Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник) Вентворт Патриция

Глава 24

Жизнь была бы гораздо проще, если б ее можно было выстраивать, как в пьесе или в романе, где опускается занавес или заканчивается глава, и действие или повествование можно возобновить по прошествии нескольких дней, недель или даже лет. Однако в реальной жизни таких перерывов не бывает. Что бы ни произошло вчера, требуется встать, одеться, вытерпеть семейный завтрак и мужественно встречать предстоящее. Если бы Джулия могла опустить занавес перед разговором с миссис Мэнипл и снова поднять его после разговора с нею, она встретила бы день с более легким сердцем. Но раз это нужно сделать, она это сделает. И чем скорее, тем лучше.

Никому не хотелось медлить за завтраком. С прибытием почты общая подавленность заметно усилилась. Джимми вскрыл длинный конверт со своим именем, опустил взгляд и удивленно произнес: «Она завещала мне все эти треклятые деньги». После этого посидел, глядя в пространство, потом отодвинул назад стул и вышел.

Старший инспектор и сержант Эббот, появившись, первым делом провели разговор с ним в кабинете, чуть позже к ним присоединилась мисс Сильвер, и после того как Джимми с жалким видом вышел, осталась там.

После завтрака Джулия убрала и вымыла посуду, отправила Энтони прогуляться с Джимми по саду, а потом пошла на кухню с таким чувством, словно собиралась присутствовать при казни.

Она нашла миссис Мэнипл взвешивающей ингредиенты для пудинга, ей помогала Полли. Видимо, пудингу предстояло быть каким-то особенным, потому что Мэнни, как правило, ничего не взвешивала, просто смешивала масло, муку, молоко, яйца и все прочее с поразительной небрежностью, и результат оказывался превосходным.

– Ага, миссис Мэнипл, – сказала Полли и подала лимонную эссенцию.

Джулия с тяжелым сердцем вошла.

– Мэнни, может Полли пойти наверх, оказать там помощь? Кажется, мисс Минни дурно провела ночь, боюсь…

– Вот-вот свалится, – сказала мисс Мэнипл. – Полли, ступай наверх, посмотри, что можешь сделать. Здесь я сама со всем управлюсь. До одиннадцати тебе тут делать нечего, поэтому подмети полы в спальнях, а мисс Элли вытрет пыль.

Стол находился перед широким окном, выходящим на мощенный камнем двор, посреди которого рос очень старый каштан. Джулия стояла, глядя на дерево. У него была своя история. В его ветвях прятался роялист Леттер, когда круглоголовые Кромвеля искали его по всему дому. В деревне все знали, что он вернулся раненым, но никто его не выдал. Старая история…

Джулия отвернулась от окна и увидела, что миссис Мэнипл проницательно на нее смотрит.

– Ну, мисс Джулия, в чем дело? Говорите сразу. Вы пришли не из-за Полли, правда ведь?

– Правда, Мэнни.

– И нечего принимать такой вид, будто мы на собственных похоронах. Есть такие, без кого можно обойтись, ничего о них не скажу, только не вижу причины нам с вами выплакивать глаза.

– Мэнни, не надо!

Миссис Мэнипл месила в миске тесто. Ее сильные руки были в муке. Рукава своего сиреневого ситцевого платья она закатала выше локтей. Платье с маленьким отложным воротником доходило до горла и было застегнуто спереди на крючки – по моде времен, когда она только поступила на службу. Большой передник с тесемками был завязан на бантик позади того, что некогда являлось талией. Волосы ее до сих пор были очень густыми. Они поднимались спереди и были закручены на затылке в большой узел. Тронутые сединой, они бы курчавились, если бы она позволяла. Черные брови под ними придавали очень решительный вид черным глазам. Мэнни с вызовом взглянула на Джулию.

