Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы Гринспен Алан

22. МИР ПЕНСИОНЕРОВ — МОЖЕМ ЛИ МЫ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ЭТО?

Практически все развитые страны подошли к краю демографической пропасти. аналогов которой в истории нет: целое поколение работников, так называемые «беби-бумеры», вот-вот начнет выходить на пенсию. Вступающей в трудовую жизнь молодежи слишком мало, чтобы заместить их. а нехватка квалифицированной рабочей силы просто катастрофическая. Последствия изменений особенно очевидны в Германии, где, несмотря на высокую безработицу, ощущается серьезный дефицит квалифицированных работников. По словам руководителя одного из немецких агентств по подбору кадров (Financial Times от 28 ноября 2006 года), «борьба за работников уже идет, и, судя по демографическим тенденциям в Германии, Южной и Восточной Европе, она будет лишь усиливаться».

Это в полном смысле проблема XXI века. Старение общества — относительно новое явление в истории человечества. Средняя продолжительность жизни в развитых странах столетие назад составляла всего 46 лет. Пенсионного возраста достигало не уж и много людей.

Отношение числа неработающих пожилых людей к численности трудоспособного населения в индустриальных странах растет уже как минимум 150 лет. Скорость роста заметно снизилась с появлением поколения «беби-бумеров» после Второй мировой войны. Однако она будет неизбежно увеличиваться по мере выхода «беби-бумеров» на пенсию. Угроза ускорения роста отношения особенно сильна в Японии и Европе. В Японии доля людей в возрасте 65 лет и более поднялась за прошлое десятилетие с 13 до 21% и, по прогнозам специалистов ООН, должна достичь 31% к 2030 году. В Европе наблюдается та же тенденция, правда, она имеет более мягкий характер.

Хотя прогнозы для США не такие пугающие, перспективы очень тревожны. К 2030 году ожидается снижение годового прироста численности трудоспособного населения с нынешнего 1 % до 0.3%. Одновременно должно произойти заметное увеличение доли людей в возрасте более 65 лет. Несмотря на то что старение общества будет продолжаться, старение рабочей силы в значительной мере уже произошло. Как только «беби-бумеры» начнут выходить на пенсию, средний возраст американской рабочей силы должен стабилизироваться.

Ожидаемые изменения возрастной структуры нашего населения и рабочей силы обусловлены в значительной мере снижением рождаемости вслед за послевоенным всплеском. После пика 1957 года, когда на одну женщину приходилось 3,7 рождения, коэффициент рождаемости в США упал до 1,8 к середине 1970-х годов, а потом с 1990-х годов стабилизировался на уровне чуть ниже 2,1, т.е. на уровне простого воспроизводства — уровне рождаемости, необходимом для сохранения численности населения в отсутствии иммиграции и изменений продолжительности жизни¹⁰¹. Сокращение числа детей на семью после бума рождаемости неизбежно ведет к росту отношения численности пожилых людей к численности населения трудоспособного возраста.

Постоянная иммиграция, однако, смягчает последствия падения уровня рождаемости — она поддерживает рост численности населения точно так же, как и повышение продолжительности жизни. В 1950 году американский мужчина в возрасте 65 лет в среднем доживал до 78 лет, тогда как сейчас он живет до 82 лет. Если нынешние тенденции сохранятся, то к 2030 году ожидаемая продолжительность жизни составит 83 года. Продолжительность жизни женщин также увеличивается. Если в 1 950 году она составляла 80 лет, то сейчас достигает примерно 84 лет, а к 2030 году должна, по прогнозу Совета по социальной защите, составленному в 2007 году, составить 85 лет¹⁰².

Американцы не только живут дольше, они стали более здоровыми. Показатель количества инвалидов среди пожилых людей непрерывно снижается, отражая прогресс в области медицины и изменение характера труда. Труд все более превращается из физического в умственный в соответствии со столетней тенденцией повышения веса интеллектуальной составляющей в экономическом продукте и сокращения веса физической составляющей. В 1 900 году, например, только один из десяти работников занимался профессиональной, технической или управленческой деятельностью. К 1970 году их число удвоилось, а в наши дни этими видами деятельности занята примерно третья часть рабочей силы. В результате в стареющей Америке все больше и больше пожилых людей получают возможность продолжить работу.

К 60 годам человек накапливает значительный опыт, поэтому продление периода трудоспособности на несколько лет может оказать ощутимое влияние на экономический продукт. Уповать на это, однако, не стоит: поколение «беби-бумеров» практически целиком выйдет на пенсию к 2030 году. Его уход по своим масштабам не имеет аналогов в истории. Было ли то «золотое время» действительно золотым? Смогут ли идущие на смену «беби-бумерам» новые работники обеспечить товарами и услугами себя, свои семьи и вышедшее на пенсию беспрецедентное по численности поколение?

Неумолимые демографические изменения неизбежно приведут к нарушению баланса экономической мощи в мире. Старение общества не грозит в ближайшее время развивающимся странам, за исключением Китая, который проводит политику ограничения рождаемости. По прогнозам ООН. доля населения, проживающего в развитых на сегодняшний день странах, снизится к 2030 году с нынешних 18,3 до 15,2%. Подходы развитых стран к решению проблемы старения могут оказать как смягчающее, так и усугубляющее воздействие на изменения баланса экономической мощи. Критически важно, как отреагируют развитые страны на потерю экономического влияния и престижа, не замкнутся ли они и не начнут ли возводить барьеры на пути торговли с процветающим развивающимся миром. Вопрос, насколько искусно правительства справятся с перемещением реальных ресурсов в условиях сокращения доли своего населения и превращения активных работников в пенсионеров, будет главным в ближайшие четверть века. Для демократических государств с ростом числа пенсионеров среди избирателей особенно проблематичным становится вопрос политики.

Экономика пенсионного обеспечения предельно проста: на протяжении трудовой жизни необходимо накопить ресурсы, достаточные для финансирования потребления в пенсионном возрасте. Мерилом успешности пенсионной системы является доступность реальных ресурсов после выхода на пенсию. С финансовой точки зрения пенсионное обеспечение — это отвлечение ресурсов, обеспечивающее потребление товаров и услуг пенсионерами, которые не производят товаров и услуг В США, например, может быть принят закон, дающий право на определенный уровень медицинского обслуживания на пенсии. Но кто гарантирует, что больницы, фармацевтические компании, врачи, младший медицинский персонал и инфраструктура здравоохранения позволят превратить бумажные обещания в реальные будущие медицинские услуги?

Простым критерием эффективности любой системы пенсионного обеспечения является ее способность гарантированно предоставлять обещанные реальные ресурсы пенсионерам без обременения трудоспособного населения. С этой точки зрения Америка может вступить в противоречие с реальностью. Старшие представители поколения «беби-бумеров» получают право на социальные выплаты в 2008 году. К 2030 году, по прогнозам ООН, люди в возрасте 65 лет и старше составят более 23% взрослого населения (на сегодняшний день этот показатель равен 16%). Подобный сдвиг в структуре общества подвергнет серьезному испытанию все наши системы пенсионного обеспечения и потребует беспрецедентного пересмотра обязательств. Преобладание среди иждивенцев пожилых людей, а не детей, ведет к дополнительному обременению общества, поскольку пожилой человек потребляет больше ресурсов, чем ребенок.

После длительного снижения количество работающих пожилых американцев начало повышаться в результате усиления налогового давления на пенсионные доходы и дефицита квалифицированной рабочей силы¹⁰³. Как я уже отмечал, этот рост, без сомнения, продолжится. Тем не менее самый эффективный путь повышения будущего уровня жизни и, как следствие, реализации надежд и работающих, и пенсионеров — это увеличение национального уровня сбережений и рациональности использования этих сбережений¹⁰⁴. В предстоящие десятилетия нам необходимо делать значительные дополнительные сбережения, если мы хотим получить средства для финансирования новых производственных фондов [например, передовых высокотехнологичных предприятий и оборудования}, которые позволят создать дополнительные реальные ресурсы, обещанные «беби-бумерам» в виде пенсионного обеспечения. Кроме того, мы должны сделать это без значительного обременения завтрашних работников.

Вместе с тем потребность в дополнительных сбережениях настолько велика, что возникают серьезные сомнения в способности федерального правительства выполнить уже взятые на себя пенсионные обязательства.

По расчетам попечителей системы социального обеспечения, для устранения недостатка финансирования в ближайшие 75 лет нужно либо немедленно поднять налог на фонд оплаты труда с нынешних 12,4 до 14.4%. либо урезать выплаты всем пенсионерам на 1 3%, либо применить комбинацию того и другого. Откладывание или поэтапное проведение изменений потребует повышения налога или еще большего сокращения выплат а дальнейшем. В связи с тем. что значительный дефицит ожидается и за пределами 75-летнего горизонта, неизбежны и дальнейшие корректировки уровня социального обеспечения. Поскольку прогнозный дефицит — величина относительно неопределенная, он сам по себе не создает непреодолимых финансовых или экономических трудностей. Однако прогнозы социальных выплат довольно надежны. Это связано с тем, что оценки состава населения пенсионного возраста находятся в ряду самых точных, и с тем, что социальное обеспечение — это программа с фиксированными выплатами. в которой предстоящие платежи предсказуемы.

Программа Medicare представляет гораздо более серьезную проблему. Попечители ожидают 75-летний дефицит финансирования части А программы, фонда страхования на случай госпитализации, который можно покрыть лишь немедленным повышением отчислений от налогооблагаемого фонда оплаты труда с нынешних 2.9 до 6,4%, сокращением выплат наполовину или использованием комбинации того и другого. На этом проблемы не заканчиваются. Ожидается быстрый рост затрат по части В программы. предусматривающей компенсацию за амбулаторное лечение и визиты к врачу, и новой части D, предусматривающей оплату лекарств. Эти затраты должны покрываться из поступлений от общих налогов, а не налогов на фонд оплаты труда. Хотя они не так заметны, как затраты на часть А, их размер не многим меньше.

Общественные попечители, проанализировавшие будущие затраты по программе Medicare со всех сторон, отметили в 2006 году: «Если прогнозы попечителей оправдаются в ближайшие десятилетия, то при отсутствии роста зарезервированных источников финансирования программы через 15 лет плановые выплаты в текущем объеме поглотят 25% поступлений федерального бюджета от подоходного налога и налога на прибыль... (в три раза больше, чем в 2005 году), а еще через 10 лет — почти 40% таких поступлений». Однако даже эти цифры могут не в полной мере характеризовать проблему, поскольку прогнозные оценки выплат по программе Medicare крайне ненадежны.

Расходы на здравоохранение растут быстрее, чем экономика, уже много лет. Этот рост в значительной мере стимулируется развитием техники и технологии. Очень трудно судить, насколько быстро будут прогрессировать медицинские технологии и как отразятся инновации на будущих расходах. Технологические инновации могут значительно повысить качество медицинского обслуживания, а также сократить затраты на лечение (в некоторых случаях) и управление больницами. Однако поскольку технологии расширяют возможности лечения, они несут потенциал повышения затрат, иногда очень значительный.

С внедрением в практику кодированных историй болезни исследователи получили возможность эффективно оценивать методы лечения широкого спектра заболеваний. Предвижу появление национального стандарта медицинской практики в скором времени. Отсюда недалеко до публичных рейтингов больниц и врачей и рыночной конкуренции. Это обязательно произойдет, но не так быстро. Медицинская практика традиционно строится на очень доверительных отношениях между врачом и пациентом, и никто не торопится нарушать конфиденциальность.

Медицинская практика в США сильно варьирует от региона к региону. На мой взгляд, приближение к общенациональному стандарту путем отказа от неэффективных методов и от услуг некоторых врачей улучшит среднюю результативность лечения. Не следует забывать, что неопределенности, особенно наша неспособность определить верхнюю границу будущих потребностей в медицинском обслуживании, накладывают серьезные ограничения нэ выбор политики. Главное в этой ситуации — соблюдать предельную осторожность в выдвижении инициатив. Новые программы быстро приобретают сторонников, которые яростно сопротивляются любым попыткам сократить их. Как следствие наши возможности по прекращению увеличивающих дефицит инициатив, даже если их ненужность или ошибочность становится очевидной через некоторое время, крайне ограничены.

Разработчики политики должны быть очень осмотрительными при рассмотрении новых инициатив, финансируемых из бюджета. Программу всегда можно расширить в будущем при появлении дополнительных ресурсов, но ее не так-то просто урезать в случае нехватки ресурсов для исполнения обязательств. Именно поэтому я считаю ошибкой реализацию нефондированной программы оплаты лекарств, предложенной в 2003 году, до решения проблемы недофинансирования программы Medicare в целом¹⁰⁵.

Меня, как участника ряда исследований, в процессе которых моделировались будущие затраты и выгоды по программе Medicare, всегда поражала широта диапазона возможных результатов, например для 2030 года. Как я уже отмечал, диапазон возможностей для системы социального обеспечения довольно узок. Демографы, конечно, дают надежные данные по количеству будущих пользователей программы Medicare. Однако средние затраты на одного пользователя при текущем законодательстве зависят не только от будущих технологий, но и от выбора пациента и целого ряда других переменных.

Прогнозирование оказалось настолько сложным, что попечителям пришлось пойти на упрощение — определить прогнозный темп роста выплат на одного пользователя программы Medicare Относительно прогнозного темпа роста ВВП на душу населения. Фактические расходы по программе Medicare на одного пользователя росли на 4% в год на протяжении последнего десятилетия, что примерно на 2 процентных пункта выше роста реального ВВП на душу населения. По мнению общественных попечителей, «следует ожидать постепенного снижения роста подушевых затрат на здравоохранение и программу Medicare до уровня роста ВВП, что объясняется существованием определенного потолка для наращивания доли дохода, которую американцы готовы направить на здравоохранение». Не исключено, что это действительно так.

Однако тот. кто знает, как делаются дела в Вашингтоне, должен понимать, что подобное предположение таит в себе подвох. Оно строится на ограничениях, еще не закрепленных в текущем законодательстве. Оно исходит из налогово-бюджетной победы в политической борьбе, которую надо еще одержать. Как отмечают сами общественные попечители, «такое снижение не наблюдалось на протяжении последних 50 лет». Таким образом. прогнозное налоговое бремя, связанное с ростом расходов по программе Medicare, будет еще больше, если строго опираться на действующее законодательство и существующие тенденции изменения расходов на здравоохранение.

Для приведения программы Medicare в соответствие с реалиями нужно сделать очень много. Очевидно, что финансирование будущих дефицитов системы социального обеспечения и программы Medicare исключительно за счет увеличения налогов экономически нереально. Это означало бы беспрецедентное для мирного времени повышение налогов. Начиная с определенного уровня повышение налогов обречено на провал: оно начинает снижать покупательную способность, сокращать заинтересованность в труде и инвестировании и в конечном итоге замедлять темп роста экономики, В результате замедляется увеличение налоговой базы, и ожидаемый прирост налоговых поступлений полностью не реализуется.

Мы оказываемся перед самой неприятной перспективой: необходимостью сокращения выплат в федеральной системе социального страхования. Моральный долг правительства — осуществить сокращение как можно быстрее, чтобы оставить будущим пенсионерам как можно больше времени на корректировку планов относительно работы, сбережений и расходования средств после выхода на пенсию. Если не предупредить американцев о том, что пенсионные доходы, на которые они рассчитывали, будут сокращены, это может стать серьезным ударом.

Допустим, мы определили приемлемый уровень социальных и медицинских выплат, как теперь правительству обеспечить реальные ресурсы для выполнения принятых обязательств? Фокусирование внимания на финансовой состоятельности системы социального обеспечения и программы Medicare без учета более широкой макроэкономической картины не позволит добиться этого. Без дополнительных чистых сбережений реальные ресурсы, необходимые для будущих выплат, не появятся. Таким образом, при решении проблемы дисбалансов системы социального обеспечения и программы Medicare мы должны сосредоточиться на том, чтобы нынешние действия, направленные на финансирование будущих выплат, были реальным дополнением к национальным сбережениям и финансируемым за их счет активам.

Фактически нам нужно превратить в реальность призрачные «локбок-сы» прошлых лет, в которых должны находиться средства для финансирования будущих социальных выплат. Вера многих американцев в локбоксы настолько сильна, что бывший спикер палаты представителей Том Фоули рассказывал, как мать однажды упрекнула его за попытку развеять эту веру. «Мистер Фоули. — сказала она, — можете обижаться на меня, но вы. лидер большинства в палате представителей, ничего не смыслите в социальном обеспечении». В то время предложение об использовании локбоксов предполагало не только вывод фондов социального страхования (профицитных тогда) из бюджета в целях учета, но и принятие конгрессом решения о сбалансировании оставшейся части бюджета. В краткий период профицита на рубеже тысячелетий существовало даже двухпартийное соглашение на этот счет. Увы, о нем быстро забыли, когда стало очевидным, что при менее благоприятных экономических условиях для сбалансирования бюджета без фондов социального страхования и программы Medicare придется существенно сократить расходы или повысить налоги.

Неспособность устранить дисбаланс между обещанными выплатами будущим пенсионерам и экономическими возможностями может иметь серьезные последствия и для пенсионеров, и для экономики в целом. Я предполагаю, что по крайней мере дисбаланс в финансировании программы Medicare будет ликвидирован за счет отмены выплат наиболее состоятельным гражданам¹⁰⁶. Безумная политика и последовательное непрерывное увеличение неравенства доходов, по моему мнению, не оставляет других альтернатив. Восстановить сбалансированность можно в результате использования индивидуальных счетов (введение которых я поддерживаю) или путем законодательных изменений, предусматривающих проведение проверки на нуждаемость в программе Medicare (подобно программе Medicaid). Единственной другой реальной возможностью является нормирование, у которого очень мало сторонников в США. Наибольшая часть будущих выплат по программе Medicare, без всякого сомнения, придется на группы со средними и низкими доходами. Медицинские услуги для получателей с высокими доходами должны финансироваться за счет несубсидируемого частного медицинского страхования или из наличных денежных средств, возможно, с участием в оплате, близким к 100%. Многие скажут, что программа Medicare перестанет выполнять функции социальной защиты после введения проверки на нуждаемость, однако демографическая ситуация XXI века в условиях высококонкурентной глобальной экономики вынуждает идти на это.

Несмотря на поддержку либеральной иммиграционной политики, я не считаю, что она является тем средством, которое позволяет повысить численность работоспособного населения, увеличить социальные страховые отчисления и, как следствие, ликвидировать дефицит финансирования системы социальной защиты и программы Medicare. По причинам, о которых будет сказано ниже, не можем мы рассчитывать и на значительный взлет производительности. Долгосрочный потолок роста часовой производительности в США, по всей видимости, составляет 3% в год. а наиболее вероятный темп ее роста не превышает 2%. Короче говоря, доступных рабочих рук и прироста производительности на одного работника нам вряд ли хватит для покрытия громадной нехватки средств для социальных выплат при существующем законодательстве. Этого может не хватить даже для сокращения дефицита.

При таком большом числе неизвестных я опасаюсь, что с учетом наших демографических тенденций и ограниченных возможностей роста производительности мы уже обещали пенсионерам из поколения «беби-бумеров» больше медицинских ресурсов, чем можем реально предоставить. Как я уже говорил, конгресс может законодательно предоставить те или иные социальные блага, но это само по себе не приводит к появлению экономических ресурсов — больниц, врачей, младшего медицинского персонала и фармацевтических компаний, необходимых для выполнения буквы нынешнего закона в 2030 году. Размер реальных ресурсов, передаваемых в 2030 году пенсионерам от работающего населения, может оказаться слишком большим, чтобы работающее население согласилось на него. Притязания на национальный продукт из-за нефондированного увеличения объемов выплат могут намного превзойти размер продукта, создаваемого работниками, численность которых будет немногим больше, чем сейчас. Иными словами, не исключено, что обещания придется нарушить или, как говорят, «уточнить».

Неопределенность в доступности будущих реальных ресурсов отражается в неопределенности нормы замещения дохода пенсионеров. Учитывая зияющий разрыв между пенсионными потребностями и даже текущим уровнем обязательств, следует ожидать повышения роли частных пенсионных планов и страховых выплат. В конце 2006 года активы частных пенсионных фондов в США оценивались в $5,6 трлн: $2,3 трлн приходилось на традиционные планы с фиксированными выплатами и $3,3 трлн — на планы с фиксированными взносами, главным образом планы 401 [к)¹. В 2005 году частные пенсионные фонды w фонды с участием в прибыли выплатили $344 млрд¹⁰⁷. Для сравнения: в рамках системы социального обеспечения и программы Medicare было выплачено $845 млрд Выплаты по частным пенсионным планам должны приближаться к выплатам в рамках системы социального обеспечения по мере того, как американские работники и их работодатели будут принимать меры, необходимые для достижения целевого уровня пенсионных доходов.

Но это все впереди. В настоящее время пенсионные планы с фиксированными выплатами находятся под угрозой. Такие планы успешны только в условиях небольшой продолжительности жизни после выхода на пенсию и быстрого роста населения. Беспрецедентная численность «беби-бумерав» и ожидаемая продолжительность их жизни резко сокращают преимущества планов с фиксированными выплатами. Корпорация пенсионных гарантий уже приняла на себя значительный объем дефолтных пенсионных обязательств.

Юридически обязательства по выплате пособий по планам с фиксированными выплатами несет работодатель — пенсионный фонд существует лишь для страховки. Однако, поскольку закон требует определенного уровня финансирования, компании рассматривают свои пенсионные фонды с фиксированными выплатами как доходный актив — чем больше инвестиционный доход пенсионного фонда, тем меньше размер необходимых взносов. Сокращение размера взносов снижает себестоимость рабочей силы и увеличивает прибыль. Это заставляет компании искать пути уменьшения взносов в фонд.

Поскольку компании довольно хорошо известно, кто должен выйти на пенсию и когда, а также размер предстоящих выплат, можно решить, что расчет затрат предельно прост. Однако это не совсем так. Ожидаемая стоимость плана с фиксированными выплатами в определенной мере зависит от статуса пенсионных выплат в случае банкротства. Например, там. где пенсионные выплаты по контракту являются первоочередными требованиями в случае дефолта, калькуляция стоимости выплат однозначна. В таком случае можно вложить средства пенсионного фонда в безрисковые казначейские ценные бумаги, срок погашения которых наступает в момент выплаты пособий. Выплаты будут обеспечиваться основной суммой и накопленным процентом по казначейской бумаге, срок которой истекает в год осуществления платежей. На практике компании делают все возможное, чтобы обойти такую простую программу, потому что она самая затратная. Акции, недвижимость, высокодоходные облигации и даже корпоративные облигации категории ААА имеют значительно более высокую доходность, чем казначейские ценные бумаги. Однака все они подвержены риску дефолта, а в случае дефолта компания должна будет использовать другие активы для выполнения пенсионных обязательств.

Ответ на вопрос о том, к какой доходности должен стремиться пенсионный фонд и, следовательно, какой риск он может принимать, зависит в конечном итоге от того, в какой мере компания хочет гарантировать выплату обещанных пособий. Чем выше риск для пенсионных активов, тем выше прибыльность вложений.

Финансовая теория говорит о том, что возможность получения более высокой доходности иллюзорна. Если рынки оценивают риск правильно, доходность пенсионного фонда не должна зависеть от рискованности портфеля, поскольку более высокая доходность является компенсацией за убытки по рискованным ценным бумагам, которые нередко обесцениваются. Однако теория не всегда работает на практике. (Точнее, бывают случаи, когда требуется новая теория.) Менеджеры пенсионных фондов скажут вам, что фактическая, реализованная долгосрочная доходность акций выше так называемой среднем доходности с учетом риска для американской экономики в целом. Начиная с XIX века факты говорят о том, что диверсифицированные долгосрочные вложения в акции неизменно демонстрируют реальную доходность выше средней. Как я уже отмечал, это. возможно, результат свойственного человеку неприятия риска. Любой, кто готов переносить стресс, связанный с долгосрочными вложениями в акции, получает более высокую доходность. Таким образом, пенсионные фонды с фиксированными выплатами, способные держать вложения нетронутыми на протяжении десятилетий, нередко вкладывают львиную долю своих активов в акции. Чтобы сократить затраты компаний, пенсионные фонды с фиксированными выплатами принимают риски, включая риск краткосрочных колебаний цен акций и других активов. Это имеет свои плюсы и минусы.

Когда цены акций растут, прирост капитала в значительной мере замещает взносы компании в планы с фиксированными выплатами. С уменьшением денежных взносов растет объявленная прибыль. И наоборот, при падении акций, как это было в период с 2000 по 2002 год, многие пенсионные планы испытывают недостаток финансирования.

Портфельные риски, без сомнения, ставят под угрозу выплату пенсионных пособий. В последние годы немало компаний (сталелитейных, авиационных и т.п.) объявили о банкротстве из-за наличия крупных непрефинансированных пенсионных обязательств и переложили эти обязательства на Корпорацию пенсионных гарантий, т.е. в конечном счете на американских налогоплательщиков. Хотя Закон о защите пенсионных накоплений 2006 года в значительной мере оградил налогоплательщиков от финансирования дефицитов частных пенсионных фондов, сами дефициты никуда не исчезли.

Доходность всех пенсионных фондов с фиксированными выплатами непостоянна и. особенно в краткосрочной перспективе, непредсказуема.

Однако компании юридически обязаны осуществлять «постоянные выплаты». Это требует от третьей стороны (чаще всего все той же компании) превращения переменного дохода фонда в фиксированные платежи, оговоренные контрактом. В последние годы стоимость такой операции выросла. В результате многие компании перешли на пенсионные планы с фиксированными взносами. Доля пенсионных активов, приходящихся на планы с фиксированными выплатами, снизилась с 65% (1985 год) до 41% (конец 2006 года).

Признаков изменения тенденции не наблюдается. Компании — владельцы планов с фиксированными выплатами концентрируются на формах инвестирования с участием работников и на правилах, определяющих, как быстро накопленные средства могут быть выплачены после выхода работника на пенсию. Полагаю, что планы с фиксированными взносами частично заменят государственную систему социального обеспечения с сокращением ее финансовых возможностей в результате изменения соотношения работающих и пенсионеров. Как только масштабы и последствия повышения пенсионного бремени станут очевидными для потенциальных пенсионеров, все больше здоровых пожилых людей начнут отодвигать момент выхода на пенсию. Передача реальных ресурсов от работающего населения пенсионерам будет все больше финансироваться через планы 401 (к), частное страхование и пока неопределенные новые инструменты.

В США большинство «беби-бумеров» с высокими доходами достаточно состоятельны, чтобы финансировать свою пенсию самостоятельно. Финансирование пенсии для «беби-бумеров» со средними и низкими доходами более проблематично. Попытки сбалансировать сегодняшние правительственные программы социального страхования, которые требуют высокого отношения численности работающих к численности пенсионеров, оказываются все более обременительными и неприемлемыми. В случае дефолта единственным реальным выходом становится та или иная форма частного финансирования. В заглавии этой главы стоит вопрос: «Мир пенсионеров — можем ли мы позволить себе это?» Ответ выглядит так: выход будет найден. Другого пути у мира нет. Демографическую ситуацию не изменить.

23.КОРПОРАТИВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

«Обязательно ли принимать премию Enron?» — спросил я своего старого друга и наставника Джима Бейкера в ноябре 2001 года. «Это неотъемлемая часть программы Института Бейкера, где ты выступаешь с докладом», — ответил он. Я и не подозревал, что эту премию вручают во время торжественного обеда. Акции Enron тогда стремительно падали, и компания стояла на грани краха. В том ноябре слово «премия» в привязке к компании Enron выглядело совершенно неуместным. Однако я был многим обязан Джиму Бейкеру и, поскольку премия не предполагала официальных представлений или вручения денег, согласился принять ее.

Компания Enron была для меня загадкой еще со времен презентации на заседании правления федерального резервного банка Далласа в декабре 2000 года, устроенной ее будущим генеральным директором Джеффри Скиллингом. Он нарисовал очень сложную схему функционирования этой амбициозной компании XXI века. Схема впечатляла, но не отвечала на вопрос: а что же все-таки производит Enron? На чем эта компания делает деньги? Мне были понятны ее стратегии, связанные с производными инструментами и хеджированием, но как хеджируется поток прибылей, так и осталось неясным.

Кончина Enron, как объяснял Скиллинг впоследствии, была связана с потерей доверия, что лишило компанию возможности заимствовать средства. На мой взгляд, в таком объяснении есть изъян. Я всегда считал, что если крупная металлургическая компания теряет доверие, то стоимость ее сталеплавильных печей не может упасть до нуля. Enron же исчезла практически бесследно, оставив лишь разгневанных сотрудников и акционеров. Я никогда не видел, чтобы крупная американская компания превратилась из символа в ничто так быстро.

Крах Enron и скандал вокруг банкротства WorldCom следующим летом особенно обеспокоили меня. До прихода в ФРС я четверть века работал в советах директоров 15 публичных компаний (не одновременно, конечно) и потому очень хорошо знаю существующие механизмы управления. Кроме того, я прекрасно вижу разрыв между реалиями корпоративного управления в Америке и представлениями публики и политических лидеров об управ-ленип компаниями. Публика, которая и без того сомневается в существовании деловой этики, боюсь, не готова принять откровения, идущие вразрез с общепринятым видением механизмов управления компаниями. Многие мифологические аспекты корпоративного управления ушли в небытие в современной экономике.

На протяжении XIX века и в начале XX века акционеры, нередко владеющие контрольным пакетом акций, активно участвовали в управлении американскими компаниями. Они назначали совет директоров, который нанимал генерального директора и других ответственных исполнителей и. как правило, контролировал стратегию компании. Корпоративное управление имело атрибуты демократического представительного правления. Однако в последующие десятилетия произошло распыление собственности, а управленческий и предпринимательский опыт не всегда передавался от учредителей к их потомкам. С развитием финансовых институтов в XX веке акции стали рассматриваться как объект инвестирования, а не как инструмент, дающий право на активное участие в управлении. Если акционеру не нравится, как компанией управляют, он просто продает акции. Вмешательство в действия руководства прибыльных компаний стало редкостью. Незаметно контроль над корпоративным управлением перешел от акционеров к генеральному директору. Если не считать немногочисленные выступления теоретиков, то процесс изменения протекал тихо и в значительной мере по умолчанию.

С самоустранением акционеров от управления генеральные директора стали рекомендовать списки директоров, которые утверждались практически безоговорочно. Периодически, когда компания или ее руководство попадали в неприятное положение, такая парадигма ставилась под вопрос. Однако подобные случаи были относительно редкими. По своему характеру корпоративное управление превратилось из демократического в авторитарное. Генеральный директор приходит на заседание совета директоров, представляет новую программу капиталовложений и призывает финансового директора поддержать его. Затем практически без обсуждения совет директоров утверждает проект. Генеральный директор прибыльной компании сегодня получает огромные полномочия от совета директоров, который он сам и назначает.

На протяжении десятилетий правительственные агентства и заинтересованные группы оказывают давление на крупных институциональных инвесторов, особенно на пенсионные фонды, пытаясь заставить их голосовать на собраниях акционеров, с тем чтобы возродить «корпоративную демократию» прошлых лет. Однако эти организации не уступают подтем предлогом, что их обязанности ограничиваются прибыльным инвестированием средств пенсионеров. Они настаивают на том, что их компетенция — это оценка привлекательности финансового рынка, а не корпоративное управление. Некоторые публичные пенсионные фонды пытаются что-то сделать, но их влияние незначительно. Рыночные силы привели к появлению фондов прямых инвестиций, которые все больше вмешиваются в управление принадлежащими им объектами, однако таким фондам подконтролен очень небольшой сегмент компаний. Обычными для рынка являются слияния и поглощения — процессы, которые редко не влекут за собой обновления руководства. Так называемые враждебные поглощения можно рассматривать как корпоративную демократию в чистом виде, если считать, что «враждебность» существует лишь между новыми акционерами и окопавшимися в компании руководителями. Существующие акционеры добровольно продают свои акции и в большинстве случаев вполне довольны предлагаемой ценой.

