Между Рутиэн Альвдис
– Подарок?
«Взгляни на запад. Видишь ли ты что-нибудь?»
Марх обернулся к западу (где в этом мраке стороны света, он не мог объяснить – но ощущал явственно), вгляделся в темноту.
Там двигалось светлое пятно. Сначала – просто точка, но вот уже можно разобрать, что это две белые птицы, и между ними что-то блестит… Говорят, над героями Эрина часто летают птицы, скованные золотой цепью попарно.
– Птицы из Ирландии?
«Смотри внимательно».
Они действительно были соединены золотом. Но не цепочкой. Две белые птицы несли в клювах длинный волос.
Марх протянул руки крылатым вестницам, они уронили волос ему в ладони – и, хлопая крыльями, умчались на запад. В свою страну.
Кромка легенды: Бендигейд Вран
Ты всё правильно понимаешь, Жеребенок. Это волос твоей невесты. Она еще не родилась, но поверь: это самое большое сокровище, которое Эрин может подарить Прайдену.
И самое большое счастье, которое будет в твоей жизни.
Ни у кого из королей Прайдена не будет столь могущественной супруги.
Ты знаешь: в Эрине женщины обладают великой силой. Им повинуется земля, они наделяют королей властью. Эрин редко делится величайшим из своих богатств – королевами, но тебе предназначена одна из них.
Дождись ее, Жеребенок. Вокруг тебя будет много красавиц – но не разменивайся по пустякам.
– Как мне благодарить тебя? – тихо произнес Марх.
«Не меня, – отвечал Вран. – Себя. Судьбу. Ты сам творишь ее – и на достойные поступки судьба отвечает тебе дарами».
– Всё равно: спасибо.
«Доверяй и дальше самому себе, Жеребенок. Ты умеешь жить сердцем – так не разучись этому искусству потом».
– Постараюсь.
Марх вплел золотой волос между нитями своей туники. Улыбнулся:
– Кажется, я уже готов полюбить мою ирландскую невесту.
«Не разлюби ее. Она родится еще не скоро».
Марх снова улыбнулся.
«А теперь прощай, Жеребенок. Больше тебе нечего делать здесь. Не о чем спрашивать меня. Ответы на все вопросы ты найдешь в своем сердце – или не найдешь вовсе».
– Мы больше не увидимся?
«Не в этой жизни».
Марх низко поклонился:
– Прощай, Вечный Король Прайдена. Благодарю тебя.
Теперь, когда Марх стал королем перед лицом обоих миров, теперь, когда его воцарение произошло много быстрее и легче, чем ожидали, теперь всему Аннуину верилось, что эти удачи – лишь начало будущих побед.
Аннуин. Мир волшебства, существующий где-то рядом с миром людей, а где-то – безмерно далеко от него. Мир, где властвует Рогатый Король – Араун, и его супруга – та, что древнее и могущественнее любых богинь.
Мир, становящийся домом для многих богов, – но живущий своей жизнью. И боги в нем – не более чем люди, возводящие торфяные хижины на развалинах древних замков.
Только в Аннуине не было развалин. Древняя сила здесь могла уснуть, но не исчезнуть. И как земля, даже заброшенная пахарями, колосится ячменем, так и Аннуин, даже теряя могущество, продолжал питать магией богов, Древних, волшебных существ… всех. Даже людей, не боящихся прикоснуться к его силе.
И с утратой священного стада могущество Аннуина стало подобно обмелевшей реке, не более.
Араун устроил пышную встречу второму королю Аннуина. Сам Рогатый Король вышел встретить сына Рианнон – и вместе с ним Марха приветствовали все: Древние, боги, ослепительные в своей красоте сидхи, неказистый Малый Народец, безликие чудища болот и чащ… все ждали, что юный и могучий король вернет их миру утраченные силы, пригонит назад хрюкающее воплощение чародейства, и всё станет как раньше, и еще лучше.
И чаша волшебства наполнится до краев.
Рианнон с гордостью глядела на сына: этот – не чета Придери, этот не потерпит поражений! Араун светился так, что кончики его рогов блестели золотом: этот человеческий бренин вернет священное стадо! Все радовались, и Марх начинал гордиться их гордостью и ликовать их торжеством…
Посреди всеобщего веселья раздался голос:
– Исполни просьбу мою, король Марх!
– Исполню! – радостно ответил бренин Аннуина.
Кромка беды: Рианнон
Да за что же эта напасть! Мало мне было Пуйла, который в день свадьбы точно так же невольно пообещал меня в жены моему врагу!
Марх, ты же не его сын! Почему ты повторяешь его ошибки?!
Почему торжество лишает тебя разума, и ты готов вслепую исполнить желание первого встречного, не подозревая, кто это и о чем он попросит тебя?!
Или это присуще всем людям – ослепление в миг удачи? И ты, мой сын, ты – больше человек, чем я бы хотела?
Но поздно спрашивать и сетовать. Беда уже произошла. Ты уже пообещал исполнить просьбу Эудафа, сына Карадауга.
Ты еще не знаешь, что он потребует.
Но знаю я. И сердце обрывается от ужаса.
– Так знай же, король Марх, – восклицает незнакомец, – я Эудаф, сын Карадауга. Моего отца подло лишил жизни Касваллаун, сын Бели. И я прошу тебя: восстанови справедливость, сделай меня королем!
Кромка беды: Марх
Подлец.
И не потому, что ты хитростью добился от меня согласия. Хитрость – не преступление.
Но ты лучше моего знаешь, что твой дед и наш Король отказался от мести. Ты преступаешь его волю. Ты презираешь приказ Короля.
И ты хочешь, чтобы я нарушил только что принесенную присягу. Но по сравнению с твоей виной перед Бендигейдом Враном, отцом твоего отца, – это ничто.
Ты думаешь, слово, которое я невольно дал тебе, помешает мне покарать тебя за подлость?
Но я не так прост, как кажусь.
– Матушка, – обратился Марх к Рианнон, – скажи мне, кому принадлежит Дифед после гибели моего брата Придери? Кто его наследник?
– У него… – Рианнон начала понимать хитрость сына, и губы ее невольно дрогнули в улыбке, – …не было наследников. И ты, его старший брат, наследуешь его земли.
– И я могу как король распоряжаться ими?
– Да! – Рианнон едва сдерживала торжествующую улыбку: еще миг назад Прайдену грозила война, а Марху – нарушение только что принесенной присяги. Но ее сын стремительно нашел выход из беды!
Марх тоже изо всех сил сдерживал торжествующую улыбку:
– Ты, Эудаф, сын Карадауга, хотел стать королем. Я обещал тебе это – и немедленно исполню свое слово. Отныне ты – король Южной Кимры. Король Дифеда. Ибо я обещал, что сделаю тебя королем!
И невысказанным, но слишком ясным осталось: а вот королем какой страны – ты забыл сказать!
Араун задумчиво покачал рогатой головой (рога его были столь огромны, что все невольно отстранились):
– Часто бывает так, что хитрец запутается в собственном коварстве. Но редко это происходит настолько сразу…
Эудафа простыл и след. Видимо, отправился в Южную Кимру. Знакомиться с эрлами внезапно обретенного королевства.
Марх покусывал губы, пряча улыбку в золотистой бороде.
– Неплохо для начала, – кивнула Рианнон. – Благородство и хитрость – интересное сочетание.
Потом был праздник. Буйный аннуинский разгул веселья и магии, когда пьяная от надежд нелюдь плясала по земле, воде и воздуху, когда похищенное Гвидионом стадо казалось уже возвращенным, когда все победы были близки, а хитрости врагов – развеяны шутя, как коварство Эудафа.
До битвы с Гвидионом оставался миг, до победы в ней – два мига.
И магия пьянила крепче любого вина.
…Марх с трудом вернулся в мир людей. Не сразу понял, сколько времени прошло здесь – с того дня, как он отправился к Касваллауну.
Тишина. Тишина – и удивительный, несказуемый мир в душе.
Звезды мерцают во влажном воздухе. Медленно плывут облака – потом расходятся, открывая луну. Чуть ущербная. Кажется, тоже подтаяла от весеннего тепла.
Небо вокруг луны не серо-синее, а – синева в прозелень, и этот цвет – глубже и мягче обычного ночного неба.
Можно долго стоять и любоваться им.
Просто стоять и смотреть на луну. Вдыхать ноздрями влажный предвесенний воздух, ни с чем не сравнимый запах этого времени: еще не весна, уже не зима. Слушать, как где-то с крыши капает вода. Всматриваться в черный рисунок ветвей, такой красивый в свете луны.
Просто – быть единым со своею землей. С обеими своими землями – и Корнуоллом, и – Аннуином.
Весна не спрашивает, в какой мир ей явиться. Она приходит повсюду… ну, разве что иногда запутается в паутине времени, и в Аннуине эта ночь будет на век позже… или на век раньше. Неважно.
Эта ночь, этот мягкий свет, этот мир и покой – он везде. Есть, был или будет… пусть люди разбираются со своими временами, старательно разделяя их. Время – для людей. Для Короля Аннуина нет времени. Для него есть только Сила. Сила, идущая сквозь миры.
Сила, идущая сквозь сердце Короля.
В эту ночь Марх не узнавал сам себя. Он, Конь, привыкший действовать, мчаться, преодолевать и побеждать, сейчас шел шагом или подолгу стоял, вслушиваясь во влажную ночь. Сейчас не хотелось ни спешить, ни вспоминать недавние удачи, ни думать о грядущих битвах. Черный Конь неспешно шел – то мимо людских селений, то, свернув, оказывался в пробуждающемся от зимнего сна Аннуине; Король дышал размеренно и глубоко, как дышит спящий человек, сбросивший груз забот.
Но Марх отнюдь не спал.
В эту ночь он яснее ясного ощутил свою победу. Не ту, что была, не королевские испытания, – ту, что будет. Сын Рианнон не стал провидцем, он не рискнул бы пророчить, что они вскорости отвоюют священное стадо Аннуина… но дело было не в войне за стадо. Впрочем, стадо – оно тоже вернется. Обязательно.
Но победа – много больше. И Король сейчас не будет искать слов для того чувства, которое так же мягко и неизменно, как зеленоватая синева вокруг луны.
Марх просто знает: они победят.
А какая это будет победа и когда… доживем – увидим.
De bellae Britanicae
Кромка яви: Марх
С юга надвигалась сила. Безумная сила. Она состояла из одинаковых, совершенно равных квадратиков, начищенных до блеска. Ровные безликие ряды… страшные в своей безликости. Нет, больше: могучие в безликости.
В ней не было жизни, потому что живое никогда не повторяется. Не найти двух одинаковых снежинок, не то что одинаковых людей. Это же было расчерчено по какой-то сумасшедшей линейке… идеально безликое и вместе с тем – движущееся по своей воле. Живое?!
Но это невозможно!
Оно приближалось. Оно уже несколько лет расползалось там, за морем, а теперь идет сюда. Нет, «расползалось» – не то слово. Ровными блестящими квадратами своих зубов оно грызло земли кельтов за морем, поглощая их. Теперь этому слепому чудищу понадобился и Прайден.
Вместо воли и буйной прихоти богов эта сила несет с собой Законы. Они ей – вместо богов. И в жертву Законам – еще более слепым, чем до блеска начищенные квадратики! …кажется, что нельзя быть слепым более или менее, а этим – удается… – в жертву Законам они приносят богов.
Они убивают богов! убивают и приносят в жертву…
И они идут на Прайден.
Кромка берега: Касваллаун
Манавидан, я прошу тебя: пошли бурю!
Нет. Я не прошу. Я – умоляю.
Я готов заплатить любую цену – за самую обычную бурю, какие зимой бывают через день! Богатствами тебя не соблазнишь – но ты ведь гордец, мое унижение будет приятно тебе. Манавидан, я стану хоть рабом тебе, я что угодно вынесу – только подними море! Утопи этот флот!
Я знаю, тебе нелегко пришлось когда-то: ты был вынужден бродить по Прайдену как простой ремесленник. Ты тачал обувь, делал седла… я не помню, что еще. Манавидан, но ведь и тогда никто не хотел оскорбить тебя! Рианнон скиталась вместе с тобой, как простая смертная. Ты же знаешь: связь меж мирами рвалась, всё это было нужно для Прайдена!
Манавидан, я сделаю что угодно – если ты пошлешь бурю.
Но ты молчишь… и гладко море.
Не думаю, что ты сводишь счеты дома Ллира с домом Бели за смерть Карадауга… ты просто ненавидишь Прайден. И волной не пошевелишь против нашего врага.
Горфан Гуаллт подошел к нему:
– Какие будут приказы, бренин?
– Изготовиться пращникам, – бросил Касваллаун. Потом вздернул бровь: – Они хотят завладеть землей бриттов? Они получат нашу землю – по крайней мере, ее камни! еще прежде, чем успеют высадиться.
Горфан Гуаллт поклонился, отходя, но сын Бели жестом остановил его:
– И передай Ллисгадруду Эмису – пусть примет командование на себя. Я буду… занят.
– Да, бренин.
Кромка берега: Гай Юлий Цезарь
Так и записать: узнав о том, что галлы многократно получали помощь из Британии, Цезарь, дабы прекратить эти… эти… гм, свинства с их стороны… да, записать: бесчинства… кстати, говорят, свинья у них священное животное… нет, это записывать не надо.
Итак, Цезарь грузит свое войско на корабли и с двумя легионами переправляется… перепРавляется, а не перепЛавляется! – на земли бриттов, дабы покарать сей народ. Записал?
Говорят также, что остров бриттов весьма обширен и по совокупности своей разделен на три… нет, «на три» уже было раньше… запиши: на четыре части, называемые Ллогр (о Юпитер, и как они выговаривают такое варварское слово!), Альба, Кимра и Корнуолл. Правит же ими, как говорят, император Кассивелаун… откуда я знаю, какие буквы там удвоенные?! Вот победим – расспросим пленных, они по буквам продиктуют. Пока пиши как хочешь, потом подредактируем. Так… император Кассивелаун, муж властный, жестокий и могучий.
Кстати, это, наверное, он стоит на холме. Золотой торквес на шее… да он и без торквеса выглядит императором.
Серьезный противник. Допишем позже.
Мой меч и шлем!
Кромка битвы: Касваллаун
Я не могу устроить бурю, но ветры всегда послушны сыну Бели. Я собираю вас – буйные ветры всех сторон света. Вы для меня сегодня – словно стрелы в колчане. Пока только в колчане – но ждать осталось недолго! Я выпущу вас на врагов… нет, не на этих солдатиков в блестящей броне, а на их корабли.
Мне не подвластны морские глубины, но когда над берегом ярится ураган, то и морю приходится несладко.
Римляне высаживаются. Их встречает град камней – да, их панцирям это почти не причиняет вреда, но камни бьют и по ногам, и по лицам.
А теперь пора и послать ветер. К берегу. Пусть камни летят легче.
…Море уже волнуется. Корабли, едва поставленные на якоря, кажутся стаей взволнованных гусей. Погодите, то ли еще будет. Я ведь только начал.
Ну, Цезарь? Ты хотел напугать нас мощью римских легионов? Я испугался. Дрожмя дрожу. Правда, твои корабли дрожат сильнее. Мои ветра крепчают, и твоим кораблям недолго держаться на якорях. Что ты предпочтешь? – бежать или погибнуть здесь? Ведь твои два легиона против всего Прайдена – это ничто.
Бежишь.
Есть чем гордиться – от меня бежит Цезарь.
…Но мне не потопить эти корабли здесь, на мелководье. А в открытом море у меня нет власти даже над воздухом.
Манавидан! Умоля-а-аю: пошли бурю!!!
Молчишь…
Марх стремительно прошел тропами Аннуина – на восток. В Ллогр. В Каэр-Ллуд. Спросить Касваллауна, что за напасть угрожает Прайдену.
Король Корнуолла обнаружил, что не он один пришел к бренину с этим вопросом. Здесь были вожди Кимры (даже Эудаф гонца прислал), кантии, икены и толпа вождей Альбы (Марх, к стыду своему, и не подозревал, что на его родине столько правителей).
Все они ждали Касваллауна.
А его не было.
Так что у них оказалось более чем достаточно времени на разговоры, сплетни, пересуды. Марх рассказал о своем странном видении нескольким вождям с Севера (один из них, назвавшийся Ирбом, слушал особенно внимательно), но никто не смог объяснить этот странный образ.
На все вопросы должен был ответить Касваллаун.
Когда он, наконец, появится.
Он въехал в Каэр-Ллуд как человек – на колеснице. И было заметно, что волосы его, прежде золотые, как у всех детей Бели, теперь… хорошая строчка для бардов: «сын Бели – побелел». Звучит красиво.
Гораздо лучше, чем поседел.
Морщины прорезали лицо Касваллауна; он казался человеком, в одночасье состарившимся.
Нет, не казался.
Он им и был.
Его жена Флур, дочь Мигнаха Горра, выбежала навстречу – но бренин отстранил ее, спросив лишь:
– Уже здесь? Все?
Она кивнула. Она не хотела пускать его к королям – видя, чем обернулась для него эта битва.
Она не хотела, но понимала: не ей спорить с бренином. Израненный муж ей достанется позже. Сейчас он – только бренин, и принадлежит он Прайдену.
– Я хотел собрать вас, короли, чтобы сообщить… – Касваллаун криво усмехнулся. – Короче, вы собрались сами. И это правильно.
Он тяжело опустился в кресло.
– Что это было? – спросил Дрем, сын Дремидида.
– Ты же видишь весь Прайден, от Пенгваэдда в Корнуолле до Пенн-Блатаон, – сын Бели опять усмехнулся. – Значит, ты видел и их. Вот и расскажи.
Дрем вышел на середину, прикрыл глаза и начал:
– Я видел копье, изостренное для удара. Я видел меч, нацеленный в спину. Я видел топор, занесенный над священным дубом. Видел слепого, который хочет выколоть глаза зрячему. Видел раба, изготовившего веревки, чтобы обращать свободных в рабство.
Касваллаун медленно кивнул, спросил:
– Рискнет ли кто-нибудь истолковать эти видения? Дрем, сын Дремидида никогда не ошибается, не ошибся и на сей раз. Ну?
Короли молчали. Даже понимая – почти понимая – что всё это значит, они не осмеливались произнести страшные слова.
– Ну что ж, – нахмурился бренин, – видно, толкователем придется быть мне. Слепой – это огромная империя римлян, страна, забывшая своих богов, – и теперь стремящаяся превратить всю огромную южную землю в такой же слепой мир.
– Но это просто глупо, – подал голос Дигифлонг с восточного побережья. – Страна без богов мертва. Это всё равно что срубить яблоню и ждать от нее плодов.
– Не совсем так, – покачал головой Касваллаун. – Вместо богов у них Законы. Римляне воздвигают им храмы, совершают обряды, приносят жертвы…
– Законам?! – перебил Хуарвар, вождь племени из Лотиана.
– Да. Эти обряды у них может совершать даже тот, кто открыто смеется и над богами, и над обрядами, кто издевается над всем священным. Но и насмехаясь, он проводит все обряды в срок – чтобы крепла их империя. И она крепнет.
– Топор, занесенный над священной рощей… – медленно проговорил Ирб, низкорослый каледонец, раскрашенный вайдой. – Раб, изготовивший веревку для свободных.
– Вам еще нужны толкования? – мрачно спросил Касваллаун. – Или и так всё ясно?
– Подожди, – вскинулся Дунард, вождь с севера, – но чего же хотят эти… как их?
– Римляне.
– Заменить наших богов на свои мертвые законы?
– Да.
– Но это безумие! Мы будем драться с теми, кто посягнет на наше имущество. Вдесятеро яростнее мы станем сражаться с теми, кто захочет завладеть нашей землей. Но за наших богов мы будем биться до последней капли крови!
Зал загудел.
Касваллаун дал им покричать, а потом могучим рыком военного вождя перекрыл весь шум:
– Так за богов – до последней капли?!
И согласный рев был ему ответом.
Кромка торжества: Касваллаун
Короли Прайдена, вы поняли главное: римлянам не нужна военная добыча. Им даже не нужны наши земли. Они хотят уничтожить наш мир – наши обычаи, наших богов. Нашу душу.
И вы готовы встать на защиту.
…камень с сердца. Я боялся, что придется вас убеждать.
Сегодня, именно сегодня, а не в тот день, когда от горя умер Карадауг, я стал бренином Прайдена. Сегодня день моего торжества… и я солгу, если скажу, что мне оно не нужно. Вран знает: я рвался к власти не ради себя – а ради Прайдена.
Сегодня я ее достиг – высшей власти.
Сегодня вы все, короли Прайдена, – стрелы в моем колчане.
Стрелы, которыми мы поразим римлян.
Касваллаун устало откинулся на высокую спинку кресла.
Сделал знак рукой слугам, чтобы обнесли королей вином и едой.
Это заставило умолкнуть даже самых возмутившихся намерениями римлян.
Сын Бели чувствовал, как по его лбу катится пот: после той битвы даже такое нехитрое дело, как совет, было ему не по силам. Но стирать пот бренин не собирался – едва ли кто заметит эти капли. Пусть текут. А вот жест – увидят все.
Сам он от еды отказался – нечего расслабляться, не время. Только сделал глоток вина – вернуть силы.
Заговорил, по-прежнему не вставая:
– Что ж, короли, осталось лишь решить, сколько войск соберутся в Каэр-Ллуд к концу зимы. Пока вы думаете, скажу я. Мои катувеллауны считают, что свобода стоит дороже жизни. Поэтому все мужчины, способные носить оружие, выйдут в бой. И все мальчишки, владеющие пращой. И все старики, знающие заклятия… да и все женщины, искусные хоть в одном из этих умений.
Тишина. И только голос верховного короля:
– Если мы победим – никакие жертвы не будут напрасны. Если же мы потерпим поражение – народу катувеллаунов не стать рабами римлян!
Тишина.
– Так сколько воинов дадите вы?
Они называли… иногда перекрикивая друг друга, словно в хвастовстве состязаясь. В самом деле, если мой сосед дает сотню колесниц и две сотни пеших, то мне зазорно дать меньше… высмеют еще.
Касваллаун слушал молча, кивал. И пытался понять, сколько войск приведет с собой Цезарь, когда утихнут зимние шторма. В том, что римлянин вернется, сын Бели не сомневался ни мига.
Войско бриттов росло на глазах, собираясь в армию, которой доселе не видел Прайден. А бренин хмурился, размышляя: какую часть от непобедимой армады Цезаря составит это воинство – половину? или повезет – две трети? или всё гораздо хуже – четверть?
Невозможно догнать горизонт. Невозможно превзойти того, чьи силы неведомы… Невозможно, но необходимо.
Но вот всё сказано. Войско обещано больше большего. И вряд ли хоть один вождь или король нарушит слово.
…Короли уже поднялись и стали неспешно расходиться, когда Касваллаун негромко произнес:
– А тебя, Марх Корнуольский, я попрошу остаться.
Тот изумленно застыл у двери.
Кромка судьбы: Касваллаун
Марх, ведь ты – из Дома Ллира. Да, знаю, что не по крови. Но всё равно: твоя мать была женой Манавидана. С домом Ллира ты связан.
Я твой кровник, Марх. Я, убийца Карадауга.
Подло убивший твоего дальнего родича… действительно, подло: на мне был плащ-невидимка, сын Врана даже не видел, с кем сражается.
Читать бесплатно другие книги:
