Портрет Кровавой графини Александрова Наталья

– Ты как? – поинтересовалась Надежда.

– Нормально… – вздохнула Лида, – просто я смотрю, как догорает моя молодость…

С улицы донесся рокот отъезжающего автомобиля. Вскоре он затих.

– Теперь надо и нам отсюда валить, – заявила Надежда, – а то как бы огонь сюда не добрался…

Женщины выбрались из убежища.

К этому времени Лидин дом полыхал, как коробок спичек. Жар от него обжигал Надежде лицо.

– Все, пойдем отсюда! – проговорила она.

– Пойдем… – Лида тяжело вздохнула.

Выходя на улицу, Надежда снова взглянула на подругу. Та выглядела не лучшим образом – волосы растрепаны, одежда в грязи… к груди она прижимала плюшевого медвежонка Федю.

Перехватив взгляд Надежды, Лида смущенно проговорила:

– Я понимаю, что выгляжу смешно. Дом сгорел, а я медвежонка несу…

– Да нет, я тебя вполне понимаю, – успокоила ее Надежда, – у всех есть такие воспоминания…

Они прошли через поле и вышли на шоссе. Вдали появилась идущая к городу машина. Она быстро приближалась, и подруги разглядели новенькую красивую иномарку.

– Доедем до города с комфортом… – мечтательно проговорила Лида.

Она подняла руку и призывно замахала, но машина не остановилась, даже не притормозила, она объехала подруг по широкой дуге и прибавила скорость.

– Что это он? – возмущенно проговорила Лида. – Мы что, похожи на двух бандиток?

– Нет, думаю, что мы похожи на два форменных огородных чучела. И прежде, чем пытаться остановить попутную машину или даже сесть в рейсовый автобус, нам с тобой стоит привести себя в порядок. А то нас не только водитель приличной машины – нас даже бывалые грибники перепугаются.

– Привести в порядок? – Лида завертела головой, как будто надеялась найти вывеску салона красоты.

– Вот, я оттуда тоже кое-что прихватила! – Надежда протянула ей зеркальце и расческу.

Лида посмотрела в зеркало, ахнула и принялась за свою внешность. Через несколько минут она стала более-менее похожа на человека. После этого и Надежда привела себя в относительный порядок. Во всяком случае, в рейсовом автобусе, который удачно притормозил на перекрестке, никто не показывал на них пальцем.

Лида забилась в уголок на заднее сиденье и затихла, прикрыв глаза.

– Жаль, что дом сгорел, – сказала Надежда, нарушив долгое молчание.

– Ну, сгорел и сгорел, – отозвалась Лида совершенно не сонным голосом, – все равно жить в нем было нельзя. Да и место такое запущенное… И для чего Константин мне его оставил?

«И правда, для чего? – подумала Надежда. – Поиздеваться хотел? Так за что? Что ему Лида плохого сделала?»

Какая-то мысль слабо зашевелилась у нее в голове, но тут Лида толкнула ее локтем в бок.

– Смотри!

Надежда обернулась и обмерла: прямо за ними двигался черный внедорожник. Она поерзала на месте, стараясь разглядеть водителя, но не получилось.

– Неужели это они? – пробормотала она.

Прошло еще какое-то время, автобус притормозил на остановке. Черная машина промчалась мимо.

Они обогнали ее через десять минут. Внедорожник притулился к обочине, оттуда как раз вылезала молодая женщина, держа на руках мальчишку лет трех. Она поставила мальчишку на пыльную траву, после чего тот живо припустил к ближайшим елочкам.

– Внедорожник, да не тот! – повеселела Надежда.

И столкнулась с внимательным взглядом Лиды.

– Надя, ты что-то знаешь! – сказала та. – Ты должна мне все рассказать. Кто эти люди? Чего они хотели от нас?