Вряд ли стоит удивляться тому, что отсутствие адекватной подотчетности в корпоративном управлении ведет к злоупотреблениям, как и авторитаризм в целом. Мне. как человеку, заседавшему в советах директоров компаний на протяжении четверти века, очевидно, что мелкие злоупотребления — распространенное явление, приобретающее иногда более серьезный характер.

Меня не удивляет, например, что чрезмерный размер вознаграждения генеральных директоров вызывает в последние годы озабоченность общественности. Более всего раздражает резкий рост вознаграждения генеральных директоров относительно средней заработной платы работников. Директора, которые устанавливают размер оплаты труда руководителей, возражают в ответ, что ключевые решения, принимаемые генеральным директором, имеют принципиальное значение для рыночной стоимости компании. На глобальных рынках разница между стоимостью правильного действия и почти правильного действия может составлять сотни миллионов долларов. Несколько поколений назад, когда пространство для игры было значительно меньше, эта разница не превышала десятков миллионов. Таким образом, конкуренция заставляет советы директоров искать самых лучших генеральных директоров и выкладывать соответствующие суммы за приобретение «звезд».

Вознаграждение генеральных директоров в среднем тесно связано с рыночной стоимостью компании. Средняя рыночная капитализация компании, входящей в индекс S&P 500, выросла с $2 млрд в 1980 году до $26 млрд в 2006 году. Средняя рыночная стоимость 10 крупнейших компаний индекса S&P 500 составляла в 2006 году $260 млрд. В период с 1993 по 2006 год размер вознаграждения генерального директора в компаниях такого размера, по некоторым данным, ежегодно увеличивался на 10%¹, что в три раза больше годового прироста заработной платы неруководящих работников. Короче говоря, разрыв между уровнем оплаты труда генерального директора и рядовых работников практически полностью объясняется ростом стоимости компании, зависящей от рыночных факторов. Однако это касается среднего вознаграждения генеральных директоров. Усреднение скрывает значительное число отклонений. На мой взгляд, бросающиеся в глаза «незаработанные» выплаты генеральным директорам — результат того, что размер заработной платы руководителей устанавливается заранее, еще до получения результатов. Даже самые проницательные советы директоров время от времени ошибаются, и их ошибки воспринимаются как завышенное вознаграждение за явно плохие результаты.

' По всей видимости, это обусловлено какими-то другими факторами. Глобальная конкуренция не может быть главным аргументом, поскольку заработная плата руководителей в Европе и Японии выросла намного меньше, чем в США. Формированием советов директо-

По своему опыту скажу, что другим существенным фактором чрезмерного роста вознаграждения генеральных директоров является общий рост цен на акции, к которому директора не имеют никакого отношения. На цену акций компании, а следовательно, и на стоимость опционов сильно влияют общеэкономические факторы — изменение процентных ставок, инфляция и прочие аспекты, не зависящие от успешности той или иной корпоративной стратегии. Известно немало печальных примеров того, как генеральные директора доводили свои компании до ручки. Акции этих компаний теряли доходность относительно акций конкурентов и рынка в целом, однако директора получали хорошее вознаграждение, поскольку растущий рынок тащил их акции вверх¹⁰⁸.

Акции или опционы используют в качестве средства поощрения руководителей высшего звена с тем, чтобы связать их вознаграждение с результатами управленческих решений. Предоставление акций или опционов вместо денежных выплат будет более эффективным при увязывании этих инструментов с результативностью компании по сравнению с тщательно выбранной группой конкурентов. Некоторые компании действительно привязывают стоимость акций и опционов к относительной результативности, но большинство не делает этого¹⁰⁹.

Если разрыв между вознаграждением генеральных директоров и работников компании, достигший максимума в 2000 году, вновь начнет расти, то остается надеяться на то, что акционеры перестанут интересоваться только доходностью инвестиций и займутся вопросом оплаты труда руководителей. Завышенное вознаграждение — это, в конце концов, посягательство на их карманы. На государственный контроль здесь надеяться нельзя, поскольку речь о средствах налогоплательщиков не идет.

Склонность к «излишнему» вознаграждению проявлялась еще поколение назад. Я помню, как в начале 1980-х годов комитет по вознаграждениям компании Mobil Corporation обсуждал заработную плату руководителей высшего звена. С подачи руководства на заседание комитета был приглашен Грейф «Бад» Кристал, известный консультант по вопросам оплаты труда руководителей, который должен был помочь в определении уровня вознаграждения¹¹⁰. Он представил несколько графиков, из которых следовало. что вознаграждение руководителей высшего звена Mobil Corporation было средним по сравнению с сопоставимыми компаниями. После этого Кристал безапелляционно заявил, что он не сомневается в намерении Mobil поднять уровень оплаты труда руководителей. На это один из членов комитета. генеральный директор American Express Говард Кларк, заметил, прищурив глаз: «Бад, вы рекомендуете сделать вознаграждение всех руководителей выше среднего?» Я в свою очередь предположил, что регрессионный анализ конкурентоспособной оплаты труда руководителей, выполненный Бадом, некорректен. В итоге руководители Mobil получили прибавку, но, думаю, не такую, на которую они рассчитывали, приглашая Бада на заседание комитета.

Однако, несмотря на усиление конформизма подобранных генеральным директором советов директоров на протяжении всего XX века, время от времени возникали разногласия, приводившие к изменению стратегии компаний и улучшению использования ресурсов. Незадолго до начала моей работы в ФРС я встал на сторону большинства в совете директоров Alcoa, выступавшего против генерального директора Чарльза Парри, который хотел сделать операционного директора Фреда Феттеролфа своим преемником после ухода в отставку. Никто не сомневался в том. что Фетте-ролф прекрасно разбирается в технических аспектах внутренней деятельности компании, однако ряд внешних директоров считал его видение глобальных перспектив недостаточно широким. Противники Феттеролфа под руководством Кроума Джорджа, бывшего председателя совета директоров Alcoa, в число которых, кроме меня, входили Пол Миллер (First Boston), Пол О'Нил (президент International Paper) и другие, собрались в нью-йоркском клубе Links Club и решили, что нам нужно выдвинуть альтернативную кандидатуру. После недолгого обсуждения был выбран О’Нил, мой старый друг и коллега по администрации Форда. Поддержка со стороны большинства в совете директоров положила начало его очень успешной карьеры на посту председателя, который Пол занимал до 2001 года¹¹¹, когда Джордж Буш-младший предложил ему должность министра финансов.

За четверть века активной работы в советах директоров я не раз убеждался в том, что в крупных компаниях генеральные директора, подбирая кандидатов в совет, ищут, как правило, явно квалифицированных людей, нередко работающих генеральными директорами в других компаниях. Однако я же могу утверждать, что при формировании советов директоров в одних случаях на первом месте стоят опыт и знания, а в других — стремление генерального директора создать видимость плюрализма в условиях авторитарного на деле корпоративного режима. Скорее всего, имеет место и то, и другое.

Несмотря на очевидные недостатки, корпоративное управление в США на протяжении прошлого столетия все же было рациональным. Иначе американская экономика вряд ли поднялась до нынешнего уровня и стала глобальным лидером, В том, что американские компании высокопродуктивны и прибыльны, нет сомнения. Они практически всегда имели преимущество а области технологий. Это. а также мой 25-летний опыт работы в советах директоров заставляет меня, скрепя сердце, признать, что в условиях, когда собственники больше не являются руководителями, лишь контроль и авторитаризм со стороны генерального директора позволяют успешно управлять предприятиями По всей видимости, надежной альтернативы власти генерального директора не существует. Остается только надеяться, что подобранный им совет директоров сумеет направить его в нужном направлении. а если нет. то корпоративные рейдеры захватят компанию и сменят руководство.

Когда разразились скандалы — сначала вокруг Enron, а потом вокруг WorldCom, меня немного порадовало, что проблема авторитарности современного корпоративного управления не стала главной темой, хотя было немала справедливых опасений относительно связи корпоративных злоупотреблений с авторитаризмом. Центральное место заняло мошенничество в сфере бухгалтерского учета. Всем стало очевидно, что современный учет построен в значительной мере на прогнозах, которые не всегда отражают историю компании. Это означает, что существенная часть корпоративной отчетности строится на широких допущениях и нередко становится объектом злоупотреблений. Так. расчет пенсионных обязательств и связанных с ними затрат, относимых на прибыль, требует целого ряда неоднозначных оценок, в результате чего размер возможных пенсионных отчислений может колебаться в широком диапазоне. Банк, получающий месячный платеж по ипотеке, до полного погашения кредита или дефолта не знает наверняка.

что именно к нему поступило от заемщика — процент или основная сумма. Амортизационные отчисления, отражающие снижение экономической стоимости основных средств, также могут широко варьировать в зависимости от ожидаемого срока службы до устаревания. Неудивительно, что руководство многих компаний в стремлении представить себя в лучшем свете смещает результаты деятельности компании к той черте, за которой действия квалифицируются как мошенничество. В некоторых случаях руководство явно переходит эту черту. Однако возможности бухгалтерского учета не беспредельны. Раньше или позже, крыша должна обрушиться. Так оно и происходит.

Скандалы с Enron и WorldCom привели к сокращению власти генеральных директоров и расширению полномочий советов директоров и акционеров, По мере разрастания скандалов атмосфера заседаний советов директоров менялась. В 2002 году шутили, что теперь генеральный директор, входя в зал заседаний, прежде всего интересуется, нет ли в повестке дня вопроса о его отставке. Со временем шутки стали еще мрачнее. Говорят, что теперь средний генеральный директор тратит половину своего времени на обсуждение с главным юрисконсультом вопроса о том. как избежать тюрьмы. Скажете, преувеличение? Конечно. Однако черный юмор нередко очень правдиво отражает реальность. Вряд ли кто будет спорить с тем, что сейчас генеральные директора меньше занимаются продуктивным расширением бизнеса.

Кража руководством Enron и WorldCom активов акционеров вызвала политическую бурю. Антикорпоративный популизм тайно живет в американской политике с конца XIX века, со времен баронов-разбойников. Неудивительно, что наспех состряпанный Закон Сарбейнса — Оксли был принят в 2002 году на ура. Я даже обнаружил в нем «полезные» нововведения. Одно из них требует, чтобы генеральный директор официально подтверждал достоверность отражения стоимости компании в корпоративной отчетности. Долой общепринятые принципы бухгалтерского учета (GAAP) и стандарты Совета по стандартам финансового учета (FASB), забудьте о требованиях Службы внутренних доходов и Комиссии по ценным бумагам и биржам, значение имеет лишь то, как генеральный директор ответил на вопрос: «Правильно ли, по вашему мнению, учетные регистры отражают финансовое положение компании»?

Это требование, на мой взгляд, позволяет решить очень сложную проблему определения, что эффективнее при отражении результатов деятельности компании: международные стандарты бухгалтерского учета, основанные на принципах, или стандарты FASB и U.S. GAAP, основанные на правилах. Положение Закона Сарбейнса — Оксли, согласно которому генеральный директор и финансовый директор должны заверять своими подписями финансовую отчетность, делает выбор ненужным. Оно возлагает ответственность за интерпретацию финансовых результатов на тех. кому они принадлежат. Наделение генерального директора законным правом на выбор системы учета и ответственностью за полученные результаты наилучшим образом служит интересам акционеров.

Однако уже ясно, что более жесткое регулирование, предусмотренное Законом Сарбейнса — Оксли, понизило американскую конкурентную гибкость. Особенно обременителен раздел 404 закона, возлагающий контроль за применением определенных методов учета на аудиторов, над которыми поставили новое агентство — Комитет по надзору за отчетностью публичных компаний. Это агентство очень быстро окрестили недремлющим оком.

Сегодня, когда опыт применения закона насчитывает несколько лет. мало кто станет утверждать, что затраты и усилия, связанные с реализацией требований раздела 404 и отвлечением руководства компаний от прямых задач, пошли на пользу компаниям или экономике США. В целом Закон Сарбейнса — Оксли оказался излишне обременительным и, что не менее важно, выстроенным на мифах относительно достижимости определенного уровня управления.

Этот закон повысил роль аудиторского комитета компании и установил, что его председатель должен иметь профессиональную квалификацию. В результате аудиторский комитет получил возможность выявлять злоупотребления, особенно случаи мошенничества, и предоставлять акционерам более достоверную финансовую отчетность, чем прежде. За 18 лет работы в сфере банковского регулирования в моей практике было всего несколько случаев, когда наши инспекторы не смогли выявить случаи мошенничества или растраты в ходе рутинной проверки. Конечно, цель банковского надзора не выявление преступной деятельности, тем не менее инспектора ФРС дважды давали высокую оценку отделению одного японского банка в Нью-Йорке, который на протяжении многих лет покрывал случаи крупных растрат. Инициативные помощники в конце концов помогли вскрыть преступления. В самом деле, мало кто из моих знакомых, занимающихся регулированием, может привести пример раскрытия случаев мошенничества или растраты без участия инициативных помощников. Я охотно верю в то, что аудиторские комитеты до принятия Закона Сарбейнса — Оксли были малоэффективными. Однако, честно говоря, никакой аудиторский комитет, будь он новый или старый, не может раскрывать злоупотребления без армии контролеров, которая задушит компанию дорогостоящим надзором, отбивающим желание принимать риск и в конечном счете снижающим жизнеспособность бизнеса.

Другое положение Закона Сарбейнса — Оксли превозносит «независимых» директоров. Из него следует, что конкурирующие голоса каким-то образом обеспечат честность руководства. На практике директора, независимые от руководства, очень слабо разбираются в бизнесе, за которым надзирают. Они с трудом представляют, с какими хитростями им придется иметь дело. Я всегда считал правильным ответ президента Рузвельта на вопрос, как можно назначать Джозефа Кеннеди, спекулянта с Уолл-стрит (и отца Джона Кеннеди), первым председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Разве это не то же, что пустить лису в курятник? «Вор вора скорее поймает», — ответил Рузвельт.

Компания может иметь только одну стратегию. Конкурирующие «независимые» голоса с совершенно другими представлениями снижают эффективность генерального директора и всего совета директоров. Мне приходи лось работать в советах директоров, где были «диссиденты». На их заседаниях рассматривались исключительно вопросы, предписанные уставом.

О конструктивном обсуждении корпоративной стратегии, предложенной генеральным директором, не было даже и речи. При наличии директоров-диссидентов, например представителей инвесторов, заинтересованных в поглощении компании, обмен мнениями между сторонниками генерального директора и руководителями компании происходил за пределами зала заседания,

Я не собираюсь охаивать корпоративные поглощения. Это один из ключевых факторов созидательного разрушения и. без сомнения, самое эффективное из оставшихся средств, позволяющих акционерам воздействовать на компанию, В то же время, хотя смена руководства при поглощениях не редкость, об эффективной работе компании говорить нельзя, когда раздаются авторитарные голоса, противоречащие корпоративным целям. Должно быть что-нибудь одно. Если совет директоров раздирают противоречащие друг другу интересы, страдает корпоративное управление. Если директора не согласны со стратегией генерального директора, они должны заменить его. Разногласия, конечно, неизбежны в переходный период, но они не самоцель. Какофония — прямая дорога к убыткам.

