Обреченный на любовь Романецкий Николай

Калинов вспомнил ту ненависть, с какой смотрел на него со смертного одра Дин Паркер, и представил себе, как бы он отнесся к таким полубессмертным, будучи обыкновенным человеком. Ему стало нехорошо. Это как раз был бы материал для отдела аномалий Социологической комиссии…

— И вы, стало быть, решили избавить нас от подобной напасти?

— Мы слышим в твоем голосе сомнение… Ты, наверное, думаешь, будто мы сами хотели бы использовать Крылова для цели продления своей жизни… Нам это не нужно. Мы живем столь долго, что, с точки зрения землян, практически бессмертны. У нас другой принцип обеспечения жизнедеятельности организма… Собственно, как об организмах о нас и говорить неправильно.

— То есть вы совершаете избавление Земли от Крылова с позиций чистого альтруизма? — спросил Калинов с сарказмом.

— Мы снова слышим в твоем голосе сомнение… Ты прав. Конечно, Крылов необходим нам. Некоторые его возможности, бесполезные для землян, могут принести большую пользу нам. Поэтому об альтруизме речь не идет. Мы совершаем взаимовыгодную сделку: избавляем вас от опасности и извлекаем пользу из возможностей мутанта.

— А каковы его другие возможности?

— Мы бы не хотели о них говорить. В твоем языке нет для этого понятий.

Заладила сорока Якова, подумал Калинов. Чуть что — «в твоем языке нет для этого понятий»…

— Хорошо, — сказал он. — Мне ясны ваши желания, и я нахожу их довольно обоснованными, но… — Он сделал паузу. — Но прежде чем принять решение, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Задавай. Мы скажем все, что ты сможешь понять.

— Я хотел бы знать, имеете ли вы отношение к гибели космонавтов друзей Крылова?

— Гибели не было. Они живы. Мы забрали их к себе.

— А трупы?

— Это не то, что ты называешь трупами. Это муляжи их тел. Нам не хотелось, чтобы люди исчезли бесследно. Память о сенсации — не память о человеке… Кстати, теперь ты можешь представить себе другие возможности землянина Крылова. Один из его друзей силой собственной мысли сумел произвести ядерный взрыв в атмосфере планеты, вблизи которой он находился.

Случай с «Посейдоном», вспомнил Калинов.

— Понятно, — сказал он. — Еще вопрос. Почему вы не можете забрать к себе Крылова таким же образом, как забрали меня?

— Хороший вопрос, — сказало Абсолютно Чуждое Существо. — Дело в том, что нам не позволяют этого некоторые возможности, которыми обладает землянин Крылов.

— Но вам не помешали возможности его друзей!

— У них несколько разные возможности. Возможности землянина Крылова шире возможностей его друзей… Для того, чтобы изъять его, нам нужен с ним близкий контакт. Близкого контакта достичь не удавалось.

— Из этого я делаю вывод, — сказал Калинов, — что у вас нет джамп-генераторов.

— Ты прав. Мы не пользуемся нуль-пространственным проколом. У нас другая технология передвижения во Вселенной. Объяснения ее тебе будут непонятны.

— Экий же я невежда! — сказал Калинов. — Но не буду расстраиваться. Ведь вы, такие высокоразвитые и образованные, тоже совершили ошибки. По вашему же признанию…

— Да, в спешке мы совершили несколько ошибок. Ошиблись с агентом, работающим с тобой…

— Вот-вот. И что-то у вас не срослось в работе с Бойлем. Все-таки гибель космического корабля — это несколько шумно для подмены человека муляжом…

— Там мы тоже ошиблись, — согласился собеседник.

Калинов с трудом сдерживал нарастающее удовольствие.

— Вы тут упомянули о спешке, — заметил он. — Вот и объясните, что это за спешка у вас, у бессмертных. Ваша агентесса заявила мне, что Крылов должен умереть до субботы… Почему вам необходимо, как вы выражаетесь, изъять Крылова до субботы?

Тут он впервые не получил мгновенного ответа. Абсолютно Чуждое Существо словно задумалось. Или с кем-то посовещалось. Потом Калинов услышал:

— Ты не утратил логики и умения мыслить… Дело в том, что у нас есть враги, преследующие на вашей планете те же цели. Они тоже охотятся за вашими мутантами. Потому мы и спешим.

Калинов мысленно улыбнулся: происходящее все больше напоминало ему сцену из плохонького фантастического боевичка.

— Стало быть, это они преследовали Крылова по всей планете? И это их представитель пытался по ошибке убить меня?

— Да, — сказало Абсолютно Чуждое Существо. — Ты прав.

Калинов встал.

— Я прав, — сказал он. — Я не утратил логики и умения мыслить. И поэтому я нахожу в ваших объяснениях массу несуразностей. Хотя бы такой факт… Вы сказали, что вы негуманоиды и не организмы. Вы же сказали, что управляли агентом, работающим со мной… Вернее, агентессой, потому что это женщина. Интересно, есть ли у вас понятие о женщине?.. Думаю, нет. Так пусть мне объяснят, каким образом негуманоид может управлять агентессой в действиях, связанных у нас с продолжением рода, так, что она не совершает при этом ни одной ошибки!

И плевать, что я не помню всей ночи, подумал он. Главное, я помню главное.

Впервые Абсолютно Чуждое Существо ему не ответило.

— Я мог бы привести еще примеры, разрушающие вашу версию, — сказал Калинов, — но не буду. И без того все понятно…

— Позволь… Ты полагаешь, мы говорим тебе неправду. Мы не можем говорить неправду, ведь мы негуманоиды.

— Все это не имеет значения, — сказал Калинов. — Вы можете быть гуманоидами и негуманоидами, вы можете говорить правду и не говорить ее… Значение имеет лишь одно: я вам НЕ ВЕРЮ, и потому наша сделка не состоится!

И Абсолютно Чуждое Существо исчезло. Мгновением позже исчез и весь этот мир. Калинов забыл обо всем, что несколько секунд назад происходило с ним, и снова умер.

Когда он пришел в себя, ему представилось, что он проснулся. Спал, спал и проснулся. А в том, что человек ничего не помнит из того, что ему только что снилось, ведь нет ничего сверхъестественного — это же случается так часто. Он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на койке. Взгляд уперся в стену, на стене была нацарапана надпись: «Я здесь спал много ночей. Один. А ты?» Такую надпись он видел когда-то в одной из трех камер изолятора, оборудованного в подвале здания Социологической комиссии. Он подтянул к лицу левую руку и посмотрел на часы. Усилие оказалось тщетным: часы на руке отсутствовали. Он напряг память, но так и не вспомнил, когда их успели отобрать. Голова казалась чугунно-тяжелой, как бывает после сна на закате солнца.

Сзади кто-то легонько кашлянул. Калинов перевернулся на другой бок и обнаружил в камере еще одного человека. На стуле за столиком сидел мужчина. Калинов сразу его узнал: это был Кирилл Назаров — убийца из засады, отец Игоря Крылова. Калинов с трудом подавил вздох безысходности. Чертовщина продолжалась.

Назаров снова кашлянул и сказал:

— А я к вам, Александр Петрович!

— У меня сейчас неприемные часы. — Калинов сел на койке, свесив ноги.

Назаров не улыбнулся. Он сидел в напряженной позе, вытянув шею, и смотрел на Калинова с испугом и ожиданием.

— Вы не имеете права здесь находиться, — сказал Калинов. — Что за безобразие?.. Вас нет! Вы умерли двадцать лет назад, и уже двадцать лет ваше тело покоится на кладбище!

Назаров кивнул и с отчаянием воскликнул:

— Вот именно, Александр Петрович, вот именно!.. Тело-то покоится… Да только не все так просто!

Калинов закрыл глаза и осторожно помассировал указательными пальцами виски.

— Уходите! Вы мне пригрезились.

— Ах, Александр Петрович! — вскричал Назаров с горечью. — В том-то и проблема, что я НЕ МОГУ УЙТИ!.. Я — Забытый!

— Тс-с-с! — Калинов приложил палец к губам и воровато оглянулся. Зачем вы так орете?! Услышит охрана, заглянет в камеру. Придется идти к психиатру ни в чем не повинным людям.

Назаров быстро-быстро закивал и прошептал:

— Да, вы правы, надо тише, тише. Мне совсем ни к чему, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел!

— А мне, значит, можно? — сказал с усмешкой Калинов.

— Так ведь к вам я по делу! — Назаров в первый раз, несмело улыбнулся. — Не может же решать деловые вопросы бестелесная тень!

— Это вы меня имеете в виду?

— Что вы, право! — испугался Назаров. — Исключительно себя… Ведь вы пока живы. — «Пока» прозвучало со странной интонацией — не то с угрозой, не то с горечью.

Калинов встал, подошел к собеседнику и осторожно коснулся его плеча. Удовлетворенно хрюкнул: на стуле сидела отнюдь не «бестелесная тень».

— А вот если бы мы, скажем, принялись с вами драться?..

— Нет, — сказал Назаров. — Драться я с вами не могу!

Сейчас разберемся, подумал Калинов, кто вы такой на самом деле. Он коротко, без замаха, ударил собеседника в подбородок. И едва удержал равновесие: кулак пролетел сквозь физиономию Назарова.

— Ай-яй-яй, Александр Петрович! — сказал тот. — Фома вы неверующий!.. Я же сказал вам, что давно умер!

— Это я вам сказал, а не вы мне! — Калинов вернулся обратно на койку.

— Ладно, — примирительно начал Назаров. — Умершие на живых не обижаются… — Он вдруг упал перед Калиновым на колени и взмолился: Отдайте мне моего сына!

— Зачем умершему живой? — Калинов поморщился: мужчина, стоящий на коленях, вызывал у него чувство брезгливости.

Впрочем, Назаров уже взял себя в руки. Он встал, отряхнул брюки и сел на стул. Калинов вдруг ощутил в себе дикое желание предложить ему сигарету. И самому закурить. Как в первой жизни…

— Так зачем вам Игорь?

— Да-да, Игорь, — пробормотал Назаров. — Игорь… Боюсь, вы мне просто не поверите.

— Отчего же? Попытайтесь объяснить — может, и поверю… Смотря каким образом все сплетете.

— Ну зачем же так? — Назаров пошевелил в воздухе пальцами правой руки, словно пытался поймать нечто неуловимое. — Впрочем, попытаюсь. — Он сел поудобнее и в упор посмотрел на Калинова. — Разговор наш получится несколько странным, но вы не удивляйтесь.

— За последние дни я потерял всякое умение чему-либо удивляться.

— Что ж, тем проще мне будет давать объяснения… Дело в том, что в момент смерти умирает только тело человека. Надеюсь, вы не будете возражать против подобного утверждения?

— Не буду, — согласился Калинов. — Я пока еще не умирал, откуда мне знать!

И тут же вспомнил: умирал. Тогда, во сне, десять лет назад, незадолго перед рождением Сельмы.

— Так вот… Умершее тело хоронят или сжигают, а некая субстанция, которую называют душой и которая и является собственно человеком, остается. Дальнейшая судьба души зависит от близких умершему людей. Если его помнят, душа его спокойно уходит, если же он забыт, душа остается в этом мире навсегда и обречена на вечную маету… Как вы относитесь к такой информации?

— Не скажу, что все это мне известно, но, во всяком случае, вы не сообщили ничего такого, во что я бы не мог поверить.

— Прекрасно, — обрадовался Назаров и продолжал: — Забытые души бродят по Земле, стучатся в сны Забывших. Стучатся и не могут достучаться. В свою очередь, Забывшие, когда наступает их черед умирать, оказываются в такой же ситуации. Их души тоже не могут уйти и навсегда остаются в этом мире. Так множится зло. Словно цепная реакция…

— Простите, — сказал Калинов, — но вы не можете пожаловаться на беспамятство близких. Насколько я знаю, ваша… э-э… жена, что ли?.. Лидия Крылова, родившая от вас сына, до самой смерти вас не забудет. Что-то в вашем рассказе не связывается.

— Вы правы. Я забыл сказать, что главную роль здесь играют дети Забытого. Душа уходит, если умершего помнят дети.

Калинов покачал головой:

— Пожалуй, Игорь действительно вас не помнит. По его рассказам, он сын некоего героя, доблестно погибшего в Космосе незадолго до его рождения.

— Да уж! — Назаров горестно вздохнул. — Эта дурочка, надо думать, приложила максимум усилий, чтобы мальчик не имел обо мне никакого представления.

— Сдается мне, она не одна виновата в этом.

— Вы правы, — сказал с горечью Назаров. — Я и сам во многом виноват. Если бы я знал!..

