Умри завтра Джеймс Питер
Грейс подцепил кусок ветчины, зачерпнул ложку картофельного салата, съел все это одним махом, поставил тарелку, чтоб с ней не расхаживать. Оглянулся – за спиной стоит Клио со стаканом газировки в руке, улыбается лучезарно, в полном контрасте с холодностью по телефону.
– Привет. Молодец, не слишком опоздал. Как дела?
– Замечательно. Надюшка обещала обождать со вскрытием до утра. А ты как?
Клио кивнула, не переставая улыбаться, предлагая следовать за собой.
Главный констебль направился к шведскому столу. Идеальная возможность для знакомства. Но Клио зовет, манит – не стоит рисковать, вдруг еще кто-нибудь заведет с ней беседу. Отчаянно хочется знать, что случилось. Грейс шел за ней, петляя в битком набитой коллегами оранжерее, приветствуя знакомых коротким кивком. Вечерний воздух в саду за домом показался еще холоднее, чем в гавани. Компания мужчин и женщин наполняла его табачным дымом. Славный запах – будь у него при себе сигареты, закурил бы с большим наслаждением. Страшно хочется.
Клио толкнула калитку, прошла вдоль боковой стены мимо мусорных баков и въезда в гараж, остановилась у «форда» Уилкинсона. Они, наконец, оказалась наедине.
– Ну, – сказала она, – я хочу сообщить тебе новость. – Вздрогнула, обхватила себя руками, но не от холода, а явно нервничая.
– Говори.
Она снова поежилась.
– Не знаю, как ты отнесешься… – И опять улыбнулась, на этот раз с каким-то детским изумлением и надеждой. – Я беременна.
19
Высокий мужчина поднялся по винтовой лестнице, остановился на миг наверху, удостоверившись, что квитанция на парковку и мытье машины, номерок на пальто в гардеробе надежно уложены во внутренние кармашки бумажника из крокодиловой кожи. Неторопливо, внимательно, на манер полицейского, оглядел роскошный этаж казино «Рандеву».
Тело почти в пятьдесят гибкое, натренированное, грубое морщинистое лицо, редеющие угольно-черные волосы гладко зализаны назад. В приглушенном электрическом свете мужчина выглядит привлекательно, среди белого дня похуже. Клетчатая рубашка без ворота под кашемировым черным блузоном, на голой шее массивная золотая цепь, дорогие джинсы, сапоги из змеиной кожи на высоких скошенных каблуках и фирменные солнечные очки, хоть он и в помещении, а время близится к десяти. На одном запястье золотой браслет с крупными звеньями, на другом большие часы.
Будучи одним из постоянных посетителей казино, он тем не менее озирался, как будто случайно забежавший завсегдатай других заведений, гораздо шикарней. Жуя жвачку, осмотрел четыре рулетки, столы для блек-джека, для покера, игровые автоматы. Глаза за темными очками ощупали каждое лицо, оглядели обедавших в ресторане в дальнем конце. Наконец, полностью удовлетворившись, он медленно направился к издавна облюбованному счастливому столу.
За ним уже сидели четверо игроков, причем, видно, довольно давно – китаянка средних лет, тоже из постоянных клиентов; молодая пара в вечерних нарядах, либо вернувшаяся из гостей, либо собиравшаяся пойти в гости; и крупный бородатый человек в толстом джемпере, похожий на профессора геологии.
Колесо рулетки медленно вращалось, шарик катался у ободка. Высокий мужчина бросил на стол пачки пятидесятифунтовых купюр общей суммой на десять тысяч, не сводя глаз с крупье, который кивнул и объявил:
– Ставки сделаны.
Шарик отскочил от ободка, запрыгал, застучал, перескакивая из ячейки в ячейку, остановился, затих, замер. Все, кроме высокого мужчины, вытянули шеи, глядя на замедлявшее ход колесо.
– Семнадцать. Черное, – бесстрастно объявил крупье.
Выигрышный номер засветился на электронном дисплее. Китаянка, заставившая фишками почти весь стол, кроме семнадцати и ближайших цифр, чертыхнулась. Пьяненькая девушка, почти выпавшая из черного платья, радостно охнула. Крупье сгреб лопаткой проигравшие фишки, сдвинул выигравшие, начиная с самых крупных. Высокий мужчина не сводил глаз со своей пачки денег.
Крупье взял ее, ловко пересчитал, практически без надобности, и без того зная сумму, благодаря своему многолетному опыту.
– Десять тысяч фунтов, – четко провозгласил он для понтера и звукозаписывающей аппаратуры.
Китаянка бросила на высокого мужчину уважительный взгляд. Крупье пододвинул к нему стопку фишек, он сразу вступил в игру, быстро расставив их на двенадцати номерах – одни в стороне на нечетных, другие на шести уже выигравших номерах, указанных на электронном табло над столом. Выкладывал в ряд снизу вверх, по углам, как булавки, отмечающие на карте завоеванную территорию. Крупье закрутил колесо – по инструкции это следует делать каждые девяносто секунд, – другие игроки потянулись, также ставя свои фишки.
Шарик вброшен.
Сообщение оператора из пункта видеонаблюдения на нижнем этаже прозвучало в наушниках коротко и ясно:
– Клинт явился.
– На обычном месте? – тихонько спросил директор казино, едва шевеля губами.
– За четвертым столом.
Вся трудовая жизнь Кэмпбелла Маколея прошла в казино. Он поднялся по лестнице от крупье до распорядителя, затем до управляющего и в конце концов до всесильного руководителя. Любит свою работу, спокойную и одновременно накаленную атмосферу, деловую сторону игорного бизнеса. Иногда понтерам выпадает крупный выигрыш, иногда их ждет крупный проигрыш, но в целом система на редкость стабильная.
Существуют лишь две проблемы. Во-первых, маньяки, которые разоряются в его и других казино, в конечном счете не принося бизнесу ничего хорошего. И во-вторых, звонки среди ночи в выходные дни, извещающие, что регулярный клиент или случайно заскочивший незнакомец только что сделал крупную ставку – тысяч шестьдесят. При этом частенько это мошенник. Поэтому за подозрительными посетителями ведется наблюдение.
Хороший игрок, досконально знающий правила, способен существенно сократить проигрыш. Опытным любителям блек-джека или игрокам в кости удается поддерживать приблизительный паритет с казино. Однако большинству клиентов не хватает умения или терпения, и прибыль заведения возрастает с нескольких процентов до приблизительно двадцати от общих ставок.
Всегда безупречно причесанный Маколей в обязательном строгом темном костюме, идеально чистой рубашке с элегантным шелковым галстуком и сверкающих черных туфлях скользил, почти невидимый, по покерным залам на нижнем этаже казино «Рандеву». Сегодня здесь полно народу – проводится очередной регулярный турнир. Только в центральном зале пять столов, за каждым десять игроков. Не особо шикарные, скорее неряшливые, в джемперах, джинсах, бейсболках и мокасинах. Впрочем, все местные, платежеспособные, выкладывают за вход хорошие деньги.
Когда Маколей двадцать семь лет назад начинал карьеру, в казино были приняты строгие правила насчет одежды, и его огорчает нынешняя небрежность. Хотя, стремясь привлечь клиентов, он понял, что надо идти в ногу со временем. Если в «Рандеву» их не примут, то с большой радостью перехватят другие.
Директор быстро прошелся по кухне, где вовсю шла работа, столбом стоял пар, кивнул шеф-повару и кое-кому из помощников, осмотрел поднос с коктейлем из креветок и копченой лососиной, предназначенный для гостиной, направился оттуда к центральному нижнему залу.
Зал полон – очень хорошо. Почти две трети автоматов в игре. Все столы для блек-джека и покера заняты. Рулетки тоже. Отлично. Перед Рождеством часто бывает затишье, но сейчас бизнес идет в гору – вчерашний доход почти на десять процентов выше, чем на прошлой неделе.
Он прошел мимо каждого стола, по очереди показавшись каждому крупье и распорядителю, потом поднялся в лифте к роскошному директорскому кабинету. Наверху увидел прямо перед собой Клинта, стоявшего, словно дозорный, за своим постоянным столом. Приходит, как минимум, трижды в неделю, является часов в десять, уходит где-то между двумя часами ночи и четырьмя утра. Прозвище носит с легкой руки помощницы Маколея, Жаклин, которая увидела в нем сходство с актером Клинтом Иствудом.
До запрета курения в общественных местах клиент по прозвищу Клинт, подобно самому актеру в его первых вестернах, всегда держал в зубах тонкую сигару. Теперь жует жвачку. Иногда бывает один, иногда с женщиной – редко с одной и той же, хотя все его спутницы как бы вышли из одной литейной формы. Сегодня в одиночестве. Два дня назад с ним была юная высокая красотка с волосами как вороново крыло, в мини-юбке и кожаных сапогах выше колена. Похоже, как и остальные, снятая на час.
Клинт приезжает в спортивном черном «мерседесе», дает служителю за парковку и мойку десять фунтов чаевых по приезде и при отъезде, независимо от выигрыша или проигрыша. Ровно столько же выдает гардеробщице на входе и выходе.
От него никогда ничего не услышишь, кроме бурчания и односложных слов, при нем всегда одна и та же сумма наличными. Покупает фишки за столом, а закончив игру, сдает внизу кассиру.
Сегодня купил фишек на десять тысяч, поставил всего на две – все равно в десять раз больше среднего игрока. В игре разбирается, ставки делает крупные, но осторожно, на разные номера, что обеспечивает не большой выигрыш, но и малый проигрыш. Порой поднимается в верхние залы, иногда остается внизу. Согласно компьютеру, ежемесячно в среднем теряет около десяти процентов от общих ставок. Получается шестьсот фунтов в неделю, значит, в год тридцать тысяч.
Поистине хороший клиент. Но Кэмпбелла Маколея гложет любопытство, и поэтому, когда есть время, он наблюдает за Клинтом на видеомониторе. У него есть какая-то цель, а какая – понять невозможно. Обчистить казино не намерен, иначе, по мнению директора, давно бы уже это сделал. Шулеров чаще тянет к столам для блек-джека, за которыми легче мошенничать, как показывает многолетний опыт. Отмывание денег – самое вероятное в случае Клинта. Если так, то это не касается директора казино, который к тому же не хочет потерять клиента.
В казино по давней традиции принимают наличные, и служащие не расспрашивают посетителей о происхождении денег. Тем не менее Кэмпбелл звякнул однажды сержанту Вочопу, начальнику лицензионного отдела местной полиции. Скорее чтобы прикрыть свою задницу, если Клинт действительно что-то задумал, чем из чувства гражданского долга. Его первый долг – обеспечивать интересы гигантской компании «Харрас» в Лас-Вегасе, которая бдительно за ним присматривает.
В регистрационной книге Клинт значится под именем Джо Бейкер, поэтому директор сильно удивился, когда начальник лицензионного отдела в качестве ответной любезности сообщил по секрету, что черный спортивный «мерседес» зарегистрирован на некоего Влада Космеску.
Это имя Маколею ничего не сказало, но давно стояло на заметке у Интерпола. Ордера на арест пока не выдано. В полиции нескольких стран оно попросту значится в списке лиц, представляющих интерес.
20
Шофер гулко захлопнул дверцу «мерседеса». В неожиданной тишине автомобильного салона, на большом мягком сиденье, вкусно пахнувшем кожей, Симона на мгновение почувствовала себя в безопасности. Спасший ее мужчина открыл дверцу с другой стороны и закрыл с таким же гулким стуком.
Сердце ее отозвалось глухим ударом.
Водитель сел за руль, повернул ключ зажигания, автомобиль мягко пошел вперед, рядом послышался звонкий щелчок, как бы от дверного замка. Что это? Кто этот мужчина?
Отгороженный от нее широким подлокотником, он с улыбкой спросил мягким успокоительным тоном:
– Ну, цела?
Симона кивнула, совсем сбитая с толку развитием событий в последние пять минут.
– Голодная?
Она еще слегка опасалась, ей все так же не нравилось самодовольное выражение лица незнакомца, но на плохого человека он не похож. Иногда встречаются богатые люди, дают денег, еду. Не часто, но бывает. Похоже, именно такой случай.
– Как тебя зовут?
– Симона.
– Чего хочешь съесть? Что особенно любишь?
Она пожала плечами, не зная, что особенно любит. Никто никогда не спрашивал.
– Мясо? Свинину?
– Угу, – нерешительно подтвердила Симона.
– Картошку? Жареную колбасу?
Она снова кивнула.
Мужчина потянулся к стоявшему перед ним мини-бару, достал стакан, плеснул туда виски и сунул ей в руки. Она сделала долгий глоток, изумленно застыла, почуяв огонь, обжигающий горло. Через минуту внутри разлилось приятное тепло. Симона вытянула ноги, еще хлебнула, допила до дна.
Однажды она пробовала виски – Ромео украл в магазине бутылку, – но это гораздо вкуснее.
Мужчина ответил на звонок мобильника, обсуждая деловые вопросы с кем-то в Америке, опять налил стакан.
Шофер молча вел машину. Волосы подстрижены так коротко, что остался лишь легкий пушок. В свете фар встречной машины Симона разглядела татуировку. Змея с раздвоенным языком вылезает справа из-под воротничка рубашки, обвивает шею, тянется к подбородку, готовясь к броску. Мимо проплывают огни Бухареста, дождь мягко стучит в стекла.
Она никогда не была в самолете и теперь гадала, не так ли себя чувствуют люди в полете. Из динамика за головой льется музыка, поет какой-то мужчина, англичанин или американец, точно не скажешь. Звучный вкрадчивый голос выпевает: «Впитываю тебя всей кожей», – но Симона не понимала смысла английских слов.
Посмотрела в окно, стараясь сообразить, где находится. Мимо проплывает огромный дворец, выстроенный, по словам Ромео, для бывшего президента. Ромео сказал также, что дворец называется «Народным», только она ни разу там не была. Дворец существует в другом мире, принадлежит другим людям, точно так же, как этот непостижимый и недоступный автомобиль и его владелец, точно также, как непонятная песня.
Виски устроило все самым лучшим образом. Ей все больше нравился мужчина, машина, город, по которому она недавно слонялась, замерзшая и голодная. Теперь это ушло в прошлое. Возможно – возможно, – мужчина поможет ей изменить жизнь.
Вскоре автомобиль свернул на незнакомую улицу, притормозил, въехал в открывшиеся ворота, остановился перед освещенным подъездом высокого дома.
Шофер открыл дверцу со стороны Симоны, забрал у нее пустой стакан. Опьяневшая, она вышла под ветер и дождь, пошатываясь на нетвердых ногах. Мужчина обхватил ее за плечи и осторожно повел по каменной лестнице к парадной двери, которую открыла женщина средних лет в форменной одежде – видно, прислуга.
В холле, как в музее, пахло политурой.
– Ее зовут Симона, – объявил мужчина. – Накормите и приготовьте горячую ванну.
Женщина ласково улыбнулась:
– Пойдем со мной. Сильно проголодалась?
Девочка кивнула.
Коридор с мраморным полом, увешанный с обеих сторон красивыми картинами, привел в необъятную современную кухню. Симона с восторженным изумлением оглядывалась по сторонам. Она никогда не бывала в таком потрясающем доме, как на картинках в журналах, которые показывали в одном заведении.
Женщина усадила ее за стол, принесла обалденную, сроду невиданную еду. Жареное мясо и колбаса, сало, сыр, маринованная дыня, помидоры, картошка, большие хрустящие рогалики, бутылка кока-колы…
Симона набивала рот обеими руками, боясь, что сказка вот-вот кончится. Севшая напротив женщина молча смотрела, одобрительно кивая время от времени.
– На улице живешь?
– У трубы отопления, – объяснила она с набитым ртом. – Там хорошо.
– Есть нечего?
Симона энергичным кивком подтвердила.
– Когда в последний раз мылась?
Она пожала плечами, прожевывая хрустящую мясную корочку. Когда мылась? С последнего побега из приюта прошли годы. Когда не слишком холодно, подмывалась водой из бутылок, набранной в городских колонках.
– Для тебя готова чудесная горячая ванна, – сообщила женщина, а потом принесла взамен очищенной Симоной тарелки огромную салатницу с арахисом, залитым чуть подтаявшим ванильным мороженым.
Не воспользовавшись лежавшей рядом ложкой, она черпала мороженое и орехи пальцами, поспешно глотала, сгребла и слизала остатки. Переполненный живот заболел, голова закружилась, подступила легкая тошнота.
Женщина встала, жестом приказала следовать за ней. Симона вытерла руки о спортивные штаны и пошла по широкой мраморной лестнице и дальше по просторному коридору с картинами, к ванной, на пороге споткнулась и остолбенела.
Невероятная красота, роскошь, размеры. Невероятно, что она здесь стоит.
На потолке нарисованы ангелы в облаках, стены и пол выложены черно-белой мраморной плиткой, посередине огромная ванна на несколько человек, в котором пузырится, булькает вода, вокруг расставлены на постаментах обнаженные мраморные мужчины и женщины.
– Ох, красота! – прошептала Симона.
Женщина улыбнулась:
– Повезло тебе, девочка. Господин Лазарович хороший человек. Всем помогает. Он очень хороший.
Она сняла с нее одежду, окунула с головой в горячую – даже слишком горячую – воду, намочила волосы, капнула, вспенила запашистый шампунь, смыла и вновь проделала ту же самую процедуру.
Расслабившись от еды и от виски, почти засыпая, Симона лежала в несказанном блаженстве, глядя на ангелов и гадая, не так ли живут эти самые ангелы. Чуть ли не потеряла сознание, пока женщина ее намыливала и споласкивала, потом помогла вылезти из ванны, завернула в большое мягкое белое полотенце, старательно вытерла насухо и повела в роскошную спальню, которая была еще великолепнее ванной.
Главный предмет – гигантская кровать с пологом. Симона изумленно разглядывала эротические картины на стенах – женщины, мужчины, в одиночку и парами. Мужчина с женщиной занимаются любовью. Две женщины занимаются оральным сексом. Двое мужчин занимаются содомией. Еще в спальне высокие окна до потолка с пышными складчатыми гардинами, шезлонг и другие чудесные вещи.
– Нравится? – спросила женщина.
Симона с улыбкой кивнула.
Женщина сняла с нее полотенце, уложила на белые шелковые простыни и ушла.
Симона лежала, купаясь в приглушенном свете двух больших настольных ламп, уплывая в сон. Через какое-то время отворилась дверь. Она сразу открыла глаза.
Вошел мужчина, который ее сюда привез, – господин Лазарович. Голый под черным шелковым халатом, распахнутым спереди. Под заметным брюшком торчит возбужденный член.
– Ну, как ты, прелестный ангел с Северного вокзала? – пропел он, направляясь к кровати.
Расслабленность сменилась тревогой.
– Классно, – пробормотала Симона. – Большое спасибо за все. Я устала.
Член прикоснулся к левой щеке.
– Отсоси, – неожиданно приказал господин Лазарович.
Она внутренне ощетинилась. Под глазами у него лежали темные круги, зрачки были зловещими, чернильно-черными.
– Отсоси, – вновь потребовал он. – Разве ты мне не благодарна? Не хочешь проявить благодарность?
Он залез на кровать и пристроился прямо над ее лицом. Правой рукой она испуганно и осторожно направила вставший член к себе в рот. Вкус сладковатый, затхлый.
Получила обжигающую пощечину.
– Соси, сучка!
Она обхватила член губами, принялась облизывать.
– У-у-ух, паскуда, хочешь, чтоб я тебе зубы повыбивал?
Симона вмиг отрезвела.
Господин Лазарович вдруг толкнул ее в подбородок и высвободился.
– Сучонка неблагодарная!
Схватил за плечи, грубо перевернул, уткнул лицом в подушку – она вскрикнула от боли, боясь, как бы он ее не задушил. Пальцы полезли во влагалище, потом в задний проход. Туда же попытался протиснуться член, ее чуть не стошнило. Визжа от боли, она чувствовала, как он продвигается дальше и дальше.
– Нет!.. Гогу! – кричала Симона, захлебываясь желчью.
Казалось, она разрывается пополам.
Дальше, дальше.
Она отчаянно вертела головой, выворачивалась, пробуя освободиться. Он схватил ее за мокрые волосы, прижал к подушке с такой силой, что было почти невозможно дышать. Дальше, дальше.
Она задыхалась, плакала, кричала, звала Гогу, боролась, несмотря на боль. Боролась, чтоб дышать.
– Вот тебе, сучка неблагодарная, – прошептал он ей в ухо.
Она повернула голову, хватая ртом воздух, крича в агонии.
– Вот тебе, сука, – шипел он.
Она завизжала, он ткнул ее лицом в подушку, преградив доступ воздуха. Симона силилась поднять голову, но он держал крепко. Сквозь боль нахлынула паника. Она затряслась от удушья, грудь разрывалась. Он рванул ее за волосы, впился поцелуем в губы, и она всасывала воздух из его легких.
Он отстранился.
– Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты мне благодарна. – Он крепко прижался лицом к ее щеке. – Скажи, что благодарна мне за спасение. Скажи! Скажи спасибо!
– Ненавижу! – выдохнула она.
Он воткнул большой палец ей в щеку, ударил кулаком в глаз. Схватил обеими руками за волосы, чуть не выдрав, и держал, выливая сперму. Тогда ее стошнило по-настоящему.
Через какое-то время – потеряв ощущение времени, – Симона снова сидела на заднем сиденье большого черного автомобиля. Играла та же музыка, которую она слышала прежде, тот же звучный голос пел те же слова, не имевшие для нее смысла: «Впитываю тебя всей кожей».
За окнами пролетает та же бухарестская ночь. Все болит жуткой болью. Лицо распухло, голова раскалывается. На Северном вокзале она чувствовала себя грязной с головы до ног. Теперь снаружи чистая, внутри грязная. Липкая.
Хочется плакать, только слишком больно. И не хочется, чтобы водитель со змеиной татуировкой, который по-прежнему молча сидит за рулем, но без конца поглядывает на нее в зеркало и улыбается гадкой улыбкой, принял слезы за знак поощрения.
Хочется только попасть домой. К Ромео, псу, плачущему младенцу. К людям, которые о ней беспокоятся. К своей семье.
Шофер остановил машину. На незнакомой улице темно. Он открыл заднюю дверцу, влез, придвинулся к ней, держа в руке деньги, ухмыльнулся.
– Хорошие деньги…
Сунул бумажки ей в руку, расстегнул «молнию» на ширинке. Симона таращила глаза, пока он вытаскивал из трусов вставший член. Смотрела на татуировку, на изготовившуюся к броску змею, выползавшую из-под воротника рубашки.
– Хорошие деньги, – повторил он, схватил ее за волосы, как тот другой мужчина, притянул лицом к члену.
Она взяла в рот головку, изо всех сил куснула, почувствовав вкус крови. В ушах зазвенело от мужского вопля. Симона рванула ручку дверцы, вывалилась и побежала в ночь.
Мчалась без остановки. Заблудившись, потеряв всякую ориентацию, неслась по бесконечному лабиринту темных улиц с закрытыми магазинами, зная, что, если бежать и бежать, со временем попадется что-нибудь знакомое, откуда можно вернуться в дом под дорогой.
На бегу в слепой панике она не замечала, что черная машина рывками следует за ней, держась на безопасной дистанции.
21
Покружившись какое-то время по беспорядочно застроенной территории Королевской больницы Южного Лондона, Линн в отчаянии остановила «пежо» у отделения скорой помощи, подъезд к которому загораживал железный барьер. Было чуть больше половины одиннадцатого.
– Господи Иисусе! – вздохнула она. – Как здесь люди вообще находят дорогу?
Каждый раз она теряется. Постоянно ведутся строительные работы, а печеночное отделение, похоже, снова переместили в другое здание. С прошлого посещения добрых два года назад сменились все подъездные дорожки и стоянки.
Она растерянно оглядывала окружающие корпуса – высокие монолиты смешанных архитектурных стилей, силилась прочитать в свете уличных фонарей красные, желтые, светло-зеленые указатели. Нужный корпус Росслин, куда, согласно полученному разъяснению, можно попасть через корпус Баннермана, нигде не упоминался.
– По-моему, мы не туда попали, – объявила Кейтлин, не отрывая глаз от дисплея, с лихорадочной сосредоточенностью тыкая в кнопки.
– Думаешь? – добродушно переспросила Линн, хотя в душе царило отчаяние.
– Угу. Если б попали туда, тогда там бы и были, правильно?
Несмотря на страх, усталость, растерянность, Линн насмешила забавная логика дочери.
– Разумеется, правильно.
– Я всегда права. Просто спрашивай. Я как бы типа оракул.
– Наверное, оракул сказал бы, куда теперь ехать.
– Для начала давай задний ход.
Линн немного подала назад, остановилась у других указателей – Хопгуд, корпус «Золотой юбилей», въезд в Центральную больницу, клуб «Вэраети» детской амбулатории…
– Где же Баннерман, черт побери?
Кейтлин покосилась на нее от дисплея:
– Остынь, женщина. Знаешь, это вроде игры по телевизору.
– Терпеть не могу этого выражения!
– Про игру по телевизору? – поддразнила ее дочка.
– Остынь, женщина! Мне неприятно.
– Ну, ты здорово завелась. Теперь меня заводишь.
Линн оглянулась и снова дала задний ход.
– Жизнь – игра, – провозгласила Кейтлин.
– Игра? Что это значит?
– Просто игра. Выиграл – живешь, проиграл – умираешь.
Линн резко затормозила и повернулась к Кейтлин:
– Ты в самом деле так думаешь, милая?
– Угу. Моя новая печень как бы спрятана в лабиринте. Ее надо найти. Если найдем вовремя, буду жить. Если нет – полный облом.
Линн фыркнула, обняла дочь за плечи, притянула, чмокнула в висок, вдохнув запах шампуня и геля.
– Господи Боже, до чего я люблю тебя, детка!
Кейтлин передернулась и невозмутимо заметила:
– Да, я заслуживаю настоящей любви.
– Иногда, – поправила Линн. – Только время от времени.
Девочка равнодушно кивнула и вновь начала набирать сообщение.
Линн доехала задним ходом до Денмарк-Хилл, направилась вперед, отыскав подъездную дорожку, повернула налево мимо желтых машин скорой помощи, стоявших у закругленного стеклянного фасада почти неуместно современного корпуса, где, наконец, увидела указатель к корпусу Баннермана, и вильнула направо на автомобильную стоянку напротив недавно отремонтированной викторианской постройки.