– Ну, мисс Джулия, какой смысл об этом говорить? Я не одобряю, как и вы, когда дурно говорят о мертвых, пусть даже для этого и есть причина, но и крокодиловы слезы лить не хочу, мне это не свойственно, сами знаете. И незачем приходить ко мне со словами «Не надо, Мэнни!».

Джулия взяла себя в руки. Не стоило вспоминать, сколько раз она наблюдала, как Мэнни разбивает яйца, чистит изюм и смазывает маслом формы, как сейчас, выкладывая новости и всевозможные случаи с деревенскими жителями. В этом не было смысла. Она поймала себя на том, что произносит свою мысль вслух:

– В этом нет смысла, Мэнни.

Мисс Мэнипл встряхнула головой:

– И не будет, если станете смотреть на это так, как сейчас на меня! Я всегда говорила, что у вас с раннего детства был самый бередящий душу взгляд. И я не поблагодарю вас, мисс Джулия, поскольку в доме достаточно дел и без того, чтобы портить мне своим взглядом пудинг.

Говоря это, Мэнни укладывала тесто в смазанную маслом форму. Покончив с этим, поставила ее в духовку. Потом подошла к раковине, пустила холодную воду, вымыла руки и вытерла их полотенцем на ролике за дверью.

Джулия, не двигаясь с места, ждала ее возвращения.

– Мэнни, в этом нет смысла. Я пришла поговорить с тобой.

Круглые, румяные щеки миссис Мэнипл покраснели еще больше.

– И что вы собирались сказать, мисс Джулия?

– Думаю, ты знаешь.

– А я думаю, что лучше сказать это напрямик, и все тут. Терпеть не могу намеков, я ими не говорю, и вы тоже не говорили. Поэтому, если вам есть что сказать, говорите прямо!

– Ладно, скажу. Полицейским нужно сообщить о приступах рвоты, которые были у Лоис. Нужно сказать, что ты давала ей ипекакуану.

Лицо миссис Мэнипл стало лиловым. Ее блестящие черные глаза упорно смотрели на Джулию.

– И кто им это скажет?

Джулия не хотела отводить взгляд. Она не знала, как побледнела, но взгляда не отвела. И ответила:

– Они должны знать.

Миссис Мэнипл подошла к столу и твердо закрыла крышкой ларь с мукой.

– Ну, так можете сказать им, если считаете, что в доме еще мало беспокойств. То, что я давала ей, связано с ее смертью не больше, чем индейка, которую мы ели на Рождество. И вы прекрасно знаете – капелька ипекакуаны не повредила бы даже ребенку – и последняя была за неделю до ее смерти! Идите, скажите им, дорогая моя, чем скорей, тем лучше! Я не прошу вас молчать.

Джулия сказала другим тоном:

– Они думают, что ее отравил Джимми…

Миссис Мэнипл выронила ложку. Та со стуком упала в миску для замешивания теста, но Мэнни не обратила на это внимания.

– Как они смеют!

– Думают, что Джимми. Ты знаешь, что они поссорились.

– Как может кто-то не знать, если в доме Глэдис Марш – разбалтывает всем то, чего я не повторю, вы это знаете не хуже меня. Что госпожа, что служанка, обе бесстыжие!

Джулия спокойно заговорила:

– Полицейские знают, что произошло в ту ночь, когда здесь был Энтони. Они считают, что в связи с этим у Джимми появился мотив. Думают, что у него был и другой мотив. Сегодня утром он получил копию завещания Лоис от ее адвоката. Она оставила ему большие деньги. Джимми ничего не знал о завещании, но полицейские ему не верят. Мэнни, это очень опасно – они действительно могут решить, что он отравил ее.

Миссис Мэнипл громко, возмущенно воскликнула: «Ну и дураки!» Потом стала опускать рукава и застегивать крючки на запястьях.

– Если меня арестуют, позаботиться об обеде придется вам. В кашу можно положить холодное мясо, овощами займется Полли. Под духовкой огонь слабый, пудинг не трогайте. А когда придет булочник, скажите Полли, пусть возьмет две свежие и одну черствую.

