Скандинавские боги Гейман Нил
– Ага, – сказал он и, еще немного подумав, добавил: – Да, пожалуй, так оно и было… Значит, Локи…
– …прячется вон в том глубоком озере под водопадом, превратившись в рыбу. Именно так! Я и не сомневался, что в конце концов ты его раскусишь!
Тор усердно закивал, не вполне понимая, как именно он пришел к этому выводу от разглядывания пепла на полу, но все равно довольный, что теперь понятно, где прячется Локи.
– Спущусь-ка я к этому озеру с моим молотом, – промолвил Тор. – И там… там…
– Надо спуститься туда с сетью, – подсказал Квасир, мудрый бог.
И Квасир взял остаток крапивной веревки и мерную деревяшку. Конец веревки он привязал к колышку и принялся за работу. Когда подошли остальные боги, он им показал, что надо делать, и они тоже стали плести да вязать. А потом все маленькие сети связали в одну большую – такую, чтобы можно было накрыть целое озеро, – и понесли ее вниз, к подножью горы, куда низвергался водопад Франанг.
И вот они спустились к озеру и развернули сеть. Ну и огромная же она получилась! Тяжеленная и такая широкая, что озеро можно было перегородить ею от берега до берега. Все воины Асгарда взялись за один конец сети, а Тор – за другой. И пошли они от самого водопада вброд, волоча сеть под водою. Так они добрались до дальнего края озера, где из него вытекал ручей, бегущий в море. И никого не поймали.
– Там точно кто-то есть, – сказал Тор. – Он толкнулся в сеть, но потом ушел глубже. Зарылся в ил, а сеть прошла сверху.
Квасир задумчиво почесал подбородок.
– Не беда, – сказал он. – Пройдем еще раз, только сначала подвесим на сеть что-нибудь тяжелое. Тогда уж под нею точно никто не проскользнет.
И боги набрали тяжелых камней с дырками и подвесили их вдоль нижнего края сети. А затем снова пошли вброд.
В первый раз Локи легко ушел от сети – и остался очень собою доволен. Он просто нырнул на илистое дно, притаился там между двумя плоскими камнями и подождал, пока сеть пройдет сверху.
Но теперь он забеспокоился. Снова нырнув поглубже, в холодные, темные воды, он стал размышлять.
Пока он в воде, ни во что другое превратиться нельзя, а если выйти из воды, боги за ним тут же погонятся. Нет уж, лососем оставаться безопаснее.
Но, с другой стороны, в озере оставаться нельзя. И надо сделать то, чего боги от него не ожидают. Наверняка они думают, что он попытается уйти в открытое море – ведь там он оторвался бы от погони в два счета. Но до моря еще нужно добраться, а в ручье он будет слишком легкой добычей. А вот чего боги не ждут, так это того, что он направится обратно – туда, откуда приплыл. Вверх по водопаду!
Боги усердно тянули сеть по дну – в полной уверенности, что уж на этот раз Локи от них не уйдет. Как же они удивились, когда из-под воды внезапно выскочила огромная серебристая рыба! Такого большого лосося никто из них в жизни не видел. Вильнув хвостом, он перепрыгнул через сеть и устремился против течения. Боги изумленно смотрели, как лосось поднимается вверх по водопаду, одолевая земную тягу могучими прыжками.
Тут Квасир-Мудрец крикнул, чтобы асы живо построились в два отряда: один – у одного конца сети, другой – у другого.
– Долго он так не продержится, – сказал Квасир. – Слишком уж опасно. Он все равно попытается уйти в море: другого выхода у него нет. Так что вы сейчас пойдете двумя отрядами и снова потащите сеть. А ты, Тор, – продолжал Квасир (он и вправду был очень мудрый), – ты пойдешь вброд посередине, и когда Локи опять попытается прыгнуть через сеть, постарайся схватить его в воздухе, как медведи хватают рыбу. Только смотри не упусти! Он скользкий.
– Да, я видел, как медведи хватают лососей в прыжке, – сказал Тор. – Я сильнее и быстрее любого медведя. Я его удержу.
И боги поволокли сеть вверх по течению, к водопаду, где прыгал огромный серебристый лосось.
