Змееныш Дашков Андрей
Он догнал ее и схватил за плечо. Она покорно остановилась.
– Отдай ее нам! – потребовал Люгер-старший.
– Это моя дочь. Она твоего рода, – сказал Стервятник, и при этих словах Венга вздрогнула, как будто он дал ей пощечину.
– Ты нисколько не поумнел со времени нашей последней встречи, – глухо произнес его отец. – Ничто не имеет значения, кроме служениия Черному Лебедю. Чтобы доказать тебе это, я сам выпотрошу ее на алтаре.
Он показал Стервятнику то, что держал в руке, – ритуальный обсидиановый нож с клинком в виде полумесяца.
Понимая, что спорить бесполезно, Слот вытащил из ножен земмурский меч. Возможно, этим он отрезал себе путь в Скел-Моргос. Да и с кем тут было сражаться – со Слепым Странником? Во всяком случае, такое намерение вызвало у слепца только смех. Остальные подошли еще ближе к Люгеру и Венге. На лицах обеих спутниц Хоммуса была написана безмятежная снисходительность.
– Убери оружие, глупец, – сказал отец Стервятника. – Иначе ты больше никогда не увидишь свою женщину и своего щенка. Со мной так не шутят. А тем более с Ним…
Он поднял голову и обшарил взглядом ночное небо. Внезапно за спиной у Люгера раздался громкий вопль. Но это была очень старая уловка, и он даже не оглянулся. Затем послышался тихий хруст и шорохи, будто по рыхлой земле прокатились камни. Кто-то коротко взвыл; вой поднялся до ноты нестерпимой боли и оборвался.
Венга не выдержала и обернулась. Стервятник сделал то же самое, когда увидел ее глаза.
Проход, через который она совсем недавно провела Люгера в святилище, закрылся, зажав в каменном капкане ноги преследовавшего их монаха. Теперь его торс торчал из стены, будто человек застрял в слишком узкой дыре. Это была странная ловушка: плиты не сдвинулись со своих мест, но их очертания изменились; все выглядело так, словно камни могли течь подобно разогретой смоле. И затвердели настолько быстро, что жертва не успела вырваться из калечащих объятий.
Афгедам Нохус еще не умер, но сильно смахивал на мертвеца. Его арбалет также оказался частично замурованным в стене. Люгер впервые увидел лицо человека, который потратил большую часть своей жизни на поиски похитителя Звезды. Это лицо было таким же сухим и бледным, как его собственное. И хотя на нем застыла гримаса боли, оно и сейчас выражало мрачную силу. За искаженной маской угадывался истинный облик верного пса Святой Церкви. Люгер поймал себя на том, что не хотел бы сойтись с монахом в поединке. Убить шуремита мечом оборотней – разве можно было придумать более зловещий и глубокий символ предательства?
– Я же обещал, что сегодня мы найдем здесь и медиума и жертву! – сказал Слепой Странник и расхохотался.
Его смех напоминал лай старого пса. Эти звуки отражались от стен и возвращались усиленными во много раз. Казалось, что сами камни святилища тоже смеются над человеческими заблуждениями и жалкими потугами смертных разгадать тайну вечности.
Внезапно дрогнули тени – каменная ловушка отпустила жертву. Монах рухнул на землю, все еще не приходя в себя. Одного взгляда на то, что осталось от его ног, было достаточно, чтобы понять – Афгедам Нохус больше никогда не сможет ходить, если вообще выживет.
Женщины, чью наготу едва прикрывали окровавленные платья, принялись танцевать вокруг тела. В их танце было что-то от возни птиц-падальщиков, дерущихся за кусок мертвечины. Резкие движения рук напоминали взмахи крыльев, скрюченные пальцы ног стали похожи на когти, глаза сделались такими же пустыми, как птичьи.
Потом одна из жриц начала топтать Нохуса, а другая упала на колени и поцеловала монаха ниже спины. Поочередно они то попирали бесчувственную жертву, то оказывали ей знаки извращенного почитания.
Хоммус и Люгер-старший взирали на это отвратительное действо с высокомерной благосклонностью. Слепой Странник веселился от души. Похоже, все пятеро никуда не торопились, уверенные в своем превосходстве над Стервятником. А Венга и так уже целиком была в их власти. У нее не осталось ни воли к жизни, ни желаний, кроме внушенных слугами Лебедя. И если Слот пока чувствовал себя до некоторой степени неуязвимым и защищенным от их влияния, то она окончательно запуталась в сотканной ими паутине мрачного колдовства.
И Люгер увидел: алтарь – это нечто большее, чем высеченное из камня подобие креста или скованная невероятной тяжестью птица. Демоны святилища пробуждались, а другие возвращались из вечной тьмы. И снова камни потекли, будто расплавленные жаром преисподней, – на поверхности алтаря появились рты, издававшие только мучительные стоны; к Люгеру тянулись черные руки со сведенными судорогой пальцами, словно десятки несчастных, с головой увязших в стынущей глине, все еще надеялись на то, что извне придет спасение…
Затем под этими символами безнадежности и вековых мук обнаружился следующий, более древний слой – запечатленная в резьбе по камню скверна, которая была надежно сокрыта в глубинах алтаря и не подвергалась разрушительному действию времени. Самая «невинная» сцена изображала ритуальное лишение девственности, причем орудием служил знак Спасителя. Тут же предавались безудержной похоти мужчины с козлиными головами. Женщины, у которых были кошачьи морды вместо лиц, сдирали кожу с младенцев и пожирали мясо повешенных…
Вдруг на алтарь упала чья-то тень. Люгер увидел обнаженное тело монаха, медленно плывущее к нему по воздуху на высоте человеческого роста. Его одежда и оружие были грудой свалены у стены. Теперь уже три жрицы танцевали, сопровождая жертву на ее последнем пути. Третьей стала Венга.
В первое мгновение Стервятник не узнал свою дочь. В ее глазах появилась демоническая одержимость, язык стремительно скользил между губами, точно змеиное жало, и во всем облике было что-то нечеловеческое – возможно, из-за мерцающего голубого света. Все три женщины двигались как единое целое, взмахивая руками и непристойно вихляя бедрами.
Тело Афгедама Нохуса опустилось на алтарь лицом к небу. Его разведенные в стороны руки распластались поверх каменных крыльев, а искалеченные ноги вытянулись вдоль лебединой шеи. Хоммус, Слепой Странник и Люгер-старший расположились вокруг.
В следующее мгновение нестерпимо яркий свет ударил из-под арки. Этот свет был настолько ярким, что для Люгера исчезли полутона и цвета. Все замерло, превратившись в черно-белый отпечаток кошмара. До ушей Стервятника донесся крик, который ему уже приходилось слышать однажды. Между стен святилища долго металось сводящее с ума низкое эхо, от звука которого хотелось зажмуриться и закрыть ладонями уши, но оно все равно пронизывало насквозь, и казалось, от него размягчаются кости…
Стервятник заставил себя смотреть. Люгер-старший склонился над еще живым шуремитом и с леденящей улыбкой полоснул его ножом по ребрам. Женщины сбросили с себя остатки одежд и принялись намазывать свои тела кровью жертвы.
Жрец занес нож для следующего удара. Когда он вонзил его в живот монаха, тот внезапно очнулся.
Умирая, Афгедам Нохус издавал только душераздирающие стоны, а умирать ему пришлось долго. Стервятник не испытывал ни малейшего удовлетворения при виде того, как слуги Лебедя избавляют его от опасного врага. Он бы даже, пожалуй, помешал им и облегчил участь бедняги, прикончив того мечом, но сам едва устоял на ногах, внезапно охваченный предательской слабостью. Каждое движение, будто в дурном сне, давалось с величайшим трудом. Руке оказалось не под силу удержать меч; немеющие пальцы разжались, и земмурский клинок стоймя воткнулся в землю.
Одна из жриц воспользовалась тем, что Стервятник был скован неподвижностью, и стала рисовать кровью у него на лице. Она долго и тщательно выводила какие-то знаки. Люгера мутило, но он не мог даже повернуть голову. И хотя кровь была теплой, он запомнил прикосновения чужих пальцев: ему казалось, что по коже скользят клочья липкого холодного тумана. Перед его глазами подрагивали раздвинутые в улыбке губы жрицы, а из щели между зубами высовывался ее черный раздвоенный язык…
Дальнейшее происходило с лихорадочной быстротой. Вначале он почувствовал опьянение, затем наступила обманчивая ясность, и, наконец, он ощутил притяжение арки, которая открывала путь к высшему существу. Он разглядел хищную красоту жриц, поддался темному очарованию. Он возжелал этих сестер смерти, не исключая и Венгу. Сквозь затухающее эхо лебединого крика он услышал слова заклинаний, которые нараспев произносил Люгер-старший, а Слепой Странник вторил ему.
И вот Слот увидел сердце монаха, извлеченное жрецом из грудной клетки. Венга опустилась на колени и впилась зубами в этот комок плоти.
Стервятника тоже не оставили в стороне. Испытание началось, когда обжигающая желчь подкатила под горло и он исторг из себя сгусток чего-то липкого и вязкого, как подогретый воск. Перед ним растеклась лужа темного вещества, и он почувствовал опустошенность, словно проклятая душа покинула наконец свою ходячую тюрьму. Но вскоре пришло облегчение.
Сгусток тьмы стал его тенью – чернильно-черной, двуногой и двурукой, которая падала вопреки здравому смыслу в ту сторону, откуда исходило дьявольское свечение. Другую, настоящую тень Стервятник отбрасывал в противоположном направлении. От него не ускользнуло, что все это напоминает мифические Часы Мрака, отмеряющие время демонов: арена была огромным циферблатом, а сам он стоял на оси, от которой протянулись черные стрелки…
Слепой Странник торжествующе захохотал, указывая на две его тени, и даже взгляд Люгера-старшего немного потеплел. Венга повернулась к Стервятнику лицом; ему почудилось, что ее глаза выжжены ослепляющим светом. Но тут расплавленное олово выплеснулось из глазниц, вспыхнуло, словно одновременно взорвались две звезды, и сила этого взрыва опрокинула Люгера навзничь.
Он лежал в озаренном мягким сиянием магическом убежище, и ощущал нерасторжимую связь с Венгой. Остальные жрецы и жрицы растаяли, стертые его безразличием и собственной незначительностью. Венга стала его медиумом, проводником в мире непостижимого волшебства, его дочерью и его матерью. Он знал, что может полностью довериться ей, самое худшее будет понято, принято как дар и оценено по достоинству; благодаря медиуму он увидел вещи такими, какими они были по ту сторону добра и зла.
Где-то рядом с ним – и в то же время в бесконечном отдалении – пятеро слуг Лебедя причащались мясом и кровью Афгедама Нохуса, а Люгер разговаривал со вселившимся в Венгу демоном, который наполнил ее глаза холодно сверкавшим голубым льдом…
– Что мне теперь делать? – спрашивал он, не раскрывая рта. В этом не было потребности – слова возникали сами собой, падали, как капли дождя, и исчезали в пустоте.
– Отправляйся на остров Лигом. Ты должен закончить то, что начал, – отвечал нежный и ласковый голос, исполненный сочувствия и всепрощения.
– Ты останешься со мной? – спросил он, вернее, попросил об этом единственное существо, к которому сейчас испытывал безграничную любовь, потому что оно было отравлено тем же ядом.
– Я не могу, – сказал голос с бесконечным сожалением. – Я буду ждать тебя в городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы, но ты придешь слишком поздно…
Неподдельная горечь, прозвучавшая в последних словах, ранила
Стервятника в самое сердце. Он разделил с демоном боль обреченности, и слезы выступили у него на глазах. Он все еще не стал истинным рыцарем Земмура – совершенно безжалостным к себе и к другим.
– Они не отпустят меня по доброй воле, – сказал он, вспомнив о слугах Лебедя и демонах, обитавших в святилище, но прежде всего – о монахе-шуремите, раздавленном чудовищными жерновами.
– Они видели Тень. Тебя выбрал Хозяин. Никто не посмеет помешать…
Наступила тишина. О том, что Люгер получил Тень еще в Валидии от
Слепого Странника, знали все – медиум, жрецы и, конечно, их таинственный
Хозяин. Такова была его воля, и даже если в этом заключалась ложная надежда, грозившая обернуться новым рабством, Стервятник уже не мог что-либо изменить.
Силуэт Венги приблизился к нему. Зыбкая тень обрела четкие очертания. Потом было прикосновение ее рук – нечто среднее между осязанием плоти и тончайшим ощущением присутствия призрака. Необузданное вожделение охватило Люгера, и, освобожденный от чувства вины и запретов рассудка, он привлек к себе женщину, примирившую его со злом.
Пресытившись потусторонней любовью, он вернулся в святилище. Враждебные демоны либо снова уснули, либо были усыплены, либо изгнаны навеки. Накрапывал ледяной дождь. Слуги Лебедя наконец оставили в покое оскверненный труп монаха. Потускневшее сияние арки едва разгоняло ночной мрак, а жрецы зловещего культа выстроились перед нею по обе стороны от входа в черный коридор, уводивший в неизвестность.
Сейчас их лица выглядели смазанными, размытыми дождем, и они больше, чем когда-либо, были похожи на призраков. Люгер с трудом узнал Венгу – теперь она не принадлежала себе и отныне смотрела на мир глазами Лебедя.
И хотя медиум обещал ему иное, он готов был умереть в эту самую минуту, разделив судьбу монаха. В нем не осталось ни сожалений, ни надежд, ни желания жить дальше. Он вряд ли сдвинулся бы с места, если бы не ощутил вдруг холода рукояти и тяжести клинка. Люгер даже не помнил, когда нашел и поднял меч. Должно быть, кто-то вложил оружие в его руку.
Слот направился к арке. Поравнявшись с отцом, он встретился с ним взглядом. Люгер-старший улыбнулся так, будто ненависть внезапно уступила место отцовской любви. Лицо его сделалось моложе, и Стервятнику на мгновение показалось, что он увидел самого себя в некоем волшебном зеркале, отразившем переселение души.
Дьявольские потаскушки причитали, провожая его, словно плакальщицы, а может, наоборот – встречали в роли привратниц того странного места, куда он должен был попасть. Во всяком случае, он не разобрал ни слова. Ему оставалось сделать шаг, чтобы войти под арку. Перед ним была клубящаяся тьма, обрамленная каменной твердью.
«В городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы…» – повторил он. Венга произнесла то же самое, но ее шепот донесся из-под арки, прямо из притягивающей взгляд глубины, что таила в себе новое искушение и, возможно, новое жестокое разочарование. Однако дальнейшее промедление стало невыносимым, и Люгер шагнул во мрак.
Он сразу же потерял опору под ногами. Несмотря на это, ощущения падения не было. Напротив, ему показалось, что он взлетает, одновременно поглощая пространство. Так он непостижимым образом вобрал в себя расстояния и дни, избежал опасностей, подстерегавших странников на суше и в водах озера Гайр, преодолел страну вечных сумерек, в которой обитают духи.
Путь длиной в один шаг пролегал через мир, свернутый, как ковер, и закончился, когда Люгер вышел из-под арки, мало чем отличавшейся от той, что находилась в древнем святилище неподалеку от Скел-Моргоса. Он очутился на острове, где вот уже несколько столетий не бывали люди из северных королевств.
Впервые он получил свидетельство того, что существует некая связь между земмурскими оборотнями и колдунами Лигома. Одни использовали для тайных перемещений склепы и могилы, другие – арки; волею судьбы Люгеру довелось испробовать оба способа, и он не заметил разницы, но не мог не признать за врагом магической силы, перед которой любой почувствовал бы себя ничтожной пылинкой.
Глава двадцать восьмая
БРАТ И СЕСТРА
Морт Люгер в очередной раз совершал путь из замка Гливрос в королевский дворец.
Презирая кареты, он трясся в седле, мок под дождем, вдыхал грубые запахи предместья и думал о своей матери. Мысли, отравленные черным гноем вожделения, лишали его покоя и днем и ночью. Морт пытался справиться с этим, но тщетно.
В замке он выпил слишком много красного вина из прошлогоднего урожая винограда, произраставшего на южном склоне горы Ахуро, и сейчас ему хотелось устроить какую-нибудь потасовку, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение. Зная о тяжелом нраве принца, телохранители держались в некотором отдалении.
Морт обрадовался случаю, когда дорогу ему перегородила карета, выехавшая из боковой улицы. Вначале он даже заподозрил ловушку. Что ж, это было бы как нельзя более кстати.
Он остановился перед экипажем и ждал с холодной вызывающей улыбкой. От его пронизывающего взгляда не ускользала ни одна подробность. Кучер тупо смотрел вниз, из окон ближайших домов опасность как будто не грозила, боковая улица была безлюдна. Если бы Морт попал в засаду, то уже получил бы стрелу в спину.
Дверца кареты открылась, и Морт увидел сидевшего в ней земмурского дипломата. Барон Чвара изобразил ответную улыбку, которая получилась не более дружелюбной, чем волчий оскал. Его звериные глаза смотрели на Морта не отрываясь и не моргая. Под этим взглядом намерение принца всадить клинок в первое попавшееся брюхо растаяло, как дым над крышей ближайшей харчевни.
Морт всегда был не по годам рассудителен, но сейчас кое-что заставило его усомниться в собственном рассудке. Он услышал одновременно два голоса, принадлежавшие барону: один исходил из его уст, а второй раздавался прямо у Морта в голове.
– Великий принц! – льстиво и приторно вежливо заговорил
Чвара. – Позвольте просить вас посетить мой новый дом, который, благодаря любезности господина министра…
«Быстро в карету!» – бесцеремонно приказал другой голос, в котором не было и тени фальши, зато была неодолимая сила.
Не веря самому себе, Морт присмотрелся к тому, как шевелятся губы барона, потом в некотором замешательстве обернулся. Телохранители без всякого интереса слушали длинный монолог барона, который, очевидно, и был предназначен для их ушей.
Поначалу Морт собирался отклонить предложение наглеца, но ухватился за возможность затеять новую интригу против Гедалла. Когда речь шла о власти, принц не колебался. Он слез с лошади и отдал повод одному из своих людей.
– Езжайте за нами! – приказал он охране и сел в карету дипломата.
Морту показалось несколько странным, что барон без сопровождения перемещается по улицам незнакомого города. «Я вижу его твоими глазами», – произнес властный голос.
Чвара не раскрывал рта. Его руки лежали на рукояти меча. Взгляд Морта скользнул по богато украшенным ножнам. «Когда-нибудь ты выберешь этот меч», – пообещал голос.
Принц поморщился. Если барон был колдуном или чревовещателем, то слишком много себе позволял. Но Морт не мог вызвать его на поединок – Гедалл не замедлил бы воспользоваться подобной глупостью.
– Зачем мне видеть твой дом, барон? – спросил он, уставившись в переносицу Чвары с безмятежно-спокойным видом. Те, кто был близок к принцу, знали: когда он так разговаривал, это не сулило собеседнику ничего хорошего. «Тихий» Морт был опасен вдвойне.
– Я появился здесь, чтобы помогать тебе, щенок, – сказал барон Чвара, и принц дернулся, как будто тот отвесил ему пощечину. Расплавленная ярость мгновенно остыла, превратившись в ледяной клинок расчета. Еще никто и никогда не называл Морта щенком.
– За это ты умрешь, – сказал он барону, не угрожая, а просто приговаривая к неизбежному. Но Чвара пропустил его слова мимо ушей, как пустой звук. И продолжал:
– Тебе грозит опасность. Человек, разрушивший Фруат-Гойм, приближается с севера. С ним должно быть покончено. С моей помощью ты сделаешь то, чего не сумел сделать пятнадцать лет назад. И кое-что еще нуждается в исправлении…
Морт тут же вспомнил единственный кошмарный сон своего детства: в нем была комната, залитая лунным светом, и длинноволосый мужчина, лежавший навзничь на кровати. Его сон был не из тех, что приносят покой. Глаза лежащего внезапно открылись и оставались человеческими всего лишь мгновение, но в это мгновение в зрачках отразилось чье-то лицо. Затем промелькнуло серебристое жало стилета. Глаза незнакомца сделались красными, словно свежие раны, и откуда-то дохнуло горячим ветром, будто из раскаленной пустыни…
После этого Морта объяла холодная белизна. Он проснулся возле матери, в Элизенваре. А некоторое время спустя появился Гедалл.
– Откуда тебе известно об этом человеке? – хмуро спросил Морт, впервые в жизни чувствуя себя исполнителем не своих, а чужих желаний.
Барон остановил его жестом, который принц не простил бы никому другому. Чвара попросту приказал ему помолчать. Они уже подъезжали к особняку, расположенному в одном из богатейших кварталов Скел-Моргоса.
Большой белый дом в глубине парка был едва виден с дороги. По обе стороны въездной аллеи поднимались и опадали тугие струи фонтанов. Дорожки парка были посыпаны белым песком и океанской галькой. Возле ворот стояли хорошо вооруженные охранники. Впрочем, по знаку барона они беспрепятственно пропустили телохранителей принца.
Выйдя из кареты, Чвара снова стал подчеркнуто почтителен со своим гостем. Он ввел его в дом и проводил в библиотеку – уютную комнату со шкафами до потолка и мягкими креслами. Здесь было равно удобно размышлять в одиночестве и вести долгую беседу.
Барон не читал книг и не нуждался в них. Он был воином, через кровь и боль постигавшим жизненную мудрость и мистические тайны. Поэтому он лишь пренебрежительно скользнул взглядом по длинным полкам, уставленным многочисленными свидетельствами пустого человеческого тщеславия.
Слуга поставил на столик из орехового дерева поднос с бокалами и кувшином вина, после чего удалился и плотно закрыл за собой дверь библиотеки. За дверью остались и телохранители принца.
Морт внимательно разглядывал чужеземца, успевшего приобрести над ним некоторую власть, чего не удавалось до сих пор никому, за исключением, может быть, матери. «Тем приятнее будет убить его», – решил Морт, не избегавший самых опасных испытаний и закалявший собственную душу наиболее жестоким и действенным образом. Однако прежде он рассчитывал узнать от барона кое-какие подробности, без которых его притязания на власть оставались весьма туманными. А в том, что помощь оборотней можно будет использовать в своих целях, Морт уже не сомневался. И хотя он мог пока только догадываться, чего потребует от него барон взамен, предложенная сделка нравилась ему все больше.
После того как Чвара наполнил бокалы и сделал первый глоток, Морт тоже отхлебнул вина – оно оказалось великолепным. В обществе барона принц даже позабыл на время о своей маниакальной страсти.
Но дипломат не спешил продолжить беседу; похоже, он ждал чего-то.
Долгое молчание нисколько не смущало его.
Наконец Морт услышал, как заработал скрытый в стене механизм. Один из шкафов отъехал в сторону; за ним был выход на лестницу, ведущую куда-то вниз.
– Удобный дом, не правда ли? – сказал Чвара, едва шевеля губами.
Морт молча скривил рот, четкие линии которого унаследовал от матери. Во дворце Атессы было множество гораздо более изощренных устройств.
В темном проеме появились двое: оборотень в форме офицера Стаи привел в библиотеку молодую женщину, которую держал на цепи, как животное. У нее был стеклянный взгляд, а также следы недавних побоев на лице.
Несмотря на обезобразившие пленницу барона кровоподтеки и грязное платье, Морту стало ясно, что при других обстоятельствах она выглядела бы весьма привлекательно. Но если вначале она показалась ему смертельно напуганной, а через минуту – повредившейся в уме от пыток, то вскоре он не знал, что и думать.
В ее глазах не отражался свет и интерьер библиотеки. В них не отразился и сам принц, когда случайно оказался на линии ее взгляда. Это были глаза, в которых тьма запеклась подобно саже на стенках дымохода. Морт так и не понял, была ли женщина слепой или зрячей.
Тем не менее барону, видимо, удалось кое-чего от нее добиться. По его знаку офицер Стаи подвел пленницу к принцу и заставил ее опуститься перед ним на колени. После этого он удалился, и книжный шкаф был задвинут на прежнее место.
Поскольку Чвара молчал, выдерживая паузу, как в дешевом балагане, Морт сказал:
– Ты решил подарить мне эту грязную шлюху?
– Тебе нужно научиться сдержанности, если ты хочешь править этой провинцией, – все так же спокойно заметил барон. На самом деле он догадывался, что принц и без того проявляет чудеса смирения. А Морта, хоть он и не подавал виду, выводили из себя покровительственные нотки в голосе собеседника. И если дипломат всего лишь отчаянно блефовал, то очень скоро могла наступить кровавая развязка.
– Мои люди разыскали ее на улицах Скел-Моргоса, – без всякого перехода продолжал Чвара. – Не спрашивай, как и почему. Когда станешь рыцарем Земмура, ты будешь чуять запах врага на другом краю мира.
Он встал и подошел к пленнице сзади. Затем почти нежно закрыл ее глаза своими ладонями и что-то прошептал ей в самое ухо.
Почти сразу же она начала рассказывать свою историю монотонным голосом, лишенным какого-либо чувства. Это было просто изложение событий без малейшей примеси личной заинтересованности. Пожалуй, ее беспристрастности позавидовал бы иной летописец…
Пока женщина говорила, Чвара с непонятной улыбкой смотрел на принца. Поначалу Морт не принимал происходящее всерьез. Когда-то он уже видел нечто подобное – людей, превращенных колдовством в ходячие трупы. И насколько он помнил, заставить их говорить и подчиняться новому хозяину было невозможно.
Но потом рассказ пленницы увлек его настолько, что он склонен был верить если не всему, то многому. Во всяком случае, он услышал гораздо больше, чем узнал от своей спутницы Стервятник во время ночлега в гостинице «Рыбья кость». По словам женщины выходило, что их совместное путешествие закончилось в тот момент, когда Люгер исчез, войдя под арку в святилище Халкер. Принцу было знакомо это место, которое издавна имело дурную славу и даже считалось проклятым…
Женщина замолчала и осталась в неподвижности, а барон снова уселся в кресло. К тому времени Морт уже четко представлял себе, что нужно делать и какая приманка потребуется, чтобы изловить чужеземца, хотя и сомневался, что тот осмелится появиться в городе. Но принц все еще не понимал истинной сути многолетнего противостояния.
– Этот человек – валидийский дворянин, – хмуро пояснил Чвара, глядя в рубиновый кристалл своего бокала. – Он же – рыцарь Земмура, который находится под вынужденным покровительством всего проклятого племени Гха-Гула.
Отнесись к этому серьезно, мой мальчик. Он больше, чем просто очередной враг на твоем пути. Он – твоя судьба. Он в одиночку уничтожил священный город Фруат-Гойм и несколько наших южных провинций. Никто не знает полноту его силы, да и сам он вряд ли справится с ней… Вместе с тем он слаб, невероятно слаб для избранника проклятых. У него два уязвимых места. И одно из них – ты!
Принц уставился на барона, обозначив вопрос едва заметным поднятием бровей.
Чвара отпил из бокала и сказал:
– Дело в том, что он – твой отец.
Если бы принцу вдруг предоставили неоспоримые доказательства того, что Земля круглая, он удивился бы этому меньше, чем тому, что услышал. Вначале он даже принял слова барона за разочаровывающе неуклюжую попытку втянуть его в какую-то пошлую интрижку. Потом Морт вспомнил, что и так уже увяз в этом деле по уши. Кроме того, не сходившее с лица Чвары мрачное выражение, которое нисколько не смягчалось похожей на оскал улыбкой, свидетельствовало о том, что дипломату не до шуток.
– Ты мало знаешь о своем рождении, не так ли? – равнодушно говорил Чвара. – Точнее, не знаешь ничего. Твоя мать всегда была необычайно скрытна. Я помогу тебе кое-что вспомнить. Однажды ты уже пытался убить своего отца. Понимаешь теперь, кто направлял твою руку, когда ты совершал покушение? Следующая неудачная попытка станет для тебя последней…
– А другое? – перебил Морт, чей взгляд вдруг сделался невидящим.
– О чем ты?
– Другое уязвимое место? – отчетливо проговорил принц, хотя уже догадывался, каков будет ответ.
– Конечно, твоя мать, тупица, – со злонамеренной грубостью сказал Чвара. – Они все еще любят друг друга.
Морту пришлось опять, сохраняя видимость спокойствия, подавить приступ ярости. Как ни трудно было поверить в то, что земмурский дипломат успел пронюхать о его главной неутолимой страсти, после всего услышанного принц допускал и такое. В любом случае поганое семя упало на благодатную почву: Чвара добился того, что вскоре Морт уже испытывал поистине убийственную ненависть к своему родителю…
Будто очнувшись, Морт с отвращением посмотрел на женщину, все еще стоявшую на коленях посреди библиотеки.
– Убери ее отсюда, – сказал он, брезгливо поморщившись.
Барон даже не шевельнулся и разглядывал его с ироничной улыбкой.
– Ты не хочешь приютить свою сестру?
– Какого черта?.. – начал было Морт и осекся. Для одного дня новостей оказалось многовато. Благодаря гибкому уму он мог быстро приспособиться к чему угодно, но врожденная подозрительность чаще всего брала свое: любые сведения требовали убедительного подтверждения.
Сейчас лучшим подтверждением слов Чвары явилась неоспоримая перемена: за какой-нибудь час барону удалось превратить врага в союзника. Морт уже давно не был тем сомнамбулическим убийцей, которого Земмур использовал в качестве слепого орудия; теперь на его стороне могла оказаться вся Серая Стая.
– Если она действительно моя сестра, то как ты посмел так обращаться с ней? – спросил Морт с безразличием, за которым угадывалась способность мгновенно использовать малейшую ошибку противника.
Чвара оценил это и снова взял на себя почти шутовскую роль, отвечая с фальшивой светской любезностью:
– Исключительно ради вашей безопасности, принц.
– Прикажи, чтобы ее освободили и привели в порядок. Ошейник мне нравится, только пусть он будет подороже. Ты понимаешь, о чем я?
– Конечно, принц. Но не забывайте о главной угрозе.
– Сделаю все, что в моих силах.
– На всякий случай надо послать отряд во главе с моим офицером к святилищу Халкер. Человек двадцать будет достаточно. Пусть займутся поисками валидийца в тех местах, хотя вряд ли он снова появится там. Думаю, он уже далеко, и ждать его следует с совсем другой стороны. Эти ваши святилища чрезвычайно напоминают мне некоторые могилы…
– Могилы?
– Впереди вас ожидает много интересного, принц. – Как всякий опытный соблазнитель, Чвара не торопился приоткрыть даже краешек тайны. – На этот раз ошибки быть не должно. Поэтому необходимо заставить ищеек Гедалла работать на вас. Бросьте ему кость, которой он подавится. Пусть тоже вспомнит этого мерзавца из Валидии. Намекните, что нельзя допустить его встречи с вашей матерью, иначе поведение королевы может стать непредсказуемым. Все остальное Гедаллу знать вовсе не обязательно. Кстати, у него, кажется, есть любовница…
Спустя полчаса принц покинул апартаменты барона Чвары в превосходном настроении, а с ним такое бывало довольно редко. Единственным облачком, омрачавшим сияющие внутренние горизонты, была ненависть к человеку, которому, по-видимому, до сих пор душой и телом принадлежала королева Тенес. Зато Морт, заручившийся поддержкой Стаи, рассчитывал в ближайшее время избавиться от Гедалла и, значит, устранить главную преграду на своем пути к власти.
Он вскочил в седло и погнал коня в сторону королевского дворца. За ним неотступно следовали его телохранители, привычные к бешеной скачке. Завидев этих всадников, прохожие спешили убраться с дороги, а встречные упряжки шарахались в сторону. Принц летел, будто гонимый западным ветром, приносящим ливни и разрушения. Впрочем, у Морта появилось предчувствие, что очень скоро Скел-Моргос станет ареной столкновения куда более смертоносных сил.
Глава двадцать девятая
ПРИНЦ МОРТ И ГОСПОЖА ГАНГЛЕТИ
Стремясь избежать ненужной огласки, Морт предпочел нанести частный визит и в одиночку отправился в особняк, где жила дама, которая не была уроженкой Морморы, однако сумела занять высокое положение при дворе. Принца не заставили ждать, и служанка сразу же провела высокого гостя к своей госпоже.
Та приняла его в роскошно обставленной комнате со стенами, обшитыми панелями из орехового дерева. Гелла Ганглети была облачена в довольно легкомысленное одеяние. Она поцеловала руку принца, наклонившись так, что его взгляд невольно задержался на глубоком вырезе ее платья. Улыбка Ганглети, как всегда, была дерзкой и многообещающей, однако Морту сделалось немного не по себе, когда он посмотрел ей в глаза.
По правде говоря, ему становилось не по себе всякий раз, когда он видел ее тусклые зрачки, будто припорошенные пеплом. Конечно, он испытывал не страх, а отвращение. Что бы Гелла ни делала, чем бы ни занималась, ее взгляд был неподвижным, как у покойницы.
«Интересно, что нашел Гедалл в этой полумертвой ведьме? Не замерзает ли он с ней в постели?» – промелькнуло в голове у Морта, но он заставил себя улыбнуться в ответ.
– Мой принц! – почтительно и проникновенно заговорила госпожа Ганглети. – Какова вина стоящей перед вами скромной особы? Должно быть, слишком велика, если вы сами пришли, чтобы покарать меня?
Игривый намек был достаточно прозрачен, и в другое время Морт не упустил бы случая досадить министру и с этой стороны, но, вооруженный сведениями, полученными от барона Чвары, он решил перейти прямо к делу.
О том, кем является на самом деле госпожа Ганглети, знали или догадывались только двое – Стервятник Люгер и его отец, если не считать, конечно, вселившегося в нее мокши. Внешне Гелла почти не изменилась за последние двадцать лет. Другими словами, она не постарела и не утратила своей красоты. Эта красота в сочетании с нечеловечески изощренным разумом мокши сделалась очень опасным оружием.
Когда двенадцать лет назад Ганглети появилась в Морморе, ее здесь никто не знал. Спустя некоторое время она уже стала одной из известнейших светских дам, но вряд ли кто-нибудь подозревал, какова ее истинная роль на придворных подмостках. Она часто меняла любовников, при этом новый всегда занимал более высокий пост, чем предыдущий, или принадлежал к более знатной фамилии. В конце концов она остановила свой выбор на министре Гедалле, хотя тот, похоже, искренне полагал, что нашел себе достойную пару.
Действительно, в отличие от других женщин Ганглети не надоела ему и после пяти лет близкого знакомства. Редчайший случай в жизни министра! Причиной отчасти был мокши, способный тонко манипулировать кем угодно из людей, а кроме того, Гедалл, как и все влюбленные мужчины, проявлял в отношении предмета своей страсти поразительную глупость и доверчивость и порой не замечал очевидных вещей. Сколько лет еще должно было пройти, чтобы Гедалл наконец обратил должное внимание на ее противоестественную вечную молодость? Ведь сам он был стареющим мужчиной…
Она даже не изменила своего имени – благодаря этому прошлую жизнь Ганглети можно было проследить вплоть до ее появления на свет в Элизенваре. Впрочем, она ничего и не скрывала. Людям Гедалла оставалось лишь проверить ее слова.
Мотивом, побудившим Геллу покинуть Валидию, было исчезновение ее любовника, высокопоставленного дворянина по имени Верчед Хоммус, клан которого так и не примирился с его возможной смертью. И хотя доказать вину Ганглети оказалось невозможно, рано или поздно она стала бы жертвой мести и потому сочла благоразумным скрыться, тем более что к ней начала проявлять повышенный интерес Серая Стая.
Сама Гелла, рассказывая об этом Гедаллу, почти не грешила против правды, опуская только подробности того, что произошло на самом деле в поместье Люгера. И, конечно, тайной для министра оставалось ее пребывание в Лесу Ведьм.
Хоммус был мертв, и с этой стороны Ганглети ничего не угрожало. Судьба Стервятника была неизвестна ей до сих пор. Теперь Гедалл доверял ей настолько, насколько это вообще возможно для человека с его знанием жизни, неоднократно преданного и совершавшего предательства во имя высших целей. А мокши, в распоряжении которого была вечность по людским меркам, ждал удобного момента, чтобы воспользоваться доверием правителя Морморы.
По мнению Морта, госпожа Ганглети отличалась удивительным для женщины самообладанием. Когда он рассказал ей о валидийце, который представлял для нее смертельную угрозу, она сохранила полнейшую безмятежность. Это было нетрудно – особенно для мокши, лишенного человеческих слабостей. Принц даже усомнился на мгновение в осведомленности барона, но, как выяснилось из дальнейшей беседы, шпионы Стаи поработали на совесть.
– Вы говорите, его след потерян? – равнодушно переспросила Гелла.
– Да, он исчез неподалеку от Скел-Моргоса.
– Исчез?
– Лучше не рассчитывать на то, что он мертв. Теперь его нужно найти, прежде чем он начнет сводить счеты кое с кем. Например, с вами.
Принц произнес это небрежно, давая понять Ганглети, что она не единственная и не самая важная из возможных жертв. У него было в запасе еще несколько козырей: Мальвиус, Хоммус и земмурский дипломат. Впрочем, на Геллу его намеки не произвели особого впечатления. Она пожала гладкими красивыми плечами:
– Чего же вы от меня хотите? Почему вы не обратились к самому министру?
– В свое время министр обязательно узнает об этом, – заверил ее Морт, начиная слегка раздражаться. – Однако он вряд ли поймет, насколько велика угроза, которую представляет собой этот человек. Для министра он всего лишь еще один беглый преступник. И только мы с вами… – Морт сделал многозначительную паузу, – знаем, на что он способен.
– Но у меня ведь нет личной гвардии, солдат и даже телохранителя. – Ганглети развела руками с видом невинной пастушки. – Мне придется обратиться за помощью к министру, если, конечно, вы, мой принц, не возьметесь охранять меня. – Кокетливая улыбка снова расцвела на ее чувственных губах.
Однако Морт ни на секунду не поверил в то, что любовница Гедалла глупа или беспечна.
– Я могу спрятать вас в замке Гливрос, если угодно, – предложил он не без задней мысли. Все в Скел-Моргосе слишком хорошо знали, что означает заточение в этой обители. Поскольку принц уже отправил туда Венгу, мысль поселить в замке еще и госпожу Ганглети показалась ему чрезвычайно пикантной.
Гелла ответила на его предложение в точности так, как он ожидал.
– Я польщена, мой принц, но не думаю, что дело зашло так далеко. Я увижу министра сегодня вечером и расскажу ему о валидийце. Обещаю вам: приказ найти этого негодяя будет подкреплен моей личной просьбой.
«Что имеет для Гедалла гораздо больший вес, чем любые другие соображения», – подумал Морт, которого давно не устраивало такое положение вещей.
Теперь госпожа Ганглети выглядела слегка обеспокоенной. Впрочем, именно выглядела. В ее мертвых глазах ничего не изменилось. Вероятно, игра была рассчитана на то, чтобы Морт убедился: наживка проглочена.
Мокши на самом деле тоже хотел отыскать Стервятника, но по совсем другой причине. Тысячелетний опыт подсказывал ему, что судьбы мира будут вершиться здесь, в южном королевстве, таком далеком от его родины. И если где-то рядом объявился соплеменник, то, значит, час решающих потрясений близок.
Морт сказал все, что хотел, и не терял времени на отвлеченные разговоры. В данном случае флиртовать с госпожой Ганглети казалось ему излишним. Полагая, что оставил Геллу наедине с ее тревогами, он отправился в замок Гливрос, чтобы вдали от городской суеты обдумать свой следующий шаг.
Однако все его приготовления оказались совершенно бесполезными.
Глава тридцатая
ОСТРОВ ЛИГОМ
Люгер стоял на горячих камнях всего в нескольких десятках шагов от потока раскаленной лавы, распространявшего удушливый жар. Выглядело это место так, словно с тела земли содрали лоскут кожи и образовалась незаживающая воспаленная рана.
На горизонте поднималась темно-синяя стена. В той стороне, где за ней пряталось восходящее или заходящее солнце, висело кровавое зарево. Расслоившиеся облака застыли, как ступени гигантской лестницы. В зените небо было изумрудно-зеленым и усыпано бисером звезд. Среди таинственного и отталкивающего пейзажа Стервятник почувствовал себя совершенно чужим, пришельцем, волею случая заброшенным из иного мира.
Потом он заметил тени, скользившие над ним подобно бескрылым птицам. До него не сразу дошло, что это рыбы и что видит он их со дна озера Гайр. Мутно-зеленые воды озера, которые он вначале принял за небеса, окружали его. Он был словно насекомое под стеклянным колпаком, погруженным на дно колодца. Вот только он не мог понять, что поддерживает невероятную тяжесть прозрачного свода.
Люгер обернулся и посмотрел под арку. Там по-прежнему была только тьма, безмолвная и засасывающая. Он обошел арку и, заглянув в нее с другой стороны, увидел ландшафт острова, однако часть его, очерченная рамкой из камней, представала сильно искаженной расстоянием и казалась отодвинутой на четверть лиги.
Очень скоро Люгеру стало невыносимо жарко, и он направился к темному склону, поднимавшемуся в противоположной стороне от огнедышащего потока. У подножия горы почва была очень мягкой, как будто миллионы червей непрерывно взрыхляли ее. При каждом шаге Люгер проваливался по щиколотку. Отовсюду доносился тихий шорох, с которым пересыпалась земля. Всем своим существом Стервятник ощутил присутствие незримой враждебной силы…
С немалым трудом преодолев черные сугробы, он ступил наконец на твердую гладкую поверхность извилистого гребня, достаточно пологого, чтобы по нему можно было взойти на вершину горы. Склоны оказались покрыты веществом, которое вблизи более всего напоминало стекло с мерцающими вкраплениями.
Поднявшись выше, Слот увидел другие арки, расположенные на огибающей берег острова дуге. Он шел, выбирая кратчайший путь к вершине и надеясь оттуда обозреть остров целиком, а также, возможно, то, что находится за кольцевой стеной.
Он приближался к таинственной обители магов, нарушая своим вторжением тысячелетнее молчание и неприкосновенность чужих святынь. То чувство, которое он испытывал, не имело ничего общего с благоговением. Он ненавидел тех, кто уже использовал и собирался впредь использовать его, но как рыцарь Земмура он был готов сражаться и, если это неизбежно, принять на себя новое проклятие.
Поднявшись на вершину горы, Слот оказался на краю огромного кратера, внутренние склоны которого были гораздо круче внешних. Судя по тому, что он видел раньше, вулкан все еще извергался, но колдуны Лигома запечатали главное жерло и сумели направить разрушительные потоки лавы в другие русла.
Первое, о чем Люгер вспомнил, когда посмотрел вниз, был изображенный в старинной книге гигантский скелет фантастической крылатой рыбы – твари, которая, по преданию, перенесла Спасителя через Океан Забвения. Белеющий остов покоился в крестообразной яме, устланной бархатом темноты.
Вскоре Стервятнику стало ясно, что это порождение нечеловеческого разума, ибо он видел не распад, а сотворение, притом далекое от завершения – оно продолжалось у него на глазах. И хотя самих творцов нигде не было видно, в том, что здесь происходило, угадывалось вмешательство противостоящей природе магии, способной воссоздать подобие жизни из мертвого.
Серая дымка поднималась от земли и сгущалась в тончайшие вуали, которые окутывали скелет и, наслаиваясь друг на друга, застывали в виде полос, похожих на сморщенную кожу. Постепенно зыбкий кокон обретал очертания полупрозрачного зародыша, внутри которого струилась мерцающая лимфа и медленно растекалась бледная кровь.
Внезапно Люгер понял, что ему – может быть, единственному из людей – выпал случай увидеть, как создается летающий корабль. В его жизни хватало мрачных тайн, но сегодня одной стало меньше. Будто чья-то рука вывела очередной небессмысленный символ на пергаменте, и он еще на шаг приблизился к пониманию того, что записано в книге судеб и со всей неотвратимостью обещано каждому, за исключением сумевших ее прочитать.
Остров Лигом был могильником – очень древним, хранившим останки нечеловеческих существ. По воле черных магов эти останки, похищенные у вечности, обретали существование в новом чудовищном воплощении, враждебном всему истинно живому.
Зародыш увеличивался в размерах, вбирал в себя мглистые туманы забвения и едкую слизь незарытых могил, впитывал флюиды заживо погребенных в подземельях и поглощал прах, извлеченный из взрыхленного перегноя. Тысячи невидимых пауков ткали перепонки огромных крыльев, подобных тем, что бесшумно носят нетопырей. Призрачные прообразы парусов казались пока всего лишь бледными тенями, отражениями нездешних фиолетовых сумерек.
Изредка обрастающий чужеродной плотью корабль содрогался, будто смерть ломилась в запертые двери, стремясь вернуть себе законную добычу, а долгая агония опережала само рождение, и так продолжалось до тех пор, пока студенистое дитя волшебства не обрело законченный вид. Стервятнику это было уже знакомо: плавные обводы корпуса, предназначенного не только для плавания, но прежде всего для полета, гармония легкости и силы, устрашающее оружие… и все окутано пеленой кошмара.
Люгера настолько захватило невероятное зрелище, что он не сразу заметил своих будущих слуг, появившихся будто из-под земли (скорее всего, так оно и было). Когда он почуял их запах, они уже подошли ближе, чем ему хотелось бы. Сладковатый аромат смерти исходил не от могильника-колыбели, расположенного далеко внизу в кратере вулкана, а от вооруженных людей, которые выстроились полукольцом у Стервятника за спиной.
Он медленно повернулся, понимая, что путь по внешнему склону отрезан. Солдаты не нападали. Их было девятеро. Ближайший открыл рот, но не издал ни звука – из его глотки и ноздрей потекла темная жижа.
К этому моменту солнце уже взошло над краем далекой стены. Багровый диск едва ли достигал половины своего обычного видимого размера. В тусклых лучах света, казавшегося тяжелым, как кровь, раны солдат не слишком бросались в глаза, но Люгеру хватило одного взгляда.
Эти люди были мертвецами. Они не дышали, на распухших лицах застыли маски смерти, и только в глазницах шевелились черви. Одежда трещала по швам; клинки были покрыты пятнами ржавчины.
Люгер мгновенно вспомнил все, что когда-то слышал о глонгах. Теперь он мог отделить вымысел от действительности. Похоже, сила, создавшая летающий корабль, позаботилась о том, чтобы он не остался без команды. Но откуда взялись эти мертвые люди, с каких полей сражений они были подняты и перенесены сюда, за что им было отказано в вечном покое?
В своей одержимости Стервятник тем не менее осознавал, сколь многое уже не имело значения. Он не испытывал ни страха перед глонгами, ни отвращения к ним. Мертвые давно были его союзниками. Рано или поздно плоть станет прахом, но война будет продолжаться бесконечно, если в каком-то другом слое времени и впрямь обитают призрачные двойники всех когда-либо живших существ…
Один из глонгов показал на летающий корабль, и Люгер истолковал его жест как приглашение. Слот начал спускаться в кратер, сопровождаемый свитой из девяти мертвецов, приговоренных к молчанию. Он и не ждал, что удостоится сомнительной чести говорить с колдунами Лигома или хотя бы видеть их. Это было бы слишком просто. А посредники вроде Люгера-старшего и Слепого Странника, наверное, не имели тут ни малейшего веса.
Несмотря на то что Стервятника со всей очевидностью подталкивали к нападению на Скел-Моргос, он не чувствовал себя чьим-то орудием, проводником чужой воли. В этой жестокой игре у него была собственная цель и собственный интерес. Он так долго подавлял в себе простительное человеческое любопытство, что теперь не испытывал даже намека на разочарование. Островные маги дали ему смертоносное оружие против врага, и он хотел лишь одного: побыстрее убраться отсюда. Это был редкий случай, когда Люгер проявил благоразумие, в остальном же его не покидало ощущение, что он по-прежнему очень близок к потере рассудка.
Багровый диск солнца совершил свой путь по небу и скрылся за опоясавшей горизонт стеной, а Стервятник все еще бродил по кораблю, одолеваемый опасными химерами. Он не чувствовал ни голода, ни усталости. Текло время, но будто мимо него; оказавшись на острове, он узнал, какова может быть цена бессмертия.
На адской верфи его подстерегали наваждения. Люгер снова погрузился в зыбкий лабиринт кошмаров, где всякий живой человек неминуемо ощутил бы, сколь противоестественно посмертное существование и чего стоит покровительство потусторонних сил. Но теперь Слот не был пленником, теперь он был почти хозяином этого корабля. Правда, порождение Лигома тоже имело немалую власть над ним, и с мыслью о неизбежной зависимости было трудно смириться, однако у Стервятника не оставалось выбора.
Ступив на полубу, он вдруг почувствовал себя подхваченным потоком времени, словно внезапно пересек границу полусна и яви, ускользнул из западни сумеречных грез. Корабль (или мертвец, преображенный, воссозданный спустя тысячелетия, заключенный в незыблемый панцирь колдовства) был готов к полету. Распластанные крылья, прежде нагретые лучами солнца, поглощали тепло земли. На бушприте и мачтах зажглись огни, испускавшие негреющий призрачный свет.
С наступлением ночи команда глонгов подняла паруса. Люгер насчитал на борту около трех десятков бездыханных матросов – все мужчины, погибшие в расцвете лет. Среди них были люди с распоротыми животами, пробитыми легкими, перерезанными глотками и пронзенными сердцами, но ни одного безрукого или хромого. От каждого исходило почти нестерпимое зловоние, и Стервятнику порой казалось, что через мгновение он очнется и обнаружит себя на заброшенной бойне.
И все же это были лишь мелкие неудобства. Главное, он владел кораблем, равного которому не найти во всем обитаемом мире. Оружие, прежде внушавшее ему панический страх, теперь оказалось в его руках, и он предвкушал ту минуту, когда увидит в действии истребляющий луч. Только однажды черное жерло повернулось в его сторону, и он почувствовал себя так, словно на него уставилась одноглазая Смерть…
Холодные огни вспыхнули ярче, выбелили лица глонгов и озарили верфь Лигома прощальным светом расколовшейся луны. Люгер стоял на корме и видел, как огромные крылья, уже утратившие прозрачность, медленно поднимаются подобно облакам, заволакивающим чистое небо. Но в этих местах ничто не было чистым.
Первый взмах… Удар накатившей волны… В лицо с обеих сторон повеяло могильным холодом…