– Мэнни…

– Ну, что еще? Я делаю то, что вы хотели, так ведь? Похоже, пора, чтобы кто-то сказал этим полицейским: пусть не стараются быть большими дураками, чем есть. Надо же – мистер Джимми! Да ведь, как ни жаль, стоило ей захотеть, и он лег бы на раскаленные угли, чтобы она прошла по нему! – Мэнни твердо положила руку на плечо Джулии. – Не волнуйтесь, дорогая моя, я ни за что не поверю, будто мистеру Джимми может что-то грозить из-за, скажу прямо, дурной женщины, у которой не было сердца, как нет ядра в гнилом орехе. Приготовьте себе чашку хорошего чая и не волнуйтесь. И не пускайте эту Глэдис Марш в мою кладовую. Скорее всего, она попытается залезть туда, когда я не вижу, а я не потерплю этого, и все тут!

Глава 25

В кабинете старший инспектор Лэм сидел, положив руки на колени, за столом на месте Джимми Леттера, глядел то на сидевшего по ту сторону стола Фрэнка Эббота, то вправо, где мисс Сильвер, несколько отстраненная от происходящего, вязала чулок для Дерека, второго сына своей племянницы Этель. Спицы мерно пощелкивали. Написанный маслом портрет покойного мистера Фрэнсиса Леттера висел над камином и словно бы мрачно взирал на эту сцену. Все, знавшие Фрэнсиса, находили сходство неприятно-точным, а сам портрет наводил на мысль, как мало похожи друг на друга могут быть близкие родственники. Не знавшие Фрэнсиса вряд ли бы догадались, что Джимми его сын. Фрэнсис Леттер был рослым, темноволосым, поджарым. Имелось легкое сходство с племянником Энтони, но у племянника не было того трагичного вида, который, надо сказать, весьма гармонировал с происходившим.

Лэм произнес:

– Ситуация становится для него довольно мрачной, согласны?

Мисс Сильвер кашлянула.

– Я не готова возражать вам, но попрошу иметь в виду мудрейшие слова лорда Теннисона. Он замечает, что:

– Ну, не знаю насчет цветов и травинок, – отозвался инспектор, – но если у мужчины есть все основания считать, что его жена не отличается строгостью поведения, и если она завещала ему целое состояние, я не стану спрашивать у лорда Теннисона дозволения подозревать мистера Джимми Леттера в том, что у него имелось два мотива отравить миссис Леттер.

Спицы мисс Сильвер продолжали щелкать.

– Двух мотивов может оказаться слишком много, старший инспектор.

Фрэнка Эббота это заинтересовало.

– То есть, если он выходил из себя от ревности, то не думал бы о деньгах, а если ему нужны были деньги, то не был бы так потрясен той сценой в комнате Энтони Леттера.

Лэм ударил себя по колену.

– Вот тут ты не прав! Здесь вы, молодые ребята, можете совершить большую ошибку. Люди не так уж просты – они заковыристые. Ты поразился бы, узнав, сколько разных вещей может быть на уме у человека одновременно: сперва верх берет одно, потом другое. Скажем, человек ревнует жену, но не в такой мере, чтобы убить ее – он ссорится с ней по какой-то другой причине. Начинает понимать, что она хочет во всем поступать по-своему и предоставляет ему вести себя так же. Вспоминает, что деньгами владеет она, и это его раздражает. Обостряются семейные противоречия – муж хочет сохранить единство семьи, а жена хочет ее раскола. Муж в стесненных обстоятельствах – сомнительно, что он сможет содержать дом без ее денег, а эта усадьба принадлежит его роду много лет. Это его тревожит. И беспокоит ее поведение – жена хочет расколоть семью и вешается на шею его кузену. Дело идет к разрыву, а если они разойдутся, то, может, он больше не сможет содержать усадьбу. Потом вдруг разрыв становится неизбежным – муж застает жену в комнате двоюродного брата. Неужели не видите, как тут все складывается? Если бы не деньги, он мог бы с ней развестись. Если бы она не зашла так далеко, может, он не стал бы убивать ее только ради денег. Я утверждаю, что здесь имели место два мотива, достаточно сильных по отдельности, и они сошлись так, что каждый из них усиливал другой.

Мисс Сильвер негромко кашлянула.

– Старший инспектор, вы превосходно иллюстрируете эту цитату. Нашли тот смысл, какой хотели.

Румяное лицо Лэма покраснело еще больше.

– Я работаю умом, чтобы найти смысл – вы это имели в виду? Если есть другой способ отыскания смысла, я хотел бы о нем узнать. По-моему, завещание миссис Леттер веская улика – отрицать этого нельзя. И в довершение всего приходит сообщение от Смердона. Полицейский врач осмотрел аптечку мисс Мерсер. Помимо лекарств, обычных для дома, там есть стеклянный пузырек, на четверть заполненный таблетками морфия. Врач говорит, это таблетки немецкого производства, гораздо более сильного действия, чем можно приобрести в нашей стране. На всех упаковках в аптечке есть отпечатки пальцев мисс Мерсер – и давние, и свежие, как и следует ожидать. На этом пузырьке с таблетками имеются очень четкие ее отпечатки. Но на нем найдены и отпечатки пальцев Джимми Леттера. Слегка смазанные, словно мисс Мерсер брала пузырек после него, но определенно принадлежащие ему. Он запускал руку в аптечку, перебирал лекарства. Есть его четкие отпечатки на похожем пузырьке с таблетками хины. По-моему, он искал морфий и по ошибке взял не то. Там есть и пузырек с ипекакуаной, но без отпечатков пальцев. Если вы правы, мисс Сильвер, относительно тех приступов рвоты, то, надо сказать, мистер Леттер был осторожен. Вытер пузырек или надел перчатки – что-то в этом роде. Не знаю, зачем он рисковал, вызывая эти приступы, но, думаю, скоро выясним. Я не рассказал обо всем этом мистеру Леттеру, когда он был здесь, так как решил сперва выяснить, что скажет по этому поводу мисс Мерсер. Она брала этот пузырек после него, и я хочу услышать ее объяснение. Может, она переставила его, чтобы взять что-то другое, и в таком случае я хотел бы узнать, не стоял ли пузырек не на своем месте. Или же, – Лэм пристально посмотрел на мисс Сильвер, – может, это ее рук дело. Такое возможно – отрицать нельзя.

В дверь постучали. Лэм сказал: «Войдите!» – и в кабинет вошла миссис Мэнипл, величественная в почти зримом ореоле пятидесятилетней с лишним службы. Голову она держала высоко, выражение лица было спокойным, облик горделивым, решительным. Она приблизилась к дальнему торцу письменного стола и остановилась. Старший инспектор оказался справа от нее, сержант Эббот слева, мисс Сильвер прямо перед ней. В том, как миссис Мэнипл вошла, ощущалось дело первостепенной важности. Все молчали, пока она не заговорила. Положив руки на край стола, Мэнни сказала:

– Я должна кое о чем сообщить.

Лэм повернулся к ней всем корпусом и спросил:

– Вы кухарка, так ведь, миссис Мэнипл?

– Да.

Фрэнк Эббот поднялся и принес ей стул.

– Садитесь, пожалуйста.

Мэнни оценивающе посмотрела на него и отозвалась:

– Нет, благодарю вас, сэр.

Сержант Эббот был смущен впервые в жизни. Покраснев, он вернулся к своему месту и принялся писать в блокноте.

Старший инспектор угрюмо взглянул на пожилую женщину, приберегшую обращение «сэр» для его подчиненного. Лэм понимал, что это значит, не хуже нее, и почувствовал к ней какое-то уважение. И мысленно отметил, что нельзя позволять юному Фрэнку возомнить о себе. Произнес:

– Вижу, миссис Мэнипл, вам есть что сказать. Будьте добры, говорите.