Локи продолжал строить планы.
Глядя, как приближается сеть, он понял, что надо сделать. Нужно перескочить через нее, как в прошлый раз, и уходить в море. Он напрягся, как взведенная пружина, и прыгнул.
Но Тор оказался проворнее. Заметив, как серебряный лосось блеснул на солнце, он схватил его своими огромными ручищами – точь-в-точь, как хватает рыбу в прыжке голодный медведь. Лосось – рыба скользкая (как и предупреждал Квасир), а уж Локи был самым скользким из всех скользких лососей. Извиваясь, он попытался вывернуться из пальцев Тора, но Тор просто сжал кулак еще крепче и сдавил рыбину повыше хвоста.
Говорят, что с тех пор у всех лососей хвост узкий.
Боги принесли сеть, обмотали ею лосося и понесли прочь от озера. Лосось стал задыхаться без воды. Хватая ртом воздух, он забился в своих путах, и вдруг боги поняли, что несут в сети уже не рыбину, а самого Локи в его настоящем облике.
– Что вы делаете? – спросил он, тяжело дыша. – Куда вы меня тащите?
Тор лишь покачал головой и пробурчал что-то себе под нос. Тогда Локи стал спрашивать других богов, но все только молча отворачивались, не желая встречаться с ним взглядом.
III
И вот боги вошли в пещеру под горой и внесли с собою Локи, опутанного сетью. Подземный ход уводил в глубь горы. С потолка пещеры свисали сталактиты, из темных закутков выпархивали летучие мыши. Боги шли и шли – все глубже и глубже. Когда проход стал слишком узким, чтобы нести пленника, они разрешили Локи идти своими ногами. Тор шел за ним, положив руку ему на плечо.
Так они спускались долго-долго.
И вот, наконец, подземный ход расширился снова. Здесь, в самой глубокой пещере, горели факелы. И в свете факелов Локи увидел еще троих – тех, что все это время стояли здесь в ожидании. Он узнал их даже раньше, чем успел разглядеть лица, и сердце его упало.
– Нет! – крикнул он. – Не трогайте их. Они не сделали ничего плохого.
– Они – твои сыновья, – сказал Тор. – И твоя жена, Кузнец Лжи.
Три огромных плоских камня лежало в той пещере. Асы поставили их на ребро, и Тор своим молотом пробил дыру в каждом камне, посередине.
– Отпустите нашего отца, пожалуйста! – взмолился Нарви, сын Локи.
– Это же наш отец! – подхватил Вали, второй его сын. – Вы все клялись, что никогда его не убьете! Ведь он – побратим самого Одина, высочайшего из богов!
– Мы и не собираемся его убивать, – возразил Квасир. – Скажи мне, Вали, какое худшее зло может причинить брат своему брату?
– Нет ничего хуже, чем предать своего брата, – без колебаний ответил Вали. – И убить своего брата, как Хёд убил Бальдра. Это самое мерзкое, что можно сделать.
– Локи – побратим богов, и мы не можем убить его, – молвил Квасир. – Но вам, его сыновьям, мы не давали клятв.
И произнес Квасир над Вали слова – слова преображенья, слова силы.
И спал с Вали прежний облик, человеческий: на месте Вали встал волк, и пена текла из его ощеренной пасти. Разум угас в его желтых глазах, и зажглись они иначе: голодом, яростью и безумием. Волк посмотрел на богов. Взглянул на Сигюн, свою мать. И, наконец, его взгляд остановился на брате, Нарви. Низкий, долгий рык вырвался из волчьей глотки, шерсть на загривке встала дыбом.
Нарви отступил на шаг – всего на один шаг, и не больше. Волк прыгнул.
Нарви был смелым. Он не закричал даже тогда, когда волк, только что бывший его братом, принялся рвать его на части, роняя окровавленные кишки на каменный пол пещеры. А потом волк добрался до горла.
Подняв окровавленную морду, волк-Вали завыл, протяжно и громко. Подобравшись, он прыгнул снова – выше прежнего, через головы богов, – и скрылся во тьме пещеры. И боги знали, что больше не увидят его до самого конца времен.
Они подвели Локи к трем большим камням. Один камень поставили ему под плечи, другой – под поясницу, третий – под колени. А затем боги взяли кишки растерзанного Нарви, и протянули их через отверстия в камнях, и привязали Локи к тем камням так крепко, что он и шевельнуться не мог. И чтобы он не разорвал привязь, боги наложили чары на кишки его убитого сына, и те стали прочными, как железо.
Сигюн, жена Локи, смотрела, как ее мужа связывают внутренностями сына. Она не сказала ничего. Она плакала молча – плакала о страданиях своего мужа, о гибели и бесчестье своих сыновей. В руках она держала чашу, еще не зная, зачем она ей понадобится. Прежде чем привести ее сюда, боги велели Сигюн взять на кухне самую большую чашу, какая только найдется.
И вот в пещеру вошла Скади – дочь погибшего Тьяцци, жена прекрасноногого Ньёрда. В руках у нее было нечто огромное, и оно извивалось и корчилось. Скади подошла к Локи. То, что было у нее в руках, обвилось вокруг сталактитов, свисавших с потолка пещеры прямо над головою Локи.
И Локи увидел, что это змея – змея с холодным взглядом, с трепещущим раздвоенным языком и клыками, истекающими ядом. Змея зашипела, и капля яда из ее пасти упала Локи на лицо, обжигая глаза.
Локи вскрикнул от боли и забился, извиваясь в своих путах, пытаясь отодвинуться в сторону или хотя бы отвернуть лицо. Но оковы из кишок его сына держали крепко.
Один за другим боги покинули пещеру: своей местью они остались довольны, хотя радости она им и не принесла. Вскоре остался только Квасир. Сигюн посмотрела на своего связанного мужа и на растерзанный труп сына, убитого волка.
– А со мной что вы сделаете? – спросила она.
– Ничего, – сказал Квасир. – Тебя мы наказывать не станем. Можешь делать, что хочешь.
На этом он и ушел.
Еще одна капля змеиного яда упала Локи на лицо, и он вновь забился в судорогах боли, извиваясь так сильно, что под ним затряслась сама земля.
Сигюн подошла к мужу и подняла свою чашу. Она не сказала ничего – да и что тут можно было сказать? Она просто встала над Локи и подставила чашу под капли яда, стекающие со змеиных клыков.
Все это случилось давным-давно, в незапамятные времена, во дни, когда боги еще ходили по земле. Так давно, что горы, высившиеся тогда, изгладились без следа, а самые глубокие озера высохли до последней капли.
Но Сигюн до сих пор стоит рядом с Локи и смотрит в его прекрасное, искаженное мукой лицо.
Чаша в ее руке наполняется медленно, по капле, но рано или поздно яд доходит до краев. И только тогда Сигюн ненадолго отходит в сторону, чтобы выплеснуть яд. Пока она опорожняет чашу, капли из пасти змеи падают Локи на лицо и в глаза. И тогда он кричит и бьется, корчится, дрожит и сотрясается в судорогах – так сильно, что вся земля под ним ходит ходуном. Мы, жители Мидгарда, называем это землетрясением.
Говорят, что Локи так и будет лежать в оковах под землей, а Сигюн – стоять над ним с чашей и шептать ему слова любви, пока не наступит Рагнарёк и не придет конец всему на свете.
Рагнарёк: гибель богов
I
До сих пор я рассказывал лишь о том, что случилось когда-то в прошлом, давным-давно.
Теперь я расскажу о том, что грядет.
О том, как все закончится и начнется вновь.
Темны будут те дни, о которых я вам поведаю, и во тьме их сокрыты тайны судьбы, ожидающей землю, и тайны гибели богов. Слушайте – и узнаете.
Вот как мы поймем, что конец времен уже не за горами: век богов отойдет в далекое прошлое, сменившись веком людей. Боги будут спать – все, кроме зоркого Хеймдалля. Он один увидит, как все начнется, но сможет только смотреть: предотвратить сужденное ему не под силу.
Начнется все с зимы.
Не такой, как обычно.
Однажды настав, зима будет длиться и длиться. Весна не придет ей на смену, земля не согреется. И воцарятся в мире голод и холод, и люди начнут воевать. Весь мир сотрясут великие битвы.
Брат пойдет войной против брата, отец – против сына, мать – против дочери. Сестры будут гибнуть от рук сестер, а дети их, в свой черед, ополчатся друг против друга.
То будет век жестоких ветров и бурь. Люди уподобятся волкам, станут охотиться друг на друга, как дикие звери. Мрак сгустится над миром, и все придет в запустение. Дома человеческие обратятся в развалины, заполыхают пожарами и рассыплются в прах.
Солнце исчезнет, словно и впрямь проглотил его волк. Пропадет и луна. Даже звезды скроются с неба. Сам воздух наполнится тьмой, как туманом, как пеплом.
То будет время ужасной зимы без конца, и имя ей – Фимбульветр.
И не останется в мире ничего, кроме снега, свирепых ветров да мороза, такого лютого, что каждый вдох будет жечь, как огнем, а слезы – застывать, не успев пролиться из глаз. Не будет больше ни весны, ни лета, ни осени. Только зима, а за нею – другая зима, и за нею – третья.
А потом земля содрогнется, да так, что горы рухнут и рассыплются пылью, деревья повалятся наземь и не останется людям никакого убежища.
С такою силой сотрясется земля, что все на свете цепи, оковы и узы будут разорваны.
Да, все.
Фенрир, великий волк, вырвется из оков. Разинет он свою пасть: верхняя челюсть достанет до неба, нижняя – до земли. Он пожирает все на своем пути, никому от него не укрыться. И пламя пышет у него из глаз и ноздрей. Где пройдет Фенрир-Волк, все погибает в огне.
И выйдут моря из берегов, и хлынут на сушу. Йормунганд, змей Мидгарда, огромный и смертоносный, заворочается в ярости и полезет на сушу. Яд с его клыков отравит воду, убивая все живое. Черный туман от его яда повиснет в воздухе, и морские птицы погибнут.
Не останется жизни в морях, где свивает свои кольца змей Мидгарда. Берега покроются трупами рыб и китов, тюленей и чудищ морских.
Кто увидит двух братьев, детей Локи, – Фенрира-Волка и змея Мидгарда, – тому придет смерть.
Это будет начало конца.
А после раздастся вопль, какого прежде никто не слышал, – как будто разом закричат все дети мира. И с этим криком расколется туманное небо надвое, и ринутся с небес сыновья Муспелля, и во главе их – Сурт, огненный исполин с мечом в руке, пылающим так ярко, что смертные глаза ослепнут, взглянув на него. Поскачут они через радужный мост, Биврёст, и под копытами коней их радуга рухнет, и все ее краски обернутся черным углем и серым пеплом.
Никогда больше не взойдет над миром радуга.
Скалы осыплются в море.
Локи сбросит оковы и вырвется из подземного плена. Встанет он у руля огромной ладьи, имя которой – Нагльфар. То самый большой из всех кораблей на свете: он построен из ногтей мертвецов.
И вот уже плывет Нагльфар по вышедшим из берегов морям, среди мертвых рыб, что поднялись на поверхность и наполняют воздух смрадом. Локи будет кормчим того корабля, а капитаном – Хрюм, предводитель инеистых великанов. За исполином Хрюмом, ненавистником людей, пойдут все его родичи, что выжили к этому часу. И будут они сражаться за Хрюма в последней битве.
Локи ведет за собою полчища Хель. Все, кто умер нелегкой смертью или смертью позорной, возвратятся на землю ходячими трупами, желая лишь одного: истребить без остатка всех тех, кто еще жив и способен любить.
И соберутся все великаны, и мертвецы, и огненные сыны Муспелля на равнине битвы. Вигрид – имя той равнины, и воистину огромна она: три сотни верст в каждую сторону. И Фенрир-Волк придет на равнину Вигрид, и змей Мидгарда приплывет по морям, покрывшим то, что прежде было сушей. Выползет он из моря, хотя и не весь: головою змей досягнет до равнины Вигрид, а тело его и хвост останутся под водой.
И построятся они на битву: ярко пылают сыны Муспелля, и Сурт – ярче всех; воины Хель и Локи, вставшие из-под земли, бледны и ужасны; грязь застывает льдом под ногами инеистых великанов и Хрюма, их предводителя. Изготовились к бою и Фенрир, и змей Йормунганд. Не представить врагов ужаснее, чем те, кто соберется на поле Вигрид для последней битвы.
Это не укроется от Хеймдалля. Хеймдалль видит всё: ведь он – страж богов. Долго смотрел он, не в силах ничему помешать, и только теперь исполнит то, что ему суждено.
Хеймдалль возьмет рог Гьяллархорн – тот самый, которым когда-то владел Мимир, – и затрубит в него изо всех своих сил. Голос рога сотрясет стены Асгарда, и спящие боги, наконец, проснутся. Вооружатся они и соберутся у подножия Иггдрасиля, близ источника Урд, чтобы получить от норн благословение и совет.
Один же сядет на коня Слейпнира и поскачет к источнику Мимира, чтобы испросить для себя и других богов совета у его головы. И голова Мимира прошепчет Одину тайны грядущего, которые сейчас узнаете и вы.
В шепоте Мимира Всеотцу откроется надежда – вопреки всему, что предвещает гибель миру и богам.
Великий ясень Иггдрасиль, мировое древо, затрепещет, как лист на ветру. Асы и с ними эйнхерии – воины Одина, погибшие славной смертью в бою, – облачатся в доспехи и поскачут на равнину Вигрид, на поле последней битвы.
Впереди всех поедет Один – в сверкающей броне, в золотом шлеме. Следом за ним – Тор, с Мьёлльниром в руке.
И вот прибудут они на поле битвы, и начнется последний бой.
Один выйдет против Фенрира-Волка – тот вырос таким огромным, что застилает полнеба. Поднимет Один свое копье, Грунгнир, и ринется на врага.
Тор увидит, что Один пошел против Волка, и, улыбнувшись, стегнет своих козлов. Полетит его колесница навстречу змею Мидгарда; рука его в железной рукавице вскинет молот.
Фрейр выступит против чудовищного Сурта, объятого пламенем. Огромен меч Сурта, и жжет он противника огнем даже тогда, когда удар проходит мимо цели. Фрейр будет биться отважно, но падет первым из богов: его доспехи и меч не сравнятся с огненным клинком Сурта. Умирая, Фрейр пожалеет о мече, который он отдал когда-то Скирниру за сватовство к Герд. Сейчас тот чудесный меч мог бы его спасти.
Яростно грохочет битва: эйнхерии, славные воины Одина, сходятся в рукопашной с мертвецами из воинства Локи.
Воет пес преисподней, Гарм. Он не так огромен, как Фенрир, но среди псов нет никого сильнее и опаснее Гарма. Он тоже сбросил свои оковы и вырвался из-под земли; многие воины погибнут от его клыков.
Но Тюр однорукий встанет преградой на пути чудовищного пса. Храбро будет сражаться Тюр, но в поединке падут они оба: Гарм испустит дух, сомкнув зубы на горле Тюра.
Тор же наконец убьет змея Мидгарда, как он давно мечтал.
Метнет он свой молот и размозжит Йормунганду голову, а сам поспешно отступит, чтобы не задел его великий змей, падая мертвым на равнину Вигрид.
На девять шагов успеет Тор отойти, когда голова Йормунганда коснется земли, но этого окажется мало. Яд брызнет из пасти змея в смертный миг и окутает громовержца черным облаком.
Со стоном боли Тор рухнет наземь и испустит дух вместе со своим заклятым врагом.
Отец его, Один, будет сражаться отважно, но нет на свете противника сильнее и опаснее волка Фенрира. Он огромнее солнца, больше луны. Метнет Один копье в его пасть, но Фенрир сомкнет свои исполинские челюсти и переломит копье. А вслед за копьем исчезнет в пасти волка и сам Один: так настанет смерть отцу богов, величайшему из них и мудрейшему.
Видар, сын Одина, бог молчаливый и верный, увидит гибель своего отца. Он выступит вперед, навстречу Фенриру, торжествующему победу над Одином, и наступит ногою на нижнюю челюсть волка.
А нога эта у Видара необычная. На другой ноге он носит обычный башмак, а на этой – особенный. Тот башмак от начала времен собирался из обрезков, которые остаются от носка или пятки, когда люди кроят себя башмаки.
(Так что если вы хотите помочь асам в последней битве, не храните обрезки кожи: выбрасывайте их прочь. Каждый брошенный обрезок пойдет Видару на башмак.)
Этим-то башмаком Видар наступит на нижнюю челюсть волка. А затем ухватится он рукою за верхнюю челюсть и разорвет Фенриру пасть. Так погибнет великий волк – а Видар отомстит за отца.
И будет бушевать битва на равнине Вигрид, и боги будут гибнуть от рук инеистых великанов, а великаны – от рук богов. Вся равнина покроется телами мертвецов, оживших для последней войны и погибших снова, теперь уже навсегда. И благородные эйнхерии полягут бок о бок со своими последними врагами на мерзлой земле, под туманным, бессветным небом: никогда им уже не встать, не пробудиться и не выйти на бой.
Все полчища мертвых падут. Один только Локи останется стоять посреди равнины, окровавленный, с безумным взглядом, с довольной улыбкой на покрытых шрамами губах.
И встанет против него Хеймдалль, страж моста, привратник богов. В руке его будет меч Хофуд, влажный и красный от крови. И побредут эти двое навстречу друг другу через равнину Вигрид – по колено в крови, среди трупов и пламени.
– Ах, это ты, – скажет Локи. – Дозорный богов с вечно грязной спиной. Слишком поздно разбудил ты богов, Хеймдалль. Ну не славно ли было смотреть, как они погибают, один за другим?
Глядя Хеймдаллю в лицо, Локи будет выискивать слабость, высматривать признак хоть какого-то чувства. Но Хеймдалль останется бесстрастен.
– Неужто тебе нечего сказать, Хеймдалль, сын девяти матерей? Знаешь, что спасало меня от безумия там, под землей, когда змеиный яд капал мне на лицо, а бедная Сигюн стояла надо мной, пытаясь поймать капли в чашу? Когда я лежал в темноте, связанный кишками собственного сына? Только одно: я думал об этой самой минуте! Я представлял себе грядущие дни, когда мы с моими детьми, могучими и прекрасными, положим конец богам и всему этому миру.
Хеймдалль так и не вымолвит ни слова. Он просто ударит в полную силу, и меч его с грохотом обрушится на броню врага, а Локи ответит ударом на удар и ринется в бой – искусно, свирепо и радостно.
И пока будет длиться та битва, оба вспомнят, как сражались друг с другом когда-то давно, когда мир был проще. Тогда они бились в обличье тюленей за ожерелье Брисингов: Локи похитил его у Фрейи по просьбе Одина, а Хеймдалль вернул. И Локи не забыл обиды.
Теперь они сразятся на мечах. И будут колоть, рубить и резать друг друга без пощады.
Они сразятся и нанесут смертельные раны друг другу. И падут они бок о бок – Хеймдалль и Локи.
– Свершилось, – прошепчет Локи, умирая на поле битвы. – Я победил.
Но Хеймдалль усмехнется сквозь смерть своей златозубой усмешкой, измаранной в кровавой слюне.
– Я вижу дальше тебя, – молвит он. – Сын Одина, Видар, убил твоего сына, волка Фенрира. И Видар еще не пал, как и брат его по отцу, могучий Вали. Тор погиб, но дети его, Магни и Моди, еще живы. Им хватит сил и чести, чтобы выстоять в этой битве.
– Не имеет значения. Весь мир уже в огне, – скажет Локи. – Род людской погиб. Мидгард разрушен. Я победил.
– И все же я вижу дальше тебя, Локи, – возразит ему Хеймдалль на последнем вздохе. – Даже отсюда я вижу мировое древо. Пламя Сурта не может коснуться ясеня Иггдрасиля, и вижу я, что двое смертных укрылись в расселине его ствола. Женщину зовут Жизнь, мужчину – Жажда Жизни. Потомки их заселят весь мир. Это не конец всему. Жизнь не кончается, Локи! Кончаются лишь старые времена. За смертью всегда приходит возрождение. Ты проиграл.
Локи сказал бы ему в ответ что-нибудь колкое, что-нибудь остроумное и обидное, но жизнь уже покинет его, а вместе с нею уйдут и вся его жестокость, и весь несравненный блеск его ума. Так что он ничего не скажет – больше никогда. Молча он будет лежать, неподвижный и холодный, на застывшем поле битвы, бок о бок с Хеймдаллем.
И тогда Сурт, огненный великан, который видел начало мира, окинет взором бескрайнюю равнину смерти и возденет к небесам свой пылающий меч. И поднимется великий гул, как от тысячи лесов, охваченных пожаром, и самый воздух обратится в пламя.
И станет пламя Сурта погребальным костром для мира. Моря вскипят и превратятся в пар. А потом отбушуют пожары и угаснут последние угли. И черный пепел будет падать с неба, как снег.
Где лежали тела Локи и Хеймдалля, останутся лишь две груды серого пепла на опаленной дочерна земле, и дым от них смешается с предрассветным туманом. Полчища живых и мертвых, мечты богов и отвага смертных воинов – все рассыплется в прах. А вскоре воды вновь наполнят чаши морей, и разольются моря по земле, и унесут золу и пепел в свои пучины, и под бессолнечным небом забудется все, что было.
Вот так и кончатся девять миров – пеплом и потопом, льдом и тьмою. Так погибнут боги.
II
Это конец. Но после конца случится еще кое-что.
Из серых вод океана вновь поднимется зеленая земля.
Дева-солнце сгинула в пасти волка, но ей на смену придет ее дочь, и новое солнце, полное юного света, воссияет ярче старого.
Мужчина и женщина – Жизнь и Жажда Жизни – выйдут из своего укрытия в стволе великого ясеня, скрепляющего миры воедино. Будут они питаться утренней росой, и будут любить друг друга, и в любви породят новых людей, а те заселят землю.
Асгард погибнет, но там, где стоял он когда-то, раскинется поле Идавёлль, прекрасное и бескрайнее.
Видар и Вали, сыновья Одина, придут на поле Идавёлль. Вслед за ними придут и сыновья Тора – Моди и Магни. И принесут они с собою Мьёлльнир, один молот на двоих: только Тор мог поднять его в одиночку, но Тора больше нет. Бальдр и Хёд вернутся из царства мертвых. И сядут они все вшестером под новым солнцем и поведут беседу, вспоминая старые тайны и рассуждая, когда и в чем могли бы боги поступить иначе и был ли неизбежен исход игры.
Вспомнят они о Фенрире – волке, пожравшем мир; вспомнят о змее Мидгарда; вспомнят и о Локи, который жил среди богов, но был чужой им. Да-да, о Локи, который не однажды спасал богов и в конце концов погубил их.
А потом Бальдр воскликнет:
– Эй! Смотрите-ка, что это там?
– Где? – спросит Магни.
– Да вон же! Блестит в высокой траве. Видишь? А вон еще, и еще… Эй, да их тут полно!
И боги бросятся искать, что там блестит, и будут ползать на четвереньках в высокой траве, точно дети.
Магни, сын Тора, первым найдет одну из блестящих вещиц и, подняв ее, сразу поймет, что это такое. Золотая шахматная фигурка, которой играли боги, когда еще были живы. Крошечная резная статуэтка: Один-Всеотец на высоком престоле. Король.
Отыщутся и другие. Вот Тор со своим молотом. Вот Хеймдалль, подносит рог к губам. Вот и Фригг, жена Одина, – королева.
Бальдр поднимет одну из золотых фигурок.
– А эта похожа на тебя, – скажет ему Моди.
– Это я и есть, – ответит Бальдр. – Только давным-давно, до того, как я умер. Когда я еще был одним из асов.
Одна за другой найдутся остальные фигурки, и красивые, и страшные. Вот крохотный Локи, ушедший по пояс в черную землю, а вот и его дети-чудовища. Вот инеистый великан. Вот и Сурт, лицо его по-прежнему пышет пламенем.
Так соберутся все, полный набор. Останется только расставить фигурки – и боги Асгарда встанут на расчерченном клетками столе против своих извечных недругов. Золотые шахматные воины засверкают в новом, с иголочки, солнечном свете нового, безупречного дня.
Бальдр улыбнется – словно солнце выглянет из-за туч. И протянет он руку, и сделает первый ход.
Словарь
Альвхейм: один из девяти миров, населенный светлыми альвами.
Ангрбода: великанша, родившая от Локи троих чудовищных детей.
Асгард: обитель асов, мир богов.
Аск: первый мужчина, сотворенный из ясеня.
Асы: род или племя богов, обитатели Асгарда.
Аудумла: первозданная корова, вылизавшая изо льда прародителя богов. Из ее сосцов текли молочные реки.
Аурбода: горная великанша, мать Герд.
Бальдр: один из асов, прозванный Прекрасным. Второй сын Одина. Его любили все, кроме Локи.
Барри: остров, на котором сочетались браком Фрейр и Герд.
Бауги: великан, брат Суттунга.
Бели: великан, которого Фрейр убил оленьим рогом.
Бергельмир: внук Имира. Бергельмир и его жена – единственные великаны, уцелевшие во время потопа.
Бестла: мать Одина, Вили и Ве, жена Бора. Дочь великана по имени Бёльторн. Сестра Мимира.
Бёльверк: одно из имен Одина, которым он называется, когда желает действовать скрытно.
Биврёст: радужный мост, соединяющий Асгард с Мидгардом.
Бодн: один из двух огромных чанов, в которых хранился мёд поэзии. Другой чан называется Сон.
Бор: древний бог, сын Бури, муж Бестлы. Отец Одина, Вили и Ве.
Браги: бог поэзии.
Брейдаблик: чертог Бальдра, дом радости, музыки и учености.
Брисингамен: сияющее ожерелье Фрейи.
Брокк: карлик, ковавший чудесные драгоценности. Брат Эйтри.
Бури: прародитель богов, отец Бора, дед Одина.
Вали: это имя носят два бога. Один – сын Локи и Сигюн, который был превращен в волка и убил своего брата, Нарви. Второй – сын Одина и Ринд, рожденный для мести за убийство Бальдра.
Вальгалла: чертог Одина, где пируют воины, с честью павшие в сражениях.
Валькирии: «выбирающие павших». Служанки Одина, которые собирают души воинов, храбро павших на поле боя, и приносят их в Вальгаллу.
Ванахейм: страна ванов.
Вар: богиня брачных клятв.
Ве: брат Одина, сын Бора и Бестлы.
Верданди: одна из норн. Ее имя означает «становление»; она определяет наше настоящее.
Вигрид: равнина, на которой разыграется великая битва Рагнарёка.
Видар: сын Одина. Молчаливый и верный бог. Один из его башмаков собран из всех обрезков, которые остаются, когда люди кроят обувь.
Вили: брат Одина, сын Бора и Бестлы.
Ворчун: Тангриснир, что в буквальном переводе означает «скрипящий зубами». Один из двух козлов, запряженных в колесницу Тора.
Галар: один из темных альвов. Брат Фьялара, убийца Квасира.
Гарм: чудовищный пес, который убьет Тюра в последней битве и сам падет от его руки.
Гиллинг: великан, убитый Фьяларом и Галаром. Отец Суттунга и Бауги.
Гиннунгагап: бездна, которая зияла между Муспелльхеймом (миром огня) и Нифльхеймом (миром туманов) на заре творения.
Герд: ослепительно прекрасная великанша, которую полюбил Фрейр.
Глейпнир: волшебная цепь, выкованная карликами. Боги связали этой цепью Фенрира.
Гримнир: одно из имен Одина, означающее «скрытый под капюшоном».
Гуллинбурсти: золотой вепрь, которого карлики смастерили для Фрейра.
Гунгнир: копье Одина. Оно никогда не пролетает мимо цели. Клятвы, принесенные на этом копье, нерушимы.
Гуннлёд: великанша, дочь Суттунга, охранявшая мёд поэзии.
Гьяллархорн: рог Хеймдалля, который хранится у источника Мимира.
Гюмир: равнинный великан, отец Герд.
Драупнир: золотое обручье Одина. Каждую девятую ночь с него капают еще восемь браслетов, столь же прекрасных и драгоценных.
Читать бесплатно другие книги:
