Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей Раззаков Федор

– Как тебе не стыдно, Борис – позоришь своего учителя, да и нас, земляков твоих. Такие гадости про тебя в газетах пишут, что стыдно становится.

Эти слова эхом разнеслись по Дворцу спорта, из-за чего юные хоккеисты, до этого активно катавшиеся на льду, разом застыли, как вкопанные. Они тоже узнали в пришедшем госте Бориса Александрова – их знаменитого земляка, которого теперь на их глазах подвергали публичной обструкции.

Зная вспыльчивый характер своего ученика, Тархин счел за благо не доводить ситуацию до ее обострения. Он взял Александрова под локоть и повел его в подтрибунный коридор. Анжела подалась было за ними, но Алан успел схватить ее за руку, показав тем самым, что им лучше остаться там, где они стояли. По выражению лица девушки можно было понять, что она потрясена случившемся. Ведь всего лишь несколько минут назад у входа во Дворец спорта счастливая ребятня радостно брала автографы у Александрова, но стоило им зайти внутрь, как того же самого человека подвергли столь нелицеприятной критике. Воистину от хулы до похвалы оказался всего лишь один шаг.

В коридоре учитель и ученик встали друг напротив друга и Тархин первым начал этот непростой разговор с вопроса:

– Слышал, что думают о тебе твои земляки, Борис?

– Вы тоже так думаете, Юрий Павлович?

– Скажу тебе прямо, я обескуражен. Не хочется в это верить, поскольку когда ты у меня играл, к тебе не было никаких серьезных нареканий. Что случилось?

– Просто в Москве нет таких тренеров, как вы.

– Спасибо, конечно, за доброе слово, но, может, дело в тебе самом?

Александров не выдержал пристального взгляда тренера, отвел глаза в сторону и произнес:

– Почему сразу во мне?

– Тогда в ком же?

– В обстоятельствах. Вы же знаете, что я в Москву попал еще мальчишкой – в семнадцать лет. А там столько соблазнов. А, Москва, как известно, слезам не верит. Там, либо ты победишь, либо тебя.

– Значит, ты в Москве не в хоккей играешь, а за место под солнцем борешься?

– Одно другого не исключает.

– Но, судя по тому, что о тебе сегодня пишут, эта борьба складывается не в твою пользу.

– Да разве можно судить по одной статье. Сегодня так пишут, а завтра по-другому.

– Ты, видно, Борис ничего не понимаешь. Те регалии, которые ты до этого завоевал, были авансом, который надо было отрабатывать. Причем в поте лица. А ты, видимо, посчитал, что пахать уже не надо – мол, уже всего достиг. Тебе фамилия Никифоров о чем-нибудь говорит?

Александров пожал плечами.

– Виктор Никифоров, он, кстати, и здесь, в Усть-Каменогорске, успел тренером поработать. А в конце 50-х это был очень известный нападающий, играл сначала в ЦДКА, потом в московском «Динамо». В 1956 году стал олимпийским чемпионом, причем самым молодым в команде. Однако звания заслуженного мастера спорта ему не присвоили из-за постоянных нарушений режима. Среди советских хоккеистов, олимпийских чемпионов, он был один такой. Пока не появился ты. Тебя ведь тоже с этим званием «прокатили», хотя в прошлом году ты выиграл Олимпиаду в Инсбруке. Так вот, Никифоров так и не смог справиться с соблазнами и закончил карьеру в 29 лет. Ты рискуешь пойти по его стопам, если вовремя не одумаешься.

– Жалко, конечно, Никифорова, но я – не он, – продолжал гнуть свою линию Александров. – Перед Гуреевым я извинился, выводы сделал. К тому же, Локтев ко мне хорошо относится, я ему нужен.

– Что выводы сделал, это хорошо. Главное, чтобы эти выводы были правильными.

– О чем это вы?

– О том, что ты даже в нашем разговоре причину своих неприятностей ищешь в обстоятельствах, а не в себе самом. В тебе самом корень всех проблем, пойми это.

– И что вы предлагаете?

– Признать свои ошибки и начать их исправлять. Впрячься в лямку и пахать так, как до этого еще не пахал.

– Да я уже четыре года в Москве пашу, как проклятый. Пусть молодые теперь пашут, а я отдохнуть хочу – заслужил. А что до статьи… Так любое упоминание в газете хорошо, кроме некролога.

– Я же говорю, Борис, что ты ничего не понял. Ты только на пути к вершине, а думаешь, что уже ее достиг. Корона на голове не жмет?

– Не думал я, что наш разговор будет именно таким, – в голосе Александрова слышалась обида.

– А ты хотел, чтобы я тебе комплименты раздавал? Я хоть и бывший твой тренер, но все равно – тренер. И могу говорить с тобой прямо, невзирая на то, нравится тебе это или нет. Правда – она еще никому не навредила. Надеюсь, со временем ты и сам это поймешь. А сейчас извини, мне на тренировку пора.

И тренер первым протянул своему ученику ладонь для прощального рукопожатия.

Когда Алан и Анжела вышли к Александрову, от них не укрылось, что их приятель стоит обескураженный.

– Судя по твоему лицу, разговор был резкий? – догадался о причинах перемены в настроении своего друга Алан.

– Более чем, – ответил Александров.

– Ему можно, он же тебе почти как отец, – попытался успокоить друга Алан.

– Отец бы мне таких вещей никогда не сказал.

– Может быть, зря? – подала голос Анжела.

– Что, значит, зря? – все то раздражение, которое накапливалось в Александрове во время разговора с тренером, теперь вырывалось наружу. – Ты что себе позволяешь?

– Я просто пытаюсь объяснить, что отец должен не только хвалить своего сына, но и иногда ставить его на место, – глядя в глаза собеседнику, ответила Анжела.

– А тебя кто-нибудь просил это объяснять? Куда ты лезешь со своими советами?

– Борис, не заводись, – Алан попытался успокоить друга и даже положил ему руку на плечо. Но Александров резким движением сбросил его ладонь и заявил:

– Ты не меня должен успокаивать, а вот эту фифу московскую. Возомнила о себе черт знает что и советы раздает.

– Она же из лучших побуждений.

– Пусть засунет свои убеждения знаешь куда? А ты тоже, друг называешься – меня на бабу променял. Может, планы на нее какие имеешь?

Алан подался всем телом вперед, но Анжела успела схватить его за руку.

– Ну и гад же ты, Борька, – процедил сквозь зубы Алан.

– От гада слышу, – ответил другу Александров, развернулся и зашагал в обратную от них сторону – к своему дому, который находился в нескольких минутах неспешного хода.

Когда его фигура скрылась за поворотом, Алан повернулся к девушке:

– Вы не обижайтесь на него, это все на почве треклятой статьи.

– Предлагаете мне забыть произошедшее и, как ни в чем не бывало, продолжить наше общение? Вы бы как на моем месте поступили?

Алан пожал плечами, понимая, что его друг отойдет еще не скоро – он-то его хорошо знал.

– Вот и я о том же. Поэтому сделайте одолжение Алан – отвезите меня, пожалуйста, в аэропорт.

Виктор Тихонов проснулся утром не от привычного звона будильника, а от ласкового обращения «Витюша, вставай», которое слетело с губ его жены Татьяны. Взглянув на часы, стоявшие на прикроватной столике, Тихонов увидел, что они показывают одиннадцать часов утра. То есть, он пропустил и свою регулярную утреннюю пробежку, и начало утренней тренировки рижского «Динамо». Такого с ним еще не бывало. Но и повод для того, чтобы проспать, у тренера был уважительный. Вчера вернулся с соревнований в Минске его сын Василий и они почти до трех часов ночи разбирали игру «Латвияс берз», где играл Тихонов-младший. Команда заняла второе место, вот отец с сыном и пытались вместе понять, из-за чего это произошло. Татьяна несколько раз пыталась уложить их спать, сетуя на то, что у Тихонова-старшего завтра будет важный матч с московским «Динамо», но все ее уговоры оказались тщетными. Вот тогда она незаметно и отключила будильник, чтобы муж успел выспаться. А утром позвонила второму тренеру Эвальду Грабовскому и попросила начать тренировку без мужа. И теперь, сидя на краю постели и приходя в себя, Тихонов поймал себя на мысли, что не может сердиться на свою вторую половину. Если для него всегда на первом месте стоял хоккей, то она в первую очередь думала о благополучии своих близких – мужа и сына.

В один из осенних дней 1953 года военный атташе СССР в Болгарии собирался на работу в посольство, когда его супруга протянула ему распечатанный конверт с письмом.

– Это от Татьяны, – коротко сообщила мужу жена.

Речь шла об их единственной дочери, которая осталась в Москве, поскольку не могла уехать с ними по уважительной причине – она училась на юрфаке в МГУ.

Взяв конверт, глава семейства достал из него сложенный вчетверо лист бумаги и углубился в чтение. А спустя минуту поднял глаза на супругу и спросил:

– Она что удумала?

– Там же ясно написано что, – удивилась жена. – Замуж она выйти удумала.

– Замуж? – голос супруга загремел так, что задрожали стены. – Замуж за спортсмена? Да они же все дубы стоеросовые! Болваны неотесанные! Да я ей такое замуж покажу, она у меня на всю жизнь в девках ходить будет!

– Да успокойся же ты, Вася, соседей перепугаешь, – попыталась урезонить мужа жена. – К тому же, почему ты решил, что все спортсмены болваны? Наша дочь умная девушка и вряд ли обратит внимание на дуба стоеросового.

– Что ты городишь, мать? – продолжал бушевать глава семейства. – Я этого брата-спортсмена вдоволь насмотрелся, когда в Москве служил. А Танька наша именно что дура, если собралась за спортсмена замуж выходить. Короче, чем зря языком болтать, немедленно собираемся и едем в Москву, пока она за него и в самом деле не выскочила. Я пошел звонить по поводу самолета.

Татьяна и в самом деле полюбила спортсмена – Виктора Тихонова. На момент их знакомства он уже четыре года играл на позиции защитника в хоккейной команде ВВС МВО. Там же выступал и прославленный форвард Всеволод Бобров, у которого был сводный брат Борис. Именно он, будучи приятелем Татьяны, однажды и познакомил ее с Виктором. Произошло это прямо на улице в центре Москвы. Тихонов, как в первый раз взглянул на Татьяну, так сразу и влюбился. Впрочем, и он ей тоже сразу понравился своей скромностью и начитанностью. Они стали встречаться, а уже спустя три месяца решили пожениться. Но без родительского согласия сделать это было нельзя. И если мать Тихонова – женщина простая, работавшая в кузнечном цехе – хорошо приняла невестку, то вот родители Татьяны отбили ей телеграмму из Софии: «Без нас ничего не делай. Приедем зпт тогда все и решим».

Смотрины жениха случились на следующий же день после прилета родителей Татьяны. Тихонов пришел к ним на обед, надев на себя свой единственный парадно-выходной костюм, купленный им в ГУМе, на втором этаже. Своей будущей теще он купил букет цветов, а тестю бутылку армянского коньяка, узнав о его предпочтениях в этой области от своей невесты. С этого коньяка будущий тесть и решил начать проверку жениха.

Когда они уселись за стол, глава семейства налил полную рюмку пятизвездочного напитка Тихонову и первым поднял рюмку. Но гость внезапно заявил:

– Я не пью.

– Я тоже не пью, но сегодня, вроде бы, есть повод, – настаивал на своем хозяин дома.

– У меня игра завтра.

– С кем?

– С ЦДКА.

– Подожди, а ты где играешь?

– Теперь в «Динамо», а раньше играл в ВВС у Василия Сталина.

– Так ты Ваську знаешь?

– Он меня в команду и взял.

– Значит, приглянулся ему?

– Выходит, что так.

Глава семейства поставил на стол, так и не пригубленную рюмку, и продолжил свой допрос:

– И чем же?

– У меня характер золотой, – не моргнув глазом, ответил Тихонов.

Услышав это, будущий тесть от души рассмеялся.

– А ты хват, однако, – вытирая проступившие на глазах слезы, резюмировал отец невесты. – По этому поводу надо обязательно выпить.

– Я же сказал…

– А я говорю надо, – тоном, не терпящим возражений, произнес глава семейства. – Одну рюмку выпьешь и больше не будешь. Где играешь?

– В защите.

– Вот и хорошо. Глядишь, эта рюмка на тебя так повлияет, что ты к моим армейцам цепляться не будешь. Имею я право своим помочь, раз уж моя Танька в динамовца втюрилась?

