Тайны острова Буяна Шведов Сергей
— Изгои, значит, — сделал неожиданный вывод хозяин.
Спорить я с ним не стал, ибо успел уже догадаться, что господин Имир недолюбливает атлантов, но, возможно, к изгоям он отнесется более снисходительно. Тем более что у меня не было ни малейшего желания ввязываться в древнюю распрю между атлантами и волотами, которая разрешилась, к нашему удовольствию, много тысяч лет назад.
— Что вам нужно в моем замке?
— Сущая ерунда. Куда-то запропастился Грааль, и мы с коллегой подрядились его отыскать.
Гром загромыхал так неожиданно, что я невольно вздрогнул. Впрочем, как вскоре выяснилось, оглушительные раскаты не имели к атмосферным явлениям никакого отношения — это смеялся волот. Видимо, у него было весьма специфическое чувство юмора. Я лично ничего смешного в возникшей ситуации не находил. Скорее уж испытывал некоторое беспокойство по поводу приплясывающей и махающей огромными ручищами туши: ненароком она могла раздавить нас с Вацлавом Карловичем.
— Это смешно, — вежливо согласился я, когда раскаты грома наконец стихли. — Но почему бы не повеселиться в хорошей компании?
— Ладно, пошли, — сказал волот. — Так и быть, напою вас вином. А потом мы устроим состязание. Могу же я слегка развлечься после стольких дней одиночества?
— Безусловно, — подтвердил я. — Но надеюсь, это будет состязание интеллектов, а не бицепсов?
— Чего? — не понял меня волот.
— Я много слышал, господин Имир, о вашем уме и необыкновенных способностях в магических искусствах, — сделал я комплимент хозяину.
Все-таки когда рядом с тобой шагает такая туша, то ты поневоле начинаешь комплексовать и метать бисер. И вообще, чувствуешь себя моськой, которой выпала почетная обязанность сопровождать слона. На каждый шаг волота мне приходилась делать три, что, согласитесь, не совсем удобно. Тем не менее я потихоньку обживался в предложенных обстоятельствах. И жилище волота не казалось мне таким уж огромным и мрачным, хотя, безусловно, много бы выиграло, если бы его серые стены были расписаны райскими птицами.
— Какими еще птицами? — недоуменно глянул на меня сверху вниз Имир, когда я высказал ему вслух свои пожелания.
— Ну, скажем, гамаюн, алконост, сирин.
— Типун тебе на язык, — сердито хрюкнул хозяин. — Я честный волот, а не какой-нибудь развращенный атлант.
— Виноват, — поправился я. — А если, скажем, пруд нарисовать и пустить по нему лебедей?
— Издеваешься, да? Да я тебе пасть порву, земноводная лягушка!
— А в чем дело-то? — не понял я.
— Это вам, атлантам, лебедь брат, а мне он лютый враг.
Крафт довольно нелюбезно ткнул меня кулаком в бок, недвусмысленно намекая тем самым, что мне лучше бы придержать язычок, дабы неразумными речами не навлечь на наши головы гнев хозяина.
— Так ведь это суеверия, — попробовал я переубедить волота. — Лебедь птица, а атлант человек— что между ними может быть общего?
— А яйцо? — напомнил мне Имир. — Кто снес яйцо, из которого вылупились твои предки, атлант?
— А кто его снес?
— Птица лебедь и снесла.
В принципе при большом желании в рассуждениях волота можно было обнаружить зачатки первобытного дарвинизма. Правда, они не во всем совпадали с известной нам со школьной скамьи теорией эволюции, но, в конце концов, человеку гораздо приятнее числить в предках красивую, гордую птицу, чем хамоватого примата. Однако я рискнул поправить господина Имира и блеснуть знаниями в состязании интеллектов.
— Не смеши меня, атлант, — обиделся великан. — Это мы, волоты, произошли от матери-обезьяны, а вы на нашей Земле вечные приблуды.
Наш научный спор продолжился в обширном помещении, которое, конечно, можно было назвать залом, но гораздо в большей степени оно походило на Дворец спорта, на арене которого возвели помост— специально по случаю приезда артистов. Впрочем, Дворец спорта был пуст, а эстраду волот использовал вместо стола. В данный момент на столе стоял огромный кувшин, а рядом солидных размеров глиняная кружка, под стать огромной лапе нашего гостеприимного хозяина. Кое-как мы с Вацлавом Карловичем взгромоздились на лавку, но чтобы возвыситься над столом, нам пришлось опереться на нижние конечности. Получился довольно сомнительный а-ля фуршет, когда хозяин сидит, а гости стоят. К чести господина Имира, он не обнес нас чаркой, наполненной до краев красным как кровь вином. То, что это вино, я определил по запаху, но что касается его градусов, то тут у меня были сомнения. Тем не менее я не стал обижать хозяина и сделал из большой и тяжелой посудины несколько глотков. Зато сам волот махом осушил свою кружку, которая вмещала по меньшей мере ведро спиртосодержащего напитка.
— Меня, господин Имир, все-таки гложут смутные сомнения по поводу вашей теории.
— Какой еще теории? — рыкнул волот.
— Да вот хотя бы насчет птицы. Нет, выглядит все это красиво, поэтично и мифологично. Но с научной точки зрения ваше предположение звучит слишком смело.
— А вот это видел, — поднес к моему носу волосатый кулак волот.
— Чисто внешне ваш жест кажется убедительным, — согласился я, — но если рассуждать абстрактно, то приходится констатировать вашу неправоту. Для начала я хотел бы уточнить некоторые детали.
— Уточняй, — великодушно согласился волот, убирая кулак.
— Каких размеров было яйцо, из которого вылупились атланты? И кто их высиживал?
— Яйцо было огромное, больше моего замка. А вас никто не высиживал, вы сами из него вылупились, нам на беду. Мой прадед видел все это собственными глазами. Ну, может, не сам прадед, но его прадед — это точно.
— То есть событие происходило давно?
— Тысячи лет назад.
— Вот видите, господин Имир, — укорил я волота, — живых свидетелей у вас нет. А сам факт появления атлантов на Земле подернут дымкой времени. Что и требовалось доказать.
— Какая еще дымка? — возмутился Имир. — Что ты плетешь?
— Вы лебедей видели?
— Видел. Скажешь, они яйца не несут?
— Несут. Но кто из тех яиц вылупляется?
— Птенцы вылупляются, — обиженно прогундел волот.
— А почему не атланты? Ведь, согласно вашей теории, милейший, лебеди должны высиживать нашего брата.
— Ну ты гусь! — возмутился волот. — Вы на него посмотрите. А чем ваши бабы будут заниматься, если вас лебеди начнут высиживать?
— Резонный вопрос. Но подтверждает он скорее мои выводы, чем ваши.
Господин Имир обиделся. Все-таки у него хватило ума понять, что спор он проиграл. И подвели его гуси-лебеди, которые исключительно из одного упрямства перестали высиживать атлантов.
— Это была большая птица лебедь, — попробовал продолжить спор волот. — Огромная как мир. И плавала она в огромном озере.
— Утка в море, хвост на заборе, — вспомнил я детскую загадку.
— Это еще что такое?
— Догадайтесь сами, господин Имир. Так как же нам быть с Граалем?
— Раз не было яйца, значит, нет и Грааля, — хихикнул волот. — Так-то, изгои. А зачем море забором огородили?
— Чтобы оно не вышло из берегов. Значит, Грааль вылупился из яйца вместе с атлантами?
— Вылупился.
— И где он сейчас?
— Не смеши меня, изгой. Если бы волоты знали, где находится Грааль, то вашему брату давно бы пришел конец.
— Ну хотя бы приблизительно?
— А зачем он тебе?
— Украсть хочу. С помощью Грааля я стану самым могущественным атлантом на свете.
— Дурак, — вздохнул волот, — не станет Грааль тебе служить. Ты же изгой.
— Не станет служить — я его поломаю. Вы, волоты, от этого только выиграете.
— Надо подумать, — задумчиво проговорил Имир. — На камнях гадать умеешь?
— Увы, — развел я руками.
— То-то и оно, — оскалился волот. — Ничего-то вы, атланты, не умеете. За вас Грааль и думает и делает. А я умею гадать не только на камнях, но и на огне.
— Любопытно было бы взглянуть. Все-таки не каждый день нам на пути попадаются истинные профессионалы. Мастера своего дела.
В гигантском зале имелся очаг соответствующих размеров. Топился он дровами в два обхвата. Груда этих, с позволения сказать, дров лежала в углу. Волот, переваливаясь на толстых ногах, подошел к очагу, достал с приступки кремень и кресало и стукнул камнем о камень. Огонь занялся на удивление быстро и пылал так жарко, что я невольно отшатнулся. Волот усмехнулся, зачерпнул из кармана кожаных штанов пригоршню какого-то порошка и I швырнул его в огонь. Зал стал заполняться удушливым, сладковатым дымом. Стоявший рядом со мной Крафт закашлялся.
— Смотри, атлант, — торжественно произнес Имир.
Поначалу я не видел ничего, потом сквозь дым стали проступать очертания замка. Замок явно подвергался осаде. Сомнительно, чтобы многочисленное окружившее его войско пришло сюда полюбоваться красивым пейзажем. Видение мелькнуло и исчезло, а его место занял огромный провал.
— Вход видишь? — донесся до меня вопрос Имира.
— Вижу.
— Ну так иди, атлант. Возможно, дорога приведет тебя к нужному месту.
…Очнулся я уже в тоннеле. Рядом прерывисто дышал Крафт, еще не пришедший в себя от дыма, которым попотчевал нас гостеприимный волот. Похоже, этот дым содержал наркотические вещества, иначе трудно объяснить наше странное состояние. Ни я, ни Вацлав Карлович не помнили момент, когда мы покинули замок Имира. А между тем тоннель, в который мы столь неосторожно углубились, тянулся, похоже, на многие километры.
— Надеюсь, он выведет нас не в преисподнюю, — выразил я робкую надежду.
— Черт бы вас побрал, Чарнота, — откашлялся наконец Крафт. — Вы вечно суетесь в воду, не испросив броду.
— Вы видели осажденный замок? — спросил я его.
— Ничего я не видел, — удивленно отозвался Вацлав Карлович.
— Вашего фонарика надолго хватит?
— Не знаю. А сколько времени мы находимся в этом тоннеле?
— Спросите что-нибудь полегче. Будем надеяться, что мы все-таки на верном пути.
Надежда была слабой, свет от фонарика еще слабей, но тем не менее он позволял нам двигаться по тоннелю, не натыкаясь на стены. А тоннель был на редкость извилист и очень напоминал лабиринт.
— Будет просто счастьем, если в конце пути мы не столкнемся с Минотавром. Как вы думаете, Крафт, Минотавр — это реальное существо или выдумка наших предков?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. После того знакомства с болотом встреча с Минотавром не кажется мне такой уж невероятной. Вы по-прежнему хотите отыскать Грааль, Вацлав Карлович?
— Сейчас даже больше, чем прежде. У меня появилась уверенность, что он действительно существует.
— Следовательно, вы поверили, что атланты вылупились из яйца?
— Не ерничайте, Чарнота. Вы отлично поняли, что речь идет о космическом корабле.
— Выходит, мы пришлые на этой планете?
— Вероятно, да.
— Жалко потомков местных обезьян. Наши предки поступили с ними слишком жестоко. Вы не находите, Вацлав Карлович?
Крафт не успел высказать свою точку зрения — впереди мелькнул свет. На наш радостный вопль тоннель отозвался вопросом:
— Это вы, Совершенные?
— Мы.
Ответил на вопрос, долетевший неведомо откуда, Вацлав Карлович Крафт. Что касается меня, то я слишком скромен для таких ко многому обязывающих признаний.
— Какое счастье, что вам удалось пробраться в замок Монсегюр.
Я не был уверен в своем везении, а потому и промолчал. Говоривший с нами человек выступил из тени, свет фонарика упал на его кирасу, потом на покрывающий голову шлем.
— Следуйте за мной, — произнес наш проводник, и мы не замедлили последовать его призыву.
У меня почти не было сомнений в том, что мы сейчас находимся под сводами того самого осажденного замка, который привиделся мне в дыму у очага. Другое дело, что я не мог понять, зачем великану Имиру понадобилось нас сюда переправлять. Замок был типично средневековым, в таких мне уже доводилось бывать во время первого посещения острова Буяна. С уверенностью могу сказать, что строили его не атланты. Равным образом и люди, защищавшие и осаждавшие его, не имели никакого отношения к легендарной Гиперборее.
— Это катары, — шепнул мне на ухо Крафт. — Их еще называли альбигойцами. Замок Монсегюр находится в Лангедоке. Сейчас начало тринадцатого века от Рождества Христова.
О катарах мне доводилось слышать. Они были еретиками, сомневающимися в божественном происхождении Христа. Тогдашний папа организовал против них крестовый поход, сопровождавшийся жуткой резней. Кажется, все эти люди были истреблены. И мы с Крафтом угодили в стан обреченных. Самым странным было то, что Вацлав Карлович этому обстоятельству не удивился, а скорее даже обрадовался, словно напал наконец на верный след. Во всяком случае, чувствовал он себя в сложившейся ситуации как рыба в воде.
Мы поднялись вверх по лестнице вслед за нашим проводником, прошли по коридору и очутились в небольшой комнате. Навстречу нам из-за стола поднялся седобородый человек, одетый в кожаный потертый колет. Глаза его сверкнули радостью, и он произнес с видимым облегчением:
— Ну наконец-то, Совершенные. Срок перемирия истекает через несколько часов, а наши святыни все еще находятся здесь, в замке Монсегюр.
— Замок обложен со всех сторон, — склонился в поклоне Крафт. — Нам с трудом удалось пробиться сюда, чтобы разделить судьбу своих братьев.
— Нет и еще раз нет, — твердо произнес седобородый. — Вы покинете замок немедленно. Спасение наших святынь отныне станет вашим уделом.
Положение, в котором мы оказались отчасти не по своей вине, мне откровенно не нравилось. Эти люди явно ошибались на наш счет. Мы не были Совершенными. За себя, по крайней мере, я ручаюсь. С другой стороны, я не мог разоблачить Крафта, ибо это было чревато для нас большими неприятностями. Вряд ли люди, находящиеся на грани жизни и смерти, стали бы церемониться с самозванцами, а возможно и шпионами, обманом проникшими в их цитадель. Кровь пролилась бы неизбежно. И не только наша, поскольку мы с Крафтом были вооружены и умирать не торопились.
Пока я пребывал в мучительных раздумьях, Вацлав Карлович принял из рук седовласого увесистый мешок, в котором, надо полагать, и хранились столь дорогие сердцу катаров сокровища.
— Да хранит вас Бог. Прощайте.
Сопровождаемые все тем же человеком в кирасе, мы спустились в подвал замка. Но если Вацлав Карлович собирался ускользнуть из осажденной цитадели тем же самым путем, каким проник сюда, то он здорово ошибался. Подземный тоннель исчез, словно его никогда и не было.
— Вы уверены, что мы вернулись в то же самое место?
— Уверен, — твердо произнес наш проводник, и, по-моему, не погрешил против истины.
— Но куда исчез вход в тоннель?
Крафт старательно простукивал каменные стены, но, к сожалению, без всякого успеха. То ли магия выдохлась, то ли волот таким оригинальным способом избавился от непрошеных гостей, но в любом случае, проникнув в замок Монсегюр с помощью магических заклятий, мы оказались здесь на положении заложников.
— Это происки дьявола, — со страхом произнес сопровождавший нас катар, и, пожалуй, попал в самую точку.
— Придумайте же что-нибудь, Чарнота, — сердито глянул на меня Крафт. — Мы должны отсюда выбраться во что бы то ни стало.
Легко сказать, выбраться. Я, между прочим, не птица и летать не умею. Что же касается ворот замка, то их, вероятно, осаждающие стерегут с особым тщанием и так просто не выпустят добычу из рук.
— В замке есть веревки?
— Вы хотите спуститься со стены? — спросил проводник.
— Да.
— Тогда вам следует поторопиться, до рассвета осталось меньше часа.
Это был наш единственный шанс к спасению. И, прямо скажу, довольно хлипкий шанс. Стены замка Монсегюр были высоки, а ночь оказалась на удивление лунной и звездной. Нас могли обнаружить еще во время спуска и тепло встретить внизу.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — сказал я, хватаясь за веревку. — Спускайте.
С десяток защитников замка страховали наш спуск. Сорваться я не боялся. В конце концов, не такое уж это трудное дело для здорового и тренированного человека спуститься по отвесной стене. В двух метрах от меня пыхтел Крафт, упираясь в стену ногами. С ним тоже пока все было в порядке, хотя Вацлаву Карловичу, пожалуй, было потруднее, чем мне, поскольку на плечах его висел довольно тяжелый мешок. Я предлагал ему свои услуги в качестве носильщика, но Крафт наотрез отказался от моей помощи. Видимо, сокровища катаров были слишком дороги и его сердцу, чтобы доверить их постороннему лицу. Что касается меня, то я понятия не имел о содержимом мешка, да и не очень стремился узнать. В данный момент меня этот вопрос волновал менее всего.
Спустились мы на удивление удачно. Вокруг стояла убаюкивающая тишина, и только от подножия холма доносился неясный шум. Похоже, лагерь крестоносцев пробуждался с первыми лучами солнца.
— Хочу вас предупредить, Чарнота, — прошипел в мою сторону Крафт, — если мы попадем в лапы инквизиции, то у меня есть шанс выкрутиться, а вас сожгут на костре.
— Это еще почему?
— У вас на плече печать Сатаны.
— Вы, кажется, собираетесь драться, господин Крафт?
— Собираюсь и настоятельно рекомендую вам следовать моему примеру, если хотите выбраться отсюда живым. Не забывайте, что эти люди пришли сюда убивать. И свою работу они выполнили весьма успешно, истребив едва ли не все население Лангедока.
У меня не было причин сомневаться в словах Вацлава Карловича. Я сам кое-что слышал о последствиях крестового похода, организованного римским папой против еретиков-альбигойцов, да и Крафт уже неоднократно демонстрировал мне свои глубокие познания в мировой истории. Видимо, в отличие от меня, этот человек серьезно подготовился к экспедиции за Граалем и, напав на след, не собирался выпускать из рук птицу удачи. Правда, мне не совсем было понятно, какое отношение катары имеют к предмету наших поисков, принадлежавшему, если верить волоту Имиру, легендарным атлантам. Однако время для расспросов было неподходящим, и мне не оставалось ничего другого, как отложить разговор с Крафтом до лучших времен.
Нам нужны были кони, ибо покинуть достаточно быстро эти нашпигованные вооруженными до зубов головорезами места пешим порядком было более чем проблематично. Неожиданно с конями нам повезло. Два ротозея вели их в поводу прямо нам навстречу. Кони были уже оседланы, что как нельзя лучше нас устраивало. Пистолетом с глушителем воспользоваться я не захотел, а просто поднялся из густой травы в шаге от своего облаченного в кольчугу оппонента. Видимо, рыцарь никак не ожидал встретить в этот мирный, окутанный предутренней дымкой час столь решительно настроенного человека. Мой удар пришелся ему точно в челюсть. Крестоносец потерял на какое-то время всякий интерес к окружающему миру, чем я не преминул воспользоваться. Своего противника я связал по рукам и ногам, предварительно сняв с него кольчугу и плащ, украшенный крестом синего цвета. Быстро облачившись в чужую амуницию, я легко запрыгнул на коня. А приобретенные мною в последнее время навыки верховой езды позволили мне достаточно уверенно держаться в седле.
Крафт тоже легко разобрался со своим противником, из чего я заключил, что Вацлав Карлович прошел хорошую школу рукопашного боя и в совершенстве владеет навыками мордобития, столь необходимыми в многотрудной профессии авантюриста.
— Ну что, поехали? — спросил Крафт, пряча под плащ крестоносца свой драгоценный мешок.
По пути к лагерю мы миновали несколько дозоров, которые, впрочем, не обратили на нас никакого внимания. Да и с какой стати должны были вызывать подозрения у окружающих два спокойно беседующих доблестных рыцаря, готовых положить жизнь за святое дело.
— Как вы думаете, Крафт, — меж тем спрашивал я, — почему на острове Буяне люди разных национальностей говорят на одном языке?
— Видимо, потому, что основа всех этих языков одна и та же.
— Утверждение не бесспорное, не говоря уже о том, что, в сущности, ничего не объясняет, ибо даже современный француз вряд ли способен понять своего предка из далекого тринадцатого века.
— Боюсь, что это проблема не только языка, но и психологии.
— Вы считаете, что мы с течением веков стали гуманнее?
— Вне всякого сомнения.
— Да вы, батенька, оптимист, — заключил я и пришпорил коня.
Крестоносцы расположились вокруг замка Монсегюр кольцом. Но в этом кольце зияли огромные дыры, ибо их войско не было столь велико, чтобы охватить огромный холм, на котором возвышался последний оплот катаров. Мы легко выбрались на дорогу, оставив за спиной лагерь своих недоброжелателей. Странно, что катары не воспользовались столь удобным случаем для спасения или хотя бы не предприняли попытку вылазки, которая при данных обстоятельствах вполне могла быть успешной.
— Им некуда было бежать, — пояснил мне Крафт. — Крестоносцы бесчинствуют по всему Лангедоку. Осажденные, все пятьсот человек, предпочли смерть в огне сдаче на милость победителя.
— Неужели все сгорели?
— Все. Две сотни Совершенных, простые воины, владельцы замка, их жены и дети.
— А кто они такие, эти Совершенные?
— Совершенными катары называли людей, отрекшихся от земных благ и посвятивших себя служению Богу и ближним.
Воистину нам с господином Крафтом до совершенства было ой как далеко. О себе я скромно умолчу, поскольку на наследство катаров я не претендую, но Вацлав Карлович, прибравший к рукам их сокровища, по-моему, взял большой грех на душу. И его поведение сильно попахивало мародерством. О чем я со свойственной мне прямотой и сказал расторопному авантюристу.
— А вы бы предпочли, чтобы сокровища катаров попали в лапы инквизиторов?
— Я бы предпочел, чтобы они сгорели вместе с их владельцами.
— Глупо, Чарнота. Речь-то ведь идет о достоянии всего человечества. И если верить рукописям, сокровища катаров исчезли из замка Монсегюр буквально за несколько часов до штурма. Но, как мы с вами убедились, люди, которых ждали Совершенные, либо опоздали, либо были перехвачены крестоносцами. Если, конечно, не считать за таковых нас с вами.
— Но ведь это абсурд!
— А разве не абсурд то, что мы с вами сейчас находимся здесь, а не пьем пиво в каком-нибудь баре. Что мы знаем об этом мире и что мы знаем о мире том? Вы уверены, что ваши поступки — это результат только ваших усилий? Или мы все выполняем то, что предназначено нам свыше?
— Иными словами, вы, господин Крафт, всего лишь посланец. А интересно, кого — Бога или дьявола?
— Я и сам бы хотел это знать, — сухо отозвался Вацлав Карлович.
Погони за нами не было. Что ж, у крестоносцев и без нас хватало дел. Мы неспешно рысили по дороге куда глаза глядят, стараясь убраться как можно дальше от этих опасных мест. У меня были смутные представления о том, каким путем мы сможем выбраться из века тринадцатого в век двадцать первый, — ну разве что сам остров Буян придет нам на помощь. Я пытался применить известный мне магический способ, то есть честно закрывал глаза и представлял себя лежащим на диване или сидящим в кресле в особняке Бори Мащенко. Но, увы, этот способ, прекрасно срабатывавший в замке Руж, на проселочной дороге Лангедока давал очевидные сбои. Скорее всего, не хватало магической энергии, хранившейся в древнем капище атлантов и пропитавшей всю тамошнюю округу.
— Кстати, Крафт, а что собой представляют сокровища катаров?
— Не знаю, — недовольно отозвался Вацлав Карлович. — Если верить слухам, дошедшим до нас из глубины веков, то они имеют отношение к Граалю. Косвенно эти слухи подтвердил и волот Имир, отправивший нас не куда-нибудь, а в осажденный замок Монсегюр.
— Может, этот великий маг просто прочитал ваши мысли, Крафт?
— Все может быть, но, клянусь, я в этот замок не стремился и даже не вспоминал о нем в логове волота.
— Так давайте проверим содержимое мешка, вдруг там лежит ключ если не от Грааля, то хотя бы от двери в наш двадцать первый век.
— Сначала доедем вон до того селения. Я здорово проголодался. А уж потом в спокойной обстановке займемся сокровищами катаров.