— Вам было удобно жить таким образом, чтобы ничего не знать. Потому вы знать ни о чем и не хотели…

— Вот я и наказан за свою глупость! А теперь еще и своего сына убить должен…

— Зачем? — флегматично спросил Калинов.

Кажется, мы подходим к главному, подумал он.

— Дело в том, что если Забытая душа убьет Забывшего, она сможет уйти. И душа Забывшего тоже уйдет. Все оказалось бы проще, кабы Игорь имел своих детей. Если бы они его не забыли, мне следовало бы только дождаться его естественной смерти, и память внуков освободила бы нас обоих. А так и я, и его душа обречены на вечную неприкаянность. В общем, считайте, я наказан дважды.

— Я бы наказал вас еще больше… — начал Калинов и осекся, поняв: все, что он собирается сказать, будет слишком безжалостным.

— Вы вполне можете меня наказать… Не пускайте отца к сыну, и наказание станет бессрочным. Но этим же вы накажете и самого Игоря. Он, правда, об этом знать не будет. Но позднее, после своей смерти, все равно узнает…

— Это вы преследовали его в последние дни?

— Да, я.

— А с его друзьями такая же ситуация?

Кажется, Назаров удивился:

— О его друзьях не знаю, я с ними не знаком… А что с ними такое?

— Ну, не знаете и не знайте. Для вашего случая это абсолютно неважно. Экая вы любопытная душа!

— Души как люди, — сказал Назаров. — Они любопытны или равнодушны, веселы и грустны… Вернее, это люди как души. Психологически я не слишком отличаюсь от человека по имени Кирилл Назаров.

— Но все-таки отличаетесь?

— Конечно! Перспектива «вечной жизни» меняет душу. С вашей точки зрения, я вот вполне готов совершить убийство.

— А с вашей?

Назаров невесело улыбнулся:

— С точки зрения Забытого, лишение жизни Забывшего убийством не является. Естественно, в человеческом понимании этого термина… Лишение жизни Забывшего — всего лишь наказание Забытого, но одновременно и освобождение для них обоих… Впрочем, я это, кажется, уже говорил… К тому же, кроме своего несчастного ребенка, Забытый убить больше никого не способен.

— То есть для меня вы безопасны?

— Разумеется, — сказал Назаров и продолжил: — А так как в лишении жизни Забывшего нет никакого насилия, то и квалифицировать это событие как преступление вы не можете.

— Как же это можно — лишить человека жизни без насилия?

— К сожалению, я не сумею вам объяснить. Живой этого не поймет.

В твоем языке нет понятий, вспомнил вдруг Калинов. Где я это слышал?

Он напряг память, мысленно произнес фразу несколько раз, покатал ее на языке, но из памяти ничего больше не выплыло.

Калинов встал и прошелся по камере. Подошел к двери, прислушался. За дверью было тихо, по-видимому, стояла ночь. Назаров смотрел на него с надеждой.

— Неужели у вас нет других детей? — спросил Калинов. — Наверное, ведь все равно, какого ребенка вам надо убить?.. Что-то здесь не стыкуется в ваших объяснениях.

Назаров опять невесело улыбнулся:

— Мне приходилось спать со многими женщинами, но они не были такими дурами, как Лидка. Во всяком случае, если бы они родили от меня, я бы сейчас об этом знал. У душ существует некое… чутье, что ли, на своих детей. Я не могу вам этого объяснить.

В твоем языке нет понятий, снова вспомнил Калинов.

— Однако дисивер способен вас обмануть.

— Вы имеете в виду то, что я принял вас за Игоря?.. Да, по-видимому, способен. Я не знаком с его устройством.

Калинов снова сел на койку и задумался. Назаров терпеливо ждал, опустив глаза.

— И, стало быть, вы тогда были способны убить меня? — сказал вдруг Калинов.

— Нет! Не способен!

— А мне показалось, что способны!

— Я вижу, вы мне не верите, — обиделся Назаров. — Но мне нечего больше добавить. Это человек может предоставить доказательства, а у нас, у душ, все так нематериально…

— Скажите, — перебил его Калинов, — а дьявол существует на самом деле или нет?

— Какой дьявол? — изумился Назаров.

— Обыкновенный: с рогами, с копытами, с хвостом… И чтобы серой пахло… И чтобы ему можно было продать душу.

