фигуру, как у нее.
— Правда?
— Конечно. Я всегда хотела выглядеть как она. Правда, видимо, недостаточно сильно, чтобы отказаться от еды.
— Это безумие. У тебя есть все, чего нет у нее.
Оливия собралась было спорить.
— Все, чего нет у нее.
Она нахмурилась.
— Включая меня.
Глава 18 Безумие во всех его проявлениях
Последние слова, произнесенные Куином с таким типичным для него спокойствием, потрясли Оливию до глубины души.
Читать бесплатно другие книги:
