Дело о предубежденном попугае Гарднер Эрл

Коронер возмутился:

— Что за ерунда! Попугай не может быть свидетелем, но он что-то сказал. Если желаете, эти слова можно внести в протокол. Я думаю, что Жюри прекрасно понимает положение вещей. Лично я никогда не верил в разумность внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные что-то слышат, они это слышат. И достаточно. Продолжайте допрос.

— Мне думается, что у меня больше нет вопросов.

— У меня тоже… впрочем, подождите. Если этот попугай Казанова, то откуда же взялся тот попугай, которого убили? — спросил Спраг, обращаясь к Эллен.

— Я не знаю.

— Он был в вашем доме?

— И этого я не знаю.

— Вы должны иметь к этому какое-то отношение.

— Не имею ровно никакого.

— Но вы уверены, что это Казанова?

— Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него не хватает одного когтя. Ну, а потом, он всегда говорил про этот пистолет.

— Так вы слышали это и раньше?

— Помню, мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу домой.

Прокурор заговорил с важным видом:

— Мисс Монтейз. Я не убежден, что ваша истерика была вызвана одним видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и…

Мейсон поднялся на ноги.

— Никакой необходимости смотреть на этого мертвого попугая у вас нет, мисс Монтейз.

Спраг покраснел.

— А я настаиваю, чтобы она это сделала!

Но Мейсон твердо стоял на своем:

— Мисс Монтейз больше не будет отвечать на вопросы. Ее вызвали как свидетельницу. Она в колоссальном эмоциональном напряжении. Присяжные поймут меня: я нахожу, что она закончила дачу показаний, и у коронера и у прокурора имелась возможность обо всем расспросить. Я не разрешу продолжать допрос без должного на то основания.

— Он не имеет права что-либо запрещать! — закричал Спраг.

— Не знаю, имеет ли он право на это или нет, но я знаю, что эта молодая женщина страшно нервничает. Вряд ли гуманно вот так продолжать ее допрашивать. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием, оберегают ее от всяких неприятностей. Мисс Монтейз за одни сутки пришлось пережить очень много. Я как коронер ее отпускаю. Нам нужны факты, а не бессмысленное топтание на месте. У вас еще будет возможность допросить ее перед Большим жюри… А сейчас я прошу на место для свидетелей миссис Сейбин-Уоткинс.

— Ее здесь нет, — сказал шериф Барнет.

— Где она?

— Не знаю, я не мог вручить ей повестку с вызовом на дознание!

— Ну, а Стив Уоткинс?

— То же самое.

— Ричард Вейд, секретарь, здесь?

— Да. Он получил повестку и явился.

— Хорошо, пока послушаем сержанта Голкомба.

После формальных вопросов сержанта просили рассказать о корзине с рыбой, найденной в хижине Сейбина.

— Рыба была направлена в техническую лабораторию полицейского департамента. Мы проделали несколько экспериментов. Вернее, я лишь присутствовал при этом, но знаю, что обнаружили эксперты.

— Что же они обнаружили?

— Рыба, естественно, совершенно испортилась, но все же можно сказать, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После этого рыбу не промывали.

— А на следующий день вы поехали в хижину вместе с шерифом Барнетом?

— Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом мы там назначили свидание с Ричардом Вейдом. Он прилетел, в смысле должен был прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним в таком месте, где нам не будут мешать репортеры. Мы поехали в хижину и по дороге повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд прибыл несколько позднее нас.

Коронер попросил раздать фотографии, сделанные внутри и снаружи домика, членам Жюри и потом снова обратился к сержанту:

— Сержант, я хочу, чтобы вы, опытный полицейский офицер, высказали свои соображения по поводу того, что было обнаружено в доме.

Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону:

— Боюсь, вы станете возражать, что это субъективное мнение свидетеля. Но у сержанта богатый опыт в делах такого рода, и поэтому я бы хотел его услышать.

— Почему, я считаю ваш вопрос вполне правомерным, — спокойно сказал Мейсон. — Только так можно до конца выяснить все факты.

