Вопреки Филимонова Таня
Взгляд остановился на ее губах.
– Люблю, когда ты пахнешь шоколадом. Еще больше люблю твой вкус. Такую неповторимую сладость. Изнываю от голода с того самого момента, как вчера выпустил тебя из рук.
Оглянулся назад, туда, где только что стояла Полина, и удовлетворенно кивнул.
– Какая у меня понятливая сестра…
Забрал шоколадную феерию из рук девушки, а ее саму усадил на краешек стола. Придвинулся вплотную.
– Доброе утро.
Катя рассмеялась.
– Скорее день.
– Значит, добрый день. Неважно. Главное, что теперь действительно добрый.
На его коленях было определенно удобнее, чем за столом. Еда казалась вкуснее, душистый чай – слаще. Эти ощущения нравились слишком сильно. Девушка потерлась щекой о плечо мужчины.
– Это правда? Про дом?
Он вздохнул.
– Ей не следовало ничего рассказывать.
– Ты много услышал?
– Достаточно.
– А разве тебя не учили, что подслушивать нехорошо? – Катя склонила голову, с лукавой улыбкой разглядывая его. – Хотя… конечно, не учили! И что нельзя читать чужие дневники тоже никто не говорил… Тем более, вырывать листы…
Он прищурился.
– Ты помнишь…
– Разумеется, помню. Как и о том, что ты до сих пор за это не извинился.
– А если я не чувствую себя виноватым?
– Даже так? – изумилась девушка, сдерживая смех. – Все еще хуже, чем я думала. Так надеялась, что тебе хотя бы стыдно.
Его взгляд погрустнел, но при этом не утратил страсти.
– Стыдно… что лишил тебя возможности повторить написанное вслух. Ты бы сказала мне об этом?
Жар, пылающий в глазах мужчины, передался ей.
– Я помню каждое слово, но очень хочу услышать их из твоих уст…
Было уже не смешно. Он к ней даже не прикасался, но его близость будоражила, проникала в сердце острым, восхитительным смятением.
Кирилл протянул руку, сплетая их пальцы, потянул девушку за собой.
– Спустимся к морю? Сегодня изумительная погода…
День действительно был великолепным. Словно случайно вернулось лето, заблудившись на этом берегу, затерялось в легкой дымке, поднимающейся над водой. Теплый воздух обволакивал, ласкал, соблазнял, как и мужчина, находящийся рядом, одним своим присутствием.
Он прошептал, склоняясь к ее лицу, словно скрывая слова от посторонних, хотя кроме них на берегу никого не было.
– Так что, котенок? Повторишь?
Отозвалась таким же тихим шепотом:
– Когда?
В его глазах отразилось бескрайнее небо, пена прибоя и ее собственный взгляд, немного испуганный, восхищенный, влюбленный.
– Когда я удостоюсь чести коснуться своей жены…
Знала и ждала, но все равно оказалась неготовой к этой пронзительной откровенности. Казалось, уже нельзя было любить сильнее, желать еще больше, но внутри разгорался огонь, разрывающий грудную клетку, сминающий своей силой все прежние принципы и представления.
– Позволь мне видеть, как сияют твои глаза по утрам. Разделить с тобой каждое из этих мгновений. Прожить вместе минуты, часы, дни. Годы. Заботиться о тебе. Оберегать. Радовать. Я постараюсь, чтобы получилось лучше, чем раньше и у тебя не было больше причин плакать иначе, как от счастья.
Слова впечатывались в разум, проникали под кожу, будоражили, заставляя забыть обо всем вокруг. О прошлом. Не осталось ничего и никого в мире, кроме них двоих.
– Я не обещаю, что подарю весь мир, но себя самого отдам до последнего вздоха. Если я тебе нужен…
Катя поняла, что он собирается сделать, на мгновенье раньше, когда увидела неожиданно побледневшее лицо, в котором смешались и страх, и волнение, и неизбежная боль. Та же самая боль прошила ее позвоночник, обожгла внутренности, заставляя не просто затаить дыхание – застыть в оцепенении, все еще не веря.
Она не ждала, не рассчитывала ни на что подобное, давно лелея внутри мысли о близости, надежду переплести собственную судьбу с его. Вдруг вспомнила их вчерашний разговор и наполнивший любимые глаза странный свет, которому она тогда дала совсем другое объяснение. И этот самый свет сейчас проникал в душу, в кровь, заполонял легкие, вызывая дрожь во всем теле и не меньший страх, чем горел в его взоре. Но ни остановить, ни удержать не смогла бы, на это не хватило бы даже вселенских сил…
Кажется, она прокусила губу и, ощутив во рту солоноватый привкус, напряглась еще больше. Не видела – почувствовала, как скользнула рука по его бедру, и странный тихий звук утонул в шуме прибоя. И зажмуриться не могла, хотя пелена слез и так скрывала почти все: пустынный берег, вздымающиеся волны, одиноких чаек, планирующих над водой. Не осталось ничего, кроме мощной, высокой фигуры, рухнувшей к ее ногам.
– Девочка моя… Почему же ты плачешь?
Она пыталась ответить, но слов не выходило. Это были не слезы – живительной влагой прорвалась наружу давно похороненная мечта о чуде. Сказка, ставшая былью и уничтожающая своим появлением все прежние устои, растапливающая последний лед сомнений и снова дающая силу дышать.
– Катя…
Почти стекла на землю, цепляясь за его плечи. Ближе – к до надлома напряженному телу, к искаженному болью лицу. К глазам, тоже почему-то затуманенным прозрачной влажной пеленой.
– Земля холодная… Встань немедленно!
Она вдруг рассмеялась в ответ на его возмущенное заявление. Запрокинула лицо к бесконечной синеве облаков. Могла бы, закричала, чтобы услышал весь мир, но вместо слов выходило лишь непонятное, смешное сипение. Ответила губами, стирая тревожные складки не с лица – с души, целуя не кожу – обнаженную сущность. Покоренная его мужеством, впитывала слабости и стремилась исцелить страхи…
«Да» – сердцу, прорывающему грудную клетку, глазам, отражающим ее будущее счастье, жарким губам, высушивающим слезы, надежным рукам, мыслям, еще не сказанным словам. Непрожитым дням, надеждам, которым только суждено родиться. Желаниям, которые реализуются на двоих. Сладким снам на его груди и будням, в которых каждый шаг будет поддерживаться любовью. Волшебной реальности, завещанной прежде встречи, вызревшей и выстраданной и снизошедшей на них в прозрачном воздухе незабываемого осеннего дня…
Глядя в окно, Полина незаметно смахнула слезы.
– Похоже, мой брат забыл, какой на улице месяц. Они уже почти час сидят на земле.
Муж обнял ее за плечи, поворачивая к себе.
– Ну, допустим, на земле сидит один Кир. И я тебя уверяю, что уж он-то точно не простудится. Так что ты смело можешь перестать подглядывать.
Женщина задумчиво поинтересовалась:
– Как ты думаешь, может быть отнести им покрывало?
Мирон расхохотался в ответ:
– Я думаю, что мы с тобой загостились в этом доме. Надо поторопиться с переездом.
Глава 40
Как странно устроено человеческое сознание! Как легко меняется восприятие! Совсем недавно, до объяснений с Кириллом ей представлялось, что две недели – это слишком долго и выдержать их рядом с любимым человеком, но без возможности приблизиться к нему будет невыносимо. Но время прошло, пролетело, как один миг, а она даже не успела этим временем насладиться.
Мужчина так и не позволил девушке вернуться в съемный домик, оставив ее у себя, но и этого было мало. Мало рассветов с их уютными завтраками на двоих. Мало драгоценных минут на берегу, купающемся в лучах заката. Мало лекций с его украдкой брошенными взглядами, стихами, словами – для нее одной. Тесного воздуха в салоне машины. ЕГО – мало. Ничтожно мало.
Последний зачет завершился, и хотя был успешно сдан, Катю это не радовало. Впереди ждало куда более серьезное испытание, а сил справиться с ним не было, и, думая о предстоящее разлуке, она очень сильно сомневалась, что сумеет сдать экзамен.
В сердце становилась холодно при мысли, что уже через несколько часов окажется в тысячах километров от него. Было страшно. Нестерпимо. Словно расстояние пролегало не между городами – между их судьбами.
Девушка до конца не понимала причин своего смятения. В Кирилле она не сомневалась, в своих чувствах к нему – тоже, как и в желании прожить каждый день рядом. Но душившее ее отчаянье не поддавалось объяснениям здравого смысла, а сознание рисовало такие картинки, от которых впору было завыть от тоски.
Катя перевела взгляд на преподавателя, поясняющего задания для будущей сессии. Даже не стоило пытаться вникнуть в суть его слов. Если бы это был Кирилл, она бы слушала, затаив дыхание, впитывая одни только звуки его голоса. Запоминая. А так погрузилась в свои мысли, полностью отключившись от реальности.
Уже жалела, что не поддалась на уговоры любимого отнести заявление в загс до ее отъезда. Она не знала, как долго придется пробыть в Петербурге и сколько времени потребуется, чтобы закончить там все свои дела. Безумно боялась, что свадьбу придется отложить. Лучше все сделать потом, когда она вернется…
Кирилл с ней не согласился. Они почти не говорили об отъезде, но лишь потому, что это причиняло ей боль. Катя слишком старательно пыталась избегать любого упоминания о расставании, о том, что ждет впереди, о днях без НЕГО. Видела, что мужчина не доволен ее настроением, но ничего не могла с собой поделать. Скучала, еще не уехав, с ужасом думая о том, что будет, когда это случится в действительности.
Девушка отвела глаза от окна, за которым взметались от ветра последние листья с деревьев. А в Петербурге выпал снег, и она замерзнет, сразу, как только выйдет из самолета, потому что уже сейчас все тело сводит от холода.
Сдвинула тетради, и взгляд упал на кольцо, помогая немного отвлечься от тягостных мыслей. Так и не устала любоваться этой красотой. Прежде почти не носила украшений, одевая только по настоянию отца, когда нужно было выглядеть роскошно в кругу его друзей, но никогда сама не стремилась к подобному. А сейчас глаз не могла оторвать, так нравилось и удивительное сочетание металлов, и необычный прозрачный камень, от которого словно исходила какая-то энергия, проникала в сердце, утишая его волнение. Это казалось невозможным, но ей действительно становилось легче всякий раз, стоило лишь взглянуть на изумительный кристалл. Будто физически ощущала ЕГО рядом, ласковые касания на своей ладони, упоительно контрастирующие с прохладой металла. Хорошо, что мужчина не стал ждать свадьбы и одел ей кольцо на палец в тот же день, едва они вернулись с побережья. Она улыбнулась, стряхивая набежавшие на ресницы слезы. Только бы пережить этот отъезд…
Кирилл настаивал, что отвезет ее в аэропорт. Всегда такой уступчивый и понимающий, в этом вопросе проявил непреклонность. Даже слышать не хотел никаких возражений. Катя бы предпочла добраться сама. Сумка была совсем легкой, и казалось легче проститься с ним заранее, не переживая еще и двухчасовой дороги.
Обратный билет она купила еще до начала сессии, приурочив отъезд к последнему дню занятий. Теперь сокрушалась, что не может задержаться хотя бы еще чуть-чуть, но менять что-то было слишком поздно.
Девушка зашла в кабинет, делая очередную попытку переубедить мужчину.
– Может быть, я все-таки поеду одна? Кир? Зачем тебе терять столько времени?
Он взглянул на нее с какой-то загадочной улыбкой.
– У меня весь день свободен, так что я ничего не теряю. И давай больше не будем это обсуждать. Ты же знаешь, что одну я тебя не пущу.
«Лучше бы ты не пустил меня в самолет…» – она едва не заплакала от собственных мыслей. Но нельзя. Слезы не помогут, а огорчать еще и Кирилла девушке не хотелось.
Пока он был спокоен. Улыбался каким-то своим мыслям, шутил, пытаясь подбодрить ее. Катя смеялась, стараясь не поворачиваться к нему лицом, чтобы не выдать истинного состояния. Смотрела в окно на пробегающие мимо опустошенные осенью поля, на низкие серые облака, изо всех сил сжимая пальцами кольцо. Если бы так можно было уцепиться за руку мужчины. И не отпускать.
Удивлялась его выдержке. Кирилл вел себя так, словно нисколько не был расстроен. Это даже огорчало слегка, хотя Катя не могла не вспомнить, каким сдержанным он был прежде, пока считал ее замужней женщиной. И в голову не пришло усомниться в его равнодушии, которого на самом деле не существовало и в помине. Возможно, он и сейчас слишком хорошо контролирует свои эмоции.
Когда вдали показался знак аэропорта, боль буквально закипела внутри, прорвалась наружу рваным всхлипом. Кирилл нахмурился, отрывая взгляд от дороги.
– Что происходит?
Она уткнулась лицом ему в плечо, шумно выдохнув.
– Я… буду скучать.
Даже зная ответ, не смогла не спросить, краснея от нелепости собственной фразы:
– Ты обо мне не забудешь?
Мужчина хмыкнул, склоняя к ней голову. Коротко поцеловал в кончик носа.
– Кать, ты иногда кажешься такой взрослой, а сейчас – настоящий ребенок. Вопрос долго придумывала?
Вот бы ей быть такой же уравновешенной! Ведь получалось раньше играть перед ним роль. Теперь – нет сил. Хотелось быть слабой и беспомощной, почувствовать сильные объятия и уверенные решения. За нее. Поверить в то, что все будет хорошо. Закрыть глаза и проснуться, когда уже наступит пора возвращаться назад, к нему. И вновь замирать, уже от восторга предстоящей встречи.
– Когда я буду лететь обратно, ты ведь приедешь за мной?
Кирилл припарковал машину и развернулся к девушке. Ласково погладил по щеке.
– А как ты сама думаешь?
Она выдавила улыбку.
– Думаю, что приедешь.
Мужчина кивнул:
– Умница моя… Идем.
А дальше ее охватил туман. Всегда казавшийся маленьким, в этот раз аэропорт выглядел неестественно огромным. Она бы заблудилась в его лабиринтах, если бы не Кирилл, надежно удерживающий за руку и направляющий, куда идти. Было все равно. Даже хотелось попасть совсем не в нужное место, ошибиться и опоздать на рейс. Остаться с НИМ. Но когда улыбчивая девушка за стойкой регистрации протянула посадочный талон, стало ясно, что такая удача ей не светит.
– Посадка через сорок минут…
Кивнула и еще сильнее вцепилась в ладонь мужчины. Машинально проследила, как уезжает по движущейся ленте ее сумка, воспринимающаяся на фоне вещей других пассажиров совсем крошечной.
– Еще успеем заглянуть в кафе.
Мотнула головой, вжимаясь в его плечо.
– Не хочу. Просто бы побыть с тобой… подальше от всех.
– Тогда пойдем в машину. Время есть, и там, кроме нас, никого не будет.
Она все-таки заплакала, оказавшись в салоне. Уже смеркалось, но рассчитывать на то, что Кирилл не заметит ее слез, естественно не приходилось.
– Девочка моя, нет ни малейшего повода для переживаний.
Перебралась на его колени, так волнующе близко, даже сквозь одежду ощущая жар тела. И возбуждение. Но сейчас это отчего-то не смутило. Вспомнились все предыдущие дни в его доме, осторожные касания, распаляющие сильнее неприкрытого желания. И Катя вдруг пожалела о том, что они останавливались всякий раз, когда руки и губы становились слишком жадными. Возможно, сейчас ей было бы легче уехать, храня в памяти не только предвкушение?
Пальцы сами нашли пряжку ремня, расправляясь с застежкой быстрее, чем она могла вообразить. Горячими оказались даже края одежды над вибрирующими от напряжения мышцами. Его тело пылало, и этот жар растекся по ее ладоням, проникая вглубь сознания. Никаких мыслей, даже об отъезде, не осталось…
Он прохрипел ее имя, отстраняясь, отрывая руки от своего живота. Прижал ко рту, прикусывая кожу. Запрокинул голову назад, пытаясь восстановить дыхание.
– Котенок, мое терпение не безгранично…
– Я на это и рассчитывала.
Было почти обидно. Она понимала разумность его поступка, но хотела совсем другого. Не здравости – воплощения того пожара, который полыхал в опьяненном взгляде.
Кирилл отодвинул ее еще немного дальше от себя. Грудь вздымалась так, что даже полы пальто расходились в стороны.
– Не верю, что ты и в самом деле хочешь быстрого секса в машине. Вот так: на надорванных эмоциях.
– Я хочу ТЕБЯ.
– Я твой. Весь. Но ты заслуживаешь гораздо большего, чем то, что сейчас пыталась сделать. И сама бы потом пожалела.
– Нет…
Он был прав, как всегда. Ее жалкая попытка освободиться от рвущего душу смятения не имела ничего общего с тем желанием, которое зрело глубоко внутри: раствориться в любимом человеке, пропитаться его страстью, отзываясь на смелые ласки. Не здесь и не сейчас.
– Катюша, что происходит? Ты сама не своя весь день…
Могла ли она ответить что-то иное, кроме правды? Ему, и так чувствующему все насквозь?
– Не хочу никуда лететь… не представляешь, как мне страшно от одной мысли, что ты будешь настолько далеко…
Вокруг плеч сомкнулись его руки, укачивая, как ребенка.
– Моя сладкая маленькая глупышка… Кто тебе сказал, что надо куда-то лететь?
Она опешила.
– Я ведь купила билет… давно. И документы надо забрать с работы… И с комнатой разобраться… И…
Перекрыл одним прикосновением губ сумбурный поток ее слов.
– Очень существенные причины. Настолько, что о них можно просто забыть. Ты хочешь остаться?
– Конечно! Если бы только могла…
– Наконец-то слышу разумные мысли.
Он пересадил ее на соседнее сиденье и завел машину.
– Что ты делаешь?
Усмехнулся в ответ на ее недоумение.
– Еду домой.
Катя всхлипнула, пытаясь выйти, понимая, что время все-таки истекло. Ей пора в самолет, ему – возвращаться назад. Из-за накатившего отчаянья даже не сразу поняла, что дверная ручка не поддается.
– Кир? Я не могу открыть.
– Не надо ничего открывать. Ты тоже едешь ДОМОЙ. Со мной.
– ЧТО???!!!
Он улыбнулся, поясняя, снова будто непонятливому ребенку:
– МЫ. ВМЕСТЕ. ВОЗВРАЩАЕМСЯ. ДОМОЙ.
– А как же самолет?
– Самолет полетит без тебя.
Ей определенно нравились эти слова, но правдой они быть никак не могли, а шутить подобным образом было слишком жестоко. Катя прошептала:
– Билет невозвратный. И все мои вещи уже там…
– Это единственное, что тебя беспокоит?
Кажется, да. Больше почти ничего не волновало. Она была даже готова пожертвовать стоимостью билета, лишь бы не расставаться с Кириллом. Но багаж уже наверняка доставили на борт.
– Катя, в той сумке есть что-то ценное? Вещи, с которыми тебе было бы жаль расстаться?
Она смотрела на него почти с ужасом.
– Там ВСЕ мои вещи. ВСЕ, понимаешь. Мне переодеться будет не во что, если я останусь…
Конец собственной фразы врезался в сознание, принося такую сумасшедшую радость, что Катя испугалась еще больше.
– Даже нижнего белья нет…
Он оказался близко-близко, опаляя дыханием виски, шепнул, касаясь губами ушка.
– Почему-то в этом я вообще не вижу проблемы. Как раз наоборот. А если серьезно…
Обхватил руками лицо.
– Еще раз, котенок, ответь мне: там есть что-то, о чем ты будешь жалеть? Память? Чей-то подарок?
Девушка задумалась. Ноутбук – единственную дорогую вещь – в багаж она не сдавала: он лежал в чехле на заднем сиденье. Больше в жизни не сохранилось никаких материальных ценностей. Исключением был только старый бабушкин медальон, спрятанный на груди под одеждой. И еще кольцо, с которым она не рассталась бы ни за что на свете. А в той сумке – просто одежда, нелюбимая, надоевшая, но необходимая. Действительно, вся ее одежда. В Петербурге остались жалкие крохи, уже пригодные разве что на тряпки.
– Катя?
– Там все очень нужное. Очень-очень.
Кирилл вздохнул.
– Я переведу тебя на младший курс. Или нет: лучше отдам в школу. Чтобы ты научилась отвечать на поставленный вопрос, а не говорить то, что приходит в голову.
Девушка растерялась.
– Я и отвечаю… Там все…
Он опустил палец на ее губы, мешая говорить. Чуть надавил, раскрывая, и вдруг обрушился собственным ртом, впиваясь с такой силой, что тонкая кожа заныла. Откинул на сиденье, запутываясь рукой в волосах.
– Мы завтра поедем в загс. Жаль, что сейчас не успеваем. Но на сегодняшний вечер тоже есть интересное занятие… И я уверен, что тебе понравится.
– Мне надо в самолет… – Катя это почти пропищала, и сама расхохоталась: настолько смешно звучал голос со стороны.
Кирилл стиснул еще раз ее плечи и отодвинулся, пристегивая ремень безопасности.
– Можно я не буду комментировать? Тебе хотелось прокатиться до аэропорта – мы это сделали. Теперь займемся тем, чего хочется мне.
Он взглянул на лицо девушки, которое за несколько мгновений сделалось из прозрачно бледного пунцовым, и рассмеялся.
– Уверяю, для того, что я задумал, краснеть не обязательно…
Глава 41
Виска коснулось теплое дыхание.
– Котенок, просыпайся. Мы приехали.
Она вынырнула из объятий сна, чтобы окунуться в тепло его глаз. Близких. Ласковых. Глядя в их завораживающую глубину, вдруг вспомнила густой глянец темного шоколада, ароматный, с едва ощутимым горьковатым оттенком.
Этот взгляд обволакивал терпковатой негой, спускался на кожу мягким, горячим облаком, в которое хотелось погрузиться с головой.
Катя улыбнулась, дотронувшись до щеки мужчины.
– Только теперь поняла, почему мне так нравится какао. И шоколад. У них цвет твоих глаз…
Он приподнял бровь.
– А что тогда насчет ваты? И леденцов? По-моему, ты просто сладкоежка, милая…
Девушка приподнялась с откинутого кресла, сплетая руки у него на шее, откликнулась на легкое движение губ. Чуть качнула головой.
– Просто очень нравится их вкус…
– Конфет? – шепот затаился в потяжелевшем дыхании.
– Конфет… – ответила также, едва слышно, возвращая ему поцелуй. – Не знала, что просплю всю дорогу.
Кирилл хмыкнул.
– Кто-то всю прошлую ночь, похоже, бодрствовал. Опять готовилась к зачету?
– Скорее, к экзамену.
– Вот как? Не помню в вашем расписании никаких экзаменов.
Ее улыбка стала виноватой.
– Это был лично мой. И я его не сдала, – она помолчала. – Спасибо, что ты не дал мне улететь. Но может, все-таки надо было?
Мужчина поправил ее растрепавшиеся от сна волосы.
– Знаешь, Катюш, я никогда не одобрял экстернат. Конечно, бывают исключения, когда без него не обойтись, но сейчас явно не тот случай. Чтобы справиться с какой-то ситуацией, нужно до нее созреть. Поэтому перестань винить себя за то, что хотела остаться. Ничего плохого или неправильного в этом желании нет.
– Не могла представить, что снова придется расставаться с тобой…
– Знаю, маленькая. Мне и самому было больно при одной мысли об этом. Пока еще не время.
– Пока?! – в ее голосе зазвенел страх.
– Ну мы же не будем безотрывно вместе, Катя. Ты это понимаешь?
Она расслабилась: Кирилл имел в виду совсем не то, что растревожило ее душу.
– Конечно, понимаю. Просто подумала о другом.
Уточнения не требовались: мужчина и так прекрасно осознал, что пришло ей в голову. Притянул девушку к себе. Он все сделал правильно. Сейчас не нужны никакие расставания, пока они не насытятся друг другом. Пока не утихнет боль, скопившаяся за месяцы разлуки, а сердце не наполнится покоем и уверенностью.
Катя только теперь заметила, где они остановились: на парковке перед крупнейшим в городе торговым центром. Невольно вспомнила дождливый вечер, когда Кирилл подвозил ее и отчаянье, заполонившее тогда душу. Насколько сейчас все было иначе, даже несмотря на вновь собирающийся дождь.
– Тебе что-то надо купить?
Мужчина улыбнулся.
– Скорее тебе.
Она уставилась на него с недоумением, которое довольно быстро сменилось пониманием сказанного. И растерянностью.
– Ты же не собираешься… Кир, нет!
Он был готов к возражениям. Катя не была бы сама собой, если бы сейчас обрадовалась открывшейся возможности. Как сильно все-таки девушка отличалась от других! Кирилл не мог не вспомнить злосчастные курсовые как попытку заработать. Как она выживала все это время? Несмотря на ее рассказ, мужчина отлично понимал, что даже о половине того, что ей пришлось пережить, девушка не поведала. Наверняка смягчила краски, чтобы не расстраивать его. Но и без того знал, что легко ей не было. Терпимо – в лучшем случае, да и то лишь потому, что она привыкла довольствоваться малым.
Как странно, их знакомтсву уже почти пять лет, и за это время не было практически ни дня, чтобы он не думал о ней, но при этом так мало сумел дать, даже каких-то банальных мелких радостей.