Умри завтра Джеймс Питер

91

Линн сидела на рабочем месте. От волнения трудно глотать. Перед ней рядом с нетронутым яблоком лежит сандвич с тунцом, принесенный из дома, от которого откушен крошечный кусочек. Аппетита нет. В желудке мельтешат стаи бабочек, а сама она превратилась в клубок нервов. Сегодня после работы назначена встреча. Но бабочки не те, которые в юности возвещали о любовном свидании, а скорее черные умирающие мотыльки, попавшие в ловушку. Ее ждет свидание с омерзительным Реджем Окумой.

Точнее, с обещанными пятнадцатью тысячами наличными. Хотя он, судя по намекам во время утреннего разговора по телефону, явно ждет большего, чем короткие полчаса в коктейль-баре.

Она на секунду закрыла глаза. Кейтлин хуже с каждым днем, иногда кажется – с каждым часом. Сегодня с ней сидит бабушка. Скоро Рождество. Марлен Хартман гарантирует печень в течение недели после получения перевода, который теперь уже получила. Но, независимо от ее обещаний и убедительных отзывов свидетелей, любая деятельность на Рождество замирает, колесики крутятся медленней.

Сегодня звонил Росс Хантер, снова уговаривал привезти Кейтлин в больницу.

Умирать?

Рядом остановилась коллега, дружелюбная молодая женщина по имени Ники Митчелл, положила на стол запечатанный конверт.

– Твой тайный Санта! – объявила она.

– Ох, спасибо.

Линн уставилась на конверт, гадая, кто тот аноним, которому придется покупать ответный подарок. Обычно это ее забавляло и радовало, теперь только очередная забота.

На большом настенном экране перед глазами мерцают слова «рождественский бонус» в окружении крошечных елок и вертящихся золотых монет. Премиальные уже превысили три тысячи фунтов. В офисе так и пахнет деньгами. Если разрезать половину коллег, из вен наверняка хлынет не кровь, а наличные.

Сколько проклятых денег! Миллионы. Десятки миллионов. Почему же так дьявольски трудно раздобыть последние пятнадцать тысяч для немки? Мэл, мать, Сью Шеклтон, Люк поистине блеснули.

Банк проявил неожиданное сочувствие, но поскольку кредит уже превышен, менеджер предупредила, что потребуется согласие директора, и усомнилась, что тот его даст. Единственный реальный вариант – повысить закладную, но на это уйдет не одна неделя, а времени нет.

Зазвонил мобильник. Номер не высветился. Она тихонько ответила, не желая получить выговор за личный звонок.

Марлен Хартман торопливо и напряженно заговорила:

– Миссис Беккет, мы нашли подходящую печень. Завтра днем сделаем пересадку. Завтра к полудню приготовьте, пожалуйста, Кейтлин, соберите вещи. Получили от меня список необходимого?

– Да… – пробормотала Линн. В горле так пересохло, что невозможно выдавить ни звука. – Можете… можете что-нибудь сказать… о доноре?

– Молодая женщина, попавшая в автокатастрофу. Мозг уже мертв, подключены аппараты жизнеобеспечения. Больше сказать ничего не могу.

– Спасибо. Спасибо.

На Линн нахлынуло головокружение и тошнота от переживаний – и страха.

92

Из-за темных снежных туч свет в половине пятого быстро тускнел. Они уже обследовали множество дыр, но все впустую. На обратном пути еще раз проехали мимо мини-маркета, мясной лавки, кафе, православного храма в строительных лесах. Две крупные собаки, серая и черная, деловито рылись в отбросах. Ралука на заднем сиденье, успокоившись после дозы, вдруг рванулась вперед и взволнованно крикнула:

– Господин Йен! Вон там, видите? Остановитесь!

Сначала Тиллинг увидел лишь широкий пустырь с допотопными машинами, обшарпанными многоэтажными жилыми домами. Он резко тормознул, машина ухнула в выбоину, остановилась. Сзади бешено загудел старый грузовик. Промчался мимо, на волосок не задев крыло «опеля».

Ралука ткнула пальцем в сторону трех фигур, вылезших из рваной дыры в бетоне. Приблизившись к дыре, Тиллинг увидел импровизированную конуру под рухнувшим забором. Внутри лежал пес, что-то грыз, не обращая внимания на погоду. Неподалеку с включенным мотором, пуская дым из выхлопной трубы, стоял большой черный «мерседес».

Высокая элегантная женщина в меховой шапке, длинном темном пальто тащила за руку растерявшуюся девочку с темными волосами, в вязаной шапке, голубой дутой безрукавке поверх рваного разноцветного спортивного костюма. Ее одежда, как и кроссовки, безнадежно не подходила к погоде. Парень в куртке с капюшоном, джинсах и тоже в кроссовках стоял у провала, с тоской наблюдая за ними.

Женщина вела девочку к машине. Девочка оглянулась и помахала парню. Тот помахал в ответ, что-то крикнул. Потом она махнула псу, но тот даже не посмотрел в ее сторону.

Ветер гнал снег стеной.

– Это она! – завопила Ралука. – Симона!

Йен Тиллинг выскочил из машины, снег кнутом хлестнул в лицо. Андреа рванула свою дверцу, выбралась наружу, за ней последовали остальные. Прогрохотал другой грузовик, им пришлось обождать. Тиллинг крикнул во весь голос:

– Стой! Стойте!..

Женщина с девочкой были уже у самого автомобиля.

– Стой! – опять рявкнул он, крикнул парню: – Останови их!

Услышав крик, женщина оглянулась, поспешно открыла заднюю дверцу, втолкнула девочку, влезла сама, «мерседес» рванул с места. Тиллинг пробежал за ним сотню ярдов, пока не упал лицом вниз. Поднялся, пыхтя, приказывая Ралуке, Андреа и Илеане садиться в «опель». Остановился рядом с парнем, разглядел высохшую руку.

– Это была Симона?

Парень не ответил.

– Симона?

Парень промолчал.

– Ты Ромео?

– Может быть.

– Слушай, Симона в опасности. Куда она поехала?

– Госпожа везет ее в Англию.

Тиллинг выругался, подскочил к своей машине, сел, нажал на акселератор, помчался за «мерседесом». Через пару минут понял, что потерял его.

93

Она уже скучает по Ромео и Артуру. Когда протянула псу косточку, тот тоскливо взглянул на нее. Как будто чувствовал, что они расстаются навсегда. Пообещав Артуру когда-нибудь вернуться, она обняла лохматую шею, поцеловала в нос. Он смотрел недоверчиво, будто знал, что бывают разные прощания – на время и навеки. Понес косточку к себе в укрытие, даже не оглянулся.

Конечно, без пса можно прожить. Он стойкий боец, с ним все будет в порядке. А как жить без Ромео? Сердце криком кричит, разрывается. Слезы градом потекли из глаз, когда она прижалась щекой к Гогу – маленькому лохматому кусочку искусственного меха, единственному своему достоянию, которое удалось взять с собой.

Никогда в жизни Симона не чувствовала себя такой одинокой, как на заднем сиденье черного лимузина с затемненными стеклами, среди роскошных ароматов кожи и женских духов. Немка без конца разговаривает по мобильнику, время от времени тревожно посматривает в заднее стекло в темноту. Машина едет медленно по скользкой, посыпанной солью дороге, в плотной пробке. А Симона то и дело смотрит на затылок водителя.

Волосы выстрижены до легкого пушка. Справа из-под ворота белой рубашки выползает вытатуированная змея с раздвоенным языком, готовая к броску, которую она как следует рассмотрела, когда женщина включала свет в салоне, делая заметки в блокноте.

Симона испугалась, несмотря на присутствие рядом женщины, которая о ней заботится. Это шофер того самого типа, что спас ее на Северном вокзале, а потом изнасиловал. Шофер, который пытался заставить ее заняться с ним сексом, подвозя домой, а она его искусала. Она поймала в зеркале его взгляд, давший ясно понять, что он с ней еще не покончил. Ничего не забыл.

Надо было искалечить его.

Наконец женщина завершила разговоры.

– Когда Ромео приедет? – жалобно спросила Симона.

– Скоро, meine Liebe.[36] – Женщина потрепала ее по щеке рукой в кожаной перчатке. – Очень скоро вы будете вместе. Тебе понравится Англия. Будешь там очень счастлива. Волнуешься?

– Нет.

– Должна волноваться. Новая жизнь!

«Фактически три новые жизни», – подумала про себя Марлен Хартман.

Позорно терять сердце и легкие, но никого подходящего в английских списках нет, а рисковать не хочется, медлить в ожидании реципиента, когда вокруг рыщет полиция. Извлеченные из тела, эти органы не перенесут доставку за границу. При трансплантации печени предпочтительно, чтобы донор находился рядом с реципиентом для максимального сокращения времени от смерти до пересадки. Девочка слишком маленькая, печень не поделишь, но и целая принесет существенный доход.

Почки живут дольше – до двадцати четырех часов при надлежащем хранении. Покупатели почек Симоны стоят в очереди, ждут. Один в Германии, другой в Испании. В другие страны можно было бы продать кожу, глаза, кости, но цены на них невысокие, не стоит трудиться везти их из Англии. Две почки дадут чистую прибыль в сто тысяч евро, а от печени после покрытия расходов останется еще сто тридцать тысяч.

Марлен Хартман была очень довольна.

94

Рой Грейс прилетел из Мюнхена как раз к вечернему инструктажу в половине седьмого. Поспешно вошел в зал, читая на ходу повестку, стараясь не расплескать кофе из кружки.

– Удачно съездил, Рой? – спросил Норман Поттинг. – Разобрался с фрицами? Растолковал, кто войну выиграл?

– Спасибо, Норман, – сказал Грейс, усаживаясь. – По-моему, они уже знают.

Поттинг поднял палец:

– Коварные гады. Как и япошки. Посмотри на нашу автомобильную индустрию! Каждая вторая машина немецкая.

– Спасибо, Норман! – повысил голос суперинтендент. Усталый и раздражительный после долгого дня, который еще далеко не закончился, он старался дочитать повестку, пока люди усаживались.

– Итак, начинаем шестнадцатый инструктаж по операции «Нептун», – сказал Грейс. – У нас еще одно тело, которое может быть связано с нашим делом. – Он посмотрел на Гленна. – Что желает сказать наш рыбак поневоле?

Брэнсон мрачно усмехнулся:

– Похоже, мы обнаружили беднягу Джима Тауэрса. Поскольку он с головы до ног замотан, невозможно сказать, подвергся он операции или нет, надо ждать вскрытия, которое будет произведено утром.

– Он официально опознан? – спросила Лиззи Мантл.

– По наручным часам и золотому браслету, – ответил Брэнсон. – Мы решили не показывать его жене. Вид у него не очень хороший. Помните лицо под водой в «Челюстях»? То самое, с вытекшими глазами, которое выскочило из пробоины в корпусе и до смерти перепугало Ричарда Дрейфусса? И у него такое же.

– Слишком много подробностей, Гленн, – с отвращением заметила Белла Мой, передумав совать в рот конфетку.

– Что известно на данный момент? – уточнил Грейс.

– Шхуна затоплена, столкновения не было.

– Самоубийство возможно?

– Трудно затопить собственную лодку, когда забинтован липкой лентой, как мумия, шеф. Если только шкипер не вел тайную жизнь эскаписта.[37]

Послышались смешки.

Грейс тоже улыбнулся.

– Следствие по этому делу будет вести наша команда, – объявил он. – Инспектор Мантл возглавит специальную группу и решит, надо ли выделять его в отдельное производство, что в определенной степени зависит от результатов вскрытия.

Лиззи Мантл кивнула и сказала:

– Хочу включить в группу Гленна, поскольку он уже беседовал с женой… вдовой Тауэрса.

– Конечно. Надо только осторожно сориентировать прессу, – предупредил Грейс, – исходя из того, что покажет вскрытие.

– Согласна, – снова кивнула инспектор Мантл.

– Мне все больше не нравится Влад Космеску, – сказал Брэнсон. – Анализ ДНК с окурков подтверждает, что он был в гавани. И подвесной мотор…

– Это всего лишь свидетельство, что он там был, а не исчерпывающее доказательство, – поправил друга Грейс. – Кто угодно мог бросить окурки. Все мы должны усвоить, что говорить о подтверждении или о доказательстве очень опасно. В суде хитроумный сутяга растопчет нас в пыль, заявив, что мы вводим присяжных в заблуждение. Пока речь идет о свидетельствах, ясно? Никогда не говорите о доказательствах. Это самый быстрый способ проиграть дело. Что еще о Космеску, Гленн?

– Известно, что им интересуются Европол и Интерпол в связи с несколькими делами по нелегальной переправке людей и отмыванию денег.

– Но ему не предъявлено никаких обвинений?

– Нет, Рой.

– Оказывается, канал не самое надежное место захоронения, правда? – заметила Белла Мой. – Если хочешь спрятать мотор или труп, лучше бросить посреди Черчилль-сквер. Вдруг кто-нибудь на них позарится!

– Мне хотелось бы вызвать его на допрос, а еще получить детальную распечатку звонков, ордер на обыск и отправиться к нему домой, – продолжал Гленн.

– И все это только потому, что он выбросил пару окурков в Шорэмской гавани и утопил мотор? – уточнил Грейс.

– Потому что он следил за «Скуби» в бинокль. Зачем? Что такого особенного было в старой рыбацкой шхуне? Я нюхом чую, что с этим типом дело неладное.

– Шхуну можно поднять? – спросил Грейс.

– Можно, только операция будет очень дорогостоящей. Мы обсуждали ее с Таней Уайтлок. Тебе туго придется, когда Элисон Воспер получит смету.

– Если нюх тебя не обманывает, необходимы свидетельства, что Космеску был на шхуне, – показания очевидцев, результаты криминалистического анализа, личные вещи…

Брэнсон задумался.

– Может, ребята еще раз нырнут и поищут?

Грейс тоже поразмыслил:

– Как ты представляешь себе его связь с этим делом?

– Никак, но уверен – связь есть. По-моему, им надо поскорее заняться.

– Хорошо, – согласился Грейс. – Получи ордер на обыск, только придется отшлифовать аргументацию. Кто знает, может, он добровольно разговорится до того, как адвокат прикажет ему молчать. Возьми с собой опытного напарника, Беллу. – Он взглянул на инспектора Мантл. – Не возражаешь, Лиззи?

Та покачала головой.

Грейс посмотрел на часы и быстро подсчитал. Пока Брэнсон оформит бумаги с запросом на ордер, будет как минимум десять. Вспомнив увиденный на дороге спортивный «мерседес» Космеску, предупредил:

– Этот субъект – ночная сова, может быть, долго поджидать придется.

– Тогда просто уютно устроимся в его берлоге! – заявил Брэнсон.

– Помоги бог его собранию лазерных дисков, – подколол друга Грейс и заключил: – Думаю, вы столкнетесь с крепким орешком. Он уже лет десять крутится в подпольном мире нашего города и ни разу не прокололся. Для этого надо уметь играть в игры. – Он заглянул в повестку. – Вчера установлено, что дочь миссис Линн Беккет, телефон которой я получил от наших немецких друзей, страдает печеночной недостаточностью. – Грейс предъявил фотокопию длинного списка. – Это распечатка телефонных звонков из германской компании «Трансплантацион-Централе», где я сегодня побывал. С информацией меня ознакомили неофициально, поэтому ее надо использовать деликатно. За последние три дня я насчитал девять входящих звонков на номер стационарного домашнего телефона Линн Беккет и четыре исходящих с него на номер этой компании. Плюс два входящих на мобильный.

– Записей нет? – спросил Гай Батчелор.

– К сожалению, нет. В Германии такие же законы о неприкосновенности частной жизни, как и у нас. Однако они затребовали разрешение, которое могут получить с минуты на минуту.

– Наверняка при Адольфе было по-другому, – проворчал сержант Поттинг.

Грейс пронзил его кинжальным взглядом:

– Нынче утром в Мюнхене я встретился с женщиной по имени Марлен Хартман, возглавляющей «Трансплантацион-Централе», которая поставляет органы. Они делают бизнес в Англии прямо у нас под носом! Надо очень быстро установить, где все это происходит. Активная возня вокруг миссис Беккет указывает, что тут что-то готовится…

Мобильный телефон Поттинга исполнил тему из «Индианы Джонса». Поттинг, вспыхнув, взглянул на дисплей, пробормотал:

– Из Румынии… может, как раз по делу… – и выскочил в коридор.

– Возможно, у нас совсем мало времени на выяснение, – договорил Грейс. – Я обзвонил медиков, стараясь составить точное представление о том, что требуется для пересадки органов, где можно временно или постоянно проводить трансплантацию…

– Требуется большой коллектив, Рой, – подсказал Гай Батчелор. – В разговоре с нами сэр Роджер Сириус насчитал… – он перелистал блокнот, – как минимум трех хирургов, двух анестезиологов, трех операционных медсестер, круглосуточную бригаду интенсивной терапии, члены которой имеют опыт послеоперационного ухода.

– В целом пятнадцать-двадцать человек, – кивнул Грейс. – Еще нужна хотя бы одна полностью оборудованная операционная и палата для полного курса интенсивной терапии.

– Значит, ищем больницу, – сказал Ник Николл. – Государственную или частную.

– Можно исключить государственную. Нелегально провести через систему такой орган, как печень, практически невозможно, – заявила инспектор Мантл.

– Ты уверена? – спросил Брэнсон.

– Абсолютно. Система непроницаема. О любом предназначенном для трансплантации органе обязательно знает масса людей. Если же знает один человек – дело другое.

– Значит, ищем частную клинику, – заключил Грейс. – При трансплантации должны использоваться специальные медикаменты. Надо узнать, какие именно, кто их выпускает и поставляет, а также проверить частные клиники, которые их закупают.

– На это нужно время, – напомнила Лиззи Мантл.

– Вряд ли таких препаратов много, равно как поставщиков и потребителей, – возразил Грейс и обратился к аналитику Джеки Филлипс: – Можно прямо сейчас приступить? Если нужно, дам еще помощников.

Вернулся Норман Поттинг.

– Извините, – пропыхтел он. – Звонил мой коллега из Бухареста, Йен Тиллинг.

Грейс жестом велел ему продолжать.

– Он пытается отыскать молодую румынку, подростка по имени Симона Иримия, которую, по его мнению, готовят к срочной нелегальной переправке в Соединенное Королевство, может, сегодня вечером или завтра. Его сотрудница прислала мне по электронной почте фотографии, сделанные полицией при ее аресте за кражу в магазине два года назад. Тогда девочке было двенадцать лет. Я сейчас распечатаю. Пару минут дадите?

– Конечно.

Поттинг снова вылетел из зала.

– Если сержант Батчелор и констебль Бутвуд не ошибаются в подозрениях насчет сэра Роджера Сириуса, обсудим вопрос об установлении за ним наблюдения. Хирург может привести нас к клинике, – сказала инспектор Мантл.

– Отличное предложение, – кивнул Грейс и подумал, что самое время подключить службу прослушивания и наблюдения. Ее деятельность сосредоточена главным образом на наркотиках, но в последнее время все чаще на нелегальной переправке людей.

Вернулся Поттинг, раздал членам команды снимки, сделанные румынской полицией, на которых была запечатлена Симона в фас и в профиль.

– По словам Тиллинга, девочку сегодня увезла какая-то немка, пообещала новую жизнь в Англии. Судя по всему, новая жизнь светит кому-то другому.

– Хорошенькая девочка, – заметила Лиззи Мантл.

– Будет хуже, когда превратится в каноэ, – добавил Поттинг.

На полицейском жаргоне «каноэ» означает тело без изъятых во время посмертного вскрытия внутренних органов.

Грейс вытащил из конверта фотографии Марлен Хартман и пустил по кругу.

– Тоже от моих друзей из управления уголовной полиции в Мюнхене. Думаешь, это та самая женщина, Норман?

Поттинг внимательно присмотрелся:

– Да она красотка, Рой! Ясно, зачем ты летал в Мюнхен!

Пропустив реплику мимо ушей, суперинтендент сухо продолжил:

– Скоро рождественские каникулы. Так что если девочку привезут нынче вечером или завтра, чтобы взять органы, то медлить не будут. Надо собрать как можно больше сведений о Линн Беккет. На мой взгляд, информации Нормана вполне достаточно для получения санкции на прослушивание ее телефонов.

Основанием для получения ордера на прослушивание служит возможная угроза человеческой жизни. Грейс был уверен, что сможет это доказать.

– Понадобится подпись дежурного старшего офицера, а также министра внутренних дел или других министров, – напомнила инспектор Мантл.

Обязанности дежурного старшего офицера полиции поочередно исполняют главный констебль, заместитель главного констебля и два помощника главного констебля.

– На этой неделе в этой роли Элисон Воспер, – сообразил Грейс. – Проблем не возникнет. Она страшно торопится поскорей получить результаты.

– А министров как скоро удастся расшевелить? – спросила Белла Мой.

– Система в последнее время гораздо быстрее работает. Лондон теперь дает указания по телефону. – Грейс взглянул на часы. – Надо получить согласие и начать прослушивание до полуночи.

– Женщина с девочкой уже могут быть здесь, сэр, – сказал Гай Батчелор.

– Возможно. Тем не менее, думаю, надо держать под наблюдением порты. Наиболее вероятный вариант – аэропорт Гатуик, но и Хитроу тоже необходимо накрыть, равно как туннель под каналом и паромные причалы. Я позвоню Биллу Уорнеру в Гатуик, попрошу проследить за рейсами из Бухареста и других городов, откуда они могут отправиться. – Грейс помолчал. – Боюсь, впереди у нас бессонная ночь. Не хочу, чтобы завтра еще кто-то умер.

95

Давай, давай, давай! Хреновы пробки! Чтоб вам провалиться!

Йен Тиллинг непрерывно сигналил, только никакого толку от этого не было. Вечером в час пик центр и окраины Бухареста превращаются в одну глухую пробку. После сегодняшнего снегопада стало еще хуже, час пик затянулся надолго. Единственным утешением служит то, что машина с Симоной тоже застряла.

Будь проклят ленивый сукин сын комиссар Раду Константинеску.

Он снова протер лобовое стекло, глядя на расплывающиеся красные хвостовые огни ползущего впереди длинного лимузина. Сорок минут упорно старается дозвониться до знакомого офицера бухарестской полиции. Куда подевался комиссар? Уже ушел из участка? На совещании? В сортире?

Тиллинг решил, что немка повезет Симону в один из двух бухарестских международных аэропортов. Скорее всего, в самый крупный – Опени, куда он первым делом и направился. Однако их там не было. Пришлось пробиваться к другому. Жизненно важно связаться с комиссаром, чтобы задержать женщину с девочкой или хотя бы не выпускать их из страны.

Машины на дюйм сдвинулись, снова остановились. Тиллинг резко тормознул, чуть не врезавшись в хвост лимузина. Снова набрал номер Константинеску. На сей раз тот ответил:

– Да?

– Это Йен Тиллинг. Как дела?

– Мистер Йен Тиллинг, мой друг! Кавалер медали Британской империи за заслуги перед румынскими бездомными! Чем могу помочь?

– Прошу об одолжении, срочно.

Послышался глубокий вдох. Тиллинг предположил, что собеседник закуривает сигарету, и максимально быстро и доходчиво описал ситуацию.

– Знаете, как зовут эту немку?

– По сведениям английской полиции, Марлен Хартман.

– Не знаю такую. – Константинеску хрипло закашлялся. – А девчонку?

– Симона Иримия. Вы мне обещали ее отыскать, помните? Я надеялся.

– А…

Тиллинг услышал, как открывается ящик стола, в который комиссар сунул фотографии и набор отпечатков.

– Как пишется?

Тиллинг терпеливо продиктовал по буквам имя и фамилию Марлен Хартман и дал подробное описание Симоны.

– Сейчас же в аэропорт позвоню, – заверил Константинеску. – Найдут либо у билетной кассы, либо на паспортном контроле. Значит, немку подозревают в незаконном вывозе людей, так? Вы туда направляетесь?

– Да.

– Перезвоню, сообщу фамилию офицера, к которому надо будет там обратиться. Идет?

– Спасибо, Раду. Высоко ценю вашу помощь.

– Скоро встретимся, выпьем, обмоем вашу побрякушку, ладно?

– И не по одной! – ответил Тиллинг.

Чем дальше «мерседес» продвигался к городской окраине, тем свободнее становилась дорога. Марлен Хартман снова взглянула в заднее стекло. К ее облегчению, фары машины, шедшей за ними последние сорок минут, угасли в снежной пелене.

Симона уткнулась лбом в холодное стекло, прижав к щеке Гогу, глядя сквозь снег, как городской пейзаж постепенно уступает место обширному пустому темному ландшафту лунного цвета.

Марлен удобней устроилась на сиденье, открыла ноутбук, принялась просматривать электронную почту. Их ждет долгая дорога, на всю ночь.

96

Линн не любит зимние месяцы, потому что приходится уходить из офиса в темноте. Но сегодня перед стоящим на улице автомобилем Реджа Окумы она радуется, что уже темно, хотя машину ярко освещают уличные фонари. Даже в пятидесяти ярдах слышна музыка из динамиков вместе с выхлопами из трубы.

Старый темно-коричневый БМВ оттенка коровьей лепешки не впечатляет, хотя и с тонированными стеклами. Дверца перед ней распахнулась, она чуть помедлила в нерешительности, гадая, не совершает ли чудовищную ошибку. Отчаянно нужны деньги, которые он обещал принести. Оглянувшись вокруг, не видит ли кто-нибудь из коллег, Линн скользнула на переднее сиденье и поспешно захлопнула дверцу.

Внутри хуже, чем снаружи. Грохот динамиков физически сотрясает мозги. Болтающиеся на зеркале игральные кости из искусственного меха тоже трясутся. Вдоль приборной доски тянется полоса голубых светящихся лампочек, которые она сначала приняла за рождественское украшение, потом сообразила, что Окума просто видит в них шик.

Густой аромат мужского одеколона еще надоедливей музыки.

Однако сидевший в машине мужчина оказался приятным сюрпризом. Созданный ею мысленный образ, сложившийся из Роберта Мугабе и Ганнибала Лектора, оказался совсем далеким от действительности. По-настоящему симпатичный мужчина, приближающийся к сорока, источает силу и уверенность. Стройный, гибкий, коротко стриженный, модно одетый в черную куртку поверх черной футболки. На пальцах, правда, слишком много колец, на одном запястье свободный массивный золотой плетеный браслет, на другом часы размером с солнечные.

– Линн! – воскликнул он с широкой улыбкой и неуклюже попытался чмокнуть ее.

Она столь же неловко уклонилась.

– Целый день только о тебе и думал. А ты, моя радость?

– Деньги принесли? – перебила она Окуму, поглядывая в окно, опасаясь, что кто-нибудь из коллег пройдет мимо, увидит.

– Как вульгарно говорить о деньгах во время романтического свидания!

– Поехали, – приказала она.

– Нравится машина? Развивает высокую скорость. Не «феррари», да? Пока нет. Но будет.