Луна и Солнце Лис Вероника

Глава 8

Избушка колдуньи

Снаружи изба казалась крохотной, но внутри было достаточно просторно. Больше всего места занимала печь. На неё разноцветными красками было изображено лесное зверьё. Зайцы и ежи заняли место на мягкой травке, возле подпечья, где лежали берёзовые дровишки. Пара белок выглядывала из дупла нарисованного дуба. Ветки рябины, как живые, тянулись вверх по трубе – на них уселись синицы, жаворонки и соловей. На пихтовых ветвях спали совы, а по стволу лазали бурундуки. Олень и оленята резвились на лугу. Они разместились под длинной лежанкой. Чуть дальше была нарисована берлога, в которой уютно спала медведица со своими малышами. Смотрелась печная картина так, словно вот-вот звери начнут двигаться – моргать скакать, ползти – и зарычат, и забурчат, и убегут прочь из побелённой печи. Но рисунок оставался неподвижен. За печкой, дожидаясь своего часа, стояли ухват, кочерга и лопата. Печь была растоплена приятно трещавшими дровами.

Лежанка была покрыта периной толщиной в пять пядей. Поместились на ней тринадцать пуховых подушек; одеяло, сшитое из заплаток, свисало с лежанки и почти доставало до дощатого пола. Меж досок были большие щели. От холода, шедшего из-под полу, спасали плетёные коврики. Они были повсюду и лежали друг на друге, как слоёный пирог. Над печью висели сушёные лапки лягушек, змеи, рыбьи головы, грибы и различные травы. От трав в избе стоял приятный аромат мелиссы, ромашки и душицы, но он лишь на мгновение перебивал зловоние, исходившее от большого чана в середине избы. Этот пузатый чан опирался на три ножки железной подставки; ножки, похожие на паучьи лапки, прятались в кругу, выложенном из белого камня, в котором был разведён огонь. Свет, исходивший от огня, тускло освещал избу. С потолка на цепи выше чана свисала круглая дощечка с баночками и пузырьками, их содержимое светилось и переливалось радугой. Чан был до красна раскалён, в нём что-то бурлило, кипело и пахло. Напротив печи, у стены встали впритык стол и стул. Над столом была полочка, заставленная множеством банок с засоленными бычьими глазами, языками, куриными лапами и мышиными хвостами. Выше висели два шкафчика, на дверках вместо ручек были прибиты свиные копытца. В избе было одно еле заметное окно, под которым стояла широкая лавка, покрытая волчьим мехом. А в углу стояла высокая, закрытая корзина – в ней крутился и извивался клубок змей. Скользя и шипя, пытались они найти выход из плетёной корзины, и только маленьким ужикам удавалось покинуть тесное жилище. По углам висела паутина – множество паучков старательно доплетали свои узорчатые ловушки. Чернющий, мохнатый, размером с небольшого поросёнка паучище свисал с угла возле печи, но не на него обратила внимание Катерина, а на крючок из ржавого гвоздя, на котором тосковала мужская одежда, да три пары стоптанных сапог одиноко стояли под слоем пыли. Девице казалось, что она уже раньше видела эти вещи. Думала Катерина, думала, чьи это могли бы быть вещички, да и решила спросить старуху, повернувшись к двери со словами:

«Бабуля, а чья же это…?» – но старуха уже давным-давно посиживала на табурете возле чана и пробовала мерзко тянущийся зелёный отвар. Ягишна обдувала деревянную ложку и кончиком языка касалась пренеприятнейшей жижи. Поводив языком по оставшимся зубам и проглотив чудесный суп, она прищурила и без того маленькие глазки, скривила челюсть и подскочила с табурета, словно молодуха, да тотчас оказалась у шкафчика с копытцами. Дверца открылась по взмаху руки – сотни банок кружились перед её носом, пока не нашлась та самая.

– Вяленый воробей! Что ещё нужно для дивного отвара? – сказала еле слышно колдунья, открывая банку с птичками. Держа воробья за тоненькую лапку, Ягишна осторожно окунула его в чан – забурлило, задымилось, и в один миг исчез зловонный запах, а цвет отвара стал молочным. Весь он был точно как манная каша, которую так любила отведать Катерина с утра. Колдунья попробовала ещё пару ложечек, и её лицо расплылось от щедрой беззубой улыбки: ведь отвар получился не только волшебным, но и вкусным. Разливая отвар по чашкам, старуха приглашала Катерину поужинать:

– Что встала колом? Шевели тощими ногами, вон и табурет есть! – качнула головой в сторону стола Ягишна.

После долгой, томной дороги Катерина была бы рада и сухарю, да вот только стол, за который звала колдунья, гнал весь аппетит прочь. Деревянный стол с разными ножками, был беспощадно захвачен банками, склянками и горой грязных горшков, вставших аж до потолка. Из заварника и двух кружек торчала цветущая плесень. Ножи и маленький топорик пронзили край стола насквозь, а разделочная доска заняла оставшееся место. Над валявшимися на ней рыбьими кишками да куриными гребешками уже не первый день кружили мухи и тараканы. Смотреть на этот срам не было сил, но девица не хотела злить колдунью и прежде, чем сесть за стол, решила схитрить:

– Бабушка, а давай я сначала избу приберу, – не дождавшись ответа, Катерина взяла метёлку и давай тихонько мести.

– Да откуда ж у тощей девки силы, ты хоть ложку хлебни! – вырвала старуха метлу из рук девицы.

– А вот есть силушка у меня, такая, что я и коврики все выхлопаю, полы перемою, паутину всюду сниму да со стола все крошечки смету, – говорила она, вынимая из цепких рук старухи метелку обратно в своё распоряжение.