Надежда вскинула глаза, потому что голос у Лиды был теперь совсем не такой, как раньше. Нельзя сказать, что Лида сильно изменилась, но все же что-то в ней было теперь совсем другое. Исчезло затравленное выражение в глазах, спина не горбилась, и даже две скорбные морщинки возле губ куда-то делись. Теперь перед Надеждой сидела вполне нормальная женщина – слишком худая, достаточно усталая, ну так таких вокруг полно, жизнь-то у народа трудная…

Не успев удивиться такой метаморфозе, Надежда поняла, что Лиде нужно все рассказать. Но тут в автобус набился народ, и она помедлила.

– Нам бы в тихое место… – пробормотала Надежда.

– В приличное кафе в таком виде не пустят, а в забегаловку мы не пойдем! – весело сказала Лида. – Так что зайдем ко мне, как раз сейчас выходить.

Надежда согласилась, отогнав от себя мысль, что все ее благие намерения насчет обеда и наведения домашнего уюта в очередной раз пошли прахом.

На следующее утро в замковую часовню перенесли все, что могло понадобиться живописцу.

Маэстро огляделся. В этой часовне и впрямь были большие окна, через которые лился яркий солнечный свет. Однако на алтаре и за ним лежал толстый слой пыли, как будто в этой часовне давно не служили мессу.

Маэстро Лоренцо встал перед мольбертом, приготовил краски и оглянулся на дверь.

Графиня не заставила себя ждать: шурша пышными юбками, она вошла в часовню и остановилась, увидев холст на подрамнике:

– Вы хотите написать большой портрет, маэстро? Но ведь я просила вас сделать миниатюру, которую могла бы подарить своему мужу! Миниатюру, которую он мог бы брать с собой, отправляясь в поход против врагов государя и веры…

– Ваше желание, графиня, закон для меня, но прежде я должен написать с натуры большой портрет, чтобы потом перевести его в миниатюру.

– Что ж, тогда приступайте!

– Прошу вас, любезная госпожа, встаньте здесь… – Живописец показал графине место, хорошо освещенное солнцем.

Графиня встала на указанное место и замерла с высокомерным и нетерпеливым видом.

Живописец приступил к работе.

Прошло около часа.

– Маэстро! – проговорила графиня недовольно. – Долго мне еще придется так стоять?

– Я прошу вас, постойте еще немного… я хочу передать это освещение…

Графиня повела плечами и сошла с места.

– Хватит! Я устала!

Художник хотел что-то возразить, но вовремя опомнился. Главное – не вызвать гнев графини… Почтительно поклонившись хозяйке замка, он проговорил:

– Конечно, как вам угодно! Мы прервем сеанс, если вы устали. А когда еще вы сможете уделить мне время?

– Возможно, завтра.

Графиня покинула часовню.

Живописец вымыл кисти, переоделся и вышел в сад. Он убедил себя, что хочет вдохнуть свежего воздуха после сырого и душного воздуха замка, однако в действительности он надеялся увидеть девушку с золотым нимбом волос.

И судьба улыбнулась ему.

Девушка сидела на скамье в укромном уголке сада, среди розовых кустов, и читала молитвенник. Сейчас солнечный свет не падал на ее волосы, но они все равно казались золотыми, а в чертах лица была поистине ангельская прелесть.

Маэстро Лоренцо подошел к незнакомке, почтительно поклонился ей и проговорил:

– Дозволено ли будет мне узнать ваше имя?

Девушка вздрогнула:

– Я не слышала, как вы подошли! Кто вы?

– Я – Лоренцо ди Сан Романо, придворный живописец саксонского курфюрста. Здесь проездом. Госпожа графиня, хозяйка замка, любезно оказала мне гостеприимство.

– А я – Кэти, Кэти фон Шлезвиг. Я – сирота, дальняя родственница госпожи графини. Тетя Эржбета… госпожа графиня милостиво предоставила мне кров, а также заботится о моем воспитании. Но она часто занята, – добавила девушка, – и мне приходится довольствоваться обществом молитвенника… и отца Доминика. Отец Доминик – наш замковый капеллан, он обучает меня итальянскому языку и латыни. Хотя госпожа графиня считает, что латынь ни к чему скромной и небогатой девушке…

– Вы сами не знаете своего богатства и могущества! – пылко воскликнул живописец. – Вы прекрасны, как ангел! Ваша красота способна сокрушить царства, как красота Елены Спартанской…

– Скромной девушке не пристало слушать такие слова! – проговорила Кэти и поднялась со скамьи.

– Простите меня! – проговорил живописец, схватив ее за руку. – Простите мою дерзость и не покидайте меня! Дайте мне еще полюбоваться вашей красотой!

– Не смущайте меня, любезный господин…

В это время на дорожке появился пожилой священник в темном одеянии из грубого холста. Увидев Кэти, он проговорил:

– Вот ты где, дитя мое! Я всюду тебя искал. Пойдем отсюда, ты слишком много времени проводишь на воздухе, а Парацельс считал, что солнечный свет вредит женской коже… – Тут священник заметил живописца и строго спросил: – Кто вы, сударь?

Маэстро Лоренцо представился.

– Известно ли вам, сударь, что молодой девице не следует находиться наедине с особами мужского пола?

– Не сердитесь на него, святой отец! – вступилась за живописца Кэти. – Маэстро рассказывал мне о росписях итальянских соборов. О росписях на темы Священного Писания…

У Лиды в квартире было пусто и тихо. Вообще квартира была какая-то безликая, кухня – настолько чистая, что Надежда усомнилась – готовят ли в ней еду или так просто заходят.

– Ты, Надя, верно, есть хочешь? Полдня ведь проездили, крошки во рту не было…

– Хочу, – покаянно согласилась Надежда, – ничего не могу со своим аппетитом поделать.

Лида как-то неуверенно огляделась по сторонам, потом достала из морозилки упаковку готовых котлет и пакет замороженной картошки и, распаковав, бросила все это на сковородку.

«Ну и ну, – недовольно подумала Надежда, – да это просто ужин холостяка получается. Еще бы пельменей покупных отварила!»

Вслух она, разумеется, ничего не сказала, но, похоже, Лида прочитала ее мысли.

– Извини, – сказала она, – как-то я в последнее время совсем не готовлю. Дашка вечно на диете, мне тоже есть не хочется… Не дело это, сама знаю, давно пора себя в руки взять…

– Ну, тогда давай хоть картошки жареной! – оживилась Надежда.

– А ты рассказывай все, что знаешь!

– Хорошо. – Надежда отважно откусила кусок котлеты. «А ничего, вроде бы есть можно». – Значит, стою я на похоронах рядом с гробом и слышу, что у покойного Константина в нагрудном кармане телефон звонит…

Когда Надежда закончила свое повествование, картошка на тарелке у Лиды давно остыла.

– Ну, Надя, ты даешь! – сказала Лида, покачав головой. – Такое расследование провела!

– А толку? – возразила Надежда. – Ничего же не выяснила. Ну, знаем мы точно, что твой бывший муж хотел вернуть тебе медальон и для этого продал или заложил все свое имущество. Но вот куда он его дел, медальон этот?

Тут у Надежды Николаевны снова мелькнула какая-то важная мысль, но уплыла в глубину сознания, потому что Лида поставила перед ней чашку крепкого чая.

– Может, у Дашки шоколадка завалялась… – сказала она, правильно поняв ищущий взгляд Надежды, и ушла в комнату дочери.

Через несколько секунд Надежда услышала:

– Ой! – И бросилась вслед за Лидой.

В отличие от остальной квартиры, в комнате Даши царил кавардак. Шкаф был раскрыт, вещи вперемешку с обувью и какие-то кремы в баночках валялись на полу, на обоях размазана тушь.

Надежда едва не споткнулась о тюбик помады.

– Она ушла! – Лида рванулась в коридор и распахнула дверцы стенного шкафа. – Чемодан большой взяла и сумку. Собрала вещи и ушла из дома. И не попрощалась даже.

– Ну, позвони ей, – посоветовала Надежда, – поговорите хоть так.

– Зачем? – Лида была удивительно спокойна. – Ушла так ушла. Ей давно пора своей жизнью жить. Ладно, я потом тут вещи распихаю, приберу хоть немножко…

В коридоре им на глаза попался игрушечный медведь Федя. Он грустно смотрел единственным стеклянным глазом, и Надежда снова вспомнила их поездку на дачу. Как она увидела след от машины, а на крыльце отпечаток ботинка. Ботинок-то хороший был, дорогой и, судя по отпечатку, большого размера.

– Слушай, а у твоего бывшего какой размер ноги был? – внезапно спросила Надежда.

– Сорок пятый, а что? – удивилась Лида.

– Да вот… – начала Надежда, но тут в замке входной двери послышалось какое-то царапанье.

Женщины застыли в страхе, потом Надежда схватила зонтик и подкралась к двери. Лида тоже подошла и заглянула в глазок, после чего отодвинула Надежду и распахнула дверь.

На пороге стояла Даша. Вид у нее был поникший и растерянный, волосы растрепаны, глаза все время бегали, как будто она никак не могла сфокусировать взгляд.

– Доченька! – Лида подхватила выпавшую из рук Даши сумку. – Что с тобой случилось?

Не отвечая, Даша прошла в квартиру. Чемодан тянулся за ней, как толстая собака на поводке.

Коридор в квартире Леденцовых был довольно длинный, Даша, как сомнамбула прошагала его до конца и скрылась у себя в комнате, причем чемодан застрял в двери, не дав ей захлопнуться.

Надежда с Лидой переглянулись в полном недоумении, затем Лида бросилась было в комнату, но Надежда решительно преградила ей путь – дескать, не суйся сейчас, под горячую руку, видишь же, что человек не в себе, только на хамство нарвешься.

На цыпочках они приблизились к двери и заглянули. Даша, как была в куртке и уличных туфлях, сидела на диване и раскачивалась из стороны в сторону. Взгляд у нее был совершенно отрешенный.

– Доченька! – Лида решительно отодвинула Надежду и прошла в комнату. – Да что с тобой случилось?

Вместо ответа Даша закрыла лицо руками и затряслась.

– Даша! – Лида присела перед ней на колени. – Ну что же это такое, кто тебя обидел, девочка моя?

– Уйди! – глухо сказала Даша, отняла руки от лица и посмотрела на мать с ненавистью. – Уйди, оставь меня в покое, видеть тебя не могу!

Она сделала резкое движение, попыталась встать и толкнула Лиду, так что та упала на пол.

– Так-так, – сказала Надежда, помогая Лиде подняться, – на матери, стало быть, злость срываешь… Давай, еще стукни ее…

– Ничего, она случайно, мне не больно совсем, – лепетала Лида. – Но что же с ней?

– Хахаль бросил! – припечатала Надежда. – Неужели непонятно? Она к нему разлетелась с чемоданами на постоянное место жительства, а он ее бортанул!

– Ну да, да! – крикнула Даша. – Довольны теперь? Что вы ко мне вяжетесь! Ненавижу всех!

Она снова затряслась. И пока Лида умоляла дочку успокоиться, Надежда слетала на кухню и принесла оттуда ковшик холодной воды. Дождавшись, когда Даша отнимет руки от лица, чтобы вздохнуть, Надежда, ни секунды не сомневаясь, выплеснула воду Даше в лицо.

– Вы что – рехнулись совсем, тетя Надя?! – заорала Даша, отплевываясь.

– О! И меня вспомнила! – фальшиво обрадовалась Надежда. – Вот что, немедленно прекрати истерику. Мать вон до смерти перепугала. Подумаешь – хахаль бросил!

– Точно, – Даша поглядела на них почти спокойно, – не то чтобы бросил, а вообще никогда не собирался со мной… А я, дура…

– Не ты первая, не ты последняя, – философски заметила Надежда. – Наплюй и разотри.

– Противно очень, – пожаловалась Даша.

Она вытерла лицо поданным Лидой полотенцем и рассказала им все, что случилось утром.

Алиса Леденцова проснулась поздно. И не сразу пришла в себя. В голове гудело после вчерашних возлияний. Пожалуй, коньяка она выпила слишком много. С трудом Алиса вспомнила все, что случилось вчера. Так, отвратительный разговор с адвокатом, потом драка в его офисе, потом… она увидела разбитое зеркало и вспомнила, что вечером приходил любовник. Приходил и ушел, как только узнал, что она – нищая, что муж ничего ей не оставил.

Алиса скрипнула зубами и выругалась вслух. Стало еще хуже – в пустой квартире свой собственный голос показался ей чужим. Она лежала и потихоньку накалялась. В голове не то чтобы прояснилось, но все чувства трансформировались в злость. Причем не просто в злость, а в сильную холодную ярость. Такая ярость просто так не выплеснется наружу и не пройдет от обычного скандала с криками и битьем посуды.

Алиса поворочалась на кровати и сконцентрировала свою ярость на одном-единственном человеке. Не на покойном муже, нет, какой смысл? Ему уже не отомстить. Во всем был виноват ее любовник. Это из-за него она теперь стала нищей, это он навязался на ее голову, пристал, как пиявка в пруду. И зачем он это с ней сделал? Алиса, хоть и теряла голову, когда была с ним, все же понимала, что встречается он с ней не просто так. Был у него к Алисе какой-то особенный интерес. А вчера вечером этот интерес пропал. И осталась Алиса одна – без мужа, без денег, без квартиры и даже без любовника.

– Ну уж нет, – сказала вдова, спуская ноги с кровати, – такое у него не пройдет. Я обязательно узнаю, в чем там дело! Я вытрясу из него информацию, чего бы это не стоило! Он еще пожалеет, что так со мной обошелся!

Она потрясла головой, как после купания, и это возымело действие: в ушах пропал противный звон, и все предметы в комнате обрели свою четкость. Когда надо, Алиса умела быстро прийти в себя и собраться. Красоту наводить особо не для кого сейчас. Ее поддерживала ярость.

Она вышла из дома, прихватив ключи от машины, но потом вернулась и оставила их. Она не будет брать машину, чтобы не ставить ее на виду возле того дома, где, как она знала, любовник снимал квартиру для встреч с ней. Хоть он и не говорил Алисе, она уже на втором свидании догадалась, что квартира съемная. Как уже говорилось, несмотря на внешность недалекой блондинки, Алиса Леденцова была вовсе не дурой.

– И вот, – рассказывала Даша, отвернувшись к окну, потому что, как поняла Надежда, ей было стыдно, – утром я решила, что уйду к нему. Мы давно уже встречались, и я думала, что… в общем, мы говорили о том, чтобы жить вместе, но тут отец умер, потом вся эта чехарда с наследством. Я думала – вдруг и правда отец что-то оставил, я смогу купить квартиру. И тогда…

– А у него, хахаля твоего, жилья своего нет, что ли? – встряла Надежда, за что и получила от Лиды укоризненный взгляд.

– Кажется, нет… – Даша выглядела растерянной. – Какие-то у него проблемы… не то с родственниками квартиру поделить не может, не то жена бывшая никак оттуда не съедет… Мы про это не говорили…

Надежда еле заметно пожала плечами. Надо же, собирается с человеком вместе жить, а совершенно ничего про него не знает. И вроде бы неглупая девчонка Даша, а вот поди ж ты… Ладно, послушаем, что дальше было.

– Короче, я решила, что нужно мне самой инициативу проявить, потому что он говорил, что ему неудобно, что как только решит свои проблемы, так сразу, а пока… А чего ждать, думаю, если я без него жить не могу?

Тут Даша поморщилась и тяжело вздохнула, и Лида тотчас погладила ее по руке. Даша ее руку не стряхнула, из чего Надежда сделала вывод, что отношения с матерью у нее наладятся. Просто они обе на нервах были, а теперь вполне уживутся.

– В общем, мама уехала рано, я и решилась. Думаю, чтобы не было разговоров и выяснений, потом позвоню и все расскажу. Собрала вещи, да и пришла без предупреждения. То есть он меня ждал вообще-то, но как чемодан увидел, так с лицом своим совладать не сумел. Правда, только на минуточку, а потом засуетился, в квартиру меня провел, на диван усадил. Я и говорю – так, мол, и так, чего ждать, можно и в этой квартире жить пока. А там что-нибудь придумаем.

– А он что? – полюбопытствовала Надежда. – Вот интересно, как он мотивировал, что не хочет с тобой жить?

– Да начал разглагольствовать, что сейчас у нас трудный период, что у него проблемы, и у меня тоже. Что я потеряла отца, и мама сейчас не в лучшем состоянии, и что он так не может – тайком меня уводить, мол, он хочет, чтобы все у нас было по-хорошему, чтобы я ввела его в дом, представила, как полагается.

– Короче, лапшу тебя на уши вешал… – уверенно констатировала Надежда. – С мамой он, видите ли, хочет познакомиться, ой, не смешите мои тапочки!

– Угу, это я сейчас сообразила, что гонит он, а тогда только голос его слушала. И вообще… – Даша махнула рукой. – Как-то он странно действовал на меня. Как вспомню о нем, вот тут такое тепло разливается, – она показала куда-то в область желудка, – а когда мы вместе, то вообще ничего не соображаю. И потом ничего вспомнить не могу: как мне было – хорошо ли, плохо ли, вот ничего не помню!

– Хм… – Надежда поджала губы, – бывает, конечно…

– Короче, сидим мы, и я уже вроде как прониклась, что не нужно мне было с чемоданом приходить, как вдруг звонок в дверь.

– Наконец-то к делу подошли! – обрадовалась Надежда.

– Звонят и звонят, а он вроде как растерялся и открывать не хочет. Потом пробормотал что-то про соседку и под моим нажимом пошел открывать. Но в комнату дверь прикрыл, чтобы я не вышла.

– Ага… А ты вышла, что ли?

– Да нет, – с досадой сказала Даша, – я сижу себе и думаю, как лицо сохранить, чтобы обратно уйти. И хоть бы матери дома не было, а то не оберешься охов и причитаний!

– Вот как ты обо мне думаешь! – вскипела Лида.

– Да тихо ты, а то она никогда не закончит! – прикрикнула Надежда.

– Да, значит, слышу я его вопрос удивленный: «Ты?» И голос такой знакомый отвечает: «А ты кого ждал?» Я как услыхала, так и окаменела на месте – ушам своим не поверила! А там, в прихожей, возня какая-то, потом стук – вроде упало что-то. И снова тот же голос спрашивает: кто, мол, у тебя там, что ты меня не пускаешь? Тут уж я не выдержала, выглянула в прихожую, и кого, вы думаете, там увидела?

– Жену, что ли, хахаля твоего?

– Ага, жену! Только не хахаля, а папочки моего покойного. Алиска это приперлась!

– Не может быть! – хором ахнули Надежда с Лидой. – Так он с ней, что ли, тоже крутил?

– Точно заметили, – вздохнула Даша. – Я-то еще сомневалась, так она быстро все в доступной форме объяснила.

– А хахаль-то как оправдывался?

– А он не мог, – Даша скривилась, – он в это время глаза пытался спасти.

Собаки, перед тем как напасть, рычат и скалят зубы. Кошки прижимают уши и бьют хвостом. Медведи никак не выказывают свои намерения – они нападают внезапно, без предупреждения. Поэтому дрессировщики считают их самыми опасными хищниками. Очевидно, Алиса Леденцова в прошлой жизни была медведицей, потому что она никак не показала, что собирается напасть, а молча бросилась на своего любовника, который, как оказалось, был у нее с Дарьей на двоих. Алиса метила в глаза и попала, потому что мужчина взвыл и попятился, закрывая лицо руками.

– Реакция у нее отличная, надо сказать, – продолжала Даша. – Пока я стояла столбом, она ему все лицо исполосовала. Кажется, и в глаза попала. Он скрылся в ванной, и пока Алиска к нему в дверь ломилась, я сбежала. Хорошо, чемодан в прихожей стоял, я его прихватила, да и деру. А то, думаю, соседи еще полицию вызовут, только этого не хватало. А уж потом, в дороге, так плохо стало, не помню, как и доехала.

– Ну надо же… – Надежда изумленно крутила головой, – чего только не бывает в жизни. Вот только непонятно, для чего он это делал.

– Да я про этого извращенца и думать не хочу! – закричала Даша. – И все письма его уничтожу, все фотографии.

– Подожди! – Надежда выхватила у нее телефон и присмотрелась. – Слушай, морда его мне знакома.

– Да откуда?

– Я лица хорошо запоминаю, точно я его где-то видела…

Надежда на миг прикрыла глаза, после чего потянулась к компьютеру, который стоял у Даши на столе, и нашла сайт певца Мити Залетного, того самого, которого съела акула на острове Пасхи. Точнее, так звучало сообщение для фанатов, а на самом деле Митя умер от цирроза печени, и эта смерть была не последней в череде смертей из-за медальона с портретом Кровавой графини.

Надежда быстро листала фотографии. Так, вот певец на гастролях, вот сзади его жена и коммерческий директор, та самая наследница, которая продала потом медальон Косте за бешеные деньги. А это кто за ней?

– Знаком тебе? – Надежда Николаевна повернула экран к Даше.

– Он самый, только зовут его не так.

– Вот как раз так и зовут – Григорий Весник, пиар-директор. А вот смотри дальше, где никто не позирует…

На этом снимке пиар-директор отирался возле Митиной жены Медеи с самым недвусмысленным видом.

– Ага, стало быть, он не только пиар-директором работал, а в основном жену ублажал, – проговорила Надежда. – А когда Медея зверски разбогатела, то решила, что он ей не нужен, она себе и получше найти сможет, с такими-то деньгами. Ну, а Весник был в курсе, что медальон Костя купил, вот и решил его отыскать у наследниц. На два фронта, подлец, работал, да как ловко-то он вас окрутил, видно, талант у мужика по этой части. Но уж больно стимул у него был хороший – узнал небось, сколько денег вдова за медальон отхватила, думал, что, когда медальон получит, тоже продаст его за большие деньги.

– Но ничего у него не вышло, – добавила Лида, – потому что медальона нет нигде.

– Да о чем вы говорите?! – крикнула Даша. – Какой еще медальон?

Не отвечая, Надежда вчитывалась в сообщение на сайте.

Как стало известно вчера, самолет, на котором летела вдова Мити Залетного Медея, потерпел аварию в горах над Испанией. Самолет был частный, вдова летела на свою виллу в Марбелье. Последнее сообщение пилота было о том, что отказали оба мотора. Обломки самолета обнаружены в ущелье. Кроме Медеи погибли пилот и телохранитель.

– Не принесли ей счастья те деньги, – пробормотала Надежда.

– Так и должно было быть, – сказала Лида, читая через ее плечо, – это проклятие медальона…

– А, идите вы все! – разозлилась Даша. – Говорят загадками, ничего не объясняют, голова от вас болит!

Она вышла из комнаты и вдруг увидела валявшегося на тумбочке одноглазого плюшевого медведя.