Мэнни стояла, гордо выпрямившись.

– Для этого и пришла. Незадолго до смерти миссис Леттер несколько раз рвало. Я пришла сказать вам – эти приступы были вызваны тем, что я добавляла ей в кофе.

Наступила краткая, напряженная тишина. Мисс Сильвер ненадолго перестала вязать и обратила на нее пристальный взгляд.

Лэм произнес:

– Если это признание, должен предупредить вас: все, что вы скажете, может быть записано и использовано как показание.

Ни в лице, ни в голосе миссис Мэнипл ничего не изменилось.

– Я не возражаю против записывания – иначе я не была бы здесь. И я не говорю, от чего умерла миссис Леттер, говорю только о тех приступах рвоты, что у нее были – от ипекакуаны. Я добавляла ее, главным образом, ей в кофе, но один раз добавила во фруктовый салат.

Лэм подался вперед.

– Что побудило вас это делать?

Ответ прозвучал кратко и сурово:

– Наказывала ее.

– За что вы хотели ее наказать?

– За то, что причиняла всем, с кем сталкивалась.

– Например?

– Долго рассказывать.

– Ничего. Скажите, почему вы решили, что она заслуживает наказания.

Миссис Мэнипл нахмурилась.

– Ну, ладно. Постараюсь как можно короче. Во-первых, за то, что она сделала миссис Марш.

– Вы говорите о молодой женщине, Глэдис Марш, что была кем-то вроде служанки у миссис Леттер?

– Нет. Говорю о ее свекрови, Лиззи Марш, моей двоюродной сестре, которую эта Глэдис отправила в работный дом. Пусть его сейчас называют «приют для инвалидов», но на самом деле это работный дом. И миссис Леттер поддержала ее. Глэдис не посмела бы сделать это, да и Джо Марш не позволил бы ей, если бы миссис Леттер ее не поддержала и не наговорила бы мистеру Джимми всякой лжи.

– И вы из-за этого клали ипекакуану ей в кофе.

– Не только. За это и за другое. Мисс Элли – миссис Стрит – она заставляла работать до полусмерти, как ни одна служанка не работала, а когда Элли совсем выбилась из сил, принялась выгонять ее из дома, не позволила ей взять в дом мужа, мистера Ронни, и ухаживать здесь за ним. То же самое с мисс Минни – она живет здесь с тех пор, как умер старый доктор. Извела ее работой, а потом пусть убирается – миссис Леттер все равно было, жива она или нет. И опять наврала мистеру Джимми, внушила ему, что мисс Минни хочет съехать. Вот почему я это делала. Может, и не следовало так, но я делала поэтому. И только чтобы наказать ее – такую каплю ипекакуаны дают ребенку, который что-то не то проглотил. И вреда никакого. Вот что я пришла сказать.

Миссис Мэнипл убрала руки со стола и повернулась, чтобы уйти.

Лэм остановил ее:

– Знаете, этого недостаточно. Полагаю, вам лучше сесть.

Мэнни вернулась в прежнее положение.

– Вполне могу и постоять.

– Что ж, как хотите. Я хочу задать вам несколько вопросов. Если не захотите, можете не отвечать.

– Скажу, когда услышу их.

– Ну, начнем с простого. Давно вы здесь работаете?

Она с гордостью ответила:

– На Рождество будет пятьдесят три года.

– Не увольнялись, чтобы выйти замуж?

Миссис Мэнипл стояла очень прямо.

– Я не замужем. «Миссис» подобает женщине, когда ей исполнится пятьдесят на такой работе.

– Понятно. Вы очень преданы этой семье, так ведь?

– Кто не был бы предан после пятидесяти лет?

– Очень привязаны к мистеру Джимми, как вы его называете?

