Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан Поль Игорь
История повторяется несколько раз, пока я не натыкаюсь на небольшого человечка в кожаной тужурке.
— Если вы не прекратите паниковать, мистер, я прикажу выкинуть вас за борт. И продуть вашу каюту вакуумом, — неожиданно густым басом говорит он.
Я ухватываю его за затрещавший рукав. В ярости шиплю:
— Мне плевать, кто ты. Если моя женщина умрет — я вас всех перебью.
— Ну-ну, дружок, — отмахивается капитан. И я чувствую, как в коротком коридоре за мной появляется пара человек. Ко всему привычных и умеющих пользоваться парализаторами, что у них в руках.
— Стрелять на борту — дурная примета, — словно извиняясь, говорит коротышка.
— Вы капитан? — догадываюсь я.
— Вы необычайно проницательны, — едко улыбается он, высвобождая руку.
— У вас есть врач? Моей женщине плохо.
— Насколько плохо? — спокойно осведомляется человечек.
— Твою мать! — только и могу я ответить. — Я что, похож на доктора? Откуда мне знать? Я не могу ее разбудить!
— У нас все есть. И доктор тоже. Правда, он все больше коров лечил. Да таблетки от похмелья раздавал.
— Пришлите его.
— Если вы занесли на борт заразу, мистер — я выкину и вас и вашу женщину.
— Посмотрим, — угрожающе говорю я.
В следующий момент парализатор упирается мне в спину. И Триста двадцатый переводит меня в боевой режим. И возвращает меня назад, красного и потного, через пару секунд. Двое мычащих от боли людей сидят у стены. Капитан, с пистолетом в руке, целится мне в грудь.
— Я не хочу вас убивать, капитан, — устало говорю я. — Просто пришлите врача. За ущерб я заплачу дополнительно. И за услуги доктора — тоже.
Долгие пару секунд коротышка передо мной раздумывает, что выгодней — получить с нас плату за проезд по прибытию на место, или просто спустить курок.
— Ладно, мистер Эббот. Будет вам врач, — наконец, говорит он. — Только не убейте его.
— Обещаю, капитан.
Неожиданно коротышка широко улыбается.
— Вам работа не нужна, мистер Эббот?
— Спасибо, буду иметь в виду, — отвечаю, не раздумывая.
Доктор появляется не слишком скоро. К его приходу я уже весь извелся от ожидания.
— И из-за этого вы меня разбудили? — недовольно щурится пожилой неопрятный тип. Высокий лоб его изборожден морщинами.
— Вы что, знаете, что с ней? — удивленно спрашиваю я.
— Тоже мне, великий секрет! — хмыкает он. — Серповидная лихорадка.
— Опасно?
— Для вас и остальных — нет, — зевает доктор. — Передается с кровью. Инкубационный период — чуть больше пары недель. Комары или другие насекомые не кусали?
— Не знаю. Кажется, кусали, — я вспоминаю подвал дома и облепивших нас мошек. И клопов в притоне.
— Ну, вот вам и источник, — удовлетворенно говорит врач, словно этим его обязанности и ограничиваются.
— Вы не ответили — это опасно для нее?
— Ну, как вам сказать. Обычно, смерть наступает в течение двух-трех суток.
— Вы можете ее вылечить?
— Молодой человек, я не волшебник. Для этого нужны лекарства. У меня их нет. Могу дать немного дури — обезболите ее, она умрет, не мучаясь.
В следующий момент я пинком захлопываю дверь за его спиной, едва не прищемив нос сопровождающему доктора матросу. Лезвие ножа касается шеи неопрятного типчика. Он приподнимается на цыпочках, словно это может ослабить давление ножа на кожу. Жизнь человека больше не значит для меня ничего. Я понимаю, что перережу глотку этой ошибке природы без всякого боевого режима. Мне действительно все равно, будет он жив, или нет. И все равно, выживу ли я сам. Но я помню, что должен вытащить Мишель. Должен, во что бы то ни стало. Я не понимаю, что со мной происходит. Наверное, я просто отдаю ей давний должок: когда-то она вытащила меня с Земли. А может, она осталась последним человеком в мире, кто мне дорог, несмотря ни на что. А может, я просто ищу повод вырезать экипаж этой грязной лоханки. Все это мелькнуло внутри и исчезло в доли секунды.