Бросила Ягишна метлу, скривила лицо, закрыла уши и давай по избе мельтешить, приговаривая:

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу… В ушах звенит от твоего протии-и-и-ивного голоса, всё болтаешь и болтаешь, бабушку утомила, а ещё ни одного горшка не помыла! Ну уж нет, тощая кобыла, сдохну ещё тут с тобой! – ворчала старая и хромая и с вытянутыми руками шла прямо на Катерину. Та шаг назад – колдунья два вперёд. Упёрлась девица к печи и уже было хотела умолять колдунью не превращать её в лягушку… ну, или в мышку, как та только лишь закрыла ладонями молоденькое личико. Сквозь пальцы рук Катерина видела яркие тёплые лучи света, а вокруг такая приятная и чуть пугающая глухота охватила красавицу – казалось ей, что на мгновенье она уснула и провалилась в пустоту, но стоило старухе убрать ледяные ладони с пылающего румянцем лица, как девица пришла в себя и от удивления раскрыла рот: чистота и порядок, в избе всё блестело. Ни осталось ни пылинки, ни соринки, ни паутинки, всё встало на свои места, аромат весенних цветов кружил в воздухе, а изба заиграла яркими красками. Лишь серые лохмотья старухи и грязно-рыжий лисий мех, окутавший её плечи и горб, бросались в глаза. Табуреты и стол стояли, как новенькие. Стол ломился от множества различных вкусностей и диковинок.

Чего на нём только не уместилось: сало копчёное да соленое, холодец и огурец, котлеты и вареники, курочка и уточка, пряники медовые, пироги печёные, тыквенная каша, гуляш из зайца, рыбные закуски, чарочка с вином, чаша с киселём, яблоки мочёные, с ягодой пирог, калачи, баранки, леденцы и петушки – всё так прямо от души! Катерина не могла поверить, что всё это волшебство происходило на её глазах, – она радовалась как дитя, в то время как старухе не терпелось набить брюхо. Подойдя к девице, колдунья схватила её за золотую косу и потянула к столу:

– Хочешь курочку? – крутила она зажаренным цыплёнком перед носом Катерины.

– Хочу бабуля, хочу. Только косу отпусти! – пищала от боли красавица.

– Ух ты, ну ты! – взглянула Ягишна на свою закорючку. – Ручища непослушная, падла, что хочет, то и творит! – разжимала старуха другой рукой один за одним пальцы на крепко схваченной косе.

Туго заплетённая коса потеряла весь свой вид, и Катерина решила распустить кудри. Расплетая косу, она смотрела, как колдунья отбирает из закусок и горячего лишь мясо и жадно, не успев сесть за стол, отрывает беззубой челюстью немаленькие кусочки. Катерина только сейчас начала понимать, у кого она в гостях. Сможет ли она покинуть столь «добродушную» хозяйку – ведь та столько лет провела в одиночестве в лесу, а тут «развлечение» само пришло, само в избу зашло и само сейчас за стол сядет с колдуньей… или колдуньей-людоедкой?! Ведь что это за одежда томилась на крючке? Где эти гости, и не из их ли костей собраны ворота, что охраняет Асмодий?!

– Что уставилась на пол? – крикнула старуха, и все мысли улетели прочь. – Уж третий раз спрашиваю, а ты как пришибленная сидишь! Кушай, а то уж побелела с голоду! – старуха доставала ногтем кусочки утки, застрявшие у неё между клыком и резцом.

Катерина отодвинула табурет, только садиться начала и ноженьки свои под стол ставить, как чувствует: зашевелился пол под ногами! Визг, писк – и из-под стола стрелой улетел за печь большой чёрный волосатый клубок. Вскочила красавица, а старуха ей, доедая вторую уточку, машет косточкой да и говорит:

– Садись, садись. Ешь. Ничего особого…

– Ничего особого?! Да за такое извиняться положено! А если сама неграмотная, других учить не берись! – заявил голос за печью.

– Ой, извините! – смущённо говорила красавица. – Я не знала, что домовые под столом любят спать. Мне так жаль, что я наступила на вас. Если бы вы вышли… – хитрила она от нетерпения увидеть домового, о котором ей в детстве рассказывала матушка.

– Да какой же это домовой? – злилась, жуя утку, старуха. – Это ж хулиган! – Ягишна кинула кость в сторону печи, но скосила. – Все грибы мне потоптал, сорняки пообломал! А ну кыш! – снова замахнулась костью колдунья и попала прямо за печь. За печкой раздался хруст. – Ты посмотри-ка! Эта скотина всё жрёт! – возмущалась Ягишна.

– Я попросил бы вас, – начал голос за печью, – не оскорблять меня в присутствии нашей гостьи! Заранее мерси! – в тёмном углу печи что-то зашевелилось, и чем ближе оно подходило, тем яснее становился силуэт: большое волосатое туловище, длинный пушистый хвост, острые ушки с торчащими кисточками, густые усы и жёлтые, горящее, точно пламя, глаза. На своих мягких лапах с розовыми подушечками он подобрался к столу, сел напротив Катерины и не отрываясь смотрел на нее огненными глазищами.

– Кыс-кыс-кыс-с-с-с-с! – манила Катерина кота кусочком рыбки.

Кот удивлённо посмотрел на Ягишну, затем на Катерину, поднялся на задние лапы и заговорил:

– Бонжур! – кланялся кот, прижав лапу к белой шёрстке на груди. – Илья Давыдович, для друзей Иль – очень приятно познакомиться!.

Кот протянул большую пушистую лапу, надеясь на ответное приветствие. Девица плюхнулась на табурет, приговаривая:

– Го-во-рит… Этот огромный кот говорит! – замерла она от удивления.

– Я и спеть могу – про любовь! – предложил кот. Он так мягко тянул слова, что хотелась слушать и слушать, но только не колдунье:

– Да сколько же можно, не смей и начинать свои песни! – приказала старуха. – Все коты как коты, а этот молчит, лишь когда жрёт и спит! – фыркала она на него.

– Фи фи фи! Постыдилась бы! – отмахивался кот от старухи да всё крутился вокруг Катерины. – К нам в гости редко кто заходит, а тут такая красавица! – обаятельный кот подмигнул девице. – А я тебе давно говорил: наведи порядок, наведи – гляди кто на чай придёт. А то, бывало, заглянет к нам кикимора болотная, расчихается от пыли и уйдёт с краснющими глазами. Или леший заскочит – споткнётся в потёмках о горшок какой и похромает домой с шишкой на лбу. А она мне всё «Не твоё собачье дело!». А я не пёс, я кот! И, между прочим, породистый! – поднял он острющий коготь вверх.

– И какой же ты породы? – рассмеялась старуха. – Блохастая скотина? Нет-нет, знаю: вечножрущая кошатина! – закатывалась от смеха она, аж табурет трещал.

– С меня довольно! – заявил кот, встав вновь на четыре лапы. – Доброго вечера, мадемуазель! – кинул он воздушный поцелуй в сторону девицы. – И вам доброго вечера, – склонил он голову к Ягишне, – старая карга!

И с этими словами кот выскочил в оконце. Правда, немного застрял, но всё же выскочил.

Глава 9

Баня

Эта ночь тянулась без конца. Катерина убрала со стола, и колдунья позвала девицу попариться в баню, стоявшую на заднем дворе.

«Дорожку к бане метёлка тщательно мела, топор рубил дрова, и каждое полено спешило прямо в печь. А та им дверку открывает, на огонёк всех приглашает, да воду вмиг подогревает. Ковши таскают воду в таз, мочалки ждут работы, и веники, стоявши в ряд, запариться готовы. На полках разные масла: для головы, для ног, лица. Отвары из ромашки, крапивы, василька. Пар, жар – готова баня! Зашли быстрей в парилку – и на лежанку с сеном. Ковш поддаёт парку, пихтовый веник на ходу: он хлещет, парит, обжигает, старухе спину разминает, а таз с головы до пят водой холодной обливает. Мочалка шоркает девицу, масла по волосам стекают, а те струятся, золотятся да локон к локону ложатся. Отваром личико умоет – и гуще кажутся ресницы, и ярче губы и глаза, и свежестью полна она. Попарились, помылись, в предбанник вышли – за столом для старенькой колдуньи чарка с медовухой, свиные уши с языком, а для младой девицы – морсик из ирги, малины и черники чашка, да пряные коржи».

В предбаннике Ягишна сняла с полки крохотную баночку, в которой виднелась тёмная мазь. Подцепив её чуть-чуть пальцем, старуха намазала бородавку на носу – и та, лопнув, исчезла. А Катерина, надевая сорочку, с ужасом посматривала на Ягишну: левая нога колдуньи была сплошная кость, обтянутая тонкой кожей. Обвисшая до колен грудь мешала ей двигаться, выступающий горб был весь усеян бородавками, а мочки ушей свисали под тяжестью золотых серёжек с крупным янтарём. Колдунья постоянно прикасалась к ушам трясущейся рукой, боясь потерять это украшение, которое, как было видно, дорого ей. При всём этом пугающем и отталкивающем виде глаза колдуньи пленительно притягивали – они были чисто-небесного цвета, веки окружали бесконечные морщинки, и даже осталось несколько ресничек, но не в этом интерес. Доброта, которая наполняла глаза колдуньи, была беспредельной – ею можно было окутать всех обиженных и несчастных людей на свете. Когда она прищуривалась, глаза наполнялись сочувствием, а когда опускала вниз, за ними скрывалось одиночество. Смотрела на девицу – и её лицо было хмурым и злым, она всё время ворчала на красавицу, да вот только глаза выдавали её с потрохами: блестевшие и радостные, они ловили каждое внимание со стороны девицы. Старухе было безумно приятно хоть словом обмолвиться с живым человеком, который не страшится её, с тем, кто не бежит от неё, крича вслед: «Сгинь, нечистая!» Душа, прятавшаяся за этим бренным телом, отличалась кротостью и добротой. Не всегда то, что мы видим снаружи, выглядит так же внутри – нужно уметь находить благодушие за скверным лицом.

– С лёгким паром, бабушка! – говорила девица, пододвигая к себе чашку с малиной.

– И тебя с лёгким паром, девчонка! – пододвигала колдунья к себе чашку с ушами.

– Моё имя Катерина, матушка Катенькой зовет, батюшка дочкой любимой, а… – не успела рассказать красавица как её сестрицы величают, ведь её перебила колдунья:

– Чё надо-то!? Ка-те-ри-и-и-ина? – хрустела Ягишна свиными ушами. Рассказала ей всё девица, а старуха ей и отвечает, прищурившись: – И с чего это я тебе помощь оказывать буду, а? С каких это мухоморов?

– У меня золото есть… – и она начала искать свой мешочек с украшениями.

– На какой чёрт мне твоё золото! У меня под лавкой сундук – там столько золота! О! А камней, а жемчуга – у князя киевского столько не сыщешь! – махала руками Ягишна. – Забирай свой мешочек и топай подальше от моей избы! – сказала старуха и залпом выпила чарку с медовухой.

Катерину охватила безнадёжность. Она не представляла, что делать дальше, куда идти, у кого просить помощи, где искать любимого и как избавиться от купца проклятого. Отчаянье подступало комком к горлу и вырвалось из него громким рёвом. Катерина рыдала с такой силой, что у колдуньи закладывало уши, а «старое» сердце не в силах было выдержать слезы молодой красавицы.

– Ну хватит! Ну-ну, прекращай, – пыталась остановить её старуха. – Подумаешь: лысый купец! – успокаивала она её, а Катерина ещё пуще реветь.

– Ну хорошо, – еле слышно пробурчала старуха. – Хорошо, хорошо. Я помогу тебе.

– Бабушка! – воскликнула Катерина, бросившись обнимать колдунью.

– Ну вот, опять «бабушка»! Ой, всё! Всё! – отпихнула она красавицу от себя. – Ещё запахну, как ты. Золото давай! – тянула она руку.

Катерина вручила Ягишне мешочек, и та, сложив ногу на ногу, начала проверять на зуб золотые украшения.

В избе для Катерины была застелена широкая лавка с волчьей шкурой. Девица плюхнулась на подушку и расплылась – ей было так уютно и спокойно, что сон не заставил себя долго ждать.

Катерина оказалась на тропе – она стояла босая, в одной сорочке. Оглянувшись, ринулась бежать в сторону скал, спасаясь от стаи волков. Но, забежав в пещеру, девица попала в тупик – стая окружила её, и вышел здоровенный белый волк. Он приближался к ней – красавица оступилась и провалилась в пропасть. Падая, она смотрела на волчью морду, которая шептала: «Ты теперь моя…»

Катерина проснулась в холодном поту – этот сон она видела впервые, и он был как будто наяву. От ужаса её сердце ещё долго колотилось. Успокоив себя, что это лишь сновидение, она потянулась и взглянула в оконце: на улице было светло, и не какое-нибудь там ранее утро, а уже за полдень. Никогда не валявшись в кровати до обеда, красавица вскочила и давай бегом одеваться да заплетаться. И вдруг она, расчёсывая волосы, поняла, что единственная проснулась в этом доме: кот, вернувшийся под утро, растянулся на полу, он мило шевелил усами и мурлыкал, а колдунья храпела на печи, вся заваленная подушками, из-под которых виднелся лишь нос. У девицы и капли сна в глазу не было, потому-то она и решила выйти из избы – погреться на солнышке. Она шла на цыпочках мимо кота, когда тот махал хвостом туда- сюда, туда-сюда, – вот и попал хвост под пятку крадущейся красавицы.

– Мяу!!! – вопя, подскочил кот. – Сколько же можно? Я что, похож на ковёр? Я полностью недоволен вашим отношением к моей персоне, мадемуазель! Вы наступаете и наступаете на меня!

– Спросонья и не заметила. Прости меня, Иль! – говорила Катерина, а сама гладила кота по спинке да шейку ему почёсывала.

– Извинения приняты… Мяу… мур… мяу… Чудесный день! – кот перевернулся на спину и от удовольствия шевелил лапами, то выпуская, то пряча когти.

– Да, чудесный… – соглашалась девица. – Я бы не отказалась от кружки киселя.

– Кисель? И я не прочь! – воскликнул кот и, поднявшись, хлопнул в лапы, приговаривая: – А ну-ка, скатерть на столе, – та, что в узорах, серебре, накрой на этот стол кисель, ватрушки, печенье, завитушки!

Стол задрожал, скатерть поднялась и, чуть повисев в воздухе, плюхнулась обратно с киселём и сладостями. Кот разлил кисель по кружкам, пододвинул к себе завитушки, залив их сметаной да земляничным вареньем и кушанье началось.

– Как вам спалось? – спрашивал кот.

– Так поздно я ещё не просыпалась, – призналась девица.

– Ха! Это мы ещё рано встали! – с усмешкой говорил Иль, лакая кисель из кружки, а Катерина ватрушку жевала да смотрела всё на сапоги – те самые, которые она заметила, впервые войдя в избу.

– Здесь живёт кто-то ещё? – спросила красавица, состроив удивлённые глазки.

– Вы про змей? – чавкал кот, не в силах оторваться от завитушек со сметаной.

– Нет, не про змей. Эти сапоги и одежда. Чьи они? – указала Катерина в тёмный угол у печи.

– А-а-а-а… Сапоги! – вытер кот сметану с усов. – Это же преинтереснейшая история, мадемуазель! Итак, – начал он рассказ, – Одной осенней, холодной ночью к нам в избу забрели три мужика. Как они прошли мимо Асмодия, я до сих пор не понимаю. Ну, да ладно… Они так замёрзли, что решили погреться у печи. В это время мы с Ягишной возвращались с «лесного совета» немного подшофе – кот почесал горло. – Зайдя в избу, мы были крайне удивлены. Но когда мужики увидели Ягишну – она и так-то не красавица, а тут ещё и подшофе… – кот вновь почесал горло, – они крестики-то из-под рубах повытаскивали, на Ягишну направляют, молятся, что-то непонятное лепечут, крестятся, а тут я ещё подхожу к ним и говорю: «Тише, тише мужики…» Один в обморок, другой в окно щемится, а третий на месте замер. Ягишна разозлилась как никогда да и съела их, – закончил кот, наливая вторую кружку киселя.

– Съела? – прошептала девица. В голове у неё вмиг нарисовалась картина, как старуха расчленяет трёх мужиков, чтобы те в печь поместились, а затем обгладывает сильные мужские запечённые руки. У Катерины закружилась голова, а глиняная кружка выпала из рук, разбившись об пол.

– Да живы, живы они! Пошутил я, – признался кот, находясь сам не в восторге от своей шутки. – Она превратила их в бурундуков, – показал кот на печную картину. – Все животные на рисунке заколдованы, – кот перешёл на шёпот и пододвинулся к девице поближе. – Они заколдованы, ведь им нельзя…

– Сколько можно греметь! – раздался недовольный голос колдуньи. – Вот это мухоморы! А! Рань-то какая! Ну, вы совсем обнаглели – разбудили, а у меня и косточки отдохнуть не успели! – слезала она с лежанки. Почёсывая спину, старуха подошла к печи и подкинула в неё пару дровишек. Накинула шаль на горб да похромала к столу:

– Брысь! – не очень вежливо попросила она кота уступить ей место.

– Конечно, конечно, – кот слез с табурета и пошёл до печки, ворча себе под нос: «Как не уступить место столь пожилой даме, тем более я уже попил чай в более приятной компании!»

Он свернулся калачиком у дровишек и уснул. Ягишна, сидя за столом, стукнула пальцем по скатерти – и та без всяких просьб накрыла кружку молока.

– Добрый день! – поприветствовала девица колдунью.

– И тебе доброго дня! – ехидно улыбалась старуха. Она взяла печенюшку, макнула её в молоко и, причмокивая, стала кусать. В избе стояла тишина – был слышен лишь хруст печенек. Вот корзинка со сладостями опустела, и колдунья решила поболтать: – Что замолчала-то? Рассказывай, что ты там хотела?

– Вы согласились помочь, и я благодарна вам, – Катерина склонила голову перед колдуньей.

– Ну и? – закатила глаза старуха.

– Я хочу, чтобы купец отказался от меня, чтобы он исчез из моей жизни на веки веков. А мой родной, милый в скором времени вернулся домой живым и невредимым, а потом и свадьба, и дом свой, и… – замечталась девица.

– Не жирно ли будет? – колдунья щёлкнула пальцами, и со стола всё исчезло. – Итак, раз вы меня уже разбудили и «лесного совета» сегодня не предвидится, – зевала она. – И к тому же я сдуру обещала помочь, – сказала еле слышно старуха, как будто ругая себя за оказанную доброту. – Начнём с лысого! – колдунья вновь щёлкнула пальцами, и на столе появились кусочек бумаги и уголёк. Послюнив уголёк, она спросила: – Что нам известно о купце? Ну, кроме того, что у него плешь? – посмеивалась она.

– Он богат… – вспоминала, прищурившись, девица. Колдунья тут же нарисовала на бумаге монетку. – Разодет весь, – колдунья нарисовала петуха. – Да и вообще он маменькин сынушка. Если бы матушка его не скончалась, он бы и не подумал жениться, – и тут Катерина подскочила с табурета с выпученными глазами. – Конечно же! Матушка! Его матушка! Только её и слушал.

– Чего? – не понимала ни слова колдунья.

– Он слушал только матушку свою! Бабушка, вызови умершую матушку его, и я попрошу её. Я попрошу, чтобы пришла во сне к сыну своему да и отговорила брать меня в жёны, – ведь любить ни в жизнь ни буду его! Она поймёт…

– Я не вызываю умерших матушек! – недовольно говорила Ягишна. – Что за чушь! – от негодования старуха смяла кусочек бумаги, который сгорел у неё на ладони, а уголёк раздавила пальцами до крупинок, которые поднялись к потолку и превратились в пауков.

– Как же быть? – спрашивала девица с глазами, полными надежд. Старуха чуть помолчала, подумала и заговорила:

– Царство мёртвых. Мы можем найти её там. Это всё, что я могу.

– Так… – загорелась девица. – И как туда попасть?

– Съесть блин, – спокойно отвечала колдунья.

– Ха! Блин? – усмехнулась Катерина и ринулась к печи. – Я сейчас приготовлю, и мы…

– Не кипи! – крикнула колдунья, и девица, замолчав, села обратно за стол. – Это не простые блины, что матушка твоя готовит, – продолжала Ягишна. – Каждый ингредиент особенный: Сердце ядовитой жабы Авы, яйца гадюки, молоко лисицы, порошок из коры «Ходячего дуба»… Все эти ингредиенты я могу собрать сама, но есть один, он бесценен. Слеза утопленницы – её добыть я не в силах.

– Слеза утопленницы… Хм… – задумалась Катерина.

– Слёзы утопленницы обладают мощнейшей, страшной силой. Добыть их практически невозможно, и это даже хорошо, – рассказывала Ягишна. – Ведь стоит им попасть не в те руки – и случится непоправимая беда… – старуха задумалась и долго смотрела в одну точку, пока девица не расстроила тишину:

– И как же выманить утопленницу со дна, а ещё и заставить всплакнуть? – спрашивала она, находясь в недоумении.

– Это очень опасно. Ты не справишься одна, – качала головой старуха, уставившись на спящего Иля. – Придётся взять с собой кота – это лучше, чем ничего. Тем более он знает дорогу в Западный лес. Чтобы выманить утопленницу, тебе нужно будет спеть. Песню я напою тебе перед дорогой и расскажу, как слезу собрать. Вы отправитесь на закате, а я сейчас пойду искать «Ходячий дуб». Он такой старый – ну просто дуб дубом, – что не помнит, откуда и куда идёт. Искать его придётся ни один день. Чёртов дуб! – ругаясь, колдунья начала собираться в поход. – Но к закату вернусь – проводить вас, – а ты пока спать ложись… Ложись, ложись! – Ягишна взяла девицу под ручку и повела к лавке.

Катерина проснулась от жуткого холода. Дверь в избе была нараспашку – она скрипела от качавшего её ветра. Поднявшись и зевая, девица пошла к двери. Встав на порожек, она смотрела, как багровый закат ласкает голубые ели и как холодный ветер жадно срывает с берёз зеленеющие листья.

– Пора в путь, – сказала сама себе девица. И тут огромная жаба начала издавать звуки, похожие на рычание. Ворота открылись пришедшей колдуньей:

– Цыц! – скомандовала она мерзкой жабе и пританцовывая, с улыбкой на лице пошла к избе. – А дуб-то я нашла! – хвасталась старуха Катерине. – Коры сорвала немного: он хоть и старый, а всё равно всё чует. Как начал махать ветвями – чуть в лоб мне не заехал! – она достала зеркальце, чтобы убедиться, что с лицом действительно всё в порядке и что чересчур подвижное дерево не оставило кровавых ран на её шикарном носу. Оторвав от себя взгляд, старуха с некой завистью посмотрела на красавицу:

– Вот это мухоморы! Да ты ещё и не одета! Напяливай сарафан да топайте живей!

Они зашли в избу. Девица начала собираться, а Ягишна зло зашептала:

– Ну и ну! Сказала же: на закате! – колдунья неслышно шевелила губами и яростно смотрела на спящего кота. Над ним появилась маленькая грозовая тучка, которая пролилась на него дождём. Кот, как будто бы привыкший к такому пробуждению, спокойно встал, потянулся, безразлично посмотрел на старуху и вальяжно пошёл к чашке со сметаной. Ягишна фыркнула в сторону кота, а затем начала рассказывать Катерине, как вести себя, подходя к озеру, какую песню спеть и что нельзя утерять слезу, а ещё страшнее – отдать её бог знает кому. Старуха вручила девице пузырёк на верёвочке из прочнейшего стекла и маленький нож – на всякий случай. Запомнив всё и собравшись, Катерина и Иль сквозь ветер и ночь отправились в Западный лес – к озеру и к утопленницам.

Глава 10

Светло Озеро

Указатель с надписью «Светло Озеро» смотрел в сторону Западного леса. Вид на предстоящую дорогу открывался наипрекраснейший. Стоило пройти самую малость по мягкой тропе, как вдоль неё появились опята, подберёзовики, лисички, маслята, сыроежки и ни одного мухомора. На пышных зелёных кустах висели грозди кроваво-красной кислицы, малины, чёрной смородины. На кусту повыше цвела черёмуха. Ах, как она пахла! А кругом яблони полны наливными плодами – жёлтые, красные, зелёные яблочки падают с веток и катятся прямо под ноги. Возле пня растёт земляника, вот-вот лопнет – такая спелая, да размером с кулак! Кругом кедровый орех – лежит под каждым деревом высокой горой, и без скорлупки. С берёз сок течёт, а с сосны – мёд диких пчёл. Всё так и манит! У девицы разбегались глаза, а Иль всё болтал и болтал, но, остановившись, заметил, что на тропе он один. Катерина тянула руки к землянике и, широко шагая, шла прямо к ягоде.

– Стойте! – кот вцепился когтями Катерине в подол, но, разорвав его, плюхнулся лицом в грибы. – Фу! Фу! – оттряхивал он морду и ринулся со всех лап к землянике. Закрыв её своим пушистым пузом, кот завопил: – Не-е-е-е-ет! – было видно его белоснежные клыки, багровеющие глотку и язык.

Катерина очнулась – ведь она никогда не видела таких испуганных глазищ.

– Это же земляника! Что с тобой, Иль? – пыталась она отодвинуть его от аппетитной ягоды.

– Нет! Нет! Нет! – махал головой кот. – Это обман, это дурман! – продолжал он. – Если вы скушаете ягодку, листочек, да даже хоть травинку с этой поляны, то, дойдя до озера, вы утопитесь! И никакая сила вас не остановит!

– Да кому ж надо топить меня? – не верила девица.

– Мадемуазель! Неужели вы не слышали историю про кривоносую утопленницу? – удивлённо спросил кот, поднимая по очереди пушистые брови.

– Нет, – отвечала Катерина, совсем позабыв про ягоду.

– Да как же так?! Все в Тёмном лесу знают эту пренеприятнейшую историю, даже леший, хоть и глухой он, – кот присел на пень. – Ну-с, тогда слушайте, – начал он рассказ: – В одной деревушке жила девица. Уродилась она с кривым носом и зубами торчком. М-да, а остальные девки красивые до боли. Паренёк там жил – неписаный красавец Никола. Влюбилась кривоносая в Николу, призналась в чувствах своих, а он лишь посмеялся и назвал её поганой и страшной. Ну, у кривоносой голову-то и снесло – стала она ведьмой чёрной. Заколдовала кривоносая Западный лес и каждую ночь то ли вселялась, толи просто за рученьки белые вела девиц красивых к яствам отравленным. Казалось им, что спят они. Тащили девицы без разбору в рот и ягоды, и грибы, и мёд – яд дурманил их. А дальше… эхэхэх… Девица каждая шла к озеру да ложилась, словно в покои свои, на дно. Только устроится меж водорослей, как дурман проходит. Очнётся – а выбраться из глубины уже не в силах. Утопив всех девиц, не успокоилась ведьма – скребла её злоба, съедала до костей. Не простила ведьма «холода» Николы – обратилась змеёй и задушила его. Проплакав над его телом не одну ночь, с горя-то и сама утопла, – закончил кот, почёсывая за ухом.

– Бедные девицы! – вздыхала Катерина.

– Селяви, – кот слез с пня. – Итак, делайте всё так, как сказала Ягишна: старайтесь подходить к воде тихо и смотрите в оба – ни мне, ни вам лучше не встречать кривоносую, – подмигнул Иль. – Вы красавица, а как мы знаем, такие ей не по душе! – своей мягкой лапкой он взял руку Катерины и они снова вышли на тропу.

Всю дорогу Катерина чувствовала присутствие кого-то чужого – она видела тени и мелькающие силуэты меж деревьев, слышала дыхание; постоянно оборачиваясь, Катерина никого не замечала, но стоило встать спиной к темнеющему лесу и идти дальше – как вновь холод поднимался по спине, сердце замирало, и слыша преследовавшие их шаги, она чувствовала, как чей-то мокрый нос обнюхивает её ладонь. Одёрнув руку, девица оглянулась, но увидела лишь исчезающую в темноте тропу. А Иль шёл чуть впереди да всё рассказывал весёлые истории из своей кошачьей жизни, но вдруг он замолчал – озеро было совсем близко.

Над водой стояли туман, запах тины и белых лилий, росших на берегу озера. Кругом ни звука зверья: не слышно уханья сов, воя волков, ни одна лягушка ни квакнула, ни одна мышка ни пикнула. Лишь только из глубины сквозь толщу бирюзовой воды доносились голоса утопших девиц. Мелодия, которую они исполняли, заставляла грустить и страдать. Хотелось упасть наземь, сжаться в клубок, не двигаться, а лишь слушать и думать о том, как коротка жизнь, и стоит ли среди неудач, горестей, обманов и несправедливости идти этот короткий путь, когда есть… Иль знал, чем может закончиться этот музыкальный номер, – он старался отвлекать Катерину от чудесных и страшно опасных мелодий как мог. Тихонько подойдя к лилиям, кот, взявшись за стебель, подтянул к своему розовому носу белоснежный цветок:

– Ах… Лилии! – втягивал кот полной грудью аромат цветов. А Катерина поскорее прикрыла нос рукой:

– От них лишь чихать хочется. Не любы мне эти цветы, хоть и красивыы, – шептала она коту, отодвигая от себя цветок. Но случайно сломала стебель – и белоснежная лилия, упав наземь, вмиг почернела.

– Мадемуазель! Как же так! – собирал Иль с земли пепел вместо лилии. – Постарайтесь не губить цветы! – разочарованно просил кот. – Ведь каждая лилия – это душа одной из утопших, – его жёлтые глаза заблестели ещё сильней от выступающих слёз.

– О Боже… – шептала Катерина, взявшись за крестик на груди. Она оглядывала Светлое озеро и множество лилий, которые окутали его пышным широким кольцом. Ей было страшно представить это немыслимое количество тел, лежавших на дне.

– Порой это были и маленькие девочки, – говорил кот, закапывая останки лилии в землицу.

– Какая же из женщин убьёт дитя? – размышляла девица вслух.

– Та, что полна зависти, перерастающей в ненависть; та, что винила всех, но не себя; та, которую отвергли единожды и она сдалась в руки дьявола, отдав ему то, без чего тело как дерево без сердцевины, съеденной червями, то, без чего ты чудовище… Свою душу! – сказав это, Иль, примял сверху землицу своими розовыми подушечками и перекрестился, а отряхиваясь, интересовался: – Мадемуазель, где же пузырёк? – и осмотрел девицу с ног до головы.

– Ой, сейчас, – Катерина залезла рученькой в карман сарафана. Пошарив в нём, вытащила болтавшийся на верёвочке стеклянный пузырёк с пробкой.

– Вот. Держи, – отдала она пузырёк коту. Иль повесил пузырёк на шею и взял Катерину за рученьки.

– Вы готовы? – кот смотрел на девицу, сверкая белоснежными клыками. – У нас всё получится, безусловно и бесповоротно, мы справимся – не сомневаюсь! Ну что, вперёд!?

– В… вперёд, – чуть неуверенно отвечала красавица.

Иль спрятался за лилиями, а Катерина тихонько пошла меж цветов к воде. Каменистый берег выглядел необычайно интересно: все камни были кристально прозрачные, точно стеклянные шары, и от них шло тепло, как от печи. Ступив на них, девица почувствовала, что они не просто тёплые, а даже обжигающе горячие, и поспешила к воде. Зайдя по колено в прохладную водицу, Катерина уселась и ещё раз переглянулась с котом, который махал ей пушистой лапой, подавая сигнал о готовности. Она запела:

По воде начали ходить небольшие круги, а лилии засияли серебром, осветив вместе с луной Светлое озеро. Катерина перестала петь и не дыша замерла.

– Не останавливайтесь… Пойте! – шёпотом кричал кот из-за цветов, и девица продолжала:

Катерина видела, как из воды показалась макушка, затем лоб с глазами. Мгновение – и уже были видны голова и плечи: из воды выходила утопшая красавица. Правда, от былой красоты не осталось ничего: бледно-синяя кожа, длинные, болотистого цвета волосы с торчащими в них ракушками и слизнями. От сорочки остались чуть прикрывшие наготу лохмотья. Блестевшая при лунном свете серебристо-синяя кожа местами была объедена рыбами. Заплесневевшие ногти чёрного цвета отросли как попало: один ноготь острый, другой тупой, острый, тупой… Глаза были пусты, а лицо отражало печаль и неистовое желание выбраться из вод этого озера. Утопшая девица пыталась подпевать, но, едва она открывала рот, из него лились лишь тина и ил – она, как рыба, шевелила губами без единого звука. Она опустилась на колени перед Катериной, которая всё продолжала петь, хоть голос её дрожал. А Иль бесшумно сквозь заросли лилий подбирался по ближе к происходящему. Синяя девица сложила объеденные руки на колени Катерины, пытаясь подпевать вновь, но ничего не получалось – на ноги Катерины стекали лившаяся изо рта грязь и водоросли. Утопшая девица хватала себя за горло. Скребя по нему ногтями, она сдирала кожу. Её глаза были полны слёз, которые градом покатились по синему лицу, – было невыносимо больно смотреть на её муки. Плача, она закрывала глаза, пытаясь освободиться от мерзости, засевшей у неё внутри. Дождавшись момента, когда утопшая вновь опустит свои багрово-синие веки, плача на коленях Катерины, Иль стрелой выскочил из лилий с открытым пузырьком и, протянув лапу к синему лицу, провёл пузырьком по щеке, собрав аж три слезы.

– Готово! – показал он наполненный пузырёк Катерине, улыбаясь во все зубы. Но, едва он повернул голову обратно, поднятые уголки кошачьей пасти мгновенно упали вниз. Утопленница зло смотрела на кота, который позарился на её слезы. Губы утопшей поджались, подбородок задрожал, а глаза налились чернотой. Всплеск и злое лицо скрылось под водой.

– Вух… – выдохнул кот, закрывая пузырёк пробкой. – Какое везение! Три слезы! Мадемуазель, посмотрите, как светятся! – он протянул пузырёк в руки красавицы. Как только девица коснулась стекляшки со слезами, лилии потускнели, перестав освещать озеро, вода забурлила, и Катерина поторопилась покинуть это местечко как можно быстрее, но не успела. Из тёмных вод озера выскочила кривоносая ведьма.

– Беги!!! – закричал Иль. Кривоносая схватила Катерину за волосы, шепча на ухо:

– Твои сестрицы ждут тебя!

Вонь, шедшая изо рта ведьмы, едко проникала в нос и глаза. Ведьма одной рукой вцепилась когтями в ногу Катерины, другой схватилась за подол сарафана и потащила за собой в глубину. Девица начала ползти вперёд, хватаясь за камни, – обжигая ладони, она пыталась отпихнуться свободной ногой, но всё впустую: ведьма тащила её всё дальше. Катерину начали покидать силы, она наглоталась воды, её голова закружилась, а из ноги лилась кровь, окрашивая воду в алый цвет. Иль набрался смелости, зашипел и, крича «МАДЕМУАЗЕЛЬ!!!» со всех лап помчался к воде. Прыгнув, он выпустил острющие когти и вцепился ведьме в лицо. Утопшая ведьма схватилась за кота, пытаясь отцепить его от своего кривого носа, однако Иль не собирался останавливаться – он не только оставил глубокие раны на коже, но и отнял у ведьмы её чёрные глаза. Тем временем Катерина, хромая, добралась до лилий и, спрятавшись в них, слушала страшный визг ведьмы, за которым последовала тишина.

– Иль? – шёпотом звала красавица кота. – Иль?

Она не спеша вышла из зарослей цветов и увидела, что кот неподвижно лежал под растущей рядом берёзой.

– Нет! – Катерина подошла к коту. Подняв его голову с земли, она умоляла его очнуться: – Иль, вставай, прошу тебя, прошу…

Она села рядом с ним и, обнимая, плакала. Девица гладила кота, который был для неё самым удивительным созданием на свете, – этот пухлый, пушистый, болтливый, обаятельный кот стал её настоящим другом.

– Мад… Мадемуа… Мадемуазель… – закряхтел кот, открывая по очереди сверкающие глаза.

– Иль! Живой! – крепко прижала к себе кота девица.

– Ай, ой! Тише, тише, – выбирался из объятий кот. – Эта кривоносая швырнула меня с такой силой, что я ударился обо что-то, – теперь всё ноет и болит. Ой, ай! – хватался он за бок. – Но и она не осталась без должного внимания, Я выцарапал ей глаза и обнажил кости лица. Так-то! – с гордостью рассказывал кот о своём подвиге.

– Ты самый отважный и храбрый кот, Иль, – что бы я без тебя делала? – радостная Катерина гладила кота по черепушке.

– Мерси, мадемуазель! – Иль склонил голову и увидел, что у красавицы ободрана нога, а на траве, точно утренняя роса, висят капли крови. – Ваша нога…

Катерина спокойно осмотрела свою ногу и, оторвав кусок тряпицы от подола, перевязала её.

– Вы можете идти? – спрашивал кот.

– Да, ещё могу, – вздыхая, отвечала красавица. Стиснув зубы, она встала с земли, помогла подняться коту, спрятала пузырёк со слезами под рубах, и они вышли на тропу, в обратный путь, который, как им казалось, тянулся без конца. Пройдя полпути, настороженный Иль встал колом:

– Иль? Идём! – тянула девица его вперёд. – Осталось совсем чуть-чуть. Нам нельзя останавливаться!

– Чувствуете? – спросил кот.

– Что? – Катерина в недоумении смотрела по сторонам.

– Запах псины, – шевелил кот носом.

– Псины? – переспросила Катерина.

– Волки, лисы и с ними волколаки. Этого не может быть, – говоря, кот как будто покрывался льдом, но быстро пришёл в себя. – Они слишком близко, нам не убежать – надо спрятаться!

– Давай за ту горку ореха! – указывала Катерина на высокую кедровую гору, лежавшую за яблоней.

– Быстрее! – на бегу говорил кот.

Они спрятались за горкой и начали закапываться в орех, но Иль вновь застыл и, смотря на Катерину, прошептал: – Остановитесь. Они знают, что мы здесь.

– Но как? – в ответ шептала Катерина. Кот прижался к девице поближе и, держа её за руку, произнёс:

– Они уже пришли…

Глава 11

Страницы: «« « 123 » »»