Назаров ответил не сразу, некоторое время он сидел и молча смотрел на Калинова, словно раздумывая: можно ли открыть этому человечку такую большую тайну, не принесет ли это знание ему вреда. Потом сказал:

— Дьявол в самом человеке, это изнанка человеческой души, если хотите — ее антипод. А душа — не товар, так что продать ее нельзя… Вы узнали от меня что-то новое? — В его улыбке проскользнуло ехидство.

— Да нет. — Калинов вздохнул. О дьяволе я и сам догадывался. Все было бы слишком просто, если бы он существовал на самом деле. Но людям было бы легче: есть на кого сваливать вину за содеянное!

— Мне кажется, мы отвлеклись, — заметил Назаров.

— Это вам кажется, — сказал Калинов. — Ну да ладно… Одним словом, ваши объяснения не слишком достоверны. Зачем вы пришли ко мне? Ведь я арестован и ничем не могу вам помочь!

— Вам стоит только ЗАХОТЕТЬ мне помочь…

— Но почему я должен ЗАХОТЕТЬ?

— А мои объяснения…

— Ваши объяснения ничего не объясняют. Если бы все происходило так, как вы говорите, Земля была бы переполнена миллиардами неприкаянных душ. Шагу было бы негде ступить…

Назаров вздохнул:

— Эх, Александр Петрович, Александр Петрович, да она и так ими переполнена. Неужели вы не чувствуете тревоги, которая висит в воздухе? Неужели вы не ощущаете напряжения и непонятной тоски?.. А ведь это все из-за нас, из-за неприкаянных душ. Сколько убитых, о которых ничего не знают их собственные дети, сколько таких детей, сколько умерших — пусть даже и естественной смертью! — стариков, забытых и заброшенных! И как правило, за каждым из них целая цепочка неприкаянных. Сколько их прошло за эти тысячелетия по Земле?! Вы правы: планета переполнена ими и шагу ступить негде… И вы думаете, это может продолжаться бесконечно? Человечество будет плодить беспамятство и спокойно продолжать развиваться дальше? Нет, уже сейчас на каждого живущего давит груз неприкаянных душ… Рано или поздно Земля не выдержит этой тяжести. Вот тогда и наступит то, о чем говорится в Апокалипсисе… А вы имеете возможность избавить мир сразу от двух таких неприкаянных. Так не берите же грех на душу! — Последние слова Назаров почти выкрикнул.

— Не орите на меня, — сказал Калинов. — Тоже мне, нашел козла отпущения!.. Если все так, как ты рассказываешь, то почему другие Забытые не убивают своих детей, как собираешься это сделать ты? Почему они не облегчают Землю от неприкаянных?

— С чего ты решил, что не облегчают? — Назаров тоже перешел на «ты». — Еще как облегчают! Разве мало происходит таинственных смертей и непонятных исчезновений?.. Но души всего лишь продолжение их бывших носителей. И как не каждый человек способен убить своего ребенка, так и не каждая душа может совершить такой поступок. Для этого требуется быть сильным. Многие предпочитают освобождению вечную неприкаянность. Это гораздо легче, чем пережить несколько неприятных мгновений!

— Вот то-то и оно! — сказал Калинов. — Ты не ищешь легких путей и готов пережить несколько неприятных мгновений, правда? — Он фыркнул. Конечно, ты ведь и при жизни думал в первую очередь о своих удобствах. Таким остался и после смерти… Ты верно сказал: души лишь продолжение бывших носителей. И видимо, большинство готово нести свой тяжкий крест за те грехи, что совершены при жизни. Их я понимаю. Тебя же — нет. И нечего пугать меня Апокалипсисом! Если Господь существует, он сделал эту неприкаянность Забытых их очищением, а очищенный рано или поздно должен обрести покой. Господь милосерден…

— Господь не существует, — сказал устало Назаров. — Это сказочка для дураков… Есть только дух человеческий. А он судит и его судят не по Боговым законам, по человечьим!

— Может, ты и прав, — сказал Калинов. — Может, Господь и не существует. Но люди придумали его не от дурости… Господь — тот самый идеал, человек, которым люди стремились поверять свои поступки и на которого они в конце концов стали бы походить, если бы не были так слабы. Но за слабость ненавидеть нельзя, за слабость можно только жалеть…

— Стало быть, ты и меня должен жалеть!