Идея включения в совет директоров представителей заинтересованных сторон — профсоюзов, местного сообщества, клиентов, поставщиков и т.д. — создает видимость демократии. Однако она порочна в своей основе и, я полагаю, неработоспособна. Сегодняшний высококонкурентный мир требует. чтобы каждая компаний играла под руководствам одного тренера. Голосование во время большой игры — путь к поражению. Думаю, в конечном итоге наиболее острые углы Закона Сарбейнса - Оксли, в частности раздел 404, будут сглажены.

Адаптация складывавшегося на протяжении десятилетий американского стиля корпоративного управления со всеми его недостатками к непрерывно изменяющейся глобальной среде также выявляет требующие внимания пробелы. Достоверность данных бухгалтерского учета является принципиально важной для функционирования свободного рыночного капитализма. При искажении сигналов, характеризующих распределение национальных ресурсов, рынки не так эффективно способствуют повышению уровня жизни. Капитализм наращивает богатство главным образом в процессе созидательного разрушения, т.е. в результате инвестирования денежного потока от устаревших низкодоходных капиталовложений и новых сбережений в высокодоходные современные технологии. Так вот, чтобы реализация этого процесса стала возможной, рынкам необходимы достоверные данные о рентабельности активов.

В качестве примера приведу проблему отражения в учете опционов на акции. В 2002 году я включился в дискуссию по этому туманному, однако критически важному аспекту бума доткомов 1990-х годов. Мой хороший друг Уоррен Баффетт, не новичок в оценке компаний, ввязался в битву еще раньше. Высокотехнологичные компании в массовом порядке переходили с выплаты заработной платы, вычитаемой из чистой прибыли, на предоставление опционов на акции, которые не относились на чистую прибыль в то время. Это очень сильно изменяло результаты деятельности некоторых компаний. В 2005 году Intel, например, объявила о чистой прибыли в размере $8,7 млрд. По подсчетам самой компании, учет стоимости опционов уменьшал размер чистой прибыли на $1,3 млрд. Я настаивал на том, что опционы, привлекающие в компанию квалифицированный персонал, т.е. реальные ресурсы, принципиально ничем не отличаются от заработной платы в денежной или иной форме.

Для точного определения прибыли необходим точный учет затрат. Затраты на рабочую силу должны правильно отражаться в учете, иначе руководство компании не будет знать, окупается ли корпоративная стратегия. То, какую форму они имеют (деньги, опционы или доступ в столовую для руководства), не имеет значения. Компания должна знать рыночную стоимость вновь нанятого работника. Работник, принимая компенсационный пакет (включая опционы), фактически фиксирует свою рыночную заработную плату. Эта заработная плата входит в стоимость трудовых ресурсов, необходимых для получения прибыли.

В такой масштабной, многообразной и сложной экономике, как наша, достоверная оценка результатов деятельности компаний важна для максимально эффективного использования национальных ресурсов. Точность затрат на производство имеет определяющее значение для определения прибыльности текущей деятельности. Изменения расчетных статей баланса, основанных на неоднозначных прогнозах, становятся все более важным элементом при определении успешности конкретных корпоративных стратегий. Базовый принцип расчета прибыли как стоимость выпущенной продукции минус затраты на производство не меняется с усложнением системы показателей.

Отказ классифицировать предоставленные опционы как затраты равноценен признанию того, что реальные ресурсы, вложенные в создание продукции, являются бесплатными. Конечно, акционеры, предоставляющие опционы работникам, не считают потенциальное разводнение своего капитала бесплатным.

Опционы имеют большое значение для индустрии венчурного капитала, и многие высокотехнологичные отрасли делали все, чтобы не допустить изменения существовавшей практики. Они настаивали на том, что опционы являются исключительно ценным механизмом оплаты труда (правильно); что признание затрат, связанных с опционами, ограничит их применимость¹¹² и повредит высокотехнологичным компаниям (возможно); что влияние опционов на «полностью разводненную прибыль на акцию» уже учитывается (не соответствует действительности)¹¹³ и что невозможно оценить стоимость опционов с точностью, достаточной для их отражения в финансовой отчетности (неправильно)¹¹⁴.

Этот внешне запутанный бухгалтерский аспект на деле чрезвычайно важен для достоверного представления результатов деятельности компании. Некоторые полагают, что неотнесение опционов к затратам помогает привлекать капитал для финансирования быстрого внедрения в практику современных технологий. Хотя значение новых технологий для роста нашей экономики очевидно, не все новые идеи создают стоимость. Не все новые идеи следует финансировать. Во время интернет-бума немало средств было выброшено на предприятия, обещавшие намного больше, чем они принесли на самом деле. Потери — неизбежный спутник процесса принятия риска, который приводит к росту экономики. Однако объем потерь становится чрезмерно большим, когда отчеты о прибылях и убытках, на основе которых инвесторы распределяют свои средства, недостоверны.

Опционы, сконструированные должным образом, могут быть очень эффективным инструментом увязывания интересов руководства компаний и акционеров, К сожалению, во многих случаях руководство конструирует их в своих целях. Думаю, мне не стоило удивляться появлению в ФРС лоббистов от индустрии высоких технологий. Меня неоднократно посещали группы генеральных директоров нередко под предводительством проныр ливого Крейга Барретта из Intel. Посетители не предполагали, что у меня за плечами четвертьвековой опыт работы в советах директоров. Мне очень нравилось парировать их аргументы. К тому же меня так и подмывало спросить Крейга, к которому я испытывал уважение и симпатию, и других лоббистов, появлявшихся в моем кабинете: «Если мне удастся доказать неправильность ваших аргументов, вам позволят на нынешнем месте работы изменить свою точку зрения?» Но я ни разу не задал этот вопрос. Это было ни к чему. Я уже побывал в их шкуре в 1994 году, когда втянулся в спор с китайским премьером Ли Пэном по поводу капитализма и коммунизма (см, главу 14).

Аргументы в пользу отнесения опционов на затраты постепенно стали доминировать. В декабре 2004 года Совет по стандартам финансового учета изменил правила отражения опционов, предоставляемых в составе компенсационных пакетов, в бухгалтерском учете начиная с 2005 года. Новые правила едва избежали блокирования в конгрессе под давлением представителей высокотехнологичных отраслей.

Политические дебаты по поводу роста вознаграждения руководителей относительно заработной платы среднего производственного рабочего начались еще до скандалов 2002 года. Как я показываю в главе 25. постоянный рост доли ВВП, приходящейся на концептуальные продукты, особенно технологические, привел к многократному повышению стоимости интеллекта по отношению к стоимости физической силы. Я в силу своего возраста помню времена, когда физическая удаль была предметом благоговения. Громадная статуя Пола Баньяна, легендарного лесоруба, все еще возвышается в озерном краю в северной части штата Миннесота. Столетие назад уважением пользовалась и грубая сила грузчиков. С тем, что некогда делали вручную грузчики, в наши дни нередко управляются хрупкие женщины, сидящие за пультом управления.

Относительный размер вознаграждения в нашем обществе определяется рынком и отражает ценовые предпочтения всех участников нашей экономики. Существует ли лучший судья? Другим стандартом является равное распределение между работниками результатов коллективного труда, однако он никогда не приносил хорошего результата. В соответствии с этой моралью любое неравенство заработной платы следует считать несправедливым. Если мы хотим сказать, что это неравенство доходов слишком большое, а это — слишком маленькое, нам нужна точка отсчета. Суждение «слишком большое» предполагает, что определенный уровень неравенства оправдан. Почему бы этому уровню не быть ниже? Или выше, раз уж на то пошло?

В главе 21 я утверждаю, что неравенство доходов является политическим дестабилизатором общества. Однако лечение с использованием государственного контроля над заработной платой вместо, скажем, помощи низкооплачиваемым работникам в повышении квалификации нередко хуже самой болезни. Даже с учетом несовершенства корпоративного управления заработная плата руководителей в конечном счете и, надо полагать, добровольно устанавливается акционерами компании. Как я уже отмечал, государству в этом процессе места нет. Контроль над заработной платой, как и контроль над ценами, неизменно приводит к серьезным и неожиданным перекосам.

В условиях отхода акционеров от управления, наверное, только автократичный генеральный директор способен обеспечить эффективное функционирование компании. Мы не можем уйти от авторитаризма в сегодняшней корпоративной структуре. Однако у нас все же есть возможность сместить неэффективного генерального директора — если не руками акционеров, то путем облегчения поглощений. Шагом в этом направлении могло бы стать упрощение правил доступа к реестрам акционеров, которые в настоящее время контролируются руководством компаний. У акционеров, желающих сохранить анонимность, остается возможность зарегистрировать свои бумаги на имя брокера. Слияние, поглощение и отделение бизнеса — жизненно важная часть процесса конкуренции и созидательного разрушения. Появление фондов прямых инвестиций следует, скорее всего, рассматривать как ответ рынка на нежелание пенсионных фондов и других крупных институциональных инвесторов заниматься контролем руководства компаний. иными словами, делать то, что было обязательным в прошлом. Фонды прямых инвестиций вкладывают средства в недооцененные активы и получают доходность выше средней, что свидетельствует о ненадлежащем распределении капитала в нашей экономике. Передача таких активов инвесторам. которые обеспечивают должное управление ими. способствует росту экономики. Усиление контроля со стороны акционеров, без сомнения, ограничит возможности получения руководством компаний «золотых парашютов», чрезмерных бонусов, проведенных задним числом опционов и дополнительных льгот после ухода в отставку.

Максимальный контроль акционеров над американскими компаниями имеет принципиальное значение для рыночной капиталистической системы. В компаниях, как и в большинстве общественных институтов, передача полномочий ведет к авторитаризму в той или иной степени. Процесс достижения сбалансированности корпоративного управления всегда будет противоречивым.

24. ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

После того как летом 2005 года ураганы «Катрина» и «Рита» нанесли ощутимый ущерб нефтяному комплексу Техаса и Луизианы, в структуре мировых поставок нефти образовалась брешь. Цены на бензин, дизельное топливо и топочный мазут взметнулись вверх.

Нечто подобное должно было случиться раньше или позже. Цены на нефть стабильно повышались с 2002 года, по мере того как рост мирового потребления нефти сокращал избыток добывающих мощностей, который в 1986 году составлял 10 млн баррелей в день. В прежние годы этот резерв гасил удары даже такого масштаба, как «Катрина» и «Рита», не допуская ощутимого воздействия на цены. Однако к 2005 году мировой нефтяной баланс стал таким хрупким, что внеплановая остановка на ремонт нескольких нефтеперерабатывающих заводов на восточном побережье в начале года оказалась достаточной для роста цен.

Несмотря на прогнозы, предсказывавшие истощение мировых запасов нефти с завидной регулярностью, в 1986-2006 годах подтвержденные промышленные запасы росли параллельно с уровнем потребления черного золота. Во многом это объяснялось развитием технологий, позволявших увеличить объем добычи на существующих месторождениях. Вместе с тем реальные успехи нефтедобывающих компаний в наращивании мощностей для извлечения глубокозалегающей нефти и ее переработки были недостаточны. Темпы бурения и освоения скважин отставали, поскольку страны, обладающие значительными промышленными запасами (в основном члены ОПЕК), не вкладывали нужных средств в расширение добывающей и перерабатыааюицей инфраструктуры¹¹⁵. Таким образом, мировое потребление и запасы в 1986-2006 годах росли в среднем на 1,6% в год, а нефтедобывающие мощности увеличивались всего на 0,8% в год.

Но почему же нефтяные компании не реинвестировали более существенную часть своих стремительно растущих доходов? Все запасы нефти стран — членов ОПЕК принадлежат государственным монополиям или контролируются ими. Доходы этих монополий являются основным источником финансирования потребностей быстро растущего населения. Кроме инвестиций в добычу энергоносителей существует немало других приоритетов, включая принятые в некоторых странах программы диверсификации экономит Частные нефтегазодобывающие компании, в отличие от государственных, в последние годы инвестировали в энергоресурсы значительно большую долю своих денежных потоков. Однако запасы нефти развитых стран сильно истощились за сотню лет интенсивной разработки, поэтому их доходы от освоения новых месторождений оказались незначительными по сравнению с потенциалом государственных нефтедобывающих предприятий стран ОПЕК. Кроме того, частным международным нефтяным компаниям становится все труднее получить доступ к запасам ОПЕК¹¹⁶. Времена, когда эти компании были безусловными монополистами в сфере технологий, давно прошли. Им почти нечего предложить в обмен на доступ к нефтяным богатствам Ближнего Востока.

Пол века назад «семь сестер» — Standard Oil of New Jersey. Royaf Dutch Shell. Texaco и другие гиганты — господствовали в нефтяном мире. Сегодня от могущества частных международных нефтяных компаний осталась лишь тень. Конечно, их прибыли увеличились, поскольку выросла стоимость тех запасов и активов, которыми они обладают¹¹⁷. Но их возможности выгодно инвестировать в разведку и освоение новых месторождений невелики. В условиях ограниченного доступа к запасам ОПЕК международным компаниям не остается ничего другого, как возвращать большую часть своих денежных потоков акционерам через выкуп акций и выплату дивидендов.

За исключением Saudi Агатлсо. ни один из государственных нефтяных монополистов стран ОПЕК не проявил желания сдержать цены на нефть путем расширения добывающих мощностей. Их беспокоит то. что новые мощности приведут к снижению цен и тех колоссальных доходов, на кота-рые эти страны привыкли рассчитывать при реализации внутренних политических целей. Когда в мае 2005 года я встречался с Али аль-Наими, министром нефти Саудовской Аравии, даже он был явно недоволен теми мерами, которые предлагали США для ограничения потребления нефти и, соответственна, нефтяных доходов стран ОПЕК. Влиятельность государства, которое представлял аль-Наими, обусловлена наличием доказанных запасов нефти, превышающих 260 млрд баррелей, не считая значительных потенциальных запасов. Он прекрасно знал, если цены на нефть поднимутся слиш ком высоко, то потребление начнет сокращаться, поскольку крупнейшие мировые потребители сделают упор на экономию ресурсов. В основном нефть используется в качестве топлива для автомобилей, а также в промышленности и коммунальном хозяйстве. Изменить эту инфраструктуру в одночасье нельзя, но со временем она не только может, но неизбежно будет меняться. Саудовцьг усвоили этот урок еще в 1 970 е годы, когда в результате ценовых шоков рост потребления нефти кардинально замедлился и не восстановился даже после снижения цен. Ситуация может повториться. Сегодня США потребляют четверть мировой добычи нефти. Если мы сократим темпы роста потребления, а особенно если за нами последуют другие, то влиятельность Саудовской Аравии в мире, без сомнения, уменьшится.

С тех пор как в феврале 1945 года президент Франклин Рузвельт встретился с королем Ибн Саудом на борту крейсера Quincy. США и Саудовская Аравия поддерживают тесные отношения. Именно американская компания Standard Oil of California (впоследствии Chevron) в марте 1938 года обнаружила нефть в саудовских песках по концессии, предоставленной в 1933 году. Именно американский нефтяной консорциум учредил Arabian American Oil Company (Aramco) для освоения этих ресурсов. Страну, ставшую к 1 992 году крупнейшим мировым производителем нефти, и Америку, которая всегда была крупнейшим мировым потребителем черного золота, связывали прочные узы. Их не разрушила даже национализация Aramco в 1976 году¹¹⁸. Я. как один из директоров Mobil Corporation с 1977 по 1987 год, не понаслышке знаю об отношениях между Америкой и Саудовской Аравией. До 1976 года дивиденды от 10%-ной доли s Aramco составляли основную часть доходов Mobil, и доступ к саудовской нефти в последующие годы играл колоссальную роль в деятельности компании. В последние пять лет Saudi Aramco инвестировала значительную долю своих возросших доходов в развитие мощностей, хотя эта доля была намного меньше, чем у нефтедобывающих компаний США, Великобритании, Канады, Норвегии и даже России.

Нежелание стран ОПЕК увеличивать добывающие мощности очень сильно повлияло на конъюнктуру нефтяного рынка. Буфер между спросом и предложением сократился настолько, что даже небольшое уменьшение мировой добычи стало невозможно компенсировать без повышения цен. Растущая угроза уничтожения или повреждения месторождений, трубопроводов, хранилищ и перерабатывающих предприятий, особенно на Ближнем Востоке и в Нигерии, может разрушить и без того хрупкий баланс, В феврале 2006 года террористы организовали нападение на саудовский комплекс в Абкайке — огромное предприятие, перерабатывающее 7 млн баррелей нефти в день. Это нападение едва удалось предотвратить: по некоторым данным, террористы сумели преодолеть первый рубеж охраны. Если бы они добились своей цели, то взметнувшиеся цены на нефть вызвали бы потрясение на мировых финансовых рынках. Остановка комплекса могла парализовать развитие мировой экономики на какое-то время. Позже усилились опасения, что Иран в ответ на давление может перекрыть Ормузский пролив, через который транспортируется пятая часть добываемой в мире нефти.

К счастью, рынок создал новый буфер. Производители и потребители нефти, а затем и инвесторы из развитых стран накопили рекордные объемы товарных запасов нефти. На протяжении почти всей истории нефтедобычи возможность торговать была лишь утех, кто мог хранить крупные запасы нефти. Нефть накапливалась прежде всего из предосторожности, в том числе для страховки от неожиданных спадов мировой добычи. Однако развитие финансовой системы позволило значительно большему числу игроков работать на нефтяных рынках и участвовать в формировании цен на нефть. Когда в 2004 году стало очевидно, что инвестиции в мировой нефтяной промышленности недостаточны для наращивания мощностей и удовлетворения растущего спроса, хедж-фонды и другие инвесторы, ориентированные на долгосрочные вложения в нефть, начали поднимать цену. Это продолжалось до тех гор, пока рост цен не подтолкнул владельцев к частичной продаже своих товарных запасов. У инвесторов появились значительные длинные позиции в нефтяных фьючерсах, в основном на внебиржевом рынке. После взаимозачета встречных требований продавцы этих контрактов, гарантировавшие будущие поставки инвесторам, в силу необходимости стали владельцами миллиардов баррелей нефти из частных запасов, рассеянных по всему миру.

Продажа нефти инвесторам посредством фьючерсных контрактов привела к тому, что многие нефтяные компании оказались незащищенными перед перспективой роста спроса. Они активно начали замещать свои обремененные товарные запасы. Повышенный спрос на наличные запасы в сочетании с растущим потребительским спросом подхлестнул объемы добычи и цены на нефть. В результате произошло очередное накопление товарных запасов, в структуре которых теперь были не только традиционные страховочные резервы, но и нефть, условно принадлежавшая компаниям до выполнения их обязательств перед инвесторами по фьючерсным контрактам. Другими словами, часть нефти в хранилищах и трубопроводах всего мира принадлежит инвесторам. Участие финансовых учреждений во владении реальными запасами нефти стремительно расширяется. Об этом говорит, например, тот факт, что с декабря 2004 по июнь 2006 года условная стоимость сырьевых деривативов {прежде всего нефтяных), по данным Банка международных расчетов, возросла в шесть раз.

Инвесторы и спекулянты, ставшие новыми игроками на мировом нефтяном рынке с оборотом более $2 трлн в год, форсируют процесс адаптации к новым условиям, в которых буферный запас нефти практически отсутствует. Спрос со стороны инвестиционного сообщества спровоцировал ускоренный рост цен, заставивший инвесторов участвовать в накоплении рекордных, товарных запасов нефти и, таким образом, в поддержании хрупкого баланса спроса и предложения. Конечно, появление инвесторов на нефтяном рынке не увеличило объем мировых поставок нефти, но их деятельность ускорила процесс корректировки цен, обусловивший превращение части запасов ОПЕК в товарные запасы развитых стран. Это повышает нефтяную безопасность и, я полагаю, должно привести к снижению ценового давления в долгосрочной перспективе,

Конечно, ускоренный процесс адаптации и сопровождающий его стремительный рост цен на бензин стали предметами бурной полемики. Когда цены на нефть достигли исторического максимума в $75 за баррель, некоторые критики заявили, что спекулянты и нефтяные компании затеяли колоссальную махинацию с ценами. Новейшая американская история богата резкими скачками цен на нефть, которые порождали волну обвинений в нефтяных заговорах и провоцировали проведение расследований со стороны конгресса. Когда сговор выявить не удается, отчеты тихо отправляются на полку. Конечно, теория заговора выглядит красиво, а ценовые скачки действительно были впечатляющими и весьма болезненными для некоторых потребителей. Однако реальность намного прозаичнее: мы просто видим очередной пример эффективной работы рынков.

Судите сами. Если бы цены не поднялись в результате упреждающих покупок со стороны инвесторов, то потребление нефти росло бы еще быстрее, приближая момент столкновения спроса с потолком предложения. Тогда мировые потребители очень быстро исчерпали бы свои товарные запасы и цены взметнулись бы еще выше, создавая угрозу стабильности мировой экономики. На практике в ответ на рост цен, вызванный спросом со стороны инвесторов, производители значительно увеличили объемы добычи, а потребители поумерили свои аппетиты. Хотя нефтедобывающих мощностей по-прежнему не хватает, они тоже возросли на фоне повышения цен. Таким образом, если бы спекулятивные сделки не привели к увеличению товарных запасов, то мир испытал бы куда более серьезный нефтяной шок, чем тот, который произошел в действительности.

Обладай мы сейчас избытком добывающих мощностей в 10 млн баррелей в день, который существовал 20 лет назад, то ни повышение спроса, ни временные спады добычи из-за терактов, ураганов и внеплановых ремонтов не оказали бы заметного влияния на цены. Неустойчивость баланса спроса и предложения обусловлена не отсутствием нефти в недрах Земли, Проблема в том. что, за исключением Saudi Aramco. те, кто хотел бы вложить средства в добычу (частные международные нефтяные компании), не могут найти выгодных объектов для инвестирования, а те, кто имеет такую возможность (национальные нефтяные компании), предпочитают этого не делать.

Многие страны — члены ОПЕК в ответ на рост цен заявили о краткосрочных планах по увеличению добычи нефти. Но насколько тверды их намерения, судить трудно. Возможности расширения нефтедобычи в других регионах весьма ограничены — в основном это страны бывшего СССР. Но даже там объемы инвестирования уменьшились после того, как российская нефтяная промышленность вновь оказалась под контролем Кремля.

Помимо опасений по поводу нехватки добывающих мощностей озабоченность вызывает и дефицит перерабатывающих мощностей. В 1986-2006 годах мировые перерабатывающие мощности росли всего на 0,9% в год, под стать росту в сегменте добычи (0,8%). На протяжении последнего десятилетия объемы добычи и поставок сырья для нефтеперерабатывающих заводов увеличивались быстрее, чем перерабатывающие мощности. А не так давно мировая нефтепереработка почти достигла предельного объема производства. Если заводы перестанут справляться с поступающей сырой нефтью, то нехватка перерабатывающих мощностей может стать барьером на пути роста потребления нефти — потребителей непереработанной нефти не так уж и много. Применительно к некоторым сортам нефти такая динамика уже наблюдается на фоне усиливающегося несоответствия между преобладанием в мировой добыче тяжелой высокосернистой, «кислой» нефти и растущей мировой потребностью в светлой, малосернистой нефти (на долю тяжелой нефти сейчас приходится более двух третей мировой добычи). Мы не можем изменить качество добываемой нефти, поэтому остро встает необходимость расширения коксовальных и обессеривающих производств, которые позволяют преобразовывать вязкую высокосернистую нефть в светлые бессернистые нефтепродукты. Именно такие нефтепродукты востребованы на рынке, особенно это касается моторного топлива, к которому предъявляются все более жесткие экологические требования.

Тем не менее расширение и модернизация нефтеперерабатывающих предприятий идет недостаточно активно. Например, в США с 1976 года не было построено ни одного нового завода. Несколько таких заводов сейчас проектируется, но основная проблема состоит в неопределенности экологических стандартов в будущем. Строительство нового нефтеперерабатывающего завода, как правило, предполагает финансовые обязательства сроком до 30 лет, поэтому такая неопределенность делает инвестиции очень рискованными. Чтобы обеспечить необходимое расширение перерабатывающих мощностей в США, необходимо ввести в действующее экологическое законодательство оговорку о неизменности правового режима для новых мощностей по переработке либо закрепить график внедрения будущих требований. Это позволит существенно прояснить ситуацию и станет стимулом для продолжения строительства.

Отставание темпов модернизации нефтеперерабатывающих предприятий привело к возникновению существенного ценового разрыва между светлыми сортами нефти (такими как Brent), которые проще подвергаются переработке, и тяжелыми сортами типа Мауа. Кроме того, дефицит мощностей открывает возможности повышения прибыльности нефтепереработки, что также вносит вклад в рост цен на бензин и другие нефтепродукты.

Почему баланс спроса и предложения стал таким хрупким, что даже капризы погоды, не говоря уже о диверсиях и локальных беспорядках, ощутимо влияют на мировые поставки энергоносителей, а следовательно, и на развитие мировой экономики?

Во время первой волны роста нефтяной промышленности (в конце XIX века) производители исходили из того что устойчивость расширения рынка зависит главным образом от стабильности цен. Рычаги ценообразования находились в руках американцев, и в первую очередь Джона Рокфеллера. К началу нового столетия он достиг определенных успехов в стабилизации цен. установив контроль над 90% американских нефтеперерабатывающих предприятий. Даже после того как в 1911 году Верховный суд США раздробил рокфеллеровскую компанию Standard Oil, рычаги ценообразования остались в Соединенных Штатах — сначала у американских нефтяных компаний, а позднее у Комиссии по железным дорогам штата Техас. Десятилетиями эта комиссия повышала лимиты нефтедобычи с целью подавления ценовых скачков и понижала объемы разрешенной нефтедобычи для предотвращения резкого падения цен'.

Действительно, еще в 1952 году на производство нефти в США (44% из которой добывалось в Техасе) приходилось более половины мировой нефтедобычи. В 1951 году излишки техасской нефти использовались для смягчения последствий неудачной национализации иранских нефтяных месторождений, осуществленной Мохаммедом Моссадыком. Излишки американской нефти также выбрасывались на рынок для противодействия ценовому давлению в период Суэцкого кризиса 1956 года и Шестидневной войны 1967 года.

Однако историческая роль американского черного золота завершилась в 1971 году, когда растущий мировой спрос в конце концов поглотил избыточные нефтедобывающие мощности в США. С того времени Соединенные Штаты утратили свою энергетическую независимость. Вначале ценовые рычаги переместились к нескольким крупным ближневосточным производителям, а затем процесс ценообразования стал определяться глобальным рынком, более мощным, чем какая бы то ни было отдельная структура.

Чтобы использовать обретенное могущество, в начале 1970-х годов многие нефтедобывающие страны, особенно ближневосточные, национализировали свои нефтяные компании. Но в полной мере это могущество проявилось лишь после нефтяного эмбарго 1973 года. Тогда заявленные цены на нефть в Рас-Тэмнуре {Саудовская Аравия) поднялись выше $11 за баррель, оставив далеко позади те S1,80, которые давали за баррель с 1961 по 1 970 год. Дальнейший рост цен, который сопутствовал Иранской революции 1979 года, довел стоимость нефти до $39 за баррель к февралю 1981 года ($77 в ценах 2006 года). Таким образом, с учетом инфляции максимум 2006 года соответствует рекорду 1 981 года.

Всплеск цен на нефть в 1970-е годы положил конец периоду необычайного роста потребления черного золота в США и во всем мире, который до тех пор значительно опережал темпы роста ВВП. Понижение удельного потребления нефти было одной из отличительных черт десятилетий после Второй мировой войны. Оглядываясь назад, нетрудно увидеть, что взлет цен в 1972-1981 годах фактически заморозил рост потребления нефтепродуктов во всем мире. К 1986 году на фоне перенасыщения мирового рынка цены на нефть упали до $11 за баррель. Со временем выяснилось, что потребление черного золота оказалось намного более чувствительным к уровню цен, чем можно было предположить. После эскалации цен в 1970-е годы мировое потребление нефти в расчете на единицу общемирового ВВП в реальном долларовом эквиваленте сократилось более чем на треть. В 1945-1973 годах потребление нефтепродуктов в США росло поразительными темпами — в среднем на 4,5% в год, что намного опережало темпы роста реального ВВП. Однако в период с 1 973 по 2006 год этот показатель в среднем увеличивался лишь на 0,5% в год. значительно уступая росту реального ВВП. В итоге отношение объема потребления нефти к ВВП в США сократилось вдвое.

Во многом это сокращение было обусловлено тем, что в структуре американского ВВП увеличилась доля услуг, высоких технологий и других менее нефтеемких отраслей. Кроме того, повысился уровень энергосбережения: дома лучше сохраняли тепло, автомобили потребляли меньше топлива, а производственные процессы оптимизировались. В значительной мере эти изменения были реализованы к 1985 году. С тех пор рост потребления нефти замедлялся более низкими темпами. Например, после первоначального прорыва в области повышения экономичности легковых автомобилей в 1 980-е годы (что было связано с предшествовавшим всплеском цен на нефть) прогресс в этой сфере шел очень медленно.

Снижение темпа сокращения роста потребления нефти в США после 1985 года выглядит вполне логично, учитывая относительно низкие цены на нефть s реальном выражении в тот период. Эластичность спроса (т.е. его чувствительность к изменению цен) на протяжении последних 30 лет была заметно выше, чем в 1960-е годы.

С 1973 пода удельное потребление нефти вдвое сократилось и в еврозо-не. а в Великобритании и Японии оно упало еще сильнее и сейчас находится на более низком уровне, чем в США. Для сравнения: в развивающихся странах нефть зачастую используется недостаточно эффективно, поэтому там отношение объема потребления нефти к ВВП в среднем намного превышает аналогичные показатели развитых государств. 8 последние годы удельное потребление нефти в развивающихся странах почти не уменьшалось, не считая некоторого сокращения в Мексике. Бразилии и, возможно, в Китае.

Хотя в последнюю треть века квоты ОПЕК на нефтедобычу являлись важным ценообразующим фактором, после 1 973 года не меньшее влияние на цены оказывали рынки. Арабское нефтяное эмбарго, введенное после арабо-израильской войны 1973 года, вызвало у многих наблюдателей (включая меня) опасения, что разрыв между предложением и спросом может оказаться слишком большим, и тогда единственным политически приемлемым решением проблемы дефицита нефти станет нормирование¹¹⁹. Однако ситуация развивалась иначе. Высокое ценовое давление вынудило потребителей изменить отношение к использованию нефти, и в результате ее удельное потребление снизилось Безусловно, в США обязательные стандарты экономичности легковых автомобилей и легких грузовиков способствовали замедлению роста спроса на бензин. Однако я и ряд моих коллег по Экономическому совету полагали, что даже без этих стандартов рынок заставил бы автопроизводителей повысить экономичность. В 1 970-е годы, когда цены на нефть росли, увеличился импорт США небольших экономичных японских машин.

Снижение удельного потребления нефти дало колоссальный эффект. Так, исходя из существующей динамики нефтепотребления, в 1979 году Министерство энергетики США предполагало, что к 1995 году мировые цены на нефть достигнут $60 за баррель (более $150 за баррель в ценах 2006 года). Этого, однако, не случилось вследствие действия рыночных сил и появления новых технологий.

Поскольку значение нефти для общемирового ВВП снизилось более чем на треть по сравнению с тем. что было три десятилетия назад, скачок цен на нефть в первой половине 2006 года хотя и сказался на экономическом росте и темпах инфляции, но вовсе не так, как шоки 1970 х годов. В 2006 году экономическая активность в мире практически не пострадала от резкого роста стоимости нефти* Более того, мы наблюдаем сейчас самый крупный глобальный экономический рост за весь послевоенный период. США, например, довольно спокойно пережили появление неявного налога, обусловленного ростом цен на нефть в 2006 году.

Между тем частные владельцы товарных запасов нефти (компании и инвесторы), по всей видимости, считают маловероятным принципиальное изменение баланса спроса и предложения на нефтяном рынке и по-прежнему обеспокоены долгосрочными перспективами. Это не означает, что цены на нефть обязательно будут расти. Если рынки эффективны, то вся информация, влияющая на будущий баланс спроса и предложения, уже должна отразиться в спотовых ценах на нефть¹²⁰. По мнению многих аналитиков, спотовые цены начала 2007 года включали в себя значительную премию за террористический риск. (Мир на Ближнем Востоке, несомненно, приведет к резкому падению цен на нефть.) Чтобы цены на нефть изменились, необходимо соответствующее изменение (хотя бы вероятное) ожидаемого баланса спроса и предложения. Как показывает история, это действительно случается, баланс действительно колеблется довольно часто и в обоих направлениях. Развитие технологий не предотвращает этих колебаний. но может смягчить воздействие неблагоприятной рыночной конъюнктуры на себестоимость и цены.

На заре развития нефтяной промышленности разведка и освоение месторождений нефти и газа велись наугад. Сейчас подход стал другим, более системным. Кардинальные прорывы в технологиях, произошедшие в последние годы, позволяют увеличивать добычу нефти на существующих месторождениях при более низких затратах. Благодаря сейсморазведке и современным буровым технологиям стало проще обнаруживать перспективные глубоководные пласты, в частности в Мексиканском заливе. Кроме того, появилась возможность продлить эксплуатацию зрелых месторождений на суше. Можно ожидать также сокращения себестоимости освоения новых месторождений. Но эта экономия меркнет на фоне дефицита и по-вышения стоимости буровых установок, а также роста зарплат квалифицированных нефтяников¹²¹. Развитие технологий оказалось неспособным полностью компенсировать эти факторы.

Значительная часть инноваций в нефтедобыче за пределами стран ОПЕК связана с работой во все более сложных условиях. Таковы последствия истощения легкодоступных нефтяных запасов, эксплуатировавшихся более столетия. Однако по мере снижения в 1990-х годах долгосрочных предельных затрат на добычу в целом снижалась и стоимость дальних фьючерсов на нефть. Стоимость самых дальних (семилетних} фьючерсов упала с уровня чуть более $20 за баррель перед первой войной в Персидском заливе до среднего уровня менее $18 за баррель в 1999 году. Хотя с 1991 по 2000 год спотовые цены колебались в пределах $11^35 за баррель, стоимость дальних фьючерсов оставалась практически неизменной. Одно время казалось, что мы достигли той долгосрочной ценовой стабильности, к которой так стремились нефтяные компании со времен Джона Рокфеллера. Но все вышло иначе. Стабильность исчезла после 2000 года. Цены на дальние фьючерсы резко поднялись, В июне 2007 года цена поставки легкой нефти в 2013 году превысила $70 за баррель. Этот скачок, по* видимому, отражал растущие опасения по поводу недостаточности прироста нефтедобычи за пределами ОПЕК для удовлетворения растущего мирового спроса, особенно со стороны развивающихся стран Азии. Помимо прочего, рост долгосрочных цен на нефть после 2000 года связан с вновь появившимися опасениями по поводу перебоев поставок с Ближнего Востока и из других регионов.

В связи с географической концентрацией доказанных запасов (три пятых приходятся на Ближний Восток, три четвертых — на страны ОПЕК) основные инвестиции в развитие добывающих мощностей для удовлетворения будущего спроса без чрезмерного роста цен должны осуществлять национальные нефтяные компании стран ОПЕК и других развивающихся государств. Добывающие мощности увеличиваются, хотя и медленно, и в развитых странах, где по-прежнему ведется разведка и освоение новых месторождений. При нынешних рыночных ценах нефтеносные пески месторождения Athabasca превратились в нетрадиционный, но конкурентоспособный источник нефти. Вместе с тем. несмотря на развитие технологий и высокие цены, доказанные запасы развитых стран истощаются, поскольку рост этих запасов отстает от объемов нефтедобычи.

Прежде чем пускаться в предсказания будущего нефтяной отрасли, необходимо уделить внимание другим компонентам топливно-энергетического комплекса, с которыми неразрывно связана нефтяная промышленность.

По сравнению с нефтедобычей газовая отрасль относительно молода. На этапе становления нефтяной промышленности буровики никогда не могли с точностью предсказать результат своей работы — взметнется ли вверх фонтан драгоценной нефти или же это будет «бесполезный» природный газ, который сжигался из-за отсутствия инфраструктуры для его транспортировки, Но после того как большинство транспортных проблем были преодолены, с 1940 по 1970 год коммерческая добыча газа выросла более чем в шесть раз. В последние десятилетия природный газ превратился в один из основных источников энергии. Появилась масса новых методов его использования в промышленности, он стал считаться относительно чистым топливом для выработки электроэнергии, В 2005 году уровень производства энергии за счет природного газа достиг двух третей от того, что давала нефть. В отличие от нефти природный газ. потребляемый в США, практически полностью добывается на территории самих Соединенных Штатов и Канады, В 2006 году США потребили 0,6 трлн кубометров газа, пятую часть которых поставила Канада. Акцент на развитии внутренней добычи делается потому что природный газ по прежнему труднее транспортировать, чем нефть. Его нелегко перекачивать по трубопроводам в газообразном состоянии и еще сложнее — в сжиженном виде. Кроме того, есть сложности и с хранением: для несжиженного газа требуются подземные хранилища в соляных отложениях.

В последние годы предложение газа периодически отставало от растущего спроса. Так, зимой 2003 года запасы газа в подземных хранилищах сократились до исторических минимумов. Как следствие спотовые цены на газ подскочили. Те же самые технологии, которые обеспечили повы-шение скорости бурения в нефтегазодобыче, привели к ускоренному истощению вновь открытых газоносных пластов. Например, как показывают данные по Техасу, после 2000 года объемы добычи из новых скважин сокращаются более чем на 60% через год после ввода в эксплуатацию. В начале 1980-х годов этот показатель составлял около 25%. В итоге, чтобы просто поддерживать объемы комерческой газодобычи на стабильном уровне, необходимо разведывать все больше новых месторождений и увеличивать объемы буровых работ.

Спрос на газ со стороны электростанций, где его использование наносит меньший ущерб окружающей среде по сравнению со сжиганием угля или нефти, а также устойчивый спрос со стороны бытовых, коммерческих и промышленных потребителей оказывают существенное давление на сырьевую базу природного газа. До недавнего времени практически все проектируемые электростанции были рассчитаны только на природный газ или на газ и мазут. В свете растущего потенциального спроса извечный конфликт между потребностью в электроэнергии и экологическими соображениями, несомненно, будет лишь усиливаться.

Цены на природный газ в США, даже с учетом фактора сезонности, всегда были намного более волатильными, чем цены на нефть. Безусловно, в определенной мере это следствие относительной неразвитости мировой торговли природным газом, поскольку более мощные и диверсифицированные нефтяные рынки способны сглаживать резкие ценовые скачки. За последние несколько лет, несмотря на ощутимый рост объемов бурения в США, американская газовая отрасль не продемонстрировала заметного увеличения добычи. Не удалось повысить и импорт из Канады¹²². В результате возникло существенное давление на цены.

Возможности Северной Америки импортировать сжиженный газ по-прежнему ограничены (в 2006 году его доля в совокупном объеме потребления США составляла лишь 2%^). Из-за этого мы практически лишены доступа к богатейшим запасам газа в других регионах мира. В результате, когда цены на газ в США выше, чем в других странах, мы оказываемся неконкурентоспособными в таких отраслях, как производство аммиака и удобрений. В конечном итоге затруднения, возникающие из-за дефицита внутренних поставок, так или иначе будут урегулированы, поскольку потребители и производители неминуемо отреагируют на динамику рыночных цен. Фактически этот процесс уже идет. Более того, благодаря значительному сокращению себестоимости сжижения и транспортировки мировая торговля природным газом заметно растет, что представляется весьма позитивным фактором,

Создание мощностей по сжижению газа привлекает новые инвестиции по всему миру особенно в Катаре, Австралии и Нигерии. Строятся огромные танкеры для перевозка сжиженного газа, причем даже в отсутствие долгосрочных контрактов на поставку газа. По мере того как сжиженный газ становится более доступным во всех регионах мира, гибкость и эффективность в распределении ресурсов природного газа должны существенно возрасти. По оценкам ВР, общемировой импорт природного газа в 2006 году составлял лишь 26% от общемирового уровня потребления, тогда как для нефти этот показатель достиг 63%. Сжиженный природный газ занимал лишь 7% в совокупном объеме мирового потребления природного газа. Очевидно, что пройдет еще немало времени, прежде чем мировая торговля природным газом сможет реагировать на внезапные скачки спроса, обеспечивая быструю транспортировку сырья из одной страны в другую, и будет препятствовать резким колебаниям цен. В итоге демпфирование ценовых колебаний на международных рынках потребует формирования мощного спотового рынка сжиженного газа, который пока отсутствует.

Сегодня почти все водные перевозки природного газа по-прежнему осуществляются на основе долгосрочных контрактов. Объемы спотовых перевозок на данный момент невелики, но они стабильно растут. Для формирования эффективного спотового рынка потребуется наличие устойчивого фьючерсного рынка сжиженного газа с сертифицированными хранилищами по всему миру для осуществления контрактных поставок с учетом стоимости транспортировки. Спотовые поставки могут осуществляться на контрактной основе, а фьючерсные рынки в конечном итоге будут конкурировать с существующими рынками трубопроводной поставки газа в США и Великобритании. Такая рыночная структура пока что далека от реальности, но без нее поставки природного газа никогда не станут такими же гибкими, как поставки нефтепродуктов. Например, дефицит бензина на американских рынках после урагана «Катрина» был ликвидирован за короткое время благодаря спотовым поставкам из Европы.

Конечно, существует и более глобальный вопрос: каким образом рост мировой торговли сжиженным газом и расширение мощностей по импорту в США повлияют на стоимость природного газа в Соединенных Штатах? Цены на сжиженный газ. поставляемый по долгосрочным контрактам, повторяют динамику спотовых цен на терминале Henry Hub в Америке без учета периодических скачков и спадов¹. При наличии глобального спотового рынка сжиженного газа цены на нем будут более волатильными по сравнению с ценами долгосрочных контрактов, но. я полагаю, значительно менее волатильными, чем цены Henry Hub.

Помимо растущих поставок из-за рубежа, Северная Америка по-прежнему обладает значительными неразработанными запасами собственного газа. Значительные промышленные запасы газа сосредоточены на Аляске и на севере Канады. Кроме того, на континенте велики запасы угольного метана и газа из так называемых плотных песков Горных штатов. Дальнейшее развитие технологий сжижения обеспечит колоссальные преимущества благодаря преобразованию природного газа в жидкое транспортное топливо. Но на сегодняшний день продвижению этих технологий препятствует резкий рост стоимости строительства энергетической инфраструктуры, а также трудности в переходе от экспериментального производства к коммерческому.

В более отдаленном будущем (возможно, через одно-два поколения) просматривается потенциал продуктивного освоения гидратов природного газа. Эти похожие на лед соединения, сосредоточенные в морских донных отложениях и в Арктике, содержат огромные запасы метана. Они пока недостаточно изучены, однако, поданным Службы геологии, геодезии и картографии США, только на территории Соединенных Штатов могут находиться 5.5 квадрильона кубометров природного газа в форме гидратов. Для сравнения: мировые доказанные запасы природного газа составляют сейчас около 0,2 квадрильона кубометров.

Устойчивый дефицит газа и нефти неизбежно повышает интерес к использованию угля, атомной энергетики и возобновляемых источников энергии, в первую очередь гидроэлектроэнергии и энергии, получаемой в результате утилизации отходов и побочных продуктов промышленности и сельского хозяйства. Использование солнечной энергии и энергии ветра экономически целесообразно в рамках мелких и специализированных проектов. однако в целом на их долю приходится лишь незначительная часть совокупного производства энергии.

В США есть крупные запасы угля, который применяется в основном для выработки электроэнергии. Однако сжигание угля на электростанциях ограничивается по соображениям, связанным с глобальным потеплением и загрязнением окружающей среды. Новые технологии в определенной мере сократили вредное влияние выбросов, и с учетом ограниченности альтернатив уголь, скорее всего, останется одним из основных источников энергии для США.

Атомная энергетика — очевидная альтернатива использованию угля в сфере генерирования электроэнергии. Развитию атомной энергетики десятилетиями препятствовала низкая стоимость других видов топлива и проблемы безопасности, однако атомные электростанции не выбрасывают в атмосферу парниковых газов. Если в 1973 году доля атомной энергетики в США составляла менее 5%, то в последние 10 лет она держится на уровне 20%. С учетом многолетних усилий по повышению безопасности атомной энергетики и ее явных экологических преимуществ в плане уменьшения выбросов углекислого газа (С0₂) нет никаких оснований противодействовать повышению доли атомной энергетики за счет сокращения доли электростанций. работающих на угле.

Основная проблема заключается в решении вопроса хранения отработавшего ядерного топлива и радиоактивных отходов. Атомная энергетика вызывает такую обеспокоенность, которая не поддается рациональному объяснению. Действительно, нам известны жуткие истории о советских ядерных объектах, построенных без соблюдения необходимых норм безопасности. Жители засекреченных городов, отсутствовавших на карте СССР, десятилетиями подвергались воздействию радиоактивных веществ, содержавшихся в воде и в воздухе. Да. атомная энергетика небезопасна при отсутствии мощной защиты. Но то же самое можно сказать и об обеспечении населения питьевой водой. Уровень безопасности на американских атомных электростанциях настолько высок, что ни одна авария не повлекла за собой повышения смертности и инвалидности в связи с радиоактивным облучением. Самым серьезным случаем, безусловно, была авария на АЭС Three Mile Island в 1 979 году. Однако после тщательного изучения исследователи не обнаружили роста заболеваемости раком щитовидной железы, и через 17 лет после аварии окружной суд США отклонил соответствующие иски, а федеральный апелляционный суд третьей инстанции оставил это решение в силе. Но политики вынесли свой вердикт: виновен.

Развитие атомной энергетики является ключевым средством в борьбе с глобальным потеплением, и ее использование следует запрещать лишь в тех случаях, когда оно может принести больше вреда, чем пользы. С этой точки зрения, на мой взгляд, мы еще весьма слабо используем атомную энергию.

На сегодняшний день практически не осталось сомнений в том. что проблема глобального потепления реальна и создана самим человеком. Достаточно вспомнить ситуацию в Национальном парке Glacier, ледники которого. по прогнозам специалистов, исчезнут примерно к 2030 году. Однако как экономист я очень сомневаюсь в действенности международных соглашений, предусматривающих квотирование промышленных выбросов углекислого газа и торговлю квотами между странами. Практически все экономисты приветствуют торговлю квотами. Плата за загрязнение окружающей среды должна значительно сократить выбросы, связанные с низко-эффективной экономической деятельностью. Но главным является введение общей квоты для каждой страны. В принципе, такие квоты могут быть установлены. Отдельно взятое государство может приобретать или продавать имеющиеся квоты на выбросы. Компании, выбрасывающие меньше углекислого газа, чем позволяет их квота, могут продать неиспользованные лимиты на открытом рынке. А компании, которые вынуждены увеличивать выбросы С0₂ сверх предусмотренных квот, могут приобретать лимиты на открытом рынке.

Однако эффективность системы квотирования и торговли квотами зависит от размера квот. Это и есть ахиллесова пята данной системы. Например, Евросоюз реализовал подобную программу в 2005 году, после чего выяснилось, что квоты слишком велики и практически не приводят к сокращению совокупных выбросов. В мае 2006 года Европейская комиссия сообщила, что к 2010 году страны ЕС-15 снизят выбросы углекислого газа лишь на 0,6% по сравнению с уровнем 1990-х годов, тогда как Киотский протокол предусматривает сокращение выбросов на 8% к 201 2 году. Когда это обнаружилось, стоимость квот упала на две трети. В целом внедрение новой системы не затронуло практически никого.

На сегодняшний день не существует эффективного способа сокращения вредных выбросов без существенного ущерба для экономики. По существу, речь идет о своеобразном налоге. Если квота достаточно низка, чтобы реально влиять на выбросы СО_?, то соответствующие разрешения заметно подорожают, и многие компании столкнутся с ростом себестоимости производства и снижением конкурентоспособности. Число рабочих мест начнет уменьшаться, и реальные доходы трудящихся сократятся. Может ли национальный парламент голосовать за перекладывание роста затрат на налогоплательщиков, когда выгоды от такой политики будут распределяться по земному шару независимо оттого, кто именно обеспечил сокращение выбросов С0₂?

Иными словами, может ли демократическое правительство успешно противостоять обвинениям в том, что в каком бы объеме оно ни снижало выбросы С0₂. достигнутый эффект будет перечеркнут ростом выбросов в развивающихся странах, которые не присоединились к Киотскому соглашению 1997 года? Можно ли заставить развивающиеся страны воспрепятствовать увеличению выбросов углеродсодержащих соединений, обусловленному ростом экономики? Следует ли запретить «бесплатное» загрязнение окружающей среды только после того, как в категорию развитых стран попадет достаточно много государств? Я сильно сомневаюсь в том, что соглашения типа киотского приведут к общемировой договоренности о введении наказания за выброс парниковых газов. Выбросы С0₂ нарушают право собственности точно так же, как сливание нечистот во двор к соседу. Но защищать это право и оценивать ущерб от нарушения чрезвычайно сложно, поскольку провести оценку практически невозможно. История глобальных международных соглашений, будь то ВТО, ООН или любая другая крупная международная структура, наводит меня на пессимистические размышления. Такие меры, как квотирование и торговля квотами на выбросы или введение налогов на выброс углеродсодержащих соединений, утрачивают популярность, как только реальные люди начинают терять из-за них реальную работу.

В идеале, конечно, следовало бы технологически устранить прямую связь объемов выбросов углеродсодержащих соединений с производством еще до внедрения системы квотирования и торговли квотами, необходимость в которой в этом случае пропадает. Вмешательство, которое связано с квотированием, редко обеспечивает оптимальное распределение ресурсов, как наглядно показал мировой опыт централизованного планирования. Принудительное сокращение объемов производства, несомненно, породит политическую реакцию в виде сокращения импорта. Такой процесс ведет к постепенной утрате тех преимуществ, которые принесла послевоенная либерализация торговли. Введение «углеродного налога» может не повлечь потери рабочих мест, если этот налог будет единообразным для всего мира, однако я сомневаюсь, что единообразия можно достичь даже в отдаленной перспективе. Пока человечество не создаст технологии, ликвидирующие прямую зависимость объемов выбросов от объемов производства, сокращение выбросов всегда будет сопровождаться сокращением производства и занятости. С появлением таких технологий вредные выбросы уменьшатся без системы квотирования. Эффективный механизм квотирования и торговли квотами может создать ценовые стимулы для развития новых технологий, но с политической точки зрения этот процесс окажется слишком длительным. На мой взгляд, решить эту проблему будет очень непросто и недешево.

К сожалению, наиболее реалистичным представляется следующий сценарий: мир будет так или иначе уклоняться от проблемы глобального потепления до тех пор. пока ее опасность для экономики отдельных стран не станет еще более очевидной, например, пока не придется возводить плотины вокруг городов, чтобы спасти их от затопления, вызванного подъемом уровня моря. К слову сказать, голландцы веками успешно строили такие плотины, а вот венецианцы преуспели в этом отношении меньше. Иными словами, ликвидация последствий скорее получит поддержку политиков и населения, чем предотвращение причин. Правда, в этом есть свое преимущество: затраты на ликвидацию последствий лягут на плечи тех, кто будет пользоваться благами. Если же проблема глобального потепления окажется более серьезной, чем затопление (например, вызовет неблагоприятное изменение погоды), то такое решение окажется недостаточно эффективным.

Приведенный выше анализ позволяет сделать еще один печальный вывод: нам вряд ли удастся полностью прекратить традиционное использование нефти до того момента, пока она не закончится. Призыв президента Никсона к «энергетической независимости», прозвучавший в 1973 году, был рассчитан на публику, как и подобные заявления последующих президентов. Энергетическая независимость имеет смысл лишь в одном значении: это глобальное ценовое лидерство, основанное на значительных неразработанных запасах в недрах или избыточных нефтедобывающих мощностях вроде тех. что контролировала в свое время Комиссия по железным дорогам штата Техас. Сточки зрения национальной безопасности нефтяная независимость, которой обладали США до 1971 года, давно ушла в прошлое.

На сколько лет человечеству хватит нефти? По мнению многих специалистов, объемы поставок сократятся задолго до конца нынешнего столетия. Предсказания пика и спада нефтедобычи стали появляться вскоре после того, как в 1859 году «полковник» Дрейк нашел первую нефть в Титусвилле (штат Пенсильвания). Сейчас уже практически не осталось сомнений в том. что нефть рано или поздно закончится. Мировые объемы нефтеносных залежей ограничены, как ограничено и количество месторождений. В 1 970 году уровень добычи достиг своего пика на территории 48 континентальных штатов южнее Канады, в 1988 году это произошло на Аляске, а в 1999 году — в Северном море. В 2005 году огромное месторождение Cantarell в Мексике, по-видимому, также вышло на максимальный уровень добычи. Раньше или позже все существующие месторождения достигнут своего пика, а новые крупные месторождения в развитых странах, ресурсы которых уже изрядно истощены, будут обнаруживаться все реже и реже. Определенные перспективы связаны с разведкой и освоением глубоководных нефтяных пластов, однако это дорогое удовольствие. По данным ВР, наиболее авторитетного источника, несмотря на значительные инвестиции в разведку и освоение новых месторождений, совокупный объем доказанных запасов в странах, входящих в ОЭСР, сократился со 113 млрд баррелей (1997 год) до 80 млрд баррелей (2006 год). Самые последние из крупных открытий — месторождения на Аляске (1967 год), в Северном море (1969 год) и в Мексике (1971 год).

Несмотря на это, довольно трудно точно определить, когда именно традиционная мировая нефтедобыча достигнет своего предела. Дело в том, что благодаря развитию технологий коэффициент извлекаемости на существующих месторождениях постоянно растет, отодвигая ожидаемые сроки окончательного истощения. Согласно базовому сценарию Министерства энергетики США. мировые объемы нефтедобычи достигнут пикового уровня примерно в середине нашего столетия.

Однако задолго до того, как нефтяные ресурсы начнут истощаться с геологической точки зрения, рыночные механизмы и ценовое давление могут вытеснить нефть из многих сфер ее традиционного потребления в США. Если история может служить примером, то более дешевые альтернативные виды топлива должны заменить нефть намного раньше, чем ее запасы физически истощатся. В свое время нефть вытеснила уголь, несмотря на большие запасы этого сырья, а уголь пришел на смену дровам еще до того, как наши леса пошли под топор. Прогнозировать баланс спроса и предложения нефти к середине века или какому-либо иному сроку очень сложно, но такое прогнозирование полезно с точки зрения приближенной оценки наших энергетических перспектив.

Как свидетельствует опыт последних 50 лет (и даже более продолжительного периода), ключевую роль в сохранении истощающихся энергоресурсов играют рыночные факторы, способствующие максимально продуктивному использованию этих ресурсов. Под их влиянием новые технологии и структурные изменения экономической деятельности сокращают удельное потребление нефти. Рост цен. возможно, ускорит модернизацию нефтеемких производств. Ие считая деятельности Комиссии по железным дорогам штата Техас, после Второй мировой войны активная политика не играла большой роли на нефтяных рынках, уступая сугубо рыночным факторам. Нормирование бензина в 1973 году в США не привело ни к чему, кроме длинных очередей на автозаправках. Хотя долгосрочные прогнозы предусматривают значительное повышение поставок нефти по сравнению с нынешними 85 млн баррелями в день, однако в них может оказаться слишком много неточностей, и рынки это чувствуют¹. К сожалению, эксперты зачастую не уделяют закону Мерфи того внимания, которого он заслуживает.

В США стремительно увеличивается рыночная доля гибридных автомобилей, работающих как на бензине, так и на электроэнергии. На горизонте уже просматривается появление автомобилей с питанием «от розетки». Недавно мне довелось сесть за руль одной из таких машин. Единственная проблема заключалась в том, что при нажатии на педаль акселератора автомобиль резко увеличивал скорость в непривычной для уха тишине. Я не исключаю, что самые популярные модели будут оснащаться аудиосистемой. имитирующей звук набирающего обороты двигателя. Людям не свойственно отказываться от привычного.

Сегодня рынок гибридных машин и электромобилей является нишевым. Если мировая нефтяная лихорадка усилится и цены продолжат расти, то электрогибриды станут весьма привлекательными. К тому же. генерируя необходимую электроэнергию на АЭС, мы сократим выбросы углекислого газа в атмосферу сильнее, чем любым иным доступным сегодня способом. По оценкам Министерства энергетики, даже без дополнительных генерирующих мощностей 84% из 220 млн автомобилей, которые ездят сейчас по нашим дорогам, можно было бы заряжать одновременно (будь они гибридными) по ночам, когда нагрузка на электросети невысока. Небольшое увеличение мощностей позволило бы довести этот показатель до 100%.

' Данные о мировой нефтедобыче и потреблении отрывочны. ОЭСР накопила достаточно надежную информацию о добыче, потреблении и товарных запасах нефти в промышленно развитых странах. Однако на долю государств ОЭСР приходится лишь четверть мировой нефтедобычи. Сведения го большинству стран ОПЕК считаются государственной тайной. Оценки даются участниками спотового рынка, которые определяют число танкеров. покидающих порты экспорта, и их загрузку. Специалисты оценивают тоннаж по осадке судна. Выяснив (в том числе у грузополучателя), сколько весит баррель экспортируемой на данном судне нефти, они переводят тоннаж в баррели. Чтобы определить объемы добычи, показатели внутреннего потребления приплюсовываются к экспорту за вычетом импорта.

Несмотря на приблизительность таких оценок, систематизированные данные Международного энергетического агентства позволяют сделать общий вывод о состоянии мирового нефтяного баланса. Половина перерабатывающих мощностей находится в странах ОЭСР и довольно точно учитывается. Данные об остальных либо берутся из публикаций, либо определяются на основе расчетов. Окончательная сверка осуществляется путем сравнения мировой нефтедобычи (с поправкой на товарные запасы) с расчетными показателями поставок сырой нефти на перерабатывающие предприятия. Расхождения не так велики, как можно предположить.

Как я уже отмечал, отношение мирового потребления нефти к реальному ВВП — наиболее общий показатель интенсивности нефтепотребления — достигло максимума в 1973 году и с тех пор неуклонно снижается (нынешний уровень — около двух третей от максимума 1973 года). Вместе с тем в развивающихся странах потребление нефти в расчете на один доллар ВВП намного выше, чем в развитых. В Китае и Индии этот показатель вдвое выше американского, в Бразилии и Мексике — в полтора раза. Таким образом, хотя в большинстве стран (если не во всех) удельное потребление нефти должно снизиться, из-за повышения доли более «нефтеемких» развивающихся стран в мировом ВВП среднемировое удельное потребление может сократиться не так ощутимо, как соответствующие показатели отдельных государств.

Доля развивающихся стран в структуре мирового ВВП увеличивается год действием двух мощных экономических факторов. Первый из них — демографический: именно в развивающихся странах сосредоточена масса молодых рабочих рук. Второй фактор - рост производительности, обеспечиваемый переходом к свободному рыночному капитализму. Как сказано в заключительной главе, развитым странам, которые по определению находятся на передовых технологических рубежах, для повышения производительности необходимы постоянные инновации. Развивающиеся государства могут увеличивать производительность просто за счет внедрения существующих в мире технологий. Принимая это во внимание. Международное энергетическое агентство прогнозирует годовой рост мирового нефтепотребления на уровне 1.3% с 2005 по 2030 год. По оценкам Администрации энергетической информации США, этот рост составит 1.4%.

Конечно, в недрах еще достаточно нефти, чтобы удовлетворить рост мирового спроса с 84 млн баррелей в день в 2005 году до 116 млн баррелей в день в 2Q30 году (прогноз Международного энергетического агентства). Но захотят ли увеличивать поставки страны ОПЕК, на долю которых должна прийтись половина ожидаемого повышения добычи? Не исключено. Население этих государств быстро растет, и их бюджеты нуждаются в постоянном увеличении доходов, в первую очередь нефтяных. Нестабильность в Ираке раньше или позже закончится, и тогда Ирак начнет добывать более 5 млн баррелей вдень, как прогнозирует Администрация энергетической информации (против 2 млн баррелей в день в 2006 году). Однако слишком уж много факторов должно сойтись воедино, чтобы оптимистичные оценки на 2030 год реализовались — оценки, которые предусматривают лишь небольшое повышение баланса между мировым предложением и спросом на нефть с учетом ее реальной стоимости. Я не могу забыть, как сильно ошиблось Министерство энергетики США, которое в прогнозе 1979 года заложило цену нефти $1 50 за баррель на 1995 год (в ценах 2006 года)¹²³.

Для достижения двойного эффекта — укрепления национальной безопасности и смягчения последствий глобального потепления — необходимо снизить темпы роста потребления нефти в США, а в конечном итоге и само потребление, большим потенциалом обладают американские автодороги. на которых сжигается каждый седьмой баррель всей потребляемой в мире нефти: в 2005 году в сумме это составляло 9.5 млн баррелей в день в виде бензина и 2.5 млн баррелей в день в виде дизельного топлива. На дизельном топливе работают 8 млн тяжелых грузовиков, которые в среднем расходуют один галлон на семь миль. В совокупности наши грузовики потребляют столько же нефти, сколько вся Германия. Только Китай и Япония (не считая, разумеется, самих США) потребляют значительно больше.

В перспективе важнее ответить не столько на вопрос «Что должны делать страны ОПЕК?», сколько на вопрос «Что они собираются делать?», В мировой истории попытки дать ответ на вопрос «Что делать?» не часто оканчивались успешным воплощением рекомендаций. Поэтому я более склонен согласиться с «пессимистическим прогнозом» Международного энергетического агентства, который предполагает, что ОПЕК будет отставать в наращивании нефтедобывающих мощностей. Вследствие этого средняя мировая цена на нефть достигнет $130 за баррель ($74 в ценах 2005 гада) против $50 в 2005 году. Этот сценарий исходит из необычайно высокого спроса на нефть в 2030 году — 109 млн баррелей в день по сравнению с 84 млн баррелей в день в 2005 году. (Базовый сценарий Международного энергетического агентства, согласно которому ОПЕК не будет отставать, предусматривает спрос на уровне 116 млн баррелей в день.) Это далеко не шоковый сценарий, существует немало более мрачных прогнозов.

Я верю, что в конечном итоге человечество позволит рыночным факторам управлять нашими действиями по снижению нефтепотребления. Эксперимент с нормированием, как я уже отмечал, не удался¹²⁴. Обуздать растущее потребление могло бы также поэтапное введение налога на бензин в размере, скажем, трех или более долларов на галлон в течение пяти — десяти лет. Поступления могли бы компенсировать снижение подоходного или других налогов. Я без энтузиазма смотрю на использование налогов в качестве альтернативы рыночной конкуренции. Но если в развитых странах нефтяные рынки действительно высококонкурентны, то рыночные отношения в мире хрупки, и один-единственный террористический акт способен обрушить нефтедобычу и нанести ущерб глобальной экономике. У нас нет гарантий и страховок, позволяющих этому противостоять. Мы часто забываем, что для эффективного функционирования конкурентные рынки должны быть добровольными и свободными от угрозы насилия. Следует помнить, что рынок не является самоцелью. Он лишь средство, обеспечивающее оптимальное распределение ресурсов между различными странами.

В отсутствие существенного роста цен на бензин мы никогда не откажемся от использования бензиновых автомобилей. Для этого недостаточно ценовых премий, обусловленных геополитическими факторами. Если стоимость бензина будет повышаться за счет налогообложения или в связи с дефицитом нефти, это обусловит кардинальные технологические прорывы в производстве этанола. Этанол, получаемый из зерна, является ценным сырьем и поэтому вряд ли сможет заменить бензин. Из одного бушеля зерна получают лишь 7.2 галлона этанола. Из произведенных в США в 2006 году 11 млн бушелей зерна получилось бы всего 5,2 млн баррелей этанола в день, что эквивалентно 3.9 млн баррелей бензина в день. Это лишь треть потребляемого американскими автомобилями бензина и менее пятой части совокупного потребления бензина в США в 2006 году (21 млн баррелей в день). К тому же если пустить все зерно на производство спирта, то чем мы будем кормить свиней? Гидролизный этанол, вырабатываемый из целлюлозы. представляется более перспективным. Совместное исследование, проведенное Министерством сельского хозяйства и Министерством энергетики США, убедительно показало, что топливо, производимое из растительного сырья (или биомассы), «способно заменить более трети нынешнего объема потребления нефти в стране». Биодизельное топливо из растительных масел, используемое другими странами, также может внести вклад в замещение нефти из стран ОПЕК.

В случае неудачи с этанолом и в условиях высоких цен на бензин перспективными становятся электромобили, которые со временем позволят значительно сократить нефтепотребление. Технологии производства аккумуляторов постепенно развиваются. Значительная часть электроэнергии уже сейчас может использоваться для зарядки электромобилей, особенно если генерирующие компании будут более активно применять дифференцированные тарифы в зависимости от спроса. Если нам удастся преодолеть страхи перед атомной энергетикой, исчезнут и опасения по поводу того, что электромобили потребляют электроэнергию, производимую на экологически грязных угольных электростанциях.

Эксплуатация традиционных гибридных автомобилей, автомобилей, работающих на гидролизном этаноле, и электромобилей наряду с применением более эффективных дизельных двигателей может кардинально уменьшить потребление нефти на американских автодорогах. Однако для ускорения этого процесса потребуется значительное увеличение поставок гидролизного этанола либо колоссальный рост цен на бензин. Такой рост могут обеспечить налоги. Я не согласен с тем, что повышение налогов на бензин политически нецелесообразно. Иногда обязанность политических лидеров состоит как раз в том, чтобы убедить избирателей в их неправоте. Если политик не способен это сделать, он вынужден идти на поводу у толпы.

Налог на бензин не так уж обременителен, особенно если вводить его поэтапно в течение нескольких лет. Средние расходы американского населения на автомобильное топливо составляли в начале 2007 года 3% от располагаемого дохода, т.е. не превышали уровня 1 953-1 973-х годов. Это существенно ниже показателя кризисного 1980 года, когда расходы достигали 4,5%. Даже в июле 2006 года, когда цена галлона выросла на $3, расходы на автомобильное топливо составляли лишь 3.8% от располагаемого личного дохода. И все же американцы очень чувствительны к изменению цен на бензин. Мы жалуемся, когда они растут, но продолжаем ездить так же, как и раньше. Во время скачков цен на бензин средние показатели пробега сокращаются, но ненадолго. Среднее количество миль в расчете на одного водителя по-прежнему растет: с 1980 по 2006 год оно увеличилось с 10 500 до 14 800 миль (на 1,3% в год). В условиях роста цен темпы увеличения пробега замедлились до 0,2% в год. Водители потребляют меньше бензина только потому, что используют все более экономичные автомобили.

Итак, до тех гор пока не исчезнет зависимость США от потенциально уязвимых источников нефти и газа, наша страна будет страдать от экономических кризисов, практически не поддающихся контролю. Сегодняшняя экономика настолько тесно связана с нефтью, что резкий спад поставок может нанести ущерб экономической деятельности в США и других странах. Требования национальной безопасности в конце концов приведут к тому, что мы будем рассматривать нефть лишь как альтернативный, а не исключительный источник энергии.

Растущая глобальная экономика потребляет энергию в колоссальных количествах. Несмотря на заметное сокращение потребления нефти и энергоресурсов в целом (в расчете на доллар общемирового производства), реалистичные долгосрочные прогнозы позволяют сделать следующий вывод: для сохранения в ближайшие 25 лет темпов роста, сопоставимых с минувшей четвертью века, миру потребуется на 25-40% больше нефти, чем сейчас. К сожалению, значительная часть промышленных запасов нефти сосредоточена в политически нестабильных регионах.

Как вести себя государствам, чья экономика и население попали в сильную зависимость от импорта нефти, если поставки черного золота станут нестабильными? Пристальное внимание развитых стран к политическим событиям на Ближнем Востоке всегда было неразрывно связано с проблемой нефтяной безопасности. Достаточно вспомнить такие исторические примеры, как реакция мирового сообщества на национализацию активов Anglo-lranian Oil Company Моссадыком или неудавшаяся попытка Великобритании и Франции противостоять захвату Насером в 1956 году Суэцкого канала, по которому нефть транспортировалась в Европу. И как бы ни было велико беспокойство по поводу «оружия массового поражения» Саддама Хусейна, американские и британские власти были не менее озабочены насилием в регионе, где сосредоточены нефтяные ресурсы, необходимые для нормального функционирования мировой экономики.

Прискорбно, что политические соображения не позволяют произнести вслух то, что и так всем известно: война в Ираке — это во многом война за нефть. При прогнозировании мирового баланса спроса и предложения нельзя не учитывать крайне нестабильную ситуацию на Ближнем Востоке. Это все равно что не замечать огромного слона, способного сокрушить мировой экономический рост. Я не знаю, как и когда будет урегулирован ближневосточный кризис. Я знаю лишь то, что будущее Ближнего Востока имеет огромное значение для долгосрочных перспектив энергетической отрасли. Даже с учетом значительного снижения удельного потребления нефти это сырье настолько значимо для мировой экономики, что нефтяной кризис может нанести непоправимый ущерб. До тех пор, пока промышленно развитые страны не преодолеют своего «пристрастия к нефти» (как выразился президент Буш), их экономическая стабильность, а значит, и стабильность всей мировой экономики, будет оставаться под угрозой.

25. СКРЫТОЕ ОТ ВЗОРОВ БУДУЩЕЕ

Людям всегда хотелось заглянуть в будущее. Древнегреческие военачальники обращались к Дельфийскому оракулу в надежде выяснить, что их ждет в походах. Предсказатели судеб процветают и сегодня. На Уолл-стрит работает армия специалистов, которые пытаются на основе тщательного изучения рыночных трендов предсказать будущее движение цен на акции.

В какой мере мы способны предвосхитить будущее? Люди обладают врожденной способностью взвешивать шансы — дар. который помогает нам определять линию поведения во всем, начиная с обыденных дел и заканчивая вопросами жизни и смерти. Суждения людей не всегда верны, но, как показывает история, они с успехом позволяли человечеству выживать. Современные вершители судеб экономики пользуются формализованными, математическими методами при принятии решений, но люди умели просчитывать варианты задолго до появления математического аппарата.

К счастью для экономистов и политиков, в процессах, происходящих в демократическом обществе и рыночной экономике, есть определенная историческая преемственность. Благодаря этому мы можем, обратившись в прошлое, выявить некие существенные и стабильные тенденции, которые, хотя и не обладают непреложностью законов физики, все же позволяют обрисовать будущее с большей достоверностью, чем подбрасывание монеты. Мы действительно способны сделать немалообоснованных выводов

о том. как будет развиваться американская и мировая экономика в грядущие десятилетия, особенно если принять за основу позицию Уинстона Черчилля: «Чем больше вы углубляетесь в прошлое, тем лучше вам видно будущее».

Большинство правовых и экономических институтов изменяются достаточно медленно, чтобы предвидеть развитие событий с приемлемой вероятностью. Тем не менее существует целый пласт научной литературы, ставящей под сомнение возможность успешных финансовых прогнозов. Сторонники теории эффективных рынков утверждают, что вся общедоступная информация, способная повлиять на движение цен, эффективно учитывается рынком в текущей цене акций. Следовательно, если инвестор не обладает специальными или инсайдерскими сведениями, которых нету других участников рынка, то он не способен предугадать изменение цен.

В качестве подтверждения ссылаются на хорошо известный факт, что управляемые взаимные фонды никогда не опережали индекс S&P 500 на постоянной основе. То обстоятельство, что некоторые инвесторы стабильно, год за годом, превосходят рынок, вполне объяснимо. Даже если результаты вложений случайны, всегда найдется небольшое количество чрезвычайно успешных инвесторов, которые подобны удачливым игрокам, выбрасывающим «орла» десять раз из десяти. Вероятность десяти «орлов» подряд составляет 0.1%, следовательно, среди миллионов игроков, т.е. инвесторов, обязательно найдутся несколько тысяч везунчиков, срывающих куш в случайной биржевой игре.

Однако теория эффективных рынков не может объяснить природу фондовых кризисов. К примеру, чем был вызван беспрецедентный биржевой крах 19 октября 1987 года, когда промышленный индекс Dow Jones потерял более 20% своей стоимости? Как только что назначенный председатель ФРС в тот период я очень пристально следил за динамикой рынков. Какая новая информация появилась между закрытием рынка в конце предыдущей торговой сессии и его закрытием 19 октября? Лично мне о ней ничего не известно. Когда в черный понедельник цены устремились вниз, возобладал беспричинный страх, и инвесторы стали закрывать позиции, не глядя на разумность такого шага с финансовой точки зрения. Никакая финансовая информация на цены не влияла. Просто боязнь убытков стала невыносимой¹²⁵. И когда экономика и корпоративные прибыли вновь начали расти, индексу Dow Jones понадобилось почти два года для восстановления.

Когда рынки ведут себя рационально (т.е. почти всегда), они находятся в процессе «случайного блуждания»: текущая динамика цен определяет будущую не более достоверно, чем подбрасывание монеты. Но иногда случайное блуждание прерывается паникой. Охваченные страхом люди в массовом порядке отказываются от своих обязательств, и акции рушатся. Когда же инвесторы пребывают в эйфории, цены взлетают до заоблачных высот.

Итак, основной вопрос, сформулированный мною еще в 1996 году, остается прежним: как определить, в какой момент иррациональный оптимизм завышает стоимость активов настолько, что резко возрастает риск внезапных и продолжительных падений? Нередко говорят, что самые успешные инвесторы — те. которые чувствуют колебания настроений на рынке, а не те, которые прогнозируют динамику доходности акций ExxonMobil. Вокруг этого тезиса возникла школа психологии фондового рынка, сторонники которой называют себя инакомыслящими инвесторами.

Они исходят из того, что иррациональный оптимизм неизбежно приведет к падению цен, которые растут совершенно необоснованно. Когда эта необоснованность станет очевидной,, рынок охватит паника и цены рухнут. Инакомыслящие инвесторы гордятся тем. что действуют вопреки психологии толпы. Поскольку движение цен циклично, некоторые и в самом деле добиваются успеха, используя такой подход. Намного реже рекламируют себя те, кто попробовал его и потерял последнюю рубашку. Вообще о неудачливых игроках нечасто говорят.

Возможно, в один прекрасный день инвесторы научатся определять, когда рынок перестает вести себя рационально. Но я в этом сомневаюсь. Врожденная людская склонность переходить от эйфории к панике и наоборот кажется вечной: опыт многих поколений не смог ее искоренить. Хотелось бы верить, что опыт нас чему-то учит, и в некотором смысле это действительно так. Когда меня, например, спрашивают, какие дисбалансы и проблемы мы предвидим, я неизменно отвечаю, что, если участники рынка предчувствуют финансовый кризис, он вряд ли случится. Если фондовый пузырь воспринимается игроками как предвестник обвала, спекулянты и инвесторы будут пытаться продать бумаги заранее. За счет этого нарождающийся пузырь сдувается, и кризиса удается избежать. А вот внезапные всплески эйфории или паники предугадать невозможно. Катастрофический обвал цен в черный понедельник стал громом среди ясного неба.

Успешное инвестирование — дело нелегкое. Некоторые из самых удачливых инвесторов в истории (например, мой друг Уоррен Баффетт) первыми осознали одну очень важную «аномалию», которая впоследствии нашла свое подтверждение: доходность акций, даже с учетом риска, превышает доходность менее рискованных облигаций и других долговых инструментов при условии, что инвестор готов не только покупать, но и держать акции как можно дольше. «Из всех рекомендаций я предпочел бы "держать до бесконечности"», — сказал Баффетт в одном из интервью. Рынок платит премии тем, кто способен не поддаваться панике, когда чистая стоимость принадлежащих им бумаг падает ниже «точки пассивности», как называют ее на Уолл-стрит.

Уроки инвестирования на фондовом рынке применимы к прогнозированию в масштабах экономики в целом. Поскольку рынки склонны к самобалансированию, рыночная экономика оказывается более стабильной и прогнозируемой в долгосрочной перспективе, чем в краткосрочной, при условии, что общество и его фундаментальные институты сохраняют устойчивость. Долгосрочное экономическое прогнозирование основывается на двух исторически стабильных наборах данных. Первый из них касается населения, характеристики которого прогнозируются с наибольшим успехом. Второй связан с ростом производительности, который является следствием постоянного накопления знаний и источником устойчивого развития. Поскольку знание никогда не исчезает, производительность всегда будет повышаться¹²⁶.

Что же в таком случае мы можем обоснованно сказать о состоянии американской экономики году, скажем, в 2030? Немногое, если не конкретизировать исходные предпосылки. Прежде всего нужно дать ответы на следующие вопросы. Будет ли верховенство закона столь же незыблемым в 2030 году? Будем ли мы по-прежнему ориентироваться на глобализированные свободные рынки, сдерживая протекционизм? <Под протекционизмом я подразумеваю не только барьеры для международной торговли и финансов, но и административное ограничение конкуренции на внутренних рынках.) Будут ли устранены недостатки в системе начального и среднего школьного образования? Будет ли глобальное потепление происходить достаточно медленно, чтобы не повлиять на экономику США к 2030 году? И наконец, удастся ли нам предотвратить действия террористов в Соединенных Штатах? Я не говорю уже о таких сценариях, как масштабная война или пандемия, которые могут свести на нет любые прогнозы. В общем, список предпосылок достаточно широк, но без них любые попытки заглянуть в отдаленное будущее бессмысленны.

Как показывает мой опыт, самое главное — это верховенство закона. Не думаю, что большинство американцев осознает, насколько важна Конституция США для процветания нации. Вот уже более двух веков она надежно защищает права личности, и особенно право собственности всех участников экономической деятельности в нашей стране, как коренных американцев, так и иммигрантов. Именно это в огромной степени способствовало развитию нашей предприимчивости и экономическому процветанию. Мы не опасаемся произвола спецслужб, которые могут любого вызвать на допрос по поводу неизвестно каких «преступлений», но это не значит, что так было и будет всегда по определению. То же самое можно сказать об отсутствии страха перед произвольной конфискацией бизнеса, которому посвящена вся жизнь. Принцип свободы личности глубоко укоренился в культуре американского общества: мы твердо верим в незыблемость равенства всех людей перед законом. Реальность не всегда соответствовала этому идеалу. В частности, дискриминация афроамериканцев вынуждает нас периодически вспоминать об изначальных конституционных дебатах по поводу рабства и о том. как эта проблема была с помощью силы решена в Гражданскую войну. Мы прошли долгий путь, но предстоит пройти еще немало.