Болотница Мастрюкова Татьяна

© ИП Новожилов Н. В., текст, 2019

© Макет, оформление ООО «РОСМЭН», 2019

Пролог

Стоя по щиколотку в холодной болотной жиже, похожей на протухшую, заплесневевшую кашу, чувствуя, как кроссовки потихоньку засасывает, будто кто-то тяжелый вцепился в подошвы, прилип к ним и затягивает меня вниз; страшно желая зажмуриться и все же не в силах оторвать взгляд от стоящего передо мной отвратительного потустороннего существа, я отчаянно думала: «Ну почему это случилось именно со мной? Со мной же никогда не происходит ничего необычного!»

Глава 1

Со мной никогда не происходит ничего необычного. То есть абсолютно. У всех что-то случается, а у меня – нет. Ну разве что родители решили на лето забрать у меня смартфон под предлогом, что будто бы в той дыре, которую они сняли для нас на три месяца, интернет не ловится, а мне срочно надо отдохнуть от всяких там чатов и сетевых игр. Можно подумать, я от них устала. Да и не верится, что папа или мама, чья работа напрямую связана с интернетом, могли бы выбрать настолько глухое место для отдыха.

Одноклассники завели на каникулы чат, постоянно треплются, шлют прикольные картинки, а я, как изгой, должна торчать в медвежьем углу на самом краю земли. Лучшие подруги, как одна, разъехались кто на море, кто в лагерь, и у них, между прочим, никто телефоны не отбирал!

Хорошо, хоть книги есть. Книги я люблю – с их запахом, шелестом страниц, шершавым переплетом. Люблю забиться в какой-нибудь уголок с книжкой и не вылезать, пока не прочту от корки до корки и не прослушаю весь плей-лист в телефоне. Но ведь родичи и здесь постарались: мол, с собой можно взять только ограниченное количество литературы. А мама, будто в насмешку, предложила ходить в сельскую библиотеку, правда, добавила она, у нее нет твердой уверенности, что библиотека эта существует в реальности, ведь там и села-то нет. И это мама, которая меня и подсадила на книги!

Это отступление, чтобы была понятна вся ужасная «прелесть» глухомани, которой предстояло стать местом нашего отдыха.

В общем, ничего интересного и необычного со мной не происходит.

Так думала я, прислонившись лбом к стеклу и без всякого интереса следя за мелькающими за окном автомобиля то куском леса, то внезапным бескрайним полем. Мы ехали в снятую родителями на лето дачу где-то в двухстах километрах от нашего города, в никому не ведомой деревушке.

Как только заканчивались рождественские каникулы, на семейном совете тут же ставился вопрос о летнем отдыхе. Мой папа одержим мыслью о свежем воздухе и простой здоровой жизни, которую он по детской привычке видит исключительно в деревне. Мы с мамой, по его мнению, совершенно не понимаем, насколько город губит нас, а потому должны хотя бы летом бросить цивилизацию и оздоровиться. При этом сам он продолжает работать и настоящей деревенской жизнью наслаждается только по выходным. И каждый раз он ухитряется находить новое место отдыха, причем как можно дальше от предыдущего. Мама смеется, что он заметает следы, как поступают самые настоящие мафиози. Моя мамуля вообще слишком легко относится к папиным затеям и чрезмерно, на мой взгляд, потакает ему.

Обычно мы давали объявление на специализированных сайтах, но на этот раз дачу, а точнее, домик у самого леса, на краю деревни, папе присоветовал его коллега. У коллеги был сосед, а у соседа – дальний родственник, который давным-давно эту дачу сдает. Сам хозяин туда не ездит уже много лет, но нанимает работников, которые перед летним дачным сезоном приводят дом и участок в порядок перед заездом жильцов. Мама сначала была настроена скептически, но папа так воодушевился, что переубедить его было невозможно.

Перед отъездом я пыталась найти деревню Анцыбаловку на картах, забивала в поисковиках – ничего нет. А когда мы наконец-то добрались до нее, стало понятно, почему не нашла. Это была крошечная деревенька в десяток домов, большая часть из которых пустовала. Деревня без перекрестков, как выразился папа. Хозяин дома говорил, что в свое время городские купили эти дома под дачи, но отдыхать все же предпочитали в Турции или Египте. И я их прекрасно понимаю! Оставшиеся жители, старушки и старички, были такими тихими и незаметными, что мама сначала предположила, что папа отправил нас в заброшенную деревню в незаслуженную ссылку. Они даже немного повздорили в машине, правда, как мне показалось, в шутку. Но тут из какого-то дома вышел пожилой мужчина, и ему навстречу откуда-то выскочила крупная рыжая дворняга, так что перепалка сразу утихла.

Но, по мне, так Анцыбаловка и была настоящей ссылкой. Понятно, что не только ребят моего возраста, но вообще детей и молодежи здесь не предвиделось. Да что там молодежи, даже ровесников родителей не было! До ближайшей цивилизованной деревни Зеленово с магазином и почтой нужно было топать четыре с чем-то километра через лес (папа обещал привезти нам в следующий раз велосипеды). Хлеб и свежую прессу туда завозили раз в неделю грузовиком, и там же неподалеку, на трассе, находилась автобусная остановка, от которой автобус ходил до ближайшей железнодорожной станции. Но библиотеки там, конечно, никакой не было, потому что Зеленово – не село.

Дом, в котором нам с мамой предстояло жить, оказался не так уж и плох, как я сначала решила. Он был, конечно, очень деревенским, деревянным, из толстых бревен, как рисуют на картинках. Высокая двускатная крыша, окна в резных наличниках. Папа назвал дом усовершенствованным пятистенком, не знаю почему. Три комнаты с кухней, чердак с маленьким пыльным окошком, заросший участок с яблонями, кустами малины и шиповника, небольшой сарай с инструментами. Маму удивил крепкий забор, хотя калитки (одна выходила на улицу, другая – в лес, начинающийся практически сразу за забором) запирались всего лишь на примитивный крючок, и их легко было вышибить одним ударом. Газовая плита, вода качается насосом, в ванной висит под самым потолком внушительный нагревательный бак. Холодильник небольшой, старый, еще советский. Он вечно начинал работать неожиданно: сначала сам вздрагивал всем корпусом, а потом рычанием и гулом заставлял вздрогнуть присутствующих.

С электричеством, по словам хозяина, как и во всех деревеньках, случались перебои, но в доме было полно свечей и даже керосинка. Меня это обрадовало, а маму почему-то не очень.

– Хоть туалет не на улице, – только и сказала она, поскольку привыкла во всем искать положительные стороны.

Участок был расположен немного на отшибе, чуть в стороне от остальных домов, у самого леса. А вообще лес был везде. Выглядел он каким-то запущенным, если можно так сказать про лес. Хозяин дома говорил, что где-то неподалеку от деревни скрывается лесное озеро, переходящее в болото, два в одном, так что при прогулке надо быть осторожнее, в лесу лучше без лишней надобности не гулять. Так и сказал: «при прогулке». Мама потом очень смеялась над этим.

Пока я устраивалась в своей комнате (кровать, тумбочка, стул, узкий допотопный шкаф, окно на улицу), родители отправились по имеющимся соседям знакомиться и вернулись довольно быстро. Либо соседей было слишком мало, либо они не захотели общаться. Папа сказал, что на маньяков они не похожи. Хотя он всего лишь пошутил, мне почему-то показалось это не совсем смешным.

Папа обещал приезжать на все выходные и по возможности на неделе, но мы знали по обширному прошлому опыту, что при всем желании он вряд ли сможет выбираться к нам часто.

Телевизора в доме не было! И книг тоже. Совсем. Только стопка пожелтевших старинных журналов «Юность» и какие-то совсем детские книжонки в количестве трех штук (их явно оставили прошлые дачники). Правда, был еще чердак, на который папа пообещал слазить как-нибудь вместе со мной. Во всех книжках и фильмах на чердаке находят что-то интересное.

– А почему не сейчас? Полезли сейчас! – начала было канючить я, но папа, как обычно, когда он не хотел что-то делать, придумал отмазку: мол, если сразу все узнать, то потом будет скучно.

Я захватила с собой две свои любимые подростковые фэнтезийные трилогии, но, поскольку знала их уже практически наизусть, решила взяться за чтение только в случае абсолютного книжного голода. Я все еще надеялась разжиться чем-нибудь новеньким.

Родители сжалились и вернули мне смартфон, но толку-то? В этой деревне оказались большие проблемы со связью. Может быть, как потом я сообразила, потому и вернули.

Мама обнаружила, что Сеть ловится только в одном месте: под старой яблоней, да и то, если вытянуть руки вверх. Я тут же нашла способ получше: по корявым, но удобным веткам залезла почти на самую верхушку дерева и на развилке ветвей устроила себе интернет-кафе. Еще и яблоки можно было рвать, только руку протяни. Правда, Сеть постоянно пропадала, но я все равно была в лучшем положении, чем родители. Мама смеялась, но я видела, что она немного нервничает. Как и я, она была городской жительницей и бодрилась, только чтобы не расстроить папу, который ужасно хотел устроить нам отдых на свежем воздухе. Папа деревню любил, в детстве он долго жил в далеком лесничестве на воле и просторе, и у него остались о тех временах только положительные, почти сказочные воспоминания. Он так радовался, когда нашел этот дом, что у нас с мамой не хватило духу признаться, что мы его радости не разделяем.

Впрочем, мама у меня оптимистка и во всем старается найти позитив. В сараюшке отыскался какой-то кусок брезента, и папа приладил его с моей помощью на интернет-яблоне, чтобы можно было сидеть здесь даже во время дождя. «Филиал Apple», – обозвала мое гнездо мама.

Пока я сидела на яблоне и безуспешно ловила среди веток Сеть, мама решила обойти участок. На дальнем конце среди густых зарослей полыни пышно и беспорядочно разрослись кусты малины, все усыпанные спелыми ягодами. Туда мама и поспешила в первую очередь, с удовольствием шурша высокой травой.

– Смотри, Вичка, какая жирная трава! Если будем с тобой сажать чего-нибудь, и поливать лишний раз не понадобится, – крикнула она мне. – Давай посадим арбузы!

Я фыркнула, раздраженно вертя телефон в поисках связи: «Ананасы еще скажи!»

Тут мама вскрикнула и принялась прыгать на одной ноге, изо всех сил растирая другую. Папа поспешил ей на помощь, но она буквально оттолкнула его от себя с предостерегающим криком: «Осторожно! Тут какое-то колесо зловещее!» Я хотя и сочувствовала маме, но все-таки не сдержалась и расхохоталась, так смешно она про колесо сказала.

На самом деле это оказалась скрытая в траве огромная деревянная крышка, вся поросшая мхом, ракушками, будто ее из-под воды достали, и похожая на старый камень. Видно было, что ее давно не трогали с места.

Заинтересовавшись, папа сбегал в сарай за ломом и постучал им по деревяшке.

– Удивительно крепкая. По виду не скажешь.

– Надо убрать ее с дороги. Так мы все ноги обломаем, к малине не пройти. Кто ее вообще здесь бросил и зачем? – Мама с неодобрением потерла ушибленную ногу. – Слушай, давай попробуй ее поддеть и перекатить к забору подальше.

Папа послушно начал орудовать ломом, мама подбадривала. Судя по всему, деревяшка сдвинулась, потому что родители разом заинтересованно склонились к ней. Я тут же начала слезать с яблони.

– Тут, похоже, колодец! – обрадовался папа. – Смотри, глубокий какой.

Мама встала на четвереньки и заглянула через щель в открывшуюся колодезную глубину, но тут же отпрянула, зажав рукой нос и рот.

– Стой, Вичка, не подходи! – остановил меня папа, тоже морщась.

– Ну и вонища!

– Может, там труп? – предположила я.

Мне жутко хотелось тоже посмотреть в колодец, но папа уже задвинул крышку обратно и притаптывал вокруг траву, чтобы больше никто не спотыкался.

– А не удивлюсь!

Мама никак не могла отдышаться и брезгливо нюхала свои руки:

– Не могу избавиться от этого гнусного запаха. Мне кажется, я им пропиталась.

– Вроде нет. А что там внутри было, ты видела?

– Водоросли какие-то, тина. Не видно ничего толком. Ясно, что вода есть, потому что сыро, но где-то очень далеко и тухлая.

– Мам, а что, если это был смертельный газ, как в древнеегипетских гробницах?

Мама прекратила обнюхивать руки и посмотрела на меня странно:

– А тебе не приходит в голову, что мы с папой его уже вдохнули?

Увидев выражение моего лица, она расхохоталась, обняла меня и чмокнула в макушку:

– Ладно, проехали. Иди лучше малину ешь, только смотри под ноги!

Глава 2

На новом месте я всегда сплю очень чутко. Хотя постельное белье мы привезли свое, мне все равно казалось, что наволочка на подушке пахнет чем-то незнакомым и затхлым. И все эти непривычные звуки: стучат часы на кухне, потрескивает дом, трещат сверчки на улице, то и дело неожиданно и громко гудит холодильник. Только папа храпит в родительской комнате привычно и успокаивающе. Поэтому когда я среди ночи проснулась, то не сразу поняла, что именно меня разбудило. По привычке проверила телефон – связи нет. Полистала старые сообщения, поиграла в игру, не требующую интернета, послушала пару треков из плей-листа, и мне стало немного грустно. Засунув телефон и наушники под подушку, я уставилась в потолок и тут услышала какое-то шуршание под окном. Словно кто-то ходил снаружи и хотел заглянуть ко мне в комнату.

Стараясь не шуметь, я тихонько прокралась к окну и чуть-чуть отодвинула занавеску. Темень стояла непроглядная. Так непривычно было без электрического освещения, все казалось чернильным и мертвым. Опять послышалось шуршание, совсем близко, но никого не было видно.

Мне вдруг стало очень холодно. На цыпочках я добежала до родительской комнаты, приоткрыла дверь и прошипела в нее:

– Ма-а-ам!

– Чего тебе, Вичка? – тут же сонно откликнулась мама.

Папа продолжал похрапывать.

– Там шуршит кто-то на улице.

– Да собака какая-нибудь, наверное, ходит. Или кошка. Это же деревня. Спи давай.

– Ладно.

Я вернулась к себе, все так же стараясь не шуметь. Но вовсе не потому, что не хотела будить родителей. Закутавшись в одеяло, я еще несколько минут напряженно вслушивалась. За окном было тихо, но мне все равно казалось, что там тоже прислушиваются. Разумное мамино объяснение отчего-то нисколько меня не успокоило. Может быть, потому, что днем я не встретила ни одной кошки.

Но я все равно заснула.

Утром после завтрака папа уехал домой. Мы проводили его на машине до конца деревни, а потом он нас высадил, расцеловал и уехал. Мы с мамой махали ему, пока машина не скрылась за лесным поворотом и не затих вдали мотор.

На нас сразу навалилась тишина. Ну, как тишина – слышно только редкое пение птиц да шелест листьев.

Мы взялись за руки и пошли обратно теперь уже к нашему дому.

Все-таки Анцыбаловка – очень странная деревня.

Я первый раз рассмотрела ее всю, от начала до конца, потому что дома стояли по обе стороны единственной улицы, какой участок – чуть дальше, какой – чуть ближе к дороге, и было их не больше десятка.

Дома, покинутые хозяевами, казались какими-то приземистыми, сутулыми, и толстые бревна, из которых они были сложены, выглядели слишком темными, будто горелыми, несмотря на густую зелень, со всех сторон обступившую их. Все окна были целы, яркая, желтая и голубая краска, которой были выкрашены наличники и карнизы, еще не сильно выцвела. На крышах большинства домов торчали печные трубы. Но мне все равно показалось, что этим домам больше ста лет, если не двести.

Яблони и черемухи в садах словно согнулись от времени, как старушки; дорожки заросли травой, вьюном и одуванчиками; скамейки у забора рассохлись и покосились, краска на них облезла. Заброшенные огороды поросли крапивой.

На одном из домов красовалась обрамленная плющом ржавая табличка еще советских времен: «Дом образцового содержания». У этого дома был даже резной фасад, правда, уже изрядно подпорченный древоточцами.

Жилые участки выглядели тоже не слишком приветливо. Хотя у оставшихся жителей (как я поняла, это были сплошь одинокие старушки, не считая старика с собакой) были и баньки, и плодовые деревья, и обработанные огородики, но все это имело увядающий вид, словно ухаживали за хозяйством по инерции и в любой момент без сожаления оставили бы. Возможно, в силу возраста старушкам было трудно поддерживать хозяйство на должном уровне.

Наш участок выглядел приличнее всех. Пусть и не такой ухоженный, зато выглядел обжитым. Но оно и понятно, ведь хозяин перед началом дачного сезона нанимал работников приводить дачу в порядок.

– Странно, что здесь такие тихие животные, – задумчиво сказала мама, когда мы прошли мимо лежавшей на дороге уже знакомой рыжей псины, а она даже не пошевелилась, только внимательно глядела на нас из-под полуопущенных век. – Я, кажется, видела кур у одной старушки, там ведь, по идее, должен быть петух. Ты слышала, чтобы они кудахтали, чтобы кукарекал кто?

– Могу я покукарекать! – предложила я, не разделяя маминого беспокойства.

По мне, так и нечего им орать. Я собиралась вставать поздно и отоспаться наконец. Должна же быть хоть какая-то польза от этой глухомани.

– Наверное, эта псина и шастала у тебя под окном. Видишь, они здесь ночные жители.

– Как вампиры, что ли?

Тут из дома, мимо которого мы проходили, вышла пожилая женщина, одетая как старенькая бабушка. Даже в валенках, будто мерзла. И совсем по-деревенски голова повязана белым платком. Мне она показалась не такой уж дряхлой, но весь ее вид говорил о крайней степени усталости, будто она перетрудилась либо сильно болела.

Она молча подошла к своей калитке, оперлась на нее и стала смотреть на нас без всякого выражения. Мы с мамой вежливо поздоровались, но она словно не услышала. Будто мы картинка в телевизоре или голограмма. Я даже засомневалась, видела ли она нас вообще.

Когда мы дошли до деревянного колодца, стоящего прямо в центре деревни, бабушка развернулась и так же молча ушла обратно в дом. Я как раз в этот момент оглянулась на нее.

– Слушай, мам, а у них есть телевизоры, как думаешь?

– Подозреваю, что ничего у них нет, только радио. Радио должно быть. Не пойму, неприветливые они или недоверчивые. Вчера мы с папой хотели с кем-нибудь познакомиться, так с такой неохотой они с нами разговаривали, ни одна даже в дом не пригласила, все через забор. Некоторые вообще проигнорировали, хотя я видела, что в окошко смотрели на нас, и бельишко сохло. Так недовольны были, что мы с ребенком приехали. Подумаешь тоже! – Мама возмущенно фыркнула. Она терпеть не может, когда кто-то плохо обо мне отзывается. – С трудом из этого единственного старика, Василия Федоровича, вытянули, где здесь продукты можно купить. Место такое красивое, тихое, а вот люди не очень.

– Ну и ладно. Зато не будут к нам приставать со своими дурацкими разговорами, – беспечно пожала я плечами.

Но маме все равно такое поведение казалось неестественным.

– Обычно одинокие старики ищут общения, рады, что можно поболтать, новости узнать. А тут, я поняла, они и между собой-то не сильно общаются. Странные, странные люди.

– Главное, чтобы они не оказались людоедами. Может, им надоели их куры. И ночью они соберутся своей бабушачьей бандой и ка-а-а-ак набросятся на нас! – резвилась я.

– Да мы с ними одной левой справимся! – рассмеялась мама.

Так мы подшучивали постоянно.

Глава 3

Весь день я валялась на одеяле в теньке под яблонями, грызла падалицу и читала найденные в доме старые журналы. Мама возилась в доме, а потом пришла ко мне загорать.

Стояла какая-то удушающая жара, и, судя по прогнозам, первый дождь обещали только через неделю.

Несколько раз мама спрашивала меня, не чувствую ли я странного запаха, и беспокоилась, что папа неплотно закрыл старый колодец. Но я ничего особенного не чувствовала, кроме скуки. Сеть ловилась отвратительно, я едва успела послать всего одно сообщение в чат с подружками, а потом только играла в быстро надоевшие игрушки на телефоне и пересматривала старые посты и картинки да слушала закачанную музыку. Обычно я пользовалась своей подборкой «ВКонтакте», но без интернета одни и те же композиции быстро надоедали, хотя я все равно из упрямства слушала их по кругу, отгородившись наушниками от внешних раздражителей (или, если быть точной, от раздражающей тишины).

Как я и говорила, ничего не происходило.

И вдруг, лениво перелистывая очередную «Юность» и просматривая очередной, совершенно прозаический рассказ, я наткнулась на вложенную между страницами маленькую тоненькую брошюрку. Это оказался какой-то почти самиздатовский журнал про паранормальные и прочие мистические явления – двадцать страничек набранного на пишущей машинке, а потом отксерокопированного текста. Листы сильно пожелтели, а немногочисленные фотографии к статьям были настолько нечеткими и темными, что практически невозможно было разобрать, что на них изображено. Какая-то абстракция. Не будь подписи, фотографию одного из очевидцев вполне можно было спутать с изображением горелого унитаза. Не знаю, существовала ли когда-нибудь обложка, но до нашего времени она не дожила. Судя по отдельным упоминаниям, журнал был издан в 1993 году и некоторым образом претендовал на научность: после каждой совершенно невероятной истории про встречу с инопланетным разумом или еще какую-нибудь мистику следовал комментарий специалиста, разъясняющего отдельные нюансы и подтверждающего или, гораздо реже, опровергающего приведенные факты. Экспертами выступали «известные парапсихологи», «потомственные ведуньи» и даже один физик-ядерщик, но тоже «знаменитый уфолог». Если верить фамилиям и именам, этот жалкий журнальчик комментировали профессионалы и ученые со всего света.

Посмеиваясь, я не столько прочла, сколько бегло пролистала пару свидетельских показаний про встречу с йети, а потом с гуманоидами, которые в поисках межпланетных контактов залетели в гараж на окраине маленького городка. И тут наткнулась на историю, несколько выбивавшуюся из общего хора потусторонней ерундистики. Почему-то история заставила меня задуматься. То ли потому, что в самый кульминационный момент мама опять пожаловалась на странный запах, то ли еще почему. Это был рассказ от первого лица, корявый, немного дурацкий перевод – вроде бы с немецкого. И случилось это не так чтобы давно (ну, если считать от 1993 года, разумеется).

Заметка была озаглавлена просто:

Это было у нас, в Вестфалии. Я направился на охоту в одиночестве. Вечер застал меня в лесу, и, хотя не так чтобы далеко я ушел в чащу, возвращаться уже никак не представлялось возможным. На счастье, тут я вышел на прогалину, к сторожке – этакому приюту для припозднившихся охотников, где нашел все необходимое, чтобы почувствовать себя полностью удовлетворенным своим положением. Охотничий домик был обставлен с наивысшим комфортом, который только можно себе представить в данных условиях. Тут был стол, полка с необходимым минимумом посуды, кровать, запас дров, спичек и прочих надобных мелочей, включая маленькое серебряное распятие на стене над очагом для набожных звероловов. Но больше всего меня поразила столь необычная в подобных местах деталь, которую не встретишь и во многих крестьянских домах. Маленькие окна были завешены неким подобием занавесок, сооруженных из кусков холстины. Это было совершенно лишнее, на мой вкус, дополнение, но тщательность, с коей эти тряпки были прилажены к окнам, невольно вызывала уважение. Впрочем, одно из окон было надежно забито изнутри досками. Вероятно, оконное стекло по каким-то причинам разбилось, и в тот момент заколотить окно оказалось наиболее простым и верным решением.

Полностью удовлетворенный своим положением, я поужинал и завалился спать. К слову, тут я оценил импровизированные занавески, поскольку в ту ночь сияла на небосводе огромная полная луна, словно прожектор заливавшая все вокруг своим светом. Так что зашторенные окна были весьма кстати.

Среди ночи я внезапно проснулся, разбуженный необычным звуком, особенно громким среди полночной тишины. Надо сказать, что та ночь была необычайно тихая – ни ветерка, ни совиного уханья, ни случайного треска ветки под лапой осторожного ночного четвероногого охотника. Сев на кровати, я прислушался и невольно бросил взгляд на завешенные окна. И вздрогнул, потому что луна даже сквозь холстину высветила странный неясный силуэт, скорее всего – чьей-то головы, метнувшийся от одного окна к другому. Что-то в этом силуэте было такое неестественное, что холодок пробежал у меня по спине. Тут же в дверь кто-то начал стучать и толкать ее. Толкать-то было бесполезно – дверь открывалась наружу, тем более что из понятной предосторожности я ее запер.

Я подошел к окну и аккуратно приподнял занавеску, пытаясь разглядеть ночного гостя. Луна, повторюсь, светила ярко, словно фонарь, своим бледным холодным сиянием вычерчивая каждый листочек, каждое деревце. И разумеется, я сразу разглядел того, кто хотел попасть в сторожку и ломился сейчас в дверь. Разглядел и похолодел.

Несуразное, карикатурное, противоестественное своей антропоморфностью зрелище.

Представьте себе огромного волка, вставшего на задние лапы, а передние не сложившего, как это принято у четвероногих, у себя на груди, а как-то неестественно расположившего их по обеим сторонам туловища. И эта зловещая фигура, еще более неприятная в неверном свете луны, перебегала от одного окна к другому на задних лапах, пыталась заглянуть внутрь и билась об дверь, толкая ее то одним, то другим боком. Именно бегала, переставляя ноги, а не прыгала, как можно было бы предположить, когда речь идет о звере. И все это происходило в полном молчании.

Я опустил занавесь и осторожно, сам не зная почему стараясь не производить лишнего шума, перешел буквально на цыпочках к другому окну, желая рассмотреть странное существо получше, хотя, признаться, боролся с нараставшим в геометрической прогрессии трепетом, но едва я приподнял холстину и вгляделся во тьму, как вдруг лунный свет померк, и я нос к носу оказался с волчьей мордой, буравившей меня двумя желтыми горящими глазами через тусклое стекло. Это был настоящий матерый зверюга, с оскаленными длинными желтоватыми клыками, с капельками слюны на щетине вокруг пасти, с черным сморщенным носом. Нас разделяло всего лишь стекло, так что ощущение того, что я стою нос к носу с разъяренным волком, намеревающимся напасть на меня, было абсолютно полным. Кажется, я даже слышал его дыхание, смрадное волчье дыхание, с легким порыкиванием, хотя, разумеется, это было только в моем воображении, поскольку внутри сторожки по-прежнему стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием – моим.

Несколько секунд – или минут – мы со странным зверем смотрели друг на друга, потом он внезапно еще больше ощерился и сделал головой движение вперед, словно намереваясь вцепиться мне в горло. Одно только движение.

Отпрянув от окна так, что грохнулся на пол, я в каком-то оцепенении смотрел, боясь пошевелиться, как волк принялся барабанить по окну мордой. Сильнее, сильнее… Импровизированную занавеску я по неосторожности сдвинул, и данное обстоятельство, очевидно, заставляло зверя ломиться именно в это незащищенное окно.

Краем глаза я скользнул по заколоченному изнутри окну. Здесь уже было такое?..

Словно в полусне я живо представил себе картину: волк с силой бьет по стеклу, оно не выдерживает, разлетается, падает у моих ног на пол, обдает меня осколками; в сторожку врывается свежий ночной ветер, лунный свет, звериный смрад и волчье хриплое дыхание; волк просовывает в окно сначала голову, потом передние лапы, протискивается сам, огромный, мускулистый, полный превосходства; бросается на меня и…

Опомнившись, стряхнув наваждение, я резко вскочил, рывком задернул занавеску на окне, метнулся к двери – проверить крепость запора, хоть в этом не было необходимости, потом принялся судорожно разжигать очаг, стараясь не смотреть на завешенные окна, сквозь тряпки которых то в одном, то в другом месте появлялись две горящие желтые точки. Именно огонь казался мне тогда самым верным оружием, средством спасения, огонь, а не ружье, которое даже в голову мне не пришло использовать по назначению, хотя, мечась по сторожке, я постоянно спотыкался о него. И только много позже я понял, что не только из-за огня очаг казался мне наиболее безопасным местом, – серебряное распятие охраняло меня…

В голову лезли разные странные мысли, но особенно ярким было воспоминание об одном происшествии, что случилось со мной зимой, когда я так же охотился и пошел как-то проверять капканы. Утром шел сильный снег, все следы оказались заметены, так что не представлялось никакой возможности проверить, побывал ли кто у ловушек, даже если в них и не попался. И вот раскапываю я один из капканов и обнаруживаю его захлопнувшимся, причем приманка так и осталась в целости и сохранности. Это нисколько меня не смутило, необычным же было другое – капкан своими челюстями крепко сжимал… окровавленный, словно вырванный с корнем, голый человеческий палец, большой палец левой ноги, судя по всему – мужской. Хотя, повторюсь, ночью был снегопад и стояли крепкие морозы, этот обрубок, пусть и основательно промерзший, был явно свежим, о чем говорили и пятна крови на капкане. Сначала я удивился: что за странная идея разгуливать в такой страшный холод босиком по лесу пришла кому-то в голову, что, интересно, подтолкнуло его к этому необычному поступку? Потом, вообразив, что надо мной удачно подшутили, я долго смеялся, оценив розыгрыш по достоинству.

Теперь же, летней лунной ночью в сторожке, мне было совсем не до смеха. Снаружи молча бесновался, колотясь плечами о дверь (закрытые окна, очевидно, сразу перестали интересовать его) волк, разгуливающий на задних лапах, не издавая при этом ни звука. И мне уже пришло в голову, что палец в капкане был тогда вовсе не шуткой приятелей-охотников…

Я даже не заметил, как под утро забылся тревожным сном, больше похожим на беспамятство, сидя на полу рядом с очагом и сжимая в руках какую-то палку, чтобы в случае чего использовать ее как факел, и проснулся, как от внутреннего толчка, когда солнце поднялось над деревьями и птицы вовсю щебетали, стараясь перекричать друг друга.

Разумеется, прежде чем выйти наружу, я выглянул в каждое окно, приподнимая всякий раз занавеску, но не обнаружил ничего подозрительного и стал даже сомневаться – не привиделось ли мне это.

Но следы, обильно рассыпанные по земле вокруг сторожки, и, наконец, необычные вмятины со следами волчьей шерсти с наружной стороны крепкой деревянной двери не дали мне успокоиться на этой спасительной мысли. Это были действительно следы волчьих лап – матерого волка. Но этот волк ни разу не становился на все свои четыре лапы, предпочитая передвигаться на двух задних. Он топтался вокруг охотничьего домика и ушел в лес все так же на своих двоих.

Я внимательно осмотрел эти следы. Все пальцы на них были на своем месте… Вы представляете себе строение волчьей или собачьей лапы? Всего четыре пальца, не так ли? Я сказал, что все пальцы были на своем месте, и не ошибся. Только вот на левой лапе было четыре пальца, как положено, как предусмотрено природой, а на правой лапе их было пять, пять пальцев, совсем как у человека…

Эксперт по вервольфам со смехотворным именем, в которое я даже не стала вчитываться, на полном серьезе с высоты своего положения попенял рассказчику, что тот ходил на охоту без серебряной пули. Так же надо было не пальцы считать и не всматриваться в зубы, а первым делом проверять колени существа. У оборотней они, в отличие от настоящих животных, повернуты вперед, как у всех людей. Если бы коленки были повернуты назад, то, скорее всего, на незадачливого охотника напал дрессированный зверь, сбежавший из ближайшего цирка. Иначе же это характерный случай ликантропии, и в таком случае надо было сразу узнать у оборотня его человеческое имя, чтобы обезвредить его. В общем, охотник все делал неправильно, и лишь чудо позволило ему встретить рассвет живым и невредимым. И остается с сожалением констатировать, что такие решающие для науки встречи происходят с простецами, не способными их ни оценить, ни как следует зафиксировать.

Мнение эксперта-коленками-назад меня развеселило, но почему-то над самим охотничьим рассказом я продолжала некоторое время раздумывать. Как бы поступила я, окажись на месте этого охотника? Как вообще можно успеть сообразить и все сделать по правилам, даже если их знаешь?

Глава 4

Я все страдала оттого, что тут такая дикая скучища, а мама будто ничего не замечала. Будто все нормально, как обычно. Взрослые иногда такие странные. Казалось, маму интересует исключительно, чтобы я была здорова и сыта, причем чтобы пища была «нормальная», то есть не одни бутерброды.

То, что я изнываю от скуки без общения с друзьями, это маме ничего, а как я хлебом перекусила, так она сразу заметила.

– Ты что, весь хлеб слопала? – Мама шарила по полкам на кухне.

– Не весь! – соврала я. – Горбушку тебе оставила.

– Ну тогда пойдем в цивилизацию, за продуктами. В центр, как говорят местные. – Мама радостно рассмеялась. – Центр мира!

– Но туда же чапать полчаса и обратно столько же. Итого целый час! – попыталась уклониться я.

Папа терпеть не мог ходить пешком, а мама могла идти без устали целый день. Я же пока не решила, что мне больше по душе, и всякий раз колебалась, принимая то одну сторону, то другую, в зависимости от ситуации.

– Минут сорок, не больше. В одну сторону. Семь верст не крюк для бешеной собаки, – отрезала она. – И папе позвоним заодно.

По правде сказать, я не сильно сопротивлялась. Погода стояла отличная, самое оно погулять. Хоть какое-то разнообразие.

На выезде из Анцыбаловки валялась знакомая псина. Мы с мамой попытались привлечь ее внимание свистом, но не добились никакой реакции. Даже хвостом не шевельнула.

Терпеть не могу таких собак, про которых не поймешь, что у них на уме. Вроде не трогает тебя, но где гарантия, что она просто равнодушная, а не ждет удобного случая, когда ты потеряешь бдительность? Эта рыжая псина, правда, даже глаз не открывала, но могла ведь слышать и чуять. К тому же она не какая-то мелкая шавка, а здоровенная собака.

Мы с мамой шли не спеша, наслаждаясь природой. Дорога извивалась, петляя между деревьями, то спускаясь в овраг, то пробиваясь через чащу, и быстро по ней идти все равно не получилось бы. Дорога была не сильно разбитая, скорее всего, папина машина была единственным автомобилем, проехавшим здесь за долгое время. Когда-то здесь водились и грузовики, и тракторы, но все это осталось в далеком прошлом.

Наконец деревья стали редеть, лес отступил, показалось засеянное поле, и на солнце засверкали крыши домов. Перед нами предстало Зеленово.

Это оказалось тоже, между прочим, не сильно оживленное место, но здесь все-таки лаяли собаки, у кого-то играло радио, под чьим-то забором валялся сравнительно новый трехколесный велосипед. И чем еще Зеленово значительно отличалось от Анцыбаловки – в деревне было целых две улицы и жилых домов значительно больше.

В самом центре деревни стоял дощатый домик, щедро выкрашенный синей краской, с большой вывеской «МАГАЗИН». Дверь была распахнута и подперта кирпичом. На прибитой прямо к стене доске жалко белели обрывки газеты, очевидно, районной, и пара от руки написанных объявлений.

Я достала телефон. Связь была слабенькая, но была. А вот с выходом в интернет вообще непонятно что: сигнал вроде бы устойчивый, но ровно до того момента, как я пыталась зайти хоть куда-нибудь, хоть в почту, хоть в поисковик, хоть в Вайбер, хоть в «ВКонтакте». Сообщения не отсылались. Ну что же за места здесь дурацкие!

Едва мы переступили порог магазина, где было чуточку прохладнее, чем на улице, и слегка сумрачно, мама тихонько пихнула меня локтем и показала глазами: «Вон девочка твоего возраста. А ты боялась, что здесь детей нет!»

– Очень мне это помогло, – пробурчала я. – А еще за сто километров отсюда у меня вообще была бы огромная компания!

– Ой, не придирайся, бука, – хмыкнула мама, не собираясь вступать со мной в спор.

Девочка была, но вовсе не моя ровесница, а чуть помладше, и какая-то неопрятная. Длинные волосы кое-как затянуты непонятного цвета резинкой, застиранный сарафан уже маловат, голые ноги все покрыты царапинами и разводами грязи. Мне она сразу не понравилась. И то, как она исподлобья смотрела, и то, как в ответ на мамину приветливую улыбку невежливо отвернулась. И то, как она расплатилась мятыми десятками, отошла от прилавка и встала за дверью магазина, чтобы исподтишка разглядывать нас, будто мы какая-то неведомая диковинка.

В этом деревенском магазине (сельпо, как сказала мама) продавалось все подряд: и хлеб, и мясо, и конфеты, и мыло, и лопаты, и дешевые китайские игрушки, и даже одежда. Мама запала на какой-то жуткий сарафан, похожий на крестьянский, в мелкий цветочек. Она немедленно его купила и пообещала мне, что будет ходить только в нем, как настоящая деревенская жительница. А когда я заметила, что на деревенскую она не похожа, а вот на безумную хиппи – как раз да, нарочно начала меня подкалывать, делая вид, что и мне собирается купить такой же страшный балахон, а все мои шорты и джинсы сожжет на большом костре.

Продавщица, сверкая золотым зубом, между тем расспрашивала маму, кто мы, откуда, где живем. И очень удивилась, когда услышала, что в Анцыбаловке.

– Это ж где там, у кого ж? А почему не здесь? Анцыбаловка, подумайте только! И не боитесь?

– А чего там может быть страшного? – сразу насторожилась мама, а я перестала следить за чумазой девочкой.

– Да ничего, ничего. – Вопреки своим словам, всем своим видом продавщица показывала, что очень даже «чего». Она только и ждала маминого вопроса, чтобы немедленно начать тараторить. – Просто, случись что, и не поможет никто. И…

– Ты давай пошевеливайся, языкастая! Нечего молоть тут языком, работай давай. Развела турусы на колесах.

Мы все аж вздрогнули от неожиданности, когда за нашими спинами раздался этот сиплый голос. Я с удивлением увидела старика из Анцыбаловки, того, у которого была рыжая собака. Сейчас, впрочем, он был один, в какой-то приплюснутой кепке с отломанным козырьком и в сером костюме с потертыми локтями. Мама вежливо поздоровалась с ним, но он только буркнул что-то неразборчивое в ответ, что можно было трактовать как угодно. Получается, он шел за нами следом и даже не окликнул. Не хотел разговаривать, что ли?

Продавщица тут же прекратила свою интересную болтовню, к нашему разочарованию, и быстро принялась пробивать наши покупки.

– А как вы сюда добираетесь, неужели пешком? – спросила у старика мама. Наверняка мысль о том, что этот дядька крался за нами следом, тоже пришла ей в голову.

– Не, я на велосипеде, – нехотя ответил он и угрюмо посмотрел на меня. – Ежели надо, обратно девчонку могу на багажник взять.

– Я лучше с тобой, – тут же отступила я за мамину спину.

Мне этот дядька совсем не нравился.

Мама посмотрела на меня насмешливо, но промолчала. Я и без того смутилась. В самом деле, будто мне шесть лет. Понятно же, что никто из нас – ни мы, ни старик – всерьез его предложение не принимаем.

– Приперлись из нечистого места, – прошипела девчонка, когда мы выходили из магазинчика.

– Что? – возмущенно переспросила я.

Мне так и хотелось поставить эту наглую неряху на место, но мама торопила, не собираясь задерживаться здесь ни на минуту. Не знаю, расслышала ли она этот неприятельский шепот. Тут и продавщица прикрикнула: «Ну-ка, Галка, брысь отсюдова!»

Противная Галка зло сверкнула в мою сторону глазами и, прижимая к груди обеими руками свои покупки, помчалась прочь по улице.

Мама, казалось, совершенно не обратила на эту сцену никакого внимания. Она уже нашла местечко, где прилично ловилась Сеть, и болтала с папой, уверяя его, что все просто замечательно.

К своему великому облегчению, из их разговора я поняла, что дачу сняли всего на месяц, пока у папы не начался отпуск, зато потом можно поехать на море и вообще куда хотим.

– Но нам здесь так нравится, что наверняка и не поедем больше никуда! – вдруг выдала мама в трубку.

Я аж рот раскрыла от удивления. Но тут же поняла, что она меня просто дразнит: увидела мою реакцию и хулигански показала язык. Мама с недавних пор ужасно полюбила меня подкалывать, поскольку видела, что я ведусь на ее шуточки. Я пыталась не злиться и даже отвечать ей тем же, но получалось не всегда.

Всю дорогу обратно я прислушивалась, не едет ли следом соседский старик. Но он, очевидно, решил с нами лишний раз не связываться и остался в Зелено-во. Очень неприятно. Будто мы с мамой чем-то заслужили эту изоляцию.

Глава 5

Мама, стоя на коленях, что-то пропалывала в малиннике. Я поспешила помочь ей, радуясь возможности разбавить скучное безделье, но, сделав пару шагов, удивленно затормозила. Вовсе и не полола она, а что-то делала с деревянной крышкой тухлого колодца.

– Ты открыть его хочешь? Зачем?

Мама резко обернулась и тут же вскочила с виноватым видом, отряхивая колени:

– Просто мне показалось, что крышка сдвинулась. То есть не сдвинулась, а испортилась… Я хотела просто проверить…

– Принести тебе лом?

– Что ты! Не надо ни в коем случае! Пойдем лучше отсюда. Погуляем в лесу. Помнишь, хозяин говорил про прогулки по дремучему лесу? Да, в лес!

Мне мамино поведение показалось странноватым. Она будто хотела отвлечь мое внимание от собственного интереса к этому дурацкому колодцу. Вообще непонятно, чего это он ее так притягивает. Вонючая яма с тухлой водой, и все.

Но прогулка в лес была заманчива, и уже через десять минут мы щедро поливали друг друга средствами от клещей и комаров.

Стояла такая жарища, что мы совершенно пренебрегли мерами безопасности в виде закрытой одежды и так и отправились: мама в своем хипповом деревенском сарафане, а я – в шортах и футболке, разве что шляпы надели. По привычке сунули в карман телефоны, но Сеть среди деревьев ловилась так же отвратительно, как и в деревне.

Лес оказался удивительно диким, совсем не как в кино, где герои бодро шагают через непролазную чащу по удобной тропинке. Это, скорее, был дремучий лес из народных сказок. По тропинке, ведущей от задней калитки, явно давно никто не ходил. Она сильно заросла, но все-таки четко просматривалась и вилась между кустами, огибая разлапистые ели и толстые старые березы. Было много поваленных деревьев, уже облепленных мхом, паутиной и древесными грибами. Обычных грибов совсем не было, да мы с мамой в них и не разбираемся. А вот черники, брусники, земляники и малиновых кустов было столько, будто их специально выращивали.

– Да тут жить можно на одном только варенье и подножном корму! – смеялась мама, перемазанная ягодным соком.

И еще лес был поразительно чистым. Скорее всего, немногочисленные пожилые жители Анцыбаловки совсем не ходили сюда. Он казался нетронутым, каким-то заброшенным, если можно так сказать. Ни одной бумажки, ни одного пакетика из-под чипсов, ни одной пустой бутылки. Никогда в жизни мне не встречалось настолько не загаженное людьми место. И это прямо рядом с деревней! Невероятно!

Я немного боялась заблудиться, но мама с гордостью продемонстрировала мне моток красной ленты, который, оказывается, купила в деревенском магазине. Мы отрезали заботливо припасенными мамой ножничками кусочки ленты и привязывали их на кусты и деревья так, чтобы можно было разглядеть со всех сторон.

– Когда будем возвращаться, надо обязательно эти ленточки отвязать, – предупредила мама. – Нечего лес, к тому же такой прекрасный, загрязнять лишний раз.

Мы как будто были первопроходцами в этом краю. Очень необычное и странное ощущение.

Я то и дело фотографировала наиболее зловещие с виду деревья, чтобы потом попугать подружек. Мама в своем сарафане прекрасно вписывалась в пейзаж, и я даже сделала пару снимков, на которых она напоминала какую-то потустороннюю личность, особенно там, где без широкополой шляпы. Но вообще мы держались рядом, даже когда ползали на карачках и жадно набивали рты ягодами.

Мы уже шли минут пятнадцать, когда я навела камеру телефона на очередную странную растительность и, глядя на экран, внезапно различила мужскую фигуру, стоящую за кустом. Человек был одет в какую-то неприметную серую одежду и молча смотрел на нас, особо не скрываясь, но и не делая попыток показать себя. На голове какая-то кепчонка, а лица с такого расстояния не разглядеть. Я непроизвольно щелкнула его и шепотом позвала маму.

– Добрый день! – приветливо крикнула человеку мама, похоже, совсем не испугавшись, не то что я. – Вы из Анцыбаловки?

Ответа не последовало.

– Похож на Василия Федоровича, – шепнула мама мне. – Отсюда точно не разглядеть.

Действительно, незнакомец был похож на неприветливого дядьку из нашей деревни, с которым мы постоянно сталкивались. Следит он, что ли, за нами?

Поколебавшись, но даже не сдвинувшись с места, мужчина каким-то скрипучим голосом прошамкал: «Дальше болото будет. Под ноги смотрите! Идите лучше обратно, нечего здесь делать!»

– Спасибо за предупреждение! – все так же приветливо откликнулась мама. – Будем осторожны. – И, повернувшись ко мне, нарочито громко сказала: – Вот и то самое болото, посмотрим – и назад.

Маму, видимо, вся эта ситуация забавляла. А у меня какой-то непонятный, но неприятный холодок по спине пробежал. Иногда мамино поведение, по моему мнению, совсем не подходило к текущим обстоятельствам, а когда я об этом ей говорила, она меня только высмеивала.

– Похоже, это все-таки не Василий Федорович, – опять шепнула мама. – Может, лесник.

Она хотела еще порасспрашивать этого странного дядьку, но он так же бесшумно, как появился, уже куда-то ушел.

– Надеюсь, это был не маньяк, – проворчала я.

– Ага, и еще надейся, что не леший! – насмешливо натянула мне шляпу на нос мама. – А лес-то не такой необитаемый, как нам казалось.

Я хотела пошутить про коленки назад, но почему-то не стала. Наверное, потому, что пересказывать историю про оборотня в этом подозрительном лесу было уже не так смешно.

Мы довольно бодро двинулись в ту сторону, где только что стоял странный лесник, но там были такие непролазные дебри, что вообще непонятно, как он через них пробрался, да еще так тихо.

– Практика! – уважительно решила мама. – Мне бы так!

Я не удержалась и фыркнула от смеха, представив, как мама в своем хипповом сарафане «тихо и незаметно» ломится сквозь кусты.

Потерпев неудачу с этой стороны, мы вернулись на нашу отмеченную ленточками тропинку и еще прошли немного вперед, но никакого болота не обнаружили. Правда, где-то вдалеке послышалось кваканье лягушек, и вроде бы стало немного прохладнее, но никаких признаков воды или топи не наблюдалось.

Мы прибавили шагу, но внезапно мама схватила меня за руку.

– Стой! Смотри вперед. Внимательно. Что видишь? Я удивилась и послушно стала приглядываться. Сомнений быть не могло: впереди сквозь листву и ветви виднелась крепко привязанная мамой красная ленточка.

– Похоже, мы случайно повернули обратно. Такое в лесу случается.

Мне показалось, что где-то далеко в лесу пролаяла собака. Я спросила, слышала ли мама, но она отрицательно мотнула головой.

Мы повернулись спиной к нашему ориентиру и снова принялись продвигаться вперед, на кваканье, хотя уже не так бодро, потому что тропинка сильно заросла и едва проглядывала.