Империя должна умереть Зыгарь Михаил
Осенью на многих предприятиях страны происходят даже не забастовки, а самозахваты: рабочие арестовывают администрации заводов. Самая неуправляемая ситуация на Донбассе. «Шахтеры совсем обезумели», — телеграфируют владельцы шахт в Петроград.
25 сентября трое послов стран-союзниц (Британии, Франции, Италии) сообщают Керенскому, что они прекращают какие-либо поставки в Россию до тех пор, пока она не гарантирует боеспособность своей армии. Тогда же начинают бастовать железные дороги, фактически надвигается экономический коллапс. Предстоящая зима обещает обернуться голодом и еще более страшными потрясениями, по сравнению с «хлебными бунтами» 1917 года.
Назад в Грузию
Бесконечные политические дебаты всем надоели, но продолжаются: по инициативе Керенского в Александринском театре собирается «Демократическое совещание». Эти разговоры не приводят ни к каким переменам, выборы в Учредительное собрание так и не проведены, вместо реального органа власти собираются дискуссионные клубы без каких-либо полномочий, целей и ответственности. Именно в эти дни в прессе впервые появляется неологизм «дерьмократы», который станет популярен в России 80 лет спустя.
Демократическое совещание заседает две недели и избирает из своих рядов предпарламент — просто большинству участников надоедает каждый день ходить в Александринский театр, и они делегируют 15 % своего состава продолжать дискуссию.
Когда происходят выборы делегатов, большевики объявляют, что от них в Александринский театр делегируются Ленин и Зиновьев. Скорее всего, это проверка — ведь оба лидера до сих пор в розыске. И действительно, Керенский объявляет, что Ленин должен быть арестован немедленно, как только он появится в театре.
Церетели верит, что предпарламент может спасти Россию от большевиков: вместе с кадетом Владимиром Набоковым они пишут проект конституции. Набоков вспоминает, что Церетели в эти дни все время говорит об угрозе прихода к власти большевиков. «Конечно, — говорит он, — они продержатся не более двух-трех недель, но подумайте только, какие будут разрушения! Этого надо избежать во что бы то ни стало».
Однако в начале октября Церетели внезапно бросает все и уезжает из столицы в Грузию — повидать семью, которую он не видел десять лет.
Провинциальный стратег
Владимир Ильин, он же Ф. Ф. Ивановский, Владимир Ульянов или Николай Ленин, живет в Финляндии. Местные власти его оберегают, но он не находит себе места. Новости ему не нравятся, он считает, что большевики должны быть активнее, брать власть, готовить новое восстание. Он постоянно пишет в Петроград Троцкому и остальным товарищам, обвиняя их в бездействии, требует бойкотировать «предпарламент».
В точности повторяется ситуация начала марта — все самые важные события происходят в столице, а Ленин заперт далеко в глуши. Только на этот раз его не пускают обратно не границы, а страх. Он в розыске, ЦК партии решил, что Ленина надо беречь и возвращаться ему опасно. Ленин в бешенстве, возмущен решением ЦК, последними словами проклинает товарищей, особенно Троцкого — но ехать не решается.
Партией большевиков руководят два Льва, Каменев и Троцкий, оказавшиеся весьма эффективными менеджерами. Усилиями Каменева большевики возглавили борьбу петроградских рабочих против корниловского путча. Благодаря красноречию Троцкого большевикам удалось взять под свой контроль Петросовет. Впереди — созванный большевиками Второй съезд Советов, который сделает влияние большевиков еще более прочным. Никакого вооруженного восстания не нужно, уверен Каменев и многие другие, оно только все погубит.
Под влиянием писем Ленина Троцкий объявляет, что большевики покидают предпарламент. Но Ленину этого мало: он боится, что момент будет упущен. В одной газете он прочитал, что англичане могут заключить сепаратный мир с немцами, в другой — что Керенский нарочно планирует сдать Петроград немцам, чтобы те расправились с революционерами. Это значит — надо действовать.
В конце сентября Ленин не выдерживает и срывается из Хельсинки в Выборг, что вдвое ближе к Петрограду, но еще Финляндия. Туда к нему приезжает старый друг Александр Шотман и рассказывает о тяжелом экономическом кризисе. Никто не знает, как из него выйти, и среди большевиков нет специалистов, способных управлять государством в такой момент, говорит он.
«Абсолютная чепуха! — кричит Ленин. — Любой рабочий может стать министром, поучившись этому ремеслу несколько дней. Никаких особых способностей тут не требуется. Не надо даже вникать в механизм работы государственной машины. Эту функцию будут выполнять специалисты, которым придется на нас поработать!»
«Мы напечатаем новые купюры на типографских станках, на тех, что печатают газеты, — говорит Ленин. — Через несколько дней у нас будут миллионы новеньких банкнот. И вообще, это дело специалистов. Не стоит даже это обсуждать».
По его плану, нужно взять власть и выпустить декреты, которые расположат к большевикам народ: объявить мир, чтобы на их сторону перешла армия, отобрать земли у помещиков, чтобы завоевать крестьян, фабрики отдать рабочим. «И кто тогда захочет пойти против нас?» — улыбается Ленин. Шотман уезжает в Петроград, Ленин остается в тихом провинциальном Выборге писать инструкции.
Сдать Петроград немцам
Петроград будоражат слухи о том, что в город вот-вот войдут немецкие войска. Газеты пишут, что император Вильгельм посетил Ригу, сходил в православный собор и поставил там свечку за здравие императора Николая II. Солдаты шутят, что скоро «Василий Федорович» (прозвище кайзера Вильгельма) будет ставить свечки и в питерских храмах.
Угроза сдачи города немцам становится любимым риторическим приемом Троцкого. Во всех своих речах он теперь называет Керенского главой «правительства национальной измены», замыслившего вместе с немцами контрреволюционный переворот. Он знает, что подобных планов у Керенского нет, это лишь осознанная и эффектная клевета.
Любопытно, что в сентябре и октябре 1917 года большевики обвиняют Временное правительство во всем, что спустя несколько месяцев сделают сами: в намерении сорвать Учредительное собрание, стремлении восстановить смертную казнь, в желании перенести столицу из Петрограда в Москву. Они говорят, что экономическая политика Керенского ведет к голоду и разрухе.
Разговоры о надвигающемся перевороте у всех на устах. Большевики еще не начали планировать свой переворот, а Петроград обсуждает, когда он случится. Борис Савинков беседует в гостиной Гиппиус с недавним министром вероисповеданий Карташевым. Савинков планирует издавать казачью газету, хочет собрать вокруг себя казаков, чтобы продолжить борьбу с большевиками. Карташев говорит, что надо создавать «правый» политический блок, который объединил бы и кадетов, бывших монархистов, и промышленников, и офицеров. Гиппиус размышляет о том, какой нужно написать резкий и краткий манифест — против большевиков от молчаливой интеллигенции: «Ввиду преступного слабоволия правительства… — начинает она и сразу передумывает: — Это опять только слова. Ни черта не выйдет». Общественное мнение жаждет твердой руки, диктатуры, которая наведет порядок. «Все грезят о штыке», — признает Гиппиус.
Троцкий вместо Распутина
Еще до корниловского путча газеты начали писать о контрреволюционном перевороте и реставрации монархии. В начале августа, реагируя на эти слухи, Временное правительство приказало заключить под домашний арест великих князей Михаила (брата царя) и Павла (дядю).
Жена великого князя Павла, Ольга Палей, вспоминает, что арестовывать их приехал Андрей Кузьмин (все тот же бывший красноярский президент, теперь помощник Керенского). Однако самые сильные эмоции в семье возникают, когда они видят ордер на арест — на нем стоит подпись: «Генерал-губернатор Петрограда Борис Савинков». «Это проклятое существо», которое 12 лет назад убило старшего брата Павла, великого князя Сергея, теперь принялось за него самого, возмущается Ольга Палей.
А Михаил воспринимает арест намного спокойнее — он даже болтает с Кузьминым о жизни и записывает в дневнике, что тот «производит очень хорошее впечатление, — идейный, скромный и умный».
Через месяц домашний арест снимают. В сентябре в дом великого князя Павла приходит молодой офицер. Он говорит, что его послал начальник, полковник Игорь Сикорский, знаменитый авиаконструктор и изобретатель самолета «Илья Муромец». Он предлагает семье план побега: ночью он приземлится на одну из лужаек Царскосельского парка, посадит великого князя и его семью на борт и через четыре часа они будут в Стокгольме.
«Милый друг, я тронут до глубины сердца, но то, что вы только что предложили мне, похоже на фантазии Жюля Верна!» — отвечает великий князь. Собраться незаметно не получится, не стоит даже и пытаться.
Анна Вырубова, бывшая подруга императрицы, спокойно живет в Петрограде — пока вдруг, 25 августа, не обнаруживает в газете сообщение, что ее вместе с еще несколькими людьми высылают из страны как особо опасную контрреволюционерку. Но они не доезжают до Хельсинки. На одной из станций вагон «с контрреволюционерами» отцепляют, всех его пассажиров отправляют в тюрьму. Каким-то чудом матросы не убивают арестованных по дороге.
В крепость Свеаборг Вырубову и остальных везут на яхте «Полярная звезда», которая раньше принадлежала царской семье, — Вырубова не раз каталась на ней в былые годы. «Нельзя было узнать в заплеванной, загаженной и накуренной каюте чудную столовую Их Величеств. За теми же столами сидело человек сто "правителей" — грязных, озверелых матросов», — вспоминает она.
Вырубова сидит в тюрьме месяц, пока ее матери не удается поймать в коридоре Петросовета Троцкого. Он приказывает отпустить «узницу Керенского». 3 октября Вырубову привозят в Петроград, везут в Смольный, где ее встречают Каменев с женой Ольгой, родной сестрой Троцкого. Они даже кормят ее ужином, после чего Каменев говорит, что он лично отпускает ее на все четыре стороны. После этого газеты начинают писать, что Вырубова связана с Троцким и Каменевыми, будто она стала большевичкой и заседает в Смольном, — примерно то же, что и раньше, только теперь «вместо Распутина повторяется имя Троцкого», удивляется Вырубова.
Жребий брошен
Ленин дописывает статью «Удержат ли большевики государственную власть?» и 6 октября тайно приезжает в Петроград. О том, что большевики планируют вооруженное восстание, знают уже даже дети. Военно-революционный комитет приказывает столичному гарнизону не выполнять никаких приказов, которые не утверждены им. Троцкий открыто вносит на рассмотрение Петросовета резолюцию с призывом к захвату власти рабочими и солдатами. Его, очевидно, несет, он не принадлежит себе, как Гапон накануне 9 января двенадцать лет назад.
К восстанию готовятся как к Варфоломеевской ночи: ждут, что в квартиры будут врываться вооруженные солдаты и матросы. Создаются «домовые комитеты» для дежурств по ночам, чтобы предупредить соседей в случае опасности.
10 октября большевики собираются на квартире меньшевика Суханова, причем в отсутствие хозяина. Приходят 12 из 24 членов ЦК, в том числе Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сталин, а также гладко выбритый человек в парике и массивных роговых очках. Это товарищ Иванов, он же Ленин.
На этом заседании обнаруживается раскол среди большевиков. Глава фракции большевиков в Петросовете Каменев категорически против восстания, его поддерживает Зиновьев, правая рука Ленина. Лидер партии с ненавистью называет их предателями. Медлить нельзя, Керенский готовится сдать город немцам, планирует вторую корниловщину, говорит Ленин. Остальные большевики живут в Петрограде и знают цену газетным спекуляциям, но все же не спорят — они верят в чутье Ленина. Троцкий упоен тем, как власть сама идет к нему в руки, он не может себя сдерживать. В итоге только два человека голосуют против восстания и десять — за.
Троцкий планирует восстание на 25 октября, когда в Петрограде начнется Второй съезд Советов. План прост и даже демократичен: съезд вынесет вотум недоверия Временному правительству и сформирует новое. Если Первый съезд в июне проходил под руководством Церетели и признал власть Временного правительства, то новым съездом будут уже руководить новые лидеры Петросовета — Троцкий и Каменев. Тогда Ленин перебивал Церетели, говорившего, что нет партии, которая могла бы взять власть, — теперь и перебивать не придется.
Троцкий считает, что съезд легитимизирует переворот, но Ленину не терпится, он не понимает зачем ждать, зачем нужен повод. «Мы уже назначили восстание на 25 октября», — отвечает ему Троцкий. Ленин обзывает его «фетишистом 25 октября», но ничего поделать с решением главы Петросовета не может.
Каменев по-прежнему считает предстоящее восстание ошибкой, ведь власть и так перейдет к большевикам исключительно демократическим путем: сначала они возьмут в свои руки съезд Советов, а потом смогут выиграть выборы в Учредительное собрание, до которых остается всего две недели. Вместе с Зиновьевым они решают продолжить публичную дискуссию с Лениным и Троцким уже на газетных страницах. И отправляют статью Горькому — в «Новую жизнь». «Действительно ли среди рабочих и солдат столицы настроение таково, что они сами видят спасение уже только в уличном бою, рвутся на улицу. Нет. Этого настроения нет, — пишут Каменев и Зиновьев, — так как этого настроения нет даже на заводах и в казармах, то строить здесь какие-либо расчеты было бы самообманом».
Ленин видит статью в «Новой жизни» и приходит в бешенство, но он, конечно, не может выгнать Каменева и Зиновьева из партии, этого не поймут ни остальные большевики, ни тем более рабочие, обожающие Каменева.
Ленин и его больной зуб
Ленин опасается, что Керенский успеет спохватиться и обезвредить большевиков, как это случилось в июле. Он торопится ударить, пока Временное правительство слабо. Действительно, в ночь с 23 на 24 октября на заседании Временного правительства Керенский говорит, что ждать больше нельзя, нужно немедленно арестовать всех членов Военно-революционного комитета. Премьер знает о планах большевиков и понимает, насколько опасен съезд Советов. Но министры сомневаются и предлагают более мягкую меру: запретить большевистские газеты.
Ночью правительственные войска приходят в типографию, где печатают большевистские газеты «Солдат» и «Рабочий путь» (новое название запрещенной «Правды»), закрывают ее и забирают весь свежий тираж. Этот удар играет на руку сторонникам Ленина — они видят, что надо срочно активизироваться, иначе в оставшиеся до съезда три дня всех большевиков пересажают. Ленин, скрывающийся на конспиративной квартире, не получает утром свежий номер «Рабочего пути» и пугается, что Керенский начал репрессии. Однако уже в 10 утра в типографию «Рабочего пути» приходят солдаты, поддерживающие большевиков, и прогоняют правительственных юнкеров.
В Смольном — штабе Петросовета — непрерывно заседает большевистский штаб. Наблюдающий за ним американский журналист Джон Рид вспоминает, что большевики почти не спят и не едят: Троцкий и Каменев выступают перед рабочими и солдатами по шесть, восемь, а то и по двенадцать часов в день. Решено, что все члены ЦК большевиков должны находиться в Смольном неотлучно. Караулы на входе усилены, вокруг установлены пулеметы, верные большевикам полки вызывают к Смольному. Балтфлот высылает военные корабли в столицу. Есть опасения, что власти перережут большевикам связь, — чтобы это предотвратить, группы солдат отправляются на почту и телеграф.
Солдаты и рабочие явно торопят события, спрашивают, когда большевики арестуют Временное правительство. Троцкий отвечает, что ничего подобного не будет, если только Керенский не откажется повиноваться решениям съезда. Тем временем Ленин не находит себе места. Он пишет очередное гневное письмо в Смольный: «Положение донельзя критическое. Яснее ясного, что промедление в восстании смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске… Надо во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!! Можно потерять все!!» Это письмо он отдает квартирной хозяйке — чтобы она отнесла его Троцкому и другим большевикам.
Она уходит около четырех часов дня. Ленин страшно нервничает и к восьми вечера понимает, что больше не может сидеть на месте. «Ушёл туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил», — пишет он записку хозяйке и выходит на улицу. Узнать его невозможно — мало того, что он без привычных усов и бороды, так он еще и замотал лицо платком — как будто у него болит зуб.
Споры близоруких
Керенский еще утром 24 октября приезжает на заседание предпарламента. Выступает ярко и убедительно, говорит, что ждать нельзя, требует санкционировать арест большевиков. Дебаты продолжаются до позднего вечера. В защиту большевиков выступает Мартов: «Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции». Ему кричат из зала: «Министр иностранных дел будущего кабинета большевиков!». «Я близорук и не вижу, говорит ли это министр иностранных дел будущего кабинета Корнилова», — отвечает Мартов.
Ближе к ночи глава предпарламента эсер Николай Авксентьев стыдливо говорит Керенскому, что большинство проголосовало за то, чтобы осудить военную мобилизацию большевиков, потребовать от правительства начать мирные переговоры и передать всю землю в руки земельных комитетов. Керенский кричит, что это вызов Временному правительству, оно в подобных подсказках не нуждается и будет действовать самостоятельно. И убегает совещаться с министрами.
Весь день продолжается подготовка к выступлению большевиков — к Зимнему дворцу стягиваются войска, потенциально верные Временному правительству: воспитанники военных училищ (юнкера) и женские батальоны. На солдат столичного гарнизона правительство положиться не может. Бойцы Самокатного батальона, которые раньше охраняли Зимний дворец, заявляют, что более не желают служить правительству, и уходят из казарм на стихийный митинг.
Впрочем, с женщинами и юношами тоже не все гладко. К Зимнему дворцу привозят 1-й Петроградский женский батальон. Когда женщинам сообщают, что их вызвали для защиты дворца, а не «парада», как говорили раньше, большая часть требует вернуть их обратно в казармы. Всего к вечеру вокруг Зимнего дворца собрано 200 женщин, примерно две тысячи учащихся школы прапорщиков и чуть больше сотни офицеров.
Вечером командующий столичным военным округом приказывает развести все мосты — но выполнить этот приказ не удается. Женский батальон боится подойти к Троицкому мосту, потому что его прикрывают пушки Петропавловской крепости — а ее гарнизон, как обычно, за большевиков.
Отряд юнкеров приходит, чтобы сменить караул у здания Центрального телеграфа, но прежняя охрана не хочет уходить. Она перешла на сторону большевиков и прогоняет юнкеров. Ночью солдаты захватывают стоящий рядом с телеграфом почтамт.
Восстание еще не началось, ни одного выстрела не сделано, Троцкий продолжает в Смольном уговаривать товарищей не спешить. Но власть Временного правительства уже незаметно рассыпалась — куда более тихо и бескровно, чем в начале Февральской революции.
Силы на исходе
Ленин тем временем пробирается к Смольному. В биографиях напишут позже, что его путь полон опасностей, повсюду якобы свирепые юнкера, готовые его расстрелять. Это очевидная постправда — в столице нет такого количества верных правительству юнкеров, да и лидера большевиков в гриме узнать невозможно. Только на входе во дворец у него возникает проблема: нет пропуска. Но ему все же удается пробраться внутрь в толпе рабочих.
Ленин в Смольном первый раз в жизни. Он бродит по комнатам, пытаясь отыскать знакомых, и случайно попадает на заседание меньшевиков, которые, приняв его за голодного рабочего, предлагают ему бутерброд с колбасой.
По-настоящему голоден в этот момент Троцкий. Он вспоминает, как после бесконечного заседания садится на диван, просит у Каменева папиросу, затягивается и падает в обморок. Очнувшись, видит над собой испуганное лицо Каменева. «Может быть, достать какого-нибудь лекарства?» — спрашивает Каменев. «Гораздо лучше было бы достать какой-нибудь пищи, — отвечает Троцкий, — стараюсь припомнить, когда я в последний раз ел, и не могу. Во всяком случае это было не вчера».
Временное правительство заседает до двух часов ночи, после чего в Зимнем остается один Керенский. Он еще пытается вызвать казаков для защиты дворца, но они отказываются.
Также ночью в Смольном проходит заседание ЦК большевиков. Ленин воодушевлен, говорит, что восстание происходит очень удачно, предлагает сформировать новое правительство только из большевиков. Однако единственное решение, которое принимают присутствующие, — это лечь спать здесь же, на полу в кабинете Троцкого.
Отъезд под американским флагом
Утром 25 октября солдаты продолжают постепенно захватывать основные объекты города без боя. Большевики подходят к телефонной станции, которую охраняют юнкера. Они считаются: большевиков около 70, юнкеров около 40. «Вас больше», — говорят юнкера и уходят. Зайдя на телефонную станцию, солдаты первым делом отключают связь Зимнему дворцу. Следом солдаты захватывают здания с редакциями крупных СМИ: «Русской воли», которой руководит писатель Леонид Андреев, и «Биржевых ведомостей», которые никем не охраняются.
Тем же утром Ленин пишет воззвание «К гражданам России», в котором говорится, что Временное правительство низложено, государственная власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Это сильное преувеличение, солдаты столичного гарнизона просто ходят по городу и ставят охрану у ключевых учреждений. Они спокойно берут под свой контроль госбанк, выпускают большевиков из Крестов.
Керенский очень боится, что большевики придут за ним раньше, чем до города дойдет подкрепление. В 9 утра он идет в свой кабинет в Зимнем и начинает жечь документы. Вскоре командующий столичным военным округом полковник Георгий Полковников докладывает, что положение безнадежное: в распоряжении Временного правительства солдат нет. Керенский поручает вице-премьеру Александру Коновалову собрать министров, а сам бежит в штаб, где узнает, что новых войск и правда нет: командиры юнкеров и женского батальона считают, что их сил недостаточно для обороны Зимнего дворца, однако они пока остаются в ожидании обещанного подкрепления из казаков и войск с фронта.
Тогда Керенский говорит Полковникову, что собирается выехать из города — навстречу войскам, которые направляются в Петроград с Северного фронта. Полковников ищет для Керенского машину — но это оказывается непросто. В гараже дворца машин нет. Тогда машину ищут по посольствам: итальянцы отказываются отдать свой автомобиль, зато соглашаются американцы. Секретарь американского посольства Уайтхаус приезжает в Зимний, чтобы предоставить для сопровождения премьер-министра машину с американским флагом. Керенский просит его передать остальным послам, чтобы они ни в коем случае не признавали большевистского правительства, так как он вернется самое позднее через пять дней с подкреплением.
В 11 утра две машины, в которых сидят Керенский и его адъютанты, помощник главнокомандующего округом, бывший «красноярский президент» Кузьмин и несколько офицеров, выезжают из ворот штаба, делают круг по Дворцовой площади и уезжают. Через час члены Временного правительства собираются в Зимнем дворце на очередное совещание и с удивлением обнаруживают, что Керенский исчез.
13 обреченных
25 октября в Зимнем дворце начинается последнее и самое удивительное заседание Временного правительства. Его участники с самого начала знают, что им не на что надеяться. Охрана Зимнего дворца не скрывает от них, что не справится со штурмом. Они понимают, что их лидер убежал. Они знают, что за ними не стоят народные массы. Однако они упрямо продолжают сидеть и ждать.
Сначала их десять. Потом приходят еще трое. Кто эти люди? Четверо миллионеров, два адвоката, два профессора-экономиста, врач, ученый-богослов, морской офицер, инженер и рабочий. Всем им от 31 до 54 лет. Предприниматели Коновалов, Третьяков и Смирнов — известные бизнесмены, те самые «молодые капиталисты», которые вместе с Павлом Рябушинским добивались от власти свобод и реформ. Министр юстиции Павел Малянтович — известный адвокат, защищал Троцкого в 1906 году, и он же выиграл дело Марии Андреевой против Зинаиды Морозовой, тем самым отсудив у вдовы Саввы Морозова 100 тысяч[127] рублей на нужды большевиков. Министр труда, 35-летний рабочий Кузьма Гвоздев, в январе 1917-го был арестован по приказу Протопопова — с этого ареста и началась Февральская революция. Теперь он сам оказался членом свергаемого правительства.
Открывает заседание вице-премьер Александр Коновалов, который рассказывает коллегам, что случилось за ночь и куда делся Керенский. Морской министр Дмитрий Вердеревский говорит, что он не понимает, для чего это заседание собрано, и что министры собираются делать дальше, у них нет реальной силы, поэтому продолжать заседание бессмысленно. Ему отвечает врач Николай Кишкин, старый кадет, один из основателей либеральной партии: «Мы не Петроградское Временное правительство, а Всероссийское Временное правительство. Если у нас в Петрограде нет силы, на которую мы могли бы опереться, это еще не значит, что во всей России ее нет». Вице-премьер Коновалов предлагает оставаться в Зимнем дворце вплоть до ареста. Это предложение принимается без возражений.
Министры голосуют за то, чтобы назначить доктора Кишкина ответственным за оборону города. Но что он может сделать? Он может только уволить прежнего командующего округом полковника Полковникова. Единственная надежда на казаков, которые не станут поддерживать большевиков, значит, это единственная военная сила в столице, которая гипотетически могла бы защитить Временное правительство. Но ни Коновалову, ни Кишкину не удается уговорить их.
На помощь министрам приходит Петр Рутенберг, недавно назначенный Керенским вице-губернатором столицы — знаменитый эсер, друг и убийца Гапона. Он вспоминает, что его товарищ Савинков в последнее время много общается с казаками, и предлагает привлечь Савинкова. Тот обещает помочь — и тоже отправляется уговаривать казаков.
Днем министры узнают, что по городу уже расклеены плакаты с составом нового правительства, сформированного большевиками: премьер-министр Ленин, министр иностранных дел Троцкий. Затем узнают, что большевики разогнали предпарламент.
В Зимний приходит Набоков, заместитель председателя предпарламента. Настроение у всех крайне подавленное. К нему подходит Сергей Третьяков, московский миллионер, внук одного из основателей Третьяковской галереи. Он очень зол на Керенского, который их предал. Говорит, что положение безнадежное. Но в разговор вмешивается министр иностранных дел Терещенко — он считает, что верные правительству войска идут, надо продержаться 48 часов.
Набоков уходит из Зимнего, никем не замеченный. Так же могли бы разойтись и остальные министры, но они упорно сидят. В половине седьмого они идут обедать в столовую Керенского. Подают суп, рыбу и артишоки. Сразу после обеда приходит ультиматум от большевиков — министрам дается 20 минут на то, чтобы сдаться. После этого крейсер «Аврора», который уже подходит к Зимнему, начнет стрелять.
В Зимнем трезвонят телефоны — чтобы спокойно обсудить ситуацию, министры уходят в комнату, где аппаратов нет. И единогласно решают на ультиматум не отвечать, оставаться в Зимнем дворце и сопротивляться.
Пьют чай. Штурм никак не начинается: часы бьют восемь, девять. «Что грозит дворцу, если "Аврора" откроет огонь? — пытается уговорить коллег сдаться морской министр Вердеревский. — Он будет обращен в кучу развалин. У нее башни выше мостов. Может уничтожить дворец». Но министры не слушают.
Эти люди даже не держатся за власть — они понимают, что никакой власти в их руках уже давно нет. В аналогичной ситуации в феврале царское правительство давно разбежалось, хотя многие его члены считали себя избранниками помазанника Божьего. Зачем теперь эти министры рискуют своей жизнью и жизнями защищающих их женщин и юных курсантов?
Обыватель просыпается
В 15:00 в Смольном Лев Троцкий поднимается на трибуну и объявляет, что Временное правительство больше не существует. «Я не знаю в истории примеров революционного движения, где замешаны были бы такие огромные массы и которые прошли бы так бескровно. Власть Временного правительства, возглавлявшегося Керенским, была мертва и ожидала удара метлы истории, которая должна была ее смести».
На этой фразе в зал заходит Ленин, и Троцкий уступает ему место. Ленин произносит первую речь триумфатора, перечисляя первые шаги нового правительства: создать полностью новый госаппарат, немедленно закончить войну, уничтожить собственность помещиков. «Вы предвосхищаете волю Съезда Советов», — кричат ему из зала.
Съезд Советов должен открыться ночью. Ленин требует штурмовать Зимний и арестовать Временное правительство до того. Он мечется по маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку. «Владимир Ильич ругался… Кричал… Он готов был нас расстрелять», — вспоминает один из членов Военно-революционного комитета Николай Подвойский.
Троцкий говорит, что «обыватель мирно спал и не знал, что с этого времени одна власть сменяется другой», — и он совершенно прав: большинство жителей Петрограда к этому моменту ни о чем не подозревают. По городу расклеены листовки, в которых говорится, что старое правительство низложено, но подтверждений тому нет, кроме стоящей в центре города «Авроры».
Около десяти часов вечера оперный певец Федор Шаляпин стоит на сцене. Он одет в пурпурную мантию, в его руках скипетр, на голове корона. Он играет испанского короля Филиппа. Он осматривает своих подданных — и вдруг слышит пушечный выстрел. Потом еще один. Актеры на сцене пугаются и начинают аккуратно отступать за кулисы. Публика в зале тоже нервничает. Через минуту за кулисы прибегают люди и сообщают, что снаряды летят не в сторону театра и опасаться нечего: «Это, видите ли, крейсер "Аврора" обстреливает Зимний дворец, в котором заседает Временное правительство…»
Художник Александр Бенуа сидит дома — у него сжимается сердце. «Неужели наступили последние минуты существования Зимнего? — беспокоится он. — А ведь рядом Эрмитаж со всеми главнейшими сокровищами Русского государства, со всем тем, что мне лично дороже всего на свете!»
Зинаида Гиппиус стоит на балконе и смотрит на «сверкающие на небе вспышки, как частые молнии». Она удивляется поведению министров: «Не сдаются. Но — они почти голые: там лишь юнкера и женский батальон. Больше никого. Керенский уехал раным-рано, на частном автомобиле. Улизнул-таки! А эти сидят, неповинные ни в чем, кроме своей пешечности и покорства, под тяжелым обстрелом. Если еще живы».
Развязка
Примерно в 9:30 вечера, 25 октября, Керенский приезжает в Псков и спрашивает, идут ли войска в сторону столицы. Керенский — Верховный главнокомандующий — отдал соответствующий приказ еще утром. Но сейчас он узнает, что главнокомандующий Северным фронтом Владимир Черемисов этот приказ отменил, потому что это бессмысленно, солдаты не станут воевать «за Кишкина». Войска не тронулись. Керенский в Пскове сидит в квартире своего шурина, генерала Владимира Барановского, и, по словам последнего, «испытывает муки ада от безнадежности».
В 9:45 «Аврора» дает первый залп по дворцу. Защитники Зимнего начинают сдаваться: сначала три сотни казаков, присоединившихся к Временному правительству, потом полурота женского батальона. Внутри дворца остаются только курсанты военных училищ.
В 10:40 в Смольном открывается Съезд Советов. Из 670 участников съезда около 300 большевиков. «Настроение собравшихся праздничное и торжественное. Возбуждение огромное, но ни малейшей паники, несмотря на то, что еще идет бой вокруг Зимнего дворца», — радуется искусствовед Луначарский. Он, правда, оговаривается, что паники нет только среди большевиков, их противники же «объяты паникой, злобные, смущенные, нервные». Один из меньшевиков подбегает к искусствоведу и кричит: «"Аврора" бомбардирует Зимний дворец! Слышите, товарищ Луначарский, ваши пушки разбивают дворец Растрелли!» На самом деле «Аврора» стреляет по Зимнему холостыми, зато дворец обстреливают из Петропавловской крепости и из орудий, установленных у арки Главного штаба. Среди юнкеров есть раненые, доктор Кишкин делает им перевязки. В одном из залов возгорание — министры бегут его тушить.
«Мы здесь, в Зимнем дворце, совершенно брошены и оставлены, — говорит министр земледелия Семен Маслов. — Нас посылала во Временное правительство демократия, мы не хотели туда идти, но мы пошли. А теперь, когда наступила беда, когда нас расстреливают, мы не встречаем ни от кого поддержки. Конечно, мы умрем здесь, но последним моим словом будет презрение и проклятие той демократии, которая сумела нас послать, но которая не сумела нас защитить».
Лидер меньшевиков Юлий Мартов в Смольном требует немедленно прекратить обстрел Зимнего дворца и начать переговоры. «Восстание народных масс не нуждается в оправдании, — улыбается в ответ Троцкий. — То, что произошло, это восстание, а не заговор. Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю, с кем мы должны заключить соглашение?»
«Тогда мы уходим», — кричит Мартов.
И они уходят, почти все меньшевики и правые эсеры. На съезде остаются большевики и их союзники. Троцкий кричит им вслед, что это бессильная преступная попытка сорвать настоящую демократию рабочих и солдатских масс.
Примерно в полвторого ночи в Зимний дворец заходит отряд большевиков во главе с Владимиром Антоновым-Овсеенко, одним из трех новых военных министров в правительстве большевиков. Солдаты долго не могут найти, где сидит Временное правительство, и по дороге громят бывший кабинет Николая II, который был оставлен в нетронутом виде для создания музея.
«В комнату влетел, как щепка, вброшенная к нам волной, маленький человечек под напором толпы, которая за ним влилась в комнату и, как вода, разлилась сразу по всем углам и заполнила комнату», — вспоминает министр юстиции Малянтович.
«Они сидят за столом и сливаются в одно серо-бледное трепетное пятно, — описывает Антонов-Овсеенко. — "Именем Военно-революционного комитета объявляю вас арестованными!" — заявляю им я. — "Члены Временного правительства подчиняются насилию и сдаются, чтобы избежать кровопролития", — сказал Коновалов».
Их выводят из Зимнего дворца и ведут пешком через Троицкий мост в Петропавловскую крепость. По дороге толпа окружает конвой и требует отрубить членам Временного правительства головы и выбросить в воду. Тем не менее к 4 утра их доводят до Петропавловской крепости и через час разводят по камерам.
В Смольном в три часа ночи к трибуне подбегает Каменев и зачитывает телеграмму: Зимний дворец взят. Съезд ликует и утверждает решение о создании нового революционного правительства во главе с Лениным.
«Знаете, — говорит Ленин Троцкому, — сразу после преследований и подполья к власти… — Ленин пытается подобрать слово и не может вспомнить, как это будет по-русски, — es schwindelt[128]». И показывает жестом, что голова у него идет кругом. Они с Троцким смотрят друг на друга и чуть смеются.
Эпилог
Октябрьская революция только в учебниках истории выглядит как рубеж, после которого страна изменилась сразу и навсегда. Большинство людей не заметит серьезных перемен ни 26 октября, ни в последующие дни. Петроградская городская дума не признает правительство большевиков и сформирует Комитет спасения родины и революции — замену Временному правительству и альтернативу большевистскому Совнаркому.
Никто не поверит, что большевикам под силу удержать власть. Меньшевики и эсеры потому и ушли со съезда Советов, что считали свой демарш худшим наказанием для большевиков, которые без них неминуемо рухнут. «Большевики могут захватить власть, но больше трех дней им не удержать ее, — цитирует американский журналист Джон Рид одного из меньшевиков. — У них нет таких людей, которые могли бы управлять страной. Может быть, лучше всего дать им попробовать: на этом они сорвутся». Однако 29 октября большевики разгонят Комитет спасения родины и революции и закрепятся в Петрограде.
Свою популярность большевики завоевали благодаря трем громким обещаниям. Первое из них — закончить войну. Действительно, уже 26 октября съезд Советов примет «Декрет о мире» с призывом к воюющим сторонам заключить мир без аннексий и контрибуций. Однако война не закончится. 9 декабря Троцкий отправится в Брест-Литовск на переговоры с Германией, но откажется принять условия немецкой стороны. Германия перейдет в наступление и захватит новые территории, в результате 3 марта 1918 года Брестский мир будет подписан на куда более тяжелых условиях: Германия аннексирует около миллиона квадратных километров российской территории, Россия выплатит контрибуцию в размере 6 миллиардов марок (2,75 миллиарда рублей)[129]. Но и это будет не конец. Война начнется вновь, миллиарда — Гражданская.
Второе обещание большевиков: «земля — крестьянам». Однако фактически они сделают обратное: 27 октября съезд Советов примет декрет, отменяющий право частной собственности на землю. На тот момент пятая часть земли в России уже принадлежит крестьянам, теперь государство ее отнимет и будет выдавать им в пользование. Но и это не все: меньше чем через полгода, весной 1918-го, начнется «продовольственная диктатура», комитеты бедноты будут отбирать у крестьян «излишки», то есть почти все, что они производят.
Третье, и главное, обещание — передать фабрики рабочим — также не будет исполнено. Все предприятия власть национализирует, о том, чтобы контролировать работу предприятий или получать часть прибыли, рабочие не смогут и мечтать.
Больше полугода после Февральской революции все ждали созыва Учредительного собрания, которое определило бы облик нового Российского государства. Придя к власти, большевики сразу теряют к нему интерес, презрительно называют его «учредилка».
Тем не менее долгожданные выборы в Учредительное собрание состоятся через пять дней после свержения Временного правительства — 30 октября. Через месяц, еще до объявления результатов, правительство большевиков уволит Центризбирком — комиссию по выборам в Учредительное собрание. Новым ее председателем будет назначен большевик Моисей Урицкий.
28 октября Ленин подпишет декрет о запрете партии кадетов как «партии врагов народа», согласно ему все ее лидеры должны быть отданы под революционный трибунал. Кадеты Андрей Шингарев и Федор Кокошкин, бывшие члены Временного правительства, избранные в Учредительное собрание, будут арестованы в тот же день. Они переживут Учредительное собрание лишь на сутки — будут убиты матросами в тюремной больнице в начале января.
Согласно официальным результатам выборов, большевики победят в Петрограде и Москве, но в целом по стране будут лидировать эсеры. 5 января Учредительное собрание соберется в Таврическом дворце. В этот же день солдаты Петроградского гарнизона расстреляют демонстрацию сторонников Учредительного собрания, погибнут десятки людей. На следующий день депутаты вернутся в Таврический дворец и обнаружат, что он закрыт.
Зимой 1918 года правительство большевиков переедет в Москву, подальше от линии фронта и ненадежного, опасного для любой власти Петроградского гарнизона.
По всей стране, в том числе в Петрограде, зимой 1918 года начнется голод. Вопросы политики уступят место вопросам выживания: как спасти себя и своих близких? Оставаться дома и ждать? Бежать на Дон к казакам, где собираются противники большевиков? Попытаться пробраться за границу? За первую зиму из Петрограда — от голода и холода — убежит около миллиона человек.
Впрочем, выбор будет не у всех. В марте 1918-го Зиновьев и Урицкий прикажут выслать из Петрограда оставшихся членов семьи Романовых. Летом 1918 года Свердлов и Ленин примут решение убить членов царской семьи, сосланных на Урал. Первым убьют брата императора великого князя Михаила — его (вместе с личным секретарем, англичанином Джонсоном) похитят в Перми, отвезут в лес и расстреляют. Через месяц в Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома расстреляют Николая II, Александру, их пятерых детей и четверых слуг. На следующий день в 150 км от Екатеринбурга, в городе Алапаевске, живьем сбросят в угольную шахту восьмерых, в том числе сестру императрицы Эллу и нескольких князей императорской крови. В шахте они мучительно умрут от ран.
30 августа в Москве член партии эсеров Фанни Каплан в отместку за разгон Учредительного собрания трижды выстрелит в Ленина и тяжело ранит его. В этот же день в Петрограде будет убит Моисей Урицкий, бывший руководитель Центризбиркома, а теперь глава городской Чрезвычайной комиссии. В ответ советское правительство примет решение начать «красный террор»: «За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов», — напишет петроградская «Красная газета».
5 сентября в Москве, в Петровском парке, произойдет первая публичная казнь: расстреляют чиновников царского режима и видных членов Союза русского народа: в том числе бывших министров Николая Маклакова, Алексея Хвостова, Ивана Щегловитова, замминистра Степана Белецкого.
Газеты опубликуют список заложников, которые будут расстреляны, если убьют еще хоть одного советского работника: список откроют имена четверых великих князей, в том числе либерала Николая Михайловича. За него попытается ходатайствовать Горький, ведь великий князь — известный историк. «Революция не нуждается в историках», — по легенде, ответит Ленин. В конце января 1919 года четверо великих князей будут расстреляны в Петропавловской крепости. Юлий Мартов, узнав об их смерти, напишет статью «Стыдно!».
Тем членам царской семьи, которые к этому моменту будут находиться в Крыму, удастся спастись: британский король Георг V пришлет линкор «Мальборо» за своей тетей, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, и остальными родственниками (сестрами покойного императора Ольгой и Ксенией, его зятем Сандро, бывшим Верховным главнокомандующим Николаем Николаевичем, «черными женщинами»-черногорками и семьей Юсуповых). Корабль отвезет их в Британию.
В этот момент уже будут существовать две России: одна, «красная», со столицей в Москве, вторая, «белая», со столицей в Омске. Именно это «Российское государство», которым руководит сначала Временное правительство во главе с эсером Авксентьевым, потом — совершивший переворот адмирал Колчак, де-факто признано мировым сообществом — а вовсе не правительство большевиков.
Гражданская война продлится почти шесть лет и закончится победой большевиков. Всего за эти годы погибнет больше 10 миллионов человек — это в пять раз больше, чем потери России в Первой мировой войне, которую обещали прекратить большевики. Из 10 миллионов два с половиной будут убиты непосредственно в сражениях, еще два миллиона станут жертвами красного и белого террора, шесть миллионов умрут от голода и эпидемий. Около двух миллионов человек эмигрируют. Значительная часть страны будет разрушена: особенно сильно пострадают угольные предприятия на территории современной Донецкой области и нефтяные месторождения в Баку.
В феврале 1919 года в Сергиевом Посаде от голода умрет публицист Василий Розанов. В 1920 году в больнице Бутырской тюрьмы умрет Дмитрий Шипов, самый умеренный лидер российской оппозиции, бывший глава московского земства. Его обвинят в антибольшевистской деятельности и участии в тайной организации Национальный центр. В апреле 1921 года по приговору ВЧК будет расстрелян основатель Союза русского народа Александр Дубровин. Юлий Мартов сначала будет бороться за реформирование советской власти изнутри, но в 1920 году уедет в Берлин и умрет там от туберкулеза.
Творческая интеллигенция по-разному отнесется к победе большевиков. Например, Александр Блок приветствует Октябрьскую революцию. Многие из друзей перестанут с ним общаться. В 1919 году Блок встретится в трамвае с Зинаидой Гиппиус. «Подадите ли вы мне руку?» — спросит он. «Лично — да. Общественно — между нами взорваны мосты», — ответит она.
Многие будут мечтать выехать из Петрограда — но это будет запрещено. Мережковским повезет — они договорятся, чтобы их отправили в Красную армию читать солдатам лекции по истории Древнего Египта. Но вместо чтения лекций Гиппиус, Мережковский и Философов проберутся в Польшу. Там троебратство навсегда распадется: Философов останется в Варшаве с Савинковым, чтобы бороться против большевиков, а Мережковские уедут в Париж.
Блок попросит разрешения на выезд из страны. За него будут хлопотать Горький, Луначарский и даже Каменев. Ленин несколько раз откажет. В августе 1921 года Блок умрет от сердечной болезни, так и не узнав, что разрешение на выезд получено.
Сам Горький станет одним из главных критиков большевиков, но за прежние заслуги ему позволят уехать лечиться в Берлин. Мария Андреева, теперь уже бывшая гражданская жена, вместе с любовником — агентом НКВД поедет с Горьким в качестве шпионки, приставленной советским правительством. Они будут контролировать все траты Горького, следить за новыми публикациями и докладывать о его действиях в Москву. Только в 1924 году он избавится от их контроля и переберется в Италию.
В 1922 году у Ленина случится два инсульта, после которых он потеряет способность участвовать в управлении страной. Вопреки его завещанию, в котором он называет Троцкого «самым способным человеком» в партии, власть окажется в руках Иосифа Сталина. Ленин проведет последние годы в подмосковном имении Горки — ради него оттуда выселят прежнюю хозяйку, вдову Саввы Морозова Зинаиду. Партийное руководство выберет для Ленина именно ее усадьбу, потому что там установлен телефон.
Ленин умрет в январе 1924-го. Зинаида Морозова переживет его на 33 года. Все ее имущество будет национализировано. Поначалу она окажется в полной нищете, но затем МХАТ начнет выплачивать ей небольшую пенсию — за заслуги ее покойного мужа перед театром. До 1924 года Зинаида будет жить в Москве, потом уедет в село Ильинское Ярославской области.
Павел Рябушинский, как и почти вся его семья, эмигрирует во Францию. Он умрет от туберкулеза в 1924 году. В 1925 году в Париже умрет первый глава российского Временного правительства князь Георгий Львов — все последние годы он будет помогать российским эмигрантам наладить жизнь в изгнании.
В 1928 году Горький по просьбе Сталина вернется из Италии в Москву — пока только в гости. Он остановится в квартире своей первой и единственной законной жены, Екатерины Пешковой, на тот момент возглавляющей единственную в СССР правозащитную организацию «Помполит». В 1932 году Горький переедет в Россию насовсем — советские власти выделят ему особняк, принадлежавший до революции младшему брату Павла Рябушинского Степану. Горький будет всецело поддерживать Сталина и его политику, умрет в 1936 году.
Друг Горького, оперный певец Федор Шаляпин, в 1922 году уедет на гастроли в США и больше не вернется. В 1927 году его лишат звания народного артиста СССР и права возвращаться на родину. Он умрет в 1938 году в Париже.
Сергей Дягилев так ни разу и не приедет на гастроли в Россию — и вообще ни разу не ступит на российскую землю. Он умрет в Венеции (то есть, как и предсказала гадалка, на воде) в 1929 году. Спустя 42 года рядом с ним будет похоронен его друг композитор Игорь Стравинский, который большую часть своей жизни проведет в США.
Многие прежние оппозиционеры не смирятся с властью большевиков. Бабушка русской революции Екатерина Брешко-Брешковская, которая большую часть жизни провела в ссылке, в 1918 году, в возрасте 74 лет, уедет в Японию, а потом в США. Она будет продолжать свою политическую борьбу до самой смерти — и умрет в Праге в 1934 году, в 90 лет.
Виктор Чернов проживет в Париже до 1941 года, а после начала войны переберется в США, где будет писать мемуары. Умрет в Нью-Йорке в 1952 году.
Ираклий Церетели и Николай Чхеидзе вместе с другими социалистами-грузинами попытаются создать независимую грузинскую республику, но после успешного наступления большевиков эмигрируют. Чхеидзе покончит с собой в Париже в 1921 году. Церетели переживет Сталина и умрет в 1959 году в США.
Бывший монах Илиодор, теперь мирянин Сергей Труфанов, в 1918 году вернется в Царицын и объявит себя «патриархом Илиодором». В 1922 году он уедет в США, станет баптистом и будет работать швейцаром в гостинице. Умрет в Нью-Йорке в 1952 году.
Отношения российских эмигрантов друг с другом будут очень сложными. Между либеральными монархистами и черносотенцами начнется настоящая война: последние будут обвинять первых в том, что произошла революция. В 1921 году в Берлине изобьют Гучкова. Год спустя черносотенцы устроят стрельбу на выступлении Милюкова — месть за то, что он оскорбил императрицу в своей думской речи «Глупость или измена?». Он сам не пострадает, но погибнет Владимир Набоков-старший, еще девять человек будут ранены.
Сам Гучков умрет в 1936 году от рака желудка. Перед смертью он будет крайне озабочен неминуемой, по его мнению, войной между СССР и гитлеровской Германией.
Большинство членов российской императорской семьи останутся во Франции. Сын Михень, великий князь Кирилл, в 1924 году объявит себя императором в изгнании, но его не признают ни вдовствующая императрица Мария Федоровна, ни великий князь Николай Николаевич, ни великий князь Дмитрий.
Николай Николаевич умрет в Антибе в 1929 году. Великий князь Дмитрий умрет в Швейцарии в 1942-м, а Феликс Юсупов — в Париже в 1964 году. В 1940-е годы дочь Феликса, Ирина, познакомится и даже подружится с дочерью Распутина Матреной.
Главной долгожительницей среди героев этой книги окажется Матильда Кшесинская. В 1921 году она наконец выйдет замуж за великого князя Андрея, станет именоваться светлейшей княгиней Красинской-Романовской, переживет мужа на 15 лет и умрет в 1971 году в возрасте 99 лет в Париже.
Анна Вырубова в 1920 году чудом сбежит из-под ареста благодаря разгильдяйству конвоировавшего ее красноармейца. Она будет долго прятаться в Петрограде, а потом вместе с матерью переберется в Финляндию. Она доживет до 80 лет — умрет в 1964 году, за несколько месяцев до того, как Брежнев сменит Хрущева во главе СССР.
Большая часть оставшихся в Советской России и выживших в Гражданскую войну представителей дворянства и интеллигенции как-то устроят свою жизнь: найдут работу в советских институтах и ведомствах. В 1920-е многим будет казаться, что все потрясения позади. Их мирное существование продлится около десяти лет — до начала большого сталинского террора 1930-х.
Бывший глава масонского «Верховного совета», вице-премьер Временного правительства Некрасов сменит фамилию на Голгофский, будет работать в советских министерствах, преподавать в университете, но в 1930 году будет арестован и отправлен на Беломорканал. Однако и там он добьется успехов: будет работать в конструкторском бюро и даже получит орден Трудового Красного Знамени за досрочную сдачу канала. Его расстреляют в 1940-м.
Кроме него еще семь бывших министров Временного правительства будут расстреляны в годы большого террора, остальные проведут в тюрьме значительную часть жизни в СССР. Владимир Львов, виновник «корниловского путча», умрет в тюрьме в Томске в 1930 году.
Борис Савинков, к ужасу своего друга Философова, согласится сотрудничать с большевиками и в 1924 году нелегально вернется в Россию — попадется в ловушку ОГПУ, будет арестован, приговорен к расстрелу и покончит с собой в здании на Лубянке. Дмитрий Философов умрет в одиночестве в Варшаве в 1940-м.
Когда в конце 1920-х в России начнутся репрессии против «старых большевиков» — противников Сталина, многие воспримут это как внутренние разборки «пауков в банке». Сначала после смерти Ленина Зиновьев, Каменев и Сталин объединятся против Троцкого, чтобы помешать ему стать преемником Ленина. Потом Сталин начнет борьбу с оппозицией. Каменева, например, он отправит послом в Италию.
В 1927 году Зиновьев и Троцкий попытаются организовать митинги оппозиции против Сталина, посвященные десятилетию революции, но толпы сторонников Сталина будут разгонять их с криками «Долой жидов-оппозиционеров».
В 1929 году Троцкий будет выслан из СССР, в 1940-м агенты НКВД убьют его в Мексике. В 1936-м осудят, а потом расстреляют Льва Каменева и Григория Зиновьева, за ними — несколько сотен человек из высшего руководства страны. Большой сталинский террор будет полной неожиданностью для всех, кого он уничтожит.
Для многих уехавших испытанием станет Вторая мировая война. Великий князь Сандро, друг детства Николая II, будет хвалить Сталина за то, что тот воссоздал Российскую империю. Одобрит действия Сталина и Милюков — живя во Франции, он будет поддерживать войну против Финляндии: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию». А Струве будет сетовать, что Николай II был слишком мягок — надо было физически уничтожить всех революционеров, включая его самого, скажет бывший марксист и бывший либерал. Павел Милюков умрет в 1943-м, Петр Струве — в 1944-м.
Мережковский в Париже в 1941 году выступит на немецком радио с антибольшевистской речью (ее никто не услышит, но она быстро обрастет легендами), его обвинят в симпатиях к фашистам. Мережковский и Гиппиус останутся в полной изоляции среди русских эмигрантов. Он умрет в декабре 1941-го, она — в сентябре 1945-го. Каждому из них будет в момент смерти по 76 лет.
Александр Керенский меньше года не доживет до 90-летнего юбилея. Он будет жить в Британии, Франции, Австралии, США. В 1968 году он попытается съездить в СССР, попросит разрешения у Брежнева, заявит, что не сожалеет о произошедшем и считает Октябрьскую революцию и все последующие события закономерными. Но его возвращение не состоится — помешает «Пражская весна», советскому руководству станет не до Керенского.
До 95 лет доживет любимая дочь Льва Толстого Саша, та самая, что получила по завещанию отца авторские права на его произведения. В 1920-е годы в СССР она будет заниматься правозащитной деятельностью, несколько раз будет арестована ЧК и в 1929 году эмигрирует. Умрет в США в 1979 году.
Империя, созданная большевиками, умрет в 1991 году. С точки зрения истории те, кто предрекали большевикам скорый конец, окажутся почти правы: 70 лет для истории — это мгновение.
Русская революция оказалась явлением планетарного масштаба. Сдвиг литосферных плит, тектонический разлом, из-за которого огромная высокоразвитая цивилизация провалилась в ад. В Москве, нынешней столице России, от дореволюционного периода сохранилось примерно столько же, сколько в нынешней столице Италии — от Древнего Рима или в Мексике — от империи майя.
Эта катастрофа имела не природное происхождение, она была произведена людьми. Думаю, что будет не слишком большим преувеличением назвать ее самой масштабной рукотворной катастрофой в истории.
Колоссальная разница в уровне достатка и образования делали страну крайне нестабильной, как нестабильна любая система, основанная на сегрегации. Рано или поздно благополучное меньшинство всегда оказывается не в состоянии сдерживать давление неблагополучного большинства.
Царская семья, двор, члены правительства, черная сотня — тысячи человек не могли отказаться от своей веры в средневековый догмат о божественном происхождении царской власти. Их архаичная убежденность не позволяла России меняться, до последнего все эти люди сопротивлялись политическому развитию страны. Они раз за разом отметали все умеренные эволюционные сценарии.
Самый трагический сценарий был далеко не единственным. Идея, что такова судьба российского народа, его карма, — и теперь очень популярна в России. Надеюсь, что эта книга заставит в ней усомниться. Ничто не известно заранее, ничто на сто процентов не предопределено. Двигателем истории является ошибка. Герои этой книги все время строят планы, делают прогнозы, действуют исходя из того, что всякий раз кажется им точным расчетом. И почти всегда это оказывается заблуждением. Но проходит время — и все эти заблуждения забываются. И сами герои, и изучающие их историки начинают верить в то, что план был с самого начала. В то, что все произошедшее — вовсе не случайность, а плод чьего-то замысла.
Пока я писал эту книгу, меня неизменно поражали воспоминания участников событий. Сотни героев написали подробнейшие мемуары о том, что произошло, — и большая часть воспоминаний была написана после обеих революций 1917 года. Авторы мемуаров уже знают, чем закончилась их история, и почти все они не поменяли своих точек зрения. Каждый уверен в своей правоте. Мало кто винит себя в том, что его история закончилась трагедией. Они все вместе потопили свою Атлантиду, но каждый считает, что виноват не он, а все остальные. Жандарм считает, что был прав, когда давил, — и жалеет только о том, что недодавил. Революционер уверен, что был прав, когда взрывал, и переживает, что мало взорвал. Каждый считает, что спасал, — но, увы, не спас.
1917 год — это родовая травма российского общества. Даже сто лет спустя средний класс неосознанно ждет, что события могут повториться. Начало XXI века не похоже на начало ХХ века: российское общество несравнимо более образованно и благополучно, чем сто лет назад. Тем не менее психологическая травма так просто не проходит. Опыт Гражданской войны и последующего террора заставляет новые поколения россиян вновь и вновь задавать себе вопросы: не пора ли уезжать? Не будет ли потом слишком поздно?
Как и сто лет назад, сегодня многие разделяют ценности черной сотни, другие — оправдывают репрессии и «красный террор». Для них отъезд несогласных — это избавление от балласта, которое пойдет стране на пользу. И сейчас разные части российского общества продолжают воевать и друг с другом, и со своими историческими предшественниками.
Для страны в целом — это трагедия. Вымывание интеллектуальной и деловой элиты ослабляет ее. Примирения с историей в России не произошло, травмы не вылечены, комплексы не изжиты. Сама по себе российская история — это болезнь, которая на каждом шагу дает о себе знать. Мы больны своей историей. Я не хочу умереть от этой болезни.
Источники
1. Андреева М. Ф. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. М., 1963.
2. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. М., 1990.
3. Великий князь Константин Константинович Романов. (К. Р.). Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М., 1998.
4. Витте С. Ю. Воспоминания в 3-х томах. М., 1960.
5. Гапон Г. История моей жизни. Л., 1926.
6. Гиппиус З. Н. Дмитрий Мережковский. Париж, 1951.
7. Гиппиус З. Н. Дневники (1914–1917). М., 2017
8. Гиппиус З. Н. Собрание сочинений в 15-ти томах. М., 2016.
9. Горький М. Письма в двадцати четырех томах. М., 1998 — наст. время.
10. Грабарь И. Э. Моя жизнь. М. — Л., 1937.
11. Дневник великого князя Константина Константиновича. 1906–1907 годы. М., 2015.
12. Дневник великого князя Константина Константиновича. 1907–1909 годы. М., 2015.
13. Дневник великого князя Константина Константиновича (К. Р.) 1911–1915 годы. М., 2013.
14. Дневники императора Николая II. 1894–1918. Том 1. 1894–1904. М., 2011.
15. Милюков П. Н. Воспоминания. 1859–1917. М., 1990.
16. Письма Победоносцева Александру III. М., 1924–1926.
17. Победоносцев К. П. Великая ложь нашего времени. М., 1993.
18. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. М. — Л., 1928–1958.
19. Толстая С. А. Моя жизнь. М., 2014.
20. Шаляпин Ф. И. Страницы из моей жизни // Федор Иванович Шаляпин. Т. 1. Литературное наследство. Письма. М., 1976.
1. Богданович А. Три последних самодержца. М. 1990.
2. Витте С. Ю. Воспоминания в 3-х томах. М., 1960.
3. Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 2015.
4. Гиппиус З. Н. Дневники (1914–1917). М., 2017.
5. Гиппиус З. Н. Собрание сочинений в 15-ти томах. М., 2016.
6. Грабарь И. Э. Моя жизнь. М. — Л., 1937.
7. Достоевский Ф. М. Дневник писателя в 2-х томах. М., 2011.
8. Дневники императора Николая II. 1894–1918. Том 1. 1894–1904. М., 2011.
9. Колышко И. И. Великий распад. Воспоминания. СПб., 2009.
10. Ламздорф В. Н. Дневник. Том 1 (1886–1890). М., 1926
11. Ламздорф В. Н. Дневник. Том 2 (1891–1892). М., 1934.
12. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» гр. С. Ю. Витте. М. — Пг., 1923.
13. Милюков П. Н. Воспоминания. 1859–1917. М., 1990.
14. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года / Изд. Центр. Стат. комитетом М-ва вн. дел. СПб., 1897–1905.
15. Станиславский К. С. Собрание сочинений в восьми томах. Том 1. М., 1954.
16. Суворин А. С. Дневник. М., 2015.
17. Тихомиров Л. Вероисповедный состав России и обязательность для русского государства исторический вероисповедной политики // Миссионерское обозрение. 1902. № 3. С. 435.
18. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. М. — Л., 1928–1958.
Читать бесплатно другие книги:
