Искушение Торильи Картленд Барбара

— Неужели ты и в самом деле хочешь вернуться на север… где не бывает по-настоящему заметных людей? В Барроуфилде — кажется, так зовется этот поселок, — тебе явно было не до веселья.

Заметив, что кузине после ее слов как-то не по себе, Берил обняла ее:

— Я люблю тебя, Торилья, и хочу, чтобы ты вышла замуж. Тогда мы сможем развлекаться вместе. Мне действительно очень не хватало тебя эти два года.

— И мне тоже.

— Тогда быстрей выходи замуж. Аркли не такая уж плохая добыча, кроме того, он пользуется уважением, что также существенно. — Она улыбнулась, и у нее появились чертики в глазах. — Куда хуже, если твой муж пользуется успехом у женщин, что будет моей проблемой!

Торилья непринужденно расхохоталась.

Берил поцеловала ее в щеку.

— Подумай об этом, Торилья, и не глупи. Будь жива тетя Элизабет, она бы желала тебе иметь собственный дом.

Эти слова еще звучали в ушах Торильи, когда она легла в постель и вскоре поймала себя на том, что разговаривает с матерью.

» Мама, я знаю, ; ты хотела бы, чтоб я вышла замуж, но только за любимого человека… Впрочем, я, наверно, не способна любить так, как ты любила отца «.

Потом как-то незаметно мысли изменили свое направление, напомнив ей о маркизе. Ну конечно, она ожидала чувства, которые испытала во время его поцелуя.

Она не хотела идти за лорда Аркли именно потому, что с ним, вне всякого сомнения, подобный восторг будет невозможен.

И бежала от мужчин, начинавших проявлять излишний пыл именно потому, что они не способны подарить испытанное ею однажды божественное ощущение.

Устав наконец от нескончаемых раздумий, Торилья зарылась лицом в подушку.

Сидя в саду возле дома леди Мелчестер, Торилья прислушивалась к шуму воды, струившейся по каскадам крохотного искусственного водопада, и вдруг ее осенило, что подобная обстановка как раз и благоприятствует любви.

Возможно, сейчас где-нибудь неподалеку Берил выслушивает очередные признания — если не из уст лорда Пьюэлла, то от какого-либо другого поклонника.

А она, Торилья, должно быть, не такая, как все, потому что ей достаточно лишь окружающей ее красоты, объяснения же в любви вызывают в ней только испуг.

Но вдруг мысли ее заметались как вспугнутые птицы: какой-то мужчина перебрался через ручей и направился прямо к ней.

— Вы так быстро… — молвила она, решив, что это вернулся с лимонадом ее партнер по танцам.

Взглянув на пришельца, она ужаснулась — к ней приближался Джоселин Трентон.

— Я действительно не ошибся, когда увидел вас в бальном зале, мисс Торилья, — сказал он, улыбаясь.

Он опустился на скамейку, устремив на нее пристальный взгляд.

Девушка отвернулась. К охватившему ее смущению примешивался гнев, вызванный прежней выходкой этого человека.

— Вижу, вы основательно приоделись после нашей недавней встречи, — произнес он и расхохотался, заметив, как вспыхнуло ее лицо.

— Прошу вас… оставить меня в покое, — с трудом вымолвила Торилья.

— Вот этого-то я и не намерен делать, — пообещал сэр Джоселин. — Конечно, наш последний разговор прервали совершенно некстати, однако я рассчитываю возобновить знакомство.

— Я не позволю вам этого, сэр! Н прошу оставить меня!

Торилья говорила жестко, более не опасаясь негодяя.

Потрясение, вызванное его появлением, на какой-то миг парализовало ее волю, но Торилья вскоре убедила себя в том, что он не сможет причинить ей какой-либо вред: в пределах слышимости находилось достаточно много людей, к тому же вот-вот должен был возвратиться ее партнер.

