Мой враг, моя любимая Южная Влада

Мила пожала плечами и облизнула кончик пальца, измазанный в креме.

– Похоже, что с утра.

– Почему ты не сказала? – пришел в себя Ивар, обращаясь то ли ко мне, то ли к сестре Лекса.

– Я понятия не имела… – пролепетала я.

– Я не хотела пугать Киру, – заявила она, – и вообще, удивляюсь, почему она только сейчас заорала благим матом. Я к этому времени, по-моему, уже родила.

– У меня будет братик? – с любопытством выпучил глазенки Никитка.

Объяснять степень родства этого ребенка вызвался Байрон. А вот Нина, которая тоже присутствовала на торжестве, стрельнула в меня своими глазищами, откашлялась и поинтересовалась:

– У тебя уже отошли воды, девочка?

– Воды? – Я снова выругалась, только теперь мысленно из уважения к пожилой женщине. – Не знаю…

Она нахмурилась.

– Поверь, если бы отошли, ты бы уже знала.

Выражение ее лица мне не понравилось.

– И… и что мне делать?

– Для начала выйдем-ка из-за стола.

Дальнейшие события запомнились смутно. Меня увели почему-то в комнату Милы, расположенную на первом этаже. Я слонялась из угла в угол, невпопад отвечая на вопросы Нины, а Ивар не отходил ни на шаг. Впервые я видела его таким напуганным. Никакое сражение с охотниками не выбивало его из равновесия так, как грядущее рождение собственного ребенка.

Волны боли накатывали одна за другой, и вскоре ходить перехотелось. Я легла, свернулась калачиком и поскуливала. Перед глазами темнело от каждого нового приступа. Где-то на заднем фоне слышались встревоженные голоса.

– Это плохо. У нее сильные схватки, но воды не отходят, – говорила Нина.

– Сделайте же что-нибудь! – требовал Ивар каким-то чужим, сиплым голосом.

– Ее надо везти в больницу, – вынесла вердикт Мила.

– М-м… – мычала я, кусая подушку, – меня нельзя в больницу… документов нет…

– Она может потерять все силы, а мы не знаем, как помочь, – тревожилась Нина. – Здесь нет профессиональных акушеров.

– Но Миле же не потребовались акушеры! – возражал Ивар.

– Потому что не все женщины рожают одинаково, идиот! – с ажиотажем вступила в перепалку сестра Лекса. – Или ты думал, что ребенок оттуда выйдет так же легко, как вошла твоя палка? Да? Так ты считал? Вот посмотри теперь, как женщины из-за вас, мужиков, мучаются.

Ивар бормотал что-то неразборчивое.

– А-а-а! – наконец не выдержала и завопила я так пронзительно, что чуть сама не оглохла. – Я больше не могу-у-у! Достаньте его из меня-я-я!

Через секунду кто-то сильный подхватил меня на руки… и едва не уронил, потому что я еще не разобралась с предыдущей схваткой и принялась извиваться от боли.

– Куда ты ее потащил? – возмутилась Мила.

– В больницу, – раздался над ухом голос Ивара, – я не собираюсь рисковать здоровьем жены и ребенка. Нина правильно говорит.

– Но как ее примут туда без документов?!

– Поверь мне как адвокату: ни один врач не имеет права отказать рожающей женщине.

Меня трясло и покачивало. Похоже, Ивар едва ли не бежал. Я вцепилась зубами в его плечо и заплакала от облегчения. В тот момент просто мечтала оказаться в больнице, и чтобы кто-нибудь, наконец, прекратил эти мучения.

– А потом, когда она родит? – крикнула вдогонку Мила.

– Заплачу за молчание. Это не важно, – Ивар перехватил меня поудобнее. – Лекс, ты нужен мне за рулем.

– Я? Но…

– За руль, я сказал!

Хлопнула дверь, и я поняла, что мы уже оказались на улице.

– Тише, моя охотница, тише, – шептал на ухо Ивар, задыхаясь то ли от волнения, то ли от спешки, – с тобой все будет хорошо. Скоро все будет хорошо, я обещаю.

– Никогда больше не буду заниматься с тобой сексом! – простонала я, когда он укладывал меня на заднее сиденье своего внедорожника и устраивался рядом.

Ивар вдруг закашлялся.

– Хорошо, хорошо, никогда.

Лекс сел в кресло водителя, повернулся и посочувствовал:

– Как ты там, Кира?

– А-а-а! Теперь я понимаю, почему Мила так ненавидит ваши палки! – заорала я, извиваясь ужом от очередной схватки.

– Заткнись, и просто поехали. И побыстрее, – скомандовал Ивар другу.

Путь до города показался мне долгим, как жизнь старика. Бедные Ивар и Лекс! Чего только я не наговорила им в приступах. Поклялась, что больше никогда не буду рожать. Грозилась умереть, не доезжая до больницы. Ругалась самыми грязными ругательствами, после которых, почему-то, становилось легче. Лекс некстати вспомнил, что Мила во время родов дышала по-особенному. Я уцепилась за новую идею. Дышать пришлось нам всем троим. Ивару и Лексу, похоже, помогало, а мне – нет.

Наконец, в какой-то спасительный момент я обнаружила себя на каталке. Вокруг столпились люди в белых халатах. Ивар склонился надо мной, на нем не было лица.

– Я приду, как только меня пустят, – пообещал он.

– Нет! – Я мертвой хваткой вцепилась в его руки. – Не оставляй меня здесь! Мне страшно!

Кто-то третий вмешался, оторвал от мужа, и меня увезли, а Ивар остался беспомощно стоять посреди больничного коридора. Его одинокая фигура расплывалась темным пятном на белом фоне.

Еще через несколько часов у нас с ним родилась очаровательная дочка.

Никогда не думала, что буду так умиляться при взгляде на новорожденного ребенка. Ее принесли в мою индивидуальную, наверняка оплаченную Иваром, палату следующим утром. Заглянув в белоснежный кряхтящий сверток, я расплакалась от счастья и поняла, что навсегда принадлежу с ног до головы, до самой своей смерти этому маленькому человечку. Осознала, что ни одна, даже самая сильная, любовь к мужчине никогда не сравнится с тем, что я испытала, взяв кроху на руки.

Если бы кто-то решил сомневаться в отцовстве Ивара, ему достаточно было бы сравнить его лицо с этой симпатичной сморщенной мордашкой. Наша дочка пошла в своего папу. Ее крохотная нижняя губка была упрямо поджата, как Ивар делал это, когда злился. Светлый чубчик тоже отличался от цвета моих волос. Только когда я приложила дочь к груди, и она открыла глаза, вдруг показалось, что этим взглядом смотрел на меня мой собственный отец.

Я решила не давать малышке имя, не посоветовавшись с Иваром, поэтому просто ворковала что-то нежное. Сытый ребенок сопел, а я улыбалась. Когда в дверь палаты постучали, не ожидала никого другого, кроме своего мужа. Ведь он обещал прийти, как только разрешат, а я уже вполне хорошо себя чувствовала.

Но увидев двоих вошедших, окаменела.

Коля и Костик, мои братья, приблизились к кровати. Я могла только хлопать ресницами от удивления.

– Здравствуй, Кира, – без тени приветливости бросил старший брат.

Этот тон сказал мне больше, чем могла бы донести пространная речь на пять минут с подробными пояснениями ситуации. Я инстинктивно прижала ребенка к груди, перевела взгляд с выпяченной челюсти Николая на виноватое лицо Костика и прошипела:

– Как ты мог?

Тот развел руками.

– Прости. Коля сам все понял. Я же говорил, что не получится долго скрывать…

– Как ты мог?! – рявкнула я, очень жалея, что слишком слаба, чтобы встать и хорошенько надрать ему задницу.

– Собирайся, – приказал Коля. – Возьми, что нужно для себя и ребенка.

– Я никуда не поеду! У меня есть муж. Разве Костя этого не говорил?

Только теперь я заметила, что между братьями словно кошка пробежала. Коля покосился на младшего и скорчил злобную мину.

– Что толку говорить? Ему надо было действовать.

– Как вы меня нашли? – я начала ерзать на кровати, но куда могла бежать с ребенком на руках сразу после родов?

Холодный, как арктическое море, взгляд Коли упал на сверток с новорожденной.

– Ты была беременна. Я понял, что рано или поздно тебе придется появиться в роддоме, поэтому договорился с каждым врачом, работающим здесь, о том, что тебя запомнят по фотографии и сообщат мне в случае чего. К счастью, наш клан уважают даже в отдаленных уголках страны. Отсутствие документов у тебя тоже стало сигналом. Мы выехали ночью, сразу после звонка. И вот мы тут.

Я почувствовала себя зверем, которого загнали на флажки.

– Ты зря проделал этот путь, – повторила упрямо. – Я не сдвинусь с места.

Коля покраснел от гнева. На долю секунды показалось, что он сломает что-нибудь или закричит. Но вместо этого брат подошел ко мне и молниеносно выхватил из рук ребенка. Малышка протестующе запищала.

По мне словно ножом полоснули.

– Отдай ее! – вскрикнула я.

– Ты можешь оставаться, Кира, – бросил через плечо Коля и направился к выходу. – Как хочешь.

– Костя! – обратилась я к младшему из братьев. – Ты будешь просто стоять и смотреть?

Тот переступил с ноги на ногу и отвел взгляд.

– Наверно, так будет лучше… Коля все-таки старше и лучше знает…

– В задницу вашу проклятую иерархию! Отдайте мне ребенка! Отдайте!

Я сползла с кровати и как была, в больничной рубашке, пошла за старшим братом. Слабость после родов дала о себе знать, ноги подкашивались. Очевидно, я выглядела так жалко, что даже у Коли сердце дрогнуло. Он остановился на пороге и скривился.

– Переоденься. Я подожду.

Какая-то ерунда вроде одежды мало волновала в тот момент, когда меня пытались разлучить с собственным ребенком. Но услужливый Костик уже подал вещи, которые кто-то оставил на стуле возле кровати. Братья отвернулись, и я влезла в одежду, висевшую теперь мешком. Коля оглядел меня и, похоже, остался доволен.

Он с моей дочкой вышел за дверь, а я, как привязанная, поковыляла следом. На секунду представила, что будет с Иваром, когда он не обнаружит меня на месте, но тут же запретила себе об этом думать. Теперь в мире существовал человек, которого я любила больше Ивара.

26

Ивар не мог поверить, что снова потерял свою охотницу. И в этот раз – навсегда. Казалось, он вообще утратил способность ясно мыслить. Сам не знал, зачем ноги принесли обратно в поселение. Скорее, сделал это по привычке – слишком уж часто ездил по знакомому маршруту. И теперь не придумал ничего лучше, как явиться туда, где они с Кирой счастливо прожили последние месяцы.

Он вошел в дом, побрел на кухню и тяжело опустился за стол, обхватив голову руками.

– Ну что, папаша, тебя можно поздравить? – весело промурлыкала Мила, которая появилась следом.

Заметив неладное, она мгновенно перестала улыбаться и присела напротив Ивара.

– Что случилось? Что-то с Кирой? – она сдавленно охнула. – Только не говори мне, что ребенок…

– У меня родилась дочь, – пробормотал Ивар, уставившись в одну точку, – но Кира с ней уехала.

– Кира? Она же ночью только родила!

Он равнодушно пожал плечами.

– Еще рано утром меня не пустили. Сказали, что надо дать отдохнуть. А потом сообщили, что Кира выписалась под свою ответственность.

– Ничего не понимаю…

– А я понимаю. Судя по словам дежурной медсестры, ее забрали братья. Охотница вернулась к семье. И посмотри на это.

Он порылся в кармане и швырнул на стол скомканный обрывок бумаги. Двумя пальцами, словно касалась мерзкой жабы или отвратительного слизня, его собеседница подцепила записку и прочла:

– «Ивар, не вздумай меня искать. Все в прошлом. Обо мне позаботятся родные. Спасибо за дочь», – Мила фыркнула. – Ты серьезно?! Это же наша Кира! Она отказалась от семьи!

Ивар покачал головой.

– Теперь я уже ни в чем не уверен. Ты же знаешь охотников. У них все завязано на кровных узах. Может, она поняла, что там ей будет лучше? Как они отыскали ее в роддоме? Наверно, все это время Кира как-то поддерживала связь со своими. – Он сглотнул, потому что эта мысль причиняла нешуточную боль. – Знаешь, пока мы ехали в роддом, она сказала, что больше никогда не захочет меня. Наверно, после таких мучений Кира меня ненавидит.

Он был уверен, что это так. Очевидцы утверждали, что его охотница ушла добровольно. Никто не тащил ее против воли по коридорам. Она даже доверила их ребенка своим братьям! Его дочь унес охотник! Это говорило Ивару о многом.

Мила похлопала ресницами, а потом рассмеялась. Она встала, обогнула стол, наклонилась и обняла Ивара сзади, положив подбородок ему на плечо.

– Женщины еще и не такое кричат, когда рожают. Не стоит все принимать на свой счет. Вот увидишь, боль забудется, и она сама захочет второго ребенка. К тому же, по Кире видно, что ее за уши от тебя не оттянешь в постели.

– Ну прямо не оттянешь, – хмыкнул Ивар, но глубокая морщина между его бровей немного разгладилась.

Мила потрепала его по плечу в знак поддержки и выпрямилась.

– А еще женщинам нравится испытывать гордость, когда отец младенца берет его на руки и признает своим. Даже если Кира злится на тебя за что-то, она не устоит. Просто поезжай и забери свою жену домой. Скажи, что мы все ждем ее обратно. Я приготовила вашу комнату и застелила детскую кроватку. Никитка не может на месте усидеть, так мечтает познакомиться с новой подружкой.

Ивар медленно поднялся и посмотрел в глаза Миле.

– Почему ты поддерживаешь меня сейчас? Раньше ты обожала спорить по любому поводу.

Девушка не стала долго размышлять над ответом.

– Я поддерживаю не тебя, а Киру. И хочу вернуть ее не меньше твоего. Поэтому так. И если для этого тебе требуется придать немного бодрости, считай, что ты ее от меня получил. – Мила взяла тряпку и сделала вид, что очень занята наведением чистоты на столе. – А еще я люблю тебя как брата. Хоть ты такой же идиот, как и Лекс. Что бы вы оба без меня делали? – Она вздохнула. – И что бы я делала без вас? Да не стой. Иди уже.

Впервые за сутки Ивар ухмыльнулся. Он расправил плечи и сжал кулаки.

Даже если придется спуститься в ад за Кирой, он найдет ее, как делал это и раньше. Найдет и привезет обратно.

И он должен взять на руки своего ребенка.

27

Блудная дочь вернулась в отчий дом.

Так, наверно, думали все, кто видел, как я выходила из джипа. После долгого отсутствия глаз подмечал даже незначительные изменения. Кажется, немного покосилась крыша у кузницы. По стене гаража раскинул темно-зеленые стебли плющ. Вьющийся сорняк и раньше претендовал на это место, но его вырубали. Теперь, что ли, передумали?

Среди наемников появились новые, более молодые, лица.

Зато все так же со стороны реки веяло сыростью и запахом мха, в курятнике кудахтали куры, а на пороге меня встречал однорукий дядя Миша. Старый охотник явно волновался, хоть и не желал показывать своих чувств. Он достал трубку, покурил ее, потом зачем-то сразу вытряхнул и убрал в карман.

Странно, что не вышел встречать отец. Неужели Костик не приукрасил действительность, и папа так плохо себя чувствует? Или просто хочет наказать эгоистичную дочь?

Малышка давно намочила пеленки и без перерыва хныкала. Я прижала ее к груди и гордо вскинула подбородок, находясь под обстрелом суровых мужских взглядов. Могла лишь представить, какую репутацию заслужила в глазах наемников из-за сплетен. Дочь охотника, которая целый год где-то пропадала и вернулась с ребенком на руках. Незамужняя, ведь официального брака с Иваром мы не заключали.

Больше всего я переживала даже не за то, кто и что подумает обо мне, а за будущее своего ребенка. Что будет, когда все поймут, что она – дочь лекхе? Мне придется драться до последней капли крови, чтобы защитить малышку. И я морально готовилась к самой жестокой схватке.

Расставание с Иваром легло тяжелым камнем на душу, но помощи с его стороны я не ждала. Наоборот, сделала все, чтобы защитить и мужа. Кое-как нацарапала записку и сунула медсестре, пока подписывала заявление на выписку. Если Ивар появится в клане – его убьют без суда и следствия прямо на пороге. Я прекрасно понимала, что делала, когда писала ему прощальные и обидные слова. Только в последний момент не выдержала и добавила «Спасибо за дочь». Чудесная кроха, так похожая на моего мужа, навсегда останется напоминанием о нашей взаимной любви. А расставание Ивар как-нибудь переживет и смирится. Он ведь обещал никогда не останавливать меня. По крайней мере, я надеялась на это.

Понимая, что слишком долго топчусь на одном месте, я заставила себя шагнуть вперед. Братья, как молчаливая стража, двинулись следом. Так меня и провели через двор, как пленницу в собственном клане. У стоявшего на пороге дяди Миши влажно блестели глаза. Он порывался обняться, но хнычущий ребенок напомнил о себе, и охотник передумал. Только взглянул на крохотное личико и произнес дрожащим голосом:

– Ребятеночка родила… а где же избранник твой?

– Этот ребенок от лекхе, – мрачно сообщил Коля.

Старый охотник недоверчиво перевел взгляд на меня. Я не шелохнулась, не видела смысла что-то доказывать. Дядя Миша почесал затылок и попятился.

– Надо бы выпить…

Я поморгала, чтобы смахнуть с ресниц слезы. Если уж старик, которого считала вторым отцом, впал в состояние шока от новости, то чего ожидать от родного папы?

Коля сделал знак подниматься по лестнице, и я машинально перешагнула нижнюю ступеньку. Забытые привычки возвращались сами собой. Поднявшись наверх, хотела уже отправиться в свою комнату, но брат придержал мой порыв.

– Разве не хочешь сначала повидаться с папой?

– Мне нужно покормить ребенка, – огрызнулась я и стряхнула его лапищу с плеча. – Не видишь, она плачет?

Коля недовольно проворчал что-то под нос, но настаивать не стал. Дверь распахнулась… и я словно оказалась в мавзолее имени себя. Все вещи лежали нетронутыми, ровно на тех местах, как были оставлены мной. Кто-то время от времени протирал здесь пыль, умудряясь ничего не передвинуть. Мне стало жутко. Горько. Больно. Невыносимо.

Эта комната буквально кричала о том, что меня любили и ждали. Верили и надеялись. Скучали и мучились в разлуке. И это давило на совесть. Я не оправдала надежд семьи. Родные хотели, чтобы моя жизнь напоминала дрейфование корабля в тихой гавани. Никто не мог предсказать, что меня выкинет в океан. Но тихая гавань иногда становится плавучей тюрьмой, а океан – наполняет легкие свежим ветром. Жаль, что я так полюбила свободное плавание.

Зато нахождение на «своей» территории придало сил. Я выгнала старшего брата за дверь и наконец-то смогла остаться в одиночестве. Посетовала, что здесь ничего не подготовлено для приезда с новорожденным ребенком. Кроватка, пеленки, распашонки и прочие мелочи, которые Ивар накупил по списку, составленному Милой, – все осталось в поселении лекхе.

Я вздохнула. Ничего, выкручусь как-нибудь. Не привыкать. Аккуратно положила дочь на кровать. Малышка сучила ручками и ножками, ее личико покраснело от плача. Первым делом я порылась в шкафу, нашла чистые простыни и разорвала одну из них на пеленки. Переодела ребенка в сухое. Содрала с себя мешковатую одежду. Гардероб той, прежней Киры, оказался меньше, по крайней мере, на размер. Ничего не подходило. Неужели я так пополнела? Хотя вряд ли можно вернуться к прежним объемам на следующий день после родов.

Кое-как удалось найти подходящую кофточку и мягкие спортивные штаны, которые мне нравилось надевать для тренировок с братом. Воспоминания о нашей прежней дружбе в очередной раз кольнули в сердце. Как он мог так жестоко со мной поступить? Манипулировать при помощи ребенка. Это же Коля! Мой суровый, но по-своему любящий и заботливый старший брат. Да что с ними со всеми стало? Почему они смотрят на меня, как на умалишенную, и пытаются убедить себя, что я ничего не соображала, когда вынашивала и рожала ребенка от лекхе?

Я вытерла мокрые щеки, присела на кровать и взяла дочь на руки. Попыталась улыбнуться малышке. Вот уж кому точно не стоит видеть мать со слезами на глазах. Она только вошла в этот мир, но так и не познала счастья познакомиться с родным папой, а мама каждую секунду готова разрыдаться. Хорошее же начало жизни, ничего не скажешь!

Я приложила ребенка к груди, и дочь жадно принялась сосать. Давилась и кряхтела, нахмурила белесые бровки, снова напоминая Ивара. Процесс кормления немного успокоил меня. Захотелось лечь и провалиться в сон. И проснуться в своей кровати в доме Милы и Лекса, слушать, как бегает Никитка в коридоре, и ждать с работы мужа…

Сквозь дремоту до слуха донесся легкий скрип двери. Я тут же распахнула глаза и выпрямилась. Уставилась на вошедшего и даже сразу не узнала его. Горло перехватило.

Куда делся мой величественный и статный красавец-отец? Что произошло с ним за год? Голову покрывала седина. Лицо избороздили глубокие горестные складки. Глаза потухли. Плечи сгорбились. Тяжело ступая, он опирался на палку и выглядел лет на двадцать старше истинного возраста. Я тихонько охнула.

Мой отец. Ходил. С палочкой. Как глубокий старик. Как же ему совершать осмотр периметра?

А потом я догадалась: он больше не осматривает периметр. Костик же говорил, что все дела взял на себя старший брат. Если папа еще и считался главным, то лишь формально. Его дни, как главы клана, были сочтены. Слабости среди охотников не прощают. Наверно, только большая любовь и глубокое уважение Коли удерживали того от последнего шага по смещению отца с занимаемой должности. Наш папа в свое время не колебался, свергая своего старшего брата по причине плохого самочувствия. Видимо, поэтому дядя до сих пор злился и на папу, и на всех нас, его детей.

Шаркая по полу, отец вошел в комнату и подслеповато прищурился.

– Майя?! – его губы задрожали.

Меня охватил дикий необъяснимый страх. Что же я натворила?! Папа выжил из ума. Не вынес горя от потери любимой дочери. Все равно, как если бы я своими руками убила бы его.

– Папа… – протянула я и шмыгнула носом, – это Кира, твоя дочь.

– Кира… – улыбнулся он, и лицо озарилось узнаванием.

Но вместо того чтобы порадоваться, я похолодела еще больше: папа произносил мое имя, глядя на нашего с Иваром ребенка.

– Нет, папа! Я – Кира. Я! Мама давно уже умерла, а я выросла! А это уже моя дочь. Твоя внучка.

– Внучка?

Колени у папы затряслись. Он торопливо дошаркал до кровати и опустился рядом со мной. В глазах застыло изумление.

– А как ее зовут?

Я закусила губу. Имя ребенку планировала выбрать вместе с Иваром. Но, похоже, теперь придется привыкать жить без него.

– Аврора, – выпалила я первое имя, которое вертелось на языке, – ее зовут Аврора.

– Красавица… – отец улыбнулся, и по его морщинистым щекам потекли скупые прозрачные слезы.

И тут меня прорвало. Я принялась взахлеб рассказывать обо всем, что случилось за прошедший год. Так искренне, как не делала этого с Костиком. Просто изливала отцу душу. О том, как ненавидела Ивара. Как чуть не погибла в клане Седого за то, что невольно пожалела грязную рабыню. Как растила внутри странное и нежеланное, но такое сильное чувство к мужчине из общины врагов. Как признала, что не могу жить без него и сделала выбор. Как отреклась от семьи. Как была счастлива и как страдала. Все-все-все.

Моя исповедь проливалась, как лекарство, на измученное сознание папы. Его глаза потихоньку светлели, в них уже проглядывался разум. И когда я закончила, передо мной сидел уже прежний человек.

– Ты выживала, как могла, Кира, – произнес он твердым голосом, – и тебя нельзя за это винить.

Я с благодарностью улыбнулась. Похоже, папа больше не держал на меня зла и все простил.

– Мы поможем, – продолжил он, – не волнуйся. Ты – часть нашей семьи. А ребенка отдадим.

Я дернулась, как от удара.

– Отдадим?!

– Как только ты закончишь кормить грудью через пару месяцев, – кивнул папа с леденящей кровь невозмутимостью. – В хорошее учреждение, где воспитывают таких же детей лекхе.

– Но она может оказаться не лекхе! Она, возможно, человек!

Опираясь на палку, отец с трудом поднялся и посмотрел на меня с сочувствием. Я могла поклясться, что в его глазах сквозила такая же боль, как и в моей душе.

– Ты еще такая малышка, Кира. Ты так похожа на свою мать. Как-нибудь я расскажу тебе ее историю, и ты поймешь больше. А пока просто прими как факт: какая разница, кем родился этот ребенок? Важно – кто его отец. Мое решение спасет жизнь внучке и убережет тебя от позора. Иначе… законы охотников суровы, Кира. Для всех.

Даже когда отец ушел, я продолжала сидеть в оцепенении. Явился однорукий дядя Миша и принес большую плетеную корзину, которую предложил использовать в качестве кроватки для ребенка. Я сухо поблагодарила. Охотник потоптался на месте, словно хотел о чем-то спросить, но потом ушел. Уложив сытую малышку спать, я присела рядом с корзинкой и уронила голову на руки.

Отдать нашу с Иваром дочь в детский дом? Волосы вставали дыбом. А если не отдам, они ее убьют? Я не могла поверить, что у кого-то из родных поднимется рука, но если слухи расползутся, в дело могут вмешаться представители других кланов. Наверно, на это намекал отец. Убежать, прихватив документы и деньги? Но сколько можно скрываться? Постоянно жить в страхе, ощущать дыхание преследователей за спиной, просыпаться по ночам от кошмаров? Где счастье и покой? Почему мы с Иваром просто не можем быть вместе и растить нашего ребенка?

На эти вопросы не находилось ответов.

Постепенно от усталости стали закрываться глаза. Мое измученное долгими родами и не менее продолжительной поездкой тело раскалывалось от боли. Я не стала сопротивляться туману, который застилал разум. Этой уловке научилась еще во время изоляции в гетто. Нужно просто расслабиться и подумать о хорошем. Представить себя в том месте, где сбываются мечты.

Первым видением стал Ивар. Он долго смотрел на меня, а потом позвал:

– Кира!

Я побежала к нему навстречу и… проснулась.

28

– Кира! – заорал Ивар во всю мощь легких, выходя в центр двора, окруженного хозяйственными постройками. – Кира!

Он прекрасно понимал, какую заманчивую мишень представляет собой в этот момент. Серая громадина дома, когда-то построенного руками Петера из общины лекхе, а потом обжитого кланом охотников Хромого неприветливо оскалилась на незваного гостя. Как тигр, в пасть которому безумный смельчак собирался сунуть голову. Ивар ненавидел это место. Из детских воспоминаний сохранились ассоциации: ужас, крики и… боль. Призраки убитой семьи так и стояли перед глазами. Как же Кира умудрилась вырасти здесь?

Он поморщился и заставил себя принять более уверенную позу.

Это все ради дочери.

– Кира!

Ивару, который догадывался, что не пройдет незамеченным под камерами, все же удалось застать охотников врасплох. Для этого он, как и в самый первый визит в заповедник, оставил машину в укромном месте и вброд против течения ледяной реки добрался до жилища.

Из всех щелей, как тараканы, одновременно высыпали вооруженные люди. Обстановка накалилась. Одно неоторожное движение могло спровоцировать шквал огня. Ивар оглядел дула, направленные на него, и хмуро рявкнул:

– Я пришел сюда за своей женой!

– Она тебе не жена, отродье! – На пороге дома вырос здоровенный детина с ружьем.

Ивар узнал в нем старшего брата Киры. Это лицо запомнил еще в прошлый раз, когда болтался на цепях под деревом. И совершенно не удивился, когда парень прицелился и положил палец на спусковой крючок с явным намерением перейти от слов к действиям.

– Я просто хочу поговорить с Кирой, – процедил Ивар.

«И увидеть свою дочь».

О ребенке он боялся упоминать вслух просто потому, что не знал, какую версию рассказала родным охотница. Родство с лекхе могло поставить под угрозу благополучие новорожденной, и Ивар был готов утаить правду, лишь бы только убедиться, что с малышкой все в порядке.

– Хрена с два ты с ней будешь разговаривать когда-либо еще, – отрезал старший брат Киры. – Хватило и того, что ты распускал свои руки. Пожалуй, я отрублю их тебе перед тем, как окончательно пристрелить и выбросить труп в канаву.

Ивар скрипнул зубами.

– Кира просила меня не убивать никого из вас. Наверно, я тоже оторву тебе руки, просто чтобы ты не мог стрелять и помешать мне увидеть жену.

Показалось, что охотник опешил от такого заявления. Но в следующую секунду он злобно прищурился.

– Ты что, не боишься смерти? Зачем явился сюда? Кира вернулась в семью, где ее место. Она не хочет никого видеть.

Ивар испытал новый приступ ноющей боли в сердце. Его охотница не только бросила его, она унесла с собой его дочь. И отказывается видеться теперь? После тех сладких дней, полных любви и нежности, которые между ними были? Неужели он чем-то так обидел ее? Неужели в глубине души она всегда таила злость на него?

Усилием воли Ивар подавил бушующие внутри эмоции и заявил:

– Пусть она сама скажет это мне в лицо. И я уйду.

– Ты до хрена хочешь, – покачал головой охотник и дал знак своим.

Ивар сжал кулаки, приготовившись встретить град пуль.

– Не смейте стрелять!

Ивар нашел взглядом женскую фигурку в дверях и едва не застонал от облегчения. Его охотница, бледная и нетвердо стоявшая на ногах, но сердитая, как дикая кошка, оттолкнула брата и побежала к нему через двор. Он стоял и не мог поверить своим глазам. Единственная женщина, которую Ивар когда-либо любил. Мать его ребенка. Она бежала к нему.

Кира на ходу развернулась и врезалась в Ивара спиной, широко растопырив руки. От столкновения он даже не покачнулся, зато сообразил, что происходит. Охотница закрыла его собой!

– Первый, кто выстрелит, будет иметь дело со мной! – завопила она что есть мочи.

Полтора десятка вооруженных мужчин удивленно переглянулись между собой.

Страницы: «« ... 2324252627282930 »»

Читать бесплатно другие книги:

Новая книга протоиерея Андрея Ткачева – о том, как найти себя и через переживание глубины и величия ...
Гестапо отправило Эдит Хан, образованную венскую девушку, в гетто, а потом и превратило в рабыню тру...
Лама Оле Нидал представляет современному читателю буддизм – древнейшую и самую загадочную из трех ми...
Сформулированная еще Дарвином теория естественного отбора верна не только для живой природы, но и дл...
В этой книге собран ряд стихотворений, посвященных таким темам, как любовь, война, одиночество, исти...
Здравствуй, уважаемый читатель! Добро пожаловать на зловещий чердак, который хранит в себе потусторо...