Вкус крови Бут Стивен
Фрай не заметила, чтобы многие из присутствовавших среагировали на эту шутку. Даже старший инспектор Тэйлби нахмурился. После того как Хитченс переехал жить к своей девушке в современный дом в Дронфилде, его запросы значительно возросли. Все выглядело так, словно его даже однажды вывезли в Лондон, чтобы показать, что такое настоящий шоппинг. Что ж, зарплата инспектора приятно отличается от зарплаты простого сержанта.
– Если сумку освобождали in situ[76], то вполне возможно, что ее содержимое валяется где-то на дне этой каменоломни, – рассказывал Хитченс. – К сожалению, когда каменоломню закрывали, хозяева приложили все усилия, чтобы сделать ее как можно менее доступной для людей. При входе они навалили столько камней, как будто собирались построить новые пирамиды Гизы[77], а стены каменоломни абсолютно отвесные. Думаю, что они боялись, что кто-то может покуситься на оставшиеся внутри обломки камней.
Пол весело, как дирижер перед хором, размахивал линейкой. Но два старших инспектора сидели за столом с каменными лицами и отказывались петь.
– В сухом остатке – невозможность проникнуть внутрь каменоломни без применения тяжелой техники, – не умолкал Хитченс. – Это займет много времени, не говоря уже о деньгах. А так как ни того ни другого у нас нет, то придется обратиться к старой доброй импровизации. Проще говоря, мы решили спустить туда на длинной веревке человека, который ни в грош не ставит свою жизнь. – Инспектор улыбнулся. – И теперь нам нужен простой доброволец. Только не все сразу!
Никто не сдвинулся с места. Даже стул ни у кого не скрипнул.
– А еще у меня здесь есть фотографии, чтобы немного вас раззадорить.
Тут Пол продемонстрировал большое фото дна каменоломни, сделанное с площадки для отдыха. Стены там и вправду были почти гладкими, за исключением тех мест, где песчаник уже начал крошиться. Дно было занесено снегом, и казалось, что до него очень далеко. Снег покрывал непонятные предметы с неровными краями – впечатление было такое, как будто на современную мебель в комнате был накинут большой чехол от пыли. Все знали, что дно каменоломни под снегом засыпано осколками камней, способными гарантированно сломать не одну ногу.
– Нет добровольца? – уточнил Хитченс. – Тогда мне придется его назначить.
Реакция Питера Лукаша на появление на его пороге двух людей была такой резкой, что Купер уже хотел было вмешаться, чтобы предотвратить кровопролитие. До того момента, как он увидел пришедших, Лукаш выглядел вполне нормальным и вменяемым человеком – но сейчас он превратился в рычащего сторожевого пса. Питер буквально вытолкал Элисон Моррисси и Фрэнка Бэйна со своего участка, проводил их до самой дороги, а потом вернулся и захлопнул за собой входную дверь.
Тяжело дыша, он коротко и равнодушно ответил на вопросы Бена: ничего не знаю и не видел мужчину, которого видела моя жена.
Детектив стал собираться – ему надо было посетить соседей и выяснить, не заметили ли они Снеговика – они могли видеть его и просто не обратить внимания на его сходство с человеком, описанным в местных новостях. Может быть, кто-то из них приобрел у этого мужчины двойные оконные рамы, что было бы настоящей удачей. Имелась еще и третья свидетельница, которой не оказалось дома, когда Бен заходил к ней. Да и на Уэст-стрит его наверняка ждали новые задания.
Но Куперу не хотелось покидать дом слишком быстро, поэтому он постарался затянуть процесс смены обуви, поглядывая через стеклянную дверь, нет ли в доме кого-то еще.
Бен заметил, что Лукаш не возвратился в оранжерею, а вошел в комнату, которая была расположена рядом с нею. Когда он открыл дверь, констебль мельком увидел третьего жителя дома, который сидел перед столом. Это был старик с тонкими седыми волосами, которые уже почти выпали на лбу и на темени и остатки которых были зачесаны за уши. Очки в проволочной оправе сидели на переносице его «римского» носа, а одет был мужчина в толстый коричневый свитер, который делал его плечи непропорционально большими по сравнению с остальным телом. Когда Питер вошел, старик поднял голову, и полицейский смог рассмотреть его глаза. Они были светлыми и пустыми, как лоскуты голубого неба, видимые сквозь облака.
Все это продолжалось секунду или две, пока дверь не закрылась. Но за это время Бен Купер смог впервые увидеть Зигмунда Лукаша.
Инспектор Хитченс, сложив руки на груди, осматривал аудиторию, в которой вдруг стало тихо, как в церкви. Никто из добровольцев не боролся за право быть опущенным в каменоломню. Здесь были офицеры, которые вполне могли впасть в панику, оказавшись перед слишком крутой лестницей… А у некоторых физические кондиции не соответствовали никаким стандартам… Взять того же Гэвина Марфина: дай ему в руки веревку, и он тут же попытается ее слопать. Хитченс мельком взглянул на констебля и отвел взгляд. Нахмурившись, он еще раз осмотрел присутствовавших.
– Подождите-ка, – заметил он. – А ведь у нас кого-то не хватает!
11
Бен Купер никогда не мог привыкнуть к ощущению, которое возникало, когда делаешь шаг назад, в пустоту. Момент перед тем, как его ботинок касался стены, нельзя было сравнить ни с чем. Каждый раз ему в голову приходила мысль о том, что он может никогда больше не коснуться земли, или, еще хуже, что коснется ее один только раз – на самом дне.
Но подошвы его ботинок благополучно уперлись в поверхность крупнозернистого песчаника. Веревка в руках констебля задрожала, и сбруя сжала его тело. Он немного стравил веревку, чтобы откинуться назад и укрепить свое положение собственной тяжестью. Потом Бен перехватил веревку и наклонил тело вперед. Надо было правильно выбрать угол – если тот будет слишком узким, его ноги соскользнут вниз по ровной поверхности, и он впечатается физиономией прямо в стену.
Купер посмотрел вверх, на край каменоломни, и увидел там двух членов горноспасательной бригады из Бакстона, которые, в свою очередь, смотрели на него. На фоне неба их лица казались непропорционально маленькими.
– Все в порядке, Бен? – крикнул вниз один из них.
– Отлично!
Справа от Купера спускался один из экспертов следственной бригады, Лиз Петти. Она только что переступила через край и сделала свой первый шаг назад, в пустоту. На ней был синий комбинезон и желтый непромокаемый жилет, а на глаза была надвинута красная каска.
К спуску на веревках Бена пристрастили его друзья-горноспасатели, и он знал, что это гораздо проще, чем кажется тем, кто следит за этим сверху. Во-первых, тебе совсем не надо смотреть в самый низ. Твои глаза концентрируются на веревке, или на том месте, куда ты собираешься поставить ногу, или на скале прямо перед твоим лицом. После того как ты заставишь себя сделать этот первый шаг в пустоту, все остальное кажется очень простым.
Бен остановился, чтобы сманеврировать вокруг выступа песчаника. Лиз, которая двигалась рядом, улыбнулась ему. Это была понимающая улыбка, которой обычно обменивались друг с другом альпинисты. Лицо Петти было замерзшим и розовым от возбуждения, а глаза под каской сияли от удовольствия.
– Вы вниз? – спросила она.
Купер почувствовал, как его нога соскользнула со скалы. Он вытянул левую руку, чтобы остановить вращение и предотвратить раскачивание веревки, и слегка изменил положение тела, чтобы взглянуть на свою руку с тормозом, через который восьмеркой проходила веревка. Хотя песчаник был твердым и здорово царапал руки, в некоторых местах он крошился и стал ненадежным после долгих лет работы каменоломни.
Двое полицейских спустились еще немного. Их коллеги наверху постоянно спрашивали, всё ли у них в порядке, как будто они могли потеряться во время этого спуска. Купер пообещал непременно сообщить им, когда лопнет веревка. Они посмеялись, но не слишком весело.
За несколько ярдов до дна Лиз остановилась, и Бен увидел, как она несколько раз обернула веревку вокруг бедра. Это освободило ей руку, которая держала тормоз, и она залезла в карман жилета, чтобы достать цифровой аппарат и сделать первый снимок дна каменоломни. Они не знали, что их там ждет. Вполне возможно, что они тянули «пустышку», но оба помнили о тех случаях, когда незафиксированные улики иногда исчезали бесследно.
Петти была легче Купера и сразу же выработала естественный ритм, который позволял ей спускаться длинными, легкими прыжками. К тому моменту, когда Бен коснулся дна, девушка уже ослабила страховку и отстегивала упряжь. Она крикнула своим коллегам на стене, и ей спустили ее чемоданчик с инструментарием.
– Отлично, – сказала Лиз, когда Бен освободился из своей упряжи, – а теперь посмотрим, что у нас здесь имеется.
Дно каменоломни было засыпано обломками песчаника, которые отвалились от стен. На востоке виднелся насыпанный каменный холм, который не позволял проникнуть на территорию каменоломни. Эксперт сделала несколько снимков дна, а потом открыла свой чемоданчик, вытащила оттуда пачку прозрачных пакетов и наклонилась возле большой скалы.
– Мы ведь ищем одежду, так? – спросила она. – Официальную, неофициальную или как?
– Скорее официальную, – отозвался Бен.
– Тогда спецовку можно отбросить в сторону.
Купер посмотрел через плечо напарницы. Она указывала на темную влажную массу на земле. От спецовки воняло плесенью, а ее швы были зеленоватыми от грибка. Кожаные планки на плечах были разорваны.
– Да и валяется она здесь слишком давно, – заметил констебль.
– Жаль. Она могла бы многое рассказать нам о своем хозяине. Например, о том, что он предпочитал на завтрак… Вот эти пятна сохранились очень хорошо.
Множество мусора и остатков приспособлений, связанных непосредственно с добычей песчаника, были просто брошены на дне, так что под снегом скрывались куски острого железа и дыры, в которые легко было провалиться. Полицейские осторожно пробирались между камнями, радуясь, что их ноги хорошо защищены от острых краев и внезапных подвижек грунта, которые вполне могли закончиться вывихнутым коленом.
Купер показал на верхний край стены каменоломни.
– Если вещи бросались откуда-то оттуда, то упасть они должны были вон там.
Лиз попыталась сдвинуть каску назад, чтобы лучше видеть, но та вернулась на свое место как раз в тот момент, когда девушка перелезала через валун весом около двух тонн. Время от времени она останавливалась и присматривалась к чему-то у себя под ногами. Каждый раз Бен терпеливо ждал, не сильно надеясь на то, что тряпки неопределенного цвета, лежащие между осколками камней, могут иметь какое-то отношение к Снеговику.
– А вот это уже на что-то похоже.
Эксперт вновь стала что-то фотографировать с разных углов, пытаясь выбрать правильную точку, с которой можно было сделать крупный план.
– Что там у тебя?
Держась пинцетом за край ткани, Лиз приподняла синее одеяние:
– Дамские панталоны. Редкая штучка. Немного влажноваты, но ведь они лежали в снегу.
– Если они из дорожной сумки Снеговика, то расследование приобретает несколько иной характер, – Купер внимательно посмотрел на кусок материи.
– Может быть, это расскажет тебе что-то о его сексуальных предпочтениях?
– Мне кажется, что дело идет о женщине, которая могла быть вместе с ним. Мы ведь просто приняли волевое решение о том, что речь идет о мужских вещах.
Петти достала бумажный мешок и временно поместила свою находку в него. Синие панталоны должны были высохнуть на воздухе естественным путем, их нельзя было сразу помещать в пластиковый пакет, где на них мгновенно начали бы размножаться микроорганизмы.
С вершины стены раздались крики. Купер повернулся, показал кричащим два больших пальца и указал на бумажный пакет.
– Инспектор Хитченс сказал, что эта каменоломня – это наш кингсбриджский бутик… – сообщил он девушке.
Та подняла мешок и критически посмотрела на нижнее белье.
– По мне, так это больше похоже на благотворительную лавку в каменном веке.
Диана Фрай чувствовала вину перед Беном Купером, когда его – в его же отсутствие – назначили лезть в каменоломню. Но она успокаивала себя тем, что если бы Бен присутствовал на совещании, то наверняка вызвался бы добровольцем. Он был именно таким человеком. Абсолютно без всякого рассудка.
Однако, считая себя обязанной ему помочь, сержант подошла к его столу и стала перебирать бумаги – на тот случай, если там лежало что-то срочное. Первая папка касалась Эдди Кемпа, мойщика окон. После его ареста дежурную часть захлестнула волна звонков, в которых его обвиняли во всех грехах сразу. Если верить звонившим, он занимался всем – от разбойных нападений до воровства, от махинаций со страховками до развращения несовершеннолетних. По крайней мере трое из звонивших назвали его убийцей мужчины, найденного на Змеином перевале.
Вся информация передавалась по команде, но в этих звонках не хватало доказательств в виде имен, дат и мест, где происходили эти преступления. А как раз отсутствие подобных деталей обычно и указывало на звонки, сделанные просто из мести.
Так что, судя по всему, Эдди Кемп не был самой популярной фигурой среди своих соседей. Поэтому для некоторых из них оказалось настоящим шоком то, что его уже отпустили домой под залог. Сейчас полиции была необходима надежная информация о его связях и свидетели самой драки или событий, предшествовавших ей.
Но они все-таки смогли получить важную информацию. Одна из пластиковых подстилок в машине Кемпа сохранила форму двух предметов, похожих на бейсбольные биты или что-то в этом роде, а на самом пластике были обнаружены следы крови и пота. Анализ ДНК вполне мог обнаружить сходство с какими-то предыдущими образцами, если б Управление согласилось заплатить за него лаборатории судебно-медицинских исследований. В результате дело Кемпа во многом зависело от бюджетных возможностей Управления.
Фрай написала Бену записку, чтобы он мог прочитать ее, когда вернется за свой стол. На нем лежали папки и с другими делами, на большинстве из которых были наклеены желтые листки бумаги – информация о звонках из Королевской службы уголовного преследования, из других отделов или групп и даже от самих пострадавших, которые хотели бы знать, как продвигаются их дела. Они наивно полагали, что именно Бен занимается их расследованием. Но все это может подождать. Диана надеялась, что на Купера надели надежную упряжь. Не хватало им еще одного пострадавшего…
Телефон Фрай зазвонил еще один раз. Шестое чувство подсказывало ей, что это один из тех звонков, на которые лучше не отвечать. На этот раз из диспетчерской ей сообщили, что поиски в каменоломне прекращены. Команду горных спасателей сняли на срочный вызов – в районе холма Айронтонг был обнаружен труп. Полицейские, находившиеся возле каменоломни, переброшены туда же. Сообщение не требует никаких действий с ее стороны, так как констебль Купер уже находится на месте.
Диана оперлась головой о ладони и с тоской посмотрела на своего последнего сотрудника.
– О-о-о-о, детка, ты поедешь со мной на морской круиз… – послышалось рядом с ней пение.
– Гэвин, – велела девушка, – или заткни этого чертова лобстера, или я выброшу его из окна!
Сначала в Мари Теннент трудно было обнаружить хоть что-то человеческое, но к появлению Купера кто-то успел соскрести с нее немного льда, так что теперь она была похожа на кучу мокрой одежды, брошенной на склоне холма. Замерзший снег висел на ней небольшими комочками. Бен попытался очистить место вокруг ее кармана, но снежные кристаллы намертво прилепились к материи ее пальто.
Вместе с другими полицейскими и членами горноспасательной группы он стоял возле трупа и притоптывал ногами в ожидании появления врача, который должен был подтвердить, что женщина действительно мертва, а не находится в состоянии анабиоза или зимней спячки. Одним из спасателей был пожилой рейнджер[78] из Национального парка, который уже насмотрелся на разные трупы. Он пошутил насчет того, что врачу придется одолжить ледоруб, прежде чем он сможет измерить ректальную температуру тела, и все неловко рассмеялись. Лиз Петти прошла на место преступления вместе с Купером, хотя ее работа должна была начаться чуть позже. На голове у нее все еще была красная каска, а глаза эксперта блестели от различного рода предположений.
– А может быть, это миссис Снежная Баба? – усмехнулась она.
– Кто знает? – пожал плечами Купер.
– Позови меня, когда будет установлено, что она действительно мертва.
…В то утро пилот небольшого самолета увидел контуры тела на фоне торфяника, когда снег стал стаивать с плеч жертвы. И как раз вовремя – предсказывали еще один снегопад, и Мари Теннент могли бы не найти еще несколько дней, если судить по цвету неба на севере.
Бен заметил, что Лиз все еще стоит возле него, стараясь не мешать ему думать.
– Это ведь могло быть и самоубийство… – сказала она.
– Скорее всего, вердикт будет «смерть от несчастного случая», – возразил констебль.
– Пыталась в плохую погоду забраться на гору, сорвалась и умерла от полученных травм до прибытия помощи. Логично, – заметила девушка.
– Здесь это происходит довольно часто. Как будто люди думают, что плохая погода – это нечто из области сказок. Этакая дополнительная заманиловка, которой администрация Национального парка пытается подогреть к нему интерес…
Купер осмотрел окружавшие их торфяники. Сегодня Скалистый Край действительно походил на те старомодные зимы, о которых люди не уставали рассказывать. Снег, выпавший в начале недели, смягчил знакомые особенности пейзажа до такой степени, что теперь холмы и долины трудно было узнать.
У каждого, кто жил в этом районе до середины 80-х, была собственная сказка о глубоком снеге, из-за которого жизнь в округе замирала, о снежных заносах, высотой по грудь взрослому человеку, и о замерзших реках, по которым люди катались на коньках. Рассказывали о том, что хребет Бербадж был однажды занесен слоем снега в тридцать футов[79] толщиной, и понадобились годы, чтобы березовые рощи, росшие в этом месте, оправились от повреждений, которые были нанесены им весом этой снежной массы, ломавшей сучья как спички и расщеплявшей стволы от макушки до корней. В такие дни на пустоши мог отправиться только полный идиот. Купер перевернул пластиковый пакет, в котором лежало портмоне женщины. Он нашел его в левом кармане ее пальто, который первым появился из снега. Пластиковая карточка и банковская выписка на имя Мари Теннент, проживающей в Идендейле, в доме № 10 по Дам-стрит. Почему никто до сих пор не заявил о том, что Мари Теннент пропала? Даже не проверяя, Бен знал, что ее имени не было в списке ПБВ – они просматривали его с Гэвином только вчера, а она лежит здесь гораздо дольше. Так где же семья Мари? Ее друзья и соседи?
Вскрытие покажет, умерла ли эта женщина от механических повреждений, или ее убил холод, или же она просто легла и замерзла в снегу. Все физиологические особенности ее смерти будут установлены в морге, но никакие исследования мозга не смогут рассказать, о чем она думала в свои последние минуты.
– Я вижу следы животных, – сказала Лиз. – Это может помочь определить время смерти.
– Понял. Спасибо.
Бен Купер смотрел на лицо мертвой женщины. Она лежала на боку, свернувшись клубочком, лицо ее было повернуто в его сторону, а руки прижаты к вискам, как будто она хотела закрыть уши, чтобы не слышать приближения смерти. Глаза погибшей были закрыты, кожа лица побелела и покрылась слоем изморози. Нос и губы уже начали темнеть.
Бен знал, что его коллеги иногда критиковали его за слишком яркое воображение, и сейчас он совершенно не собирался пытаться прочитать что-то по лицу женщины. Но одно он знал точно – для этого ему надо было только обернуться: когда Мари Теннент умирала, она смотрела в сторону Айронтонга. Обломки отвалившегося хвостового оперения самолета были видны отсюда как на ладони. Последним, что она увидела, было то, что осталось от «Милого Дядюшки Виктора».
Купер вспомнил, что Диана Фрай совсем недавно говорила об именах, которые слышишь в первый раз: потом эти имена возникают снова и снова. С самого детства он смутно знал о том, что на Айронтонг-хилл лежат обломки бомбардировщика «Ланкастер». История этого самолета понравилась бы любому мальчишке, ведь в таком возрасте война кажется волнующей, и шикарной, и такой далекой – возможно, потому, что ты знаешь, что она никогда не коснется тебя самого. Бен не помнил пика холодной войны, когда люди каждый день боялись, что сгорят в пламени атомного взрыва, да и для того, чтобы помнить Вьетнам, он был слишком молод. Все это была история, настолько же далекая, как и история Второй мировой войны, никак не повлиявшей на людей, которых он знал лично. И тем не менее обломки самолета всегда незримо присутствовали в его сознании.
А вот имя самолета он навряд ли слышал до вчерашнего дня. «Ланкастер»… «Милый Дядюшка Виктор»… Бен был уверен, что запомнил бы его, если б услышал. Оно было удивительно безобидным для машины, созданной для того, чтобы разрушать и убивать. Подобной иронии Купер наверняка бы не допустил. И вот теперь имя бортинженера «Милого Дядюшки Виктора» всплыло дважды за последние два дня. А сейчас перед ним лежит труп женщины, которая перед смертью двигалась то ли в сторону обломков, то ли от них.
В этом происшествии было слишком много неясностей. И в первую очередь – была ли Мари Теннент так или иначе сама виновата в своей смерти? Было ли это самоубийство или несчастный случай? Но так ли уж это важно? Возможно, только для коронера[80] Скалистого Края, который любит, чтобы все бумаги были в идеальном порядке.
– Бен, – отвлекла Лиз задумавшегося констебля, – мне кажется, тебя зовут.
– Уже иду.
Врача на холм доставил вертолет спасательного отряда Королевских ВВС, который все еще висел над местом преступления, ожидая, когда тело можно будет поднять на лебедке.
Купер в последний раз взглянул на весь изъеденный ржавчиной хвост бомбардировщика, который сейчас был едва виден на фоне Айронтонга. Придется наведаться туда в ближайшие дни и внимательно осмотреть то, что осталось от самолета, от которого ушел его пилот, лейтенант Дэнни Мактиг. Бен не представлял себе, как могут быть связаны эти обломки и две внезапные смерти, но у него было странное чувство, что очень скоро они тесно переплетутся.
Казалось, что «Милый Дядюшка Виктор» вновь кружит над долиной Иден под рев своих моторов «Мерлин», который звучит под низкими облаками, и его погибшая команда возвращается для выполнения своей последней миссии. Все выглядело так, будто древний «Ланкастер» появился в слип-стриме[81] «Боинга-767» компании «Эйр Канада», на котором Элисон Моррисси прибыла из Торонто.
12
Фрэнк Бэйн стоял, облокотившись о стену почтового участка недалеко от Баттеркросс. Он прикурил сигарету и бросил спичку в снег, где та зашипела и погасла. Глубоко затянувшись, журналист спрятал сигарету в руке, наблюдая, как двое мальчишек-тинейджеров прислонили свои велосипеды к окну участка и скрылись внутри.
Со стороны Бакстон-роуд показался фургон ДАФ[82], который двигался в сторону участка дороги с кольцевым движением. Вместо того чтобы свернуть на вспомогательную дорогу, он продолжал свое движение в сторону Баттеркросса. Бэйн выпустил дым из легких и автоматически запомнил номер фургона – его водитель нажал на пневматические тормоза и остановился в нескольких ярдах от светофора. За большегрузом мгновенно выстроилась очередь из машин, так как он заблокировал всю проезжую часть дороги. С пассажирской стороны кабины спустился какой-то мужчина. Фрэнк не мог рассмотреть его до тех пор, пока водитель не включил поворотник и не начал движение в сторону светофора. Теперь журналист увидел, как в его сторону через дорогу идет Джордж Малкин. Фермер не обращал на него внимания до тех пор, пока не оказался всего в нескольких ярдах от Бэйна.
– Фрэнк Бэйн?
– Это я. У вас классная машина.
Малкин промолчал.
Бэйн улыбнулся и выбросил сигарету.
– Хорошо, – сказал он, – тогда поговорим о деньгах.
Нижние, восточные склоны Айронтонг-хилл были любимым местом для любителей мотокроссов. Это были мотоциклисты, которые любили носиться по целине, поднимая тучи пыли и грязи. Только неделю назад, в воскресенье, еще до того, как пошел снег, произошла стычка между туристами и группой таких любителей. Туристы уже давно жаловались, что мотоциклисты разрушают тропы, превращая их поверхность в грязь, по которой невозможно пройти, не провалившись в нее по колено.
В это утро кто-то украл такой кроссовый мотоцикл с трейлера, припаркованного во дворе одной из ферм в пригороде Идендейла.
Патрульные на А-57 заметили на стоянке для отдыха рядом с лесом человека на мотоцикле и подъехали, чтобы задать ему несколько вопросов. Но он бросился наутек, как только увидел их, так что полицейским пришлось пуститься за ним в погоню. Полицейские были на «Рейнджровере»[83], но знали, что у них нет никаких шансов, если мотоциклист свернет в лес. В сотне ярдов находился свободный проезд, который вел на трассу, пользовавшуюся особой любовью у любителей кросса.
Мотоцикл влетел в этот проезд и поднял целую тучу неутрамбованного снега, который осел на каменной стене. Когда водитель «Ровера» затормозил, автомобиль сильно занесло, но ему удалось выровнять машину, и он последовал через проезд вслед за мотоциклистом.
Трасса, которая шла резко вверх, становилась все уже.
– Давай лучше закончим, – предложил полицейский на пассажирском сиденье.
– За следующим поворотом мы сможем проследить, куда он направляется, – ответил шофер. – В любом случае ему придется нелегко, если снег станет глубже.
– Осторожнее! – закричал его напарник.
Поворот возник слишком неожиданно и оказался для «Ровера» слишком крутым. Машина вылетела с дороги и сползла на несколько ярдов в русло речки, остановившись передним бампером и колесами в воде.
– Чтоб ему провалиться! – сказал водитель, выключая движок.
– В гараже это никому не понравится, – заметил полицейский на пассажирском месте. – Радиатор заменили только на прошлой неделе.
– Давай лучше звони, – буркнул шофер.
Он открыл дверь и ступил в обжигающе-ледяную воду глубиной в несколько дюймов. Дно русла было покрыто неровными камнями, и мужчине с трудом удавалось сохранять равновесие, когда он выбирался против течения на берег. Протянув руку, водитель попытался схватиться за ветку березы, которая росла на берегу, и почувствовал в руке что-то другое – часть одежды. Это была рубашка – голубая сорочка в тонкую белую полоску и с белыми манжетами. Посмотрев на ярлык под воротником, полицейский понял, что рубашка куплена в хорошем магазине у известного производителя и совсем не похожа на португальскую дешевку, которую сам он покупал на распродажах в Идендейле.
Осмотревшись, водитель увидел, что все русло ручья заполнено одеждой. На камнях лежали рубашки и брюки, носки и трусы, и через них перекатывалась вода, как будто кто-то решил постирать их таким примитивным способом. Галстук в красную и синюю полоску свешивался с засохшего куста вереска, а один ботинок опустился на дно, заполнившись водой, и теперь его шнурки извивались в потоке, как водоросли.
Шофер вспомнил, что неподалеку отсюда было найдено не опознанное до сих пор тело мужчины, которого задел снежный плуг. Рядом с телом была обнаружена пустая дорожная сумка.
– Ты уже позвонил? – крикнул он напарнику.
– Да.
– Тогда звони еще раз.
Бен Купер решил дойти до Дам-стрит пешком. Дом, в котором жила Мари Теннент, находился всего лишь в какой-то полумиле от здания Управления, сразу же за лабиринтом улочек и переулков рядом со старой шелкопрядильной фабрикой. Ехать туда на машине не имело смысла, особенно сейчас, когда улицы были забиты еле ползущим транспортом и пешеходами, норовящими пройти по проезжей части, так как тротуары все еще не расчистили от снега. Кроме того, с парковкой в районе Дам-стрит было напряженно даже в те дни, когда снега не было и в помине. Дома для работников фабрики были построены задолго до того, как появилась потребность в гаражах или широких улицах, на которых можно припарковать машину.
Сама шелкопрядильная фабрика было недавно превращена в Центр сохранения объектов культурного наследия. Старое трехэтажное каменное здание давно забросили, и многие годы оно стояло на грани полного уничтожения, но сейчас в пристройке рядом с ним открыли кафе и торговый центр. Купер никак не мог понять, что заставило дизайнеров использовать при строительстве этой пристройки красный кирпич, потому что и сама фабрика, и окружающие ее дома были построены из камня. Скалистый Край был каменной страной, и кирпич здсь выглядел как чужеродное тело.
На углу Дам-стрит мужчина в парке с капюшоном выгуливал добермана, которого крепко держал на поводке. Он подозрительно посмотрел на Бена, натягивая поводок, как будто хотел показать, что собака атакует при малейшей провокации со стороны полицейского.
Позволив мужчине пройти, Купер продолжил свой путь, пока не нашел дом Мари Теннент. Он находился в самом конце террасы – перед ним был небольшой садик, и от него открывался отличный вид на пруд, устроенный позади Центра. Между этим домом и соседним располагалась высокая глухая стена, которая эффективно пресекала все попытки соседей к общению. Эта часть улицы казалась особенно тихой и спокойной. Возможно, из-за пруда, который сейчас был покрыт тонким слоем льда. Бен взглянул на дома, стоявшие на противоположной стороне улицы, – их окна и двери были забиты досками. Эти дома ожидала или перестройка, или полное уничтожение.
Для начала Бен постучал в соседний дом, но ему никто не ответил. Он уже решил было повторить попытку после того, как посетит дом № 10, но тут за его спиной раздался голос:
– И что вам нужно?
Это оказался человек с доберманом, который возился с поводком, как будто хотел спустить собаку. Собака не проявляла к Бену никакого интереса, но детектив решил не рисковать попусту и достал удостоверение.
– Вы живете в этом доме, сэр? – спросил он хозяина пса.
– Предположим, что да. Так что вам нужно?
– Я навожу справки о вашей соседке, Мари Теннент.
– Об этой шотландской красотке?
– Не знаю.
– Мне кажется, что она из Шотландии.
– Ее фамилия Теннент.
– Вот именно. Похоже на пиво. И что же она натворила? Сидеть!
Доберман с облегчением уселся. При более пристальном изучении собака выглядела измученной, как будто слишком долго бегала по улицам. Она чем-то напоминала некоторых полицейских в Идендейле, которые толком не могли отдохнуть, потому что дежурили не менее восемнадцати часов в сутки.
– Боюсь, что с ней случилось несчастье, – ответил Купер.
– Только не надо мне вешать лапшу на уши! Из вас, полицейских, никто не умеет говорить по существу. Она что, умерла?
– Да. А вы хорошо ее знали?
– Вообще не знал. Девушка была себе на уме.
– А может быть, она просто боялась собак?
Мужчина проследил, как Купер подошел к дому и открыл дверь ключом, который предоставили ему арендодатели. Прежде чем войти, констебль оглянулся. Изо рта добермана на асфальт стекали две струйки слюны. Мускулы его плеч и задних ног были напряжены. Бен обрадовался, что дверь открылась с первой попытки и он смог быстро прошмыгнуть в холодный дом Мари Теннент.
Первым, что он увидел, войдя в прихожую, было мигание автоответчика. Полицейский нажал на кнопку и услышал голос, говоривший с шотландским акцентом. Не с тем, с которым говорят в шотландских горах, а с тем, который можно услышать в городах – например, в Глазго или в Эдинбурге. Говорила женщина средних лет, которая не удосужилась назвать себя. Номера телефона, чтобы ей перезвонили, она тоже не сказала.
– Мари, позвони, когда сможешь, – сказала она. – Сообщи, как у тебя дела, чтобы я не волновалась.
На столике лежали счета, а к нижнему краю зеркала были приклеены несколько желтых стикеров с записями. На крюке за дверью висело красное пальто, под столик была засунута пара обуви, а на полу стояла коробка с книгами, которую доставили с почты, но еще не успели открыть.
Купер постоял в прихожей, пытаясь привыкнуть к первым впечатлениям от дома. В его атмосфере было что-то настораживающее. В пустом доме необъяснимый шум мгновенно бил по ушам, но констебля насторожил совсем не шум. Бен вертел головой из стороны в сторону и принюхивался, нет ли здесь запаха газа, или чего-то горелого, или мертвого и уже начавшего разлагаться. Но никаких запахов, которые обычно насторожили бы его, полицейский не почувствовал. В прихожей ощущался некий слабый, ускользающий аромат, но он исчез практически мгновенно, еще до того, как Купер смог его определить. Вполне возможно, это были остатки какого-то освежителя воздуха иди дезинфектанта.
В холле было холодно, но не холоднее, чем в любом другом доме, хозяева которого отсутствуют вот уже пару дней. Бен посчитал, что центрального отопления в коттедже нет, а если оно и было, то в доме использовался таймер, чтобы экономить электричество. Если это так, то в это время дня Мари обычно отсутствовала, что могло означать, что у нее могла быть какая-то работа.
Купер стоял абсолютно неподвижно и прислушивался. Где-то в доме тикали часы. Хуже этого звука ничего не существовало – тиканье часов в пустом доме, хозяйка которого недавно погибла. Тик – и она здесь, так – и ее нет. Как будто ее жизнь ничего не значила. Это тиканье затрагивало самые глубинные страхи в человеке – страх того, что идет постоянный отсчет секунд, оставшихся до смерти.
Часы должны останавливаться, когда умирает их хозяин. Бен знал, что эта мысль иррациональна и относится к области глубоких предрассудков, но тем не менее у него было желание залезть на стул в кухне и вынуть из часов батарейку или отстегнуть гирю, чтобы стрелки наконец остановились. Ему хотелось молчаливого уважения в присутствии смерти. Но он этого не сделал. Вместо этого Купер позволил тиканью сопровождать его при осмотре дома, пока он переходил из комнаты в комнату. Бен позволил дому насмехаться над собой этими звуками, напоминающими покашливание злобной механической игрушки.
Первая дверь, ведущая из холла, открывалась в гостиную. Купер прошел прямо к камину и проверил предметы, которые стояли на его полке. Последний счет за газ был подсунут под треснувший китайский шар с ивовым узором, вместе с оплаченным чеком из «Сомерфилдс»[84]. Потом полицейский повернулся к складному столу из красного дерева, который находился в углу. Здесь, на плетенной из коры рафии[85] подставке, стояла стеклянная ваза с засохшими цветами. Предсмертной записки нигде видно не было.
В комнате также находился письменный стол, засыпанный банковскими счетами и выписками по кредитным картам, письмами и старыми фотографиями. Констебль потратил какое-то время, чтобы записать адреса и имена на конвертах. Ни один из них не был местным и ни один не был похож на адрес молодого человека. Правда, одно из писем было подписано неким Джоном, но это был, скорее всего, отдаленный родственник из университета в Глазго.
Потом Бен увидел полусгоревшие бумаги, которые лежали в давно не используемом камине. Он наклонился поближе и уже начал строить предположения, зачем Мари надо было писать предсмертную записку, а потом сжигать ее. Но оказалось, что в камине лежит совсем не записка. Это было письмо, в котором Мари Теннент, проживающей в доме № 10 по Дам-стрит, сообщали, что она вошла в окончательный список претендентов на приз в 250 000 фунтов стерлингов. Ее просили сообщить, как она хотела бы получить эти деньги в случае выигрыша, и давали рекомендации относительно того, как их потратить: новая машина, отпуск на Карибах или дом ее мечты в сельской местности. Бен дотронулся до письма, и его обгоревшие концы рассыпались в пыль. Подобная помойная рассылка вполне могла подтолкнуть отчаявшегося человека к самому краю.
После этого Купер перевернул все подушки на диване и двух креслах. В результате он нашел три шариковые ручки, кучу мелких монет и собачью игрушку в виде кости с пищалкой. У Мари что, есть где-то собака?
Если верить агенту, в этом доме она жила около восемнадцати месяцев, так что собака вполне могла принадлежать предыдущим жильцам. На мебели и на ковре никаких следов собачьей шерсти видно не было. А вот какое-то влажное пятно на внешней стене виднелось, но это было больше похоже на протечку. Окна тоже давно не мыли. Забитые досками дома на противоположной стороне улицы выглядели серыми и грязными и были покрыты пятнами налипшего снега и сухого птичьего помета.
Купер вернулся назад, в холл, и проверил шкаф под лестницей, где, как оказалось, располагалось управление центральным отоплением. Отопление должно было отключаться в 9 часов утра и вновь включаться в 3 часа дня. Более дотошный самоубийца наверняка отключил бы прибор, чтобы сберечь электроэнергию, зная, что днем дома не будет никого, кому могло бы понадобиться тепло. Но другие, более импульсивные или погруженные в себя, даже не подумали бы об этом. Бен слишком мало знал о Мари Теннент, чтобы решить, к какой категории она относится.
Добравшись до кухни, полицейский наконец смог определить, что это был за запах. Он был настолько очевиден, что Бен удивился, что не смог определить его мгновенно. Это был комбинированный аромат подгузников, пластиковых бутылочек, стерилизационной жидкости, моющей жидкости и испачканных ползунков. Это был запах маленького ребенка.
13
Сначала Бен Купер постучал в двери дома № 8, затем – в дверь того, что стоял за ним, и под конец еще и в дверь следующего. Ему никто не ответил. Даже мужик с доберманом, казалось, растворился в воздухе или просто не хотел открывать дверь.
Вызвав подмогу, детектив вернулся в дом Мари Теннент и еще раз быстро осмотрел все комнаты. Одна мысль о том, что где-то в доме лежит младенец, заставила его покрыться потом. Сколько времени малыш может находиться в одиночестве? Бен не имел об этом ни малейшего понятия. Он смутно помнил, что грудной ребенок достаточно часто и регулярно требует ухода и питания, но это были только воспоминания о том времени, когда его племянницы были совсем маленькими. Джози и Эми кричали, когда хотели есть или когда им надо было сменить подгузники. Если где-то в доме находится ребенок, то он должен был кричать во всю силу своих легких. И кричать уже давно. Его наверняка должны были услышать соседи, верно? Конечно. И они сообщили бы об этом, даже если перед этим не удосужились сообщить, что уже давно не видят мать младенца.
Подумав так, Купер почувствовал себя несколько лучше и стал открывать все шкафы и ящики подряд. Однако потом взглянул на стены и понял, какие они толстые. Это были коттеджи из камня, построенные сто пятьдесят лет назад для сотрудников прядильной фабрики. А в те времена строили на века. Это были настоящие монолитные стены, а не какие-то там деревянно-пластиковые сооружения, которые можно пробить кулаком. Сейчас окна и двери были закрыты, и с улицы не доносилось ни звука. Так что ребенок мог изойти криком, а его так никто и не услышал бы. Он вполне мог умереть от рыданий.
Полицейский стал выбрасывать барахло, которое лежало в шкафу под лестницей: пылесос, скатанный ковер, картонные коробки и заброшенный кофейный столик со стеклянной столешницей. Каждый раз, доставая очередную вещь, он ждал, что вот-вот увидит в углу завернутый пакет. Но пока там ничего не было.
– Бен?
Сейчас детектив был просто счастлив услышать голос Дианы.
– Я здесь! – крикнул он в ответ. – Рад, что ты появилась.
Фрай остановилась в дверях, осматривая комнату. При этом на Купера она, казалось, не обращала никакого внимания. Девушка прошла мимо него, подошла к дивану, а потом потерла пальцем сажу на одном из подоконников.
– А люди здесь что, вообще никогда не моют окна? – поинтересовалась она.
– Все зависит от того, хотят ли они видеть улицу, – ответил ее коллега.
– Ты опять напускаешь на себя таинственность, Бен. Тебе это не идет. Где ты искал?
– Везде, но не очень тщательно.
– Тогда заканчивай здесь, а я поднимусь наверх. И не торопись, повнимательнее… Причин для паники я пока не вижу.
– Ладно, хорошо.
Сержант направилась к ступенькам, и Купер почувствовал некоторое облегчение.
– Диана? – позвал он.
– Что?
– Спасибо, что пришла.
– А куда мне деваться? С некоторых пор мне платят за то, чтобы я следила за тобой.
Вернувшись на кухню Мари Теннент, Бен решил заглянуть в стиральную машину. Как и все, он часто читал истории про детей, застрявших в барабане таких машин, но на этот раз барабан оказался полным нижнего белья. Рядом, на стойке возле радиатора, сушились несколько пеленок. Так, теперь холодильник. В нем находились соки и йогурты, очищенная морковь и замороженная сырая картошка, причем многие упаковки с истекшими сроками годности. На верхней полке лежал заплесневелый сыр и стояла полупустая консервная банка с мозговым горошком. В кухонных шкафах нашлось множество сковородок и приспособлений для готовки, но очень мало пищи. А то, что было, состояло в основном из пасты и чечевицы, фасоли в томатном соусе и дешевого белого вина. Никаких следов собачьего корма или чашек для кормления животных, так что собаки в этом доме, скорее всего, не было. К пробковой поверхности было приклеено еще несколько стикеров с номерами телефонов и напоминаниями о том, что надо купить в магазине. И опять никаких следов предсмертной записки.
Бен открыл заднюю входную дверь и оказался перед небольшим садиком с крепкой веревкой, протянутой над тропинкой. Из-за сугробов снега Купер не мог рассмотреть, что еще находится в саду, но ему представился запущенный цветочный бордюр вокруг травяной лужайки. В снегу копались птицы, а в одном углу виднелась коричневая кучка – там соседская кошка прятала свои экскременты, но их сразу же выдавал растаявший вокруг них снег. Похожий сад располагался слева, отгороженный низкой стеной и забором. Ни в одном из окружающих домов окна не выходили в сад позади дома Теннент. Прямо за садом виднелась задняя стена фабрики с редкими крохотными окошками – темными квадратами на снегу, налипшем на камни. У стены дома Мари стоял бункер для угля. Купер поднял крышку, и слой снега упал с нее и лег возле стены. Внутри было пусто. Оставалось всего одно место, где можно было что-то спрятать, – зеленый мусорный бак на колесиках, прислоненный к стене возле калитки, которая, скорее всего, выходила на темный переулок, шедший вдоль стены фабрики. Чтобы добраться до нее, Бену нужно было пересечь сад, полностью заметенный снегом. На калитке висел замок, и он был заперт. В этом месте стена фабрики нависала над ним, как крепостная, безликая и угрожающая. Конечно, речь шла о северной стороне стены – все окна находились на ее южной стороне, чтобы обеспечить работников фабрики, которые наблюдали за станками, необходимым светом. Интересно, что если света для работы им хватало, то вот для домов – вряд ли. И все это из-за тени, отбрасываемой стеной.
Как только Бен дотронулся до мусорного бака, он понял, что в нем что-то есть. Пустые баки обычно бывали такими легкими, что их можно было одним пальцем сдвинуть с того места, где их оставлял мусорщик, а у этого на дне явно лежало что-то тяжелое. Когда полицейский отодвигал бак от стены, чтобы открыть крышку, это что-то стукнулось о стенку. Купер очистил крышку от снега и взглянул на наклейку муниципалитета Скалистого Края, приклеенную к зеленой пластиковой поверхности. На ней были указаны сроки сбора мусора в Рождество и в Новый год.
Открыв крышку, Бен сморщился от вони, которая ударила ему в нос. Нечто, завернутое в пакет из «Сомерфилдс», болталось по дну бака, когда констебль наклонял его. В одном углу собралось около полудюйма темной жидкости, и при этом обнажился мусор, прилипший к дну контейнера. Купер оглянулся на дом, размышляя, не следует ли позвать Фрай со второго этажа. Но вместо этого он снял свои вязаные перчатки и убрал их в правый карман, а из левого извлек пачку стерильных резиновых перчаток. Сильно вытянув руку, мужчина умудрился дотянуться до дна бака и поддеть двумя пальцами ручки пакета, которые были завязаны так крепко, что Бену понадобилось несколько секунд, чтобы их развязать.
Несмотря на вонь, он улыбнулся, увидев, что лежит в пакете.
Купер вернулся в дом и поднялся наверх, к Диане Фрай. На этаже была всего одна спальня и одна ванная комната. И хотя кровать в комнате была двуспальной, все подушки лежали с одной ее стороны.
– Что-то нашел? – спросила Диана.
– Несколько дней назад Мари Теннент зажарила ножку ягненка, но не съела от нее ни кусочка, – сказал Бен. – Она, по-видимому, хранила ее в холодильнике, пока та не протухла, а потом выбросила в мусорный бак. Это может что-то значить.
– Например? – заинтересвалась Фрай.
– Когда живешь один, то обычно не готовишь для себя целую баранью ногу. Так мне, по крайней мере, кажется.
– Правильно кажется. Ты хочешь сказать, что она ждала гостя, который так и не появился?
– Мусор здесь обычно увозят по понедельникам. Это расписание было нарушено на Новый год, но на этой неделе они опять должны были к нему вернуться. Ничего, кроме баранины, в баке не было. А это значит, что она выкинула ногу после того, как мусорщик забрал предыдущий контейнер. То есть самое раннее – в понедельник.
– А откуда, ради всего святого, ты узнал расписание мусорщиков?
– Они оставили информацию на баках.
Купер стоял на крохотной лестничной площадке и наблюдал, как Фрай двигается по спальне. Он почувствовал легкий сквозняк и посмотрел вверх.
– Над площадкой опускающаяся дверь, – заметил Бен. – Там наверняка находится чердачное помещение.
– А ты можешь дотянуться до него со стула?
Встав на стул, констебль смог откинуть опускную дверь. Фрай протянула ему маленький фонарь, и он, опираясь на локти, подтянулся и увидел маленький чердак. Тот был таким крохотным, что занимал площадь между двумя стропилами, которая вся была покрыта остатками изоляции, дочиста изгрызенной мышами, устраивавшими в ней свои норки. Бен посветил лучом фонарика во все углы. Пусто.
Он спустился и отнес стул назад в спальню. Его коллега как раз достала картину, которая была спрятана под кроватью. Она была завернута в старую простыню и покрыта толстым слоем пыли.
– По крайней мере, в доме ребенка нет, – сказала она.
– Вот и слава богу. Нам остается только выяснить, с кем она ушла из дома.
– Именно.
Купер смотрел, как Диана разворачивает найденную картину.
– Да это же эстамп Чатсуорт-хаус![86] – произнес он, узнав панораму парка, упиравшегося в громадный белый фасад в стиле «палладианства»[87]. – Это родовое гнездо герцогов Девонширских и самый интересный туристический объект в округе.
– Очень красиво. Но ей он, видимо, не понравился.
Бен взял эстамп в руки и перевернул его.
– Куплено в сувенирной лавке в самом Чатсуорте, – заметил он.