— Я терпеть не могу, когда меня обводят вокруг пальца, — продолжал сэр Джоселин, — хотя, признаюсь, и не представлял, что вам покровительствует маркиз Хэвингэм.

— Что… что вы сказали? — удивленно воззрилась на него Торилья.

Ухмылка сэра Джоселина скорее напоминала довольно гнусную гримасу.

— А леди Берил известно, что ее кузина без компаньонки сопровождала маркиза в его путешествии на юг?

— Как вы смеете делать подобные предположения! — возмутилась Торилья. — Когда вы самым коварным образом ворвались ко мне, маркиз пришел на помощь, совершенно не зная, кто я. Мы даже не встречались ни разу, я не имела и малейшего представления о нем.

— Рассказывайте сказки, — с издевкой ответил сэр Джоселин. — Одна только надежда на то, что леди Берил поверит вам.

— Леди Берил не…

Торилья запнулась.

Она с опозданием поняла, что едва не выложила то, что хотел услышать сэр Джоселин.

— Итак… вы ничего не сказали кузине, — обронил он, чуть помедлив. — Именно на это я и рассчитывал. Думаю, подобные сведения заинтересуют ее. Придется пригласить леди Берил на следующий танец.

Торилья охнула.

— Пожалуйста… не делайте этого, — попросила она. — Пожалуйста… ничего не говорите Берил.

Физиономия сэра Джоселина выражала полное удовлетворение от того, что девушка теперь в его власти.

Она была свидетелем его унижения, когда тот был выставлен маркизом из ее спальни, и теперь он мстил, решив нанести рану Берил, поскольку ее боль была страданием для Торильи.

Если бы только она рассказала Берил всю правду сразу по прибытии в Фернлей-Холл, все сложилось бы совсем по-другому, в отчаянии корила себя Торилья.

Однако, поскольку наглая выходка сэра Джоселина была напрямую связана с полученным ею на следующий вечер поцелуем, она просто не осмелилась рассказать обо всем.

Ну а теперь она будто очутилась перед бездонной пропастью.

— Между тем я готов заключить с вами сделку, — предложил сэр Джоселин.

— Какую сделку? — дерзко спросила Торилья.

— Вы просите, чтобы я промолчал о деле, представляющем, на мой взгляд, значительный интерес для всех его участников, однако мое молчание имеет цену.

— Кажется, это называется шантажом, — уточнила Торилья.

— Именно! — согласился сэр Джоселин. — Я намерен шантажировать вас, очаровательная мисс-Клиффорд, потому что — как вы помните — не люблю проигрывать заезд у самого финиша.

— Ваше… поведение заслуживает… презрения, — бросила ему в лицо Торилья.

— Во всем виноваты вы сами, незачем быть такой соблазнительной, — раскованно ответил сэр Джоселин. — Ну как, хотите знать мои условия?

Торилья промолчала, и, выждав мгновение, Трентон сказал:

— Они очень просты. Или мы с вами обедаем тет-а-тет завтра вечером, или вы выплачиваете мне пять тысяч фунтов. Выбирайте сами!

Торилья повернулась к нему.

— Обедать с вами… вдвоем? — Она едва не лишилась дара речи.

— Около Джермин-стрит есть небольшое местечко, где сдают меблированные комнаты. Там вас никто не увидит, и мы сможем возобновить наше знакомство с того места, на котором нас так невовремя прервали.

Его взгляд столь красноречиво говорил о его намерениях, что, застонав от ужаса, Торилья вновь отвернулась.

— С другой стороны, — продолжал сэр Джоселин, — пять тысяч фунтов могут чуточку смягчить боль от раны, нанесенной моей гордости.

— Но откуда… откуда мне взять… такую сумму? — робко запротестовала Торилья.

— Она не покажется чрезмерной джентльмену, пришедшему вам на выручку.

— М-маркизу? — выдохнула Торилья.

— Именно — маркизу! — подтвердил сэр Джоселин. — Хэвингэм всегда готов платить за собственные удовольствия, и я нисколько не сомневаюсь; он признает мои требования справедливыми, тем более что о его помолвке с несравненной леди Берил было объявлено на следующий день, — вы сами убедитесь в этом.

В словах сэра Джоселина сквозила неподдельная угроза; она была еще выразительнее от того, что он как бы причмокивая губами, обнаружив у себя на руках столь выигрышные карты.

Ошеломленная, Торилья замерла на месте. Она не могла сообразить, чем ответить и как действовать в подобной ситуации.

— Я состою в клубе» Баддлз», — сообщил между тем сэр Джоселин. — И если к завтрашнему полудню мне не пришлют туда чек на пять тысяч фунтов, я буду ждать вас, мисс Клиффорд, в Герцогском отеле в семь вечера.

С этими словами он взял в свою руку бессильно лежавшую на коленях руку Торильи.

— Откровенно говоря, — заметил он негромко, — я надеюсь, что у вас не хватит смелости попросить у маркиза денег.

Торилья вырвала у Трентона свою руку прежде, чем тот успел поцеловать ее. И не дожидаясь, пока он уйдет, бросилась через сад к дому.

Ей казалось, будто сэр Джоселин преследует ее, обволакивает и она не в силах скрыться от него.

Большой зал располагался на первом этаже, и из сада ступеньки вели к балкону, протянувшемуся вдоль всего здания.

Девушка торопливо поднялась по лестнице.

Ей хотелось погрузиться в надежную и безопасную толпу, только бы скрыться от сэра Джоселина с его отвратительным предложением.

Ступив на последнюю перед балконом ступеньку, она заметила одинокого мужчину, глядевшего в сторону сада. Сердце ее затрепетало, словно посреди разбушевавшегося моря она вдруг увидела вход в тихую гавань.

Забыв о противоречивости своего отношения к нему, памятуя лишь о том, что он уже был ее избавителем от приставаний сэра Джоселина, Торилья бросилась к маркизу и протянула к нему дрожащие руки.

— Бы… здесь! Вы… вернулись! — восклицала она бессвязно. — Я нуждаюсь в вас… я нуждаюсь в вашей… помощи!

Голос ее вибрировал от отчаяния, и когда маркиз взглянул на нее, она увидела приподнятую бровь.

— Что случилось?

Его тягучий, спокойный голос показался ей спасательным кругом, брошенным утопающему.

— Я должна поговорить… поговорить с вами… Нам нужно… побеседовать… наедине.

— Конечно, — сказал маркиз. — Не выйти ли нам в сад?

— Нет… Нет! — тотчас запротестовала девушка, опасавшаяся, что там они могут наткнуться на сэра Джоселина.

— Тогда найдем какое-нибудь другое место, — предложил маркиз.

Он подал ей руку, и Торилья положила на нее ладонь, ощущая в Хэвингэме опору, которая может исчезнуть.

Она вновь переживала чувства, вызванные вторжением сэра Джоселина в ее спальню в «Пелигане». Ее била внутренняя дрожь, комок в горле мешал говорить.

Избегая выходящих в бальный зал окон, маркиз повел Торилью к самому последнему из них в дальней части дома.

Там обнаружилась крохотная гостиная, где возле диванов горели неяркие пампы.

Впрочем, ее уже успели оккупировать несколько пар, и маркиз направился дальше — к расположенной за лестничной площадкой двери, на которой было написано «личные апартаменты».

Он явно знал дорогу, и Торилья вдруг очутилась в той части дома, которая была освещена не столь ярко и абсолютно пуста.

Шедший впереди маркиз привел ее в полную благоуханных цветов комнату, убранную с учетом женского вкуса. Позднее Торилья предположила, что это личный будуар хозяйки дома, но в тот миг она могла думать лишь о том, что оказалась наедине с маркизом и может рассказать ему о случившемся.

Хэвингэм указал ей на диван, и она рухнула на подушки; ее огромные, перепуганные глаза светились на бледном лице.

Пристально взглянув на нее, маркиз понял, что однажды уже наблюдал на этом личике подобное выражение.

— Рассказывайте все. — Теперь в его голосе слышалась не апатия, а неподдельный интерес.

Торилья стиснула руки, опасаясь сказать хоть слово, так как поняла, что ей будет стыдно объяснять маркизу инсинуации сэра Джоселина, направленные против них обоих.

Но она должна решиться на это, ибо в первую очередь следует подумать о том, чтобы Берил не услышала этой грязной лжи: ведь она не рассказала кузине о своих приключениях во время путешествия, и Берил может усмотреть в обвинении долю истины.

Обратив глаза на маркиза, она едва слышно промолвила:

— Это… сэр Джоселин!

Маркиз нахмурился.

— Что еще натворила эта свинья?

— Он… только что… говорил со мною в саду, — ответила Торилья. — Он говорил… ужасные вещи, и я не знаю, что делать.

— Что же он говорил?

От смятения Торилья лишилась дара речи.

Маркиз ждал, а она отвернулась и в таком положении едва слышно пролепетала:

— Он угрожал… что расскажет Берил, как мы были вдвоем в «Пелигане»…

Маркиз тихо выругался.

— Мне следовало предвидеть, какого рода сооружение возведет этот тип, — сказал он сердито.

— Еще он сказал, что… предлагает сделку.

— В чем же она состоит?

И на этот вопрос было не так легко ответить.

— Он… сказал… — Торилья умолкла на минуту, — что я могу либо… отобедать с ним завтра… наедине… в меблированных комнатах, либо… заплатить ему пять тысяч фунтов еще до полудня.

— Так вот чего он хочет! — с облегчением воскликнул маркиз.

Склонившись, он прикоснулся ладонью к пальцам Торильи, а она ответила ему рукопожатием.

— Все будет в порядке, Торилья, — заверил он ее. — Я все улажу. Мне уже приходилось встречать подобных людей, и — обещаю вам — Трентон больше не будет докучать вам.

— Я… б-беспокоюсь не о себе, — объяснила Торилья, — а о… Б-берил.

От пальцев маркиза исходил тот же магнетизм, что и во время прикосновения к ней в парке.

Торилья испытала неотвратимое желание припасть к этой руке, вцепиться в нее, умолять о спасении.

Не только от сэра Джоселина, проносились в мозгу возбужденные мысли, но и от лорда Аркли, от тети, уже проворачивавшей ее замужество, и от ее собственного отношения к окружающим мужчинам.

Потом она беспощадно одернула себя — ведь маркиз принадлежит Берил, и вообще все так ужасно запуталось… Словом, она не имеет права надеяться на маркиза, как бы ей этого ни хотелось.

Почувствовав ее смятение, маркиз спокойно сказал:

— Все в порядке. Обещаю вам, все будет в порядке.

— Если бы я… рассказала Берил о нашей встрече… сразу, как только приехала в Холл…

— И почему же вы не сделали этого?

Торилья не посмела ответить.

Разве может она сказать, что ее поведение, которого следовало стыдиться, — самое чудесное событие в ее жизни?

Понимая бушевавший в ее душе конфликт, маркиз поднялся.

— Возвращайтесь в зал и веселитесь, Торилья. Позвольте мне все уладить.

— Это вы… про сэра Джоселина?

— Он не сделает ничего плохого ни вам, ни Берил, — пообещал маркиз. — Прошу вас довериться мне, даже если вы считаете, что это невозможно.

— Я… верю вам.

— Вопреки всему, что вы думаете обо мне?

Она подняла глаза и уже не смогла опустить их.

Даже не прикасаясь; маркиз обнимал ее; словно какие-то волшебные нити навечно соединили их.