— А я и жалею, — сказал Калинов. — Ты хочешь выглядеть сильным, но в силе этой ты слаб. Ты считаешь, что пережить несколько неприятных мгновений убийства своего сына — это проявление силы. Черта с два! Вечно нести свой тяжкий крест — вот проявление силы… Избавиться же от него лишь слабость. Потому я и жалею тебя.

И тут Назаров снова упал перед ним на колени.

— Отдай мне сына, — взмолился он. — Раз ты меня жалеешь, пожалей до конца. Освободи меня от этого груза и подумай о Земле. — В голосе его зазвучала угроза. — О Земле подумай. Апокалипсис — не метафора, он вполне реален.

— Нет, — сказал Калинов. — Я не отдам тебе Игоря. И не потому, что ненавижу тебя. И не потому, что жалею… Все гораздо проще… Ты тут многое мне рассказал. И все вроде бы складно, да не совсем. Ты много говорил о духе человека, и я бы поверил, если бы все ограничивалось только духом. Но в событиях последней недели слишком много материального. Я НЕ ВЕРЮ тебе. Не верю, что ты не имеешь информации о друзьях Игоря. Не верю, что ты не способен был убить меня, когда я выдавал себя за твоего сына. Не верю, что исключительно происками духа можно объяснить аварию с грузовиком, в которой погиб один из друзей Игоря. Наконец, я ни в коей мере не верю, что это дух забрался ко мне в постель.

— В постель обычно забирается тот, кого там ждешь! — с сарказмом сказал Назаров, по-прежнему стоя на коленях. — Что ж, значит, наш с тобой разговор не получился.

Он вдруг исчез. Не испарился и не растаял, просто в одно мгновение его не стало. И стены камеры вдруг поплыли, покоробились, с хлюпаньем и чмоканьем стали оседать, словно были изготовлены из замороженного и сейчас интенсивно таящего сиропа. А когда начал прогибаться потолок, в памяти Калинова вдруг всплыло Абсолютно Чуждое Существо, всплыла встреча с ним. И он понял, что и тот разговор и явление к нему души Назарова — звенья одной цепи событий. И раз неизвестным силам, выступающим против него и Игоря, снова не удалось добиться своей цели — значит, надо ждать продолжения. Цепочка лжи не оборвется на разговоре с Назаровым (теперь Калинов уже начал сомневаться, была ли это в самом деле душа; может, снова какая-нибудь чертовщина вроде наведенной галлюцинации или голограммы), она неизбежно будет продолжена. И лучше бы всего встретить это продолжение свободным, соответствующим образом вооруженным и готовым на любые провокации.

Стены и потолок продолжали оплывать и оседать, камера словно схлопывалась. Так, наверное, схлопывается при рождении Черная Дыра… Калинов лег на койку и закрыл глаза, чтобы не видеть надвигающийся на него, но по-прежнему светящийся потолок…

На этот раз он сознания не потерял. И не забыл ничего из состоявшихся ранее бесед. Когда койка перестала под ним выгибаться, когда прекратилось вокруг хлюпанье и чмоканье, он немедленно открыл глаза.

На этот раз он лежал на полу, но спине было не жестко — наверное, пол был покрыт ковром. Он взглянул по сторонам. Помещение походило на его любимый кабинет. Такой же стол, на столе — тейлор. Перед столом несколько кресел для посетителей. На полу — действительно, ковер. И даже рисунок ковра такой же, как в его кабинете. Вот только окон не было, и потому помещение чем-то напоминало схлопнувшуюся несколько секунд назад камеру.

— Все-таки нам пришлось встретиться, — сказал знакомый голос.

Калинов повернул голову. Возле двери стоял он сам, Калинов, но не нынешний, а тот, первый, почетный член, лауреат, кавалер и прочая и прочая и прочая…

— Вставай, присаживайся. Нам есть о чем поговорить.

Он прошел к столу. Калинов сел по-турецки и с удивлением проводил старика глазами.

— Не удивляйся. Я — Суть того человека, что существовал в твоем теле когда-то… На полу сидеть неудобно, садись в кресло!

Калинов поднялся. Ноги были на удивление послушны. Он подошел к столу и сел напротив старика.

— Не удивляйся, — повторил Калинов/Суть. — Все, что тебя здесь окружает, на самом деле не существует. Все это ты видишь только для того, чтобы чувствовать себя в более или менее привычной обстановке. Вроде как на Земле… К сожалению, не могу предложить тебе промочить горло.

— А я что, не на Земле? — спросил Калинов хрипло.

— Не на Земле, — сказал Калинов/Суть, — но пусть тебя это не беспокоит. Ты все поймешь. Постепенно. Хотя времени у нас не так уж много, точнее, У ТЕБЯ времени немного… Поэтому я объясню тебе смысл происходящего. Мне помогут другие. Если будут возникать вопросы — задавай.

— Снова ложь?

— Ты имеешь в виду беседы с Абсолютно Чуждым Существом и Забытым?.. Видишь ли, мы обязаны были попробовать побеседовать с тобой, не раскрывая всей правды. Была надежда, что необычность происходящего выбьет тебя из колеи и лишит — хотя бы временно — умения мыслить логически… Должен признаться, я ошибся: вернувшаяся молодость не изменила тебя в худшую сторону — во всяком случае, в отношении логики мышления… Одним словом, мы будем рассказывать, а верить или нет — твое дело.

— Кто это — вы? — спросил Калинов. — Я никак не могу получить ответ на этот вопрос, хоть и задавал его уже много раз.

— Мы — Сути… Я уже сказал: ты все поймешь постепенно. Так что пока не перебивай, я начинаю.

Калинов/Суть замолк, посидел немного, как видно собираясь с мыслями, и заговорил:

— Тебе известно такое понятие как метаморфизм. Тебе известно, что оно довольно широко распространено в биосфере Земли.

Калинов кивнул. Калинов/Суть продолжал:

— Все дело в том, что человек — как носитель Разума — отнюдь не является высшим звеном. Напротив — это всего-навсего начальная стадия в цепи метаморфных превращений. Своего рода головастик или личинка… Наверное, это не очень лестно для самолюбия homo sapiens, но такова истина. Фактически жизнь индивидуума — лишь этап зарождения и, фигурально выражаясь, внутриутробного развития следующей стадии носителя Разума. Мы называем следующую стадию словом «Суть». Стадия эта, в свою очередь, также не является окончательной, и в следующей точке метаморфного превращения возникает нечто, которое мы называем словом «Суперсуть» и имеем о нем такое же представление, какое вы, люди, имеете о нас, — то есть практически не знаем ничего. Известно лишь, что, в отличие от первого метаморфоза, в котором своего рода заготовкой, из коей возникает Суть, является — за редким исключением — один человек, второй метаморфоз происходит с целым сообществом Сутей, в результате чего наблюдается непостижимый для нашего понимания качественный скачок возможностей Разума. Является ли Суперсуть окончательной стадией развития Разума, нам неизвестно. В принципе, цепочка метаморфных превращений может быть бесконечной, как бесконечна Вселенная, однако все дальнейшие стадии, включая и Суперсуть, — выше нашего понимания… На мой взгляд, я пока не сказал ничего такого, чего бы не мог постичь человек.

Калинов недоверчиво улыбнулся и кивнул.

— Теперь вернемся к Сутям, — продолжал Калинов/Суть. — Грубо говоря, Суть можно назвать своего рода симбионтом человеческого тела, что, впрочем, далеко от истины, ибо симбиоз — явление, присущее организмам, а Суть организмом не является.

— Я думаю, у людей есть понятие для Сути, — сказал Калинов. — Душа…

— Совершенно справедливо, хотя и не совсем точно, потому что Суть все же более широкое понятие, чем душа, включающее в себя не только внутренний мир человека… Я продолжаю. Таким образом, человек представляет собой систему, объединяющую в себе тело и Суть, однако, если тело, в котором отсутствует Суть, — всего лишь несколько десятков килограммов плоти, в которой в лучшем случае еле теплятся биологические процессы, а чаще и вообще мертвой, то Суть без тела — это уже следующая стадия Разума. Отсюда ты понимаешь, что точкой метаморфного превращения «Человек — Суть» является смерть человеческого тела.

— И отлетела душа раба Божьего, — проговорил Калинов с грустной улыбкой.

Калинов/Суть пристально посмотрел на него и продолжал:

— После этого «отлета души» и начинает существовать собственно Суть ментальное образование, не связанное бренной плотью. — Калинов/Суть вдруг всплыл над креслом, но, увидев испуганный взгляд собеседника, сделал вид, будто спохватился, и вернулся обратно. — Извини… Теперь рассмотрим, что происходит, когда Суть освобождается от умершего человеческого тела… Суть покидает Землю и попадает в область существования Сутей, которую — по аналогии с био-, ноо- и прочими сферами — мы с тобой назовем спиритосферой, поскольку эта область ментальной оболочкой окружает Землю. Здесь Суть в процессе своего развития приобретает определенные качества, позволяющие сообществу Сутей превратиться в конце концов в Суперсуть. Между спиритосферой и Сутями в человеческих оболочках существуют определенные связи, которые проявляются в спиритических сеансах, снах и других областях человеческого функционирования.

— Например, у прорицателей и экстрасенсов, — сказал Калинов.

— Совершенно верно. Я очень рад, что ты в своей второй жизни не деградировал. Это дает нам возможность надеяться, что когда-нибудь к нам придет Суть весьма высокого качества… — Калинов/Суть улыбнулся. — Однако эти связи не означают, что спиритосфера пытается как-то воздействовать на жизнь человека. Мы совершенно не заинтересованы в таком воздействии, ибо жизнь человека определенным образом отражается на определенных качествах ментального симбионта, а спиритосфере необходимы самые различные составляющие…

— Однако, — прервал Калинов, — в настоящий момент происходит именно такое воздействие. Я имею в виду нашу с тобой беседу и происшедшие до нее события.

— Ты прав. — Калинов/Суть медленно кивнул. — Однако в данном случае мы не могли поступить иначе, а почему — ты поймешь из дальнейшего моего рассказа.

Калинов молча пожал плечами, но было видно, что недоверие его быстро испаряется.

— Мы полагаем, — продолжал Калинов/Суть, — что в таких связях проявляется деятельность более высокоразвитых стадий Разума — тех же Суперсутей, скажем, — но смысл этой деятельности нам неведом. Во всяком случае, эти связи происходят не по инициативе спиритосферы… Да и с большинством Сутей, связанных живым человеческим телом, мы не в состоянии установить осознанный обеими сторонами контакт. С тобой можем! — быстро добавил он, увидев, что Калинов собирается возразить.

Тем не менее Калинов не удержался:

— Что же я за персона такая особенная?!

Калинов/Суть улыбнулся:

— Ты персона действительно особенная!.. Дело в том, что иногда крайне редко! — Суть, развивающийся в человеке, рождает новый Суть, и некоторое время они существуют вместе. Как правило, это приводит к сумасшествию человека-носителя, но в трех случаях — за всю историю человечества! — носитель помолодел и получил возможность прожить вторую жизнь. Первый же Суть покидает обновленное тело в тот момент, когда оно умерло бы, если бы раздвоения не произошло. Третий случай был твоим.

— А два предыдущих?

— Два предыдущих тебе неизвестны. Старики, вернувшиеся в юность, естественно, не распространялись об этом… Так что в летописях информации не найдешь, только в сказках.

— А известны ли причины такого раздвоения?

— Причины связаны с ментальными характеристиками Сутей, проявляющимися на уровне человеческой психики как любовь.

Значит, я не ошибался в своих теориях, подумал Калинов. Вся моя вторая жизнь — это Вита.

— Раздвоение приводит к появлению определенных взаимодействий между двумя Сутями данного человека, — продолжал Калинов/Суть. — В результате таких взаимодействий мы с тобой сейчас и разговариваем.

— Ты хочешь сказать, что здесь лишь моя вторая Суть?!

— Второй Суть, — поправил Калинова собеседник. — Конечно. Тело твое на Земле, где и полагается находиться телу. Но и ты должен будешь вернуться обратно. И так для удержания тебя здесь задействована энергия множества Сутей. Более подробно я не могу объяснить, ты не поймешь.

В твоем языке нет понятий, вспомнил Калинов, но теперь не обиделся. Он знал, что, когда умрет плоть Калинова и он покинет эту плоть, в его языке появятся все необходимые понятия.

— Скажи мне, первая Суть, когда ты покинула мое тело?

На этот раз Калинов/Суть не стал поправлять собрата.

— Незадолго перед рождением твоей дочери, — сказал он. — В одну из ночей, когда молодое тело человека Калинова спало.

— Мне тогда снилось, будто я умер и поднимаюсь куда-то наверх, а тело осталось на постели.

Калинов/Суть покивал: