Покровители Холлс Стейси
– А вы видели их духов? – спросила я, вспомнив, что он никогда сам не видел духа-покровителя Элисон.
– В этом не было надобности. Мне известно, что они существуют. Джон Лоу описывал духа-покровителя Элисон, принявшего облик собаки. У ее матери, Элизабет, дух той же породы, по кличке Болл, а ее бабушка скрывала своего духа около двадцати лет. Два десятилетия она, заключив договор с дьяволом, выполняла его повеления по всему графству.
– Но как же вы можете точно знать это, если никогда не видели их? – спросила я.
В воцарившемся непродолжительном молчании все вокруг спокойно продолжали жевать и глотать. А Роджер внимательно смотрел на меня.
– Дьявол является только тем, кого признает своими пособниками. Они подпитывают животных своей же человеческой кровью… разве это похоже на безвредного домашнего питомца? Вот вы, Флитвуд, позволяете своей собаке проделывать такое?
– Роджер, – спокойно произнес Ричард, – если я напущу на вас моего сокола, то он может подкрепиться и вашей кровью.
Все, за исключением меня, рассмеялись.
Взяв нож, я погоняла кусочек запеканки по тарелке, но от жирной баранины меня слегка замутило.
– Какие новости о суде над Престон? – обратилась Кэтрин к Томасу Листеру, которого всегда приходилось вовлекать в разговор.
Услышав имя своей бывшей служанки, он напряженно выпрямился и прочистил горло.
– К несчастью, ее оправдали, – тихо ответил он, жадно глотнув вина, – но я уверен, что не успеет она оглянуться, как все будет в порядке.
Мне показалось, что я плохо его расслышала.
– Что, собственно, будет в порядке? – уточнила я. – Вряд ли вы предпочли бы, чтобы она вернулась в Уэстби, если полагали, что она виновна в смерти ребенка?
Он поставил кубок на стол и промокнул салфеткой свой миниатюрный рот.
– Нет, просто ее будет ждать очередное судебное разбирательство в Йорке.
Я посмотрела на других гостей.
– Извините, но я не понимаю…
– Ведь Дженнет Престон, – почти прошептал он, – убила и моего отца.
Над столом повисло молчание. Тишину нарушали лишь порывы ветра за окном да веселое потрескивание дров, жарко горевших в топке огромного камина. Остальные гости выглядели не менее смущенными, чем я. Откинувшись на спинку стула, Роджер покровительственно кивнул Томасу, точно тот выдал нам некую сокровенную правду.
– Ваш отец умер уже четыре года тому назад, – заметил Ричард.
Томас не поднимал глаз от своей тарелки, его хрупкая фигура напряженно застыла.
– Я никому еще не говорил о том, каковы были его последние слова, – тихо произнес он, – мы с матерью слышали их. Он был безумно напуган.
– Чего же он так боялся?
– Престон. На своем смертном одре мой отец вдруг крикнул: «Дженнет лежит бременем на мне! Жена Престона сжимает мою грудь… помогите, помогите мне!» – на последних словах голос его перешел на истошный вопль.
Все за столом продолжали хранить молчание, а звенящий голос Томаса разносился по всему залу.
– Отец велел нам запереть двери, все двери в доме, чтобы она не сумела сбежать, – заключил он.
– А она тогда жила в доме?
– Ее дух. Насколько я понял, он видел его. После его смерти ее привели к телу моего отца, и от ее прикосновения труп начал кровоточить.
– Вернейший признак ведьмовства, – уверенно произнес Роджер.
– Но, – начала я, – если это произошло четыре года тому назад, то почему же ее решили привлечь к суду только сейчас? А в прошлом месяце привлекли по другой причине?
Томас взглянул на Роджера.
– На прошлой неделе, в Страстную пятницу, когда все мы, праведные граждане, усердно молились, состоялось одно собрание, – многозначительно, словно открывая некий секрет, произнес Роджер, – и пока все мы постились, почитая Господа, это сборище пировало, поедая украденную баранину. И происходило это пиршество в убогом жилище, известном под названием Малкинг-тауэр, в доме бабки Элисон Дивайс, старухи Демдайк. С ними пировала и Дженнет Престон.
– Так эта Престон знакома с семейством Дивайс? – удивился Ричард.
– Да, – Роджер снова кивнул, – потому что она тоже ведьма. И знаете, о чем они говорили тогда, помимо того, что хвалились своими духами-хранителями и богохульствовали, поминая Господа нашего Иисуса Христа, ради коего им надлежало хранить пост? Так вот, конечно же, обсуждали они и нашего молодого мистера Листера.
– Почему?
– Престон замышляла убить его, – прозаично произнес Роджер.
Я почувствовала, как вздрогнул сидящий рядом со мной Томас. Он принялся перекладывать свои столовые приборы, перемещать тарелки и кубки, пытаясь с упорной педантичностью выстроить их в некоем гармоничном порядке.
– Но обсуждали они не только его, – продолжил Роджер, – большинство из них собралось для обсуждения заговора, подобного тому, что не так давно едва не лишил трона нашего короля. – Он склонился к столу, его зубы блеснули, отразив пламя свечей. – Они задумали взорвать замок Ланкастера, где содержатся в тюрьме их родственники. Чтобы освободить их.
– Как же вы об этом узнали?
Роджер прочистил нос, аккуратно убрал носовой платок и, отодвинув стул, встал.
– Позвольте мне представить вам моего самого ценного свидетеля.
Он вышел из зала, а когда вернулся, обхватив своей большой, точно медвежья лапа, рукой плечи девочки, над столом пронесся легкий вздох.
Она вошла в зал вместе с ним, и они остановились поблизости от стола. На вид ей было никак не больше девяти или десяти лет, на бледном, заостренном детском личике выделялись большие ясные глаза. Пряди ее волос мышиного цвета выбивались из-под свеженакрахмаленного чепца, и даже туго завязанный фартук не скрывал того, что она едва не утопала в простом шерстяном платье, явно с чужого плеча. Девочка без всякой опаски обвела нас взглядом, и когда она смело глянула на меня, я не смогла отвести взгляд. Меня вдруг встревожило то, что на лице ее не проявилось не только боязни, но и ни малейшего иного чувства, выражение ее лица оставалось неизменным, как на портрете.
– Вот, – заявил Роджер, – познакомьтесь с Дженнет Дивайс.
– Популярное в их среде имя, – прохрипел мистер Баннистер.
– Господин и госпожа Шаттлворты, господин Листер, позвольте мне представить вам источник всех моих знаний. Дженнет помогала господину Баннистеру и мне в наших расследованиях. Она доводится сестрой Элисон.
Я заметила, что Кэтрин взглянула на эту девочку с каким-то испугом и подозрительностью. Словно ей хотелось бы оказаться от нее подальше.
Повернувшись к мистеру Баннистеру, я спросила шепотом:
– Неужели она живет здесь, в Рид-холле?
– Именно здесь, – так же тихо ответил он, – в одной из бывших комнат их выросших детей.
Интересно, подумала я, как к этому относятся в семье Роджера… сама я не знала, что и думать. Не ведьма ли она, раз приходится родной сестрой Элисон? Молчание затягивалось, однако все так пристально разглядывали эту девочку, Дивайс, что у меня мурашки побежали по коже, поэтому я решительно нарушила тишину:
– Привет, Дженнет. Как тебе нравится в Рид-холле?
– Нормально, хороший дом, – резким голосом с каким-то сильным акцентом ответила девочка.
– И надолго ты здесь останешься?
– Она поживет здесь, пока не будет назначена дата судебного слушания на летних ассизах.
– До августа? – Кэтрин тихо охнула. – Неужели она будет жить у нас так долго?
– Но, Кэтрин, куда же ей идти? Вся ее родня заключена в тюрьму Ланкастера, и они останутся там до самого призвания на суд Его Величества.
Его слова, казалось, не произвели на Дженнет ни малейшего впечатления; она продолжала разглядывать гостей и сам зал, ее блуждающий взгляд задержался на портретах, панельной обшивке стен и родовых щитах с гербами. Очевидно, ей еще не приходилось видеть такой роскоши, ни огромного камина, в топке которого она могла встать во весь рост, ни обилия блюд на столе.
– Дженнет, ты хотела бы попробовать блюда второй перемены? – спросил Роджер. – Скоро нам подадут жареных цыплят и говядину, а также хлеб и масло, приготовленные нынче утром.
Дженнет пылко кивнула, и ее усадили в конце стола рядом с Кэтрин, все еще явно пребывавшей в тревожном замешательстве. Хотя на губах ее играла гостеприимная улыбка, она не затронула ее печальных глаз. Лишь ее серьги весело поблескивали.
– В Страстную пятницу Дженнет присутствовала на сборище в Малкинг-тауэр и рассказала мне, о чем там говорили… включая злоумышления Престон против нашего господина Листера, – провозгласил Роджер, заняв свое место, – там собралось довольно много народа, как сообщил мне и ее брат Джеймс, а Дженнет подтвердила весь список названных им имен. У нас славное сотрудничество, верно, Дженнет?
Ребенок пожирал глазами остатки блюд на столе, и я невольно то и дело поглядывала на нее. Головка ее была на редкость маленькой, и мне вдруг представилось, что Роджер мог бы раздавить ее одной рукой. Казалось, девочку совершенно не волновало то, что всех ее родных заключили в тюрьму, и я не могла решить, какие же чувства она пробуждает во мне – страх или жалость.
Когда подали вторую перемену блюд, Роджер с Ричардом уже обсуждали интересовавшие их дела: цены на соль; какой скот нынче больше ценится на рынке. Дженнет набросилась на еду, как дикое животное, перепачкав жиром лицо и руки. Я по-прежнему поглядывала на нее, но резко оглянулась, услышав, как Ричард сообщил Роджеру, что заказал ружье.
– Какое ружье? Ричард, вы ничего не говорили мне об этом.
Ричард выразительно взглянул на Роджера.
– Флитвуд, вряд ли мне понадобился бы ваш совет в таком деле, – сказал он, – если только мне пока неведомо, что когда-то в детстве вы приобрели глубокие знания о кремневых ружьях.
Мужчины рассмеялись, а я покраснела.
– А не опасно ли держать оружие в доме?
– Ничуть, безусловно, если правильно с ними обращаться, – высокомерно ответил Ричард.
После чего опять обратился непосредственно к Роджеру, показывая, что эта тема исчерпана.
Я попыталась разговорить сидящего слева от меня Томаса, но он вел себя как-то странно и прятал глаза: по-моему, его пугало присутствие этого ребенка. Кэтрин, сидя рядом с Дженнет, тоже, видимо, нервничала, и ни разу не заговорила с ней. Вскоре разговор вернулся к начатой Роджером теме охоте на ведьм.
– Давайте поговорим подробнее после ухода этой девочки, дабы избавить ее от возможных ночных кошмаров, – предложил Роджер. – Дженнет, поднимайся в свою комнату, утром я пошлю за тобой.
Девочка была настолько худенькой, что выскользнула из-за стола, даже не отодвинув стула. Она бесшумно удалилась из зала, и едва за ней закрылась дверь, возникло явственное ощущение того, словно ее появление было чистым наваждением.
Роджер повернулся к нам и с доверительным видом сообщил:
– Ее мать была вне себя, узнав о том, что поведала нам эта девочка. Я уж думал, что она лишится рассудка прямо у меня на глазах.
Господина Баннистера вдруг одолела отрыжка, и он извинился, прикрыв рот старческой, испещренной темными пятнами, рукой.
– Да уж, доложу вам, – проскрипел он, – эта Элизабет Дивайс точно услада для пресыщенных глаз. Вы ужаснулись бы, увидев ее: глаза у нее на разном уровне, причем тот, что выше, смотрит вверх, а другой – прямо упирается в пол.
Меня вдруг словно окатило ушатом ледяной воды. Я безмолвно взирала на мистера Баннистера, и он, видимо, ошибочно принял мое недоумение за изумленное восхищение.
– Она выглядела, как персонаж комедийной пьесы, но меня эти причуды природы не впечатлили. Не представляю, как ей удалось соблазнить двух мужчин и родить троих детей.
Во рту у меня стало сухо, как в пустыне.
– А где же они обитают, эти Дивайсы?
– На окраине Колна. Их Малкинг-тауэр не более чем жутко сырой амбар. Не представляю, как люди живут в таких развалюхах.
Глава 8
– Это не ради удовольствия. Вам нужно укрепить здоровье.
Алиса взяла один из предметов, выложенных ею на комод в моей гардеробной: складной ножик в роговой оправе. На мгновение я с ужасом подумала, что она собирается вскрыть мне живот, но она заметила выражение моего лица, и ее сердитый взгляд смягчился.
– Я просто выпущу немного крови из ваших вен, – пояснила она, – только так можно избавиться от лишней крови.
Она вытащила тусклый ножик из роговой рукоятки и показала мне, что его лезвие было тупым, за исключением острого треугольного зубца на конце. Вещица выглядела забавно. Алиса добавила, что такой инструмент называется «фим». Я видела достаточно собственной крови и часто испытывала боль, чтобы не испугаться подобной процедуры.
Алиса появилась из леса, как обычно, неожиданно и таинственно, с загадочной целеустремленностью. Немного ссутулившись, она быстро прошла по газону перед домом. Она была явно не расположена к разговорам, впрочем, как и я. Нам стало проще общаться друг с другом, однако… настолько просто, насколько могли общаться две женщины из совершенно разных миров. Мне нравился ее мелодичный и мягкий голос, и я подумала, читает ли она своему отцу по вечерам у камина. Потом я вспомнила, что она не умеет читать. Хотя ее мягкость и кротость ограничивалась исключительно голосом, вяло подумала я, глядя на ее оживленные и ловкие движения, напряженно прямую спину и длинную, изогнутую, как у лошади, шею. В другой жизни она стала бы, наверное, прекрасной хозяйкой большого дома. Вероятно, лучшей, чем я. Работа в пабе могла закалить характер человека. И уж практически наверняка ее закалила борьба с бедностью. Хорошо хоть, что она уйдет отсюда богаче, чем пришла.
Она велела мне снять распашное платье и рубашку, обнажив руки, а сама подтащила к окну кресло и предложила мне сесть в него. Потом она туго обвязала лентой мое плечо и помассировала руку около локтя.
– Алиса, как ты думаешь, – спросила я, – у него уже появились ресницы?
– Ресницы?
– Как ты думаешь, у младенца уже есть ресницы?
– Какой-то странный вопрос. Трудно сказать сейчас, что именно у него уже есть.
Я кивнула и глянула на вещи, которые она просила меня приготовить для нее: большую чашу, чистую простыню, запас воды, иголку и светлые нитки. Действуя инстинктивно, я на всякий случай закрыла дверь гардеробной на ключ, хотя Ричард и Джеймс сидели внизу с гроссбухом. Взглянув на Алису, я увидела, что она стоит у камина, разглядывая гипсовые фигуры, расставленные по краям каминной полки.
– Это ваши родственники? – спросила она.
– Нет. Prudentia, – по латыни сказала я, показывая поочередно на каждую статую, – и Justitia[18].
– И что они означают?
– Понятия благоразумия и справедливости являются фамильным девизом Шаттлвортов, – пояснила я и, кивнув на фим, спросила: – А где ты раздобыла его?
Она медленно вытерла лезвие подолом фартука, и, наконец незлобиво заметила:
– Вас так интересует, откуда у меня появляются вещи и инструменты?
– На самом деле я рада, что ты не просишь меня доставать что-то особенное. Во-первых, я не знала бы, где их искать. И, во-вторых, могу представить себе физиономию Джеймса, если бы я попросила заказать для меня нечто подобное.
– Кто такой Джеймс?
– Наш управляющий.
– А зачем вам вообще просить его? – спросила она.
– Он ведет хозяйственную бухгалтерскую книгу, куда записываются все наши покупки и все, что мы продаем, будь то пиво с пивоварни, или цыплята с фермы, или выплаты повитухам для госпожи.
– Даже мои?
– Конечно, и твои тоже.
Вена у меня на руке начала пульсировать от скопившейся крови. Алиса попросила меня передать ей миску – красивую латунную чашу с цветочной резьбой, подаренную нам матерью Ричарда – и, поставив ее на комод, поместила над ней мою руку.
– Вы готовы?
Не дождавшись моего ответа, Алиса вонзила свой фим в сгиб моей руки, и я невольно вскрикнула, как ребенок, когда она вытащила острие. Теплая, красная кровь мгновенно хлынула из сделанного ею разреза. Зажав рот ладонью, я не могла, однако, отвести взгляд от этого странного зрелища.
– Что означает благоразумие? – спросила Алиса, удерживая мою руку в нужном положении.
Легкая боль волной прокатилась по всему моему телу.
– А-а… Благоразумие… Благоразумие означает… а много ли крови надо выпустить?
– Чтобы набралась половина этой миски.
– Половина? – Кровь вытекала очень быстро.
– Так что же означает благоразумие? – повторила вопрос Алиса.
– Имеется в виду предусмотрительность и осмотрительность. В общем, осторожность в поступках.
– А справедливость означает свободу?
– Нет, – возразила я, пытаясь не смотреть, как быстро наполняется чаша моей кровью, словно вином из графина. В голове у меня стало пусто, как тогда, в церкви, когда я потеряла сознание.
– Справедливость означает честность и законность. Отсутствие предрассудков.
С обычной ловкостью Алиса защипнула края ранки и проткнула их иголкой. Я отвернулась и лишь морщилась всякий раз, как она делала очередной прокол.
– Я буду выглядеть как подушка, – сказала я, ощущая ее дыхание на своей руке, – ты думаешь, что это мне поможет?
– Кровопускание – это лучший способ, чтобы избавиться от скопления крови, пока у вас нет регул. Правильное кровопускание способствует оздоровлению.
Смыв кровь с моей руки, она прижала к зашитой ранке полотняную прокладку и велела подержать ее. К нам неуклюже подошел Пак, его глаза, казалось, светились любопытством. Сняв прокладку с ранки, я увидела, как из-под наспех сделанного шва просачиваются капельки крови. Пак принюхался и пару раз лизнул ранку, после чего, видимо, решил, что кровь не так вкусна, как ему представлялось.
И мне вдруг сразу вспомнились слова Роджера: «Вот вы, Флитвуд, позволяете своему питомцу проделывать такое?»
Я едва не рассмеялась, вспомнив нелепость его вопроса. Алиса обмотала мою руку льняной лентой и завязала концы, потом довела меня до кровати и велела лежать, пока она будет прибираться. Эта ранка появилась на растянутой раньше руке… я могла уже завести список своих травм, полученных мною с момента нашего с Алисой знакомства, о чем и сказала ей. Она улыбнулась и закрыла занавеси полога.
– Я не почувствовала никаких изменений в организме, – немного полежав, заметила я.
– Заметите через денек-другой, – донесся до меня ее голос и звон стекла, – если же улучшения не будет, мы повторим кровопускание на другой руке. У вас еще есть запасы ивовой коры?
– Да.
Она появилась из-за складок занавеса с льняным свертком размером с мою ладонь и вытащила оттуда какой-то зеленый лист. Оторвав от него маленький краешек, она вручила его мне.
– Пососите его, – велела она, – тогда кровь будет прибывать не так быстро. Такого кусочка вам будет достаточно, только не глотайте… потом его будет надо выплюнуть.
Я лежала, сложив руки на животе, и посасывала кусочек листочка, точно фермерская девчонка жарким летним днем. Казалось, он растаял на моем языке, и на меня снизошло какое-то умиротворение. Я познакомилась с Алисой всего две недели назад, в ее присутствии мои тревоги уменьшались до тлеющих в золе красных угольков, но к вечеру вновь вспыхивали ярким пламенем. Она не могла обещать, что спасет мне жизнь. Более того, она вообще ничего мне не обещала. Однако зная, что она старается помочь мне, я чувствовала себя, вероятно, в большей безопасности, чем за все годы семейной жизни с Ричардом.
– Алиса, а в моем состоянии не вредно продолжать ездить верхом?
Она задумчиво помедлила.
– У меня мало знакомых женщин, у которых есть лошади, но моя мать знала многих, и обычно она разрешала им ездить. А вы часто ездите?
– Ежедневно, – ответила я.
– Тогда нет никаких причин менять привычки, если только вы не свалитесь опять. По мне, так для умелой наездницы езда так же безопасна, как и ходьба.
– Ричард, очевидно, думает, что последний раз в моей потере… я была сама виновата, пуская лошадь галопом и играя с Паком. Он полагает, что женщине так вести себя неприлично. Но, честно говоря, я умерла бы, если мне пришлось бы целыми днями торчать дома, сидя в жестких креслах на вышитых подушках, хотя, по его мнению, это как раз самое безопасное место.
– Возможно, ему просто, как всем мужьям, хочется, чтобы вы оставались в поле его зрения. Пока им самим не захочется, чтобы вы удалились.
Горечь ее тона заставила меня приподнять голову.
– Мне казалось, ты пока не была замужем?
– Я-то и не была, – быстро сказала она и, словно осознав, что проговорилась, добавила: – Ой, я же нашла вашу убежавшую лошадь. И уже отвела ее в конюшню.
От изумления я не нашлась что ответить и просто пристально смотрела на закрытые занавески.
– Вы слышали меня? – позвала она меня из-за полога.
– Да. И где же она оказалась?
– Она паслась на лугу, а один из соседей нашел ее и привел обратно.
– Ты уверена, что это та самая лошадь?
– С белым треугольником на носу? И черным кончиком уха? К сожалению, пропали седло и уздечка… может, она сбросила седло и прочее.
Я подумала, что, вероятнее, амуницию просто украли, принимая во внимание то, что мне еще не приходилось слышать про лошадь, умудрившуюся самостоятельно избавиться от седла, уздечки со всеми закрепленными удилами и поводьями. Но я не успела высказать свое мнение, поскольку меня испугал какой-то шум за дверью.
– Флитвуд? Почему дверь заперта? – послышался голос Ричарда.
Я откинула занавесы полога, увидев, что Алиса уже несет мне платье, и я быстро надела его, чтобы скрыть ранку.
– Флитвуд?
Ричард с нетерпением стучал в дверь и, едва я открыла ее, тут же вошел в комнату.
– Почему вы заперли дверь? – опять спросил он, взглянув на Алису.
Она беспомощно взглянула на меня, а я, перепугавшись, быстро посмотрела на комод, где недавно лежали все ее вещи, но теперь его опустевшая поверхность, как обычно, поблескивала чистотой.
– Ричард, поймите, мы не хотим, чтобы нам мешали, пока Алиса проводит оздоровительные процедуры.
Я попыталась успокоить его, но он по-прежнему пристально смотрел на Алису.
– И что же это за процедуры?
Мои мысли судорожно метались в поисках приемлемого ответа.
– Разные женские упражнения.
Молчание его длилось, наверное, пять ужасно долгих мгновений, Алиса не поднимала глаз от пола. Куда же она быстро все убрала? Я бросила взгляд в дальний угол и в сторону камина, но нигде не обнаружила и следа чаши с кровью.
– Прекрасно, – наконец изрек Ричард, – в гостиной ждет Роджер, ему хочется повидать вас. Он привез с собой… кое-кого.
– Кого же?
Со времени ужина у Роджера в наших отношениях чувствовалось охлаждение, хотя я не понимала причины этого. Подумала только, не вызвала ли я его недовольство, задавая слишком много вопросов?
– Вскоре узнаете. – Он развернулся на каблуках, но перед этим обвел комнату изучающим взглядом. – Вам не кажется, что здесь как-то странно пахнет?
Его взгляд задержался на Алисе, но потом он удалился, плотно закрыв за собой дверь.
– Он имел в виду запах крови. Я тоже еще ощущаю его, – пояснила я Алисе, но ее лицо хранило непроницаемое спокойствие.
Ее настроение бывало весьма изменчивым, как облака, проносящиеся по ясному небу в солнечный день. В этом смысле они с Ричардом были похожи.
– Ты ведь подождешь здесь, пока я схожу поздороваться с нашим гостем? – спросила я.
Спускаясь на первый этаж, я размышляла о странном общении, только что произошедшем в нашей спальне. Ричард вел себя так, словно считал присутствие Алисы неудобным, даже возмутительным. Мне вспомнилась их первая встреча, когда он смеялся и шутил с ней. Но Ричард, как любой мужчина, любил пофлиртовать, а также любил, когда ему подчинялись, и его, несомненно, глубоко задела молчаливая укоризна во взгляде Алисы, когда он предложил ей отвести мою лошадь в конюшню. В разговорах с ним наши служанки смущались и робко краснели, но Алиса вела себя независимо. Ладно, ведь он уже однажды выбрал мне компаньонку сам, а теперь настала моя очередь. Все мысли о муже и повитухе, однако, испарились, когда я завернула на финальный пролет винтовой лестницы и увидела в прихожей двух гостей: величественного и крупного Роджера Ноуэлла и тонкую, как тростинку, бледнолицую Дженнет Дивайс.
– Роджер. Дженнет. – Я попыталась хоть отчасти скрыть изумление. – Какой приятный сюрприз.
Дженнет даже не взглянула на меня, она во все глаза разглядывала интерьер прихожей – дубовые балясины перил, портреты, висевшие на стенах в полумраке лестничного колодца. Ее наряд состоял из того же старого платья и накрахмаленного белого чепца, отчего ее лицо выглядело еще бледнее. Не вымолвив ни слова, она прошла к венецианскому окну в глубине дома. Я удивленно взглянула на Роджера.
– Вы приехали по делам к Ричарду?
– Да, он ждет меня в зале. А вас я хотел попросить: не сочтете ли вы возможным показать Дженнет Готорп-холл, пока мы с Ричардом будем обсуждать дела? Она никогда не видела такого роскошного особняка, и прогулка по нему доставит ей огромное удовольствие.
Я коснулась проколотой фимом руки, ранка под повязкой начала почесываться. Подумав об оставшейся в моей спальне Алисе, я взглянула на хрупкий силуэт Дженнет, маячивший у окна. Не дожидаясь ответа, Роджер подмигнул мне с отеческим видом и удалился в коридор, лишь гулкое эхо еще разносило звуки шагов его начищенных до блеска башмаков по каменному полу. Подавив волнение, я направилась туда, где стояла девочка.
– Там виднеются холмы Пендла, – сказала я, показав на маячивший вдали зеленый массив, – а здесь у нас протекает река Колдер. Иногда мы видим, как из воды выпрыгивают лососи, поднимаясь вверх по течению.
Ее лицо с тонкими чертами выглядело довольно приятным. Аккуратный вздернутый носик покрывали веснушки, глаза скрывались под длинными темными ресницами.
– Какие покои тебе хотелось бы посмотреть?
Она пожала плечами и произнесла с резким шотландским акцентом:
– А сколько их тут у вас?
– М-да, понимаешь, я как-то никогда не задумывалась об этом. Не знаю. Возможно, мы сумеем подсчитать их? Хотя на людской половине находится еще много помещений для слуг, но, я полагаю, что нам не стоит беспокоить их. А сколько комнат в вашем доме?
– Одна. – Она пристально посмотрела на меня.
– О-о, понятно. Тогда давай пройдемся по дому.
Я показала ей первый этаж – столовую, кладовую, рабочие служебные помещения, в том числе и кабинет. В большом зале я обратила ее внимание на верхний балкон, пояснив, что иногда по особым случаям там располагаются менестрели и актеры, они поют и играют, а мы смотрим на них снизу. Дженнет осматривала комнаты в основном молча, изредка спрашивая, кто изображен на портретах или стенных панно. Русалки и прочие мифологические персонажи в столовой, казалось, очаровали ее, как и начищенные до блеска мечи и доспехи, и она, заложив руки за спину, внимательно разглядывала каждый экспонат, словно миниатюрная копия Роджера. Потом мы вышли из дома, чтобы осмотреть служебные дворовые постройки: большой амбар, один из самых больших в нашем графстве, как я сообщила ей, и конюшню, и подсобные фермерские помещения. Естественно, когда мы проходили по двору и зашли в конюшню, конюхи и их подручные приветливо склонили головы и пожелали нам доброго дня, а я заметила серую кобылу с белым треугольником на носу, она лениво жевала сено в своем стойле.
– Тебе нравится жить в Рид-холле? – спросила я, когда мы вернулись в дом.
Дженнет захотелось посмотреть верхние этажи, и после краткого колебания я согласилась.
– Он не такой большой, как ваш дом, – ответила она, опять пожав плечами.
– Но Роджер и Кэтрин прекрасно обустроили его. Не сомневаюсь, что они хорошо заботятся о тебе.
Я подумала, мог ли Роджер по-разному относиться к ней и к своим домочадцам, взяв на себя ответственность за одного человека и отстранившись от нужд остальных.
Дженнет развернулась на ступеньке и взглянула на меня.
– А можно я буду лучше жить здесь? – спросила она.
Одной рукой она держалась за перила с видом маленькой придворной дамы. Я открыла рот, но так ничего и не сказала, онемев от такой прямоты.
– Боюсь, это невозможно, – наконец ответила я, – ведь ты гостишь в доме Роджера.
Ее напряженный взгляд был не по-детски задумчивым, и у меня возникло странное ощущение, будто я ошиблась с ответом и позднее пожалею об этом. Опять отвернувшись от меня, она продолжила подниматься по лестнице в верхние покои дома. По ее просьбе я в некотором смущении показала ей пустые гостевые спальни, где никто никогда не спал.
– Нас часто навещает моя мать, – солгала я, – и родственники Ричарда из Йоркшира. У него много братьев и сестер, а у меня никого нет.
Мы уже вернулись на лестницу.
– А кто это? – Она показала на семейный портрет из Бартона.
– Моя мать и я.
– Почему у вас на руке какая-то птица?
– Это моя любимая ласточка, Сэмюель. Он прожил не слишком долго. Я держала его в клетке в моей комнате.
