Уголек в пепле Тахир Саба
– Они – рабыни, Элиас. Их единственная забота – ублажать своего хозяина, и уверяю тебя, в этом случае их хозяин был бы недоволен.
– Успокойся, – я огляделся, боясь, что кто-то может нас услышать. – Лайя – человек, Элен. Чья-то дочь или сестра. Если бы ты или я родились у других родителей, мы могли бы оказаться на ее месте.
– О чем ты говоришь? Что я должна сочувствовать книжникам? Что я должна считать их равными? Мы завоевали их. Мы правим ими. Таков мир.
– Не все завоеванные люди становятся рабами. В Южных Землях Народ Озер покорили Фенов и приняли их как равных…
– Что с тобой происходит? – Элен смотрела на меня так, словно у меня выросла вторая голова. – Империя по праву присвоила себе эту землю. Это наша земля. Мы боролись и умирали за нее, и сейчас наша задача – сохранить ее. Если для этого необходимо поработить книжников, значит, так тому и быть. Поберегись, Элиас. Если кто-нибудь услышит, какой вздор ты городишь, Черная Гвардия бросит тебя в Кауф не раздумывая.
– Что же случилось с твоим желанием изменить порядок вещей? – Ее правильность начала чертовски раздражать. Я считал ее лучше. – Той ночью, после выпуска, ты сказала, что улучшила бы жизнь книжников…
– Я имела в виду создать им лучшие условия для жизни, а не освободить их! Элиас, посмотри, что эти ублюдки творят. Нападают на караваны, убивают невинных патрициев в их же постелях…
– Ты не можешь всерьез считать Демона Касиуса невинным. Он – маска…
– А она – рабыня, – огрызнулась Элен. – И Комендант имеет право знать, чем занимаются ее рабы. Не доложить об этом равносильно пособничеству врагу. Я их сдам.
– Нет, – сказал я. – Ты этого не сделаешь.
Моя мать уже пометила Лайю. Она уже выколола Иззи глаз. Могу представить, что она сотворит с ними, если узнает об этой вылазке. От них ничего не останется даже падальщикам. Элен скрестила руки на груди.
– И как же ты меня остановишь?
– Твоя исцеляющая сила, – напомнил я, ненавидя себя за шантаж. Но я знал, это единственное, что остановит ее. – Комендант крайне заинтересовалась бы этим, как думаешь?
Элен оцепенела. Я почувствовал себя так, словно получил удар в грудь, когда лунный свет озарил ее лицо, искаженное потрясением и болью, проступившим сквозь маску. Она отшатнулась, будто я распространяю кругом крамолу. Или чуму.
– Это невероятно, – выдавила она. – После… после всего…
Она зашипела от ярости, но быстро овладела собой. Теперь она выглядела как истинная маска – сущность, которая жила в самой ее душе. Ее голос стал бесстрастным, лицо – холодным.
– Я не хочу иметь с тобой ничего общего, – сказала она. – Хочешь быть предателем – будь сам по себе. Держись от меня подальше. На занятиях. В дозоре. Во время Испытаний. Просто не приближайся ко мне.
Черт побери, Элиас. Мне нужно было помириться с Элен сегодня ночью, а не испортить отношения с нею вконец.
– Эл, перестань, – я тронул ее ладонь, но она ничего не хотела слушать. Она отбросила мою руку, развернулась и ушла в ночь.
Я смотрел на нее, оглушенный. «Она это не всерьез, – успокаивал я себя. – Ей просто нужно остыть». Завтра она образумится, и я объясню ей, почему так не хотел, чтобы она сдавала этих девушек. И извинюсь за то, что шантажировал ее секретом, который она доверила мне. Я скривился. Да, определенно нужно подождать до завтра. Если я приближусь к ней сейчас, она, наверное, попытается прибить меня.
А там все еще оставались Лайя и Иззи.
Я стоял в темноте, размышляя. «Займись своим делом, Элиас, – убеждала часть меня. – Предоставь девчонок их судьбе. Иди на вечеринку к Леандру. Напейся».
«Идиот, – спорил второй голос. – Иди за девушками, отговори их от этого безумия, пока их не поймали и не убили. Ступай. Сейчас же».
Я послушал второй голос и пошел за рабынями.
27: Лайя
Мы проскочили с Иззи через двор, с тревогой осмотрели окна комнат Коменданта. Свет нигде не горел, и я понадеялась, что она хоть на этот раз спит.
– Скажи, – прошептала Иззи, – ты когда-нибудь лазала по деревьям?
– Конечно.
– Тогда для тебя это пара пустяков. На самом деле все не так уж и сложно.
Спустя десять минут я балансировала на выступе в шесть дюймов шириной в сотнях футов над дюнами, бросая свирепые взгляды на Иззи. Та легко и быстро неслась вперед, перепрыгивая с камня на камень, как изящная белая обезьянка.
– Это совсем не пара пустяков, – шипела я. – Здесь нет ничего общего с лазаньем по деревьям.
Иззи внимательнее посмотрела вниз, на дюны.
– Я и не думала, что тут так высоко.
Над нами в пронизанном звездами небе царила тяжелая желтая луна. Это была красивая летняя ночь, теплая, без малейшего дуновения ветерка. Я бы наслаждалась ею, будь этот спуск не таким опасным. Глубоко вдохнув, я продвинулась еще на несколько дюймов по тропе, умоляя камни не осыпаться под ногами.
Иззи оглянулась на меня:
– Не там. Не там… нет…
– Ааа! – Нога соскользнула, но приземлилась на твердый камень несколькими дюймами ниже, чем я ожидала.
– Тихо! – Иззи махнула на меня рукой. – Ты полшколы разбудишь.
Склон был усеян острыми камнями, и многие обрывались вниз, как только я их касалась. Тропа больше подходила для белок, чем для людей. Ноги скользили по каменному крошеву, и я то и дело обнималась с утесом, пережидая приступы головокружения. В следующую минуту я случайно угодила пальцем в нору какого-то злого существа с острыми клещами, и оно торопливо промчалось по моей руке. Я закусила губу, чтобы не закричать, и затрясла рукой так яростно, что поджившая рана на груди снова открылась. Я зашипела от внезапной жгучей боли.
– Давай, Лайя, – позвала Иззи снизу. – Мы почти на месте.
Я заставила себя идти вперед, стараясь не обращать внимания на воздушные вихри за спиной. Когда тропа, расширяясь, спустилась к земле, я готова была в благодарность припасть к песку с поцелуем. Рядом спокойно плескалась река, мачты крохотных суденышек качались вниз и вверх как танцующие копья.
– Видишь? – сказала Иззи. – Это было не так уж плохо.
– Нам еще придется возвращаться.
Иззи не ответила, лишь пристально уставилась на тень за моей спиной. Я тоже обернулась, глядя туда же, куда и она, и вслушиваясь в ночные шорохи. Но единственным звуком был шелест волн, ударяющих о корпуса лодок.
– Прости, – она покачала головой. – Я думала… Не бери в голову. Веди, куда надо.
В доках толпились пьянчуги и матросы, пропитанные солью и потом. Жрицы любви с горящими, как затухающие угли, глазами зазывали каждого встречного.
Иззи перестала оглядываться, и я потянула ее за собой. Мы держались в тени, стараясь раствориться в темноте, лишь бы не попасться кому-нибудь на глаза.
Вскоре доки остались позади. Чем дальше мы продвигались вглубь Серры, тем более знакомыми становились улицы. Наконец мы перемахнули через невысокую стену из пыльного кирпича и попали в Квартал книжников.
Домой.
Раньше я никогда не замечала здешние запахи: глины, земли, домашнего скота. Я провела пальцем в воздухе, удивляясь завиткам пыли, танцующим в мягком лунном свете. Раздался чей-то смех, хлопнула дверь, закричал ребенок: отовсюду лился тихий гул разговоров. Такой контраст с тишиной, что обволакивает Блэклиф как саван.
Дом. Мне отчаянно хотелось, чтобы так оно и было. Но его больше нет. Мой дом отобрали у меня. Мой дом сожжен дотла.
Мы направились к площади в центре Квартала, где Лунный Фестиваль был уже в самом разгаре. Я сбросила шарф и распустила волосы – так здесь ходили все молодые женщины.
Иззи, увидев все это, округлила свой единственный глаз.
– Я никогда не видела ничего подобного, – ахнула она. – Как красиво. Это…
Я вытащила шпильки, и ее светлые волосы рассыпались по плечам. Она, вспыхнув, потянула руки к голове, но я задержала их.
– Всего лишь на одну ночь, – сказала я. – Или у нас не получится слиться со всеми. Давай.
Пока мы пробирались сквозь бурлящую толпу, нас приветствовали улыбками, предлагали напитки, нашептывали, а порой и кричали комплименты, к смущению Иззи.
Я не могла не думать о Дарине и о том, как он любит фестивали. Два года назад он надел свой лучший наряд и привел нас на площадь раньше времени. Тогда они с Нэн еще смеялись вместе, тогда советы Поупа были для него законом, тогда он не скрывал от меня ничего. Дарин принес мне горстку лунного печенья, круглого и желтого, как полная луна. Он восхищался небесными фонарями, освещавшими улицы. Огни были развешены так хитро, что казалось, будто они плавали в воздухе. Когда запели скрипки и ударили барабаны, он подхватил Нэн и гордо прошествовал с нею вокруг танцевальной площадки, пока она не стала задыхаться от смеха.
В этом году на фестиваль пришла масса народу, но, вспомнив о Дарине, я испытала мучительное одиночество. Прежде я не задумывалась о мертвых, потерянных, исчезнувших, которые тоже могли бы сейчас веселиться на фестивале.
Что происходит с моим братом, пока я стою в галдящей толпе? Как я могу улыбаться и смеяться, зная, что он страдает?
Я взглянула на Иззи, увидев на ее лице неподдельный интерес и удовольствие, и вздохнула, прогоняя ради нее темные мысли. Здесь наверняка были и другие люди, которые чувствовали себя так же одиноко, как я. Но никто не хмурился, не плакал, не куксился. Все они нашли повод для улыбок и смеха. Повод для надежды.
Я заметила одну из бывших пациенток Поупа и резко отвернулась, снова натянув шарф, чтобы скрыть лицо. И пусть в толпе тесно и потерять знакомого легче легкого, все же будет лучше, если я останусь неузнанной.
– Лайя, – позвала Иззи тихо, едва коснувшись моей руки. – Что мы сейчас делаем?
– Что захотим, – ответила я. – Кое-кто должен найти меня. Но пока он не пришел, мы наблюдаем, танцуем, пробуем угощения. В общем, сливаемся с толпой.
Невдалеке я увидела тележку, в которой, смеясь, восседали двое, а вокруг толпился народ и протягивал руки.
– Иззи, ты когда-нибудь пробовала лунное печенье?
Я протиснулась сквозь толпу и через минуту вернулась, держа два горячих лунных печенья, политых охлажденными сливками. Иззи откусила маленький кусочек, закрыла глаза и улыбнулась.
Мы пробрались к танцевальной площадке, на которой кружились пары: мужья и жены, отцы и дочери, братья и сестры, друзья. Я избавилась от рабского шарканья, которое уже освоила, и пошла так, как привыкла, – подняв голову и расправив плечи. Под платьем ныла рана, но я не обращала на это внимания.
Иззи доела печенье и уставилась на меня так пристально, что я отдала ей свое. Мы нашли скамейку и присели, наблюдая за танцующими. Спустя несколько минут Иззи легонько толкнула меня.
– У тебя есть поклонник, – сказала она, доедая последний кусочек печенья. – Стоит возле музыкантов.
Я осмотрелась, решив, что это, наверное, Кинан, но увидела молодого мужчину с несколько озадаченным выражением лица. Что-то в нем показалось отдаленно знакомым.
– Ты его знаешь? – спросила Иззи.
– Нет, – ответила я, немного поразмыслив. – Не думаю.
Мужчина был высоким и широкоплечим, как меченосец. Золотистый загар на его руках сиял в свете фонарей. Даже на расстоянии, скрытый свободной одеждой, угадывался крепкий торс. Грудь по диагонали пересекал черный ремешок заплечного мешка. И хотя накинутый капюшон отбрасывал тень и скрывал большую часть лица, я разглядела высокие скулы, прямой нос, пухлые губы. Чертами он напоминал патрициев и тем вдвойне приковывал внимание, но его одеяние и темные глаза выдавали в нем кочевника.
Иззи не сводила с парня изучающего взгляда.
– Ты уверена, что не знаешь его? Потому что он определенно тебя знает.
– Нет, я никогда его прежде не видела.
Наши глаза встретились, и парень улыбнулся. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и отвернулась в сторону. Однако его взгляд притягивал так сильно, что в следующий миг я снова на него посмотрела. Он все еще пожирал меня глазами, скрестив руки на груди. А спустя мгновение я ощутила на плече руку и узнала запах кедра и ветра.
– Лайя.
Красивый парень у танцевальной площадки сразу забылся, как только я увидела Кинана. Я разглядывала рыжие волосы, темные глаза, пока не сообразила, что он тоже таращится в ответ. Через несколько секунд Кинан прочистил горло.
Иззи отошла на несколько футов в сторону, рассматривая Кинана с неподдельным интересом. Я предупредила ее, что как только Ополчение появится, надо будет вести себя так, как будто она меня не знает. Поскольку они, как мне казалось, не одобрят, что другая рабыня в курсе моего дела.
– Идем, – позвал Кинан, обходя танцплощадку и пробираясь между двух палаток. Я отправилась за ним, а следом на расстоянии пошла Иззи.
– Ты нашла, как выйти, – добавил он.
– Это было… довольно просто.
– Сомневаюсь. Но ты сумела. Отлично. Ты выглядишь… – Его глаза снова остановились на моем лице, затем осмотрели фигуру. Будь это другой мужчина, то за подобный взгляд он заслужил бы пощечину, но внимание Кинана воспринималось скорее как награда, чем как оскорбление. На его обычно отчужденном лице читалось нечто новое. Удивление? Восхищение? Когда я неуверенно улыбнулась ему, он слегка мотнул головой, словно сбрасывая это наваждение.
– А Сана здесь? – спросила я.
– Она на базе. – Он держался напряженно, будто чем-то обеспокоен. – Она сама хотела тебя увидеть, но Мэйзен не позволил ей прийти. Они чуть не подрались. Ее фракция давит на Мэйзена, чтобы тот освободил Дарина, но Мэйзен… – Кинан закашлялся так, будто уже наговорил много лишнего. Он коротко кивнул на палатку прямо перед нами. – Нам туда.
Перед палаткой сидела седовласая женщина из племени кочевников, вглядываясь в хрустальный шар, а две девушки-книжницы ждали ее предсказания с весьма недоверчивыми лицами. С одной стороны от нее развлекал публику жонглер факелами, а с другой – словно кружева плела свои истории сказительница. Ее голос то взмывал, то падал, точно птица в полете.
– Поторопись – внезапная резкость Кинана поразила меня. – Он ждет.
Когда я вошла в палатку, Мэйзен разговаривал с двумя мужчинами, что стояли по обе стороны от него, но увидев меня, сразу умолк. Я вспомнила, что видела этих людей в пещере. Эти его лейтенанты по возрасту ближе к Кинану, чем к Мэйзену, да и с виду выглядели такими же холодными и молчаливыми. Я выпрямилась. Мне не хотелось казаться запуганной.
– Все еще целая и невредимая, – сказал Мэйзен. – Впечатляет. У тебя есть что-нибудь для нас?
Я рассказала ему все, что знала об Испытаниях и прибытии Императора, но не стала говорить, как мне удалось раздобыть эти сведения, а Мэйзен не спросил. Когда я закончила, даже Кинан выглядел ошеломленным.
– Меченосцы назовут имя нового Императора меньше чем через две недели, – сказала я. – Поэтому я и настояла на том, чтобы мы встретились сегодня ночью. Было очень непросто выбраться из Блэклифа, вы знаете. И рисковала я только потому, что знала, насколько важно передать вам эту информацию. Это не все, что вы хотели, но, уверена, вполне достаточно, чтобы вы поверили в меня. Вы можете вызволить Дарина прямо сейчас. – Мэйзен нахмурился, и я выпалила: – Я останусь в Блэклифе столько, сколько нужно.
Один из лейтенантов, коренастый светловолосый человек, который, как мне помнилось, звался Эраном, что-то шепнул на ухо Мэйзену. В глазах старика коротко вспыхнуло раздражение.
– Камеры смертников не такие, как основной тюремный блок, девочка, – сказал он. – В них практически невозможно проникнуть. Я думал, что у нас есть несколько недель, чтобы вызволить твоего брата, потому и согласился на это. Такие дела требуют времени. Надо добыть форму и все необходимое, подкупить охрану. Меньше чем две недели… это ничто.
– Это возможно, – подал голос Кинан из-за спины. – Мы с Тэриком обсуждали это…
– Если мне понадобится знать твое мнение или мнение Тэрика, – оборвал его Мэйзен, – я вас об этом спрошу.
Кинан поджал губы. Я ожидала, что он возразит, но он лишь кивнул, и Мэйзен продолжил.
– Времени мало, – размышлял он. – Нам придется атаковать всю чертову тюрьму. Ты ничего равноценного не сможешь нам предложить, если только… – он погладил подбородок, затем кивнул. – У меня для тебя новое задание: найди путь в Блэклиф, такой, о котором никто не знает. Сделай это, и я смогу вызволить твоего брата.
– Я знаю такой путь! – волна облегчения захлестнула меня. – Потаенная тропа – по ней я и пришла сюда.
– Нет, – Мэйзен мгновенно погасил мой восторг. – Нам надо кое-что… другое.
– Для большой группы людей, – добавил Эран, – и чтобы можно было маневрировать.
– Катакомбы проходят под Блэклифом, – сказал Кинан Мэйзену. – Некоторые из них должны вести к школе.
– Возможно, – Мэйзен прокашлялся. – Мы уже искали внизу раньше, но ничего не нашли. Но у тебя, Лайя, будет преимущество, поскольку ты будешь искать изнутри самого Блэклифа. – Он положил кулаки на стол и наклонился ко мне. – Нам это нужно как можно скорее. Самое большее – через неделю. Я отправлю Кинана, чтобы он сообщил тебе дату встречи. Не пропусти ее.
– Я найду вам ход, – пообещала я. Иззи наверняка что-нибудь знает. Один из туннелей под Блэклифом должен быть неохраняемым. Наконец-то мне дали задание, которое мне по силам.
– Но как ход в Блэклиф поможет вам освободить Дарина из камеры смертников?
– Справедливый вопрос, – сказал Кинан тихо. Он встретил взгляд Мэйзена, и я удивилась такой неприкрытой враждебности, которая появилась на лице старика.
– У меня есть план. Это все, что вам нужно знать. – Мэйзен кивнул Кинану, и тот коснулся моей руки и повел к двери палатки, предлагая следовать за ним.
Впервые после облавы я почувствовала легкость, возможно, просто из-за уверенности в том, что смогу справиться с заданием. Снаружи выступление жонглера факелами было в самом разгаре. Я заметила в толпе Иззи. Она восторженно хлопала, глядя, как ночь озаряется вспышками пламени. Меня же переполняла надежда, отчего голова едва не шла кругом. Но я заметила, как Кинан, нахмурившись, наблюдает за танцующими парами.
– Что-то не так?
– Ты не, э-э… – он провел рукой по волосам. Я вдруг подумала, что никогда не видела его таким взволнованным. – Не окажешь ли мне честь потанцевать со мной?
Я ожидала услышать что угодно, но только не это. Я умудрилась кивнуть, и он повел меня на одну из танцевальных площадок. На другой стороне площадки танцевал тот самый высокий парень-кочевник, кружа изящную соплеменницу, у которой была поистине ослепительная улыбка.
Скрипачи заиграли что-то быстрое и легкое. Кинан положил одну руку мне на бок, а во вторую взял мои пальцы. От его прикосновений кожа ожила, точно согретая солнцем. Танцевал он немного неуклюже, но движения знал довольно хорошо.
– А ты неплох, – отметила я. Меня в свое время все старым танцам научила Нэн. Хотелось бы знать, кто научил Кинана.
– Это тебя удивляет?
Я пожала плечами.
– Я не ожидала, что ты танцуешь.
– Я и не танцую. Обычно. – Взгляд его темных глаз блуждал по мне, как будто он старался что-то понять. – Знаешь, я думал, ты не продержишься и недели. Ты удивила меня. – Он посмотрел мне в глаза. – А я не привык удивляться.
Тепло его тела окутывало меня словно кокон. Внезапно меня захлестнуло приятное чувство, так что дыхание перехватило. Но затем Кинан отвел взгляд. Его милые черты стали холодны. От этого отчуждения болезненно кольнуло сердце, но мы продолжали танцевать.
Он твой наставник, Лайя. Это все.
– Если тебя это утешит, то, признаться, я и сама думала, что умру в течение двух недель, – улыбнулась я, и он издал смешок в ответ.
Он не впускает в душу радость, поняла я. Он не верит в нее.
– Ты все еще думаешь, что я провалюсь? – спросила я.
– Я не должен был говорить этого, – Кинан посмотрел на меня сверху вниз и затем быстро отвел глаза, пробормотав: – Но я не хотел рисковать людьми. Или… или тобой.
Я недоверчиво подняла брови.
– Мной? – переспросила. – Ты угрожал запереть меня в склепе через пять секунд, как встретил меня.
Шея Кинана пошла красными пятнами, и он все еще избегал смотреть на меня.
– Я сожалею об этом. Я был…
– Глупцом? – подсказала я.
На этот раз его лицо, хоть и на мгновение, осветила широкая улыбка. Он кивнул, почти робко, но в следующий миг снова стал серьезен.
– Когда я говорил, что ты провалишься, то пытался напугать тебя. Я не хотел, чтобы ты шла в Блэклиф.
– Почему?
– Потому что я знал твоего отца. Нет… не совсем верно, – он покачал головой. – Потому что я должен твоему отцу.
Я остановилась как вкопанная и продолжила танцевать, только когда кто-то толкнул нас. Кинан понял это как призыв продолжить рассказ.
– Он подобрал меня, шестилетнего, на улице. Была зима, и я просил милостыню. Впрочем, не слишком успешно. Вероятно, я бы совсем скоро умер. Твой отец принес меня в лагерь, одел, накормил. Дал кровать. Семью. Я никогда не забуду его лицо, его голос, когда он звал меня с собой. Как будто это я ему делаю одолжение, а не наоборот.
Я улыбнулась. Да, таким и был мой папа.
– Когда я впервые увидел твое лицо при свете, оно показалось мне знакомым. Я не мог понять, но чувствовал… что знаю. А когда ты сказала нам…
Кинан пожал плечами.
– Я во многом не согласен со стариками, – произнес он, – но согласен, что оставить твоего брата в тюрьме, когда мы можем помочь ему, – неправильно, особенно учитывая, что он оказался там по вине наших людей. А тем более если взять во внимание, сколько сделали твои родители для большинства из нас. Мы перед ними в неоплатном долгу. Но отправить тебя в Блэклиф…
Кинан нахмурился.
– Это не похоже на благодарность твоему отцу. Я знаю, почему Мэйзен сделал это. Ему надо, чтобы обе фракции остались довольны. Поэтому дать тебе задание – наилучший выход в этом случае. Но я все равно считаю, что он не прав.
Теперь настал мой черед покраснеть, потому что так много за один раз он никогда не говорил, да еще с такой горячностью, что для меня это оказалось слишком.
– Я изо всех сил стараюсь выдержать, – сказала я беспечно, – чтобы вы не зачахли от чувства вины.
– Ты выдержишь, – уверил Кинан. – Все повстанцы кого-нибудь потеряли. Потому они и борются. Но мы с тобой… мы потеряли всех. И все. Мы похожи, Лайя. Поэтому верь мне, когда я говорю, что ты сильная, даже если сама этого и не знаешь. Ты найдешь выход. Я знаю, ты сможешь.
Это были самые теплые слова, что я слышала за столь долгое время. Наши глаза вновь встретились, но на этот раз Кинан не спешил отвести взгляд. Весь мир исчез, пока мы кружились в танце. Я ничего не ответила, но молчание между нами казалось легким, приятным и непринужденным. И хотя он тоже больше ничего не говорил, его темные глаза горели огнем, пытаясь мне сказать что-то, чего я до конца не понимала. Меня охватило такое желание, что голова пошла кругом. Хотелось удержать момент близости, словно сокровище. Не отпускать его. Но затем музыка смолкла и Кинан отстранился.
– Возвращайся в целости.
Его слова прозвучали небрежно, будто он напутствовал одного из своих бойцов, и я почувствовала себя так, будто меня окатили водой. Не проронив больше ни слова, он скрылся в толпе. Скрипачи заиграли другую мелодию, вокруг меня вновь собрались танцующие пары, а я как дура смотрела туда, где исчез Кинан, понимая, что он не вернется, но все же надеясь.
28: Элиас
Пробраться на Лунный Фестиваль оказалось плевым делом. Маску я снял и сунул в карман, а мое открытое лицо служило лучшим прикрытием. Одежду и заплечную сумку я стащил в караване кочевников. После этого уже вломился в аптеку за белладонной – по словам лекаря, ее масло расширяет зрачок настолько, что меченосец на час-другой может сойти за книжника или кочевника.
Легко. После того как закапал белладонну, меня подхватило и унесло течением толпы кочевников в самое сердце фестиваля. Я насчитал дюжину путей отступления и два десятка предметов, которые могли бы сойти за оружие, и лишь затем осознал, чем занимаюсь, и заставил себя расслабиться.
Я миновал лотки с едой и танцевальные площадки, жонглеров и глотателей огня, акробатов и сказительниц, певцов и артистов. Музыканты играли на лютнях и лирах под сопровождение торжественного боя барабанов.
Я вышел из толпы, внезапно растерявшись. Я совсем разучился воспринимать барабанный бой как музыку, что невольно пытался переводить их звук в приказы, и сбился с толку, поскольку ничего не получалось. Когда наконец сумел отвлечься от барабанов, я поразился многообразию оттенков и запахов, неподдельной радости, что царила вокруг. Даже будучи пятикурсником, я не видел ничего подобного. Ни у маринцев, ни у кочевников в пустыне, ни за пределами Империи, где сплошь покрытые синими татуировками варвары танцевали как одержимые под светом звезд ночи напролет.
Меня охватила приятная умиротворенность. Мне не приходилось следить за тем, чтобы спина оставалась прикрытой, или за тем, чтобы лицо выглядело бесстрастно-непроницаемым, как гранит. Я почувствовал себя свободным.
Несколько минут я пробирался сквозь толпу и, в конце концов подойдя к танцевальным площадкам, заметил Иззи и Лайю. Уследить за обеими оказалось на удивление нелегко. Пока я следовал за ними через доки, я не раз потерял Лайю из виду. Но здесь, в Квартале, под ярким светом небесных фонарей легко нашел девушек.
Сначала я хотел подойти к ним, назваться и отвести назад в Блэклиф. Но они выглядели такими же свободными и счастливыми, каким я себя ощутил. И не смог заставить себя лишить их этого, зная, как тяжело им живется. Поэтому я просто наблюдал.
Они обе были одеты в простые платья из черного шелка, которые хоть и скрывали рабские браслеты да и как нельзя лучше подходили для того, чтобы красться в темноте, но среди такой цветастой публики заметно выделялись. Иззи распустила волосы, закрыв светлыми локонами повязку на глазу. Она поглядывала сквозь пряди волос и казалась совсем маленькой, едва заметной.
Лайя же, напротив, притягивала к себе взгляды, где бы она ни была. Платье с высоким воротником льнуло к ее телу чрезмерно откровенно. В свете небесных фонарей ее кожа отливала теплым медом. Горделивую посадку головы и изящество шеи подчеркивали черные как смоль волосы.
Мне хотелось прикоснуться к ним, вдохнуть их аромат, запустить руки, обвив локонами запястья и… Черт побери! Витуриус, остынь. Прекрати пялиться.
Оторвав от Лайи взгляд, увидел, что не один я онемел от ее вида. Многие молодые мужчины не сводили с нее глаз. Она, по-моему, не замечала этого, отчего завораживала еще больше.
Элиас, ты опять уставился на нее. Дурак. В этот раз мое внимание не осталось незамеченным.
За мной наблюдала Иззи.
Может, у нее и был всего один глаз, но видела она и подмечала, уверен, больше многих. «Уходи отсюда, Элиас, – твердил я себе. – Пока она не поняла, почему ты кажешься ей чертовски знакомым».
Иззи наклонилась и шепнула что-то на ухо подруге. Я уже хотел было уйти, но тут Лайя посмотрела на меня.
Ее глаза сводили с ума. Я должен отвести взгляд. Должен уйти. Она сейчас поймет, кто я, если хорошо присмотрится. Но не смог заставить себя двинуться с места. Казалось, время остановилось, пока мы, замерев, неотрывно смотрели друг на друга, и воздух вокруг стал горячим, звенящим от напряжения. Небеса, как она красива! Я улыбнулся ей, она вспыхнула, зарделась, и я, что странно, возликовал.
Я хотел пригласить ее на танец. Хотел коснуться ее кожи, поговорить с ней, притворившись, что я обычный парень-кочевник, а она обычная девушка из книжников. «Глупая идея, – пытался увещевать меня разум. – Она узнает тебя».
И что? Что она сделает? Сдаст меня? Она не скажет Коменданту, что видела меня здесь, потому что иначе сдаст и себя.
Но пока я раздумывал, к ней подошел мускулистый рыжеволосый парень. Он коснулся ее плеча и взглянул совершенно собственнически. И мне это не понравилось. Лайя же смотрела на него так, будто вокруг больше никого нет. Может, она знала его раньше, до того, как попала в рабство? Может, она из-за него сюда и сбежала? Я нахмурился и отвернулся. Выглядел рыжий, по-моему, неплохо, но казался слишком уж угрюмым для каких бы то ни было развлечений.
А еще он ниже меня ростом. Намного ниже. На полфута, не меньше.
Лайя ушла с рыжим. Немного погодя Иззи тоже поднялась и последовала за ними.
– Похоже, увели ее, парень.
Ко мне плавно подошла девушка из племени кочевников. Ее зеленое платье было расшито маленькими круглыми зеркалами, темные волосы заплетены в сотни косичек. Она говорила на садэйском, языке кочевников, языке моего детства. С темной кожей контрастировала ослепительно-белая улыбка. И я заметил, что улыбаюсь ей в ответ.
– Похоже, мне придется самой тебя пригласить, – сказала она.
Не дожидаясь ответа, вытащила меня на танцевальную площадку, что на самом деле крайне смело для девушки из племени кочевников. Я взглянул на нее вблизи и понял, что она не девушка, а взрослая женщина, возможно, на несколько лет старше меня. Я посмотрел на нее с опаской. Большинство женщин кочевников к двадцати пяти годам уже обзаводятся кучей детей.
– У тебя случайно нет мужа, который мне голову снесет, если увидит, как я с тобой танцую? – ответил я на садэйском.
– Нет. Почему тебя интересует, замужем ли я? – она медленно провела теплым пальцем от моей шеи по груди и до самого ремня. В первый раз за десять лет или около того я покраснел. Я не увидел на ее запястье брачного тату кочевников, которое делают все замужние женщины. – Как твое имя, паренек, и из какого ты племени? – спросила она. Танцевала она хорошо и казалась весьма довольной тем, что я ей не уступаю.
– Ильяас. – Я годами не произносил имя, данное мне кочевниками. Дед, увидев меня, через пять минут изменил его на манер меченосцев. – Ильяас из племени Ан-Саиф.
Назвавшись, я задумался, а не допустил ли ошибки. История о приемном сыне мамы Рилы, отобранном и отправленном в Блэклиф, скорее всего, не настолько распространена – Империя приказала кочевникам племени Саиф держать рот на замке. Тем не менее кочевники любят поговорить. Но даже если женщина и узнала имя, то виду не подала.
– А я – Афия Ара-Нур, – представилась она.
– Тени и свет, – перевел я имя и название племени. – Очаровательное сочетание.
– Больше тени, если честно, – она наклонилась ко мне, и огонь ее карих глаз заставил мое сердце забиться чаще. – Но пусть это останется между нами.
Я посмотрел на нее, склонив голову. Вряд ли я когда-либо встречал среди кочевников женщину с таким поразительным самообладанием. Даже среди жриц и сказительниц.
Афия заговорщицки улыбнулась и задала несколько вежливых вопросов о племени Саиф. Сколько свадеб мы отметили в прошлом месяце? Сколько народилось детей? Приедем ли мы в Нур на Осеннюю Ярмарку? Хотя подобные вопросы вполне уместны для женщины, все же меня не проведешь. Простые слова не соответствовали острому уму, что светился в этих карих глазах. Где ее семья? Кто она на самом деле?
Будто почувствовав мое подозрение, Афия рассказала мне о братьях, торговцах коврами в Нуре. Здесь они будут продавать свои изделия до самого сезона дождей, до тех пор, когда горные перевалы перекроют. Пока она говорила, я украдкой осмотрелся, выискивая ее братьев, – кочевники, как известно, ревностно защищают незамужних женщин своего племени, а мне драки сегодня совсем ни к чему. Но хотя в толпе встречалось немало кочевников, никто из них не поглядывал на Афию по-особенному.
Афия подарила мне три танца, а когда закончился последний, она присела в реверансе и протянула деревянную монету с солнцем на одной стороне и облаками – на другой.
– Подарок, – сказала она. – За то, что оказал мне честь и так хорошо танцевал, Ильяас Ан-Саиф.
– Это для меня честь, – удивился я. Такие монеты кочевников – не просто подарок, это означает, что тебе должны услугу. Они не раздаются так легко, а женщины и вовсе редко их получают.
Будто догадавшись, о чем я думаю, Афия привстала на цыпочки. Она была такой маленькой, что мне пришлось наклониться, чтобы услышать ее.
– Ильяас, если наследнику клана Витуриа когда-нибудь понадобится помощь, племя Нур сочтет за честь помочь ему.
Я тотчас напрягся, но она приложила два пальца к губам – это самая крепкая клятва кочевников.
– Афия Ара-Нур сохранит твой секрет.
Я приподнял бровь. Вспомнила ли она имя Ильяас или видела меня в Серре в маске, я не знал. Кем бы ни была Афия Ара-Нур, она определенно не просто женщина. Я кивнул в знак понимания, и она просияла белозубой улыбкой.
– Ильяас… – она опустилась на пятки и больше не шептала. – Твоя девушка уже свободна, видишь.
Я обернулся через плечо. Лайя вернулась на площадку и смотрела вслед рыжему.
– Ты должен пригласить ее на танец, – молвила Афия. – Иди!
Она слегка подтолкнула меня и исчезла, позвякивая бубенцами на лодыжках. Какое-то время я смотрел на нее, потом задумчиво взглянул на монету и убрал ее в карман. Затем повернулся и пошел к Лайе.
29: Лайя
– Можно?
Мои мысли все еще занимал Кинан, и я вздрогнула, когда увидела рядом парня-кочевника. В первый миг я лишь безмолвно смотрела на него.
– Не хотела бы ты потанцевать? – предложил он, протягивая руку. Низко надвинутый капюшон скрывал его глаза, но губы изогнулись в улыбке.
– Мм… я… – Сейчас, когда я отчиталась перед Мэйзеном, нам с Иззи следовало немедленно вернуться в Блэклиф. Рассветет только через несколько часов, но не стоило рисковать. Не хотелось, чтоб нас поймали.