– Мама, откуда тут Федя?

– А он на даче был, мы с Надей ездили, вот, нашли его там и привезли…

– Надо же, – Даша, смеясь, прижала медведя к груди, – а я думала, он пропал совсем. А оказывается, мы его на даче забыли. Я еще месяц ночами плакала – как же я без Феди буду… Ой, старый совсем стал, трухлявый!

Она выронила медведя. Надежда подняла его и внимательно осмотрела. Потому что мысль, которая бродила в голове, наконец обрела четкие формы.

Если допустить, что Константин ездил на дачу – а так оно и было, ведь Надежда видела отпечаток ботинка и след машины, – то напрашивался вопрос: зачем? Чтобы спрятать медальон, потому что Константин знал: держать его при себе очень опасно. И, как оказалось, был прав.

А где на даче он мог спрятать медальон? Никаких тайников в этой развалюхе и быть не могло. Поэтому он спрятал медальон там, где точно знал, что его найдут. Во всяком случае, Леденцов был уверен, что медведя не бросят, прихватят с собой. Так и оказалось. Лида взяла с собой единственное, что ей было дорого, потому что Дашка в детстве без этого медведя жить не могла.

Да, очевидно, покойный Константин хорошо знал свою жену.

Надежда перевернула медведя попой кверху и осторожно поскребла ногтем шов.

– Лида, у тебя есть маникюрные ножницы?

– Разумеется. – Лида выдвинула ящик комода и протянула Надежде маленькие ножницы. Та осторожно подпорола шов, встряхнула медведя… и на ладонь ей выпал золотой овальный медальон. На его крышке была изящно выписанная монограмма – переплетающиеся латинские буквы «E» и «B».

Лида ахнула. Надежда осторожно нажала на выступающий сбоку замочек, и крышка медальона откинулась. Из тускло блестящего овала на Надежду смотрело женское лицо, обрамленное темными волосами. Лицо, в котором красота и жестокость были соединены в страшный, нерасторжимый сплав.

– Что это? – удивленно проговорила Даша. – Кто это?

Надежда и Лида заговорили разом.

– Это – наша семейная реликвия, – ответила дочери Лида, – этот медальон мне передала моя бабушка… она велела мне хранить его как зеницу ока… И никому не отдавать, не дарить и не продавать, даже если наступит самый черный день.

– Это – венгерская графиня Елизавета Батори, – в один голос с ней проговорила Надежда, – страшная женщина… серийная убийца, прозванная Кровавой графиней… она замучила до смерти несколько сот молодых девушек…

– Что?! – Даша в растерянности вертела головой, переводя взгляд с матери на Надежду и обратно. – Ничего не понимаю! Какая графиня? Какая убийца? Какая бабушка?

– Моя бабушка, а твоя, соответственно, прабабушка, – повторила Лида. – Она велела мне хранить этот медальон и передать своей внучке, то есть твоей дочери… Она сказала, что в медальоне портрет нашей очень дальней родственницы, только я не знала тогда, что это – Кровавая графиня. Бабушка взяла с меня клятву, что я никому не скажу про медальон. А я вот нарушила, проболталась твоему отцу. Он его продал пять лет назад, чтобы бизнес расширить. Но все равно у него ничего не вышло – бабушкины слова были верными. Нужно было молчать и сказать о нем только своей внучке, твоей дочери.

– Какой внучке? Какой дочери? – переспросила Даша. – У меня нет дочери! Я и замуж-то не собираюсь!

– Будет, – твердо ответила Лида, – медальон сделает свое дело. А наше дело – бережно хранить его и следить, чтобы он не попал в чужие руки. В чужих руках этот медальон приносит неисчислимые несчастья.

– Да, это так! – подтвердила Надежда, вспомнив список детектива Кустикова.

– Бред какой-то… – пробормотала Даша. – Вы это все серьезно?

– Еще как серьезно!