Мэнни ответила:

– Я видела, как его крестили. – И добавила: – Кто угодно привязался бы к мистеру Джимми – он добр ко всем. Во всей округе не найдешь человека, который не любил бы мистера Джимми.

Лэм сменил позу и вытянул руку поперек стола.

– А теперь расскажите, пожалуйста, о тех случаях, когда клали ипекак в кофе миссис Леттер. Когда начали?

Он обратил внимание, что миссис Мэнипл ответила, не задумываясь:

– Это было в тот вечер, когда приехали мисс Джулия и мистер Энтони. Они два года сюда не приезжали, и я подумала: «Ладно, они проведут этот вечер, как раньше, когда миссис Леттер здесь еще не и не пахло». Однако она была в своем репертуаре: заставляла мисс Элли, которая с ног валилась от усталости, переставлять цветы в вазе – и та переставила их превосходно. И я подумала: «Нет, дамочка, не выйдет у вас!» Я знала, как это будет – мисс Элли и мисс Джулия не получат ни минутки покоя для разговора с мистером Джимми и мистером Энтони. Знаете, миссис Леттер терпеть не могла, когда обращали внимание на кого-то, кроме нее, поэтому я положила ипекак ей в кофе по-турецки – только она пила эту гадость. Ее вырвало, и она притихла, как я и думала.

Фрэнк Эббот перевернул страницу и продолжал писать. Лэм сказал:

– Так, это было в первый раз. Когда вы сделали это снова?

– На другой день, за обедом. Был подан фруктовый салат в отдельных салатницах, заправленный сливками. Миссис Леттер не ела сливок, поэтому одна салатница оставалась без них. Я положила ипекак туда.

– А потом?

– Один раз, когда мистер Джимми был в Девоншире по делам мисс Элизы Рейвен, и еще раз после его возвращения – кажется, в прошлый вторник. Потом в субботу мистер Джимми вернулся из Лондона и велел приготовить две чашки кофе по-турецки. Он сказал, что будет пить его всякий раз вместе с миссис Леттер. Тогда я перестала.

– Больше не добавлял ипекакуану в кофе?

Миссис Мэнипл посмотрела ему в глаза.

– Думаете, я рискнула бы вызвать рвоту у мистера Джимми?

– Нет, не думаю. Значит, вы больше не использовали ипекак. А где взяли морфий?

Мэнни спокойно, равнодушно продолжала смотреть на него.

– Не понимаю, о чем вы.

– О той отраве, что оказалась в кофе миссис Леттер в среду вечером, – это был морфий. Где вы его взяли?

– Я ничего о нем не знаю.

– Миссис Мэнипл, клали вы что-нибудь в кофе вечером в среду? Можете не отвечать, если не хотите.

Она с легким презрением ответила:

– С чего бы мне не хотеть? Я ничего не клала в кофе, это может подтвердить вам мисс Джулия. Она стояла там, наблюдая за мной, и может рассказать, что я делала. И если бы я в сто раз сильнее хотела убить миссис Леттер, думаете, положила бы яд в одну из тех чашек, позволила бы мисс Джулии отнести поднос и поставить там, чтобы они сами брали чашки – миссис Леттер и мистер Джимми, которого я не могла бы любить больше, будь он мой сын – и не знать, кто из них возьмет яд? Думаете, я бы это сделала? Если б решила отравить ее, думаете, я рискнула бы жизнью мистера Джимми, не зная, кто возьмет эту чашку? Глупость, и вы это знаете.

– Может быть, – сказал Лэм. И продолжал: – Я подробно расспрошу вас про среду, миссис Мэнипл. Миссис Леттер утром не выходила из своей комнаты, так ведь? Значит, завтрак ей подали туда. Кто понес его наверх и что она ела?

Миссис Мэнипл немного подалась вперед.

– За подносом спустилась Глэдис Марш и понесла его наверх. Там были гренки и яблоко, как обычно по средам.

– Не особенно сытный завтрак. Ну а потом? Спустилась она к обеду?

– Да, спустилась. Я не знала, что она будет есть, и послала Полли наверх спросить. Та вернулась и сказала, что миссис Леттер спустится.

– Значит, за обедом она ела то же, что и остальные. Что было на столе?

– Рубленое мясо с двумя видами овощей и бисквит со сливками.

– А за чаем что?

– Миссис Леттер уехала после обеда на своей машине. Вернулась только к семи часам – за чаем ее не было.

– Что вы подали на ужин?

– Рыбу – запеченную треску – и сладкий омлет. Но никто почти ничего не ел.

– Были очень расстроены?

– Похоже на то.

– А потом вы приготовили кофе, и мисс Уэйн унесла его?

– Мисс Джулия смотрела, как я его готовлю.

– Ладно – еще одно. Где вы брали ипекак, который добавляли в кофе миссис Леттер? Из аптечки в комнате мисс Мерсер?

– Тогда нет.

– Как это понять?

– Весной у меня был кашель, и мисс Мерсер дала мне пузырек. Я смешала чуточку его с медом, с уксусом, и выпила. И она сказала, чтобы я оставила пузырек себе, – он был наполовину пустым.

– Знали вы, что у нее в комнате есть аптечка?

– Все в доме знали.

– Она не запиралась, так ведь? Каждый мог прийти и взять что угодно?

Миссис Мэнипл выпрямилась.

– Никто в доме не сделал бы этого – разве что Глэдис Марш. Слава богу, в доме ничего не требовалось запирать! Но аптечку с лекарствами следует держать на запоре.

– Вы сами ничего не брали оттуда?

– Мне было не нужно, а если понадобилось бы, все равно бы не взяла. Попросила бы у мисс Минни.

– Просили вы что-нибудь из этой аптечки?

– Нет.

Лэм отодвинулся вместе со стулом.

– Хорошо, миссис Мэнипл. Теперь сержант Эббот отпечатает все свои записи на машинке, зачитает вам, и вы их подпишете.

Глава 26

Мисс Сильвер собрала вязанье и вышла, оставив их за этим занятием, но старший инспектор почти сразу же последовал за ней. Когда она оглянулась и увидела его, Лэм, по ее мысленному выражению, состроил гримасу, подошел к двери гостиной, открыл ее и жестом пригласил мисс Сильвер войти. Закрыв за ней дверь, спросил доверительным тоном:

– Ну, что об этом скажете?

Мисс Сильвер стояла, держа в руках новую сумку для вязанья, которую племянница Этель прислала ей в июле на день рождения – вместительную, из мебельного ситца с изображениями жимолости и колибри. Этой сумкой восхищалась не только она сама, но и кое-кто из давних ее подруг. Наверху ее, там, где расходились оборки, проглядывала светло-желтая подкладка. Чуть помедлив, мисс Сильвер ответила:

– Думаю, миссис Мэнипл говорила правду.

Лэм кивнул:

– Я тоже. Не вижу, зачем иначе ей вообще было что-то говорить. Шутка глупая, за которую, кстати, можно попасть под арест. Я бы немедленно арестовал ее, если бы думал, что миссис Леттер отравила она. Но я совершенно уверен, что она этого не делала.

– Согласна.

– Прежде всего миссис Мэнипл не призналась в ипекаке, если бы дошла до морфия – разве что решила во всем сознаться. Это у меня первая причина решить, что она этого не делала. Вторая более основательная. Кухарка убедила меня, сказав, что ни за что не рискнула бы жизнью мистера Леттера. Судя по всему, ни варившая кофе кухарка, ни мисс Джулия Уэйн не могли устроить так, чтобы кто-нибудь взял определенную чашку. Когда чашки брали, в комнате их не было. Значит, убийцей являлся либо тот, кому было не важно, кто отравится, что абсолютно нелепо, либо кто-то находившийся в комнате и имевший возможность сделать так, чтобы чашка с отравленным кофе досталась тому, кому предназначена. Значит, это кто-то один из троих – миссис Стрит, мисс Мерсер и мистер Джимми Леттер.

Мисс Сильвер кивнула:

– Относительно фактов я с вами согласна.

Лэм добродушно рассмеялся.

– Вот и чудесно! Не помню, когда вы соглашались со мной в последний раз. Век живи, век учись, как говорится.

Мисс Сильвер чуть отстраненно кашлянула.

– Я могу соглашаться с вами относительно фактов, но не принимать выводов, которые вы из них делаете.

Инспектор засмеялся снова.

– Ну да – мистер Леттер ваш клиент, так ведь? Вы не признаете, что это сделал он. Значит, остаются миссис Стрит и мисс Мерсер. На ком остановите свой выбор? Обеих выгоняли из дома, где они прожили двадцать пять лет – если возраст миссис Стрит не меньше. И у последней есть муж, которого она поселила бы здесь, если бы миссис Леттер не возражала. Таким образом, мотив есть у обеих, только не знаю, согласятся ли с этим присяжные. Нет, боюсь, положение у вашего клиента неважное. Скажите, а что думаете вы сами? Будьте откровенны.

Мисс Сильвер обратила на него невозмутимый взгляд.

– Пока что никакого мнения у меня нет.

Она вышла в коридор, улыбаясь своим мыслям. Она собиралась поговорить с Джулией Уэйн, но решила, что с этим можно повременить. Казалось, предоставляется отличная возможность для разговора с судомойкой Полли Пелл, довольно робкой девушкой – она постоянно находится на побегушках у миссис Мэнипл, и потому к ней непросто найти доступ.

Мисс Сильвер пошла в кладовую для провизии и сразу же поняла, что не застанет там Полли одну. Дверь в кухню была приоткрыта, и высокий голос Глэдис Марш был слышен отчетливо:

– В газетах появятся мои фотографии – вот увидишь.

Как леди мисс Сильвер сожалела о профессиональной необходимости. Леди не подслушивают, но иногда подслушать очень полезно. В профессиональной деятельности она без колебаний пользовалась такой возможностью. Взяв стакан, мисс Сильвер подошла к крану для питьевой воды. Услышанное она нашла очень интересным.

Осторожно заглянув за дверь, мисс Сильвер увидела Глэдис Марш, сидевшую, свесив ноги, на углу кухонного стола. В руке она держала чашку чая. Полли видно не было. Послышался ее неуверенный тихий голос:

– Мне бы этого не хотелось.

Глэдис шумно отпила из чашки.

– А вот мне хочется. Понаблюдай за мной и увидишь. Двое репортеров уже подходили ко мне, но я себе цену знаю. Я им так и сказала. Я выложила все, что мне известно, инспектору Лэму из Скотленд-Ярда – вот что я сообщила им. И он сказал, что меня вызовут на дознание и чтобы я никому ничего не говорила, поэтому я буду молчать. «Посудите сами, – говорю, – почему вы должны получать деньги за мой рассказ? Я сама могу написать все, разве нет?» А наглый с рыжими волосами – они все наглые, но этот особенно – спрашивает: «Неужели тебя писать научили?», а я отвечаю: «Да, слово “Нахальство” и еще кое-что». Он заявил: «Не сомневаюсь!» – и сделал два снимка. Только я ему ничего не сказала, разве что про дом, про семью, что миссис Леттер нравилась мужчинам и все такое. А если хотят чего-то еще, пускай платят деньги – эти не захотят, так другие найдутся.

Полли что-то тихо произнесла. Глэдис допила чай и потянулась за чайником.

– Да брось ты! Надо же порадоваться жизни в молодости. Подумай, нет ли чего, что ты могла бы сообщить полицейским и получить вызов на дознание? Это будет дело, интересное только для деревни, но когда дойдет до суда…

Голос Полли прозвучал испуганно:

– А кого будут судить?

– Не знаю. Но могу догадаться. А ты?