Сержант выпятил грудь колесом, выставил одну ногу и заговорил с необычайным апломбом:

— Фремонта К. Сейбина убила Эллен Монтейз. Десятки улик доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Сейбин женился на ней под вымышленным именем, и таким образом она стала женой двоеженца. Он ей лгал, обманывал ее, изворачивался. Когда она узнала, что она в действительности вышла замуж за Фремонта К. Сейбина, законная супруга которого живет и здравствует, она застрелила его. Возможно, что она не думала его убивать, когда ехала в хижину. По нашим наблюдениям, при убийствах на почве чувств женщины такой категории частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине, что, мол, с ней нельзя безнаказанно шутить. А когда она направила на него пистолет, то нажала на курок почти автоматически. Это рефлекс… Моментальная капитуляция перед натиском эмоций. Результат, разумеется, трагический. Во-вторых, у Эллен Монтейз было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа, абсурдны, им даже ребенок не поверил бы. Самоубийство исключается. Пистолет был найден на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты всякие следы. В-третьих, она признает, что была на месте преступления в самый момент убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.

— Каким образом вы установили точное время убийства? — спросил коронер.

— На основании дедуктивных выводов, — важно ответил сержант, посматривая свысока на Мейсона.

После этого он почти слово в слово повторил все те рассуждения, которые в свое время излагал Мейсону шериф. Он упомянул про распорядок дня Сейбина, про будильник, про рыбу, про одежду, про дрова, приготовленные к топке, но не зажженные.

Выслушав все это, коронер одобрительно сказал:

— Итак, вы считаете, что мистер Сейбин возвратился с рыбалки и позавтракал вторично до того, как солнце добралось до крыши?

— Правильно.

— Могу ли я задать несколько вопросов? — раздался голос Мейсона.

— Конечно.

— Откуда вы знаете, что мистера Сейбина убили, скажем, не седьмого числа?

— Частично по состоянию трупа, — снисходительно пояснил сержант. — Убийство произошло самое малое шесть дней назад. Возможно, семь. В нагретой, душной комнате разложение происходило быстро. Более того, есть и другие соображения. Усопший позавтракал беконом и яйцами. Мистер Сейбин был страстным рыболовом. Он и поехал-то к себе в хижину с целью поспеть на открытие сезона. Он не мог не поймать, на следующее утро шестого числа, хоть пары рыбешек и он непременно поджарил бы их себе на завтрак. Но ни в помойном ведре, ни в бачке с отбросами у гаража остатков рыбы не обнаружено.

Сержант улыбнулся присяжным. Он как бы говорил: «Видите, с какой легкостью я избежал ловушки адвоката».

— Прекрасно, — сказал Мейсон, — давайте взглянем на это с другой стороны, с другой точки зрения. В топке лежали дрова, не так ли?

— Да.

— По утрам там всегда прохладно?

— Весьма.

— А ночью?

— Тоже.

— Далее. Согласно вашей теории, завод будильника был на 5.30. Мистер Сейбин поднялся и пошел ловить рыбу. Так?

— Так.

— Приготовив себе легкий завтрак.

— На скорую руку, да, я бы так его назвал. Оно и понятно, если человек поднимается в 5.30 утра в день открытия рыболовного сезона, ему не до еды. Он спешит на реку.

— Понятно, — сказал Мейсон, — когда мистер Сейбин вернулся с рыбалки, он страшно торопился приготовить себе что-то поесть. Видимо, это было первое, что он сделал после того, как снял с себя сапоги. Следующее было бы: вымыть рыбу и положить ее в холодильник. Так?

— Правильно.

— Однако, согласно вашей теории, он сначала положил в печку дрова, приготовил даже растопку, оставалось только поднести спичку. На все это потребовалось бы порядочно времени. И только потом подумал бы о рыбе.

Физиономия сержанта на минуту омрачилась, затем он сказал:

— Вы правы. Это нелогично. Дрова он приготовил с вечера. Утром ему было не до этого. Конечно, было холодно, когда он поднялся, но он быстренько пошел на кухню, приготовил завтрак и отправился на реку.

— Верно. Но ведь вечером у него были все основания затопить печку.

— Что вы имеете в виду?

— Вот что: мы знаем, что он был в хижине в четыре часа дня в понедельник, пятого числа. Можно предположить, что он оставался там вплоть до двадцати часов вечера, когда он пошел позвонить по телефону. Если вечером было холодно, почему он не затопил?

— По-видимому, он так и сделал. Ничто этому не противоречит.

— Правильно. Однако, когда был обнаружен труп, в топке лежали дрова, растопка и все такое. Если допустить, что печка топилась вечером в понедельник, то тогда еще не остыли бы угли. Значит, остается предположить, что он положил в печку дрова, приготовил растопку, вернувшись с рыбалки, прежде чем занялся рыбой. Вам это кажется логичным?

После минутного колебания, сержант сказал:

— Это, по существу, мелочь. Она погоды не делает. Частенько наталкиваешься на такие пустяки, которые не вяжутся с общим разъяснением обстоятельств и доказательств.

— Понятно. И когда вы наталкиваетесь на такие мелочи, сержант, что вы делаете?

— Просто их игнорирую.

— Сколько же мелочей вы игнорировали, когда пришли к определенному мнению, что Фремонта К. Сейбина убила Эллен Монтейз?

— Только эту.

— Великолепно. Давайте взглянем на свидетельства под несколько другим углом. Возьмем, например, будильник. Завод звонка кончился, да?

— Да.

— Где стоял будильник?

— На тумбочке возле кровати.

— Недалеко от спящего?

— Да.

— Рукой можно было до него дотянуться?

— Да.

— Кстати, постель была застлана?

— Да.

— Подведем итог. Поднявшись утром в 5.30, чтобы отправиться на рыбалку, мистер Сейбин задержался, чтобы приготовить дрова для печки, застлать кровать, помыть за собой тарелки.

— Разве так долго застлать кровать?

— А вы не заметили, белье на постели было чистое или нет?

— Абсолютно чистое.

— Выходит, что он не только застлал постель, но и поменял на ней белье. Грязное белье вы нашли, сержант?

— Не помню…

— Прачечной поблизости нет. Так что, по всей вероятности, белье приходилось увозить в город и отдавать его там в стирку, а взамен его привозить чистое.

— Наверное, так оно и было.

— Так куда же девалась смена грязного белья с постели?

— Не знаю, — раздраженно отрезал сержант, — разве можно вот так сразу учесть все мелочи?

— Совершенно верно… Тогда вернемся, сержант, к будильнику. Вы сказали, что завод боя кончился полностью?

— Да.

— Разве на будильнике не было кнопки отключающей звонок?

— Конечно, была.

— Скажите, сержант, разве бывает так, чтобы человек не прерывал звон будильника?

— Одни люди спят более чутко, другие менее.

— Точно, но когда человек просыпается от звонка будильника, его первый, чисто инстинктивный жест — нажать на кнопку и отключить звонок. Если, конечно, будильник находится близко от него.

— Не всегда так бывает, — возразил сержант, мрачневший буквально на глазах. — Многие люди снова засыпают, нажав на кнопку. Поэтому они специально ставят будильник подальше, чтобы до него нельзя было дотянуться.

— Согласен, но в данном-то случае будильник стоял на тумбочке рядом с кроватью?

— Да.

— Но он не прекратил звона?

— Я же говорил, некоторые люди очень крепко спят.

— Вы хотите сказать, что он не проснулся до тех пор, пока не кончился звонок будильника?

— Да.

— А потом, после того, будильник уже не звонил. Так?

— Все эти рассуждения нас ни к чему не приведут, — окончательно разозлившись, промямлил сержант. — Завод в будильнике кончился, правильно. Разве это так уж важно? Сейбин-то все равно поднялся, он не лежал в постели. Допускаю, что он не слышал звонка, проспал и страшно перепугался, что опоздает к началу рыбалки.

— И все же приготовил себе завтрак, помыл посуду, приготовил дрова в топке, застелил постель новым бельем, а старое отвез в город и сдал в стирку. И лишь после этого отправился ловить рыбу.

— Что за абсурд?

— Почему абсурд? — спросил Мейсон.

Голкомб молчал.

— Хорошо, сержант, раз вас затрудняет ответ на этот вопрос, вернемся снова к будильнику. Помнится, в свое время вы проделывали эксперименты с подобными будильниками, проверяя, сколько времени им требуется, чтобы полностью израсходовать завод.

— Правильно. Мы проверили этот будильник и позвонили на фирму. Завода хватает на 32 часа 20 минут. Это соответствует техническим нормативам производства.

— В таком случае, — сказал Мейсон, — меня интересует, как по вашему, с утра или с вечера был заведен будильник?

— Да. Что тут особенного?

— Меня интересует — с утра или с вечера?

— Вечера, — ответил сержант. — Ведь бой был установлен на 5.30 утра. Значит любой нормальный человек его завел бы вечером иначе звонок раздался бы в пять тридцать вечера пятого числа.

— Прекрасно. Именно это я и хотел уточнить. Пойдем дальше. Вы проверили все по линии телефонных разговоров, междугородных, разумеется, которые состоялись с телефона в хижине?

— Да.

— Вы, наверное, обратили внимание, что последний разговор был зарегистрирован в понедельник пятого сентября с Рандольфом Болдингом, экспертом по сомнительным документам?

— Точно.

— Вы справлялись у мистера Болдинга об этом разговоре?

— Да.

— Был ли Болдинг лично знаком с мистером Сейбином?

— Да.

— Спросили вы, узнал ли он голос мистера Сейбина?

— Да, он был уверен, что говорит с самим Сейбином. Потому что он уже до этого исполнял для него кое-какие поручения.

— Сейбин его спрашивал, какие он сделал выводы по поводу тех чеков, которые он дал ему на проверку?

— Да.

— А Болдинг ответил, что чеки были ловко подделаны, только он не мог разобрать, соответствовали ли подтверждения на обратной стороне тому почерку, образец которого мистер Сейбин вручил Болдингу? Не добавил ли он, что склонен думать, что это писал не тот человек?

— Да, вы правы.

— Что еще сказал мистер Сейбин?

— Он сказал, что собирается прислать Болдингу образец почерка другого человека.

— Получил ли мистер Болдинг это письмо?

— Нет.

— Выходит, что мистер Сейбин не имел возможности отправить этот документ?

— Да.

— А теперь на минуту вернемся к личности убийцы. Сейчас нам прекрасно известно, что мистер Сейбин подозревал Стива Уоткинса в том, что тот занимался систематической подделкой его чеков. Мистер Болдинг проверил почерк Уоткинса. Если бы Уоткинс занимался подделками, разве не естественно было ему желать заставить замолчать навсегда мистера Сейбина?

Голкомб насмешливо улыбнулся.

— Вы знаете, что у Уоткинса отличное алиби: он вылетел на самолете в присутствии надежных свидетелей в начале одиннадцатого вечера в понедельник в Нью-Йорк. Каждая минута его времени поддается учету.

— Правильно. Если действовать на том основании, что Сейбин был убит во вторник шестого числа. Вся беда в том, сержант, что в ваших рассуждениях ничто не подтверждает, что он был убит шестого числа.

— Но пятого, — воскликнул сержант, — невозможно! Рыболовный сезон открылся только шестого, а Сейбин никогда не стал бы заниматься браконьерством.

— Не стал бы, согласен. Браконьерство — это судебно наказуемый проступок, верно, сержант?

— Ну, ясно.

— Убийство является тоже уголовным преступлением?

Сержант не пожелал отвечать на такой нелепый вопрос.

— Поэтому можно с уверенностью сказать, что убийца не стал бы раздумывать, этично или нет поймать сколько-то рыбы накануне дня открытия рыболовного сезона. А теперь, сержант, я прошу вас откровенно сказать составу Жюри, имеется ли в вашем рассуждении что-нибудь более веское, чем эта связка рыбы?

Сержант посмотрел на Мейсона встревоженными глазами.

— Я понимаю: решив заранее, что Сейбина убила Эллен Монтейз, вы интерпретировали все факты таким образом, чтобы они подтверждали вашу теорию. Но если подойти к вопросу без предвзятости, то сразу же становится ясно, что Сейбина убили где-то около четырех часов пятого сентября, в понедельник, и что убийца, понимая, что пройдет некоторое время, прежде чем будет найдено тело мистера Сейбина, предпринял кое-какие меры, чтобы сбить полицию со следа. Он сфабриковал себе великолепное алиби: отправился на реку, наловил с десяток окуней и положил их в корзинку из ивняка.

Причем, сержант, чтобы подтвердить этот вывод, не нужно игнорировать никаких «мелочей». Чистое белье на кровати лежало потому, что на ней никто не спал. Будильник убийца завел его примерно в шесть часов — перед тем, как уйти из хижины, и после того, как он подстроил все остальные заранее продуманные улики. Именно по этой причине звонок будильника им был поставлен на завтра на 5.30. И он не был отключен, ибо мистер Сейбин был мертв. Ясной становится и такая поразительная забота убийцы о попугае: он хотел, чтобы птица дала ложные показания, прокричав заранее заученный ею текст об Эллен, которая должна положить пистолет. И дрова были приготовлены в топке потому, что Сейбин собирался затопить печь позднее, пока что он ограничился тем, что надел на себя свитер. Солнце только что ушло из дома, и в помещении стало холодать. Убили его до того, как стало необходимо затапливать печь.

Сейбин впустил убийцу в дом, потому что хорошо знал этого человека. Однако у него имелось основание кого-то опасаться. И он просил жену достать ему пистолет, чтобы быть вооруженным на случай, если придется обороняться. У убийцы, несомненно, имелось свое оружие, которым он намеревался воспользоваться, но, войдя в комнату, он увидел этот пистолет, лежавший на тумбочке около кровати. И он сразу же сообразил, как выгодно будет застрелить Сейбина из этого пистолета. Ему оставалось только схватить его и нажать на курок… Так вот, сержант, будьте так добры, скажите, что неверного вы усматриваете в этом построении? Можете ли вы отыскать хотя бы один факт, который опровергает версию или хотя бы ставит ее под сомнение? Согласитесь, в основе ее лежит нечто куда более солидное и убедительное, чем полдюжины протухших рыбешек.

Сержант заерзал на стуле и вдруг вскинулся:

— Я не поверю, что это мог сделать Стив Уоткинс. Вы придумали этот контрмарш, чтобы вызволить Эллен Монтейз.

— Я спросил вас, что неправильного в моей версии?

— Все решительно!

— Укажите нам хотя бы на одно расхождение между нею и известными вам фактами.

Сержант неожиданно разразился громоподобным хохотом.

— Каким образом, объясните мне, Сейбина могли убить днем в понедельник пятого сентября, если он звонил из города своему секретарю с переговорного пункта в десять часов вечера и сообщил ему, что все в порядке?

— Он не мог этого сделать, — сказал Мейсон, — по той причине, что был мертв. И тогда приходится сделать один-единственный вывод — он не звонил.

— Сознайтесь сами, что ваша теория разлетается, как… постойте… ээ… что же тогда выходит?

— Вот именно, сержант! Долго же до вас доходит, что убийцей является Ричард Вейд.

Шериф вскочил со стула.

— Где Ричард Вейд? — крикнул он.

Зрители обменивались недоумевающими взглядами. На заднем ряду, возле выхода, двое одновременно поднялись.

— Вот только что вышел молодой парень, он сидел на том стуле. Может быть, это и был Вейд?

Коронер громогласно объявил:

— Дознание откладывается на полчаса.

В зале творилось нечто невообразимое. Зрители повскакивали с мест, кричали, жестикулировали, заполнили проход, пытались первыми пуститься вдогонку.

Шериф отдавал приказы своим подчиненным:

— Звоните в отделения, установите наблюдение за всеми дорогами. Сообщите городской полиции…

Мейсон повернулся к Эллен Монтейз и улыбнулся:

— Ну, теперь уже осталось немного.

Глава 13

Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете шерифа, терпеливо ожидая, когда будут оформлены все бумаги для освобождения Эллен Монтейз из-под охраны. Сама она находилась тут же, устроившись в глубоком кресле, видимо не полностью еще поверив в окончание своих мытарств.

Шериф через каждые две минуты снимал трубку, ибо сообщения о розыске Вейда поступали отовсюду, пытался разобраться в случившемся, задавая десятки вопросов Мейсону.

— Никак не могу понять, как вы все это сообразили?

— Очень просто. Убийцей должен был быть человек, имеющий доступ к попугаю, причем план убийства вынашивался давно, а для осуществления его была проведена солидная работа. Несомненно, этот человек намеревался свалить вину на Эллен Уоткинс Сейбин, поскольку, скорее всего, он даже не подозревал о существовании Эллен Монтейз. Так как этот человек знал о привычке Сейбина возить за собой Казанову, когда Сейбин отправлялся в горную хижину, этот человек (явно живущий в доме Сейбина) принялся учить попугая произносить эту самую знаменитую фразу про Эллен и пистолет.

Повторяю, схема убийства была тщательно продумана. Сейбин должен был приехать в город пятого числа, забрать попугая и отправиться в горы, на открытие рыболовного сезона. Убийца к этому времени находился в боевой готовности. Даже его остроумное алиби было на мази.

Но тут Сейбин в какой-то мере нарушил все планы, появившись второго числа и забрав попугая раньше намеченного срока. Как я полагаю, тут-то он и услышал, чему научился его Казанова.

Скорее всего, мы так и не узнаем, что случилось после этого: либо Сейбин сообразил, что его жизни грозит опасность, либо постоянные выкрики птицы действовали ему на нервы. Но он хотел заменить его другим попугаем: возможно, он любил птиц. Но я склонен думать, что он хотел обмануть предполагаемого убийцу… Откровенно признаться, эта подмена птиц не дает мне покоя, и я буду копаться до тех пор, пока не выясню всю подоплеку.

Одно несомненно — Сейбин встревожился. Он поменял попугаев и попросил мисс Монтейз достать ему оружие. Несмотря на эти предосторожности, он был убит. Убийца, естественно, не сомневался, что в клетке по-прежнему сидит Казанова. Именно по этой причине он так заботливо снабдил его пищей, водой, отворил и подпер дверцу клетки.

Мы знаем, что Сейбин предпринял дело о разводе. Вернее, он считал, что его жена занимается этим в Рино. Он надеялся в ближайшее время подкрепить свой сомнительный брак в Мексике настоящей брачной церемонией в другом месте.

Вейд, как вы понимаете, устроился по соседству с охотничьим домиком Сейбина в полуразвалившейся хижине, где он оборудовал аппаратуру для подслушивания и записи всех телефонных разговоров из домика Сейбина. Он ждал подходящего момента для решительного удара.

— Зачем ему нужны были эти телефонные разговоры? — спросил шериф.

— Потому что весь успех его плана зависел от того, что он вылетит на самолете Стива Уоткинса в такое время, на которое у него будет сфабриковано «железное алиби». Единственный предлог, который у него имелся, это то, что Сейбин договорился выплатить своей жене сто тысяч долларов в Нью-Йорке. Он знал, что Сейбин постоянно перезванивается с женой. Поэтому ему нужно было быть уверенным, что все идет по намеченному плану.

Подслушивая телефонные разговоры, он узнал, что Сейбин поручил Болдингу выяснить правду в отношении фальшивых чеков. Он не сомневался, что среди образцов тех почерков, которые Сейбин собирался послать на экспертизу, будет и его собственный. Болдинг, конечно, без труда распознал бы в подтверждениях на обратной стороне чеков руку Вейда и обвинил бы его в мошенничестве. Про эту экспертизу и что она угрожает Стиву он впоследствии сообщил миссис Сейбин Уоткинс, зная что она постарается экспертизу уничтожить.

Теперь уже невозможно было откладывать дальше осуществление его планов. Мне-то думается, что он предполагал дождаться восьми часов, чтобы все уже было без осечек. Рыба у него была заготовлена, «вещественные доказательства» налажены, но теперь, в полном смысле, каждая минута была дорога: Сейбин не должен был отправить Болдингу свое письмо. Так что он срывается с места и бежит к домику Сейбина, боясь что Сейбин может уехать. Он так торопился, что даже не загасил сигарету, лежащую на краю стола.

— Почему вы нам ничего не сказали про Вейда, чтобы мы имели возможность его вовремя схватить?

— Фактом своего бегства из зала заседания он расписался в своей вине… Я-то понимаю, в каком ужасе был Вейд, как только выяснил, что убил не того попугая: он почувствовал, что почва стала уходить у него из-под ног. Показания попугая были для него смертельны, ибо каждому стало бы ясно, что птица не могла научиться этим словам на месте убийства, ведь она даже близко там не была. Значит, ее специально научили этим фразам. А это могли сделать только Вейд или Стив Уоткинс. Но последний не жил в доме. Миссис Сейбин уезжала на полгода. Чарлза Сейбина было бы смешно подозревать.

Что касается алиби у лиц, проходивших по делу, у попугая было наиболее бесспорное. Он не присутствовал в момент убийства в горной хижине. Это подтверждала миссис Винтерс. Чарлз Сейбин мне первый рассказал о подмене попугая. Поэтому я вчера вечером, приехав в дом к Сейбину, специально заговорил об этом факте, предполагая, что среди моих слушателей находится убийца… Эти сведения оказались неожиданностью для миссис Сейбин, Стива и Вейда. Для меня это было очевидно. Вейду оставалось только одно: убить попугая. Он не предполагал, что эту фразу птицы могли слышать и другие люди. Конечно, натаскивая птицу, ты не знаешь, кому и когда она что-то скажет.

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»