Через пару минут, с вещевой сумкой, прошла мимо курившего мужчины в пальто поверх больничной пижамы, сидевшего на скамейке рядом с залитой светом статуей, вошла в подъезд с колоннами. Кейтлин в зеленовато-желтой куртке с капюшоном, полосатых джинсах с обтрепанными обшлагами и расшнурованных кроссовках тащилась следом.
Парные вертикальные таблички из органического стекла извещали, что здесь находится Королевская больница Южного Лондона. В вестибюле, обрамленном белыми колоннами, за справочным столом крупная чернокожая женщина разговаривала по телефону. В ожидании Линн оглянулась вокруг.
Озадаченный с виду мужчина с красным вещевым мешком в одной руке и с черной сумкой в другой идет куда-то, шаркая тапочками. Слева в зале ожидания сбились в кучку люди – старик в инвалидной коляске; другой, в тюбетейке и спортивных штанах, сгорбился на зеленом стуле, опираясь на трость; юнец в серой куртке с капюшоном и джинсах поглощен тем, что льется ему в уши из наушников; молодой человек в голубой футболке, джинсах и кроссовках скорчился на скамье, в отчаянии зажав руки между коленями, как бы ожидая кого-то или чего-то. Чуть дальше магазинчик, нечто вроде супермаркета с цветами и сластями. Пожилая женщина в нейлоновом костюме с подсиненными волосами открывает шоколадный бар.
Атмосфера пропитана ночной усталостью, молчаливым страданием.
Дежурная за справочным столом завершила телефонный разговор и приветливо взглянула на Линн.
– Чем могу помочь?
– Спасибо. Нас ждет Шерли Линсел в корпусе Росслин.
– Фамилия?
– Беккет. Кейтлин Беккет. А я ее мать, – представилась Линн.
– Сейчас сообщу. Поднимитесь на лифте на третий этаж, она вас там встретит. – Женщина махнула рукой, указывая на коридор.
Они пошли мимо торговых киосков, табличек с надписями «Курение на территории больницы запрещено», «Осторожно, инфекция. Наденьте защитную маску», мимо усталых людей, бредущих в противоположную сторону. Линн боится больниц, помнит бесконечные визиты в Южную больницу Шорэма, где лежал ее отец с инсультом. Страшное место, если не считать заботливых сестер. В больницы попадаешь тогда, когда с тобой или с твоими любимыми случается большая беда.
В конце коридора находился лифт со стальными дверцами, залитыми радужным сиреневым светом, напоминающим не то дискотеку, не то декорации к фантастическому фильму.
Кейтлин оторвалась от дисплея, одобрительно кивнула:
– Круто, – и взволнованно выдохнула: – Слушай, мам, тут разгадка!
– Какая? – переспросила Линн.
Дочка затрясла головой.
– Типа силового поля в «Стар треке».[10] – Она загадочно усмехнулась. – Все это как бы для нас специально устроено.
Линн вопросительно на нее посмотрела:
– Допустим. Но зачем?
– На третьем этаже узнаем. Там будет очередная подсказка.
В медленно поднимавшемся лифте Линн радовалась, что Кейтлин оживилась, воспрянула духом. Настроение у нее всегда резко меняется, а в последнее время особенно.
На третьем этаже их встретила женщина тридцати с лишним лет с классическим симпатичным английским румяным лицом, обрамленным длинными темными волосами, в белой блузе и черных брюках. Она тепло улыбнулась Кейтлин. Линн обратила внимание на лопнувший сосудик в ее левом глазу.
– Кейтлин? Привет! Меня зовут Шерли, я твой координатор. Буду за тобой здесь присматривать.
Девочка ее внимательно оглядела, ничего не сказала, вернулась к своим бесконечным телефонным текстам.
– Вы Шерли Линсел? – уточнила Линн.