— Сейчас я тебя порежу. Несильно. Потом вскрою тебе брюхо. Вывалю наружу твои кишки. Надеюсь, у тебя хватит дури, чтобы обезболить себя, — говорю я спокойно. Сердце мое бьется ровно, как во сне.
— У меня нет лекарств, — помертвев, шепчет человек.
Капля крови показывается из-под ножа. В дверь начинают стучать.
— У капитана есть аптечка, не у меня! — истерично взвизгивает человек, извиваясь на стене огромным червяком.
— Так принеси ее, — прошу я. — Если она умрет — ты тоже умрешь. Очень медленно. Если вылечишь ее — получишь вот это. Это — твоя новая жизнь, плесень.
Я подношу к расширенному от ужаса глазу горошину «черной слезы».
— Ты меня понимаешь? — тихо спрашиваю я. Дверь уже сотрясается от ударов.
— Да, — шепчет доктор. Он часто моргает: смертный пот заливает ему глаза.
— И никому ни слова. Иначе ваша братия перебьет друг друга.
— Да, — доктор боится кивнуть. Струйка крови стекает ему за воротник.
Я убираю нож. Открываю дверь. Выталкиваю мужчину в руки хмурых людей.
— Все нормально, док? — спрашивает один из них.
Тот молча кивает. Оглядывается, встречает мой взгляд.
— Ничего опасного. Заразы нет, — громко говорит он.
— Мое слово верное, — шепчу ему одними губами.
Постепенно все расходятся, бросая на меня косые взгляды.
Неделю после этого я толком не спал. Выходил изредка только затем, чтобы взять на камбузе пищевой брикет да налить кружку кипяченой воды, спиной чувствуя неприязненные взгляды команды. Остальное время сидел возле Мишель, разговаривающей в бреду. Обтирал ее мокрым полотенцем, как посоветовал врач. Неумело вводил глюкозу. И каждые три часа, секунда в секунду, прикладывал к ее руке пневмопистолет для инъекций и нажимал на кнопку. Иногда дремал, сидя на полу спиной к переборке, то и дело поднимая голову и глядя на часы над столиком. Раз в день менял насквозь мокрое белье. Свежие простыни я брал у боцмана. Просто приходил к нему на склад и молча рылся на полках.
— Классный нож у тебя, парень, — говорил он мне.
— Прилетим — будет твой.
— Откуда он?
— Издалека. С Земли.
И недоверчивая щербатая улыбка в ответ.
Через неделю, когда я в очередной раз задремав, клевал носом, Мишель открыла глаза и слабым голосом сказала:
— Господи, ну и воняет же здесь!
А потом, почти без паузы:
— Есть хочу!
И еще:
— Отвернись. Я жутко хочу в туалет.
И тут я не выдержал. Я так смеялся, что Мишель скривила губы и расплакалась от обиды.
Еще через неделю ничего не напоминало о том, что она была больна. Разве что ела за двоих, восстанавливая силы. И коновал с морщинистым лбом получил свою жемчужину.
Глава 48
Кошмарный сон
Странности начинаются прямо у переходного шлюза «Будущего Земли». Нас не просто пропускают на борт. Нас встречает сам начальник базы — Милан. Улыбающийся и непривычно трезвый. Крепко жмет мне руку. Вежливо кивает Мишель. И нескольким разбитным парням из команды «Триеста», что зачем-то увязались за нами, тоже. Он никак не реагирует на их физиономии отъявленных негодяев и неряшливую одежду. Четверо охранников в коридоре позади него, скучая, болтают друг с другом, не обращая на вновь прибывших никакого внимания. Весело галдя и толкаясь, гости топают искать бар.
— Добро пожаловать, господа. Давно ждем. Как долетели? — вежливо интересуется Милан.
— Давно ждете? — недоуменно переспрашиваю я. — Как это? Разве мы связывались с вами? С чего ты вообще решил, что мы должны прилететь?
Вместо ответа Милан вопросительно смотрит на Мишель. Та как-то неопределенно пожимает плечами. Переводит взгляд на меня.
— Пойдем, Юджин, — мягко говорит она. — Милан нас проводит в зал для инструктажа. Там будет много интересного. Мы с тобой обязательно должны это услышать.
Охранники прекращают болтать и поворачиваются к нам. Отчего-то мне кажется, что меня приглашают не просто поболтать.
— Триста двадцатый?
— Агрессивных намерений не обнаружено, — после некоторой паузы отзывается тот.