И вдруг, явно пересилив себя, маркиз посмотрел в сторону и сказал уже другим тоном:

— Ваш отец передает, что любит вас и надеется, что вам весело здесь.

— М-мой… отец?

Торилье показалось, будто она ослышалась. — Я съездил в Барроуфилд, — объяснил маркиз. — Там я побывал у вашего отца, и, наверное, вам будет приятно узнать, что все его предложения будут немедленно претворены в жизнь.

— Вы… имеете в виду… — промолвила Торилья и, бессильная продолжать, остановилась.

— Воздуходувку Баддла, безопасные пампы, новые водяные насосы, дополнительные меры безопасности… Там целый список.

— Я… ничего не понимаю, — пробормотала Торилья, но в глазах ее вспыхнул свет.

— Вы были правы, — сказал маркиз, — полностью правы во всех обращенных ко мне претензиях. Шахта действительно превратилась в ад, которому не место на земле.

Торилья безмолвно смотрела на Хэвингэма.

— Я уволил смотрителя, и ваш отец помог мне подобрать другого человека. Я запретил использовать в моей шахте труд детей, не достигших шестнадцатилетия, а женщины — там, где это возможно, — вообще не будут спускаться под землю.

Торилья всплеснула руками.

— Наверно, я… сплю.

— Ваш отец сказал-то же самое. — Маркиз улыбнулся. — Еще будут подарки и мясо — на праздники и старикам; премии старательным — как у Фицвильяма; четыре шиллинга в «лишний медяк», когда люди работают полную шестидневную неделю, помимо простой прибавки к заработку.

— Как вам удалось… сотворить… подобное чудо? — воскликнула Торилья.

— Я исполнил только то, что вы приказали мне.

— Но я даже не думала… Я не мечтала… — Торилья закрыла лицо руками. — А знаете, я потом поняла, что должна была попросить у вас помощи, а не… набрасываться подобным образом.

— Я заслужил эти упреки, — сознался маркиз. — Нечего ссылаться на неведение, когда речь идет о пренебрежении своими обязанностями. Все это я заслужил, Торилья, вы могли бы упрекнуть меня и в большем.

— И теперь… все… изменится.

Глаза ее наполнились внезапными слезами.

— Угольная шахта всегда будет угольной шахтой, ее трудно превратить в приятный уголок, — ответил маркиз. — Однако отец ваш доволен.

— Ну чем я могу отблагодарить вас?

Торилья покраснела, вспомнив, что однажды уже задавала этот вопрос.

Маркиз, должно быть, подумал то же самое.

— Ну а теперь, — промолвил он, — когда с делами покончено, — скажите, как вы намерены поступить с нами обоими?

— С нами? — удивленно переспросила она.

— Да, с нами, — повторил маркиз. — Мы оба поняли, что произошло, когда я поцеловал вас. Тем не менее я дал вам свободу, надеясь, что никогда не увижу и со временем позабуду. — Он тяжело вздохнул. — Но мы встретились снова, Торилья, и теперь я знаю, что не смогу жить без вас.

О том же самом думала и она, понимая теперь, что наконец-то слышит ответ, развеявший ее сомнения.

Все, что она чувствовала, чего искала, о чем тревожилась, случилось потому, что она влюбилась, когда маркиз прикоснулся к ее губам.

Она пыталась сопротивляться своему чувству, пыталась отрицать его, но это была любовь. Настоящая любовь, какая была у ее родителей.

Такая любовь не позволяла ей даже думать о том, что она может принадлежать другому мужчине.

— Я люблю тебя, Торилья! — медленно произнес маркиз, и от этого ее душа затрепетала.

Маркиз проговорил эти слова очень медленно, и они словно бы затрепетали в ее душе.

— Б-берил!

Торилья прошептала имя кузины, но ей показалось, что оно прогремело, отражаясь эхом от стены.

— Да, Берил! — согласился маркиз.

Он посмотрел на полный цветов камин, словно бы надеясь отыскать там решение, а Торилья любовалась его широкими плечами, атлетической фигурой, темными волосами.

Теперь, когда рухнули все преграды, она поняла, что любит его всем существом — рассудком, душою, телом — и принадлежит только ему.

— Я пойду к Берил и скажу ей всю правду. — предложил Хэвингэм.

— Нет-нет… этого… нельзя делать.

— Я попрошу ее вернуть мне свободу… ибо такой брак будет несчастьем для нас обоих.

— Но Берил… хочет выйти за вас, — сказала Торилья, — и вы не хуже меня знаете, что… разрыв, нанесет ей… самый жестокий и болезненный удар в глазах света.

— Быть может, мне удастся уговорить ее отказаться от меня.

Торилья беспомощно всплеснула руками.

— Она не сделает этого! И потом, мы не сможем быть счастливы, если причиним ей горе и устроим скандал.

— Ты говоришь именно то, что я и рассчитывал услышать, — повернулся к ней маркиз. — Но как мы обойдемся друг без друга?

Лицо Хэвингэма внезапно осунулось, а в глазах промелькнула такая боль, что Торилье захотелось немедленно обнять его и утешить.

Нет, он предлагает нечто не правильное, совершенно не правильное!

И тем не менее она услышала от маркиза предложение выйти за него замуж, пусть и не облеченное в приличествующие случаю слова.

Однако, вновь прочитав ее мысли, Хэвингэм тихо сказал:

— Видит Бог, Торилья, ради нашего брака я мог бы отказаться от Царствия Небесного. Я смеялся над любовью, я уверял свою мать, что она никогда не придет ко мне. И теперь моя самоуверенность посрамлена.

Помедлив немного, он продолжал:

— Я люблю тебя, я не думал раньше, что женщину можно так любить. Твое лицо всегда у меня перед глазами. А ночами я обнимаю тебя, как было однажды, когда я, несчастный глупец, добровольно выпустил тебя из объятий.

— Я… я… не должна была позволять вам… целовать меня, — шепнула Торилья.

— Нет, это был знак судьбы. Сам того не ведая, я всю жизнь искал тебя, моя дорогая, и мне кажется, что и ты искала меня.

Это была истинная правда, хоть Торилья раньше и не подозревала об этом. Лишь теперь она осознала, что нашла в нем все, о чем мечтала, на что надеялась… словом, свой идеал.

— Быть может, у тебя хватит мужества уехать со мной? — спросил маркиз. — Отправимся за границу, повенчаемся и поживем там спокойно несколько лет — пока не утихнут сплетни. Люди быстро обо всем забывают.

— Но разве мы… можем… обойтись… подобным образом с Берил?

Торилья не могла представить себе ничего более удивительного и прекрасного, чем находиться рядом с ним, но в то же время ей претило строить свое счастье на несчастье человека, которого она любила, на несчастье Берил.

— Я люблю тебя, — выдохнула она. — И всегда буду… любить, и никогда не смогу выйти замуж за… кого-нибудь другого.

Маркиз шагнул к ней, и в глазах его вспыхнул огонек.

— Но я не могу… уехать с тобой, — закончила она. — Нам придется забыть… о том, что мы сейчас говорили друг другу. Ты принадлежишь Берил. Она обещала стать твоей женой, и я не допущу, чтобы ты… совершил недостойный поступок.

— Мог ли я помыслить, что в наказание за все свои грехи полюблю такую чистую и хорошую девушку, как ты!

— Я не такая уж хорошая, — ответила Торилья, — если собираюсь… построить собственное счастье… на жестокости.

Маркиз тяжело вздохнул.

— Возможно, какой-то выход все же найдется, — сказан он уныло.

— Едва ли. — Торилья не скрывала своего отчаяния. — Но я буду молиться за тебя… и куда бы ты ни отправился… и что бы ни делал, моя любовь будет хранить тебя.

Прикрыв ладонью глаза, он сказал: