Мой враг, моя любимая Южная Влада

21

Все закончилось.

Я твердила себе эти слова, как заклинание или мантру с тех самых пор, как увидела отца Ивара. Но поверить не могла. Никогда бы не подумала, что начну бояться испытывать радость. В прошлой жизни, которой мне теперь казались годы, проведенные в заповеднике, такого страха не знала. У той Киры эмоции получались чистыми и понятными. Я плакала, когда мне не хватало мамы. Веселилась и дурачилась с братьями. Доверчиво прижималась к папиному плечу в поисках особой, только ему одному присущей, суровой и сдержанной мужской нежности. Если случалось плохое – грустила. Если выдавался праздник – танцевала до упаду несмотря ни на что.

Но никогда я не прятала радость вглубь себя, как скупердяй – найденную монету.

Теперь казалось, что если достану ее и покажу хоть кому-то еще – улыбкой, сиянием глаз, неосторожным словом – то все сорвется, развеется дымом по ветру и окажется всего лишь сладким сном, утешительной фантазией, от которой придется очнуться на операционном столе.

Вот и получалось вместо радости нечто странное, сладко-щемящее, но не дотягивающее до полноценной эмоции.

– Ну, улыбнись! Ну, напоследок! – просила Ирина, когда мы прощались уже ночью перед моим отъездом в укромном темном углу за бараками.

Я кусала губы и отчаянно мотала головой. Не верилось, что вот так запросто выйду в эти ненавистные ворота. Навсегда. В голову постоянно лезли мысли о том, что все сорвется в последний момент, что кто-нибудь узнает и накажет нас. Отсюда ведь не выходят просто так. Не выходят!

– Ну все. Это мне надо плакать, а не тебе, – сурово хмурила брови Ирина. – Это я остаюсь в этом гадюшнике.

По щекам текли слезы. Расставаться со случайно приобретенной подругой было тяжело. Мы обнялись раз двести как минимум. Говорят, трудности сближают. Говорят, хороших людей в мире больше, чем плохих. Для меня все эти постулаты подтвердились.

– Как ты тут будешь… без меня? – бормотала я и хлюпала носом.

– Кира! Глупенькая! – грустно улыбалась она. – Так же, как и была здесь до тебя! Говоришь так, будто это ты помогала мне обосноваться в гетто, а не наоборот!

– Но твой малыш… – я взглянула на живот Ирины, – ты же постоянно голодная. Кто будет отдавать тебе свою еду теперь?

– А кто должен сам есть, а не помирать с голоду, а? Кто как скелет похудел? – Она уперла кулаки в бока. – Да разберусь я. Не маленькая.

– Но почему ты не захотела поехать со мной? Я за тебя просила! Отец Ивара бы договорился, – спорила я.

– Ну и куда мне потом деваться беременной? М-м?!

– Мы бы что-нибудь придумали…

– Не смеши. Тебе еще только меня на шее не хватало.

– Тогда ты могла бы обратиться к тому покровителю, у которого вы жили с Тимуром. Неужели он отказался бы помочь женщине в положении? Тем более, если раньше был так добр и не выгонял вас, а вы сами ушли.

Ирина тяжело вздохнула и взяла меня за руку. Кончиками пальцев осторожно, чтобы не причинить лишней боли, коснулась браслета на обожженном запястье.

– Кира, этот покровитель – мой брат. Я и с Тимуром познакомилась только благодаря ему. Конечно, он не отказал бы мне. Но я сделала свой выбор осознанно. Место женщины – рядом со своим мужчиной. Мое место – здесь. А твой мужчина уже ждет тебя за воротами. Иди, подружка, – она легонько вытолкнула меня из темного угла на свет. – Иди. Я буду скучать.

Я не успела ответить ни слова. Подошел охранник, которому заплатили, чтобы проводить меня на выход. Уже пересекая двор, я спохватилась, обернулась назад…

Ирины, конечно, уже и след простыл. Возможно, она вернулась в барак и легла спать, как всегда, спокойная и безмятежная в своем трудном счастье. Возможно, ушла подальше, чтобы погрустить. Но ее прикосновение к браслету… и ее брат в правительстве… ее грамотная речь… образование… острый ум… ироничный взгляд на вещи и несгибаемая воля к победе…

– Она не лекхе, – пробормотала я, и охранник покосился в мою сторону.

Но как?! Это не укладывалось в голове, пока толстяк с сигаретой в зубах читал мне и еще нескольким девушкам краткий инструктаж о том, как себя вести и что делать. Как она могла добровольно совершить такой поступок?! Добровольно обменять прежнюю спокойную жизнь на бесконечную борьбу за выживание. Как?!

Нам дали по таблетке и приказали проглотить. А дальше все мои мысли об Ирине, все страхи о том, что освобождение не удастся, – все растворилось в тяжелом дурмане.

– Она не лекхе. Не лекхе, – продолжала зачем-то твердить я последние слова, которые застряли в памяти, хотя уже не могла связать их с реальностью.

Ивара я почувствовала. Именно так. Не увидела, а ощутила, что уже нахожусь в его руках. Меня окутал его неповторимый запах. Я хотела прижаться крепче, уткнуться носом в его рубашку и вдыхать еще глубже, во всю силу легких, но тело не слушалось.

Он куда-то нес меня, и я не испытывала ни малейшего интереса – куда. Он что-то говорил, но не удавалось разобрать ни слова. Главное, что я поняла: можно радоваться.

Все закончилось.

Очнулась я в мягкой и удобной постели. От подушки исходил тонкий лавандовый аромат кондиционера для белья. Кто бы мог подумать, что это такая роскошь – лежать на чистых простынях и наслаждаться тем, что позвоночник расслаблен, а мышцы получили необходимый отдых.

Это была кровать Ивара в его городском доме. Я узнала обстановку комнаты. На краю постели сидела элегантно одетая женщина. Ее стрижка-каре и огромные лучистые голубые глаза показались мне знакомыми. Сообразив, что передо мной приемная мать Ивара, я, кажется, покраснела. С женщинами приходилось ладить реже, чем с мужчинами, и ее персона внушала мне страх.

Тут раздался писк. С извиняющейся улыбкой мать Ивара аккуратно вытащила у меня из подмышки электронный градусник. Посмотрела на экран, и на лице отразилось облегчение. Я оглядела себя и обнаружила, что была кем-то заботливо переодета в шелковый пеньюар, а вместо браслета на обожженное запястье наложили аккуратную повязку.

– Я разбудила тебя, Кира? – Голос у матери Ивара оказался глубокий, грудной, но приятный. – Прости. Хотела только убедиться, что нет жара. Мы переживали из-за воспаления.

Она указала на повязку.

– Вы… – Я облизнула пересохшие губы. Почему-то после дурманящего действия таблетки очень сильно болела голова и хотелось пить.

– Зови меня Лидия.

Я не чувствовала, что могу так фамильярно обращаться, и уклонилась от предложения.

– Вы это сделали?

– Что именно? Переодевал тебя Ивар. А осматривал врач, – Лидия мягко похлопала меня по руке, – не волнуйся, он – Юрин знакомый и не станет никому рассказывать о тебе. К счастью, рана вполне излечима. Только, наверно, шрам останется.

Она сочувственно изогнула губы. Я вспыхнула. Значит, Ивар поведал не только отцу о моем похищении. Что еще он открыл? В каком свете представил меня? Кто я в глазах его матери?

– Сейчас принесу бульон, и ты поешь, – сказала Лидия. Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но не знает, как это сделать. – Тебе обязательно нужно начинать есть. Сначала понемногу.

– Я бы хотела увидеть Ивара.

– Ты его увидишь. Обязательно. – Она снова замялась, потом вдруг подняла ясный взгляд и стрельнула им в упор. – Кира, я люблю своего сына.

– Как я вас понимаю… – пробормотала я, не придумав ничего лучше.

– Мне больно видеть, что он сам не свой с тех пор, как все случилось. Не отходил от твоей постели ни на шаг, на врача чуть ли не кинулся за то, что тот сразу не смог приехать. Я с трудом уговорила его поспать. Он ведь почти не спал в последние дни.

Ивар переживал? Так сильно, что напугал этим мать? У меня даже горло перехватило от этой новости.

– Я знаю, что ты испытала большой стресс, – продолжала Лидия, – но учти, что он испытал его тоже. Поэтому… – она вздохнула, – как бы ни было трудно, именно ты, как женщина, постарайся его понять.

– Понять в чем? – Я сглотнула.

– Он во всем винит себя. Ты должна убедить его, что это не так.

Винит себя?! Разве в нашей ситуации можно искать виноватых? Я только растерянно пожала плечами.

– Ты мне нравишься, Кира. Я узнавала тебя в основном по рассказам сына, но мне кажется, ты – хорошая девушка. А самое главное, разумная. Я хочу, чтобы он был счастлив.

С этими словами Лидия поднялась и покинула меня, оставив в полном недоумении. Я откинулась на подушки и воздела глаза к потолку, но обдумать свое новое положение не успела. Дверь распахнулась. Я подскочила, от напряжения стиснув пальцами одеяло.

Ивар стоял на пороге. Судя по сбившемуся дыханию, очень торопился сюда прийти. Видимо, узнал от матери, что я проснулась. Одетый в домашние штаны и серую футболку, он вдруг показался мне еще привлекательнее, чем в нашу первую встречу. Глаза предательски защипало. Больше всего на свете хотелось кинуться ему на грудь и снова ощутить себя в безопасности. Совсем как раньше находила утешение в объятиях папы. Ивар стал моей новой гаванью, хотя тихой ее уж точно нельзя было назвать.

Внезапная заминка между нами напоминала ситуацию, когда к столу приносят красивый пирог, но никто не решается начать его резать, потому что жалко портить глазурь. По лицу Ивара я видела, что каждую минуту он тосковал по мне. Так же, как я не переставала думать о нем в неволе. Он наверняка хотел обнять меня так же сильно, как я жаждала оказаться в его руках.

Но он медлил.

– Проходи, – не выдержала и пролепетала я.

Звук моего голоса вывел Ивара из ступора. Он закрыл за собой дверь, приблизился к постели и опустился на нее, поджав под себя одну ногу. Я схватила его за руку. Это было сильнее меня. Мне требовалось почувствовать, что это – не сон. Что Ивар рядом, он настоящий, из плоти и крови, большой и теплый. И мы снова вместе.

Ладонью другой руки он накрыл мои пальцы. Успокаивающий жест. Жест, наполняющий меня светом и прогоняющий из закоулков души все плохое и темное.

– Ну здравствуй, охотница, – пробормотал Ивар, буквально пожирая глазами мое лицо.

– Ну здравствуй, зверь, – я попыталась улыбнуться, но не могла отделаться от смутного ощущения неловкости.

Ивар словно сдерживал себя. Как будто не этот человек когда-то буквально силой взял меня в первый раз. Я думала, он бросится ко мне и зацелует, как только увидит.

Может, боится показаться чересчур настойчивым или считает, что плохо себя чувствую?

Я подалась вперед и подставила ему губы. Несколько долгих секунд он смотрел на них, плотно сжав свои. Потом начал склоняться все ниже. Мои веки сами собой отяжелели. Еще немного – и…

Ничего не произошло. Когда я открыла глаза, Ивар отвернулся. Он выглядел так, будто страдал от мучительного приступа зубной боли.

Показалось, что в комнате похолодало. Я даже взгляд на окно бросила. Но занавески не шевелились, значит, ни о каком сквозняке не шло и речи. Неприятное чувство сдавило грудь.

– Ты как-то остыл по отношению ко мне, – произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Что?! – резко повернулся Ивар. – Я? Остыл? Охотница, ты в своем уме?!

– Ты, наверно, постоянно думаешь, что делали со мной в гетто…

Он дернулся, и я поняла, что попала в цель. На скулах Ивара заиграли желваки, от одного взгляда кровь стыла в жилах. Несмотря на такую его реакцию, я подняла подбородок и заставила себя договорить:

– Со мной делали там ужасные вещи. Но если ты волнуешься, не изнасиловал ли меня кто-то…

– Я не волнуюсь, – осевшим голосом быстро выпалил Ивар. Потом прикрыл глаза, как будто сообразил, что сморозил глупость. – То есть я волнуюсь, конечно, охотница. О том, как ты пережила все это.

– Как я пережила? Виктор угрозами заставил притворяться лекхе, и я чуть не попала под новый закон от стерилизации. Мне пришлось идти на отчаянные меры. – Я понимала, что должна сказать ему это. – Я позировала голой для каталога. Опустилась до этого уровня ради шанса на побег. Ты можешь подумать обо мне теперь самое плохое…

Ну вот, лучше сразу расставить все точки над «и», чем ходить вокруг да около. Я сжалась в комок, ожидая ответной реакции. Ивар долго молчал, а потом положил ладонь на мою щеку и встретился взглядом.

– Я ничего не подумаю, малыш. Жаль, что ничего нельзя вернуть обратно. Ведь это я потащил тебя в тот клуб.

Ну почему в такой момент он не понимал очевидных вещей?

– Да, ничего не вернуть, но… ты спас меня! И… – я вцепилась в его запястье, как утопающий – в соломинку, – … никто не насиловал меня. Виктор хотел… но передумал.

– Я же сказал… – Ивар вдруг посмотрел на мою руку, и его лицо исказилось.

Из его груди вырвалось глухое рычание. Нижняя губа подрагивала, и казалось, он сам вот-вот превратится в разъяренного льва. Я проследила за его взглядом и увидела полуистертые фиолетовые чернила печати «ДЭЗ» на своем предплечье.

– Это…

– Я знаю, что это, охотница! – Он отдернул от меня руки.

– Нет, Ивар! Я хотела сказать: это просто чернила! Они сотрутся!

Он покачал головой и сжал кулаки.

– Их вообще не должно быть на тебе! Они не должны были клеймить тебя, как собаку! Только не тебя, Кира! Только не тебя, малыш!

– Ох, Ивар… – Я не знала, плакать или смеяться от того, что он переживал за мою гордость больше меня самой. Может, и плохо, что я за нее уже почти не переживала. Только не после ночевок в бараке и дезинфекционных помывок.

Волновало другое. Ивар отгородился от меня. Поставил незримую стену. Почему? Вспомнились слова его матери.

– Ты спас меня, – повторила я, – достал с самого дна ада, когда я уже сама не верила в чудо.

Он с горечью усмехнулся.

– Я не спас тебя, охотница. Я отправил тебя в этот ад собственными руками. Не смог уберечь. Считал твоего отца психом за то, что он прятал тебя в заповеднике. Но оказалось, что его тактика – самая верная. Посмотри, сколько всего случилось с тобой в последнее время.

В глубине души я понимала, что в чем-то он прав. Разве сама уже тысячу раз не умоляла небеса вернуть меня обратно к отцу? Разве не пыталась сбежать? Такой, как я, будет безопасно только в клане среди своих. И все-таки, кое в чем Ивар ошибался.

– Самое главное, что со мной случился ты, Ивар, – тихонько заметила я.

– Этого недостаточно, охотница.

Он полез в карман штанов и вынул оттуда длинную цепочку. Откинул мои волосы на одно плечо и застегнул замочек на шее.

– Моя пуля! – ахнула я.

Символ клана напомнил о том, кем являюсь. О том, что я – дочь своего отца.

– Ты убил его? – Я погладила пулю кончиками пальцев. – Виктора убил?

– Нет, – в голосе Ивара прозвучала досада.

– Это хорошо. Я хочу сама это сделать. – Я мстительно прищурилась. – Или мы сделаем это вместе. Как раньше.

– Виктор – не твоя забота, охотница. И вместе мы больше ничего не будем делать.

Я не поверила своим ушам. Ивар взял мое лицо в ладони, словно собирался наконец поцеловать. Заговорил сбивчиво и торопливо, будто боялся забыть слова или потерять мысль.

– Больше всего на свете я хочу быть с тобой, охотница. Мой подарок для тебя по-прежнему в силе. Прими свою свободу. Без ответного подарка. Мне все равно никто не нужен, кроме тебя.

Мы находились так близко друг от друга, что мне с трудом удавалось сосредоточиться на смысле его фраз.

– Я тоже хочу быть с тобой, Ивар…

– Но иногда нужно поступать не так, как хочется, а так, как будет лучше. Для тебя будет лучше дома с отцом, охотница. Ты уедешь. Я отвезу тебя сам, как договаривались. Я уже отправил через кое-кого в заповедник анонимное послание, чтобы тебя ждали.

Меня ждут дома? В который раз я разрывалась между отчаянным желанием увидеть папу и парализующим страхом больше никогда не увидеть Ивара.

– Ты же умная девочка, моя охотница, – нежно прошептал он и провел большими пальцами по моим щекам. Я почувствовала влагу. – Ты же всегда так заботилась о своем будущем. Подумай о нем сейчас. Со мной у тебя его не будет.

Ивар был прав. Во всем. Он поступил так, как я мечтала с первого дня похищения. Отпустил меня сам. Добровольно. И не просто отпустил. Он сделал это из-за любви ко мне. Я понимала, что не могу отказаться. Дни, проведенные в гетто, призрачными тенями стояли между нами. Они изменили мое восприятие мира. Но и Ивара изменили тоже. Он так и не поцеловал меня с момента встречи. Это о чем-то, но говорило.

– Тебе станет легче, если я уеду? – наконец решилась я.

– Да, – его голос почти неуловимо, но дрогнул.

– Хорошо. Тогда я уеду.

Прислонившись виском к холодному стеклу автомобиля, я наблюдала за тем, как меняется пейзаж за окном. Ивар молчал. По лицу невозможно было прочесть, о чем его мысли, но сама я пыталась вспомнить, сколько недель прошло с тех пор, как уехала из заповедника. Пыталась – и не могла. Ивар увозил меня в день восемнадцатилетия, и теперь казалось, что тогда я была совсем ребенком. Наивным и мечтательным.

Когда лучи солнца пробивались сквозь ветви деревьев и падали на мое лицо, в стекле появлялось отражение. Чуть повернув голову, я смотрела на него и не находила больше ничего от прежней Киры. Я сделала все, от чего так берег меня папа. Переспала с врагом. Влюбилась в него. Убила человека. Забыла о том, что принадлежу к клану охотников. Перешла на сторону зла, как выразился бы мой брат Костик.

Я понимала, что отец мигом прочтет все по выражению глаз. От него ничего не укроется. Как вообще могла полагать, что смогу обмануть его? И он не будет снисходителен, как приемные родители Ивара, узнавшие нашу историю. Его семья так отличалась от моей! В нашем клане царила жесткая диктатура и неоспоримый авторитет старших. Мать и отец Ивара поддерживали любое его решение. Наверно, так сложилось потому, что у лекхе другие порядки?

– Останови здесь, – встрепенулась я, заметив, что мы оказались уже достаточно близко от границ заповедника. – Дальше пойду пешком.

Ивар послушно свернул на обочину. После многочасовой поездки я с трудом размяла затекшие мышцы. Спрыгнула на землю и вдохнула полной грудью воздух, напоенный знакомыми ароматами лесной сырости и прелых листьев. Солнце опускалось все ниже, и от земли тянуло прохладой.

Ивар захлопнул свою дверь и обошел машину. Нас ждал неловкий момент прощания. Я не представляла, как вообще нам можно проститься. Мы встали друг напротив друга, отчаянно пытаясь придумать, что сказать. Ивар засунул руки в карманы джинсов, глянул исподлобья чуть смущенной улыбкой.

– Вот так, охотница. Твои приключения подошли к концу, – он вдруг фыркнул, – проклятье, это все очень глупо.

– Ивар, ты не должен оправдываться, – я не выдержала, подалась вперед.

Ивар вынул руки из карманов и сжал мои пальцы. Он смотрел на меня так, будто не мог наглядеться.

– Я не оправдываюсь, охотница, – приглушенным голосом сказал он. – Я хочу, чтобы ты знала, как мне не хочется тебя отдавать. Никому. Даже твоей семье. – Ивар скрипнул зубами. – Ненавижу такие моменты.

Я не могла поверить, что навсегда прощаюсь с человеком, который смог подарить и любовь, и страсть, и опасность, открыл для меня целый мир и оказался настолько великодушным, что не стал удерживать при себе.

– Каждый делает то, что должен, – выдавила я. – Может, если бы мы родились в другое время. До перемены законов…

Ивар усмехнулся.

– До перемены законов, охотница, ты бы уже была замужем за лучшим охотником своего клана, и вокруг тебя бегала бы куча детишек. А я должен был бы жениться на достойной девушке из общины и со временем занять место старейшины после моего отца, – он покачал головой, – дело не в законах, охотница. Дело в том, что мы изначально родились по разные стороны баррикад.

Он в очередной раз был прав. Я шагнула к нему и прижалась щекой к его груди. Просто, чтобы послушать, как бьется сердце. В последний раз делала так, когда мы отдыхали после занятия любовью. А теперь не была уверена, что смогу услышать этот звук когда-либо еще.

– Может быть, тогда в другой жизни? – пробормотала я, закрывая глаза. – Если бы был шанс встретиться в каком-то параллельном измерении, где не существовало бы никаких баррикад…

Ладонь Ивара легла на мой затылок, крепче прижимая к его телу. Я почувствовала легкий поцелуй на своей макушке.

– Тогда я бы обязательно женился на тебе, охотница. И мы бы с тобой жили счастливо. До самой смерти.

Быстрым движением я скользнула кончиками пальцев по щекам.

– Тогда до встречи в другом измерении?

– До встречи. В другом измерении, Кира из клана охотников.

– Спасибо тебе за все, Ивар из общины лекхе…

Я подняла голову, и он прижался ко мне лбом. Его веки слегка трепетали, выдавая упорно подавляемые внутри чувства. Мысленно я умоляла, чтобы Ивар поцеловал меня хотя бы напоследок. Оставил еще одну маленькую крупицу воспоминаний о себе. Просто на секунду дал вновь почувствовать себя любимой.

Но он резко оттолкнулся от меня и пошел к машине. Я закусила костяшки пальцев, чтобы не закричать вслед. Не оборачиваясь, Ивар рванул на себя дверцу, запрыгнул во внедорожник и сорвался с места, как будто боялся, что останется еще на секунду – и не сможет уехать никогда.

Я не шевелилась, пока черная машина не превратилась в крохотную точку на пустом шоссе. Стало тихо, только ветер шевелил кроны деревьев и гонял опавшие листья под ногами. Я оказалась дома, но не могла отделаться от чувства, что мой дом остался где-то там, в нескольких часах езды от заповедника.

Перед глазами все поплыло. Я развернулась и побрела, спотыкаясь о кочки и корни. Выставила вперед руки, чтобы не наткнуться на ствол дерева. Слезы ручейками бежали по лицу и падали под ноги. Чтобы отвлечься, я начала представлять, что вернулась к прежней жизни. Что снова хозяйничаю на кухне с одноруким дядей Мишей, бегаю по лесам с братьями, беседую с отцом. Кадры из архивов памяти мелькали перед глазами, и я скучала по тем приятным моментам… но теперь они казались чужой историей.

Мое место было рядом с моим мужчиной. Как уже кто-то сказал прежде.

Я буквально заставляла себя передвигать ноги. Ивар уехал, и на этом все закончилось. Нужно уметь принимать решения головой, а не сердцем. Он поступил правильно, что принял решение за нас обоих.

Послышалось веселое мурлыканье, и я, неожиданно для самой себя, затравленным зверьком прижалась к ближайшему стволу дерева и затаила дыхание. Этот навязчивый мотивчик узнала бы из тысячи. Я осторожно выглянула из укрытия.

Коля, мой старший брат, стоял на стремянке и возился с одной из камер наблюдения, укрепленных по периметру. В зубах у него была зажата отвертка, из кармана куртки торчали какие-то проводки, на руках красовались резиновые перчатки. Он выглядел очень сосредоточенным на своем занятии и не смотрел по сторонам.

Я испытала такой прилив тоски по нему, что с трудом устояла на ногах. Осталось только выдохнуть, перестать прятаться и выйти навстречу. Я представила, как у Коли отвисает нижняя челюсть от моего появления, и отвертка падает на землю. Он наверняка сразу же потащит меня домой, а если буду медленно идти – подхватит на руки и понесет. После похищения ходить одной куда-либо я смогу не скоро…

Но ноги не двигались, будто в землю вросли. Брат продолжал мурлыкать песню и возиться с проводками. Я снова прижалась спиной к дереву и откинула голову, понимая, что совершаю самую большую глупость в своей жизни. От меня требовалось сделать всего один шаг, последний на долгом пути домой. И на этом бы все закончилось!

Я выдохнула. Отругала себя последними словами.

И сделала шаг.

Коля по-прежнему занимался починкой камеры. А я сначала крадучись, потом все быстрее и быстрее побежала обратно к шоссе. Не было никакого плана по возвращению, и я даже близко не представляла себе как вообще найду Ивара и куда мне идти. Даже денег на попутку при себе не имела. Когда собиралась, ничего не стала брать с собой и надела старую одежду, чтобы легче придумать историю похищения для папы. Не могла же заявиться к нему с многочисленными пакетами, купленными на деньги Ивара! И вот теперь собственная осторожность сыграла со мной злую шутку.

Но боялась я зря. Как только выбралась на шоссе, не поверила своим глазам. Черный внедорожник, поднимая пыль из-под покрышек, юзом затормозил в нескольких метрах от меня. Ивар выскочил и бросился ко мне, а я остолбенела. Он подхватил меня, расплющил о себя до боли и прижался к губам таким поцелуем, что свет вокруг померк.

От переизбытка чувств и невероятности происходящего я слабо пискнула и принялась лихорадочно целовать его в ответ.

– Господи… как я мог вообще подумать… что отпущу тебя? – бормотал в перерывах между поцелуями Ивар.

Он потащил меня к машине, а я и не подумала возражать. Только поинтересовалась:

– А если бы я уже оказалась возле дома и встретила кого-то из своих?

Ивар распахнул дверцу, затолкал меня в салон, встал и подбоченился. В его глазах плясали крохотные искры счастья.

– Я пришел бы все равно, охотница. Несмотря на все клетки и цепи, которые есть у твоих дорогих родственничков. Тем более я с ними уже знаком.

Я рассмеялась, впервые за последние дни ощутив легкость на душе.

– Ты самый непредсказуемый лекхе из всех, кого я знаю!

– А ты много их знаешь, охотница? – изогнул бровь Ивар.

Я закусила губу.

– Достаточно.

Он перестал улыбаться.

– А если серьезно, почему ты передумала?