— Интересного? В каком смысле? Что за дела, Мишель? Что тут делает эта охрана? И Милан. Откуда он узнал, что мы летим сюда?
— Охрана тут, чтобы охранять нас с тобой, зачем же еще. Юджин, ты что, перестал мне верить? — отвечает она вопросом на вопрос.
Мне очень хочется брякнуть «да». Но я сдерживаюсь. Мишель последние дни и так довольно странная. Что-то происходит с ней. Какая-то ломка. Малейшие ее капризы могут закончиться криком. Или слезами, что ей довольно несвойственно. Я приписываю это последствиям ее болезни.
— У нас с собой некоторые ценности. Они просто охраняют нас, чтобы с ними ничего не случилось. Пойдем же. Я устала и хочу принять душ.
Меня пропускают вперед. Мишель с Миланом идут сзади. Замыкает шествие четверка людей с дубинками и пистолетами. У меня почему-то возникает ощущение, будто меня ведут под конвоем. Встречные пропускают нас, прижимаясь спинами к переборкам. Любопытно глазеют вслед. Перешептываются. Еще одна странность: как я ни напрягаю слух — не могу разобрать ни слова. Все внутри меня сжимается в предвкушении неприятного сюрприза. Искоса слежу за проходящими мимо людьми в потрепанных комбинезонах. Часто оглядываясь, каждый раз натыкаюсь на искусственные улыбки Мишель и Милана. Триста двадцатый непрерывно успокаивает меня. Внутри меня зарождается какая-то паранойя. Я не верю и ему тоже!
— Третья группа, срочно пройти в ангар номер четыре. Повторяю: третья группа, срочно пройти в ангар номер четыре, — хрипло каркает динамик системы оповещения.
Затылком чувствую направленные на меня взгляды. Хорошо знакомый путь на четырнадцатую палубу кажется нескончаемо долгим. Я могу закрыть глаза, и ноги сами принесут меня туда. Я действительно закрываю их. И продолжаю идти. Я хочу остановиться. И не могу. Вроде бы ноги мои действуют независимо от моего желания. Я хочу позвать кого-то. И никак не могу вспомнить — кого именно. Вновь открываю глаза. Все вокруг по-прежнему. Мы идем: я впереди, Милан и Мишель — за мной. Я поворачиваю голову. Ловлю взгляд Мишель. Я хочу спросить ее, какого черта творится. Я даже открываю рот. Но лишь бессильно выпускаю из себя воздух. Мишель улыбается мне.
— Ты молодец, Юджин, — говорит она ободряюще, точно я собака на столе у ветеринара, которую заботливый хозяин просит немного потерпеть боль.
Я отворачиваюсь. Потом упрямо закрываю глаза. Сейчас я разобью лоб о низкий стальной край какого-нибудь проема. И все кончится. Я приду в себя. Комок паники дрожит глубоко внутри. Я старательно удерживаю его, не давая взорваться. И неожиданно для себя пригибаюсь. И ноги мои аккуратно перешагивают через что-то. Должно быть, через комингс. Я открываю глаза. И вижу себя в просторном, ярко освещенном отсеке. В зале для инструктажа. Только сегодня тут непривычно чисто. И вокруг множество незнакомых людей в хорошей одежде. Мужчин и женщин разных возрастов. Никто из них ничуть не похож на обслуживающий персонал или на пилотов. И все смотрят на нас. На меня и на Мишель, что становится рядом. Охранники выстраиваются позади меня. Милан где-то растворяется. Дама строгого вида, с густыми светлыми волосами, с глазами, спрятанными за очками с тонкими золотыми дужками, поднимается из-за стола. Выходит на середину свободного пространства. Лучи света из невидимых прожекторов скрещиваются на ней, высвечивая через тонкую ткань платья ее безупречное стройное тело. Десятки камер-жуков вырываются откуда-то и начинают порхать над ее головой, временами взмывая под самый потолок. Их тихое жужжание приводит меня в бешенство. Я скриплю зубами. Но и только. Я даже упасть почему-то не могу. Тело мое странным образом предает меня и живет собственной жизнью.
— Дамы и господа, — торжественным голосом произносит дама. — Как представителю компании «Реальные радости» мне выпала честь представить вашему вниманию главную действующую пару тура номер пятнадцать тысяч триста восемьдесят! Баронесса Радецки фон Роденштайн — очаровательная и непредсказуемая госпожа Мари Блюменталь!
И под гром оваций порозовевшая Мишель делает легкий реверанс в сторону собравшихся. Камеры теперь порхают вокруг нее. Мужчины во фраках улыбаются, ощупывая ее оценивающими взглядами. Прожектора делают ее похожей на восковую куклу.
— Мне так жаль, Мари, но время вашего тура сегодня истекло, — с улыбкой вещает строгая дама. Мишель отвечает ей вежливым кивком.
Подождав, пока овации немного стихнут, и дав камерам время вволю порезвиться вокруг Мишель, дама в очках подходит ко мне. Обходит вокруг, изображая восхищенный взгляд. Резкий запах ее духов щекочет мне ноздри. Я вижу микроскопические бисеринки влаги на ее гладком лбу, так она близко. Стекла ее очков слепят меня отражением света прожекторов. Зал замирает.
— Дамы и господа, — тихо говорит ведущая вечера. Так тихо, что кажется, никто в зале, кроме нас с Мишель, ее не услышит. — Тур был бы не полон без мужественного и отважного спутника баронессы, не побоявшегося бросить вызов всему миру ради спасения своей любимой. Вы все просматривали запись. Согласитесь — зрелище отважного льва, грудью встречающего опасность, впечатляет. Его находчивость в самых трудных ситуациях вызывает восхищение. Его превращение из гадкого утенка в гордого орла великолепно. Его верность и честь превратили наш тур в незабываемый шедевр. Его вживленный интерфейс с программой боевого робота превратил нашего героя в супермена. Его приключения на диких планетах повергают нас в трепет.
Она отступает на шаг. Глубоко вздыхает.
— Знакомьтесь — Юджин Уэллс, капитан! — звенит ее голос.
Толпа взрывается ревом и хлопками. Женщины восторженно визжат. В голове моей все плывет. Я схожу с ума. Я — жуткое посмешище. Мне хочется убить этих лоснящихся скотов и их бесстыдно полуодетых женщин. Я напряженно вспоминаю волшебную формулу.
— Боевой режим!
— БОЕВОЙ РЕЖИМ! — эхом прокатывается по залу.
Громкий хохот несется мне в лицо. Даже охранники позади меня не могут сдержать смех.
— Согласитесь, дамы и господа — он просто чудо, — отсмеявшись, говорит женщина в очках. Делает знак охране. С меня сдергивают пояс с драгоценностями. В руках у ведущей появляется прозрачная чаша. Отборные «черные слезы» горохом звенят по стеклу. Она поднимает чашу высоко вверх. Черные зерна отражают свет.
— По условиям нашей игры, половина заработанных средств принадлежит заказчику и главному участнику. По самым скромным подсчетам наша пара зарабатывает больше ста миллионов кредитов, что втрое превышает стоимость тура. Кто из вас после этого скажет, что игра — просто развлечение? Наша игра — прибыльное вложение средств. Для тех, кто выживет, — под вежливые смешки добавляет она.
Вазу уносят. В глазах моих пляшут огни. Кровь стучит в ушах. Я заставляю себя успокоиться. То, что здесь происходит — конечно же сон. Дикий, нелепый сон. Я даже начинаю криво улыбаться стаду придурков. Вы — никто. Тени, которые я выдумал. Через час-другой я проснусь, чтобы обнаружить рядом с собой обнаженное тело Мишель под сбившейся простыней. Она будет тепло дышать мне в шею. А я постараюсь не шевелиться, чтобы не спугнуть ее ровное дыхание. Думая так, я почти успокаиваюсь, слушая болтовню про скидки для желающих внести предоплату прямо сейчас. Болтовня перемежается веселыми шутками и объемными кадрами, в которых мы с Мишель извиваемся в смятом белье. Или где я со зверской и совершенно безумной физиономией сворачиваю чьи-то шеи. Собравшихся обносят бокалами с искрящимся вином. Аккуратные молодые люди в белом просеивают толпу, то и дело протягивая для подписи дорогие электронные планшеты. Торговля идет бойко. Все присутствующие выглядят довольными. И все это длится так долго, что я начинаю уставать. Такой длинный кошмарный сон. И, наконец, дама вспоминает про нас с Мишель.
— Прощальный поцелуй участников! — объявляет она. И Мишель, смущенно улыбаясь, приближает ко мне лицо. Радость в ее глазах неподдельна. Ее волшебные мягкие губы нежно касаются моих. Горячий язычок проникает в рот. Даже во сне поцелуй Мишель бесподобен. Снова гром оваций и восхищенные взгляды мужчин.
— Вот мы и расстаемся, милый. Все, как ты хотел, — доносится до меня тихий шепот.
А потом прожектора гаснут, скрывая нас в тени. Ноги мои становятся ватными. Я оседаю в чьи-то подставленные руки. И мягкая тьма окутывает меня. Наконец-то я проснусь…
Глава 49
Блажен, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым
Открываю глаза. Я в отсеке для инструктажа. Только теперь он пуст. Дальний край его теряется в полутьме, отчего большой зал кажется заброшенным. Светло только у входа. Свет падает сзади, и моя неясная тень прячется среди рядов сидений. Сидеть почему-то неудобно. Потягиваюсь, разгоняя ломоту в костях. Вот это номер! Я пристегнут наручником за правое запястье. Кресло, конечно же, привинчено к палубе. Значит, это был не сон?
— Триста двадцатый, доклад!
Тишина.
— Не стоит звать вашего друга, мистер Уэллс, — раздается за спиной знакомый голос. Выворачиваю шею. Вот те раз! Та же строгая блондинка из сна. Только сейчас она сняла очки и кажется старше. А может, просто свет, падающий с одной стороны, ее старит. — Боевая программа вашего имплантата деактивирована. Естественно, вам оставлены функции поддержки памяти.
Теперь я замечаю и пару молчаливых охранников у дверей. И Мишель, что сидит рядом с блондинкой, зарывшись в кипу бумаг. На мгновенье оторвав взгляд от стола, она улыбается мне. Улыбкой старой доброй знакомой, радующейся встрече. Я не сразу понимаю, что мне говорят. Боевая программа деактивирована?
— Мы немного подкорректировали ее, — поясняет блондинка. — Не думаете ли вы, что обычный комплекс огневой поддержки знаком с тактикой диверсионно-разведывательных подразделений и методикой психологического подавления при допросах пленных?
Я молча отворачиваюсь.
— Мари, дорогая, я проведу краткий инструктаж вашего спутника, а потом мы закончим с формальностями, хорошо?
— Конечно, Таня, — отзывается Мишель. Мишель?
Блондинка подходит ко мне. Усаживается неподалеку. Через несколько кресел от меня. Видимо, чтобы я не мог до нее дотянуться.
— Так вам не придется оборачиваться, — с улыбкой поясняет она. — Вам удобно?
— Конечно. Обожаю наручники, — язвлю я.
— Это временно. Скоро они вам не понадобятся. Происходящее может несколько шокировать вас, поэтому в компании принято обездвиживать темных участников на время процедуры выхода из тура. Как видите, мы не применяем никаких сильнодействующих средств. Мы вполне гуманны.
— В компании? Темных?
— Компания «Реальные радости». Организация игровых развлекательных туров. Темными на нашем жаргоне зовутся участники тура, не знающие о своей роли. Их используют втемную. Таких участников тысячи, просто вы один из главных. Это придает туру максимальную реалистичность.
— Что еще за тур?
— Обычная игра. Наши клиенты могут выбрать для себя несчастную любовь. Или жизнь султана с огромным гаремом. Или командовать армией на войне. Некоторые любят авантюрные приключения. Как ваша напарница Мари.
— Все это было не на самом деле?
Блондинка слегка хмурится. Моя наивность заставляет ее попусту тратить драгоценное время.
— Нет же, Юджин. Все было на самом деле. Вы едва не погибли несколько раз. И Мари — тоже. Вы спасали ее по-настоящему. Нам практически не приходилось вмешиваться в процесс. Вы великолепный игрок.
— А как же Система? А люди, что погибли? Жак Кролл, в конце концов? Он жив?
— Нет никакой Системы. Это импровизация нашего компьютера. У нас очень мощное оборудование. И партнерские договоры с большинством компаний в этой сфере. Мы можем обеспечить предельный уровень реальности происходящего. Что касается людей, то, к сожалению, бывает, что некоторые статисты гибнут. И ваш мафиозо Кролл тоже погиб реально. Правда, вне игры его звали по-другому. Он знал, на что идет, когда добровольно включался в игру. Смерть клиента — обычное дело. Он участвовал в другом туре в качестве главы мафиозного клана. В очень дорогом туре, протяженностью в пять лет. Он упустил контроль над ситуацией. Его тур пересекся с вашим, и он погиб. В скором времени он все равно бы умер — его убили бы по заданию конкурирующего клана. В последнее время эти туры очень популярны. Многие хотят чувствовать себя всесильными и внушать страх окружающим.
Некоторое время молчу, переваривая услышанное. Представительница компании терпеливо ждет, не сводя с меня изучающего взгляда. Все как-то не укладывается в голове. Картина мира в очередной раз дрожит и разбивается на рассыпающиеся цветные стекляшки. Я даже не пытаюсь собрать их вместе. Кучки стеклянных крошек перекатываются в пустоте. Я просто раздавлен.
— Таня. Вы позволите мне вас так называть?
— Конечно, Юджин. С удовольствием, — дежурно улыбается блондинка.
— Скажите, выходит, вы направляете течение игры так, как вам нужно?
— Вы правы.
— Но как вы заставляете людей делать то, что вам надо?
— Вы знаете ответ, Юджин.
— Центры равновесия?
— Верно. Они действительно существуют.
— Выходит, сеть контроля есть на самом деле?
— Юджин, все есть на самом деле. Игра — это условное название. Весь мир — чья-то игра. Мы участники нескольких игр одновременно. Десятков, сотен, может быть тысяч. Игры переплетаются в замысловатую мозаику, затрагивая интересы многих компаний-организаторов. Вот сейчас, говоря с вами, я наверняка участвую в каком-нибудь туре. Втемную. И сеть контроля есть. И компании, производящие танки, и самолеты, и космические корабли — все это реально существует. Как и планеты, и звезды, и болезнетворные микробы.
— А как же СБ, армия, контрразведка?
— У каждого свои игры, дорогой Юджин. Вы себе не представляете, сколько безумных желаний нам приходится реализовывать. Ограничения лишь в платежеспособности клиента.
— Выходит, Система все же существует? — не сдаюсь я.
— Да нет же, Юджин, — блондинка склоняется ближе ко мне. — То, что ваш электронный двойник принял за Систему, на самом деле наша сеть управления. Выйдите из игры. Очнитесь. Нет никакой Системы. Есть просто множество игр, участниками которых мы являемся. Это и есть реальность. Жаль, что вам придется забыть об этом.
— Забыть?
— По условиям тура, участники забывают имена своих напарников. А темные игроки — и само участие в игре. Заказчики возвращаются в свой мир, в реальность. То есть они так думают. На самом деле они продолжают играть. Только уже в чужой игре. Память персонала, кстати, тоже корректируется.
— Как же вы можете жить в этом мире? Вам-то не чистят память, Таня!
Она пожимает плечами.
— Ко всему привыкаешь. Это знание помогает избавиться от иллюзий. Раскрывает возможность дышать полной грудью. Мы бессмертны, Юджин. В каком-то смысле. Мы живем вечно — дети неугомонного разума.
Я усмехаюсь.
— Чудовищно. Все наши чувства — обман? Мы просто тени, вечные статисты? Тогда мы вовсе не бессмертны, Таня. Мы просто обновляемые декорации. И как же тогда любовь, верность, честь, дружба, подлость?
— Любовь? Любовь? — блондинка отчего-то хищно раздувает ноздри. Глаза ее — глаза тысячелетнего существа, которое уже ничто не может удивить, — горят гневом и презрением. — Вы идиот, Юджин. Вы просто наивный идиот. Нет никакой любви и никогда не было. И подлости. И чести. Это все выдумки. Приемы, придуманные для разнообразия игры. Есть только целесообразность.
Она глубоко вздыхает. Неожиданно встает и пересаживается ближе.
— Я могу вас задушить, — зачем-то говорю я. Краем глаза вижу шевеление у входа — охранники напрягаются и перемещаются ближе.
— Значит, так по сценарию задумано. И ничего с этим не поделаешь, — отмахивается она. Глаза ее внимательно исследуют мое лицо. Она тихо говорит: — Любовь. Вашей Мишель-Мари больше восьмидесяти лет, дорогой. Она уже не помнит, сколько раз она испытывала эту вашу любовь. Она сбилась со счета от бесконечных процедур омолаживания. Вы слишком долго общались со сбрендившим роботом, Юджин. Наш мир далеко не так полярен, как вы думаете. Он гораздо сложней. Когда вы пройдете процедуру очистки, вы забудете про эти глупости. Вам повезло. Вы теперь обеспеченный человек. Вы будете счастливы. Может быть, мы даже привлечем вас в качестве участника. У вас редкий талант. Разве что придется выбросить из головы все эти бредни про Систему, контролирующую наш мир. Ее нет. Ничего этого нет.
— Представляете, Таня, — громко говорит Мишель из-за стола. — Юджин отдал за мое лечение жемчужину стоимостью в пару десятков миллионов! За пару упаковок вакцины! Такой широкий жест!
— Я вам говорила, дорогая: мы гарантируем настоящие чувства, — не оглядываясь, отзывается блондинка. — Вот они. Любуйтесь, — заканчивает она устало. Встает. Растирает побелевшие запястья: она слишком сильно сжала их во время неожиданной вспышки гнева.
— Таня!
— Ну что еще, Юджин? — оборачивается она. — Вы меня утомили. Процедура через полчаса, потерпите.
— Скажите, я действительно был ранен на Джорджии?
— Вы так ничего и не поняли. Конечно, вы были ранены. Конфликт на Джорджии, 2372 год, нападение Союза Демократических планет. Так себе действо. Принц Джон развлекался. Никакой фантазии. Не то, что у отца. Впрочем, для его возраста это простительно. Ему всего семнадцать.
— Отца?
— Только не говорите, что вы не знаете, кто такой Император Генрих! Я вам все равно не поверю — ваши медицинские показатели в норме, — блондинка заметно оживляется. Глаза ее начинают блестеть. — Старина Генрих — гениальный игрок. У него целые империи под рукой. Союз Независимых Территорий, Земная Империя, Союз Демократических планет. И дочь ему под стать. Принцесса Криста обожает многоходовые гражданские войны. Несколько лет назад создала настоящий шедевр на Шеридане. И даже участвовала там в различных качествах. Представляете — ее вместе с фрейлинами однажды изнасиловали на передовой, когда она играла роль журналистки!
— Да уж. Весело, что и говорить, — скептически усмехаюсь я.
Таня приходит в себя.
— Впрочем, вам это трудно понять, — говорит она.
Стекляшки приходят в движение. Они с тихим звоном осыпаются, собираясь в узоры. Рябь пробегает по их поверхности, полируя многослойное изображение. Мир вновь приобретает ясность. Вот только стеклышек не хватает, чтобы сложить его до конца. А может, я просто не могу видеть так далеко. Император играет империями. Бог играет императорами. Верховный бог встряхивает галактики, как игровые кубики в стакане. Боги помельче комарами вьются вокруг его головы. Система тасует божественные иерархии, точно колоду потрепанных карт. Она есть. Она, словно в насмешку, говорит нам: вот она я! Просто молекулы в клетках огромного организма не видят целого. Им этого не дано. Случайное прозрение одной из клеток — меня, немедленно подправят какие-нибудь лейкоциты, типа такой вот безупречной Тани.
— Последняя просьба, Таня, — слышу я свой голос.
— Бросьте паясничать, Юджин. Вы не приговоренный и вас никто не собирается казнить.
— И все же. Разрешите слетать на задание напоследок. Кто знает, когда еще придется.
Таня несколько секунд напряженно раздумывает.
— У меня ведь есть еще несколько оплаченных часов? — неожиданно вмешивается Мишель.
— Формально, ваш тур истекает через полтора часа, — подтверждает блондинка.
— Тогда он вполне может использовать реквизит, ведь так? Я прошу — разрешите ему.
— Хорошо, — пожимает плечами Таня. — Хотя это несколько противоречит инструкциям…
— Наверное, это часть чужого сценария, — язвлю я.
— Возможно, — говорит она. — И все же — постарайтесь не наделать глупостей. До процедуры коррекции памяти охрана имеет право стрелять на поражение.
На пороге я оборачиваюсь. Встречаюсь взглядом с Мишель. Взгляд ее напряжен и насторожен. Я слегка покачиваю головой. Нет, милая. Никаких упреков. Я просто люблю тебя, чертова кукла. Хоть ты и годишься мне в бабушки. Удивление мелькает в ее глазах. Потом она отворачивается.
— Между прочим, Юджин, ваше решение дать бой Системе и способ борьбы с нею очень оригинальны. Ваши предшественники ограничивались бегством, — говорит мне в спину Таня. Меня выводят в коридор.
Кен, сопровождаемый Пятницей, попадается мне на выходе из кают-компании. Пьян, как всегда. Топает с обеда.
— Здорово, чувак! — радуется он.
— Здорово, — отвечаю я. — Когда снова в Восьмой ангар?
— Не знаю точно. Через пару дней, кажется. Надоело мерзнуть до смерти, — жалуется он.
— Да. Собачья работа, — соглашаюсь я.
— У Пятницы барахлит правый передний привод. Представляешь, какая-то сволочь трахнула его палкой! Он таких денег стоит!
— Ты же знаешь: тут сплошные отбросы, не люди, — говорю ему успокаивающе.
— Точно. Будешь в машинном — забегай. Пропустим по стаканчику.
— Заметано.
В ангаре ничего не изменилось. Техники деловито мельтешат, готовя мой самолет. Пахнет озоном и морозом. Кислит во рту — где-то утечка топлива. Охрана остается у входа.
— Отойди-ка, парень, — говорит моему механику откуда-то взявшийся Ченг. — Это мой клиент. Я сам его обслужу.
И он протягивает мне распахнутый летный скафандр. Его тесные объятия так привычны, словно влез во вторую кожу.
— Все как раньше, сэр! — говорит Ченг, улыбаясь.
— Точно.
Ченг отгибает расстегнутый клапан своего комбинезона. Я вижу рукоятку боевого ножа, что торчит у него за поясом. Я понимающе киваю.
— Я распоряжусь — пусть подвесят парочку ракет. И дополнительный сухпай заброшу. Магазины для пистолета я сунул вместо воды. На первое время хватит. Заправки к аптечке в боковых карманах. Передавайте там привет от меня.
— Ладно. Нравится работа?
— Привык, — пожимает он плечами.
Ложемент охватывает плечи. Опускаю стекло шлема. Закрываю глаза. Представляю полоску моря под собой. Слияние. Я стою на коротких ногах-шасси, втянув короткие крылья-руки, в нос мой продето крепление тягача. И вот стыки палубы приходят в движение, мягко подталкивая меня в ноги. Я дрожу от нетерпения. Я жду толчка катапульты. Жду, когда бездонный мир распахнется передо мной.
— Капитан Уэллс, номер 93/222/384, командный статус подтвержден. Приветствую на борту, командир, — шепчет внутри спокойный голос…
Глава 50
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку
Я-самолет падаю в атмосферу, вытянув перед собой длинные факелы из основных двигателей. Я впитываю черноту пространства. Осмысливаю и прогнозирую поведение сотен объектов — звезд, космического мусора на орбите, спутников навигации. Вслушиваюсь в десятки радиопереговоров. Принимаю данные о погоде в районе предполагаемой посадки, о перемещениях воздушных масс по курсу следования. Контролирую расход топлива, температуру наружной обшивки, скорость спуска, углы крена, тангажа, и еще чертову прорву показателей. Неосознанно вношу поправки, шевелю конечностью маневрового двигателя, выдерживая курс. Мои датчики — чуткие ноздри, жадно распахнутые навстречу утреннему ветерку. Ветер приносит с собой миллионы образов. Полупрозрачные образы-доклады сменяют друг друга, возникают на миг и тут же растворяются, смытые следующей картинкой. В последний раз. Этот ветер — в последний раз. И я дышу этим ветром, и не испытываю страха смерти. Стараюсь запомнить последние мгновения прошлой жизни. Сделать так, чтобы воспоминания о них были четкими и осязаемыми. Я надеюсь, мне удастся сохранить их. Ты поможешь мне, Триста двадцатый? Молчание. Никак не могу привыкнуть к тому, что я теперь один.
Еще я думаю о том, что весь этот чертов мир — огромный корабль любви. А мы все — пассажиры на нем. Причем, по большей части, летим третьим классом. И каждый день, играя в любовь напоказ, мы отказываемся понять, что же это такое на самом деле. Иногда нам требуется всего ничего — просто открыть глаза и повнимательнее осмотреться. Чтобы заметить, что с нами что-то не так. Остановиться на мгновенье. Плюнуть на ежедневную муравьиную суету. Почувствовать, чем дышим. Посмотреть друг другу в глаза. Оказывается, все, что нам так необходимо, совсем рядом. Теплое дыхание близкого человека. Помощь, которой не ждешь. Нежность, от которой захватывает дух. Просто мы не хотим этого замечать. Или стесняемся.