Предложение было разумным. У меня тоже живот подвело: за двое суток, что мы провели на острове Буяне, перекусить нам удалось только однажды, в замке волота. Но вряд ли тот обед можно назвать полноценным, поскольку мы были отлучены от котла почти сразу после того, как приступили к трапезе. К тому же, мне очень хотелось пить, а в окрестностях не наблюдалось ни озерца, ни родника, ни колодца, ни какого-нибудь иного источника влаги.
Быть может, с нашей стороны было слишком опрометчиво въезжать в этот небольшой городок, насчитывающий сотни полторы каменных построек, но у нас не было другого выхода. Тем более что городок нам поначалу показался мирным. Однако, попетляв по узким улочкам и выехав на площадь, мы обнаружили, что являемся не единственными его гостями. Довольно обширная площадь была заполнена обывателями, но верховодили в готовящемся представлении не они, а облаченные в кольчуги люди, среди которых выделялся одетый в рясу дородный монах. Мне он не понравился с первого взгляда. Уж слишком старательно и со знанием дела он поправлял вязанки хвороста вокруг возвышающегося посредине площади столба. Появление на площади двух сеньоров не могло, разумеется, пройти незамеченным, и все взоры собравшихся здесь обывателей тут же обратились в нашу сторону. Монах тоже нас заметил, но не особенно взволновался по нашему поводу. В окружении трех десятков копейщиков он мог чувствовать себя вполне уверенно даже перед лицом знатных господ. Однако, проверив работу своих подручных, он счел своим долгом поприветствовать нас с Крафтом:
— С кем имею честь разговаривать, благородные господа?
Физиономия у монаха была откровенно наглая, а выглядывающие из складок жира маленькие поросячьи глазки бесцеремонно ощупывали незнакомых рыцарей. В общем, тип пренеприятный. Сразу видно, пьяница, развратник и вор.
— Сир Вадимир де Руж, — назвал я себя, надменно цедя слова сквозь зубы.
— Барон де Френ, — представился Вацлав Карлович, и, разумеется, соврал. Ибо к замку Френ он не имел ровным счетом никакого отношения. Да и сам замок ныне лежал в руинах, после того как там почудили дэвы, выпущенные из тысячелетнего плена хитроумным ведуном Варлавом.
— Я здесь по поручению монсеньора Доминго, — сказал нам толстый монах. — Искореняю ересь в этом подверженном козням дьявола краю. А зовут меня брат Бертран. Что делают здесь благородные господа?
— Служим святому делу, — сухо отозвался липовый барон де Френ. — Продолжайте свою работу, брат Бертран.
Липовый монах слегка поклонился и, обернувшись к своим подручным, крикнул:
— Ведите слуг дьявола.
Никаких иллюзий по поводу предстоящего здесь события ни у меня, ни у Крафта не было. На городской площади собирались сжечь человека, а нам предлагалось поучаствовать в этом чудовищном представлении в роли наблюдателей. Меня такая роль не устраивала. Я окинул взглядом окружающие площадь дома из посеревших камней, пытаясь адаптироваться к обстановке. Дома, видимо, принадлежали зажиточным горожанам и вполне могли выдержать осаду целого отряда, если, конечно, их будут оборонять решительные и хорошо вооруженные люди.
— Бросьте валять дурака, Чарнота, — зашипел в мою сторону Крафт. — Это дело нас не касается. Мы не имеем права так глупо рисковать.
— А еще рыцарем назвались, Вацлав Карлович. Стыдно, батенька.
— Этот человек, возможно, виновен в страшном преступлении. Побойтесь Бога, Чарнота, нам с вами не по силам переписать прошлое. Что свершилось, то свершилось.
Возможно, господин Крафт был прав в своих рассуждениях, но кроме логики в этом мире существует еще и совесть. И именно поэтому я не мог уехать с этой площади, умыв руки. Наверное, одна спасенная человеческая жизнь ничего не изменит в этом мире, но это еще не повод для того, чтобы смиряться с ее потерей.
— Ждите меня на постоялом дворе, Вацлав Карлович. Если со мной случится крупная неприятность, то выбирайтесь в одиночку.
Крафт выругался и повернул коня, — судя по всему, мое упрямство не пришлось ему по вкусу. Что же касается меня, то я не собирался проливать кровь и подвергать риску здоровье ни в чем не повинных жителей городка, согнанных для пассивного участия в злодейском обряде. Я, конечно, не Ланселот Озерный, чтобы с помощью одного меча и мощной длани повергнуть наземь полчища сарацин, но мозги у меня варят, смею вас уверить. А потому бросаться в сечу я не собирался, равным образом мне не хотелось прибегать к помощи пистолета, который я тайком от Вацлава Карловича прихватил с собой на остров Буян. Во-первых, в нем было всего восемь патронов, а во-вторых, как-то уж очень не по-спортивному стрелять из огнестрельного оружия в людей, которые не имеют о нем никакого понятия. Пистолет я берег на крайний случай, когда не будет другого выхода.
Приговоренных оказалось двое. Их вывели из ближайшего к площади дома четверо копейщиков. Причем и мужчина, и женщина оказались мне настолько хорошо знакомы, что при виде их я даже рот открыл от изумления. Это были актеры драматического театра, заботливо опекаемого Анатолием Степановичем Крутиковым. Как они очутились в этом городе и каким образом успели так насолить местным властям, я понятия не имел. Но и не верить собственным глазам я тоже не мог. К сожалению, рядом со мной не было Крафта и некому было задать вопрос по поводу коварства некоторых, кто не моргнув глазом обманывает своих ближних. А ведь Вацлав Карлович клятвенно меня заверил, что отправил Борю Мащенко и актеров с острова Буяна на Большую землю. Вот и верь после этого авантюристам. Разумеется, теперь я просто обязан был вмешаться и вырвать из лап жирного монаха Бертрана Зимину и Ключевского. Как ни крути, а эти люди пострадали из-за меня. И было бы большим свинством тратить время на рассуждения о допустимых способах спасения, когда угроза смерти повисла над твоими знакомыми. Это был как раз тот случай, когда цель оправдывает средства. Тем не менее я не бросился очертя голову в сечу, а слез с коня и подошел к плотоядно ухмыляющемуся монаху:
— Вы в курсе, брат Бертран, что из замка Монсегюр сбежали два еретика?
— Нет. А что? — насторожился монах.
— Я это к тому, что в нашем деле спешка до добра не доводит. Когда эти люди попали к вам в руки?
— Сегодня ночью. Я вас не понимаю, сир де Руж, эти люди уже признались в богохульстве.
— Вы слышали о сокровищах катаров?
— Допустим. И что с того?
— Как вы думаете, что скажет монсеньор Доминго, узнав, что сокровища пропали по вашей вине?
— Но при чем здесь я? — не на шутку обеспокоился брат Бертран.
— А при том, что этих людей мы по приказу монсеньора разыскиваем вот уже целые сутки.
— Вы уверены, что это те самые люди?
— Разумеется, нет. Но речь шла о мужчине и женщине. Вы их обыскали?
— Конечно.
— И ничего не нашли?
— Нет.
— Мне жаль вас, брат Бертран. Монсеньор Доминго будет вами очень недоволен. Вы понимаете, о чем я?
— Не совсем, — растерянно отозвался монах.
— Вас обвинят в том, что вы, брат Бертран, скрыли от высокой коллегии сокровища катаров, а чтобы замести следы своего преступления, отправили на костер их эмиссаров.
— Но это же неправда! — побурел от обиды монах. — Клянусь Богом, у этих людей не было никаких сокровищ!
— Вы полагаете, что монсеньор Доминго поверит вашим клятвам?
Бурая физиономия побелела прямо на моих глазах. Похоже, монах в эту минуту осознал, что находится на краю пропасти. Надо полагать, он знал этого неведомого монсеньора Доминго лучше меня и не питал на его счет никаких иллюзий.
— В лучшем случае вас подвесят на дыбу, в худшем обуют в испанский сапог. Вам нравится такая перспектива, брат Бертран?
Мне кажется, Анастасия Зимина меня узнала, в ее устремленных на меня глазах была мольба. А когда женщина смотрит на меня такими глазами, я становлюсь жутко красноречивым. Я готов буквально горы свернуть, не говоря уже о каком-то там толстом монахе, который обнаглел до того, что собрался отправить на костер одну из красивейших женщин нашего города.
— Но я их немедленно допрошу, — спохватился монах. — Они расскажут мне все, смею вас заверить, сир де Руж.