Отряд смертников Корн Владимир
– Так, Егор, достань что-нибудь перекусить: ожидание может затянуться. Сема, форточку открой: жарко становится. – В комнате не было слишком жарко, но снять верхнюю одежду с себя они так и не успели, а теперь и вовсе смысла не было.
– Глеб, они идут, – подал голос стоявший у дверей Рустам. – Пятеро. Чернявин, Скрябин и еще трое.
– Что-то маловато для штурма. И в окно никакой движухи не наблюдается. Вернее, движение как раз есть, но самые обычные прохожие. – Поликарпов, опрокинув стол снова на ножки, установил его посередине комнаты, там, где он и стоял прежде.
Через открытое в дверях окно отчетливо были слышны шаги нескольких человек. Вот они приблизились к самим дверям, после чего раздался голос Чернявина:
– Открой, Чужак, поговорить нужно.
– Да заходите, открыто. Делать нам больше нечего, как ее запирать, – и Рустам, распахивая дверь во всю ширь, демонстративно зевнул.
Джиоев солгал: массивную задвижку он отодвинул одновременно с ответом, благо что она не выдала его лязгом. Рустам продолжал оставаться на месте и даже не подумал пошевелиться, когда всем пятерым, по очереди, пришлось протискиваться мимо него. Он лишь недобро ухмылялся, глядя в лицо каждому.
Чернявин остановился посреди комнаты, осмотрел ее, как будто видел впервые, затем произнес:
– Чужак, я тут думал-думал, и вот что мне в голову пришло. Мне сказали, что вы из Мирного идете. В Однинск?
Глеб кивнул, подтверждая. Тот посмотрел на него в ожидании вопросов и, не дождавшись, продолжил:
– Заходили к нам уже люди из Мирного, числом десять, месяца два назад. Тоже в Однинск направлялись.
Чужинов промолчал снова. Нетрудно догадаться, что заходили. Иначе откуда бы тот знал про Однинск, разговора у ворот о нем не было.
– Так вот, знаю я, кто и для какой цели людей туда посылает. И, судя по тому, что новая группа пошла, старая не вернулась. Так?
На это раз Глеб кивнул.
– Вот в этом и сложность. Дело-то всех касается, чисто по-человечески я тебе помочь должен. Но…
– Что «но»?
– Загвоздка вот в чем: даже если тебя твари на моих глазах неделю по кусочку жрать будут, я столько удовольствия не получу, как если бы своими руками… – и Антон, вытянув перед собой полусогнутые руки со скрученными пальцами, зачем-то на них посмотрел. – За друганов моих, за себя лично… Я понимаю, – сделал он знак рукой Чужинову, чтобы тот его не перебивал, хотя Глеб стоял молча и даже не думал, – бойцы у тебя штучные, каждый троих-четверых, а то и больше стоит. Не поймут меня люди, если я своих положу, чтобы до тебя добраться. Но и отпустить тебя вот так не могу: ты же мне, собака, иной раз ночами снился.
– Ну и что ты предлагаешь?.. – Глеб не понимал, куда тот клонит.
– Это все я к чему? Ножичком ты вроде махать умеешь, так давай выйдем раз на раз, а? Слово даю: чем бы ни закончилось, уйдут твои люди, с тобой или без тебя – тут уж как получится. Ну так что?
Глеб даже головой тряхнул, настолько слова Чернявина стали для него неожиданностью. Он собирался ответить, когда в разговор вмешался Рустам.
– Дядя, а девчонки симпатичные у вас тут есть? – обратился он к одному из сопровождения Чернявина, положив руку тому на плечо и заглядывая в глаза.
– Ну есть, – растерялся «дядя».
– Много?
А когда тот сумел придать лицу соответствующее невозмутимое выражение и даже попытался что-то сказать, Рустам пренебрежительно от него отмахнулся и повернулся уже к Чернявину:
– Слышь, Червивый, или как тебя там… Тут у вас, как выясняется, красавиц полно, ты здесь главный, мужик совсем не старый и по-любому их пользуешь. Жрешь конечно же лучше всех. Теперь вопрос: на какой хрен ты смерть свою торопишь? Ну пожил бы еще какое-то время, пока вот ему, – и он указал пальцем на Чужинова, – не до тебя. Ты же, пес смердячий, и так на два года лишних на этом свете благодаря своей козлячьей удаче задержался. Это потом он по твою душу придет, можешь даже не сомневаться, – и Джиоев сплюнул, едва не угодив на носок ботинка Чернявина.
– Рустам! – повысил голос Чужинов, но тот уже повернулся к ним спиной, пробормотав зло: «Да пошел он!»
Было видно, что Чернявин едва сумел с собой совладать: глаза у него налились кровью, а рот приоткрылся в злом оскале. Он бешено посмотрел на спину Джиоева, словно пытаясь испепелить того взглядом. Рустам, словно почувствовав, поднял руку с отставленным средним пальцем.
Наконец Чернявин пришел в себя.
– Ну так что, Чужак? – повторил он свой вопрос.
– Нет, конечно, что ни говори, у домашней животины мясо все-таки нежнее, – и Киреев, отдуваясь, отложил ложку в сторону. – Как будто бы и кабанчик молоденький, но одно слово – дикий зверь.
– Два слова, – хмыкнул Денис Войтов, пододвигая сковородку с жареным мясом к себе поближе.
– Не понял? – Прокоп сытно икнул.
– «Дикий зверь» – два слова, – объяснил Денис.
– Да хоть четыре. Один черт – мясо жесткое. – И, обращаясь уже к Чужинову, спросил: – Глеб, может, ну его на хрен эти гладиаторские бои? Этот гаденыш не иначе какую-нибудь пакость задумал. Ну не верится мне, что все по-честному будет. Да и слышал я за этого Чернявого: он с Хасаном вот так же на ножах один в один выходил. Зарезал он его, а уж тот на что мастер был!
– Мы уж как-нибудь, – прикрывая рот ладонью, до хруста в ушах зевнул Чужинов: после обильной трапезы неудержимо тянуло в сон. – Да и поздно теперь что-то переигрывать. Тем более все равно мне когда-нибудь пришлось бы дело свое доделывать: сам виноват, что накосячил. И чего тогда откладывать, коль скоро возможность подвернулась? Он только за Гурова смерти уже достоин.
«Ну и за Марину в какой-то степени», – подумал Глеб.
Как ни отнекивался каждый раз, когда Марина затевала разговор о том, что произошло в доме, где он впервые ее увидел, но однажды все же пришлось ее выслушать. Правда, ничего страшного он не узнал: заглянул в тот домик Глеб удивительно вовремя: Марина только тем и отделалась, что испугом да разорванной одеждой.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Прокоп. – Может, тогда мой нож возьмешь?
Нож у Киреева знатный: Прокоп им зажатые в тисках гвозди одним движением перерубал, а затем демонстративно начинал строгать волосинку.
– Спасибо, – отказался Чужинов. – Я к своему привык. Рустам, – обратился он к Джиоеву, – что-то я тебя не узнаю. Нервным ты каким-то стал, раньше за тобой такого не замечалось.
– Кто бы только знал, как я этих козлов ненавижу! – Лицо Рустама исказилось от ненависти. – Я, пока в ваши края добирался, такого насмотрелся! Как девчонок малолетних на глазах у их матерей!.. Как из-за сраной банки тушенки пулю в спину исподтишка!.. Как своим же в ноги стреляют, чтобы тварей задержать на какое-то время, в надежде шкуру свою спасти! А этот пришел сюда, бог и царь, справедливости какой-то требует, в благородство играет! – Он на мгновение умолк. – Никогда никому не рассказывал… Познакомился я еще в самом начале где-то под Воронежем с девушкой. Всю ее семью – отца с матерью и сестренкой младшей на ее глазах твари сожрали, сама она чудом спаслась. Славная такая девушка… Ну, думаю, попал ты Рустам: вот она, такая любовь, про которую только в книжках пишут да в кино показывают. Все у нас с ней замечательно было. А потом пришли эти черти и закончилась моя любовь. Меня самого не было, я потом тысячу раз пожалел, лучше бы уж убили меня, чем такое увидеть. Оля еще живая была, на руках у меня и умерла. Все говорила, чтобы простил я ее, как будто она виновата в том, что они ее толпой… Как я тогда Бога молил, чтобы она выжила, кто бы только знал! Но нет его, наверное, если он не услышал.
Рустам отвернулся, и плечи его мелко затряслись.
– Я их долго потом выслеживал, – голос его то и дело прорывался, – пока всех не достал. Не поверите: на могилку их головы приносил, к Олиным ногам складывал. Как умом не тронулся, до сих пор не пойму. А может, и тронулся, сам иногда сомневаюсь.
– Все мы насмотрелись и наслышались, – глухо сказал Прокоп Киреев. – Иной раз даже непонятно, кто больше звери: твари или такие вот нелюди.
Глава 15
Гладиаторские бои
Перед тем как снять часы с руки, Чужинов посмотрел на циферблат: одиннадцать тридцать две – они уже пару часов как должны быть в пути. Затем взглянул на небо – погода предвещала быть ясной, что тоже настроения не прибавило: такой денек пропадает! Налетит непогода, и придется ее пережидать, потому что себе дороже идти в метель, когда в нескольких шагах не видно ничего. Пока Бог миловал, но надолго ли?
– Смотри-ка, сколько народу собралось. – Прокоп усмехался. – Нет чтобы скромненько все обставить, так этот чмырной балаган решил устроить. Глеб, может, все-таки мой возьмешь? – в очередной раз предложил он свое сокровище.
– Нет, – вновь отказался тот. Затем обратился к остальным, стоявшим плотной кучкой: – Все всё запомнили? Зрелищем, как два барана будут стараться друг другу кровь пустить, не увлекаться, действовать, как договорились.
– Все понятно, Глеб, – кивнул за всех Роман Крапивин, выглядевший, как обычно, серьезней некуда. – Ты уж поосторожней: от него что угодно можно ждать.
– Постараюсь, в моих же интересах.
– Ты смотри-ка, не врал тот дятел: симпатичных девиц и правда хватает! – искренне удивился Рустам.
– Кто о чем, а вшивый о бане, – пожал плечами Денис.
– Насчет бани – это к Поликарпову, – парировал Рустам, а когда Семен открыл было рот, чтобы ответить, судя по ухмылке, что-то не менее колкое, толпа зрителей, и без того говорливая, зашумела еще громче.
– Идет! Идет!
И действительно: в образовавшемся живом коридоре показался Чернявин, в накинутой на голый торс собачьей дохе. Он шел в сопровождении тех же трех громил, что наведывались вместе с ним в столовую.
По центру толпы тут же образовалось пустое пространство диаметром в семь-восемь метров.
Чернявин, вероятно, затягивать не желал, потому что, сбросив доху движением плеч, тут же вышел в центр, приглашающе махнув Чужинову: подходи. Обнаженный по пояс, Чернявин выглядел внушительно: под кожей перекатывались бугры мускулов, которыми он поигрывал явно на публику. Что удивительно, на самой коже не было видно ни единой татуировки. Лишь шрамы: пулевая отметина на правом боку возле самого пояса; неровный, похожий на осколочный на две ладони повыше; ну и тот, что оставил ему сам Чужинов – начинающийся у самого горла и заканчивающийся в районе левой подмышки.
– Удачи, Глеб! – хлопнул Чужинова по плечу Денис Войтов.
Чужинов скинул с себя куртку, положил ее поверх сложенных в кучу рюкзаков, подмигнул Егору и пошел навстречу Чернявину.
– А он ничего так мужчинка! Жалко будет! – услышал он голос откуда-то из толпы.
– Ну да, Зойка, ты только его еще и не попробовала, – ответил ей другой, тоже женский.
– Да они все там красавчики, – не осталась в долгу первая. – Я бы их всех в плен на пару неделек взяла.
Тактика армейского ножевого боя значительно изменилась после того, как в армиях всего мира повсеместно начали применяться средства индивидуальной защиты. И действительно, какой смысл в тычковых ударах, когда бронежилеты обязаны держать пулю? Потому техника начала строиться на ударах режущих: на теле человека достаточно мест, где магистральные артерии расположены неглубоко. Стоит повредить одну из них, и противник истечет кровью. И если даже не умрет сразу, то ослабеет настолько, что продолжить бой будет не в состоянии.
«Только когда нож много значил? – усмехнулся Чужинов, вспомнив шутку из своего армейского прошлого о том, что в рукопашной схватке побеждает тот, у кого больше патронов. – Если уж на то пошло, обычная саперная лопатка куда более грозное оружие в ближнем бою, нежели самый современный тактический нож».
– Ну что, Чужак, приступим? – Чернявин уже не играл на публику, он был серьезен и сосредоточен.
А когда Глеб кивнул, скользнул на шаг вперед, сделав выпад и целясь в лицо. Вернее, в глаза, что создает нервное напряжение у всех без исключения – так уж устроены люди. Глеб ушел в сторону, ожидая, что сейчас противник продолжит движение и попытается полоснуть ему по ноге: сам он намеренно Чернявину этот соблазн и предоставил. Но нет: тот рывком разорвал дистанцию и застыл в оборонительной позе, чем-то напоминающей фехтовальную, с той лишь разницей, что левое предплечье прикрывало грудь в области сердца. Что, в общем-то, было понятно: то, что применимо в иных обстоятельствах, сейчас, при таком скоплении не искушенных в тонкостях ножевого боя зрителей, могло быть принято за подлость. Антон, судя по всему, создавать такое впечатление не пожелал, отпрыгнув назад. Это потом он может, плюнув на подобного рода сложности – собственная жизнь дорога всем, и Чернявин не исключение, – прибегнуть к любому, даже самому подлому приему, но сейчас сдержался.
Чернявин атаковал снова, стараясь угодить режущим движением по запястью Чужинова. И снова Глеб ушел, сделав ответный выпад и целясь острием в тыльную часть ладони противника с зажатым в ней ножом. Не достал, хотя не очень-то и пытался, лишь обозначил намерение.
Краем зрения Глеб уловил взгляд девушки, к слову, весьма симпатичной. Та смотрела куда-то ему за спину, и вид у нее при этом показался Чужинову каким-то испуганным. Но было не до того: Чернявин в очередной раз пошел в атаку, теперь более решительную, от которой Глебу едва удалось спастись. И то лишь благодаря тому, что в самый последний момент буквально чудом ему удалось отбить своим лезвием клинок ножа Чернявина. Металл лязгнул о металл, и в притихшей толпе кто-то испуганно охнул. Дальше Глеб удачно угодил носком под колено противника, окончательно разрушив его атаку. Удар, к его глубочайшему сожалению, получился несильным: Чернявин даже не захромал.
– Мочи его, Антоха! – выкрикнул кто-то, отчаянно гундося. – Гаси козла!
«За козла ответишь!» – Несмотря на напряженность ситуации, Глеб позволил себе улыбнуться.
Судя по всему, крикун ответил сразу же: следующий его выкрик оборвался в самом зародыше, а где-то в стороне мелькнула фигура Рустама Джиоева, и вряд ли два этих факта оказались простым совпадением.
Тянуть дальше не имело смысла, да и по времени все должно было уже сойтись. Условных знаков они не оговаривали. Да и какими они могут быть? Если начнется стрельба, значит, все хуже некуда, а свистов, выкриков и другого шума хватало и без того.
Глеб рисковал, когда на следующий выпад не на шутку разошедшегося Чернявина отреагировал не бегством, а, напротив, сближением. Дальше он увел в сторону вооруженную руку противника и крутнулся, прижавшись к нему спиной, на мгновение почувствовав, как напряглась спина Чернявина. Проигрывая эпизод, тот прикрыл шею, отлично понимая, что атака Чужинова придется именно туда. Там расположены и трахея, и сонная артерия, и яремная вена, и блуждающий нерв, и тогда бы ему не помогло даже срочное вмешательство хирургической бригады.
Планируя свой маневр, Глеб предполагал, что Чернявин успеет защититься. Это было маловероятно, больше походило на чудо, но все же случилось. И тогда Чужинов не стал разрывать дистанцию либо наспех наносить удар куда придется. Выпустив нож, он перехватил вооруженную руку Чернявина, заламывая ее и одновременно делая подсечку.
Чужинов рисковал отчаянно, потому что действие, которое задумал, могло сорваться. Тогда бы он остался без оружия, и все: сколь благородно ни пытался вести себя противник, поднять нож Чернявин ему бы не позволил. Бандит рухнул на землю, и теперь оставалось только подправить его падение. Глеб упал рядом с ним на колени, по-прежнему придерживая Чернявина, оказавшегося вдруг на лезвии собственного ножа, который тот все еще сжимал в руке. Чернявин последним усилием повернул голову, и в его угасающем взоре читались не боль, не страх расставания с жизнью, а изумление: как же так?!
«А вот так, – думал Чужинов, поднимаясь на ноги. – Ты ожидал все, что угодно, но только не такого продолжения. Именно на это у меня и был весь расчет».
– Ну и что ты затянул? Поиграть решил? – весело спросил у него возникший вдруг рядом Рустам. – А вообще нормально ты его, с фантазией.
– Могли бы и быстрее задницами шевелить: потому и затянул, что особой уверенности не было, что все уже на местах. – Чужинов старался держаться невозмутимо, но чувствовал, как бушует в крови адреналин. – Как все прошло?
– Нормалек, без эксцессов. Можно сказать, переживали зря. Хотя нашелся все же один, но его Крапивин вовремя пресек. Не забудь Ромке спасибо сказать. – Рустам взглянул на неподвижное тело Чернявина. – Убит гравитацией, – ухмыльнулся он. – Пусть так на могильном камне и напишут. Только не заслуживает его эта мразь, – и Джиоев едва сдержался, чтобы не пнуть труп.
Вместо этого он поднял с земли чужиновский нож и протянул его владельцу: держи. Глеб взглянул на оружие, которое так и не использовал, взял его и пошел через расступающуюся толпу к рюкзакам, накинул куртку: не лето на дворе, вон у людей изо рта пар идет.
Еще вечером, посовещавшись, они пришли к выводу, что будет далеко не лишним взять под контроль несколько теоретически опасных точек: расположенную невдалеке вышку, на которой круглосуточно находился вооруженный человек, несколько окон, из которых просматривалось ристалище, ну и, по возможности, людей в толпе. Словом, все то, откуда можно ждать сюрприза в виде прицельного выстрела.
– Глеб, у тебя кровь на рукаве, давай перевяжу, – услышал он Егора, державшего наготове упаковку с бинтом, и только после обратил внимание на режущую боль в руке.
«Надо же, – удивился Чужинов. – И когда успел? Царапина, – определил он, едва взглянув на рану. – Но мерзнуть будет: раны на морозе всегда мерзнут».
– Спасибо, Роман! – поблагодарил он Крапивина, державшего в руке пистолет ПБ[16]. Такие они с собой не брали, значит, трофей. – Что произошло?
– Да не за что, Чужак, – пожал плечами Крапивин. – Хотел тут один тебе в спину пальнуть, когда уже все закончилось. Пришлось ему отказать. Убивать не стал, сломал его немного, но на пару недель больничный ему точно выпишут, – пошутил он. – Когда-то выходить на таких меня научили качественно, пригодилось. Смешно только, почему пистолет с глушителем? Он что, всерьез полагал, что никто ничего не услышит? Баран.
Они встали в круг, все семеро, спиной друг к другу, держа оружие на изготовку и глядя на разбредающуюся толпу.
– Скрябин к нам идет, да не один, пятеро их, – известил всех Семен Поликарпов. – Сейчас что-то скажет.
– Так как же он селение под себя подмять смог? – поинтересовался Денис у Скрябина о том, что интересовало всех.
Они снова сидели в той же столовой, за тем же столом, только накрыт он уже был стараниями нового главы поселения.
– Да как в той сказочке, когда зайчик лисичку сначала пустил погреться, а потом она же его и выгнала. С год назад все началось. Пришел Чернявин один, попросил приюта. Говорит: не сложилось у меня на прежнем месте. Что именно? – спрашиваем. Из-за бабы, – объясняет. Мол, не поделили одну, и мне было лучше уйти. Посмотрели на него – с виду вроде нормальный, без всяких загонов, и оружие в руках держать умеет. Сами знаете: сейчас каждый человек на счету. Вроде кто-то где-то видел его, и не совсем по-хорошему, но места у нас такие, сами понимаете – приходится баланс держать.
Глеб кивнул: понимаем. Шахты расположены так, что баланс, как выразился Скрябин, им приходится держать между Ларионовым и бандитами.
– И что потом?
– Потом? А что потом? Прожил он тут некоторое время, пара дружков к нему присоединились, он к тому времени авторитет себе заработал, людишек вокруг себя собрал, таких, которые едва не в рот ему заглядывали. А еще дальше Ерофеев внезапно исчез. Это бывший глава наш, – предупреждая вопросы, пояснил Скрябин. – Вот тогда-то Чернявин все к рукам себе и прибрал. Не сказать, чтобы многое изменилось, разве что начали захаживать к нам всякие мутные личности. Но вели себя прилично, не барагозили сверх меры, сам он их и приструнивал. Так и жили. Насчет женщин ты прав оказался. – Скрябин посмотрел на Рустама. – Очень уж он их любил. Правда, насильно никого в постель не затаскивал, как говорится, не мытьем, так катаньем завлекал. Я вам честно скажу: когда увидел, чем дело оборачивается, сразу подумал: «Вот он – мой шанс!» Собрал людей надежных, объяснил им что к чему, ну они меня и поддержали.
– Еще бы нет, – понимающе кивнул Денис Войтов. Ведь в случае успеха каждый из них как «приближенный» нового хозяина Шахт получал немалую долю привилегий. В современном мире лишний кусок мяса или новые штаны – уже привилегия, и не маленькая.
– В общем, на тебя я поставил, – глядя на Чужинова, закончил рассказ Скрябин.
Тоже понятно: выиграй схватку на ножах Чернявин, кто-нибудь обязательно донес бы ему о том, что затеял Скрябин, и тогда бы тому житья не стало.
– И правильно сделал. – Прокоп скользнул взглядом по заставленному столу: что бы еще такого съесть? Вроде бы и сыт, и желудок полный, но всегда найдется местечко для вкусненького. – Кстати, почему Шахты называются?
– Штольни под нами, – притопнул ногой Скрябин. – Еще со времен царя Гороха. А недавно месторождение александрита обнаружили.
– А это что за зверь? Камень, что ли?
– Да, драгоценный, разновидность хризоберилла. Я горный институт в Питере заканчивал, – пояснил Скрябин. – Тут до того, как все началось, инфраструктуру уже полностью создали, но добычу наладить так и не успели. Ну а ныне другие драгоценности в ходу.
– Кстати, Валентин, есть поблизости еще какие-нибудь поселения? – спросил Чужинов. – В первую очередь интересуют те, что расположены по пути в Однинск. На моей карте всего парочка обозначена, но и они под большим вопросом. – И тут же через плечо: – Рустам, далеко собрался?
Тот самодовольно провел рукой по бороде:
– Обстоятельства. Червеня, или как там этого черта зовут, больше нет, но кто-то же должен его обязанности исполнять? Одна дама в гости пригласила, – пояснил он.
– Душман, а подруги у нее есть? – С Поликарпова, вовсю клевавшего носом, сон как будто рукой сняло.
– Понятия не имею. Но если что, тебя подтяну, – пообещал ему Джиоев.
Рустам вернулся под утро. Он молча начал укладывать в дорогу рюкзак, стараясь держаться ко всем спиной. Поначалу на Джиоева никто не обращал внимания, пока он сам неудачно не продемонстрировал свой профиль на фоне окна.
– Ну-ка, поворотись, сынку! – потребовал Денис. – Что это с твоей бородой стряслось?
– Да надоела она мне, – без особой убедительности в голосе сообщил Рустам. – Подумал вдруг, на кой черт она мне нужна?
– Колись давай! – не поверил ему Войтов. – Что это она тебе внезапно так надоела?
– Чего это я тебе объяснять что-то должен? – упорствовал тот. – Да, кстати, пока сюда шел, видел, какой-то зверек дорогу перебегает. Вроде и не темно уже, но признать не получилось. Он, по-моему, до сих пор там сидит. Может, пойдешь взглянешь – хорек, нет?
Смеялись Егор с Поликарповым, им вторили Чужинов с Прокопом, и даже Крапивин разулыбался.
– Ты мне зубы не заговаривай! – Денис веселился вместе со всеми. – Говори, кто тебе бороду обкорнал? Дама твоя в порыве страсти?
– Да там история получилась, – сдался наконец Рустам. – Она вроде и не против, но пока, заявила, бороду не сбреешь, не будет тебе моего согласия. Старый ты, мол, с ней, да и как мне твое лицо запомнить, если оно сплошь обросло? Я и так, и этак, она ни в какую. Время уже полночи прошло, возвращаться скоро, а воз и ныне там. А сама такая красотулечка!.. В общем, я и согласился. Что только настоящий джентльмен ради дамы не сделает! – И он провел ладонью по тому, что еще вчерашним вечером выглядело роскошной бородой, а сейчас иначе как щетиной назвать было нельзя.
– Нашла коса на камень! – не унимался Семен.
– Больше она тебя ни в каком месте побриться не заставила, чтобы получше запомнить? – невинно поинтересовался Прокоп под новый взрыв хохота.
Глава 16
Маша и подснежники
– Крохотное совсем. – Рустам оторвал бинокль от глаз. – И частокол – одно название. Но баня есть. – Улыбаясь, он взглянул на Семена Поликарпова, но тот как будто бы его не услышал.
И действительно селение размерами не впечатляло. Полтора десятка домов, окруженных невысоким тыном, даже издали выглядевшим ненадежным.
«Либо жизнь обитателей ничему еще не научила, либо стороной его твари обходят. Случается и такое», – подумал Глеб, берясь за лыжные палки.
– Ну что, вперед? Как бы там ни было, в тепле выспимся.
Две последние ночи им пришлось ночевать в лесу. Хорошего мало, тем более что значительно похолодало. Поликарпов утверждал, что на рассвете мороз градусов до тридцати доходил.
– Интересно, что нас там ждет? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Крапивин.
Как выяснилось, у Дениса Войтова был готовый ответ:
– Все будет как всегда. Чужак кого-нибудь зарежет. Душман охмурит какую-нибудь красотульку. Только непонятно, чем он на этот раз расплачиваться станет? – заржал Денис, взглянув на голый подбородок Джиоева. – Сема тоже понятно чем займется: исчесался весь. Вы с Егором будете все время молчать и, как обычно, раньше всех спать ляжете. Да, чуть не забыл: Егор, перед тем как заснуть, обязательно повздыхает, вспоминая невесту, – изрядно смутил он Кошелева. – Ну а мы с Прокопом Андреичем, – жестом перебил Денис уже язвительно открывшего рот Поликарпова, – люди солидные: чайку погоняем да поговорим по душам о том о сем.
– Ну да, вам всегда есть о чем поговорить: как всех хорей в Вылково извести, – отплатил ему той же монетой Джиоев.
– Да что вы все до хорька-то докопались? Задача, надо прямо сказать, стратегическая. – Прокоп Киреев улыбался в отросшие за время пути усы. – Судите сами: курятник где находится? Правильно, внутри периметра. Но ведь каким-то образом эта гадина в него попадает? А если попадает она, то существует вероятность, что и твари смогут. Только не говорите мне, что ход узкий: как они копать умеют, сами знаете.
– Так, отставить разговорчики! – улыбаясь, скомандовал Глеб. – Расшумелись, и тварей не услышим.
Некоторое время они скользили по снегу, пока шедший первым Чужинов не взметнул руку вверх: стоп!
– Как будто бы детский плач… слышите? – Он указал направление.
Все старательно прислушались.
И верно: справа от них, буквально рядом, из-за чахлого низкорослого ельника доносились чьи-то всхлипы. Крадучись, держа оружие на изготовку, они пошли на звуки. Наконец им открылась полянка, посередине которой стоял невысокий стог и внутри его точно кто-то прятался. Это было понятно и по следам на снегу, и по потревоженному сену.
– Эй! – негромко позвал Семен, и в копне притихли. – Вылезай на свет божий: мы люди хорошие, – мягко добавил он.
– Да нет там никого, показалось тебе. Но на всякий случай сено подпалим. – Голос Киреева звучал так убедительно, как будто он целыми днями только и занимался, что отыскивал в лесах стога сена и безжалостно их сжигал. Для пущего эффекта Прокоп извлек полупустой коробок спичек и потряс им в воздухе.
Чужинов усмехнулся: если в стогу прячется ребенок, он может и не признать этот звук – многие необходимые вещи стали за последние пять лет огромным дефицитом.
– Да погоди ты жечь, Андреич, а вдруг там действительно человек? – подыграл Прокопу Егор. – Он же сгорит, не успеет выскочить.
– Ну, сгорит так сгорит. Кто же ему виноват, если вылезать не желает? Лучше сбоку снег отгреби, чтобы сразу полыхнуло, – и Киреев потряс коробком снова.
Кто бы там ни был, но нервы у него не выдержали: послышалось шуршание сена, и на свет показалась растрепанная девчоночья голова. Девчонка была совсем молоденькой: лет четырнадцати от силы. Она испуганно посмотрела на всех по очереди и застыла при взгляде на суровое лицо Прокопа Киреева, державшего коробок зажатым между большим и указательным пальцем.
– Вылезай-вылезай, красавица, мы тебя не обидим, – неожиданно добро улыбнулся ей Прокоп, пряча коробок и протягивая руку.
Девчонка была одета в поношенную цигейковую шубенку до пят, юбку, пошитую не иначе как из байкового одеяла, и разношенные, явно не по размеру, валенки. Под шубой виднелась мужская клетчатая рубашка.
– Замерзла?
Она кивнула, глядя на них по-прежнему настороженно.
– Как звать-то тебя? – спросил Глеб.
– Маша.
– Ты откуда, Маша, одна в лесу взялась? Мачеха за подснежниками отправила? Так как будто январь еще не наступил.
Девочка улыбнулась зареванным лицом, но тут же ее глаза наполнилась слезами, а сама она всхлипнула:
– Нет, не за подснежниками, я сама из дома убежала. К нам бандиты пришли, злые. Дядю Гришу пристрелили за то, что он не хотел их кормить. И Тобика.
– Тобик – это собака?
Девочка кивнула.
– Хорошо они там живут, если собак держат, – пробормотал Денис Войтов.
И он был по-своему прав: кормить собак – расточительство, пользы-то от них практически нет. Хотя и мало их осталось, собак: твари почему-то ненавидят их ничуть не меньше людей и убивают при малейшей возможности.
Вероятно, Маша все же его услышала, потому что бросилась защищать пса:
– Тобик хорошей собакой был, ласковой. Охотничьей породы. И еще, говорят, он тварей издалека чуял. А еще… – начала она, но Чужинов прервал ее вопросом:
– Машенька, после расскажешь, времени у нас сейчас нет. Скажи лучше, бандитов много пришло?
– Очень! – часто закивала она. – Наверное, человек пятнадцать!
– А ты почему убежала? Испугалась?
– Нет, – энергично покрутила головой девчушка. – Они сказали, что с собой заберут. Ты, говорят, большая уже, чтобы ночами спать одна, – и Маша отчаянно покраснела.
Глеб посмотрел на нее мужским взглядом – ребенок совсем. Это точно бандитом надо быть, чтобы такое придумать. Маша смутилась и от его взгляда.
– Давно в стогу сидишь?
– Со вчерашнего дня. – Она уже принялась за печенье, целую пачку которого сунул ей в руки Егор Кошелев. – Я всю ночь в поселке пряталась: ночью страшно в лес идти. А утром, когда рассвело, я по тропке, по тропке, а потом в одном месте в сторону за куст прыгнула, чтобы с нее моих следов не увидели. А ночью в сене тоже страшно было, – делилась она. – Вдруг тварь зимняя придет или волки.
– Сильно замерзла?
– Ага. Даже зубами стучала. Я уже было хотела возвращаться, а тут вы.
– Глеб, что делать-то будем? – спросил Рустам.
– Делать? Возьми Семена, и сходите посмотрите, что там и как. Возможно, бандиты уже ушли. По крайней мере, в бинокль никаких признаков не было видно. Зайдете справа: с той стороны лес почти вплотную подходит. И не рисковать понапрасну. Мы подождем вас на опушке: понадобится – прикроем отход. Егор, – Глеб нашел его взглядом, – присмотри за Машей.
Егор – самый молодой из них, ему и самому восемнадцати еще не исполнилось, и потому ему проще остальных найти с девчонкой общий язык. Наверное.
«Свалилась же она на нашу голову, – подумал Чужинов. – Если бандиты не ушли, придется обойти селение стороной. Нет у нас в задачах всех повстречавшихся бандитов уничтожать. Но что в таком случае делать с ней? И не бросишь ее… люди мы или такие же, как и они?»
Они поджидали возвращения разведчиков на опушке леса. Девчонка оправилась от испуга и даже повеселела, с улыбкой что-то рассказывала Егору. Тот слушал Машу с самым серьезным видом и как будто не замечал, как она строит ему глазки. А может, и замечал, но не обращал внимания. Или все же обращал: вид у Егора был такой, как будто он устал от бесконечного женского внимания и оно давным-давно его утомило.
«Дети они еще оба», – улыбнулся Глеб.
– Чужак, – отвлек его Войтов, – они возвращаются.
И верно: вынырнув из-за частокола, к ним направлялись оба лазутчика. Шли напрямик, не скрываясь, и даже по их походке точно можно было определить, что в поселке спокойно.
Так и оказалось: едва приблизившись, Рустам, шутливо откозыряв, начал докладывать:
– Мы еще по дороге на мужичков в лесу наткнулись. Они рассказали, ушли эти козлы. С утра еще свалили. Так что, красавица, смело можешь возвращаться, – улыбнулся он Маше.
Вопреки ожиданию та особых признаков радости не проявила. Наоборот, оглядела всех испуганно. Как же: с ними она чувствовала себя в полной безопасности, к тому же столько внимания… И еще накормили всякими лакомствами, о существовании которых она и забыть-то давно успела. Например, шоколадкой, покрытой седым налетом и твердой как камень, но от этого не менее вкусной.
– Мы тебя проводим, – успокоил ее Глеб.
«Заодно и узнаем: кто они, сколько их и где базируются. Информация не лишняя. Ну и переночуем в тепле, как планировали».
– Кто бы только знал, как эти гады задолбали! – У старика на глазах блестели слезы, которых он не скрывал. – Как фашисты какие-то: дай, дай, дай! А то, что мы сами последний хрен без соли доедаем, их абсолютно не колышет. Ладно бы только еду требовали, так еще повадились девок с собой забирать. Мало им того, что они баб наших за своих считают. То Аленку с собой утащили, теперь вот на Машу глаз положили. А ей-то всего семнадцатый пошел!
Глеб вспомнил, что дал девчонке от силы четырнадцать. Хотя чего удивительного при таком-то питании.
– В прошлые разы хотя бы без жертв обходились, а на этот раз сразу двоих убили. И обещали через неделю снова наведаться. Господи, как хорошо было, когда мы сами по себе жили и никто о нас не знал! Нет же, решили с соседями связь установить. Установили!
– Ладно тебе дед, глядишь, образумится все, – попытался успокоить его Прокоп.
– Да что тут может образумиться? Мор, что ли, их внезапно возьмет?
– Может, и такое случится. – Прокоп выразительно посмотрел на Чужинова, но тот молчал.
– Да уж случилось бы поскорей! – в сердцах сказал Антон Валерьевич Пахнутьев, бывший в этом селении если не главным, то самым старшим по возрасту.
– Сколько их?
– Больше двадцати человек зараз не приходило, но сколько их на самом деле, только дьявол и знает. Человек с полста точно наберется.
Рустам тоже время от времени смотрел на Чужинова, и тот прекрасно чувствовал его взгляды, но продолжал молчать. Дело ведь не в том, сколько там бандитов на самом деле: сейчас, когда он собрал вокруг себя лучших, они и всемером – грозная сила. И не в том, что у них есть задание, выполнить которое они обязаны ценой жизни. Хотя, конечно, хотелось бы без этого обойтись. Все гораздо проще. И страшнее.
Бандитское поселение – это не гигантская малина, где в перерыве между набегами пьют, гуляют, играют в карты и замышляют свои черные дела душегубы, а между ними крутятся отвязные марухи. В подавляющем большинстве случаев это – обычный поселок, где женщины стирают белье, пекут пироги и занимаются огородом, где на улицах играют дети. Вернее, не совсем обычный: от обычного его отличает то, что его обитатели считают себя вправе убивать других людей, добывая необходимое для выживания.
Вся проблема в том, что не выживут женщины с детьми, если останутся без мужчин, не тот сейчас мир. Много раз Чужинову приходилось уничтожать рыскающие в поисках наживы, идущие куда-то с конкретной целью или возвращающиеся после удачного налета банды. Но там всегда были одни лишь мужчины, отлично понимающие, на что они идут и чем им это грозит. Да, иной раз случалось и целые бандитские поселения штурмом брать. Но и тогда не оставляли женщин с детьми на пепелище, не бросали людей на произвол судьбы – распределяли по другим, нормальным поселкам, где живут, вернее, выживают, обычные люди. Бывало, до штурма дело не доходило: доходчиво объясняли обитателям бандитских прибежищ, что выбор невелик – либо перейти к нормальной жизни, либо их постигнет участь тех-то и тех-то.
Что он может сейчас? Попробовать их отрезвить? Или пригрозить карой? Не получится, и даже смешно: далековато они от тех мест, где существует хоть какая-то видимость закона благодаря стараниям Ларионова, Викентьева, того же Прокопа Киреева и им подобных.
Безусловно, тяжело смотреть и на этого старика, и на прочих обитателей: понурых, с отчаянием в глазах и без всякой надежды на будущее. Предложить всем сняться с насиженного места и уйти на запад? Туда, где, по крайней мере, бандитов им точно не будет нужды опасаться. Их примут с радостью: людей осталось мало, а земля прокормит всех, заботиться лишь о ней надо. Но вот так, зимой, в самый разгар холодов, с малыми детьми на руках и практически без запасов… Много ли их дойдет? Для себя Чужинов решил твердо: если они вернутся, хватит с него всех этих рейдов и остального прочего. Возглавит какое-нибудь поселение – ему уже не раз предлагали – и будет жить в нем ради его обитателей, Марины и их будущего ребенка. И пусть голова у него болит только о близких людях.
– Ладно, дед, и так засиделись, – сказал Глеб, поднимаясь на ноги. – Пойдем-ка мы спать. Как говорится, утро вечера мудренее.
Старик печально вздохнул и проводил их тоскливым взглядом: видно, что люди хорошие, но мало их, да и желанием помочь они не горят.
– Ну что, у кого есть какие-нибудь мысли? – спросил Чужинов, когда они собрались в доме, отведенном им для ночевки. Убогом, где по полу гуляли сквозняки, а из всех окон застекленными оказалось всего-то два, остальные наглухо заколочены досками. Но, по крайней мере, было в нем относительно тепло и спать предстояло не на промерзшей земле, накидав на нее толстый слой лапника и прижимаясь к костру так, чтобы забрать от него как можно больше тепла и в то же время не сгореть во сне.
– Мысль есть, Глеб, – откликнулся первым Рустам. – Скорее даже не мысль, а так, наметка. Так что давайте, малята, я вам сейчас ее расскажу, а затем все вместе мы ее и обмозгуем.
Глава 17
Ночной визит
Вообще-то Глеб, зная непримиримую ненависть Джиоева к бандитам, особенно понятную после его исповеди, ожидал, что тот предложит сровнять бандитское поселение с землей. Или, по крайней мере, устроить в нем большой тарарам. После чего предупредить бандитов, что тарарам будет еще больше, если те не сделают соответствующих выводов. Возможность такая имелась: было у них достаточное количество пластита, прихваченного с собой на всякий случай. И специалист для подобных мероприятий имелся – Прокоп Киреев. Но Рустам предложил другое.
– Мысль моя проста, как перпендикуляр, – начал тот, когда убедился, что все его внимательно слушают. – По мне, так самым верным решением было бы полностью это гнездо уничтожить. Но проблема в том, что помимо выродков, которым давно пора болтаться в петле или гнить в земле с пулей во лбу, там женщины и дети, и их жалко. В общем, я предлагаю наведаться туда и поговорить с их главарем. Убедительно так поговорить, чтобы у него ни мыслей, ни желания не осталось вновь сюда заявиться. Как вы считаете, сработает?
– Ну, при должном раскладе и если он у них в авторитете… возможно, и сработает, – задумчиво протянул Прокоп. – Неплохо бы узнать, что за личность у них там заправляет. Если его из-под палки слушаются, черта с два твой план сработает. Да и вообще, могут без его ведома сюда заявиться. Ну а если он всех в кулаке держит, тогда другое дело.
– А вот это мы прямо сейчас и попытаемся узнать. Егор, сходи приведи деда, он еще спать не должен. Но даже если и заснул, безжалостно его буди: он в этом кровно заинтересован. – Мысль, пришедшая в голову Джиоеву, Глебу понравилась.