Тут уж настала очередь Тихонова смеяться. После чего его рука сама потянулась к рюмке…

Спустя полтора месяца после этих смотрин – 24 декабря 1953 года – Виктор и Татьяна поженились. Свадьба была очень скромной даже по меркам тех лет: на ней присутствовали жених с невестой, родители Татьяны, а сторону жениха представляли мать и тетя Тихонова. Спустя пять лет у молодых родился сын Василий, названный так в честь отца Виктора, погибшего на фронте.

Александров проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел над собой склонившееся лицо матери:

– Борис, к тебе пришли, – сообщила она сыну.

– Кто пришел? – спросил Александров, но мать не стала ничего объяснять и удалилась на кухню.

Откинув одеяло, хоккеист всунул ноги в тапочки и вышел в коридор. На пороге стоял сын местного прокурора Геннадий, с которым он когда-то приятельствовал. Увидев его, Александров понял, почему его мать так быстро удалилась – дружбу сына с этим человеком она не приветствовала.

– Привет, Борька, – расплылся в улыбке гость и протянул ладонь для рукопожатия.

– Пройдешь? – спросил Александров после того, как они поздоровались.

– Нет, лучше ты к нам спустись – я во дворе свой «Жигуленок» оставил, – ответил Геннадий.

– К нам это к кому? – удивился хоккеист.

– А ты спустись, увидишь, – загадочно улыбнувшись ответил гость, после чего вышел из квартиры.

Александров пожал плечами и подошел к окну на кухне, которое выходило во двор. Там он действительно увидел бежевые «Жигули» прокурорского отпрыска. Но кто был внутри разглядеть было нельзя. Поэтому Александров отправился одеваться.

Когда он натягивал на ноги штаны, в комнату зашла мать.

– Чего он хочет? – спросила женщина.

– Не знаю пока, – коротко ответил сын.

– В любом случае, ничего хорошего от него ждать не приходится.

– Да брось ты, мам, – Александров обнял женщину за плечи. – Небось, позовет в «Айну» мой приезд отметить.

– Зачем ему твой ресторан, если водка его не интересует.

– В каком смысле? – не понял Александров.

– А в том, что ему не алкоголь нужен, а другое средство, чтобы забыться. Об этом у нас уже почти весь город знает, кроме тебя.

– Наговаривают люди, – отмахнулся от слов матери сын и, накинув дубленку, вышел из квартиры.

Когда он подходил к «Жигуленку», то заметил там троих пассажиров: двое, и среди них Геннадий, сидели на заднем сиденье, и еще один на водительском месте. Значит, место рядом с водителем предназначалось вновь прибывшему. На него он и сел.

– Ну, здорово, знаменитость, – радостным возгласом встретил хоккеиста водитель, в котором Александров узнал еще одного отпрыска – сына главы местного обкома партии Владимира, с которым он тоже был знаком, но больше шапочно.

Пожав ему руку, Александров поздоровался и с другим пассажиром – молодым парнем, сидевшем на заднем сиденье наискосок от него. Тот представился Александром.

Когда ритуал знакомства был завершен, Владимир спросил у хоккеиста:

– Мы слышали, что в Москве на тебя крупно наехали?

– Ерунда, разберусь, – сделал безразличное лицо Александров.

– Одному разбираться трудно, здесь нужна компания, – продолжал Владимир. – Хочешь, я своего батю подключу – у него в Москве большие связи есть.

Александров и сам знал о том, что у родителя Владимира имеются влиятельные друзья еще с тех времен, когда он почти пять лет работал в структурах ЦК КПСС. Но он не хотел впутывать в свои проблемы посторонних людей, тем более через их детей – так называемой «золотой молодежи».

– Спасибо, Владимир, но все обошлось – меня лишь на пару-тройку игр дисквалифицировали.

– А статья в газете? – подал голос Геннадий. – Там тебя под орех разделали. Не обидно?

– Я на такие пустяки не обижаюсь.

– А вот мы обиделись, – снова вступил в разговор Владимир. – Этот журналюга не только тебя с грязью смешал, он и в наш Усть-Каменогорск плюнул.

– Преувеличиваешь, не было там этого, – возразил Александров.

– Хорошо, пусть не впрямую, но косвенно плюнул, – продолжал гнуть свое Владимир. – Ты ведь отсюда, а это значит, статья и по нашему городу ударила. Мой батя, кстати, прочитав ее, рвал и метал. Я потому и спрашиваю тебя: может помочь разобраться с этими москвичами? Чтобы в другой раз неповадно было усть-каменцев трогать.

– Я же говорю, не бери в голову, Владимир, все устаканится само собой, – стоял на своем Александров. – А если волну поднимать, то она меня с головой накроет.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами сын обкомовца. – Но в любом случае знай: мы за тебя горой.

– Спасибо, – поблагодарил Александров, хотя понимал, что весь этот разговор затеян неспроста. И оказался прав.

– У тебя в Москве какая машина? – спросил внезапно у хоккеиста Владимир.

– «Жигуль»-«трешка», оранжевого цвета.

– И у меня «Жигули», только красные. Но я ее собрался продавать. И знаешь кому?

– Откуда же мне знать? – искренне удивился Александров.

– А вот тому человеку, который за моей спиной сидит – Сашке с мебельной фабрики. Он давно меня достает: продай да продай. А я ему в ответ: а я на чем ездить буду? Ведь правильно, Борис?

Вместо ответа хоккеист кивнул головой. А Владимир продолжал:

– Так вот, я «Волгу» хочу себе купить, но есть одна заковыка – отец мне помочь не хочет. Говорит, что на «Волгу» я еще не заработал. Вот я и подумал: а что, если ты, Борис, мне поможешь.

– Каким образом?

– Вам же в ЦСКА машины вне очереди предоставляют?

– Ну, есть такое дело. Только я-то себе уже купил. Или ты хочешь, чтобы я тебе чужую «Волжанку» сосватал?

– Нет, мне чужая машина не нужна – мне новенькую хочется, с нулевым пробегом. На сколько башлей такая потянет?

– Тысяч на одиннадцать.

– Такие башли у меня есть. От тебя, Борис, только требуется поговорить с кем-нибудь из своих друзей-игроков, чтобы они на такую машину записались. А я за такую услугу продавцу еще пятьсот башлей накину. Ну, или «косуху». Как ты на это смотришь?

– Попробовать можно, – после небольшой паузы ответил Александров.

– А если такое возможно, то, может, обсудим еще один вариант?

Александров насторожился, догадавшись, что именно ради этого варианта его сюда и пригласили. И услышал следующее:

– Есть у нас друзья с Кавказа, которые могут покупать «Волжанки» не по госцене, а по цене почти в два раза дороже. Если ты найдешь в Москве ребят, которые согласятся эти машины доставать, то представляешь, какой навар можно сделать? По несколько «косых» на четверых! Чувствуешь размах?

Размах Александров почувствовал, но он его не особенно впечатлил – у него на сберкнижке в тот момент лежало более 60 тысяч рублей – баснословные деньги по тем временам. Но говорить об этом он, естественно, не стал, решив опустить собеседника с небес на землю:

– Ты преувеличиваешь мои возможности, Владимир.

– Да брось ты, Борис! – вступил в разговор Геннадий. – Ты же олимпийский чемпион, а не свиной хвостик. У тебя же наверняка друзья имеются как в ЦСКА, так и в других командах. Поговори с ними, объясни ситуацию. Ведь это хорошие бабки и почти задаром. Например, есть уже у человека машина, а премиальные за победу в чемпионате ему полагаются. Он выбирает еще одну машину, которую тут же и продает. Ведь чемпионат-то как раз на финишную прямую вышел, иначе мы бы тебя не теребили. Ты очень вовремя приехал.

– Ну, что, лады? – вновь вступил в разговор Владимир.

Но хоккеист молчал, глядя через лобовое стекло на то, как дети во дворе катаются с ледяной горки.

– Ну, хорошо, давай сделаем так, – видя, что его собеседник колеблется, продолжил Владимир. – Ты хорошенько подумай, а мы завтра утром к тебе заедем и отвезем за город, на «хазу» этих ребят с Кавказа. И ты сам посмотришь, какие это серьезные люди. Такие кидать не любят. Договорились?

И Владимир первым протянул раскрытую ладонь Александрову.

Мать хоккеиста, которая все это время стояла на кухне и внимательно смотрела из окна на припаркованный во дворе «Жигуленок», никак не могла понять, почему он никуда не уезжает. А когда из него выбрался ее сын, она поспешила к двери. Едва она успела впустить своего отпрыска в квартиру, как он прямо с порога ее огорошил:

– Мам, собери мне по-быстрому что-нибудь в дорогу. Я в аэропорт – в Москву улетаю. А если Генка будет спрашивать, скажи, что меня срочно вызвали в ЦСКА.

Прилетев ночью в столицу, Анжела приехала домой и сразу свалилась в кровать от усталости. Но около десяти утра ее разбудили настойчивые звонки в дверь. С трудом разомкнув глаза, девушка отправилась открывать. На пороге стоял Егор Красовский.

– Ну ты даешь, красава – прилетаешь в Москву и звонишь не мне, а своей подружке Светке Негоде, – переступая через порог, произнес журналист. – Как будто у тебя с ней дела, а не со мной.

Чмокнув девушку в щеку, нежданный гость прошел в комнату и по-хозяйски развалился в кресле, бросив кожаную сумку на пол. А Анжела прошла мимо него и снова нырнула под одеяло.

– Не понял? – удивился такому поведению Красовский.

– Я спать хочу, мне после обеда на работу выходить, – сообщила из-под одеяла Анжела.

– Сон отменяется, у меня статья горит, – оповестил девушку журналист и потянул одеяло на себя. – Что-нибудь узнала?

– Нет! – вырывая одеяло из рук журналиста, огрызнулась Анжела.

– Как это нет? Ты с Александровым почти сутки провела. Дурочку не валяй.

Понимая, что гость от нее так просто не отстанет, девушка приняла сидячее положение.

– Чего ты от меня хочешь?

– А то ты не знаешь? Подробности твоей поездки в Усть-Каменогорск. Зачем Александров туда ездил, с кем встречался, что говорил. Он же не зря туда поехал.

– Он мать свою навещал, доволен?

– Нет, не доволен – подробности давай. Мать наверняка с тобой общалась, о чем-то рассказывала, делилась.

– Стукачку из меня делаешь? А вот это видел? – и Анжела показала журналисту кукиш.

– Причем здесь стукачка, мы же с тобой обо всем договорились, – не скрывая своего удивления, воскликнул Красовский. – Ты сама вызвалась лететь с Александровым.

– Дура была, потому и согласилась. Тебе зачем эта статья нужна – чтобы человека дерьмом обмазать?

– Каким дерьмом, что ты мелешь? И статья эта не мне нужна, а тем молодым спортсменам, которые, как и Александров не дорожат своей честью смолоду и пьянеют от звука медных труб.

– Смотри сам не опьяней.

– Да что с тобой случилось за эти сутки? – Красовский вскочил с кресла, пересел к девушке и обнял ее за плечи. – Ты что, втюрилась в этого хоккеистика?

– Очень надо, – Анжела скинула со своего плеча руку журналиста. – Просто я считаю, что в случае с Александровым еще ничего не ясно и пригвождать его к позорному столбу рано. Если человек оступился, то ему нужно помочь и подставить плечо, а не толкать его в спину, чтобы он и дальше падал.

– Вот, значит, как ты запела. По тебе выходит, что я толкаю этого агнца божьего в спину, чуть ли не в пропасть. А ты не задумывалась над тем, что он далеко не ангел. Что люди, подобные ему, хороших слов не понимают. С ними надо разговаривать жестко, иначе они вконец обнаглеют и сядут всем на шею. Да этот твой Александров уже давно туда уселся и всеми понукает. А такие дуры, как ты, его выгораживают.

– Я вовсе не считаю его ангелом. Если хочешь знать, он так на меня наорал, что я улетела без него.

– Тогда что мешает тебе ответить ему тем же? – искренне удивился Красовский.

– Вот видишь, тобой не добрые чувства двигают, а жажда мести. Ты хочешь моими руками расправиться с человеком, который тебе почему-то не нравится. А я провела с ним целый день и знаю о нем больше, чем ты и весь твой спортивный отдел вместе взятые. Поэтому прошу: отстаньте от него и дайте прийти в себя после случившегося. А ваше морализаторство приберегите для настоящих подлецов.

– Значит, ты не будешь ничего рассказывать? – теряя терпение, спросил журналист.

– Нет! – чуть ли не крикнула в лицо собеседнику Анжела. Причем так резко, что он вскочил с постели.

– Ну, что же, ты свой выбор сделала, – пронзая девушку своим испепеляющим взглядом, резюмировал Красовский. – Но я обещаю тебе, что ты очень скоро об этом пожалеешь.

Сказав это, Красовский схватил с пола сумку и выбежал из комнаты. В эту минуту он был зол не столько на девушку, сколько на Александрова, которому так легко удалось сбить с толку его подругу.

Тихонов приехал во Дворец спорта на час раньше своей команды, чтобы дать предматчевое интервью своему хорошему знакомому – журналисту газеты «Советская молодежь» Виктору Резнику-Мартову. Они были знакомы с конца 60-х, когда Тихонов только возглавил рижское «Динамо». С тех пор они стали сотрудничать, даже несколько раз ездили на чемпионаты мира, где вместе писали репортажи: Тихонов оценивал игры с точки зрения профессионала, а Резник облекал их в литературную форму. Получалось очень даже неплохо – читателям «Молодежки» нравилось.

Журналист дожидался тренера в «Черном баре», успев выпить в одиночестве уже две чашки кофе. Причем беседу можно было провести и в кабинете у Тихонова, который находился здесь же, во Дворце спорта, но он был настолько тесен и неприветлив, что было решено сделать это в баре, где всегда царила рабочая, и в то же время вполне уютная, почти домашняя атмосфера.

Журналист как раз допивал вторую чашку кофе, когда к его столику подошел Тихонов с портфелем типа «дипломат» в руках. Они поздоровались, после чего Резник включил диктофон и задал первый вопрос:

– Что думает тренер Тихонов о сегодняшней игре?

Но Тихонов ответил не сразу. В этот миг к их столику подошел официант и поставил перед тренером чашку с горячим кофе. И только когда служащий бара ушел, последовал ответ на заданный вопрос. Вернее, это был ответ в форме вопроса:

– Говорить будем на чистоту?

– Разумеется, – ответил журналист.

– А если я скажу такое, что твое руководство испугается напечатать?

– Я постараюсь обойти этот испуг. Как говорится, не первый год замужем.

– Хорошо, мое дело предупредить, – и Тихонов, прежде, чем продолжить разговор, сделал глоток из чашки.

После чего интервью началось:

– Скажем прямо, у нас нет иллюзий по поводу того, что мы сможем догнать или обогнать наших одноклубников из Москвы, – спокойно объявил Тихонов. – И наш последний матч в Воскресенске это наглядно продемонстрировал. Сегодня вся Рига гудит по поводу того судейства, которое было там продемонстрировано. После матча я лично пришел в судейскую комнату и выразил свой протест в связи с теми ошибками, которые были совершены судьями в отношении нашей команды.

– И что конкретно ты сказал?

– Я назвал два удаления, которые последовали в концовке матча, несправедливыми. Эти удаления не позволили нам перевесить чашу весов в свою сторону. И это тогда, когда каждое очко для нас буквально на вес золота.

– Что тебе ответили?

– Мне было заявлено, что оба удаления были обоснованными. Впрочем, инспектор матча пообещал лично во всем разобраться. С тех пор минуло вот уже четыре дня, но никаких сообщений ко мне больше не поступало. Что наводит на мысль о том, что мой протест не имел никаких последствий.

– Может, он и в самом деле был необоснован?

– Но многие люди, видевшие телевизионную трансляцию, выразили полную солидарность со мной. Причем это не только рижане. Нам в команду звонят люди из других регионов и возмущаются тем судейством, которое было продемонстрировано в Воскресенске.

– Получается, что против рижского «Динамо» существует некий заговор?

– Я не могу говорить о заговоре, так как у меня нет никаких доказательств его – я говорю о предвзятом судействе. Видимо, в судейском корпусе есть люди, которые симпатизируют одним командам, а другим нет. Но это недопустимо – судьи должны быть выше всяческих симпатий-антипатий. Они должны быть объективны.

– А если все-таки предположить, что некие люди не хотят, чтобы команда из Риги вдруг пробилась в тройку сильнейших команд страны. Ведь в нашем чемпионате участвуют десять команд, причем девять из них представляют РСФСР и только одна команда пришлая – из Латвии. Может, дело именно в этом?

– Виктор, ты уверен, что надо развивать эту тему? – не скрывая своей настороженности, спросил Тихонов.

– Но ты же сам ее поднял? – удивился журналист.